Забытые союзники во Второй мировой войне Брилев Сергей
«Те, кто на протяжении многих лет стоят во главе французских армий, сформировали правительство. Это правительство, ссылаясь на поражение наших армий, вступило в контакт с врагом, чтобы остановить боевые действия…
Но разве последнее слово уже сказано? Разве надежда должна исчезнуть? Разве это поражение окончательно? Нет!
…Франция не одинока! За ней стоит обширная империя!»
Всё это так. Но всё было не так просто. Перед местными властями во французских заморских владениях, соответственно, встала дилемма: подчиняться какому-никакому, но правительству маршала Петена или, строго говоря, самозванцам, каковым, с юридической точки зрения, были генерал де Голль и его организация «Сражающаяся Франция».
Вопреки мифам о чуть ли не поголовном участии французов в движении Сопротивления и т. п., вплоть до 1943 года (!) на стороне Виши оставались, например, такие французские колонии, как Гваделупа, Мартиника и Французская Гвиана. И только специальные союзные операции вывели из-под власти Виши не только Мадагаскар, но и Джибути, Габон, Сирию, Ливан и т. п.
И, тем не менее, были исключения.
Одними из первых принципиальный выбор сделали во Французской Полинезии[170].
Считается, что первым европейским художником, показавшим внешнему миру красоты нынешней Французской Полинезии, был импрессионист Поль Гоген. Но это не так!
Еще за 45 лет до Гогена в этих чудесных краях творил русский художник Павел Николаевич Михайлов.
Санкт-Петербург, библиотека Русского географического общества. Там мне позволили полистать рукописный атлас, который художник Михайлов вёл во время «кругосветки» Беллинсгаузена и Лазарева!
Исторический факт: именно россияне Беллинсгаузен с Лазаревым тогда дооткрыли и доисследовали значительную часть французской ныне Полинезии. И назвали её «Островами Россиян». И это — не забыто[171].
И уж совсем поразительно: у многих жителей тех островов русские имена.
Брат и сестра Элизабет и Пьер Леонтьефф
А теперь вглядитесь в черты уроженцев Таити на фото на следующей странице. Они, конечно же, полинезийцы. Но ведь и что-то славянское мелькает. И не просто мелькает. У них и фамилия — Леонтьевы.
И именно Элизабет Хиршон-Леонтьефф (а по-нашему Елизавета Максимовна Леонтьева) больше всех помогла мне в сборе материалов о, возможно, самой удивительной русской военно-политической династии за рубежом. А еще конкретнее — о том, как россияне сыграли решающую роль в истории Полинезии уже на совсем другом этапе.
Уже 26 июля 1941 года и советские люди (через газету «Правда») узнали, что руководитель французских владений в Тихом океане месье Брюно арестовал тех сотрудников местной французской администрации, кто после падения Франции присягнул на верность Виши. На самом же деле, не последнюю роль в том, чтобы Таити оказался под властью не маршала Петена, а «Свободной Франции» генерала де Голля, сыграли те самые русские Леонтьевы.
Но, естественно, ни о каких Леонтьевых на Таити в Москве не писали. Ведь, даже перейдя на сторону де Голля, эти белоэмигранты оставались по другую сторону от большевиков.
Что ж, время восстановить историческую справедливость.
После речи де Голая по Би-Би-Си 18 июня 1940 года и Французскую Полинезию разворошило, как муравейник. 2 сентября того же года на островах был проведён референдум. Его результаты очевидны: 5564 голосами против всего-то восемнадцати островитяне высказались за то, чтобы перейти на сторону «Свободной Франции».
Но не тут-то было! Местные чиновники предпочли сторону Виши, посчитав, что это гарантирует пенсии и т. п.
Обратимся к таким в данном случае сторонним наблюдателям (и тогда ещё нейтралам), как американцы. 30 июня 1941 года (то есть задолго до Перл-Харбора) американский журнал «Тайм» напечатал занятный репортаж о политических переменах на Таити (занятный, потому что «закручен» материал был вокруг приключений англо-американской кинозвезды Джоан Фонтейн)[172]:
«Вернувшаяся в Голливуд из круиза по южным морям на борту парохода „Монтеррей“ стройная медовая блондинка Джоан Фонтейн рассказала, как, не осознавая того, она стала свидетельницей томной „революции“ на томном французском острове Таити.
По её словам, когда по пути на Таити „Монтеррей“ сделал остановку на Самоа, на борт поднялись выглядящий, скорее, по-английски француз по имени генерал Ришар Эдмон Морис Эдуард Бруно, а также мадам Бруно и его помощник капитан Фрато. За время плавания на Таити Джоан Фонтейн нашла капитана Фрато ровно настолько галантным, насколько и ждёшь от офицера-француза. Но вот чета Брюно вела себя очень отстраненно. Генерал ничего не сказал о цели своего путешествия, а из числа пассажиров „Монтеррея“ мало кто знал даже о том, что он генерал.
Однако утром 6 июня, когда „Монтеррей“ зашёл в солнечную бухту Папаэете на Таити, генерал Бруно явил-таки себя на палубе в голубом мундире Франции.
Над пароходом пролетел устаревший французский самолёт, который помахал крыльями. А с борта корабля Джоан Фонтейн видела, как генерала Бруно встретили несколько рот местных солдат, облачённых в хаки. Оркестр сыграл французский гимн „Марсельезу“, и Джоан Фронтейн, вспоминая о том, какой была Франция раньше, не смогла сдержать слез.
По ходу дня стало известно, что генерал взял остров под свой контроль и, не пролив ни капли крови, добился перехода на свою сторону местной полиции. Она и арестовала клику из сорока местных симпатизантов Виши. Таким образом, генерал добился исполнения решений плебисцита, согласно которому островитяне решили, что они будут на стороне не Виши, а Шарля де Голля».
Ну, а я к этому добавлю: среди тех, кто помог тогда генералу Бруно, были и русские. Были это два Максима: отец Елизаветы, ставший старшим военным советником губернатора Бруно Максим Максимович Леонтьев и его отец, генерал русской армии Леонтьев Максим Николаевич.
Будущий основатель удивительной таитянской политической династии и тогда ещё будущий генерал-майор Русского генштаба Максим Николаевич Леонтьев родился в 1871 году.
Выпускник Пажеского корпуса, после окончания оного он служил в Лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригаде. Но уже в двадцать семь лет (то есть в 1896 году) он окончил и Николаевскую академию Генерального штаба, после чего служил по Генеральному штабу в Кавказском военном округе: обер-офицером для особых поручений, помощником старшего адъютанта штаба.
Отец и мать Елизаветы и Пьера: полинезийка Руита и русский Максим Максимович Леонтьевы. Он же во французской военной форме в годы Второй мировой войны
Позже — Сибирь. Леонтьев — штаб-офицер для особых поручений при командующем Сибирским военным округом. В связи с военными действиями против Китая выехал в разведывательную экспедицию в Монголию, чтобы исследовать Саланский хребет. За успешное исполнение задания был награждён орденом Святой Анны 3-й степени и произведён в подполковники.
Максим Николаевич Леонтьев
Судя по всему, именно тогда и было замечено умение Леонтьева хорошо работать за рубежом: в 1901–1911 годах он служил в военных атташатах Российской империи в Константинополе, Румынии и Болгарии. В январе 1911 года последовало назначение в командиры 85-го полка, который именовался «Его Императорского и Королевского Величества Императора Германского и короля Прусского Вильгельма II»: настолько близкими перед Первой мировой войной казались отношения России и Германии.
По словам Элизабет Леонтьефф, на тот период и приходится крайнее возмущение дедушки нравами, царившими при российском императорском дворе. Будучи крайне удручённым рассказами об «экспериментах» царской семьи (в том числе с Распутиным), он вновь попросился за границу. В итоге, в апреле 1913 года Максим Леонтьев вернулся в Константинополь, а с началом войны возглавил 4-ю особую бригаду, отправленную во Францию, а позже переведённую на фронт под греческими Салониками.
Отношения с союзниками-французами у Леонтьева были налажены настолько хорошо, что с приходом к власти Временного правительства он был назначен его военным представителем в Париже, а позже именно во Франции нашёл политическое убежище. Но это я забежал вперед.
В октябре 1918 года генерал Леонтьев опубликовал в Париже брошюру, которую озаглавил: «Открытое письмо Императору Вильгельму». В ней бывший командир 85-го русского пехотного полка (патроном которого был, напомню, император Германии) обвинил бывшего шефа полка в том, что тот оказал большевикам денежную помощь и не приложил усилий к тому, чтобы спасти от расстрела русскую Императорскую Фамилию.
Но это было уже обращение в прошлое. А нужно было думать о будущем. Или хотя бы — о текущем моменте. Леонтьев был, естественно, на стороне «белых». В 1920 году он был даже назначен военным агентом Русской армии генерала Врангеля в Праге. Но Врангель вскоре был разгромлен Красной Армией. Что же было делать Леонтьеву?
Кавалер французского Ордена Почётного Легиона после революции, кружным путём, через Индию и Чехословакию, вывез жену и детей во Францию.
— В эмиграции во Франции дед со своими товарищами — белыми генералами основал «Лигу возрождения России», — рассказала мне внучка. — Но когда одного за другим этих генералов стали убивать советские агенты, французское правительство предупредило деда, что, похоже, он — следующий. И тогда в 1936 году он отправился куда глаза глядят: на Таити.
Там он и скончался 9 июня 1948 года. На его могиле на Таити — православный крест: своё российское подданство и верность Родине он сохранил до самой смерти.
Впрочем, до того, как скончаться, генерал провёл ещё одну войну: Вторую мировую. И весь клан Леонтьевых тогда никаких сомнений не испытывал: все они выступили на стороне не Виши и Германии, а именно Сражающейся Франции — пусть даже по итогам Второй мировой Французская Полинезия и стала совсем другой.
Но так ведь именно Леонтьеффы такой её во многом и сделали!
В своём доме Елизавета Леонтьефф показала нам благодарности, которые отец, Максим Максимович Леонтьев, получил от президентов де Голля и Миттерана.
Хотя её отец и вырос на чужбине, оставался он человеком глубоко русским. Вот и детей он крестил — в православии.
Однако, учил французскому и английскому, но не русскому языку: чтобы, как гласит семейное предание, «у них не было контактов с коммунистами с заходивших на Таити советских кораблей». Таким образом, последний носитель русского языка в этой семье — это дочь генерала Варвара Максимовна. В 2011 году ей исполнилось 100 лет.
Ну, а внуки генерала, уже от смешанных браков, строили новую Полинезию.
Внук Александр избрался от Полинезии в парламент в Париж, где и пробил поправку к французской Конституции, по которой эта бывшая французская колония получила самоуправление. Именно Александр Леонтьефф и стал её президентом.
Его брат Борис вошёл в историю архипелага как отец-основатель новой партии «Новая звезда», которая выступала за расширение прав полинезийцев.
Отдельная страница семейного альбома посвящена спортсменам: Игорю — культуристу, ставшему восьмикратным обладателем титула «Мистер Полинезия», и Пьеру — чемпиону по прыжкам в высоту.
Борис, Игорь и Александр[173] Леонтьефф
Знамениты на все Острова Россиян и внучки генерала. Татьяна — первая в Полинезии женщина-авиадиспетчер. А Элизабет занимается рекламой Таити во внешнем мире и хранит семейный архив, которым я здесь и воспользовался.
Но если о русском Таити можно рассказать только теперь, то в годы Второй мировой была у советских газет любимая французская колония.
По соседству с британскими колониями на Карибах были (и есть) владения французские: Гваделупа и Мартиника. А когда в июне 1940 года Париж сдался Гитлеру, французский комиссар Вест-Индии адмирал Жорж Робер был склонен выполнять приказы не сражающейся «Свободной Франции» де Голля, а маршала Петена.
Как раз в канун этих событий в сторону французских колониальных владений на Карибах выдвинулись крейсер «Жанна д’Арк» (на Гваделупу) и авианосец «Берн» с ещё одним крейсером «Эмиль Бертэн» (на Мартинику). При этом на борту авианосца было 100 новых самолётов, которые теперь могли попасть в руки немцев. Иными словами, эти курортные острова вдруг оказались в центре большой политики.
Длилась эта история довольно долго. Прошло три года, а проблема оставалась актуальной. 15 апреля 1943 года к теме Мартиники обратилась уже и «Правда»:
«Хлеб выпекается из соломы и опилков, к которым примешивается немного муки. Населению запрещают слушать английские и американские радиопередачи».
Очень скоро после этого к теме Мартиники в Москве обратилась и газета «Известия». 6 мая 1943 года она напечатала такое сообщение:
«ПОЛОЖЕНИЕ НА ОСТРОВЕ МАРТИНИКА
Государственный секретарь США Хэлл сообщил, что получил от верховного комиссара острова Мартиника Робера ноту протеста против разрыва Соединёнными Штатами отношений с нынешними властями острова Мартиника. Хэлл заявил, что Робер продолжает подчиняться „правительству“ Виши, которое полностью находится под контролем Гитлера».
Из той же подборки в «Известиях»:
«Корреспондент газеты „Нью-Йорк тайме“ сообщает из Вашингтона, что туда прибыли с острова Мартиника для присоединения к „Сражающейся Франции“ пятнадцать французских матросов из команды крейсера „Эмиль Бертэн“. По словам матросов, большая часть населения острова, включая военных, находится в оппозиции к адмиралу Роберу».
И совсем для непонятливых:
«По сообщению корреспондента агентства „Юнайтед Пресс“…вскоре после высадки союзников в Северной Африке пятьсот видных граждан острова Мартиника во главе с бывшим мэром
Фор-о-Франс Севером предъявили адмиралу Роберу требование присоединиться к союзникам. Он ответил отказом».
Важно отметить, что к тому времени и ТАСС, и Совинформбюро уже наладили отношения со своими коллегами в Лондоне и Вашингтоне, и такая серия публикаций в «Правде» и «Известиях» явно была частью согласованной кампании союзников на информационном фронте.
Интересно, что при этом советская печать отправляла сигнал и англо-американским союзникам.
8 мая 1943 года «Известия» напечатала статью под ёмким заголовком «Нормандия». Речь, понятно, шла о воевавшей на советско-германском фронте французской экскадрилье «Нормандия» (будущая «Нормандия-Неман»). Опубликование такой статьи в те же дни, когда советская печать участвовала в согласованной с американцами и британцами кампании вокруг французских Гваделупы и Мартиники, явно имело цель.
Заключалась она в том, чтобы продемонстрировать Вашингтону и Лондону: у Москвы с де Голлем есть и отдельная, своя повестка дня. События после войны доказали: отношения СССР и Франции действительно развивались по отдельному сценарию, чем отношения Москвы с Вашингтоном и Лондоном.
Глава 7
Тип «колония». Багамы и Белиз
Конечно, колонии Британской империи не стояли перед таким выбором, как французские. Но это хитрое русское слово «выбор» здесь можно обыграть и в ином его значении: выбирать и не приходилось[174].
И всё-таки выбор у колоний был! И ещё какой!
Дело в том, что никакого призыва в колониях (в отличие от метрополии, доминионов и протекторатов) не объявлялось. Но откуда же тогда на фото времён Второй мировой так часто мелькают, например, темнокожие карибские лётчики, моряки и даже… лесорубы? Да, да, лесорубы! Например Британский Гондурас заместил в Британии своими людьми лесорубов-англичан, призванных на фронт.
Ответ краток и парадоксален. Все эти лесорубы, лётчики, моряки были добровольцами. И пошли они на войну и на «трудовой фронт» именно по выбору, сами[175].
Вопрос тем более занятный, когда речь идёт о сынах и дочерях колоний с небелыми цветами кожи. Ведь Уинстон Черчилль отнюдь не относился к тем, кто считал, что темнокожие заслуживали форсированного перехода к политической самостоятельности.
Так почему же лишенные политической перспективы жители колоний всё-таки шли воевать на стороне белой метрополии? Начнем на знакомых уже нам островах Карибского моря.
Помните кубинский герб? Там ведь ключ изображён не только в лучах солнца. Там ведь этот ключ ещё и висит меж двух берегов. Что за два берега?
По идее, всё очевидно: называется пролив Флоридским, а, значит, на том берегу — американский штат Флорида. Но вообще-то по ту сторону пролива есть ещё одна страна. И даже при маниакальном желании кубинцев (при любой, кстати, власти) порассуждать о США, на той стороне находятся земли, открытые Колумбом и до Флориды, и до Кубы. Потому что самыми первыми в Новом Свете были открыты Багамы: именно в Содружество Багамских островов входит остров Сан-Сальвадор (Спаситель), открытый Колумбом 12 октября 1492 года, то есть самым первым во всём Новом Свете[176].
Часто бывая на Кубе, я раньше думал: здесь, «у нас», конечно, самый белый в мире песок и самая лазурная в мире вода. Но всё-таки — социализм. А там, думал я, за горизонтом, на капиталистических Багамах, к мелкому мягкому песку и кристально чистой воде, наверное, добавляются и привычные теперь для Москвы чудеса потребительской революции. И всегда хотел там, на Багамах, побывать.
Честно говоря, случившийся, наконец, заезд на Багамы был довольно случаен. Была командировка в Вашингтон на заре правления администрации Обамы — когда нужно было «наводить мосты»[177].
Была возможность взять с собой в Вашингтон моего главного помощника и самого лучшего друга, жену Иру. И были майские праздники, когда не надо было спешить в Москву к очередному эфиру.
Ещё один источник знаний о настроениях в Западном полушарии во время Второй мировой войны
То есть я вдруг увидел, что произошла целая серия удачных совпадений: а) из Вашингтона на Багамы есть прямой рейс за очень разумные деньги и б) для граждан РФ как раз только что отменило визы и такое государство, как Содружество Багамских островов.
Заполучив багамский штамп в паспорт, оказываешься в стране интересной. Не зря там снимали целых две серии фильмов про Джеймса Бонда.
Чем же ещё оказались Багамы?
За «первой линией» довольно бестолковых магазинов duty free (табак-парфюм) скрыт Нассау политический и исторический. И в нём самое интересное — то, что я назову «ностальгически-британским следом». Вроде бы уже много десятилетий прошло с тех пор, как в 1971 году этот закоулок бывшей Британской империи получил независимость. И всё равно: на Багамах всё ещё ездят по левой стороне и бросают письма в британского образца красные почтовые ящики. Но британское здесь — не только это.
Багамский «отель Джеймса Бонда»
Ещё одна примета — форма полицейских. У них — всё такие же, как у лондонских «бобби», характерные шлемы. А еще британское наследие чувствуется по тому, что за здания охраняют эти полицейские. Например, крохотулечку, но полноценный парламент. Перед ним — не только «бобби» в шлеме, но и памятник английской королеве Виктории, которой всё это когда-то принадлежало.
А буквально в квартале от этого парламента мы вообще остановились как вкопанные. Здесь, в этом тропическом раю, мы уткнулись в монумент в память о тех жертвах, которые Багамы принесли и в Первую, и во Вторую мировые войны. При этом выгравированный на монументе-кенотафе список павших во Второй мировой был просто каким-то бесконечным.
Центр Нассау. Кенотаф павших в обеих мировых войнах багамцев
— Вы из Англии? — раздался за нашими спинами вопрос на очень чистом британском английском. И задавал его человек весьма и весьма англосаксонской внешности.
— Нет. Мы русские.
— Русские?! Ваших людей здесь в последнее время всё больше!
— Туристы поехали?
— Есть и туристы. Но больше таких, кто стережет оффшорные счета своих боссов.
— Ну, мы, как видите, другие.
— Да, вот я и подумал, что вы, скорее, британцы. Обычно к этому памятнику приходят те, кто помнят, как их дедушки и бабушки воевали во Вторую мировую.
— Так ведь для нас Вторая мировая — не менее свежа.
— Да, да, конечно.
— А вы, позвольте узнать, кто? У вас-то как раз безупречный британский английский. Вы не багамец?
— Вы просто ещё плохо знаете Багамы. Да, у меня есть и британский паспорт: по дедушке-англичанину, который приехал сюда поднимать колонию и, кстати, воевал во Вторую мировую. К счастью, его имя — не на этом монументе, а на его могиле, куда его положили в возрасте много большем, чем у тех парней, что перечислены здесь.
— Так вы багамец?
— Да-да. У нас здесь и белых много. Я как раз на правительство Её Величества работаю.
— А что британской короне нужно было от Багам во Вторую мировую?
— Мы, может, и не хотели оказаться в эпицентре войны. Но пришлось.
— Как это?
— Ленд-лиз.
— А вам-то что по нему поставляли?
— Поставляли не нам, а вам. А нас за это заложили Америке.
— Заложили?
— Так весь ленд-лиз и был на этом основан![178]
Но и это не всё. Да, с 1973 года Багамы — независимое государство. Но резиденция британских генерал-губернаторов на холме над городом — всё-таки никакая не бывшая. Как и многие другие страны британского Содружества, Багамы решили главу правительства выбирать сами, а главой государства оставить британских монархов. Ну, а так как королева живёт за океаном, в Лондоне, на постоянной основе корону представляет генерал-губернатор.
Дворец британских генерал-губернаторов в багамской столице Нассау
Сегодня таких генерал-губернаторов назначают из числа местных. А в годы Второй мировой генерал-губернатором тогда ещё колониальных Багамских островов был… герцог Виндзорский. Да, да, тот самый знакомый уже нам по главе о Новой Зеландии бывший английский король, который отрекся от престола, чтобы жить с разведённой американской миссис Симпсон.
В следующей главке читатель может подумать, что я резко меняю тему. На самом деле, это будет — трамплин.
Перевернув страницу, вы увидите поразительное фото! Снято оно в годы Второй мировой войны не на Багамах, а в ещё одном британском владении, без которого здесь будет не обойтись. Именно таким системным видел Гитлер общение германской и британской расы. Фото — не фальшивка. Не на Багамах и не в самой Великобритании, но на ещё одних британских островах — так и было.
Совместно решающие какую-то задачу офицер немецкого вермахта и британский полицейский
30 июня 1940 года немцы заняли уже не только Францию, но и лежащие у её атлантического побережья, у Нормандии — Нормандские острова. А эти острова (ныне всемирно известные оффшоры Джерси и Гернзи) были уже не французскими, а британскими. Не являясь составной частью Соединённого Королевства, это, тем не менее — старейшее владение короны[179].
Оккупация немцами этой «Малой Британии» была, по сути, репетицией того, как нацисты собирались управлять и Британией Великой. Сегодня про это написаны уже целые книги, но, в принципе, само за себя говорит фото, которое я разместил в этой главке. В пещерно-расовой градации, придуманной немецкими нацистами, англосаксы стояли выше славян, и для бритов нацисты были готовы сохранить даже форму полицейских. То есть для обывателя ничего бы не изменилось. Что, конечно, делало перспективу немецкой оккупации и всей Великобритании уже не такой страшной. И выбивало у Черчилля карты из рук.
А в случае такой «мягкой оккупации», считается, что немцы собирались посадить на английский престол того самого отставного короля.
Отрёкшись в 1937 году от престола и женившись-таки на миссис Симпсон, бывший король Англии Эдуард VII стал разъезжать по Европе. Не послушавшись совета британского правительства, в октябре 1937 года побывал у Гитлера и даже, как писали свидетели, салютовал ему нацистским взмахом правой руки.
Со слов весьма близкого к фюреру Альберта Шпеера, известно, что про Эдварда сказал тогда Гитлер: «Я уверен, что через него мы могли бы достичь постоянно хороших отношений. Если бы он остался, всё было бы по-другому. Его отречение для нас — серьёзный удар».{137}
Про самого Эдварда было известно, что он видел в Гитлере противовес большевизму. Это обстоятельство делало его никаким не уникальным персонажем. Так тогда думали многие в британском истеблишменте. Но эта дружба с Гитлером, конечно, стала вызывать совершенно иные чувства, когда Британия вступила в войну всё-таки не с Советским Союзом, а с Германией[180].
Герцог Виндзорский показывает жене, где же они теперь оказались. На карте — Багамы, Флорида и Куба{138}
Через считанные недели после отречения герцог с супругой стали гостями фюрера
И хотя, когда в мае 1940 года немцы вторглись во Францию (где герцог и герцогиня тогда обосновались), они поспешили ретироваться из Парижа, опасения Черчилля росли.
Во-первых, с какой-то уж слишком большой готовностью немцы откликнулись на просьбу герцога приглядеть за оказавшимися в зоне их оккупации его домами в Париже и на Ривьере: выставили у них охрану и т. п. Во-вторых, из Франции герцог уехал не на родину в Англию, а сначала в Испанию, а потом в Португалию. А эти страны только номинально считались нейтральными. На самом деле и испанский правитель Франко, и португальский Салазар были неформальными союзниками Гитлера.
Иными словами, Черчиллю и его сторонникам, имевшим все основания опасаться действий «пятой колонны» внутри Британии, нужно было действовать. И действовать быстро.
Напомню, что Нормандские острова немцы заняли 30 июня 1940 года. Герцог в это время оказался в Португалии, где остановился в доме у Рикарду ди Эспириту Санту. Про этого португальского банкира было хорошо известно, что у него прекрасные связи в Берлине. И из Лиссабона немцы могли бы в два счёта перекинуть его гостя на Нормандские острова. А уже оттуда готовить герцога на роль «мягкого гауляйтера» и всей Великобритании.
Тогда-то Черчилль и пригрозил отставному пронемецкому королю военно-полевым судом! Он посадил герцога на британский военный корабль и отправил куда подальше: генерал-губернатором на Багамы. Разъяренный Виндзор назвал их тогда «колонией третьего сорта».
Но почему этот человек, известный своими пронацистскими и антикоммунистическими взглядами, там, на Багамах, вдруг стал превозносить в речах перед местными законодателями Красную армию и т. п.?
Прилетев в Нассау, первым делом Михаил Солодовников отправился в резиденцию герцога Виндзорского, где его ждала встреча с нынешним генерал-губернатором сэром Артуром Фоксом.
Багамские острова. Порт Нассау
— Я хорошо помню начало войны, я был мальчиком, — вспоминал губернатор, сидя на фоне портрета своей начальницы-королевы Елизаветы П.
— Сколько вам тогда было?
— В сентябре 1939 года мне было одиннадцать.
— И какая атмосфера была в колонии?
— Вся колония была очень взволнована. Последовавшее вскоре прибытие на острова американцев жители Багам восприняли как должное. Во-первых, потому что американцы были привычны[182].
Во-вторых, только за 16 февраля 1942 года в багамских водах немцы потопили восемь танкеров США с нефтью Мексиканского залива. Багамцы хотели защиты.
Обнаруженные Михаилом Солодовниковым в архивах Багамских островов документы о порядке размещения на этом британском тогда архипелаге военных объектов США
Забегая вперед, можно сказать, что эта новая стратегическая роль Багамских островов в годы Второй мировой и стала первым шагом к тому, что после войны из «третьесортной колонии» Британской империи Багамы довольно быстро превратятся в процветающее независимое государство.
Но до этого ещё надо было дожить. Тем более что в одном герцог Виндзорский и Уинстон Черчилль были единомышленниками: и тот, и другой полагали людей с коричневым цветом кожи недостойными политической самостоятельности.
Любопытной иллюстрацией того, как на расовый вопрос смотрело большинство тогдашнего имперского лондонского истеблишмента, — пропагандистский ролик, снятый на пике Второй мировой британским Министерством информации.
Посвящен фильм участию в войне посланцев карибских колоний Британской империи. На приеме, организованном в честь посланцев этих колоний на Би-Би-Си, камера кинооператора выхватывала солдат и офицеров с колониальными нашивками, но всё больше с белым цветом кожи — при том, что и сейчас, и тогда абсолютное большинство жителей тех же Багам составляют потомки рабов, завезённых сюда из черной Африки.
И, тем не менее, в такой же форме в те годы щеголяли и полноценно воевали десятки чернокожих багамцев.
Кадр из пропагандистского фильма британского Министерства информации времён Второй мировой войны. Редкий тогда для Лондона темнокожий выходец с одного из британских островов на Карибах запёчатлён напротив штаб-квартиры Би-Би-Си
— Как-то в Египте конвоировал немецких пленных, — рассказал Михаилу ветеран-багамец Амбру Хелла. — И они меня спросили, откуда это я такой. Когда я им ответил, что с Багамских островов, они все очень удивились и сказали: «Мы думали, ты из Индии».
В таком же, багамском мундире воевал и самый знаменитый участник Второй мировой войны с Багамских островов капитан Томпсон. Именно этот выходец с Багамских островов долетит на британском истребителе аж до самой Германии, его самолёт собьют, пилота возьмут в плен. Из лагеря багам-ца будут освобождать бойцы Красной армии!
Впрочем, не менее известно на Багамах и имя… Иван Джонсон. Его русское имя — каприз родителей. Но оно привело к интересному совпадению. В активе лётчика с русским именем — совместные с русскими бомбардировки Берлина, десятки медалей и орденов.
В какой-то момент роль багамцев в общебританских усилиях по борьбе с Гитлером стала настолько заметна, что Багамы удостоились удивительной чести — британское Адмиралтейство назвало их именем целый корабль: HMS Bahamas[183].
«Двойник» корабля «Багамы»: фрегат того же типа «Колония», ходивший под флагом Её Величества под названием «Кайкос»{139}
Но прославился этот корабль не в Карибском бассейне, а у нас, в Баренцевом море. 11 ноября 1944 года немецкая подводная лодка атаковала неподалеку от Мурманска британский эсминец «Кассандра». Невзирая на серьёзный урон, эсминец остался на плаву и был отбуксирован кормой вперёд в Кольский залив кораблём «Багамы»!
Но я не случайно поместил здесь фотографию не HMS Bahamas, а его двойника «Кайкос». Судьба этого корабля — как зеркало менявшейся геополитики. По возвращении в США он будет передан в ВМС… Аргентины под названием ARA Santisima Trinidad, то есть «Святая Троица». И потом это название будет передано кораблю, который сыграет самую активную роль во время войны Британии и Аргентины за спорные Фолклендские (Мальвинские острова). Это ли не пример того, как тесен мир?!
Но вернёмся на Багамы, где знали и про подвиг корабля «Багамы», и про фронтовые подвиги отдельно взятых ба-гамцев.
Вот уже и герцог Виндзорский в выступлении перед багамскими законодателями 20 ноября 1944 года превозносил подвиги русских солдат.
— У нас был такой романтический образ России, которая боролась с этой мощнейшей нацистской машиной, — рассказал Михаилу Солодовникову нынешний генерал-губернатор. Мы читали о Сталинградской битве и восхищались: русские сражались бесстрашно. Мы уважаем вклад русского народа в победу.
Но не будем забывать, что к перемене настроений генерал-губернатора тогдашнего, герцога Виндзорского, во многом подтолкнула добровольная отправка на фронт его подопечных — особенно из числа темнокожих багамцев. Так почему черные багамцы, переубедившие даже такого сноба, как отставной король, добровольно шли на эту войну?
— Мы слышали о Гитлере и о его расовой политике, — объясняет нынешний темнокожий генерал-губернатор. — И для нас всех было очевидно, что мы выступим против нацистской Германии вместе с Британией, потому что мы понимали, что написавший «Майн Кампф» уничтожит нас.
Тонкая, но существенная разница. Черчилль — не дал бы свободы, но давал право на жизнь. Гитлер — и жизнь бы отнял.
Будем считать это первым ответом на вопрос, за что же воевали колонии. И по-русски, и по-английски это называется «из двух зол выбрать меньшее». Но Багамы — это острова. А что было на континенте?
Про бывший Британский Гондурас (а ныне, напомню, независимый Белиз) путеводители рассказывают две главные вещи. Во-первых, это — рай для дайверов. Во-вторых, это — место, где можно посмотреть многочисленные пирамиды, оставленные великой цивилизацией индейцев майя. И этих пирамид в бывшем Британском Гондурасе — точно больше, чем в Гондурасе «испанском», и много больше, чем даже в Месике и (внимание!) в Гватемале.
Стариннаая карта Белиза
Собственно, там, в Гватемале я про Белиз больше всего рассказов и выслушал.
…Внизу, в джунглях, раздавались гортанные крики обезьян и наглые крики попугаев. Здесь, наверху, стрекотали гиды. Я — на вершине одной из пирамид майя, которые образуют в этой части Гватемалы целый индейский город Тикаль. Это — один из тех городов, которые по непонятным причинам были брошены жителями и найдены много столетий спустя под толстым слоем лиан.
С вершины этой пирамиды мой провожатый-гватемалец предложил обозреть горизонт и вглядеться в историю.
— Взгляните на Север.
— Там Мексика?
— Ну, там — то, что мексиканцы называют своим штатом Чьяпас, а мы, гватемальцы, Гватемалой. Мексиканцы — это индейцы-ацтеки. Мы — майя. А Чьяпас — земля майя.
— Допустим. Теперь куда смотреть?
— На Запад.
— Там что?
— Там — Белиз. Но, на самом деле, тоже Гватемала. Там — такие же пирамиды.
На самом деле, недавно Гватемала всё-таки признала независимость Белиза. Только после этого из бывшего Британского Гондураса и был выведен солидный контингент британских войск, который защищал эту землю от гватемальских посягательств[184].
В действительности это — отголосок еще Первой мировой войны (и даже ещё более ранних событий). Но во Вторую мировую он был слышен тем более явственно.
В народной памяти в Белизе — даже такие давнишние события, как «Битва при Сент-Джордже» 1798 года. Тогда воевали ещё с Гватемалой как с составной частью испанского генерал-капитанства в Центральной Америке. Потом действительно было вторжение Гватемалы в Белиз и по ходу Первой мировой войны: в 1916 году.
Именно в тех боях в дополнение к расквартированным в Белизе регулярным британским частям и был сформирован отряд местных ополченцев, получивший гордое название «Королевской милиции Гондураса имени Принца-Регента». Этому же подразделению суждено было оказаться в центре событий и во Вторую мировую.
Конечно, набранные из всех слоев общества «милиционеры» представляли довольно разношёрстную компанию. И командовали ими не самые блестящие военные: те, кто метрополии был не очень нужен дома[185].
В том числе и по этим причинам (хотя ни одной по-настоящему боевой операции на территории Британского Гондураса во Вторую мировую не было) случались нелепицы. Например, белизские ополченцы умудрились высчитать немецких шпионов в агентах… США, которые отслеживали передвижения в Карибском море гитлеровских субмарин.
Но были не только нелепицы, но и трагедии. И я считаю прямо-таки обязательным процитировать появившиеся недавно весьма показательные воспоминания проживающего теперь в США белизца Нила Фрэйзера{140}.
«Когда в сентябре 1939 года началась война, добровольцев Британского Гондураса мобилизовали. Главной базой стал гольф-клуб. На поле разбили палаточный лагерь, а в здании клуба разместили штаб.
Хотя от театра военных действий в Европе нас отделяли тысячи миль, даже нашу колонию посетило чувство того, что Гитлер стоит и у нас на пороге.
Это породило истерики и трагедии. Мне лично наиболее памятен ночной арест докторов Фридмана и Стайна.
Доктор Фридман был врачом общей практики, а доктор Стайн стоматологом. Оба они были немецкими евреями, бежавшими из Германии в 1930-х и нашедшими в Белизе „тихую гавань" для себя и своих семей. Доктор Фридман стал нашим семейным врачом… У доктора Стайна был сын: мой ровесник, с которым мы очень подружились. Оба доктора были большим приобретением для нашей части света, где всегда ощущался дефицит квалифицированных медицинских работников. Но оба были гражданами нацистской Германии, с которой мы теперь оказались в состоянии войны.
И вот, когда чиновники Военного министерства в Лондоне издали приказ об аресте и интернировании всех германских граждан в колониях…однажды мы проснулись, чтобы узнать, что в дома обоих докторов вломились полиция и ополченцы. Обе семьи были интернированы, и после нескольких дней содержания в казармах их отправили в лагерь для интернированных на Ямайке».
Нил Фрэйзер называет этот случай печальным. Так и есть! Бездумный арест бежавших от нацистов немецких евреев— ещё более абсурден, чем депортации «просто» немцев из соседних независимых республик Центральной Америки. И это тем более печально, учитывая, что соседние республики Центральной Америки вроде Гондураса были демократиями лишь номинально, а Гондурас Британский позиционировался как форпост поистине великой демократии Британии.
В этом и проблема.
Форпост — форпостом, но в нём уже сформровалось отдельное от метрополии общество. И даже белые жители Британского Гондураса, испытывая глубокую благодарность к «родине-матери» (за то, как она защищала их от посягательств со стороны Гватемалы), уже ворчали на бездумные приказы бюрократов из далёкого Лондона.
В итоге, даже и Белиз, продержавшись дольше других, но из империи всё-таки выпорхнул. Иными словами, даже те колонии Британской империи, которые до этого особо и не помышляли о независимости, именно в годы Второй мировой войны задумались.
Глава 8
Лишние знания. Свазиленд
Вот уж действительно: в моей профессии лишних знаний не бывает. В этой связи я действительно пытаюсь регулярно читать не только респектабельные агентства вроде «Рейтер» и ТАСС и не только респектабельные газеты, вроде «Ведомостей» и «Файненшл Таймс», но и, например, такой лондонский таблоид, как «Дейли мейл». Очень часто — дребедень дребеденью. Но и в этой газете обнаружилась потрясающая заметка.
В рубрике «вопрос-ответ» какой-то английский дедушка задал редакции занятный вопрос. А именно: откуда могли быть чернокожие парни в форме, похожей на британскую, с которыми он, когда служил срочную сразу после Второй мировой, сталкивался на берегах Суэцкого канала?
Конечно, странно бывает устроена наша человеческая логика: когда служил с ними бок о бок — не спросил. А на старости лет — не просто задался вопросом, а ещё и написал в редакцию и, сам того не предполагая, заинтриговал и российского журналиста. Но, оказывается, вопрос был не из лёгких: в «Дейли мейл» провели целое расследование и пришли к выводу, что, скорее всего, то были военные из Бечуаналенда и Басутоленда, остававшиеся там со времен Второй мировой войны.
Сегодня на карте мира таких стран нет. Бывший британский протекторат Бечуаналенд — это независимая Республика Ботсвана, а бывшая колония Басутоленд — независимое Королевство Лесото.
Где-то в глубине сознания у меня это осталось. И всплыло, когда мы готовили совершенно другую поездку. Это — типичный пример того, что в нашей работе успешное планирование— всегда «многоходовка».
Это — тот самый случай, когда отдельных слов благодарности с моей стороны заслуживает спонсор поездки: фонд «Русский мир». Это его президент Вячеслав Никонов помог нам на пике кризиса раздобыть в 2009 году денег на командировку в такую даль.
Изначально наша задумка заключалась в том, чтобы сделать специальный репортаж про одну из стран, на чьих гербах или флагах изображён наш «Калашников» — автомат. Мы подумали, что было бы здорово таким образом отметить очередной юбилей Михаила Тимофеевича Калашникова, который, кстати, любит говорить, что оружие само по себе не стреляет, а из него стреляют люди.
Полный список стран, осенивших себя «Калашниковым», выглядит так: Республика Зимбабве (бывшая британская Южная Родезия), бывший португальский, а ныне независимый Мозамбик, бывший французский протекторат Верхняя Вольта (ныне независимая Буркина-Фасо) и бывшая португальская колония Восточный Тимор.
Почему мы почти сразу отмели Буркина-Фасо? Всё просто: «Калашников» теперь уже только был на их гербе (в 1984–1997 годах).
По идее, «привлекательно» выглядел Восточный Тимор: он, напротив, разместил АК-47 на своём флаге только в 2007 году. Но из этого следовало, что «Калашниковыми» там продолжают пользоваться слишком активно, а рисковать нашими журналистами, естественно, не хотелось.
Читать бесплатно другие книги:
