Одна на две жизни Романова Галина

ГЛАВА 5

Когда Ариэл пришел в лабораторию, там уже вовсю шла работа. Двое старших подмастерьев, вооружившись инструментами, что-то собирали, то и дело посматривая на наскоро нарисованный от руки чертеж. Сам мастер Молос, сидя за столом при свечах, копался в разложенных на столе бумагах. Время от времени он делал на отдельном большом листе пометки или срывался с места и принимался перебирать стоявшие на полках приборы и колбы с химикатами.

В тесной темной передней Ариэл скинул камзол, облачившись в простой кожаный передник подмастерья. Но не успел переступить порог, как мастер Молос заметил его присутствие.

— Ну и где вас носит, милостивый государь?

— Почти там же, где все утро носило и вас, — уклончиво ответил Ариэл. — А что тут происходит?

— Не дерзите, молодой человек! — Мастер пристукнул ладонью по столу. — Не забывайте, что вы здесь практически из милости, исключительно из уважения к памяти вашего гениального брата! Но никакие чувства признательности и уважения не спасут вас, если вы и дальше будете нарушать дисциплину!

— Прошу извинить, — подчеркнуто сухо ответил Ариэл. — Я был в музее.

— Развлекались?

— Никак нет. Сопровождал одну даму… у которой там имелось небольшое дело.

— У дамы? В музее? — Старый мастер принадлежал к тому поколению ученых, которые считали, что у женщин нет не только способностей к наукам, но даже и души.

— И тем не менее это так. Я не мог ей отказать, поскольку это — вдова моего покойного брата.

— Госпожа Боуди?

— Да. Вообразите, мастер, она пыталась встретиться с Филом Годвином. — Ариэл посмотрел на ошарашенное лицо алфизика и добавил невинным тоном: — Не понимаю, с чего это вдруг?

Мастер Молос нахмурился, потер ладонью лоб. Подмастерья навострили уши.

— Фил Годвин… Она уже виделась с ним?

— Нет. Сегодня у него выходной. Он должен появиться в музее только завтра рано утром… или поздно ночью. Они встретятся, и он ей все расскажет…

— Что — «все»? То, что произошло в подземелье Духов? — Мастер еле успел прикусить язык.

— Что бы он ни рассказал, это прольет свет на смерть Марека Боуди. Насколько я понимаю, его вдова пытается докопаться до истинной причины смерти своего супруга. Это вполне нормальное желание. — Ариэл пожал плечами. Взгляд его упал на разложенные на столе исписанные листы. — Ого! Знакомый почерк! Где достали?

— Не твоего ума дело, — проворчал алфизик.

Ариэл усмехнулся. За день ему уже не раз приходилось слышать эти слова.

— Все, что касается Марека Боуди, касается и меня, — отчеканил он. — Эти черновики вы купили у вдовы?

— Да. А что? Женщина все равно не в состоянии понять ничего в этих записях! Некоторые листы лежали вверх ногами. Она явно не в курсе, что там начертано! А Марек много занимался теоретическими выкладками. Как раз тем, на что у меня не всегда хватает времени. И глаза уже не те, и все эти бюрократические проволочки, все эти отчеты, доклады, планы работы, донесения в специальные комиссии… Вся эта никому не нужная писанина только отвлекает настоящего творца от работы! А вот Марек находил время заниматься этим. Кое-какие его записи наивны, основаны скорее на собственных умозаключениях, но тем не менее…

— Вы сколько ей заплатили?

— Сто двойных империалов, — солгал мастер. — И то пришлось поторговаться — она запросила сто двадцать, но у меня больше не было ни медяка. Сам ведь знаешь, как нас финансируют. Выплаты начинают только после того, как мы предоставим им результат. Марек выбил у ректора и лорда-попечителя небольшой кредит, и мы его должны отработать, как можно скорее. А ты позволяешь себе гулять полдня.

— Хм… Завтра мне придется еще немного прогулять. Я должен снова сопровождать госпожу Боуди в музей…

— На встречу с Филом Годвином?

— Да.

— Отговорите ее, — вдруг заволновался алфизик. — Как можно скорее! Этот человек — сумасшедший!

— Откуда вы знаете? Вы же с ним почти не общались!

— Мне было достаточно услышать, как он рассуждает о теории перемещения душ, чтобы все стало понятно! Он опасен, как может быть опасен любой фанатик!

Ариэл скептически усмехнулся. В известном смысле фанатиком можно было назвать даже самого мастера Молоса.

— Он опасен в первую очередь для госпожи Боуди или для вас? — поинтересовался он.

— Для всех! Он одержимый! Маньяк! Еще неизвестно, что он ей наговорит. Поймите, госпожа Боуди подвергнет себя опасности, если встретится с ним! Во имя человеколюбия постарайтесь этого не допустить! Кроме того, мне кое-что известно о ваших темных делах. А что, если в разговоре вдовы с Филом всплывут ненужные для вас подробности?

— Я постараюсь что-нибудь сделать, — уклончиво ответил Ариэл.

Весь вечер Агния была под впечатлением посещения музея. Необычайно живые глаза мумий, их высохшие тела, едва-едва прикрытые вышитыми бисером полосками ткани и узорной кожей, скрюченные пальцы на руках, оскаленные рты с ярко раскрашенными губами. Тогда, в зале, она не заметила всех подробностей и была больше озабочена своим делом, но стоило ей остаться одной и лечь в постель, как в полутьме перед ее мысленным взором стали одно за другим появляться худые тела. Они смотрели на нее внимательными блестящими глазами, скалили зубы из каждого угла. В их глазах теплилась жизнь, и, натянув одеяло до подбородка, Агния лежала без сна, боясь даже зажмуриться. Ей все казалось, что стоит смежить веки — и мумии набросятся на нее и разорвут. У них такие длинные ногти, заточенные и искривленные, словно когти хищных птиц. А зубы… Ох, даже у зверей нет таких огромных зубов! А все этот Ариэл! Это он виноват — потащил ее к этим ужасным мумиям! Как будто хоть одна нормальная женщина может получить удовольствие, рассматривая высохшие тела и слушая кошмарные истории про то, как их делают! А завтра ей опять предстоит идти туда, в музей. И искать Фила Годвина, который тоже работает с этими чудовищами. Нет, она ни за что не станет разговаривать со служителем в зале! Страшно! Но что не сделаешь ради любимого мужа!

Самым правильным было позвать к себе Лиманию. Но сатирра, добрая и верная, перепугается до полусмерти, когда услышит, что в комнате хозяйки поселились призраки. Она ни за что не станет ночевать здесь. Вот если спуститься на первый этаж и попросить горничную уступить свою постель — пусть одну ночь поспит на полу! Но для этого надо встать, выйти из комнаты, преодолеть лестницу…

«Марек, — молодая женщина всхлипнула и сама испугалась судорожного вздоха, — милый Марек! Если бы ты знал, как мне страшно!»

Откуда-то повеяло холодом. Агния содрогнулась всем телом, натянула одеяло до подбородка. Как же холодно! Но это был не тот холод, который бывает зимой в не отапливаемом помещении. Он не пробирал до костей тело, а вымораживал саму душу. Это был холод Бездны, и означать он мог только одно — к ней пришли.

Облачко пара, сорвавшись с губ, не растаяло, а сгустилось в ночном воздухе, разрастаясь и превращаясь в призрачную фигуру. У нее были длинные тощие руки с кривыми пальцами, заканчивающимися острыми когтями, горящие глаза и огромные зубы мумии.

— А-а-а! — завопила Агния, когда призрачная фигура сделала шаг навстречу.

«Агния? — Силуэт замер, протягивая руки. — Агния, ты не узнаешь меня?»

Черты лица поплыли, стали меняться. Исчезли жуткие зубы, кривые когти. Фигура приобрела привычный облик.

— М-Марек? — всхлипнула молодая женщина, не веря своим глазам.

«Я. Ты испугалась? Меня?»

— Нет. — Она с жадностью смотрела на дорогое лицо. — Просто я… сегодня была в музее, видела тех ужасных мумий…

«Мумий?»

— Да! А он мне сказал, что кайтаррцы нарочно мумифицировали своих мертвых, чтобы душа после смерти не могла их покинуть! И что мумиями могли стать только те, кто умер молодым и необычной смертью. И… Марек, я так боюсь…

«Чего?»

— Что ты стал мумией! — На глаза Агнии навернулись слезы.

«Глупышка! — Он тихо рассмеялся. — Иди ко мне!»

— Что? — Она приподнялась на локте.

«Я скучаю без тебя… Тут так холодно, так одиноко и пустынно…»

Призрачная фигура протягивала руки. Милый голос звучал так нежно, страстно и странно. У Агнии защемило сердце. Сама не понимая, что делает, она потянулась к мужу.

Первое прикосновение было болезненным — лед его рук обжег, словно пламя, и молодая женщина невольно отпрянула, вскрикнув. Призрак тут же отступил:

«Я сделал тебе больно? Прости…»

Тоска, звучавшая в его голосе, была невыносима. Агнии захотелось заплакать от досады и жалости. Подумать только! Он там, в ином мире, терзается от тоски и одиночества, а она слезы проливает. Она заставила себя улыбнуться:

— Прости. Я… Я просто очень по тебе соскучилась. Ты почему так долго не приходил?

«А ты хочешь, чтобы я приходил?»

— Да! И не только во сне!

«Сейчас ты не спишь…»

— Правда?

Призрак кивнул, и Агния, отбросив сомнения и страх, опять потянулась навстречу. Опять была боль от леденящего прикосновения потусторонней сущности, но она тут же сменилась удушливым жаром, словно из раскаленной печи. Объятия призрака оказались неожиданно материальны и горячи, и молодая женщина уже через несколько минут забыла, что обнимает бесплотный дух. Огонь проник в каждую клеточку ее тела, пронесся по жилам ураганом, сметающим все на своем пути…

Фил Годвин открыл запасной выход своим ключом. Музей уже час как погрузился в тишину. Погасли последние огни, осмотрев опустевшие залы, один за другим отправились по домам служители. На фиакрах и в ландо укатили засидевшиеся в ресторане последние посетители. Ночные сторожа уже сделали первый обход. Во всем огромном здании, по площади сравнимом с императорским дворцом, не осталось ни единого человека. Сторожа — все шестеро — сидели сейчас в каморке под главной лестницей. Еще дважды они выйдут оттуда — ровно в три часа ночи и через час после рассвета. Во второй раз — чтобы отпереть двери для служителей.

Когда Фил подходил к задней двери, миновав погруженный во тьму парк, где-то вдалеке на часах ратуши пробило полночь. Отлично. У него есть целых два часа, чтобы сделать то, зачем он пришел, и убраться восвояси.

Зал истории древней Кайтарры был погружен во мрак. Тяжелые темные шторы там и так опущены большую часть дня, для создания, так сказать, колорита. Это его задумка — с одной стороны — погружает в мрачную атмосферу тех веков, а с другой — в полутьме так удобно кое-что скрывать… Посетители настолько проникаются образом гробницы, где своего часа ждут зловещие мертвецы, что не слишком внимательно всматриваются в выставленные напоказ мумифицированные тела. И мало кому в голову придет, что далеко не все из них вывезены когда-то из Кайтарры. И некоторым намного меньше, чем пара тысяч лет. Кое-кому — всего пара месяцев от роду…

Идея пришла Филу Годвину давно — еще когда он заметил, что некоторые экспонаты стали портиться от времени. Самые первые из найденных мумий вообще прибыли в музей в ужасном состоянии. А ведь каждая была на вес золота! И за каждую он нес материальную ответственность. Пытаясь как-то остановить процесс разложения, Фил начал читать все по искусству мумификации. И решил однажды сам попробовать создать такую мумию. Реконструировать древние технологии, так сказать. Несколько лет ушло на подготовку, на поиск материалов, в том числе и на образцы для опытов. Конечно, можно было ограничиться крысами, кошками и собаками — кто там их считает, этих зверей? — но у этих тварей нет души. Как узнать, что эксперимент закончился удачей, если невозможно проверить главное — осталась ли в мумии душа? И как обеспечить внезапную смерть, скажем, собаке? У них же не бывает сердечных приступов! Требовались люди. Или нелюди.

Первые опыты были неудачны, но около года назад судьба свела его с молодым мастером Мареком Боуди, который работал над созданием искусственных душ для машин. Собственно, Марек сам подошел к служителю и поинтересовался, как такое могло быть, чтобы кайтаррцы не просто мумифицировали тела своих покойников, но привязывали к ним души, мешая тем уходить в иной мир. Они разговорились — и сообразили, что у них много общего.

А три с половиной месяца назад Марек Боуди погиб. Но, как ни пафосно это звучало, его дело продолжало жить.

Продолжало жить и дело Фила Годвина.

В подсобке он зажег фонарь и тихо прошел вдоль ряда выставленных мумий. Они тупо смотрели перед собой тускло блестящими глазами. У некоторых вместо зрачков были стеклянные или опаловые подделки. Но были и такие, чьи глазные яблоки уцелели, обработанные особым составом, секрет которого был известен только ему и древним кайтаррцам. Напротив одной из них он остановился. Долго смотрел на лицо, потемневшее не только от времени, но и от мумифицирующих смол, которыми кожа была пропитана на начальном этапе.

Запрокинув голову, он думал, глядя на молодое лицо. На первый взгляд ничем не отличается от остальных лиц. И тем не менее…

Легкая улыбка тронула его губы. Тем не менее это прорыв. Когда научный мир узнает о его открытии… О, это будет нечто! Сам император удостоит его чести… И ректор, четыре года назад отказавшийся даже слушать выскочку из низов, придет с извинениями и сам предложит звание мастера и все соответствующие званию награды и жизненные блага. А он воспользуется. Он не гордый! Глупо отказываться от заслуженных почестей. Вдоволь налюбовавшись на образец, он свернул в лабораторию, где готовил составы, которыми обрабатывал мумии. Некоторые из них могли ему пригодиться.

На то, чтобы отобрать нужные ингредиенты, ушло всего каких-то полчаса. Можно было не спешить, но осенние ночи — не самое приятное время для прогулок. Счастье, что он жил в двух шагах от музея, снимая небольшую квартирку в доходном доме. Когда все закончится, он переедет в жилье получше.

Вернувшись в свою одинокую квартирку, он не торопился ложиться в постель. До рассвета оставалось еще несколько часов, он успеет выспаться. А пока стоит сделать кое-какие записи. Он скинул сюртук, зажег свечу…

Тихий шорох заставил его оглянуться. Фил вздрогнул. Нет, в доходном доме публика обитала приличная, чужой сюда заглянуть просто не мог. Значит, это либо кто-то из ночного народа нелюдей, которым закон не писан и с кем иной раз даже стража предпочитает не связываться, либо… либо его посетил гость из иного мира. Такое случается крайне редко, но после того, что Фил Годвин своими глазами увидел на кладбище всего лишь пару ночей назад, он предпочитал верить абсолютно во все. Даже в то, что Первопредок сам, своими руками, творил мир и лепил себе жену, так сказать, по образу и подобию. Неужели шезрулы его все-таки отыскали?

— Кто здесь?

— Доброй ночи, милостивый государь, — прозвучал знакомый голос. — Это всего лишь я. Не узнали?

Невысокая фигура показалась на пороге одной из комнат.

— Уф… — Фил Годвин перевел дух, бросив быстрый взгляд за спину ночному визитеру — не привел ли тот шезрулов? Нет, обошлось. Человек пришел один. — Что вы тут делаете? Как вы вошли?

— Через дверь. Это было просто. Вы изволили ее не запереть.

— Кровь Первопредка и все выродки иномирья! — выругался служитель музея. Да, он забыл запереть дверь. Но кто бы мог подумать, что в таком приличном месте — и может произойти такое! Ведь привратнику дан строгий приказ — пропускать только тех, кто проживает в этом доме, и еще тех, о ком жильцы предупреждают заранее.

— Что вам угодно?

— Предупредить. Вас ищут.

Фил непроизвольно метнулся к шкафу, где хранил самое ценное, и, уже схватившись за дверцу, сообразил задать вопрос:

— А кто?

— Одна женщина.

— Вы смеетесь? Я ни разу не…

— Вы ее не знаете. Это вдова некоего Марека Боуди. Да-да, того самого!

— И зачем я ей понадобился?

— Она интересуется обстоятельствами смерти своего мужа.

— А я-то тут при чем?

— Ну как же! Вы же там были и все видели… Или не все?

— Не понимаю, куда вы клоните. — Фил начал нервничать. Вот только этого ему и не хватало. И именно сейчас! Ну за что ему такое наказание?

— А к тому, что она завтра непременно постарается вас разыскать в музее. И начнет задавать вопросы.

— Ну и что? Я не боюсь. Мне нечего скрывать.

— Ой ли? — промолвил гость таким тоном, что Фил опять занервничал.

Ну да, если что, он может соврать женщине. Но вот перед ним ночной гость. И уж он-то догадывается, что у скромного на первый взгляд служителя музея и смотрителя зала мумий рыльце не просто в пушку, но выпачкано по самое некуда. И рано или поздно любая правда всплывает наружу. Вон кто-то же выдал этой вдове Боуди, что ему кое-что известно о смерти ее супруга.

— Но надо же что-то делать! — промолвил он. — Ее как-нибудь можно заставить замолчать?

— Можно сделать так, что она перестанет вас искать, — произнес ночной гость.

— Как это?

— Есть у меня одна идея…

Агния проснулась совершенно разбитой. Тело болело, и молодая женщина сначала испугалась, но потом вспомнила, что произошло ночью. Марек… Неужели это ей не привиделось и призрак мужа действительно приходил к ней? Ох, если бы это было так! Какое было бы счастье — каждую ночь встречать в объятиях любимого супруга, пусть он и приходил бы из Бездны!

По гостиной уже вовсю цокали копытца Лимании. За окном был день. Пересилив себя, Агния встала, позвонила в колокольчик, приглашая горничную войти. Темно-серое домашнее платье, глухое, с длинными рукавами, уже было готово. Но молодая женщина его проигнорировала, сразу кинувшись к шкафам с одеждой. Траурное черное платье висело первым, но и его она отбросила в сторону, окинув пристальным взглядом содержимое шкафа. По ее приказу Лимания убрала подальше все платья и кунтуши[7] ярких расцветок, оставив только темно-синие, коричневые, фиолетовые и серые. Ярким пятном выделялось зеленое, задвинутое в самый дальний угол. Недолго думая Агния схватила темно-синее, приложила к себе, повернувшись к зеркалу. Вроде бы ничего. Мареку всегда нравился синий цвет.

— Быстро приготовь мне чаю! Я спешу! — сказала она.

— Госпожа? — удивленно выпучила глазки горничная. — Как э-э-это?

— У меня дела! Живее. И помоги одеться. Я тороплюсь.

Собиралась и пила обжигающий чай она в страшной спешке, но, как выяснилось, все оказалось напрасным — едва Агния выскользнула за порог, как дорогу ей преградил высокий мужчина:

— Наконец-то!

Она взвизгнула и едва не метнулась обратно, но на улице был яркий солнечный день, а мужчина оказался Ариэлом.

— Ты что здесь делаешь? — прошипела молодая женщина, злясь не только на него, но и на саму себя за проявленную слабость.

— Жду тебя. Нельзя?

— Нет.

— Почему?

— Это мое дело! — Агния быстро пошла по улице, озираясь по сторонам в поисках свободного ландо.

— А по-моему — и мое тоже. — Ариэл не отставал. Именно он первым заметил наемный экипаж и махнул рукой вознице, чтобы тот осадил своего рысака и подъехал поближе. — И только я буду решать, что мне делать.

Ругаться в присутствии возницы Агнии не хотелось, и она молча позволила усадить себя в ландо, но тут же поспешила отодвинуться подальше.

— Куда едем?

— В музей.

Мужчина хмыкнул, но ничего не сказал.

В музее ее ждало разочарование — несмотря на то что он открылся для посещения уже почти час тому назад, Фила Годвина на рабочем месте не оказалось. Ни привратник, ни остальные служители его с утра еще не видели. Агния полчаса потратила на расспросы и блуждания по музею, старательно обходя испугавший ее вчера зал мумий, но безрезультатно.

— Может быть, он просто опаздывает? — с надеждой вопросила она у старшего смотрителя.

— Сомневаюсь, милостивая госпожа, — пожал тот плечами. — Фил Годвин просто одержим работой. Он почти всегда является в числе первых.

— А с ним могло что-нибудь случиться? — подумала она вслух и тут же вздрогнула, когда стоявший рядом Ариэл презрительно фыркнул.

— Не могу знать… Впрочем, можно послать к нему домой…

— Домой? — Молодая женщина встрепенулась. — А это далеко?

— На улице Гирлянд.

— Это совсем рядом. — Агния оглянулась на Ариэла.

Тот, хотя и смотрел нарочно в другую сторону, почувствовал ее взгляд и обернулся. Брови его взлетели под самую треуголку:

— Как, госпожа Боуди, вы собираетесь нанести визит незнакомому мужчине? В одиночку? Неужели ваша любовь к покойному мужу столь сильна, что вы готовы рискнуть своей репутацией?

— Моя репутация не ваше дело, господин Боуди! — отрезала Агния. Еще несколько минут назад она и помыслить не могла о том, чтобы и впрямь пойти в дом к постороннему мужчине. Если бы этот несносный Ариэл повел себя по-другому, она бы смирилась и оставила все как есть.

— Нет, мое, госпожа Боуди. Не забывайте, что вы — вдова моего брата! И мне небезразлично, что будут судачить люди о фамилии, которую я как-никак до сих пор ношу. И поэтому я настаиваю… нет, я даже приказываю вам оставить эту глупую затею. Вы никуда не пойдете!

— Попробуйте меня остановить! — Агния вздернула подбородок. — Вы просто его никогда не любили! Говорите адрес! — приказала она старшему смотрителю.

Тот взирал на перепалку с любопытством. Женщинам не дозволялось нигде бродить в одиночку. Вдовам было простительно без сопровождающих лиц посещать кладбища, но в остальном они должны были показываться на улице только с дамой-компаньонкой или ближайшим родственником-мужчиной — отцом, братом, мужем, дядюшкой, кузеном. И наилучшим вариантом было, если даму сопровождали несколько человек: пожилая дама-компаньонка, мужчина-родственник и кто-либо из прислуги — ливрейный лакей или горничная. Агния, правду сказать, до недавнего времени придерживалась этого правила — сначала она всюду сопровождала бабушку, которая и оставила ей в наследство небольшой домик. Потом она много времени проводила в обществе подруги, имевшей компаньонку. Затем в ее жизни появился Марек вместе со своей тенью — Ариэлом. После смерти мужа Агния никуда, кроме как на кладбище, и не выходила, целыми днями сидя дома взаперти и оплакивая свою судьбу. И лишь последние два-три дня снова начала появляться на улице. И все из-за этого Ариэла, который ворвался в ее тихую жизнь и поставил все с ног на голову.

— Доходный дом господина Соламина, улица Гирлянд, — объяснил старший смотритель. — На доме вывеска, а рядом — кондитерская лавка и портняжная мастерская. Вход со двора. Вам стоит доложить о себе привратнику — он обязан позвать Фила Годвина, если тот вообще дома.

Ариэл за ее спиной снова насмешливо фыркнул, как будто сомневаясь в том, что адресат на месте. Но Агнии было все равно. Поблагодарив смотрителя, она решительно направилась на улицу Гирлянд. И уже прошла почти весь парк, пересекла его напрямик, когда заметила, что за нею по пятам топает ее спутник.

— Я тебя с собой не звала, — отрезала она. — Уходи.

— Ты не понимаешь. — Ариэл догнал ее в два шага, крепко взял за локоть. — Это может быть опасно.

— Что? Среди бела дня?

— Ты не знаешь Фила, а я провел в его обществе несколько дней. Ручаюсь головой, если кто и обрадовался гибели Марека, так это он. Несмотря на то что они были знакомы еще до этого похода и даже, кажется, успели спеться. Ты не думала почему?

— Нет. А почему?

— Ты меня вчера внимательно слушала? — вздохнул Ариэл. — Когда я рассказывал про мумии? Кайтаррцы научились заключать в тела своих мертвых их души и потом общались с покойниками. А Марек работал над созданием искусственных душ, которые можно было вселять в машины для того чтобы…

— Слышать ничего не хочу!

Вырвав руку, она прибавила шагу, но отделаться от Ариэла Боуди было не легче, чем от собственной тени. Бежать сломя голову женщине неприлично, а он со своими длинными ногами скоро догнал ее и зашагал рядом. Все, чего Агния добилась, — он больше не пытался взять под руку, но топал рядом с упрямством личного телохранителя.

На улице Гирлянд между домами на высоте второго этажа были протянуты проволочные шнуры, на которые во время празднеств и торжественных шествий вешали гирлянды — из живых цветов, свежих зеленых веток или ярких разноцветных флажков. Одним концом улица Гирлянд упиралась в Соборную площадь, а другим — в императорский дворец, что делало ее престижной для проживания.

Доходный дом Соламина находился в глубине улицы, скрытый небольшим ухоженным садом. В соседнем здании действительно находилась портняжная мастерская — не увидеть вывеску, на которой были изображены ножницы и два платья, мужское и женское, было трудно.

— Вход со двора, — предупредил Ариэл, молчавший все это время. — У тебя деньги есть?

— Э… — Агния впервые подняла на него глаза.

— Это приличный район. Во двор пускает только привратник — либо самих жильцов, либо тех, о ком его предупреждали заранее. О тебе предупреждали заранее? Нет? Значит, придется платить.

Агния кивнула. Она выросла в мире, где в то, что не в деньгах счастье, верят только богатые.

За кованой решеткой ограды виднелся ухоженный двор с каретным сараем. У ворот рядом с будкой маячил привратник. Завидев посетителей, он шагнул навстречу, протягивая руку ладонью кверху всем известным жестом просителя.

Агния полезла в ридикюль, радуясь, что не придется упрашивать и намекать: мол, мы не просто так, у нас серьезные намерения, но Ариэл опять поспел первым. Сунув в подставленную ладонь пол-империала, он холодно промолвил:

— Мы ненадолго. Нам…

— Что, небось тоже полюбопытствовать пришли? — усмехнулся привратник, рассматривая монетку.

— Нет. У нас дела.

— Ага. У них у всех тоже дела с утра. — Привратник заговорщицки подмигнул. — А сами только и спешат, что поглядеть…

— На что?

Агния посмотрела на двор. Просторный, с газоном вдоль забора и подстриженными кустами, он был полон — стояли три наглухо закрытые кареты, несколько человек из числа местных жителей толпились в сторонке, поглядывая то на распахнутые настежь двери парадного крыльца, то на стражников, прохаживавшихся между экипажами. Вертелись вездесущие мальчишки.

— На убийство! — Привратник сделал большие глаза. — На шестом этаже постояльца зарезали. Говорят, там кровищи — весь пол заляпан… Ждали только господина Соламина — без него ничего не трогали, потому как дом ему принадлежит и за жильцов он вроде как ответственен… Барышня ваша не забоится? — поинтересовался он у Ариэла. — Барышни — они чувствительные…

— Не забоится, — коротко ответил тот, беря Агнию за локоть и проводя внутрь.

— Мы не спросили, где живет Фил Годвин, — забеспокоилась та, упираясь и порываясь вернуться.

— Я примерно знаю. Как раз в среднем подъезде, на шестом этаже. Наверное, он потому и на работу не пришел, что тут такое случилось…

На первых четырех этажах доходного дома на каждой площадке располагалось всего по две массивные двустворчатые двери с именами жильцов на позолоченных табличках. Начиная с пятого этажа квартир на площадке было по три-четыре, и двери тут были попроще. Наверх вели две лестницы — широкая, покрытая ковром — для тех, кто жил на нижних этажах, и узкая — для всех остальных.

На этой узкой их в первый раз остановили два констебля:

— Куда и зачем?

— Мы идем к своему другу, — холодно ответил Ариэл, незаметно сжимая локоть Агнии, чтобы та не вздумала подавать голос. — Фил Годвин. Он проживает на шестом этаже. Мы должны были встретиться с ним и…

— Шестой этаж? — Один из констеблей сделал широкий жест. — Проходите.

И затопал по пятам, чем изрядно нервировал Агнию.