Тайна Марии Стюарт Джордж Маргарет

XV

Мадам Райе удивила Марию своим замечанием во время разговора:

– Я изучала звезды и обнаружила, что грядут большие перемены, как хорошие, так и плохие.

– Вы изучали звезды? Как вы дошли до этого? – резко спросила Мария. Она посмотрела на свою старинную служанку и подумала: «Неужели в каждом человеке скрываются такие сюрпризы?»

– Как вам известно, Екатерина Медичи держала астрологов и предсказателей при французском дворе. Разве вы не помните? Она сильно зависела от них. – Мадам Райе помедлила. – Много раз, особенно когда мы подолгу оставались в Шамоне, я беседовала с Руджери. Помните астронома, который сидел в башне?

Мария помнила. Она поднималась туда, хотя это было запрещено. В его комнате стояло зеркало, которым он пользовался для предсказания будущего.

– Да, немного, – ответила она.

– Он учил меня основам своей науки.

– Но это запрещено! – воскликнула Мария. Она внимательно посмотрела на мадам Райе, которой было почти шестьдесят лет. – Вы же знаете, что христиане не должны заниматься предсказаниями. И вы находитесь в том возрасте, когда люди могут заподозрить вас в колдовстве. Берегитесь, мадам!

– Но астрологи не колдуны, – возразила мадам Райе. – Они занимают респектабельное положение в обществе. Даже королева Елизавета выбрала день своей коронации по совету астрологов. И если бы астрология не была наукой и не предсказывала будущее, то к чему запрещать консультироваться с астрологами о здоровье короля? – Пожилая дама говорила разумные вещи. – Это такой же полезный навык, как штопка чулок или умение высушивать травы для лекарств. – Она немного помолчала. – Но все же было бы лучше не говорить об этом отцу Мамеро.

Мария вздохнула:

– Хорошо. Что же вы видели?

– Я не знаток, но смогла понять, что небеса предвещают большие перемены.

– Мне не нужны звезды, чтобы догадаться об этом, – со смехом отозвалась Мария. – Во-первых, большие перемены всегда где-то происходят. А во-вторых, есть две перемены в моей собственной жизни: я послала Мелвилла на переговоры с королевой Елизаветой о Роберте Дадли, которого она предлагает мне в мужья. Я также известила ее, что графу Ленноксу разрешено вернуться в Шотландию.

Оба эти обстоятельства причиняли Марии серьезное беспокойство. Она была озадачена тем, что королева предложила ей в мужья собственного фаворита, Роберта Дадли. Насколько искренними были ее намерения? А если искренними, то почему? Это выглядело так нелепо, что сначала Мария едва не рассмеялась. Дед и отец Роберта Дадли были казнены за измену, а до этого его родословная была довольно туманной. Поговаривали, что Дадли происходит из «племени предателей». Многое в этом предложении было похоже на оскорбление, за исключением одного: хотя весь мир посмеивался над Робертом Дадли и смотрел на него сверху вниз, казалось, что сама Елизавета любит его больше всех остальных и считает своим ближайшим другом. Что бы они ни думали, предлагая его Марии, Елизавета сама приносила большую жертву.

Сватовство дона Карлоса закончилось ничем. Филипп сам отозвал его. Судя по всему, дон Карлос совершенно обезумел, и его приходилось держать взаперти. Эрик из Швеции слал любовные письма, но не предпринимал никаких действий, а эрцгерцог Карл вдруг снова привлек внимание Елизаветы. Все пошло по новому кругу.

– Пойдемте посмотрим мою новую одежду, – обратилась она к мадам Райе. – Она почти готова для церемонии и должна вам понравиться. Вы знаете, что я разрешаю себе носить яркие цвета в торжественных случаях.

Она вызвала Бальтазара и попросила его принести свое платье.

– Действительно, оно почти готово, Ваше Величество. А верхняя юбка из серебряной парчи!.. – Он закатил глаза.

Теперь Мария была надлежащим образом одета для сложной церемонии, которая являлась частью возвращения графа Леннокса в шотландское общество. Она сидела на троне в зале для аудиенций во дворце Холируд и ждала, пока он пройдет заключительную часть пути по улице Кэнонгейт. В этот самый момент лорд-лайон, герольдмейстер шотландской короны, провозглашал его официальное прощение у Меркат-кросс, и его статус изгнанника был объявлен аннулированным. Его представителю вручат жезл мира, а потом он придет сюда…

Мэттью Стюарт. «Что мне известно о нем? – подумала она. – Я знаю, что он мой дальний родственник, который ведет свою родословную от Якова II. Существует французская ветвь его семьи, чья фамилия произносится как Stuart, а не Stewart, как называли и меня, когда я жила там. Эта традиция восходит ко временам Столетней войны, когда сэр Джон Стюарт из Дарнли был одним из командиров шотландских отрядов, помогавших французам в боях с англичанами. Потом его фамилия изменилась на французский манер, он стал сиром д’Обиньи, и его потомки до сих пор живут во Франции.

Мне известно, что сам Мэттью в молодости долго жил во Франции и даже сражался на стороне Франциска I в его войнах с Италией. Он на короткое время вернулся в Шотландию и примкнул к сторонникам англичан, поэтому был изгнан из страны и объявлен предателем. Потом он отправился в Англию, где женился на леди Маргарет Дуглас, сводной сестре моего отца, и с тех пор находился при дворе английских монархов».

В толпе, собравшейся снаружи, послышались крики. Должно быть, приближался граф Леннокс. Мария поспешно вспоминала то, что еще знала о нем. Леннокс-Стюарты были кровными врагами Гамильтонов, так как оба рода объявляли себя единственными прямыми потомками Якова II, то есть ближайшими претендентами на престол после детей правящего монарха.

«Мой отец благосклонно относился к их притязаниям, – вспомнила она. – Он обещал, что если у него не будет собственных детей, то он признает Леннокса своим наследником. Но потом родилась я, а Леннокс стал изменником и был объявлен вне закона…»

Трубы провозгласили его прибытие. Мария слышала звук его шагов, когда он со своей свитой поднимался по лестнице, а потом створки дверей медленно разошлись в стороны, и стражник объявил:

– Мэттью Стюарт, граф Леннокс, покорно просит принять его!

Мужчина средних лет, стоявший в окружении свиты примерно из сорока человек, вопросительно смотрел на нее.

– Можете войти.

Когда он вошел, она подумала о его странном прошлом и о том, что большинству ее дворян он покажется иностранцем. Но именно поэтому она ожидала, что он принесет с собой нечто новое. Он имел широкий кругозор и обладал большим опытом, с которым могли сравниться лишь немногие из местных лордов.

– Добро пожаловать, – сказала Мария, поднявшись с трона и позволив ему легко обнять ее и поцеловать руку в знак почтения. – Я выражаю вам свою любовь и уважение как моему родственнику и мужу сестры моего дорогого отца.

Он низко поклонился. Богато изукрашенная спина его камзола была похожа на панцирь черепахи. Потом он выпрямился и улыбнулся. Очевидно, когда-то он был красавцем. На его округлом лице сохранились следы юношеского очарования, а его взгляд был добрым.

Мария улыбнулась в ответ.

– Мы рады вашему возвращении и надеемся, что вы найдете свои владения в полном порядке, – сказала она. Его наследственные поместья находились на западе центрального региона Шотландии, в окрестностях Глазго, и, прежде чем он мог проследовать дальше и осмотреть их, он должен был получить официальное помилование и аудиенцию при дворе королевы.

– Ваше Величество чрезвычайно добры, – сказал он.

– Еще эля! – крикнула трактирщику девушка-служанка, и Мелвилл заговорщически улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ медленной улыбкой, и он задумался: что обещают ее губы, если понимать это как обещание?

Она принесла заново наполненную кожаную кружку, и он расплатился с ней. «Вероятно, это ничего не значит, – подумал он. – Ну и хорошо. Нужно держать штаны на месте, а кошелек под надежной охраной». Но было сладостно представлять неведомые похождения с незнакомой женщиной.

– Откуда едете? – спросил мужчина, усевшийся на скамью рядом с ним. Его голос был неприятно резким.

– Из Эдинбурга, – ответил Мелвилл. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекрыть шум в столовой на постоялом дворе. – Я направляюсь в Лондон.

– Посмотреть на королеву? – проревел мужчина и запел: – Кошечка, кошечка, где ты была? Я королеве привет принесла!

Соседи неприязненно покосились на него.

– Нет, – солгал Мелвилл. Как бы они удивились, если бы узнали правду!

– Как долго были в дороге? – продолжал мужчина.

– Пять дней. Я остановился сначала в Бервике, потом в Ньюкасле.

Его собеседник присвистнул, и с его губ сорвался пузырек жира от мясного пирога, который он жевал.

– Однако вы легки на подъем. Еще один день, и окажетесь в Лондоне или, по крайней мере, в Сент-Олбансе.

– Надеюсь. В каком состоянии там дороги?

– Я слышал, лондонская дорога сейчас сухая и хорошо наезжена, – сказала служанка, таинственным образом возникшая за левым плечом Мелвилла. – Вчера вечером здесь были путники из Лондона. Они остановились пораньше, потому что им понравилась наша вывеска.

Действительно, эта красиво раскрашенная вывеска с самого начала привлекла внимание Мелвилла: «Веселая черепаха». Искусно нарисованная черепаха с черно-желтым панцирем танцевала на клубничном поле. Она обещала ночлег с чистым бельем и хорошим столом.

– Мне тоже, – признался он. – Но завтра мне нужно рано уехать.

Он был рад отдохнуть, поесть и выпить перед следующим этапом своего путешествия. По прибытии в Лондон ему не придется отдыхать; в сущности, ему придется следить за каждым своим словом, настолько деликатной была его миссия.

Его госпожа, королева Мария, официально послала его оценить предложение о браке с Дадли, оценить искренность Елизаветы, но в то же время тайно связаться с леди Леннокс и удостовериться, каким мужчиной стал лорд Дарнли. Граф Леннокс был озабочен тем, чтобы его сын последовал за ним в Шотландию и познакомился со своими владениями, но Дарнли нуждался в разрешении Елизаветы и в получении паспорта, чтобы сделать это.

Обычно Мелвилл с энтузиазмом ожидал очередного визита ко двору английской королевы – достаточно долгого, чтобы он смог обзавестись парой новых сапог, изготовленных в его любимой мастерской, и провести несколько вечеров за цивилизованными беседами и развлечениями с Сесилом и графом Норфолком, а также встретиться с императорским и французским послами. Он удостоился повышения до ранга доверенного посланника (или это произошло ли из-за болезни Мейтленда?), но его миссия, подразумевавшая обман королевы Елизаветы, выглядела не слишком привлекательно. Будучи великой мастерицей обмана, она безжалостно относилась к тем, кто пытался обыграть ее на собственном поле; хуже того, она умела быстро распознавать ложь других людей.

Он говорит, что болит живот, А сам втихомолку пирог жует…

Компания дружно запела. Громкие голоса радовались жизни, раскрасневшиеся лица сияли от восторга. Мелвилл наслаждался этим, как и собственной анонимностью.

Королева Елизавета остро взглянула на него, когда он приблизился к ней в саду Вестминстерского аббатства, куда она отправилась на обычную утреннюю прогулку.

– Мистер Мелвилл, – сказала она. – Вы явились ко мне побеседовать о престолонаследии или о моем лорде Роберте Дадли?

Она не выказала ни малейшего удивления, когда увидела его, и не стала тратить времени на вступительные любезности.

– И то и другое, Ваше Величество, – прямо ответил он.

Елизавета рассмеялась.

– Тогда добро пожаловать, – широким жестом она обвела свой сад, обнесенный высокой оградой. Зелень буйно цвела во влажном воздухе от реки, протекавшей поблизости. Елизавета прикоснулась к ветке старой узловатой груши, сорвала один из плодов и протянула ему:

– Это карамельная груша. Мой отец говорил, что она лучше плодоносила, когда ее привезли из Германии. Она очень старая, и груши от нее сладкие как мед.

Мелвилл серьезно кивнул. Что ему было делать с этой грушей? Фрукт был сочным и мягким и грозил размазаться по лицу, если он попытается откусить кусочек из вежливости. Фактически груша была такой спелой, что сок уже намочил ему ладонь.

Елизавета снова рассмеялась:

– Генрих VII обычно кормил перезрелыми фруктами свою ручную обезьянку. Можете бросить эту грушу птицам и белкам.

Мелвилл чувствовал себя глупо, когда вытирал руки накрахмаленным кружевным платком.

– Я привез сердечные приветствия от моей госпожи и вашей доброй кузины, королевы Шотландии, – сказал он.

Елизавета приподняла брови:

– Как же она ответила на предложение руки и сердца, сделанное мистером Рэндольфом? Естественно, я имею в виду предложение от Роберта Дадли.

Значит, она решила не давать ему передышки и перешла прямо к сути дела.

– Она ожидает совещания между ее и вашими министрами, пресветлая королева, – ответил Мелвилл. – Скорее всего, между лордом Джеймсом и Мейтлендом с ее стороны и лордом Бедфордом и лордом Дадли с вашей стороны.

– О! – Елизавета остановилась и подбоченилась. Ее ноздри хищно раздувались. – Значит, вы невысокого мнения о моем лорде Дадли, ведь вы назвали его имя последним! Что ж, сэр, до вашего возвращения в Шотландию вы увидите его гораздо более великим графом, чем Бедфорд. Да!

Мелвилл смог лишь кивнуть.

– Какое счастливое событие, – пробормотал он.

Утренний свет, все еще мягкий и золотистый, освещал лицо Елизаветы. На короткий момент Мелвилл увидел ее как девушку из таверны, даму из небогатого дома или дочь торговца. Ее золотисто-рыжие волосы, чистая и белая кожа, но самое главное – разум и сила воли в темных глазах делали ее женщиной, привлекательной для любого мужчины, если бы она волшебным образом перенеслась в обычную жизнь.

– Я ценю лорда Роберта как брата и моего дражайшего друга, – приятным тоном продолжала она. – Нас связывают узы более прочные, чем супружеские… и я была бы рада стать его женой, если бы решила выйти замуж. Но я решила провести остаток жизни в девичестве.

Мелвилл почти поверил ей, когда она говорила это.

– Но я совершенно искренне предлагаю его своей сестре и королеве, так как он является единственным человеком, кроме меня самой, которому я могу и буду доверять в вопросе о престолонаследии.

– Значит ли это, что, когда моя госпожа, королева Шотландии, выйдет замуж за него, вы объявите ее, вернее, их вашими наследниками?

– Разве я не сказала? – Она тряхнула головой и снова двинулась вперед, отойдя от ряда фруктовых деревьев и направившись к вымощенной кирпичом тропинке открытого сада, границы которого обозначали кусты барвинка и турецкой гвоздики.

– Значит, у нас есть ваше слово? Слово монарха?

– Разве я не сказала? – повторила она. – А теперь прошу вас – ибо не могу повелевать, не будучи вашим сюзереном, – составить компанию лорду Роберту. Ему я могу приказывать. – Мелвиллу почудилось что-то порочное в ее улыбке. – Вы лучше познакомитесь с ним и таким образом сможете убедить вашу госпожу в его достоинствах.

Немного позже королева Елизавета известила Мелвилла, что она приглашает его на обед в Уайтхолл и послеобеденное представление в банкетном зале. Потом ему предстоит речная прогулка на королевской барке с двадцатью гребцами.

Он едва успел устроиться в каюте, обитой золотой парчой, и ожидал приятного путешествия по реке – чего-то невиданного в Шотландии, где нет ни судоходных рек, ни королевской барки, – когда кто-то появился в дверном проеме, а потом наклонил голову и спустился внутрь по лесенке.

Дадли.

Он был так модно одет в расшитый жемчугом камзол с жесткими рукавами и наплечниками из желтой парчи, что напоминал призрак, явившийся из мастерской парижского портного.

– Добрый день, – обратился он к Мелвиллу и огляделся по сторонам. – Вижу, она хочет, чтобы мы остались наедине. – Он рассмеялся: – Иногда моя королева ведет себя сложно, а иногда очень просто.

Он повернулся кругом, чтобы Мелвилл мог оценить его наряд.

– Как вы думаете, сойдет? Насколько я понимаю, королева Шотландии следит за модными новинками и регулярно получает из Парижа образцы тканей и вышивки.

Мелвилл тоже рассмеялся. Потом он внимательнее присмотрелся к Дадли и пришел к выводу, что любая женщина может потратить много времени на поиски и не найти никого лучше. И судя по всему, Дадли обладал чувством юмора и должным смирением.

– Просто красота, милорд.

– Так вы и скажете вашей госпоже? – Дадли уселся на мягкую скамью. Он смотрел прямо на Мелвилла, но улыбался.

– Я скажу, что вы весьма приятны на вид, – сдержанно ответил Мелвилл.

Дадли фыркнул:

– Добрый сэр, мы с вами одни. Моя королева организовала эту встречу, и я благодарен ей, ведь такая возможность предоставляется очень редко. Позвольте заверить вас, что у меня нет притязаний на брак с той, кто настолько выше меня по положению. Насколько я понимаю, это было бы оскорблением для королевы Шотландии. Я не достоин чистить ее туфли.

Мелвилл ощутил движение барки, когда гребцы вывели ее на стрежень реки. Но источник неприятной качки находился где-то у него внутри, а не снаружи. Что это значит? Неужели здесь нет ничего честного или определенного?

– Странно слышать от вас такие слова, – наконец промолвил он.

– Все это дело рук Сесила. Он мой тайный враг! Он хочет, чтобы я оскорбил чувства обеих королев и впал в немилость, оставив ему всю власть при дворе. Ведь если я буду стремиться к этому браку, то оскорблю свою королеву неверностью, а вашу – самонадеянностью. А если я не подчинюсь, то оскорблю свою королеву непослушанием, а вашей королеве нанесу смертельную обиду. Поэтому, так или иначе, я дискредитирован и лишен милости моей королевы.

Он с несчастным видом сгорбил плечи. Мелвилл едва не пожалел этого гордого мужчину, волей обстоятельств ставшего пешкой в женской игре. Он напоминал быка, идущего на заклание.

– Думаю, ни та, ни другая королева не будет чего-либо требовать от вас, – только и сказал он.

– Пожалуйста, передайте вашей госпоже просьбу простить меня за дерзость, путь и неумышленную, – настойчиво сказал Дадли.

Несколько дней спустя «жертвенного быка» поставили на колени в Вестминстерском соборе перед королевой и пэрами в парламентских мантиях, чтобы сделать его графом Лестером. Последним этот титул носил Генрих V, и с тех пор он предназначался только для принцев. Все происходило в чрезвычайно торжественной обстановке, пока Елизавета не наклонилась вперед, чтобы застегнуть воротник новой мантии Роберта Дадли, и ее рука как бы невзначай скользнула по его шее.

Французский посол де Севр посмотрел на Мелвилла и цинично усмехнулся.

Когда процессия двинулась к выходу, Елизавета остановилась поговорить с Мелвиллом и послом.

– Как вам нравится новый граф Лестер? – оживленно поинтересовалась она.

Лорд Роберт держался прямо, гордый своим плащом с вышитым гербом и меховой оторочкой, а перед ним шествовал Генри, лорд Дарнли, несущий почетный меч.

– Он похож на счастливого слугу, чья госпожа умеет видеть и вознаграждать добрую службу и высокие достоинства, – ответил Мелвилл. Внезапный переход от простого «сэра Дадли» к титулу принца был головокружительным повышением.

– Однако вам больше нравится вон тот долговязый юноша, – заметил Елизавета и указала на Дарнли.

Она знала! Она выяснила его тайную миссию! Какой шпион… Как?.. Или она просто настолько умна, что ее невозможно одурачить?

– Ни одна женщина с характером не выберет мужчину, который на вид больше похож на женщину, – вслух сказал он. – У него женственное лицо и нет бороды.

– В самом деле, – Елизавета любезно улыбнулась. – Однако он хорошо держит меч и такой же гибкий и крепкий, как сам клинок.

XVI

– А что она сделала потом? – спросила Мария. Они с Мелвиллом сидели в крошечной комнате, примыкающей к ее спальне в Холируде.

– Она больше не упоминала о том «долговязом юноше» – а он действительно высокий, Ваше Величество. Поэтому я не могу знать, о чем ей известно, а о чем она догадывается. Полагаю, за мной никто не следил, когда я посещал графиню Леннокс, но я не могу быть точно уверен. Но я относительно уверен, что наш разговор не могли подслушать.

Он вздохнул. Визит в Англию прошел очень напряженно, и даже новые сапоги оказались не такими хорошими, как он ожидал.

Мария взяла с подноса ежевичное пирожное и протянула одно Мелвиллу. Он отказался. Она прожевала откушенный кусок перед тем, как спросить:

– Он выше меня?

Она встала. Ее свободное платье толстыми складками ниспадало на пол от талии.

– Думаю, да. И должен сказать, он красив. Разумеется, я покривил душой, когда она спросила, что я думаю о нем, чтобы это казалось скорее изъяном, а не преимуществом. Как первый принц крови при дворе, он возглавлял церемонию и смотрелся очень достойно.

– Хм-м-м. – Она улыбнулась. – И вы говорите, у него есть дар красноречия? – Она вернулась на свое место и откинулась на спинку кресла. Возможно ли… Может ли этот ее родственник, который так хорош по описанию, пробудить в ней личную симпатию?

– Он прекрасно умеет поддерживать разговор. У меня была возможность несколько раз побеседовать с ним.

– О чем вы говорили? – Она начала накручивать на палец локон каштановых волос.

– В общем-то, ни о чем. – Мелвилл не мог вспомнить. Темы разговоров были несущественными: погода, популярные мелодии и придворные сплетни. – Лорд Дадли тоже хороший собеседник и интересный человек, – подумав, добавил он.

– Вы смогли понять, что привлекло к нему Елизавету?

Да, он понимал.

– Трудно понять, что привлекает любую женщину, не говоря уже о королеве, – дипломатично ответил он. – Сердце королевы непостижимо, особенно когда речь идет об этой королеве. Позвольте сказать, что она сделала: она попыталась переманить меня на свою сторону и отказаться от верности вам!

– Что? Каким образом? – Глаза Марии возбужденно блестели. Она перестала играть со своим локоном и уставилась на Мелвилла.

В этот момент он хладнокровно проанализировал ее черты, те самые, о которых расспрашивала Елизавета. Волосы, несомненно, были одним из ее лучших атрибутов: густые, блестящие, вьющиеся, роскошного рыжевато-каштанового оттенка. Но ее розовато-белая кожа и немного раскосые сияющие глаза янтарного цвета были настолько поразительны, что создавали впечатление хрупкой энергии. «Если такой парадокс имеет смысл», – подумал он. В них была жизнь, одухотворенность, joie de vivre, несмотря на физическую хрупкость. Ее вид наводил на мысли о мимолетных радостях и элегических удовольствиях; она пробуждала в мужчинах желание обнять ее прямо сейчас, несмотря ни на что.

Мелвилл попытался отогнать неуважительные мысли о женщине, которая была его королевой.

– Она флиртовала со мной, – признался он. – Она показывала мне разные платья и предлагала рассудить, какое из них больше всего идет ей.

Мария невольно рассмеялась.

– Какое же вы выбрали?

– Итальянское. В ее гардеробе есть платья из каждой страны, и в один день она носит английское, в следующий французское и так далее. Но итальянское больше всего шло Елизавете, так как позволяло ей укладывать волосы под сетку и носить дамскую шляпку.

– А какие у нее волосы?

– О, теперь вы заговорили, как она! Ее волосы скорее рыжеватые, чем ячменно-желтые, и вьются от природы. Но она спрашивала то же самое о ваших волосах и о том, какой цвет лучше и у кого они более красивые.

– Нет! – воскликнула Мария. – Должно быть, она играла с вами?

– На самом деле она была совершенно серьезна. Она потребовала от меня ясного ответа.

– И?..

– Я сказал, что вам нельзя поставить в упрек несравненную красоту ваших волос. Потом, – жалобно продолжал Мелвилл, – она велела мне сказать, кого из вас я считаю первой красавицей. Это было просто. Я ответил, что вы самая красивая королева в Шотландии, а она в Англии. Но она не удовлетворилась этим и продолжала давить на меня. Наконец я сказал, что каждая из вас – красивейшая дама в своей стране, но у нее более бледная кожа, хотя ваш румянец выглядит очаровательно.

– Это удовлетворило ее?

– В общем-то нет. Потом она спросила меня, кто выше ростом, а когда я ответил, что вы заметно выше ее, он заметила: «Тогда она слишком высокая, потому что я сама как раз нужного роста».

Мария снова рассмеялась.

– И она не остановилась на этом. Она стала расспрашивать меня о ваших интересах и о том, как вы проводите свое время. Я ответил, что вы недавно вернулись с охоты из Хайленда, что вы часто читаете исторические сочинения и иногда развлекаетесь игрой на лютне и спинете. Тогда она уставилась на меня – мадам, у нее пронизывающий взгляд, как у хищной птицы, – и спросила, хорошо ли вы играете. Я ответил: «Довольно неплохо для королевы».

– Изменник! – Мария скорчила гримаску.

– Я считал, что это выведет из заблуждения о том, будто она должна быть совершенством во всем, что делает. Но нет! Потом она устроила так, чтобы я «случайно» услышал ее игру. Она притворилась смущенной, но на самом деле была очень довольна и снова спросила, кто лучше играет, вы или она. Должен признаться, Ваше Величество, я отдал ей предпочтение только потому, что устал от ее хитростей.

– Ага! Дважды изменник!

– Но этим дело не закончилось. Она задержала меня еще на два дня, чтобы я мог посмотреть, как она танцует, и сравнить ваше мастерство. Я сказал, что вы танцуете не так непринужденно, как она, и это правда, потому что она забывает о приличиях во время танца и прыгает, как мужчина. Но слава богу, она восприняла это как комплимент и наконец отпустила меня.

– Как необычно! Похоже, она не меньше интересуется мною, чем я интересуюсь лордом Дарнли или лордом Робертом.

– Она делала и говорила другие странные вещи. Она отвела меня в свои покои и показала мне ваш портрет и портрет лорда Роберта. Потом она поцеловала ваш портрет и сказала, что пришлет вам лорда Роберта или огромный рубин в знак своего расположения.

– А Дарнли… Как вы думаете, она выпишет ему паспорт, чтобы он смог покинуть Англию?

Внезапно Мария поняла, что она будет чрезвычайно разочарована, если не сможет увидеть Дарнли лицом к лицу.

– Шансы примерно равны, особенно если вы благосклонно воспримете кандидатуру новоиспеченного графа Лестера.

– Тогда, мой добрый Мелвилл, напишите моей кузине, что я глубоко разочарована вашим возвращением без портрета лорда Роберта. Я также разочарована, что граф Лестер сам не прислал мне подарок. Скажите, что я ожидаю встречи с ним. Потом упомяните о том, как я была рада удовлетворить ее просьбу насчет графа Леннокса, и добавьте, что отец с нетерпением ожидает сына, который еще даже не видел своих владений. Между тем я отправлю ей замечательный подарок.

Мелвил вздохнул. Это напоминало теннисную партию, которая могла продолжаться до бесконечности. Подача, прием, подача…

– Да, Ваше Величество.

После ухода Мелвилла Мария долго сидела и смотрела в окно. Как она и сказала, на словах этот родственник выглядел многообещающе. Он не был иностранцем, в его жилах текла королевская кровь, и он провел некоторое время во Франции. Он даже был высоким! Это выглядело слишком хорошим, чтобы оказаться правдой.

«Если бы я выдумала его, то наделила бы его всеми этими качествами, – подумала Мария. – Даже католической верой…»

В холодный декабрьский день перед своим двадцатидвухлетием Мария открыла заседание парламента в Толбуте. Она собрала парламент с целью восстановить графа Леннокса в его правах и владениях и теперь медленно шла по Кэнонгейту из Холируда во главе торжественной процессии. Лорд Джеймс нес корону, но Гамильтоны (которые должны были это сделать) отказались принять участие в церемонии, возвращавшей на сцену их политического противника. Граф Атолл нес скипетр, а граф Кроуфорд – государственный меч.

Внутри сумрачного здания Мария обратилась к трем сословиям государства с речью о своем намерении помиловать графа Леннокса. Потом Мейтленд встал и выступил со второй речью.

– Дорогие соотечественники, – сказал он. – Вам хорошо известно о благородном происхождении Мэттью Стюарта и его родстве с королевой через брак с ее тетей. Наша милосердная королева не хочет видеть гибель никакого благородного рода; она стремится к тому, чтобы древняя кровь продолжала пользоваться уважением. За три года, которые Ее Величество правит нами, мы получили доказательства ее честных и великодушных деяний, а также многочисленные примеры ее милосердия. Нам выпала честь…

На пиру в Холируде, где все поздравляли Леннокса, Мейтленд получил возможность поговорить с лордом Джеймсом, который весь день сверлил его взглядом.

– Вы не только не предотвратили это непотребство, но и восхваляли его, – прошипел он.

– Я был бессилен предотвратить его, – ответил Мейтленд. – Вы знаете об этом.

Риччио и музыканты перестали играть, и мужчинам пришлось вернуться к общей беседе, пока инструменты снова не обеспечили фон, маскирующий их голоса.

– Теперь мы можем ожидать худшего, – сказал лорд Джеймс. – Я слышал, что она проявляет большое любопытство к своему племяннику Дарнли. Скоро он будет здесь, словно щенок, ползущий по отцовскому следу.

– Могло быть хуже. По крайней мере, Дарнли – подданный Елизаветы, а не иностранец.

– Нет ничего хуже, если она будет увлечена им. Возникнет новая партия, где будут безраздельно править Ленноксы-Стюарты. Они не оставят места никому другому – по крайней мере, не в этом поколении, – мрачно заключил лорд Джеймс.

– Дарнли всего лишь мальчишка. Им будет нетрудно управлять. Когда он окажется здесь, мы сможем поставить его на службу нашим интересам. – Мейтленд вздохнул: – Во всем нужно искать благоприятную возможность.

Музыка заиграла громче; Мария с Мелвиллом начали танцевать гальярду. Вскоре Пышка и лорд Сэмпилл присоединились к ним, и танец стал более раскованным. Даже Рэндольф и Мэри Битон устремились к остальным.

– Я слышал сообщения об этом «мальчишке», – сказал лорд Джеймс. – Когда он находился во Франции, вдали от матери, которая вертит им как хочет, то вел себя не слишком пристойно. Он склонен к пьянству и пустой похвальбе.

– Значит, он довольно глуп и бунтует против матери. Какой мальчишка не делает этого? Неужели вы сами не делали ничего, о чем не хотели бы говорить даже своей матери? Готов поспорить, даже Джон Нокс может кое-что рассказать об этом.

XVII

Генри, лорд Дарнли, выпрямился в седле и изогнул шею. Они приближались к границе Шотландии, и скоро он сможет увидеть свою родину. Руины римской стены в окрестностях Ньюкасла остались позади. Он хотел увидеть ее и даже сочинил о ней неплохое стихотворение, но стена разочаровала его: она оказалась лишь мшистыми курганами, окутанными туманной дымкой. Возможно, когда-то она была мощной и служила препятствием для варваров, но теперь не могла остановить даже стадо пасущихся овец. Тем не менее он прошептал рефрен из стихотворения, когда проезжал между курганов со своими пятью слугами:

С детства он слышал истории о знаменитой стене, построенной для защиты от варваров. Теперь ее с обеих сторон окружала цивилизация, а варвары были оттеснены на север, в Шотландию, куда он направлялся – правда, еще дальше от Эдинбурга и Стирлинга.

В дороге, после прощания с английским двором, ему не раз предоставлялась возможность хорошо повеселиться и выпить в тавернах. С каждой бутылью он произносил тост в честь своей матери, которая обычно следила за каждым съеденным куском, каждым костюмом, каждым письмом, которое он писал.

– За вас, дорогая матушка, бдительная и суровая матушка! – крикнул он в первый день, подняв кружку. Он сделал первый глоток, ухмыльнулся и продолжал: – Матерь Пресветлая, Матерь Дражайшая, Матерь Чистейшая, Матерь Милосердная, Матерь Обожаемая, Матерь Преславная, Зерцало Мудрости, Источник Радости, – да, это правда, она устроила все это. И теперь я отправился искать счастья. О Сосуд Духовности, Источник Преданности, Мистическая Роза… – Он расхохотался, представив свою строгую мать в образе мистической розы. – О Врата Небесные, о Утренняя Звезда…

– Следи за своим языком, пьяный щенок! – крикнул дородный мужчина, сидевший поблизости. – Если ты еще раз оскорбишь Деву Марию…

– Деву Марию? – спросил Дарнли. – Я говорю о моей матери, о моей благословенной матери, а не о Святой Деве.

– Ты извращаешь молитву Деве Марии, а мы плохо относимся к этому. Считай, что тебя предупредили. – Он поднял кустистую бровь, и его глаз, выпуклый, как мраморный шарик, уставился на него.

– Хорошо. – Дарнли вернулся к своему пиву. Свобода, свобода от нее ударила ему в голову. Это чувство было крепче любой выпивки.

О, наконец-то освободиться от нее! От ее постоянного надзора, от ее нотаций, советов и бесконечных придирок. О Мать добрых советов! Он хихикнул, и мужчина, сидевший рядом, снова злобно посмотрел на него.

Даже когда он стоял в своей спальне, пытаясь вспомнить, не забыто ли что-то необходимое в дороге, она пришла и стала расчесывать его волосы.

– Словно сияющая золотая корона, – мечтательно произнесла она. – После мытья обязательно прополаскивай их ромашковой водой, чтобы они сохранили блеск.

– Мама! – Он гневно схватил свою шляпу.

– Говорят, она неравнодушна к золотистым волосам, – сказала его мать.

– А я слышал, что она предпочитает брюнетов, – ответил он, лишь бы возразить ей.

– Нет, у меня сведения из самого надежного источника.

– Ба! – Он застегнул плащ и стремительно вышел из комнаты. Дальняя дорога манила его как путь к свободе. Какая разница, что ждет его в Шотландии? Главное, что матери запретили ехать вместе с ним. Он отправится туда, где она не сможет дотянуться до него.

В результате Дарнли мало думал о самой Шотландии. Это был скорее побег, чем осознание новой реальности. А теперь эта реальность маячила лишь в нескольких милях перед ним, и он чувствовал себя невежественным и неподготовленным.

«Почему я так мало думал об этом, почему не готовился?» – мысленно сетовал он, пока они приближались к Бервику.

«Потому что она все время приставала ко мне и не давала мне ни отдыха, ни уединения», – ответил он себе. Но это было слабым утешением.

Они проехали через Бервик, пограничный город, который некогда принадлежал Шотландии, но был завоеван англичанами в 1482 году и оставался в их руках. Граф Бедфорд, хранивший эти владения для английской короны, вежливо приветствовал его и проводил до самой границы, где их встретили лорд Джеймс, Мейтленд и отряд всадников.

– От имени Ее Величества королевы Марии мы приветствуем вас в Шотландии, – произнес лорд Джеймс.

Он говорил по-английски с безупречным лондонским выговором, и Дарнли был разочарован.