Тайна Марии Стюарт Джордж Маргарет

– Что – почему?

– Почему вы встаете и молитесь посреди ночи?

– Потому что тогда мы чувствуем себя ближе к Богу, когда весь мир спит, а мы ждем рассвета.

Мария зевнула.

– Должно быть, вы очень любите Бога. Во всяком случае, больше, чем любите спать.

– Не всегда. Но есть покорность, а это очень высокая форма любви. Она просто не так приятна, как другие.

«Например, как мистический союз или даже страдание, – подумал он, ощущая рубцы от вериг под грубой шерстяной сутаной. – Покорность – это сухой и тусклый род любви; это не та любовь, которую испытывает любовник. Но, видимо, Бог предпочитает ее, и это не последняя из Его странностей».

– Вы пропустили нашу главную трапезу, – сказал он. – Должно быть, вы сильно проголодались. Я немедленно распоряжусь прислать еду. Хлеб, суп, яйца…

– А можно мне поесть вместе с монахами?

– Да, но… мы ужинаем поздно, и боюсь, последняя трапеза будет скудной.

– Я хочу поесть вместе с монахами, – настаивала девочка.

«В ее возрасте такие вещи кажутся новой игрой, – подумал он. – Монахи и «постный ужин»… лишь спустя годы это станет естественной жертвой для нее».

– Как пожелаете, – вслух произнес он.

Поздним вечером Мария заняла место за длинным столом в трапезной вместе со своей матерью и четырьмя Мариями. Она наблюдала за монахами в рясах, молча преломлявшими хлеб и поглощавшими суп медленными, ритмичными жестами. Рядом с ними движения гостей казались порывистыми и неуклюжими, особенно когда они подносили еду ко рту и пили из деревянных чашек.

Мария чувствовала себя неуютно в обществе других гостей; ей хотелось есть так, как это делали монахи. Она покосилась на свою мать, с аппетитом жевавшую кусок хлеба. Что она думает об этом? Мария попыталась встретиться с ней взглядом, но королева-мать была поглощена собственными мыслями.

«На этом острове нам ничто не угрожает, – думала Мария де Гиз. – Англичане никогда не найдут нас здесь. Но теперь я знаю, что Шотландия больше не может выстоять в одиночку. Битва при Пинки стала последним доказательством: это был конец Шотландии как независимой военной державы. Англичане захватят страну. Мы должны обратиться к Франции и отдаться на ее милость».

Мысль о подобном низкопоклонстве была горькой. Но если она хочет удержать Шотландию для своей дочери…

Она посмотрела на Марию, сидевшую рядом со своими подругами. Девочка внимательно наблюдала за монахами и почти ничего не ела. Ее глаза следовали за каждым их движением, когда они преломляли хлеб и склоняли головы над мисками супа.

«Для нее это лишь приключение, – продолжала размышлять ее мать. – Ночной галоп, прибытие на остров, укрытие у монахов… но для меня это не игра. Все это смертельно серьезно: от моего сегодняшнего решения зависит будущее моей дочери как королевы Шотландии и будущее самой Шотландии.

Но я уже решила: мы отдадимся на милость Франции. Жаль, что кардинала нет рядом, чтобы поймать меня на слове «мы», или я наконец действительно стала шотландкой? Он бы счел это забавным. Но если мне приходится выбирать между Англией и Францией в качестве хозяйки, то я выбираю Францию. Во-первых, это моя родина, а во-вторых, это католическая страна. Моя дочь сама наполовину француженка, так что это правильно… и все будет хорошо».

Мария де Гиз подняла деревянную чашку и сделала большой глоток. Вино было французским. Казалось, все хорошее может прийти только из Франции.

Франция… Ее лицо затуманилось от мечтательных воспоминаний: чудесные осенние дни в семейном поместье Жуанвиль; деревья, усыпанные желтеющей листвой и освещенные лучами низкого солнца; сочный шорох и потрескивание, когда она ступала по уже опавшим листьям; свежий сидр из яблоневых садов; ранние утренние туманы, встававшие в лесу во время кабаньей охоты…

Решение казалось правильным с самого начала. «Странно, – подумала она. – Когда решение абсолютно правильное, оно дается легко и проходит через все мысленные шлюзы. Но если оно ошибочное, его приходится проталкивать силой, а потом всегда остаются болезненные сомнения и раздражающие мысли».

Королева-мать внезапно почувствовала себя невероятно уставшей. «Все кончено, – вдруг решила она. – Дело сделано. Остается лишь уведомить Францию, но это будет просто. Теперь пора отдохнуть: я это заслужила».

Мать и дочь делили спальню настоятеля на верхнем этаже в западном крыле монастыря. Днем брат Томас распорядился выдать высокопоставленным гостям лучшее постельное белье и разложить ковры; августинцы, имевшие менее строгий устав, чем другие монашеские ордена, держали такие вещи под рукой для знатных посетителей.

Глубокой ночью Мария неожиданно проснулась, чего с ней не случалось раньше. Она лежала неподвижно, затаив дыхание, и комната представлялась ей каменным существом, чувствующим и бодрствующим, но хранившим молчание. За окном она слышала шелест листьев и вздохи ветра, но это создавало впечатление не одиночества, а утешительной близости с природой.

Потом что-то зашевелилось: до нее донесся приглушенный звук шагов и шорох одежд. Это были монахи, собиравшиеся на молитву.

Снаружи оказалось совершенно темно. Девочка выбралась из постели и подошла к окну. Луны не было, но звезды ярко сияли. На фоне темной блестящей глади озера она могла видеть покачивание ветвей огромных деревьев и озаренную слабым светом церковь.

Монахи собирались на молитву в самый глухой ночной час. Мария всем сердцем желала присоединиться к ним и внезапно поняла, почему проснулась. Она поспешно надела башмаки и на ощупь поискала свой шерстяной плащ. Медленно, стараясь не споткнуться, она направилась к двери и смогла пройти мимо материнской кровати, не разбудив спящую женщину. Девочка подняла деревянную задвижку и тихо приоткрыла дверь. Та не заскрипела – монахи содержали хозяйство в наилучшем порядке как часть своей службы Господу.

На лестнице, ведущей вниз, было холодно, и Мария плотно запахнула на груди плащ. Она спустилась по ступеням и побежала по сырой траве к боковому входу в церковь. Задвижка на двери тоже открылась беззвучно, и она смогла проскользнуть внутрь. Потом девочка прокралась в нишу у бокового алтаря и затаилась в тени. Монахи уже собрались; они не должны увидеть ее!

Монахи, низко склонив головы в капюшонах, сидели на каменных скамьях с обеих сторон от поблескивающего главного алтаря, где стояли две высокие свечи, и бормотали молитву. Она чем-то походила на жужжание пчел вокруг улья.

Ave Maria Gratia plena Dominus tecum: Benedicta tu in mulieribus…[8]

Сидя на корточках в каменной, холодной и покрытой легкой изморосью нише, она не осмеливалась пошевелиться. Казалось, время застыло на месте. Но потом она увидела, как пять высоких окон за главным алтарем на востоке начали постепенно отделяться от ночи. Сначала они были едва заметны как более светлые участки на сплошном темном фоне, но мало-помалу наливались светом и становились более отчетливыми, пока не проступили оттенки гранатово-красного, ярко-желтого, сапфирово-синего, сумрачно-фиолетового и голубовато-зеленого цвета – изящные, стройные витражи, образующие изысканное сочетание форм и красок.

Монахи зашевелились, и послышался металлический лязг, когда кто-то зажег ладан в курильнице. Густой ароматный дым облачками поплыл вокруг алтаря, и снова началось песнопение: они читали заутреню.

  • Te de-um laudem-mus…[9]

Глубокие размеренные каденции взмывали вверх вместе с воскурениями. Солнце послало первый крошечный луч через багряное стекло в оконном витраже. Дева Мария, стоявшая в нише у главного алтаря, как будто засияла, когда первый свет коснулся ее алебастрового лица.

Мария едва не падала в обморок от красоты, холода, собственного возбуждения и запретности своего присутствия здесь. Она ходила на мессу в королевской капелле в замке Стирлинг, но это была рутинная дневная служба, а здесь она видела волшебство, дверь в другой мир, ошеломивший ее и так мощно притягивавший к себе, что она была готова исчезнуть в нем.

Переливчатые цвета, таинственные запахи, глубокие, манящие неземные голоса и сияющее лицо Девы Марии – все это кружилось в ее потрясенной душе. Цепляясь за стену, она почувствовала, как ее охватывает экстаз, закрыла глаза и унеслась куда-то далеко. «Значит, это и есть Бог», – подумала девочка и беззвучно скользнула вперед, вверяя себя Его воле.

Позднее монахи нашли ее распростертой на полу нефа рядом с боковым алтарем. Мария так глубоко спала, что они опасались худшего, но, когда взяли ее на руки, она открыла глаза и улыбнулась дивной улыбкой.

– Настало время для следующего пения? – спросила она, и монахи облегченно рассмеялись.

– Возможно, королева Шотландии должна стать монахиней, Ваше Величество, – сказали они, когда вернули девочку матери. – Как и благословенная королева, Святая Маргарита. У нее есть к этому призвание.

– Ей суждена иная участь, – ответила Мария де Гиз. Ночной сон утвердил ее в принятом решении. – Она должна выйти замуж и жить в этом мире.

– Опасно игнорировать призыв Бога, – сказал брат Томас полушутливым тоном. – Бог ревнив и не любит, когда Его отвергают. Фактически, если Он избрал вас для своих целей, то не терпит отказа.

– Вероятно, это произойдет на исходе ее жизни, когда ее земной долг будет исполнен, – сказала Мария. Разговор казался ей бесцельным и утомительным.

– Богу нужны не отбросы, а первые плоды, – настаивал брат Томас. – Однако, – добавил он с раздражающим самодовольством, – известно, что Он может превращать наши отбросы в жертвы наивысшего порядка.

VII

В трюме французской галеры стояла удушающая жара и воняло немытыми телами. Гребцы часами сидели за веслами, и теперь в сгущающейся темноте они знали, что пытка вскоре прекратится, хотя и ненадолго. Сегодня лишь десять из двенадцати подверглись бичеванию, так как все работали прилежно, а их хозяин проявил милосердие… для надсмотрщика.

– Недавно видели берег возле Дамбартона, – объявил надсмотрщик. – Завтра мы причалим. Несколько дней отдыха, потом обратно во Францию.

– Там мы возьмем на борт королеву? – пробормотал высокий жилистый гребец. На его плечах можно было видеть багровые рубцы от недавних ударов кнута.

– Да, и всю ее свиту, – ответил надсмотрщик. – Пятьдесят или шестьдесят молодых людей и их наставников.

– Ха! – тихо произнес гребец. – Значит, дошло до этого? Маленькая королева отправляется во Францию вкушать вино, которое станет отравой для нее и бедствием для этого королевства!

– Что тебе за дело, Нокс? – спросил другой гребец. – Для нас это значит отдых, и не более того. Я думал, тебе это понравится. Какая разница, кто будет на палубе: мы все равно их не увидим.

– Я буду чувствовать их, – заявил Нокс. – Их присутствие оскверняет воздух.

– Ты смеешь так говорить о королеве?

– Она еще ребенок, к тому же наполовину француженка, которая вскоре будет совершенно одурманена их болезненными и порочными идеями. Нет, она не моя королева!

Нокс выпрямил затекшие руки. Прошел год с тех пор, как его захватили французы после падения замка Сент-Эндрюс, и с того времени он влачил жалкое существования гребца на галерах. Потом было плавание на корабле из Руана и даже довольно приятная работа на реке Луаре, хотя ему так и не разрешили подняться на палубу и увидеть прославленные замки. В течение последних нескольких месяцев он служил на флоте, состоявшем из более чем ста кораблей, который французский король отправил с двойным поручением: высадить войска в Лейте, на восточном побережье Шотландии, для пополнения гарнизонов и отражения английской угрозы, а потом обогнуть северную оконечность Шотландии. Что это было за ужасное плавание! Ни одна галера еще не рисковала следовать этим путем и высадиться на западном побережье! Там, в цитадели замка Дамбартон на скалистом холме над Клайдом, находилась маленькая королева Шотландии, ожидавшая отправки во Францию.

Джон Нокс едва не плакал, когда смотрел на свою родину из крошечных бойниц на палубе для гребцов. Шпили замка Сент-Эндрюс проплыли мимо на мучительно близком расстоянии.

– Когда-нибудь я снова буду проповедовать там, – торжественно поклялся он.

– Конечно будешь, – пробормотал его сосед, убийца и грабитель, которого Нокс безуспешно попытался обратить в истинную веру.

Теперь он видел огромный валун – именно так выглядел замок Дамбартон из бойницы для мушкета. Постепенно стал различим и крошечный замок, прилепившийся к вершине валуна.

«Она ждет там, – подумал Нокс. – Обманутое дитя, ввергнутое в пучину папской нечисти. А потом, подобно Ахиллу в реке Стикс, ее погрузят в поток французской лжи и фривольности, чтобы извратить ее характер и разрушить воспитание. Шотландия не заслуживает такой участи. Нет, этого не должно случиться».

Пришло время расставания. Посреди суматохи – за поспешными уроками французского и выбором шетландских пони в качестве подарка для детей из французской королевской семьи, за примеркой одежды и прощальным банкетом – пятилетняя Мария не сознавала, что ее мать не поедет с ними.

До сих пор они никогда не расставались. Теперь, когда ветер трепал паруса и хлопал оснасткой, воды Фирта пенились под солнцем, а большая группа лордов и дам собралась на пристани, она внезапно почувствовала себя плохо и прильнула к матери.

– Я не могу оставить тебя, – сказала она сквозь слезы. – Не могу, не могу!

Мария де Гиз, сама сглатывавшая подступавшие слезы, молила Деву Марию дать ей силы, чтобы скрыть свое горе.

– Не плачь, мое дорогое дитя, – королева-мать попыталась успокоить ребенка. – Я приеду так скоро, как только смогу. Здесь нужно закончить кое-какие дела. Когда я укреплю твое королевство и сделаю так, чтобы никто не смог отнять его у тебя, тогда, моя дорогая, я вернусь во Францию.

– Это будет скоро?

– Это зависит от того, какую трепку смогут вынести англичане, – неловко пошутила она и протянула дочери кружевной носовой платок: – А теперь будь хорошей девочкой, ma cherie, и вытри слезы.

Мария де Гиз заглянула дочери в глаза, пытаясь запомнить их, удержать этот взгляд в каком-нибудь тайнике своего разума, где она сможет вечно возвращаться к нему.

– Ты отправляешься к тем, кто любит тебя, – сказала она. – Маленький дофин… он моложе тебя и не такой сильный. Ему нужна подруга для игр. Ты станешь ответом на его молитвы. А потом, мой ангел, ты узнаешь, что отвечать на чьи-то молитвы – все равно что исполнять свои заветные желания, – она обняла дочь. – Бог будет хранить тебя, а Святая Дева защитит тебя.

Мария ответила на объятие матери, прижавшись к ней и закрыв глаза. Зрители умилились, а дети стали поддразнивать ее.

– La Reinette[10] должна взойти на борт этой скромной галеры, – сказал вельможа, представлявший Генриха II. – Франция раскрывает вам свои объятия.

Нокс, подглядывавший из бойницы, едва мог различить маленькую фигурку Марии в синем бархатном платье и такой же шляпе с изогнутым пером. «Эта жирная корова, королева-мать, тоже находится там, – подумал он. – И ухмыляющиеся французы, словно обезьяны в шелках. И выводок рыжих детей, половина из которых бастарды Стюартов. Тьфу! Надеюсь, их всех будет тошнить от морской болезни и они заблюют свои красивые платьица по пути во Францию».

Но тут надсмотрщик прошелся кнутом по его плечам, чтобы он занял свое место.

* * *

Желание Джона Нокса исполнилось. Все члены маленькой свиты королевы сильно страдали от морской болезни; ветер налетал сильными порывами, и море штормило почти всю дорогу до Франции. Леди Флеминг так нездоровилось, что она умоляла капитана причалить в Корнуолле и высадить ее на берег, на что месье Вийеганьон бестактно ответил, что она должна отправиться морем во Францию или утонуть по пути.

Только саму Марию морская болезнь не брала. Она как будто радовалась качке и крепкому ветру и не испугалась поломки руля у побережья Корнуолла. Она даже наклонилась над поручнем и в отсутствие леди Флеминг, которая могла бы присмотреть за ней, наблюдала, как матросы прилаживают запасной руль. Ее брат Джеймс Стюарт, как обычно желавший знать все, что происходит вокруг, на несколько минут выбрался на палубу, но от качки его снова замутило, и он на нетвердых ногах побрел в свою каюту.

В течение нескольких дней капитану пришлось курсировать вдоль западного побережья Французской Бретани. Когда он наконец смог причалить, это произошло у городка Роскоф, в скалистой бухте и в центре территории, где хозяйничали пираты и контрабандисты.

Мария рвалась на берег, пока готовили гребные лодки; она находилась в первой группе высадки. Рыбаки и горожане, привлеченные видом огромных галер, побитых непогодой, собрались на берегу и приветствовали их. Марии помог выбраться из лодки и сделать первый шаг на французской земле мускулистый бретонец, чьи руки пахли рыбой. Это было 13 апреля 1548 года.

Сначала ей показалось, что местность не отличается от Дамбартона: такое же темно-синее неспокойное море и голые скалы вдоль побережья. Но по мере того как королевский отряд продвигался в глубь суши в церемониальном сопровождении лорда Роэна и местных дворян, спешивших на встречу с ними, земля внезапно приобрела чужеземный вид, и Мария поняла, что попала в новое и незнакомое место.

Когда они проезжали через Нормандию, местность стала ровной, зеленой и плодородной, со множеством фермерских домов с глинобитными крышами. Вскоре появились яблоневые сады и стада коров, а когда местные лорды принимали гостей в пути, им с гордостью подносили сытные и вкусные блюда из яблок, сливок и сливочного масла: пироги с кальвадосом, яблочный флан и карамель. Даже омлеты казались волшебными, как будто из простых яиц можно было приготовить нечто столь легкое и воздушное.

Спустя некоторое время они достигли Сены, где их ожидала богато изукрашенная церемониальная баржа, отправленная королем. Им предстояло пройти вверх по реке до замка Сен-Жермен-ан-Лэ, где их ожидали дети французского короля и королевы – les enfants de France.

Баржа оказалась широкой и начиненной всевозможными удобствами: кухня с поварами, столовая с золотыми бокалами и тарелками, кровати с узорами из золоченых листьев в изголовьях, отдельные клозеты, завешенные алым бархатом и ароматизированные свежими ирисами в серебряных вазах, прикрепленных к стене.

На этом этапе шотландские дети стали чувствовать себя скованно в окружении серебристых переливов языка, которого они не понимали, и сознавая, что всего лишь через несколько дней им придется встретиться с детьми французского короля. Что, если те окажутся маленькими бестиями, крикливым отродьем, которое жульничает в играх, дразнится и сплетничает? До этого момента слова «французские дети», «дофин» и «принцесса» не имели для них подлинного значения.

А что, если дофин и Мария не понравятся друг другу? Придется ли отказаться от брачного союза, или их заставят пожениться, несмотря ни на что?

Мало-помалу королевская баржа поднималась вверх по широкой зеленой долине Сены мимо Руана, Лез-Андели, Вернона, Мёлана и наконец прибыла к пристани Сен-Жермен-ан-Лэ. Над большим причалом со столбами, выкрашенными в золотой, красный и синий цвета, реял королевский штандарт династии Валуа.

Начальник пристани спешно отослал своего помощника в замок и распорядился подготовить лошадей для перевозки гостей: несмотря на небольшое расстояние, замок располагался на верхней речной террасе. Конюхи привели больших ухоженных лошадей с тяжелыми кожаными седлами; шотландцы во все глаза уставились на них. Эти величественные животные ничем не напоминали тех, которых называли «лошадями» в Шотландии.

Гравийная дорожка, ведущая к замку, с обеих сторон была обсажена высокими стройными деревьями и напоминала священную рощу в Древней Греции. Потом перед ними выросла серая громада замка, построенного на возвышенности над рекой.

Появились слуги и камердинеры, проводившие их вверх по тропинке во внутренний двор. Лошадей забрали, а детей отвели в Salle des Fкtes[11], роскошно украшенное помещение в западном крыле дворца.

Мария смотрела на высокий потолок и светлые тона стенной обшивки: розовый, бледно-голубой и желтый оттенки луговых цветов. Мужчины и женщины, изображенные на картинах, носили тонкие полупрозрачные одежды, и создавалось впечатление, что их тела почти обнаженные. Она изучала их, когда громкий голос внезапно что-то объявил по-французски, и все стихло.

Дальняя дверь зала открылась, и вошли трое детей: две девочки и мальчик. Лишь двое могли нормально ходить; третий покачивался взад-вперед на нетвердых ножках, и другим приходилось помогать ему. Они направились к шотландцам, и Мария инстинктивно пошла им навстречу.

Дети двигались навстречу друг к другу по широком полу Праздничного зала, а все остальные смотрели на них. «Должно быть, этот мальчик – дофин Франциск», – подумала Мария. У него было маленькое пухлое личико со слегка раскосыми глазами и узкими, плотно сжатыми губами. Его светлые глаза смотрели настороженно. Мальчик был очень низкого роста, но довольно полный. Мария сразу же пожалела его, как жалела маленьких раненых животных, на лечении которых она настаивала в Стирлинге каждый раз, когда находила их лежавшими в кустарнике или хромающими по двору замка.

– Bonjour. Bienvenue d’St-Germain-en-Lais. Je suis Prince Franзois, et ces sont mes soeurs, les Princesses Elisabeth et Claude[12], – сказал мальчик и скованно поклонился.

– Je suis Marie, votre amie et cousine et… fiancйe[13], – ответила Мария, использовав почти все французские слова, которые знала.

Потом, к восторгу присутствующих, дети улыбнулись друг другу, рассмеялись и взялись за руки.

Это был первый раз, когда многие из французских придворных видели улыбку на лице Франциска.

Хотя короля и королевы не было в Сен-Жермене в то время, они обеспечили Марии, La Reinette d’Ecosse[14] надлежащий прием в лице Дианы де Пуатье, любовницы короля. Но когда Мария впервые увидела, как Диана входит в зал, она подумала, что смотрит на королеву, настолько прекрасной была Лунная Дама с серебристыми волосами и бледной кожей, облаченная в черно-белые шелка. Казалось, она скользит по полу, словно фея; Франциск и Елизавета тепло приветствовали ее, словно собственную мать. Мария немедленно оказала ей почести, подобаемые королеве, но Диана лишь улыбнулась и сказала «нет-нет», потом произнесла непонятную фразу по-французски.

Патрик Скотт, один из шотландских стрелков на службе у короля, поспешно подошел к Марии и поклонился:

– Могу ли я предложить вам услуги переводчика, Ваше Величество? Герцогиня де Валентинуа, мадам де Пуатье благодарит вас за любезное приветствие и говорит, что как почетный друг короля она рада приветствовать вас во Франции от его имени. Король надеется, что вы обретете здесь счастье как супруга его сына и будущая королева. Он жаждет встретиться с вами и скоро вернется из Италии, где проводит важную кампанию.

Мария невольно хихикнула, восхищенная этой игрой, где один человек говорил за другого. Франциск тоже рассмеялся, так как впервые услышал шотландскую речь. Остальные придворные присоединились к общему смеху.

Герцогиня сделала властный жест, и дворцовые слуги заняли свои места, чтобы проводить гостей из Шотландии в их апартаменты. Она снова заговорила своим чудесным журчащим голосом, а Патрик Скотт объяснил:

– Королева Мария, вы будете делить комнату с принцессой Елизаветой. Король желает, чтобы вы были как сестры. Я сама выбрала обстановку и надеюсь, она вам понравится. Не желаете ли пойти и посмотреть комнату прямо сейчас? Возможно, вам хочется отдохнуть после долгого пути?

Герцогиня, привыкшая к слабости и апатии Франциска, была изумлена, когда Мария воскликнула «О нет, я не устала!» и едва не запрыгала на месте. Правда, затем она вежливо добавила:

– Но мне бы очень хотелось увидеть меблировку, которую вы выбрали для меня, мадам.

Герцогиня провела их через длинную сводчатую галерею и вверх по парадной лестнице, пока они не достигли покоев на втором этаже, выходивших на пологий склон, спускавшийся к Сене. Река сияла, как серебристая лента, в предвечернем свете. Мария подумала, что ей никогда не приходилось бывать в таком огромном здании; комнаты тянулись дальше и дальше, с бесконечной анфиладой дверей и входов, исчезающих за мягким шелестом платья герцогини, которое отражало свет, как поверхность жидкости, дрожало и переливалось при каждом движении.

Диана привела их в просторную солнечную комнату, обшитую темно-коричневым деревом.

– Вот ваши апартаменты, Ваше Величество. Это королевская детская.

Маленькие кровати по одной на каждой стороне комнаты, с изголовьями, украшенными резными птицами, листьями и цветами, были накрыты ярко-синими и золотистыми балдахинами. Имелись также маленькие стулья и столы, зеркала, висевшие на уровне глаз детей, и шерстяные коврики, делавшие пол мягким, как мох. В одном углу на подставке стояла деревянная модель замка – она открывалась на петлях, и можно было видеть миниатюрные комнаты и мебель внутри. Мария подбежала к ней и заглянула в крошечные окна. Внутри открывался волшебный мир, похожий на сон.

– О мадам, – только и сказала она. Она не могла подобрать слов, чтобы выразить свой восторг.

– Вы можете играть с ним и обставлять по вашему вкусу. Смотрите, вот куклы, которые живут в нем.

Диана указала на группу фигурок во дворе замка. К изумлению Марии, она узнала среди них себя. Она взяла куклу и уставилась на нее. У куклы были настоящие волосы такого же цвета, как у маленькой королевы. Она носила охотничий костюм из зеленого бархата, точно такой же, как ее собственный, а на крошечном запястье сидел охотничий сокол, изготовленный из настоящих перьев, с глазами-бусинками.

– Он похож на Раффлза?

Герцогиня улыбалась, глядя на Марию. Внезапно девочка как будто вознеслась на небеса, где ее любили, лелеяли и показывали одно чудо за другим. Она чувствовала себя не как дома, а как в другом, бесконечно лучшем и совершенном месте. Она обвила руками шею герцогини и начала всхлипывать от радости.

– Ш-ш-ш, ma petite, – герцогиня погладила Марию по голове. – Не нужно плакать.

Через плечо Марии она сделала знак камердинерам. Маленькая королева Шотландии явно перевозбудилась после долгого путешествия и нуждалась в отдыхе, несмотря на ее слова. Кроме того, настало время дневного сна для принцессы Елизаветы. Им будет полезно отдохнуть вместе.

– Откуда вы знаете, как зовут моего сокола? – спросила Мария, гадавшая, как могло случиться такое чудо.

– Мы много знаем о вас, потому что все во Франции интересуются храброй маленькой королевой, которой пришлось спасаться от англичан. Вы уже стали романтической героиней, и все любят вас.

– Но Раффлз… Откуда вы узнали? – настаивала Мария.

– От ваших родственников, дитя мое. От вашей бабушки Антуанетты де Бурбон и от братьев вашей матери, могучего Франсуа де Гиза и Шарля де Гиза, кардинала Лотарингского. Они уже хорошо знакомы с вами, так как ваша мать пишет им и рассказывает обо всем. Скоро вы встретитесь с ними, и они увидят вас воочию.

Личная сиделка Марии Джин Синклер вышла вперед, чтобы помочь ей устроиться в постели.

– Принцессе Елизавете пора отдохнуть, и с вашей стороны будет вежливо, если вы тоже немного полежите, – сказала она, и Мария невольно согласилась с ней. Ей было любопытно испробовать французскую постель. Рядом с кроватью имелась позолоченная ступенька. Какие еще чудеса здесь есть?

Когда все слуги, кроме шотландцев, ушли и Мария лежала в мягкой постели с пуховой периной и огромными подушками, накрытая белым шерстяным одеялом, герцогиня пришла задернуть занавеску балдахина.

– Добро пожаловать во Францию, – прошептала она и ласково поцеловала Марию в лоб. – Это для вас. – Она протянула атласную подушку, набитую душистыми травами. – Положите ее под шею и представьте, что вы лежите на весеннем лугу, смотрите на облака и засыпаете…

Мария вздохнула, положила под шею душистую подушку, как сказала герцогиня, и провалилась в глубокий детский сон.

На следующее утро Марию разбудил солнечный свет. Она сразу же вспомнила, где находится: в чужеземной детской комнате, где все было чудесным образом уменьшено под ее размер. Потом она услышала шепот на незнакомом языке, который звучал так же сладостно, как пахла ее подушка с травами.

– Bonjour Mesdemoiselles. Сегодня прекрасный день. Пойдемте, вас ждет сюрприз. Прибыли маленькие лошади от королевы Шотландии! Одевайтесь поскорее, и давайте посмотрим на них!

Верхняя одежда Марии была распакована, проветрена и отглажена, пока она спала. Теперь Джин Синклер, или Жанна Сен-Клер, как ее стали называть во Франции, разложила ее для своей госпожи.

Марию и Елизавету отвели в другую комнату, где был накрыт завтрак – le petit dйjeuner для дофина, а также для четырех Марий и трех Стюартов. Стол ломился от корзинок с фруктами, блестящих булок с плетеными хлебными косичками и нескольких больших круглых предметов со срезанными краями, уложенных на подносы.

Франциск уже сидел на своем специальном стуле с высокими ножками и положил себе немного еды. Он угрюмо смотрел на тарелку, но, когда вошла Мария, поднял глаза и улыбнулся ей.

Братья Стюарты – Джеймс, Роберт и Джон – с подозрением рассматривали предложенные яства.

– Что это? – спросил Роберт, указав на круглый предмет бледно-желтого цвета.

– C’est fromage, de Normandie[15].

– А это как называется по-французски? – спросила Мария и указала на глубокую тарелку с персиками.

– Pкches, – ответил Франциск.

– Pкches, – повторила Мария.

Французские дети засмеялись над ее произношением.

– Pкches, – она постаралась выговорить как можно точнее. – А это? – Мария указала на банку с фруктовым джемом.

– La confiture, – сказал Франциск. Он выглядел довольным собой и явно ощущал себя знающим человеком.

– La confiture, – повторила она, тщательно имитируя его произношение. – А это? – она указала на буханку хлеба.

– Du pain! Du pain! – хором воскликнули французские дети.

Попробовав понемногу всего, что она назвала, Мария вскоре съела так много, что почувствовала тяжесть в животе. Но дети наслаждались трапезой, помогавшей им лучше узнать друг друга. Теперь им не терпелось выйти на улицу и посмотреть на подарок, который привезла с собой королева Шотландии: миниатюрных лошадей.

Маленькие мохнатые лошадки ждали их во дворе, оседланные и готовые к прогулке. Там был собственный пони Марии по кличке Юнона, а также Синдерс, принадлежавший Пышке. Рядом стояло около десятка других лошадок с далеких островов у северного побережья Шотландии большей частью темно-коричневой масти и покрытых густой грубой шерстью.

– Выберите того, который вам больше всего понравится, дорогой Франциск, – сказала Мария и указала на пони.

Он улыбнулся, не понимая шотландского языка, но правильно истолковал ее жест. Прихрамывая, он подошел к одной из самых маленьких лошадок с белой звездочкой во лбу.

– Я хочу выбрать эту, s’il vous plait! – воскликнул он. – И я назову ее Марией в честь моей гостьи и невесты!

Все рассмеялись.

Следующие несколько дней были посвящены изучению замка Сен-Жермен-ан-Лэ. На плоской крыше дворца росли деревья в кадках и цветы в длинных ящиках, а маленькие скамьи и навесы обеспечивали приятный отдых для людей, ходивших по крыше и обозревавших сельскую местность и долину Сены внизу. Король собирался построить соседний дворец на вершине склона, с террасами, спускавшимися к реке. Туда можно было бы попасть прямо из старого замка или по длинным лестницам, расположенным по обе стороны от нижнего уровня. Подготовка к строительству уже началась.

Хотя король был занят государственными делами, инспектируя северные регионы Италии, которые он намеревался присоединить к Франции, он регулярно слал письма на север и заверял гостей, что они с королевой приедут так скоро, как позволят обстоятельства. Между тем герцогиня де Валентинуа выступала как полноправная представительница Его Величества.

Герцогиня организовала встречу с братьями Гизами, родственниками Марии. Она также нашла шотландца, свободно владеющего французским языком, и сделала его личным переводчиком королевы. Шотландское происхождение было необходимо, так как никто из французов не говорил по-английски или по-шотландски; даже послы, назначенные в Лондон из Франции, Италии и Испании, почти не знали английского. Это был незначительный язык, исключительно местный, а потому бесполезный и пренебрегаемый дипломатическим сообществом. Но некоторые шотландцы стремились к службе за рубежом, и во Франции можно было найти людей, говоривших на двух языках.

Трое наиболее могущественных представителей рода Гизов – мать и старшие сыновья – с блеском приехали в Сен-Жермен из своей фамильной резиденции в Париже. Пожилая герцогиня Антуанетта с прямой спиной и таким же твердым характером (она распорядилась поставить свой гроб в галерее перед ее комнатой, чтобы видеть его, когда шла на мессу каждое утро), мать двенадцати детей, кумир и источник поддержки для ее дочери Марии де Гиз, как всегда была одета в черное. Ее грозный сын Франсуа, которого называли le Balafre[16] из-за боевого шрама на щеке, достигший тридцатилетия и находившийся в том же возрасте, что и король, ехал на огромном гнедом коне. Его младший брат Шарль, который короновал Генриха II и стал кардиналом лишь пять дней спустя в возрасте двадцати трех лет, ехал на муле с серебряной упряжью, покрытом шелковой попоной. Они прибыли вместе, словно волхвы, чтобы увидеть ребенка, на которого все трое возлагали большие надежды – принцессу и королеву, которая появилась, как звезда на севере, чтобы направить Гизов к их высшей славе. Выйдя замуж за дофина, но сохраняя преданность семье и следуя наставлениям родственников, Мария Шотландская в буквальном смысле становилась их путеводной звездой. Любой ее ребенок на одну четверть будет Гизом, и тогда их род возвысится наравне с королями.

Действительно, Гизы провозглашали свое происхождение от Карла Великого, но их родословная уходила в туманное и мифическое прошлое, а эта вроде бы умная и хорошенькая девочка воплощала для них настоящее и будущее, нечто гораздо более реальное…

Поэтому они с готовностью отправились в путь и теперь поднимались к замку по крутому склону, благодарные за то, что легендарная удача Гизов не изменила им и они встретятся с Марией до того, как это сделают король и королева. Разумеется, хитроумная мадам де Пуатье уже жила вместе с детьми, но в политическом смысле она была лишь отражением короля, точно так же, как луна, ее символ, а Диана-охотница всегда уступала дорогу Аполлону.

Нельзя сказать, что печальный, довольно робкий и лишенный воображения Генрих II действительно походил на Аполлона, однако ему нравилось сравнивать себя с этим божеством, и придворные льстецы поощряли его слабость.

В замке Сен-Жермен их проводили в Зал аудиенций, самый роскошный из всех. Если это было сделано с намерением вселить в них благоговейный трепет, то уловка не сработала. Замысел выглядел слишком прозрачным. В их собственном замке Мёдон имелись не менее впечатляющие апартаменты. Королева-итальянка действовала более изощренно… рядом с ней никогда нельзя было понять, чего вы достигли и в чем заключается ее тайный план.

Мадам де Пуатье привела в зал маленькую Марию Стюарт, королевскую фамилию которой здесь произносили на французский манер[17]. Девочка, наряженная в красивое красновато-коричневое платье под цвет ее длинных вьющихся волос, гармонировавшее с румянцем на ее щеках, застенчиво вышла вперед. Все взрослые поклонились ей как помазанной и правящей королеве. Она посмотрела на верхушки их головных уборов, а потом разрешила всем встать. Какое-то время они смотрели друг на друга, пока герцогиня де Гиз не скомандовала через переводчика:

– Подойдите сюда, дитя мое, и дайте мне рассмотреть вас!

Мария медленно подошла к своей бабушке. Неужели это на самом деле мать ее матери? Антуанетта де Гиз оказалась совершенно на нее не похожа. Та ли эта мать, которая нянчила Марию де Гиз, учила ее и посылала ей длинные письма в Шотландию? Мария видела, как сильно ее мать ждет этих писем и с жадностью читает их.

Мария заглянула в глаза этой строгой женщине. Потом та улыбнулась, протянула руки и заключила королеву в объятия.

– Спасибо, что приехали к нам, – пробормотала Антуанетта де Гиз, но Мария не могла понять ее, а слова были слишком тихими для переводчика. Тем не менее она поняла намерение, стоявшее за словами, и обняла женщину в ответ.

– Теперь познакомьтесь со своими дядями, – сказала ее бабушка, отступив на шаг и указав на них. – Ваша мать – мой первенец, мой старший ребенок и, пожалуй, моя любимица. Следующим родился Франсуа, герцог де Гиз, великий воин и защитник Франции, готовый прийти к вам на помощь по первому требованию. Его называют бесстрашным, и он поистине славится своим мужеством, которое неустанно доказывает.

Герцог Франсуа выступил вперед и поцеловал ей руку.

– Мой следующий сын Шарль – о, он совсем другой. Он ученый и церковник, хотя… – Она любовно положила руки на плечи своих высоких сыновей. – Хотя есть те, кто считает его более красивым, чем его брат.

Все сказанное было переведено должным образом.

– Я уверена, что Его Величество король будет рад знать, что кардинал Шарль руководит образованием своей племянницы, La Reinette d’Ecosse, – сказала мадам де Пуатье. – Никто лучше не подходит для этой роли.

Гизы заулыбались. Итак, король уже принял решение. Что ж, это к лучшему.

– Вы знаете латынь, Мария? – спросил кардинал.

– Еще нет.

– Хорошо, скоро узнаете. Но сначала будет французский!

– Думаю, Его Величество распорядится об этом сразу же, как приедет. Она хорошо продвигается в учебе и уже говорит почти без акцента, но будет лучше отослать других детей из Шотландии, чтобы разговоры с ними не мешали ей усваивать язык. Мы распорядимся об этом.

– Разумеется, – ее бабушка кивнула. – Скоро все прояснится.

– Думаю, вы увидите, что она уже почти совсем француженка, – сказала мадам де Пуатье. – Должно быть, это у нее в крови.

* * *

Прошел целый месяц, прежде чем король прибыл в Сен-Жермен. В этот период Мария и ее товарищи по играм свободно бродили по замку и окрестностям, совершали верховые прогулки и экскурсии вдоль берегов реки, которая по утрам уже окутывалась прохладным осенним туманом. Мария и Франциск искренне нравились друг другу; если робость и физическая немощь Франциска пробуждали в ней нежные чувства, то ее веселый нрав и жизненная энергия для него стали подобны солнечному свету, согревавшему и радовавшему его угрюмую и одинокую натуру. Он был на год и один месяц моложе Марии и смотрел на нее как ребенок, для которого целый год – очень большой срок.

Когда Мария наконец встретилась с королем, это произошло в неформальной обстановке, к разочарованию иностранных послов, рыскавших вокруг в надежде застать исторический момент. Король только что проследовал во двор замка в сопровождении свиты, когда Мария вместе со своими подругами и Франциском выехала из конюшни на Юноне. Одетые в яркий бархат, дети походили на кукольную кавалькаду с маленькими перьями, качавшимися на шляпах.

Зачарованный, король слез с лошади и направился к группе детей на пони, широко раскинув руки.

– Это сказочный народец, который торопится в волшебный лес? – с улыбкой спросил он. Он снял шляпу для верховой езды и поискал взглядом Франциска. К его радости и удивлению, мальчик был там и небрежно сидел в седле.

– Папа! – воскликнул он. Потом повернулся к Марии и добавил: – Это король, мой отец. Он наконец приехал!

Мария смотрела на Генриха и видела мужчину с худым длинным лицом и немного раскосыми глазами. Он улыбался, но выражение глаз оставалось непроницаемым.

– Bonjour, Ваше Величество, – быстро сказала она и улыбнулась в ответ.

«Какой у нее приятный голос, – подумал король. – И что за улыбка! Она просто сияет».

– Доброе утро, Ваше Величество, – в ответ поприветствовал Марию король, а потом, к его удивлению, Мария подошла к нему.

– Я так счастлива быть здесь, – просто сказала она. – Я люблю Францию! И я люблю дофина Франциска.

Король испытал такое облегчение, как будто какой-то неведомый благодетель неожиданно выплатил огромный долг французской короны (он часто представлял эту сцену и хорошо знал, как должен себя чувствовать). Девочка была нормальной: хорошо развитой, разумной, красивой и бодрой. В обмен на такое бремя, как Шотландия, которое становилось все тяжелее с каждым днем, он в конце концов получил сокровище. Его Франциск будет любим и ответит взаимностью, а если что-нибудь сможет исцелить его…

– Отложите прогулку на несколько минут, – распорядился он. – И пойдемте со мной, все вы!

Его сердце пело или находилось так близко к этому ощущению, как никогда раньше.

Следующий день выдался дождливым, с холодным, пронизывающим ливнем, который сорвал с деревьев остатки золотистых листьев и превратил их ветви в черные скелеты. О прогулке верхом не могло быть и речи, но дети, испытавшие первый восторг от домашних игр прежде, чем это успело им наскучить, задумали поиграть в rois et reines: королей и королев. Они решили воссоздать историю о Карле Великом, встретившемся со злой лесной королевой, которая держала в плену четырех принцесс (после того как накормила их ядовитыми грибами, чтобы погрузить в сон), и спасшем их с помощью своих рыцарей. Франциск, разумеется, играл роль Карла; четыре Марии были жертвами Марии Шотландской, которая играла злую королеву, а трое Стюартов стали рыцарями Карла Великого. Они построили замок из досок и табуреток и создали лес, приказав слугам принести зелень в кадках с верхней террасы. Камердинеры остались недовольны беспорядком, но Франциск велел им придержать язык и делать как сказано.

Игра уже приближалась к завершению, когда Франциск вышел в туалет, расположенный в угловой комнате. От слив сорта ренклод, съеденных за завтраком, у него расстроился желудок, поэтому великому и могучему Карлу пришлось облегчиться перед штурмом замка.

– Ты в последний раз смотришь на своих жертв, злодейка! – крикнул он Марии. – Готовься к смерти, я скоро вернусь!

Через несколько минут, когда отворилась дверь, последняя сцена драмы возобновилась: «принцессы» лежали неподвижно, как марципановые куколки, рыцари потрясали кинжалами, а Мария собралась с силами перед последней битвой. Но вместо Карла Великого в доспехах, изготовленных из двух подносов для мяса, привязанных друг к другу, в комнату вошла низенькая женщина.

– Что это такое? – требовательно спросила она. – Откуда этот беспорядок и где дофин?

Она с отвращением посмотрела на лес в кадках, крепость из табуреток и солдатские палатки из простыней. Не дождавшись ответа, она приказала:

– Уберите этот хлам! Кто вам разрешил? Дети слуг устраивают набег на королевскую опочивальню! Ваши родители ответят за это!

И снова никто не подчинился ее приказу; отчасти потому, что они не понимали смысла ее слов, хотя догадывались о ее намерениях. Тогда женщина пришла в ярость:

– Делайте, как я велю! Вы что, оглохли, маленькие разбойники?

Мария покинула груду подушек, составлявших бастион ее замка, и вышла вперед. Глядя женщине прямо в глаза, она медленно сказала по-французски:

– Вы понимаете, мадам, что разговариваете с королевой Шотландии и находитесь в ее присутствии?

Она храбро вздернула подбородок.

– А вы понимаете, что находитесь в присутствии королевы Франции и неуважительно обращаетесь к ней? – ядовитым тоном ответила женщина. Преисполнившись чувством превосходства, она ожидала увидеть смущение и замешательство маленькой девочки, но на лице Марии отразилась лишь озадаченность. Она явно не считала женщину похожей на королеву.

– Нет, мадам, – медленно, но серьезно и вежливо произнесла она. Они уставились друг на друга, но тут в комнату ворвался Франциск и с криком «Maman!» подбежал к женщине.

– Maman, это моя дорогая Мария, которая приехала из Шотландии! – воскликнул он и бросился в ее объятия.

– Ну что же, – сказала Екатерина Медичи. – Мы все беспокоились за вас и с нетерпением ожидали вашего прибытия. – Она посмотрела на Франциска: – Она тебе нравится, дорогой?

– О да!

– Тогда мне она тоже нравится. Добро пожаловать, маленькая Мария.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга содержит описание механизмов психической деятельности человека в норме и в патологии. Подробно...
Коммунизм в отдельно взятом подъезде, кампания по защите осетров, неуважительное братское отношение ...
Она не могла отвести глаз от крови, вытекавшей из широкого разреза на шее. Подошла ближе к шее матер...
Наталья Андреевна – начинающий педагог. Хотела работать в Москве, а отправляют в область, и вместо ф...
Списывать сочинения, как известно, нехорошо, и мама этого не одобряет. А если попытаешься отвертетьс...
Любава не любила делать уроки, предпочитала спать. А Мама, услышав нерабочую тишину, заходила к Люба...