Перевод Гоблина Гареев Зуфар

Мансур исполняет приказ. Официантка приносит кофе и минеральной воды.

– Здравствуйте, дорогая наша Ксения Федоровна, – льет патоку Котов.

Ксения Федоровна по обыкновению с ним холодна.

– Здравствуйте, дорогой. Вам тоже не мешает послушать это.

И вот все (Котов, официантка, Мансур со шваброй и Света) расположились полукругом, чтобы слушать. Подтягивается и муж Ксении Федоровны; он запыхался, торопясь к супруге.

– Так вот, Светочка! Каждый из этих самцов готов взять женщину сзади. И не только Вас, Светочка. Но и тех, кто рядом…

Она движением руки поправляет пышную прическу и внезапно указывает пальцем на Мансура.

– Ты готов, Мансур?

– Я? Нет.

Ксения Федоровна насмешливо указывает на Котова.

– Дорогой, Вы тоже не готовы? Что это такое с вами стало?

– Ну, как можно, Ксения Федоровна. Мы же люди, а не какие-нибудь…

– …болонки, правда?

Она тычет пальцем в мужа.

– Ты тоже не готов, Лямин?

– О чем ты говоришь, Ксения? Сама постановка вопроса нелепа…

– Между тем, только за последний год он сменил 7 любовниц.

Громкая пощечина нарушает тишину холла.

– А я сменила 7 семь сексопатологов! И у каждого выпытывала: что во мне пошло не так? Почему мужа не влекут мои формы? Значит, ты к восьмой не готов. О, сладость измены…

Новая пощечина!

Мансур от испуга роняет швабру, Света хихикает. Напряженная пауза.

– Так кто готов женщину объявить сумасшедшей исключительно для своей выгоды? Кто?

– Только не я. – отнекивается Лямин. – Ну, как я могу? Мне даже подумать об этом страшно. Причем, очень страшно.

– И правильно. Ведь ты же представляешь, что тогда будет с твоими гнилыми семенниками, дорогой! На каких они проводах будут болтаться, мой плешивый малыш!

Спасение! На пороге своего кабинете врач Валерий Петрович прощается еще с одной пышнотелой пациенткой.

Ксения Федоровна, оставив все, торопится к дверям, на ходу листая книгу.

– Валерий Петрович, я еще не все сказала! Это имеет прямое отношение к нашей болонке, не думайте!

Китаец Го, неутомимый труженик теневого бизнеса и любви (которой все возрасты покорны), вывешивает очередное свежее объявление об услугах Пенелопы. Грудь – двушка, фитнес, фэшн, стиль, театр, искусство, гламур, литература и так далее.

По этой причине не спрашивайте меня как поздним вечером того же дня занесло королеву лошадиной красоты Пенелопу в обычную московскую квартирку скромного достатка, – и кто это такой обыкновенный скромный москвич Евгений Алексеевич Гудзь, – лет 50-ти, тощий и легкий как глист… простите, как лист – березовый или кленовый. Понятно, что и лысенький при том; понятно, что на вид – божий одуванчик.

Сей любитель запретных страстей стоит на коленях перед законной супругой Любовью Петровной Гудзь, виновато уткнувшись в огромное бедро. Любовь Петровна без устали колотит каблуком изменника по лысине и громко рыдает, а Евгений Алексеевич пытается короткой ручкой огладить ее солидную задницу.

– Ты моя рыбонька… кисонька… ты лучше всех… Ну, ударь эту сволочь еше раз, ударь если хочешь, только прости…

– На-кось! На-кось! Я тебе покажу горячих девочек! В доме! В родном доме! На моих простынях!

Она топчет платье Пенелопы.

– Вот! Вот! А ну рви ее платье, Женя! Рви, я сказала!

Пенелопа забилась в ванную после нещадных побоев. Голова Пенелопы опять разбита, а Эсмеральда дрожит – и, похоже, опять обкакалась. При каждом ударе каблука о голову Евгения Алексеевича Пенелопа вздрагивает и шепчет:

– Ой, ой, господи… И мужик-то неплохой… За что она его так…

Пенелопа открывает кран, чтобы подмыть Эсмеральду.

– Опять шок мы получили, Эсмеральдочка… Пошалили – и шок получили… И зачем я тебя украла? Я такая дурочка, правда?

Евгений Алексеевич рвет ненавистное платье.

– Вот ей! Вот ей! Тьфу, в какую мерзость я вляпался! Как я мог так?!

– И ты должен сжечь его! Выбросить на помойку и сжечь!

Она плачет и того горше:

– Мама, ты же говорила мне еще 30 лет назад, с каким идиотом я связалась…

Но встряхнулась:

– Ну, ничего, мама, я перебьюсь… Ты знаешь меня.

– Рву, Люба! Видишь, рву! Как я ненавижу это платье!

Потом он шепчет что-то на ухо супруге.

– Что-о-о? Как это мужик? – остолбенела Любовь Петровна Гудзь. – А про такое, мама, ты мне не говорила никогда!

Евгений Алексеевич глупо хихикнул:

– Какая же это измена, Люба? Так, придурь… Я специально, чтобы тебе обидно не было…

– А ну зови ее сюда!

Вид Пенелопы с собачкой очень жалкий.

– Здрасьте… – здоровается Пенелопа, демонстрируя хорошие манеры; и даже делает книксен.

Любовь Петровна всплеснула руками:

– Ой, худой какой, прямо смерть пришла… А собачка как дрожит… У тебя мама есть, паренек?

– Нету… Я в детдоме воспитывался, Любовь Петровна…

– Из детдома?

Какие же все-таки благородные существа женщины!

…Через полчаса квартиру не узнать.

Кухня полна чудесных запахов, на столе и пельмени, и картошечка, и супчик, и даже графинчик водки, а кнему грибочки ням-ням. Все сыты и довольны. На лице Пенелопы – крестики из лейкопластыря, а сама она – в мужском костюме, в рубашке с широченным галстуком типа лопата с ромашками. Все из запасов Любови Петровны – от кума осталось.

Любовь Петровна опрокидывает очередную стопку.

– Ну-ка, скажи еще раз, как он козлился…

– Говорит: у тебя шаловливая попка, Пенелопа? И руку положил…

Любовь Петровна просто давится смехом.

– И руку положил, господи… Ой, не могу, завтра бабам расскажу… А попу-то хоть нашел?

Она строго отчитывает мужа:

– Ты бы хоть очечки надел, карась премудрый! Где ты там попу у дитя разглядел? А еще чего говорил?

– Говорил: поиграй со мной, крошка… Возьми меня за это…

Любовь Петровну словно щекочут, такой веселый звонкий смех летит по квартире.

– Ой, девки, держите меня! Козлина! За это!

– А я не успела взять. Тут Вы вошли.

– И правильно. Нет там ничего, руки марать.

Она грозно притягивает за шиворот мужа.

– А меня ты когда-нибудь называл «крошкой»? Называл? Пойду Люсе позвоню, чего мой карась учудил…

Ну, у кого с любовью все в порядке, так это у Михи.

Диван разложен. Миха – на спине, на Михе ритмично скачет Ксюша. По левую руку Михи – телефон и ноутбук с открытым музыкальным редактором Cubase. Михе надо срочно прописать партию баса, ну просто – кровь из носу! Его сейчас держит на контроле руководитель группы Хан. Мы знаем, какой это смурной чувак, у него не забалуешь.

Но и в удовольствиях Миха не может себе отказать. На голове Михи – гарнитура, в наушниках звучит голос Софы. Как всегда она читает ему что-то скабрезное, – и это, действительно, изрядно Миху заводит.

Однако не надо терять бдительность: одна рука Михи прикрывает микрофон. Софа не слышит, что творится на том конце провода. В общем, Миха – половой гигант! Порой жизнь заставляет нас быть семирукими восьминогами – так хочется успеть все и сразу!

Ксюша, прыгая как мячик, в который раз допытывается:

– Зачем… она… тебе… читает… эти тупые рассказы?

– Я же сказал, что у меня импотенция. Врач посоветовал этот прием. Он сказал, что у мужчин – сложная сексуальная природа. Сложнее, чем у женщин.

– Почему он это посоветовал? Странный врач.

– Тебе что именно не нравится? Так… Теперь медленнее… Так… Теперь закати глаза… Тебе что не нравится? Скажи «Ах!»

– Мне… все… не… нравится…

– Закати глаза… Тогда расстанемся? Я все равно импотент. Меня нельзя любить.

– Нет.

– Тогда что?

– Не знаю. Я хочу писать. Мне кажется, что этот секс происходит не со мной. А о чем эти рассказы?

– Ну, как о чем… там один мужик… одну Анжелу…

Ксюша все равно хочет понять:

– Это секс со мной?

– А с кем же?

– Я хочу писать.

– Почему ты всегда хочешь писать не вовремя? Ты раньше не могла это сделать?

Звонит мобильный. Нарисовался Хан.

Миха в трубку отчитывается:

– Значит так… Фа, фа, фа-диез, до в альтернативе…

Он дотягивается до Cubase, щелкает мышкой в партии баса.

Хан как бы вытащил саблю, ща полоснет ею по шее.

– К фа-диезу до в альтернативе? Ща попробую.

– Окей. Можно си в альтернативе.

Ксюше:

– Так… Теперь пошла на убыстрение… Пошла-пошла…

– Я хочу писать.

– Закати глаза, будет легче.

– Легче? Легче станет весить мочевой пузырь?

– Да. Я где-то читал. В ЖЖ… Или в женском журнале…

– В каком? В «Глории» или в «Самой красивой»? Я «Глории» не верю. Может в «Гламуре»? Я закатила глаза?

– Да, в «Гламуре». Закати глаза и молчи!

В наушниках барахтается голос Софы:

– Я устала… Я устала стоять в очереди… У тебя кто-то есть, я поняла… Я не могу быть очередной!

Миха открывает микрофон для переговоров.

– Но я верю, что наши отношения перерастут в нечто большее. Тебе тоже надо поверить.

Софа без энтузиазма соглашается:

– Ну, ладно…

И вот в уши Михи опять полилось скабрезное повествование из невинных девичьих уст (есть, есть в этом какое-то запретное извращение, безусловно, есть):

– «Быстрей возьми меня за задницу! Я весь день ждала этого похотливого жеста, как грубая необузданная самка…»

Софа смолкла; она возвращается к вопросу:

– Ты и позавчера мне говорил, что они перерастут.

Миха закрывает микрофон, потому что Ксюша опять открыла рот.

– Зачем ты это ей говоришь? – прыгает Ксюша. – Ты мне говорил то же самое про отношения! Ты всем говоришь одно и то же?

– Истина-то одна. Так… Теперь снова убыстряй… А теперь ураган… Пошла ураганом!

– Я хочу писать.

Миха игрив:

– Как мышка: пись-пись?

Ксюшу разрывает гнев:

– Как корова!

– Это некрасиво. Потерпи.

Открывает микрофон.

– Ну, читай, Софа, прошу тебя… Мне кажется, я уже готов к чему-то большому. Я долго размышлял об этом, советовался с родителями…

Софа на подъеме:

– С мамой?

– Конечно, с мамой… Только пока не спрашивай, что сказала мама, хорошо?

– Почему, черт возьми!

– Она – немая.

– Она немая? А что она сказала?

– Читай, Софа!

– «Я почувствовала, как все наполнилось спермотоксикозом…»

Это опечатка, что ли…

Миха закрыл микрофон.

– Не тупи! Теперь наклонись ко мне и коснись правой грудью моего лица…

– Что сказала мама по поводу нее? Я хочу это знать. Моя мама тоже захочет узнать про слова твоей мамы по поводу нее…

– Ты же говорила, что хочешь писать.

– Я не хочу писать, я хочу знать, что сказала твоя мама про нее. Ты говорил мне, что ты говорил своей маме только про меня…

– Блин, я же сказал, что мама – немая! О, как мне хорошо… Так, опять пошла на убыстрение…

– Я думал, ты пошутил… Реально немая?

– Да ты что! Мама – немая, а она – шутки. Вопрос закрыт.

Звонок. Это Хан. Миха трепещет. Он лихорадочно заглядывает в Cubase.

– Фа, фа, фа диез, ми, до. Ми бемоль в альтернативе…

Софа читает:

– «…И я бесстыдно сказала себе: как это прекрасно, что сейчас меня раздирают на части два члена…» Ой, опять спермотоксикоз… Что такое спермотоксикоз? Отравление вредными веществами?

Хан все понял, кошмарики! Хан все понял!

– Мих, чмо! Не лепи горбатого. Если не хочешь работать, то пошел к черту, понял! Что там за телки у тебя визжат?

– Какие телки, Хан! Тружусь в поте лица! Хан, клянусь!

Гудки. Михе – пипец! Миха вскакивает, быстро натягивает трусы.

– Так, девки, кыш! Я теряю штукарь! Если я сейчас не пропишу бас – я потеряю штукарь!

Он мечется по комнате.

– Все, одевайся! Все остальное – завтра!

– Я хочу писать…

Миха ака рев быка:

– Завтра, я сказал!

Ксюша, зажимая руки между ног, тихо ползет в туалет – так ее скрутило…

За дверями Ксюша одергивает на себе одежду (одеваться пришлось торопливо). Она беспомощно и жалко озирается на дверь. За ней – квартира, из которой ее, по существу, опять просто выкинули как драную кошку.

Ксюшка смачно плюет в дверь и уходит. Возможно, она клянется себе никогда сюда не возвращаться…

У входа в небольшой магазин Ксюша выпивает бутылку пива, не отрываясь, потом снова заходит в магазин.

Продавщица с теплотой и пониманием лезет в душу как клещ:

– Пиво без водки – деньги на ветер…

Ставит перед ней «минутку» – стакан водки в фабричной упаковке.

– Это лучше снимает, проверено.

Ксюша отрицательно мотает головой, покупает жвачку, кладет ее в рот и возвращается к дому Михи. Шаг ее решителен.

И вот она выходит из двери лифта. Можно позавидовать ее волевой поступи.

Мимо нее (похоже от дверей квартиры Михи) – прошмыгнула какая-то заплаканная рыжая девушка, пряча в сумку помаду. На светло-сером дерматине помадой нацарапано (чуть выше Ксюшиного плевка): «Миха, ты козел!!!!!»

– Эй, это ты написала? – окликает Ксюша рыжую.

Но рыжей и след простыл.

Ксюша какое-то время еще тупит – и вот второй ее плевок опускается чуть выше надписи.

«Да, козел!» – подтверждает плевок.

Ксюша уходит…

Через минуту-другую из лифта выходит невысокая полноватая девушка. Она настроена романтически.

С задумчивостью смотрит на плевки и надпись, потом бережно все это стирает влажной салфеткой с непревзойденным запахом киви и лимона, – и пишет губной помадой: «Миха, я сегодня поняла, что люблю тебя больше всех на свете! Ксюша».

Подумав, стирает слово «Ксюша» и приписывает: «Ты сам должен понять, кто это. Ксюша».

Уходит, в ее шаге – победа.

Куда, куда несет Ирину Кулакову рок событий? Не гибельна ли игра, которую затеял с ней неведомый мужчина?

Как знать. Но довольно тревожно…

Оказаться ночью во дворе какого-то незнакомого загородного дома черт знает с какой целью – это, понимаете ли…

Хорошо, что она упросила Марианну поехать вместе. Мужской голос не возражал, да и сама Ирина интуитивно понимала – нет, все-таки это не маньяк…

Конечно же, не маньяк, а просто мужчина со своими причудами.

Впрочем, двор преобразился. Это просторная, хорошо освещенная электричеством площадка.

На площадке – театр «Fuckingmachines» из Германии. Он готов к представлению.

Несколько именитых приглашенных порно-моделей: Яна Кова, Лаура Ангел и др. Впрочем, нормальные женщины не интересуются миром порнозвезд, – ясно, что Ирине эти имена ничего не могли сказать.

Слышна немецкая и английская речь обслуживающего техперсонала, двух режиссеров театра, визажистов, операторов камер, осветителей, ассистентов (девушек и мужчин, так как работа некоторых машин требует участия помощников) и т. п. В общем, за пределами площадки – людно.

Полукругом расположились два десятка железных фак-механизмов, которые работают на электричестве. Для посвященных уточняю имена этих любовников: The Monster, Airstorm, The Annihilator, Cathedral, Fuckzilla и т. п.

Действо начинается неспешно, модели шутливо переговариваются друг с другом.

Ирина полулежит на специальном помосте – ее влагалище обрабатывает довольно устрашающая машина Intruder mk II.

Ирина – единственная одетая модель в этом театре. На голове ее – гарнитура для переговоров с заказчиком, она в красивом дорогом платье, на ней – хорошая бижутерия, на лице – искусный макияж. Подол ее платья задран, трусики спущены, груди – поверх декольте.

К ней подходит переводчица.

– Яна Кова говорит, чтобы Вы не боялись. Просто надо представить, что у вас не было мужчин лет пятнадцать… И тогда все пройдет хорошо.

Яна Кова приветливо машет рукой:

– Окей?

– Окей. Их не было четыре года.

Лаура Ангел (она в стиле кибер-панк; на ногах – черные башмаки, также одет ее ассистент) приветливо машет рукой и тоже что-то говорит. Переводчица ее слушает, время от времени пускаясь в смех вместе с ней.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Это настольная книга для каждого бизнесмена и маркетера, понимающего, как много значит для успеха ко...
Все есть у Кати: красивое лицо и фигура, престижная работа в офисе, уютная квартира.Да вот только пр...
«То, о чем я собираюсь рассказать, произошло четыре года назад осенью, когда я путешествовал по Швей...
«Деревушка Гейвон, что в графстве Сазерленд, отмечена лишь на самой подробной военной карте, да и то...
«Просматривая довольно непоследовательные записки, коими я пытался проиллюстрировать особенности мыш...
Оставались тысячи световых лет до родной звёздной системы, когда в работе маршевых двигателей звездо...