Неистовая звезда Янг Мойра

Во мне разгорается красная ярость, хочет вырваться на свободу. Рука сама собой тянется к поясу. Только арбалета при мне сегодня нет. Впервые после Серебряного озера я вышла в путь безоружная. Мы все безоружные. Никто с собой не взял ни луков, ни арбалетов, ни ножей. Я чувствую себя беззащитной. У Джека тоже рука на поясе, привычно нащупывает арбалет.

Тонтоны выкатывают из конюшни телегу, выводят лошадь. Делают все споро и ловко.

— Рэю домой повезут, — говорит Марси.

— Ты знаешь, где она живет? — спрашиваю я у Кэсси.

Она спокойно кивает. В самый первый раз, как мы встретились, когда Джек Эмми забрал, Кэсси с Брэмом горячку не стали пороть, помогли нам, хотя из-за меня мы все чуть не погибли.

Тонтоны подводят телегу к входу в дом детства, открывают замки, откидывают засовы, распахивают дверь. Старший тонтон держит Рэю за локоть, подсаживает на телегу. Рэя прижимает к груди свой узелок, голову держит высоко. Не плачет. Не хочет тонтонам свое горе показывать. Ведет себя так, как Управителям велено.

Старший тонтон улыбается Рэе, кивает на прощание. Рэя выдавливает из себя улыбку, слабость свою таит. Может, нам это на руку. Два тонтона садятся в телегу. Тот, что помоложе, кладет на колени огнестрел. Возница дергает поводья, телега выкатывается со двора на дорогу к северу, залитую серебристым лунным светом.

Входная дверь закрывается. Щелкают замки, скрипит засов. Рэя оборачивается, глядит на дом детства.

— Не бойся, скоро увидишь свою деточку, — говорю я. — Кэсси, мы правильное время выбрали. Без притворства обойдемся. Вы с Марси сходите за лошадьми, ждите нас у первого поворота северной дороги. Там за валунами можно спрятаться. Джек, мы с тобой пойдем хворого ребеночка выручать.

Ясной ночью тонтона заметить легко. Мы следим, как он шагает по полю. Легкий ветерок доносит до нас с Джеком тонкий детский плач. Мы пригибаемся к земле, чтобы парень нас не заметил, если обернется. Нерон летит над нами. На ворона в ночи никто внимания не обратит.

Тонтон уже далеко отошел. Похоже, младенцев относят подальше, чтобы в доме детства криков не было слышно. Всю ночь детский плач никто не выдержит, даже тонтоны. Парень идет торопливо, почти бежит, хочет поскорее приказ выполнить. Он малышку к груди прижимает, прячет ее под своим плащом.

Наверное, ему такое мерзкое задание поручили, потому что он новенький. Мы крадемся за ним с пол-лиги, по узенькой тропке среди кустов. Тропинка не то чтобы очень заметная, но видно, что протоптана. И вдруг парень исчезает из виду.

Джек подносит к глазам дальнозор.

— Куда он подевался? — бормочет он. — Черт побери!

Мы бежим по полю и едва не падаем парню на голову. Он сидит на дне узкого овражка, положил малышку на колени. Мы с Джеком осторожно выглядываем из-за валуна. Младенец хнычет, но крутой откос звуки гасит. Тонтон шиму с себя размотал, умело заворачивает в нее девочку. Вообще-то ему такое запрещено. И огнестрел рядом лежит, на земле. Странно все это.

— Не смотри на меня так, — говорит он. — Я не виноват, что ты хворая, маленькая. А кто в этом виноват? Ты сама и виновата. Не захотела в мамкиной утробе остаться, поспешила на свет появиться. И ради чего? Вот и попала в переделку.

Разговаривает с малышкой, будто она его понимает. Обычный такой разговор. Видно, иначе он не может решиться ребенка оставить. Мы с Джеком переглядываемся. И тут, под ночным звездопадным небом, я внезапно понимаю, каким отцом Джек был для Грейси, такой же малютки. Вечно я забываю, что у него ребенок был. Наверное, для него все это очень тяжело.

— Ну ладно, пора, — говорит тонтон, берет малышку на руки и встает. — Надо найти для тебя местечко, где не дует. Простудишься еще. Вот тут, за камнями, видишь? — Он пристраивает девочку в расщелину среди валунов. — Вот и хорошо. Удобно тебе здесь? А теперь слушай меня внимательно. Не плачь и не хнычь. Нельзя, понимаешь? А то придет койот и… — Он вздыхает, шумно сглатывает. Потом выкарабкивается по другую сторону овражка и исчезает в ночи.

Мы с Джеком шепотом считаем до десяти. Джек встает, смотрит в дальнозор.

— Уходит, — говорит он.

— Жди меня здесь.

Я спускаюсь в овражек, стараюсь не шуметь, но мелкие камешки с шорохом сыплются из-под ног. Я замираю, гляжу вверх, на Джека. Он смотрит в дальнозор, потом кивает мне.

Младенец начинает хныкать. Я подбегаю, стараюсь вытащить малышку из расщелины. Ребенок сначала недовольно попискивает, потом заходится криком. Я не знаю, как с ней обращаться, боюсь поранить или еще что. Успокаиваю ее. Пальцы не слушаются. Шима тонтона за что-то уцепилась, я ее вытащить не могу.

Нерон кружит над головой, протяжно каркает. Ему не нравится детский плач. Меня он тоже тревожит — по-моему, он стал слабее. Или мне это чудится? Ребенка надо побыстрее вернуть Рэе.

Потихоньку вытягиваю шиму из расщелины, беру малышку на руки. Она невесомая, пеленки и то тяжелее. Поворачиваюсь, чтобы выбраться из овражка, и…

В двадцати шагах от меня стоит тонтон. Нацелил огнестрел прямо в сердце. Замечает мою татуировку на скуле и испуганно ахает. Ангел Смерти! Он пятится, но арбалета не опускает.

Надо же, так бесшумно ко мне подобрался, что я и не заметила. И Джек ничего не увидел и не услышал. А все потому, что овражек тонтону хорошо знаком.

— Я одна, — громко говорю я. — Безоружная.

Слышишь, Джек? Не высовывайся. Не лезь на рожон.

Парень удивленно пялится на меня, дышит часто. Он слышал, что призрак Ангела Смерти по Новому Эдему бродит, мстит за свою гибель.

— Ты не думай, я не призрак, — продолжаю я. — Я живая, настоящая. Вот, потрогай. — Я протягиваю ему руку. — Теплая.

Он делает шажок вперед, кончиками пальцев касается моей ладони. Кивает.

— Докажи, что безоружная, — велит он.

Я не отвожу глаз, двигаюсь медленно. Не хочу его спугнуть. Кладу малышку на землю, стягиваю куртку, бросаю ее на камни. Развожу руки и поворачиваюсь кругом.

Он подходит, обыскивает меня, огнестрела из рук не выпускает. Глядит со страхом, будто боится, что я обращусь в призрак. Лицо совсем мальчишеское, на щеках не щетина, а пух.

— Я ворона увидел, — говорит тонтон. — Испугался, что он ребенка заклюет.

— Мой ворон детей не трогает, — отвечаю я.

Мы смотрим друг на друга.

— Я слышала, как ты с ней разговаривал. Давай я ее возьму, а то земля холодная, малышка простудится.

Сажусь на корточки, беру девочку на руки.

— Ты неправильно ее держишь, — говорит парень. — Под голову возьми, вот так. Не знаешь, что ли?

Он засовывает огнестрел в кобуру, показывает мне, как ребенка держать.

— Как у тебя ловко получается, — вздыхаю я. — У тебя сестренка есть?

Парень сжимает губы, каменеет лицом. Я понимаю, что сестра у него есть, но неизвестно, жива или нет. Тяжело ему, наверное.

— У меня тоже сестра есть, — говорю я. — И тоже слабенькая родилась, вот как эта. Но выросла здоровой… Она особенная.

— Куда ты ее забираешь? — спрашивает он.

Я не отвечаю.

— Я никому не скажу, честное слово, — смущенно бормочет он.

Ему стыдно. Ему жалко малышку, хотя она ему и не родня.

— Верну ребенка матери, — говорю я.

— Поторопись, — вздыхает он и ласково гладит девочку по щеке. — Она слабенькая. Вон какая крохотная.

— Знаешь, а ведь неправильно это, — продолжаю я. — Родную кровь разлучать. Младенцев с матерями, братьев с сестрами. Твою сестру в Эдемов дом увезли?

— Не знаю, — говорит он.

— А как ее зовут?

Внезапно парень соображает, что ведет беседу с Ангелом Смерти, врагом народа. Лицо его каменеет. Он отступает подальше. Вздергивает голову, расправляет плечи, прикладывает сжатый кулак груди, против сердца.

— Да здравствует Указующий путь! — восклицает он.

Я подношу кулак к груди, вытягиваю два пальца — знак победы.

— Свобода, брат, — негромко говорю я.

Глаза его жадно вспыхивают, будто пламя свечи. Божемой, он сейчас повторит за мной…

Ну же, не бойся! Скажи! Свобода…

По темному небу скользит падучая звезда. По лицу тонтона пробегает тень надежды.

— Указующий путь вас обманывает, — шепчу я.

Зря тонтоны паренька одного посылают. По его лицу можно все понять. Парню внушили, что мне верить нельзя, но он мои слова запоминает. Прячет их глубоко-глубоко, в тайном месте, чтобы потом над ними поразмыслить.

— Я тебя не выдам, обещаю, — повторяет он и поворачивается уходить.

Выкарабкивается по каменистому склону оврага, бежит назад, в дом детства, пока остальные охранники не спохватились.

Джек выходит из-за валуна, спускается вниз, помогает мне выбраться наверх. У Джека глаза блестят, ухмылочка на губах блуждает.

— Да уж, — вздыхает он и протягивает мне руку.

— Да уж, — повторяю я.

— У меня руки так и чесались его пристрелить, — говорит Джек. — А вообще интересно получилось.

— Побольше бы таких, как он, — замечаю я.

Малышка у меня на руках тихонько похныкивает.

— Возьми-ка ее, — прошу я. — Не умею я с детьми…

Джек повязывает шиму через плечо, укладывает туда девочку, и мы с ним бежим на север. Там, у поворота дороги, нас ждут Марси и Кэсси.

Ночь темная. В небе падучие звезды мельтешат. В Третьем секторе все тихо. Холодный ветер дует то с севера, то с востока. У меня по коже мурашки бегут. Может, неупокоенная душа где-то рядом мается. Говорят, что в звездопадные ночи неупокоенные души по ветру летают.

В поле дикий кот рыщет, мышей ловит. И ребеночком не побрезгает, если попадется. Но малышка в безопасности, спит на груди у Марси, завернутая в шиму. Рыжая кобылка Тэм трусит рысцой, укачивает. Марсино сердце бьется ровно, спокойно.

В ночном воздухе чувствуется дыхание зимы, холод щиплет нам носы и пальцы. Жнивье под лунным светом серебрится, будто под снегом. Наверное, здесь зима не такая, как на Серебряном озере. Увижу, если до нее доживу, конечно. Если Демало меня не погубит. А если он меня погубит, то и товарищей моих тоже. Луна растет, как на дрожжах.

— Слушай, а сколько до Кровавой луны осталось? — шепотом спрашиваю я у Кэсси.

— Если сегодня считать, то пять ночей, — отвечает она.

Джек слышит мой вопрос, недоуменно морщит лоб. И чего я спрашиваю? Время вспять не повернешь. А Джеку любопытно, откуда у меня такой интерес.

Вокруг все тихо. Тонтоны Рэю домой привезли и в дом детства вернулись. Она со своим мужем, Ноблом, живет на ферме, в глинобитной хижине. Рядом два шатких сарайчика стоят. Во дворе железный ветряк крутится, тихонько пощелкивает. Кэсси говорит, что соседи далеко, не увидишь и не услышишь. Вот и хорошо. Детский плач их не потревожит.

Из-под двери хижины пробивается полоска света, всхлипы звучат. Громкие, истошные рыдания. Теперь Рэя не скрывает своего горя. Значит, есть надежда, что у нас все получится.

Джек держится позади. Чем меньше людей про него знают, тем лучше. Мы с Марси тоже пока не высовываемся.

Гермес мотает головой, рвется в галоп. Ему хочется скакать по бескрайней равнине, под высоким небом, а не трусить рысцой по холмам, не пробираться по чащобам.

Знаю, мой хороший, знаю. Потерпи, недолго осталось.

Утешаю его, успокаиваю, обещаю, что отпущу на свободу. Не отдам тонтонам в рабство.

Кэсси стоит у двери, держит на руках малышку, завернутую в тонтонову шиму. У меня горло сжимается, в животе сосет. Марси трогает меня за плечо. Мы с Джеком переглядываемся. Тут, на ферме, для нас гораздо опаснее, чем в овражке с тонтоном. И дело не в том, права я или нет. Кэсси своей жизнью рискует. Свою тайну раскрывает. Открытое неповиновение выказывает.

Она расправляет плечи, вздергивает голову, вздыхает и тихонько стучит в тяжелую дверь.

— Кто там? — подозрительно спрашивает мужчина изнутри. Неприветливо.

— Нобл, открой, это Кэсси. Управитель Кэсси, с Серединной горы.

Он подходит к двери поближе.

— Кэсси? Чего ты явилась среди ночи? Не положено.

— Открывай быстрее, не мешкай.

Клацает засов, дверь распахивается. На пороге стоит высокий крепкий парень с фонарем в руках, под мышкой огнестрел держит.

— Да здравствует Указующий путь! — говорит Нобл. — Что случилось?

Кэсси протягивает ему малышку.

— Что это? — недоуменно спрашивает он.

— Дочка твоя, — отвечает Кэсси. — Рэя, я твою девочку принесла.

Рэя вскрикивает, выбегает к дверям, тянет руки к ребенку. Нобл преграждает ей путь. Она молотит его по спине, рычит, шипит, будто зверь.

— Ты откуда ее взяла? — говорит Нобл. — Выкрала, что ли?

— Я ее спасла, — объясняет Кэсси. — Ее в чистом поле оставили, зверям на съедение.

Рэя пытается оттолкнуть Нобла, но он здоровый, с места не двигается.

— Зря ты это, — ворчит он. — Она хворая, потому и оставили. Указующий путь знает, как лучше.

— Да здоровенькая у тебя девочка, только ей родительская любовь и ласка нужны. Сам погляди, хорошенькая какая. Просто до срока родилась.

Кэсси разворачивает малышку, показывает Ноблу, но он глаза отводит. Девочка просыпается, хнычет. Кэсси ее снова пеленает, успокаивает.

— Мы неприятностей не ищем, — заявляет Нобл. — И дети нам здесь ни к чему. Ты же помнишь, кроме матери-Земли, у нас другой семьи нет. А если прознают, беды не оберешься.

Он порывается захлопнуть дверь, но Рэя протискивается на порог.

— Никто не прознает, — говорит Кэсси. — Я вам помогу. Мы все вам поможем. И друг другу будем помогать. Перемены грядут. Хватит нам под тонтоновым сапогом жить. Мы сами землю исцелим, хозяйство наладим, детишек вырастим. Не из-под палки.

— Гляди, как бы за такие речи тебя в рабство не забрали. Или чего хуже не приключилось, — ворчит Нобл. — Уноси ее немедленно. Рэя, заткнись! Не видишь, я дело говорю. Все, как положено.

— Пусти! — кричит Рэя, толкает его, тянет с порога. — Пусти!

— Я вам мудрую повитуху привела, — говорит Кэсси. — Она с детьми умеет управляться. Научит вас, как за дочкой ухаживать, расскажет, что делать. Вашей малышке отец с матерью нужны.

— Божемой, что вы задумали? — растерянно спрашивает Нобл. — Что вообще происходит? — Он в первый раз смотрит на малышку. — Ох, ты смотри-ка, у нее нос, как у моей ма! — удивленно, с тайным восторгом произносит он.

— Она твоя родная кровь, дочка твоя, — вздыхает Кэсси. — Я тут друзей привела, познакомьтесь.

Мы с Марси выходим из темноты. В свете фонаря Нобл замечает мою татуировку на скуле, хватается за огнестрел, но руки у него заняты. Рэя за него цепляется, Кэсси дорогу преграждает.

Рэя хватает девочку, Кэсси отталкивает Нобла и входит в хижину. Я развожу руки в стороны. Мы с Марси медленно приближаемся к порогу.

— Мы без оружия пришли, — говорю я. — Мы помочь хотим.

Нобл прижимается к притолоке, пропускает нас внутрь. Видно, что сомнения его разрывают. Я улыбаюсь ему по-дружески. Пусть не думает, что я призрак. Нерон усаживается на дерево во дворе. Нобл глядит на моего ворона, на звездопадное небо, на крутящийся ветряк. Удивленно смотрит на меня.

— Ага, меня ветер принес, — говорю я.

Выхожу из хижины, закрываю за собой дверь. Внутри остаются встревоженные родители с новорожденным младенцем. И Марси. Она их научит, как за девочкой ухаживать. Прислоняюсь к дверному косяку, облегченно перевожу дух. Одного ребеночка спасли. Получилось. Сработало.

— Ты как? — доносится из темноты хриплый шепот.

Джек стоит у сарая, кутается в плащ.

— Все в порядке, — отвечаю я. — Девочку Звездочкой назвали. Может, будет ей счастье.

Джек морщится.

— У моего приятеля корова была, тоже Звездочкой звали. Бодливая! — объясняет он.

Я льну к нему, согреваюсь его жаром, слушаю стук сердца. Он меня обнимает, но неохотно.

— Ну что, бессердечный убийца, перевоспитали тебя? — спрашивает он. — Нравится?

— Еще бы, — говорю я и целую его в губы. С облегчением. С надеждой на новый день. Может, теперь наша жизнь сложится иначе. Не так, как я привыкла среди пустыни.

— Джек, я хочу с тобой ночь провести… — шепчу я.

Он отступает на шаг, смотрит, будто чужой.

— Я больше ничего терять не собираюсь, поняла?

Холод пронзает меня до самых костей. Понятно, что он имеет в виду. Любовь свою он мне не отдаст. Он уже потерял то, что любил больше жизни. Свою дочку. Грейси.

Он мне говорил о своих чувствах, но теперь черту провел и переступать ее не хочет. Почему? С чего он вдруг так? Две ночи назад он нам ложе еловыми лапами выстелил, а теперь… Может, мне послышалось? Может, он…

Он разжимает руки, отступает еще дальше.

— Там, в белой комнате, где Демало чудеса показывает, — начинает он. — Почему ты сказала, что Разрушители на койках померли?

Я кожей чую беду.

— Не помню, чтобы я такое говорила.

— А я помню. Ты сказала, что они улеглись на койки и померли. Надеялись на то, что однажды их кладовую найдут. Откуда ты знаешь, что там люди померли?

Ах, вот почему он так себя ведет… Божемой, я проговорилась! Он подозревает, что я в белой комнате и прежде бывала. Одно неверное слово — и все мои тайны откроются.

— Я не помню, честное слово, — говорю я. — Ну, может, представила, как оно все случилось. Ты же сам сказал, что есть над чем поразмыслить — и кладовая, и карты, и видения. В бункере койки были. Я все это увидела, вот и придумала. А ты что, не придумываешь?

— Не знаю, может, и придумываю, — отвечает он.

Похоже, он мне не верит. На его месте и я бы себе не поверила. Мысли мечутся, путаются, ищут выход. Думаю, про что еще я могла ненароком ляпнуть. Джек всегда говорит, что у него на уме. Он всегда меня отчитывает за неверные поступки. Но сейчас…

Кэсси выходит из хижины.

— Ну, что дальше, Саба? — спрашивает Джек, будто все в порядке. Будто не он только что острый нож мне в сердце вонзил. — Будем младенцев воровать?

— А… ну… ага, — говорю я. — Марси объяснит Рэе и Ноблу, что к чему. Поживет у них немного. Она за детьми умеет ухаживать. Так что ей лучше с вами остаться. Будете хворых и слабых младенцев забирать, возвращать их родителям — если, конечно, им можно довериться. А если нет, то придется вам с Марси за ними приглядывать.

— Ладно, — кивает Джек. — Но ведь не каждую ночь слабый ребенок рождается. Представляешь, сколько времени у нас это займет? Недели, а то и месяцы.

— Нет, мы вот как раз про это с Рэей говорили, — вмешивается Кэсси. — Надо к повитухам обратиться, пусть помогут детей матерям вернуть. Тонтоны к роженицам не приходят, и мертворожденные младенцы их не волнуют. Они их даже видеть не хотят. Повитухи таких детей хоронят. Вот пусть они и скажут, мол, ребенок мертвым родился. — Кэсси глядит на Джека. — Слушай, а если Марси вернуться в тот дом детства, где она раньше была? Там повитуха надежная, она точно поможет.

— Что-нибудь придумаем, — отвечает Джек. — Там охранники уже сменились, их долго на одном месте не держат, чтобы не расслаблялись, приятелей не заводили.

— Мы измыслим, как лучше детей забирать, — говорит Кэсси. — Главное, чтобы малыши не плакали. Все равно это только первая задумка. А если еще какие планы появятся, что тогда?

— С Джеком обсудите, — отвечаю я. — Если он с вами согласится, тогда и поступайте, как задумаете. Все удачно вышло. Я на это очень надеялась. Вот так и надо — вы придумаете, что делать, план составляете, а потом его выполняете. Так и надо. А не чтобы я вам приказывала, что и как делать. Я только подтолкнула вас, показала, что можно иначе действовать. А вы других этому научите. Сами себе вожаками станете. Понимаешь, Кэсси, сегодня ты сама свою жизнь на другую дорогу повернула. И Рэя, и Нобл. Вы один шажок сделали, и Новый Эдем изменился.

Кэсси улыбается, возбужденно сверкает глазами.

— Мы — гора, — говорит она. — И гора с места сдвинулась. Когда ты на мельнице нам это объясняла, я не поняла. Я слушала, но не слышала тебя по-настоящему. Мне самой надо было это увидеть. Самой все сделать. Оказывается, это просто.

— Кэсси, не все такие, как ты, — замечает Джек. — Или как Рэя. Надо быть осторожными.

— И помните, ни в коем случае не браться за оружие. Иначе вас врагами считать будут, — напоминаю я.

— Мы все это в тайне долго не удержим. Дети плачут, их крик ветром разносит. Слухи пойдут. Найдутся такие, что захотят тонтонам услужить.

— Если кто на Рэю с Ноблом донесет и к ним придут дочку отбирать, то они сами за оружие возьмутся. Без драки малышку не отдадут, — размышляет вслух Кэсси.

— Значит, надо действовать быстро, пока слухи не поползли, — говорю я.

— До Кровавой луны, так? — уточняет Джек. — Ты все время спрашиваешь, когда она наступит. С чего бы это?

Ох, осторожнее мне надо быть.

— Пять ночей, — начинаю я. — За пять ночей надо управиться, иначе слухи поползут. Значит, вы сами теперь будете детей родителям возвращать, я вмешиваться не буду, только если попросите. А ты, Джек, снова прикинешься тонтоном, Скита к рабам определишь. Ненадолго. Утром в одном месте, вечером в другом. Рабы Демало ненавидят.

— Не забывай, некоторые рабы прежде Управителями были, — напоминает Джек. — Может, захотят выслужиться перед Демало. Скиту непросто придется. С кем попало говорить нельзя.

— Главное — рабов подготовить, — говорю я.

— К чему? — спрашивает Джек. — К восстанию?

— Да, — отвечаю я.

— И когда случится это восстание? И как?

— Я еще не придумала.

— Думай быстрее.

— Рабам надо держаться гордо, — говорю я. — Тонтонам в глаза глядеть. Вести себя послушно, делать, что велят, не давать повода для наказаний. Но глядеть в глаза. Всем, и мужчинам, и женщинам. Чтобы силу свою почувствовать и тонтонам показать, что насилия не боятся.

— Красивые слова говоришь, — вздыхает Джек. — Ладно, я передам.

— Ох, мне пора, — говорит Кэсси. — Пока Хантер не проспался. — Она смотрит на меня и улыбается. — Мы сегодня важное дело совершили. Я даже представить не могла, как это важно. Брэм бы оценил. Ему бы понравилось.

У меня ком в горле стоит. Я такой доброты от Кэсси не ожидала. Сама бы я так, наверное, не смогла. Она пожимает мне руку, обнимает меня:

— Спасибо тебе, — говорит она и вскакивает на лошадь.

— Спокойной ночи, Саба, — кивает мне Джек. — Я дам тебе знать, как дело пойдет.

Будто со случайным знакомым прощается. Будто мой поцелуй ему ни о чем не говорит. Будто я только что не призналась ему в своем желании быть с ним. Его лицо невозмутимо. Нет, Джек не такой. У нас с ним все иначе. Прикладываю пальцы к губам, ищу нужные слова. Быстрее, быстрее, найди верное слово. Только осторожно, Кэсси может услышать.

— Молодец, — говорит Джек. — Сегодня ночью у нас все получилось.

Ох, Джек, скажи что-нибудь другое. Нет, не выйдет. Кэсси рядом, она про нас не знает и знать не должна. Ну посмотри на меня так, как ты умеешь, Джек! Хоть один разочек!

— Не уходи, — шепчу я.

Он вскакивает на Келла. Лошади несутся по полю. Я стою во дворе и гляжу им вслед. Кэсси возвращается к своему нелюбимому Хантеру. Брэм — ее тайна, ей душу греет. Джек от меня уезжает, хотя не должен. Может, я все выдумала? Может, зря размечталась? Может, показалось? Может, у него просто настроение дурное…

А потом я вспоминаю, с каким выражением лица Джек слушал слова молодого тонтона. У всех есть незаживающие раны. Шрамы в душе. Вот и Джек помнит о дочери, не забывает ее. Душа у него до сих пор болит. А сегодняшняя ночь ее еще больше разбередила. Не все же ему обо мне думать. Я — не самое главное в его жизни.

А еще он ни в коем случае не должен узнать про меня и Демало. Этого никак не объяснить, какую бы ложь я ни выдумала Джек никогда не поймет. Такого не прощают.

Возвращаюсь домой. Засыпаю на ходу, с ног валюсь от усталости. Вспоминаю, что мы не договорились о месте следующей встречи. А нам с Джеком надо к Эдемову дому съездить, все про него разведать.

Останавливаю Гермеса. Свистом подзываю Нерона, роюсь в кожаном кошеле на поясе. Достаю оттуда кусочек вишневой коры. Рисую человечка в квадрате, сверху — луна. Встретимся сегодня у Эдемова дома. Посредине рисую стрелу, мол, будь готов к драке.

Нерон садится мне на плечо. Беру ворона, обматываю кору вокруг лапки, закрепляю.

— Найди Джека! — говорю я и подбрасываю Нерона в воздух.

Он каркает и летит на север, к Джеку.

Джек мне и вправду очень нужен для этой вылазки. Но еще мне хочется… Эх, снова я только о себе думаю… Мне хочется как-то все исправить. Может, в этот раз получится.

А еще мне нужно повидаться с Ауриэль. С Ауриэль Тай и с ее друзьями из лагеря у Змеиной реки. Нам нужно расшатать все разломы. И чем быстрее, тем лучше.

Кровавая луна уже близко.

На заре я въезжаю в ворота Звездной дорожки. Слим сидит на складном стуле у входа, сторожит. Стула почти не видно под складками широкого синего платья. Слим с трудом встает — а стул в толстый зад впился, не выпускает. Лу говорит, что однажды стул внутри Слима исчезнет и доставать его оттуда будет некому.

— Ну что за мерзкая вещь, — вздыхает Слим. — На глазах ужимается. Кому расскажешь, не поверят. Эх, видно, Бобби Френч мне снова дрянцо продал. Недаром, как мы руки жали, он все время пукал. От беспокойства. А я и не задумался, с чего бы это. Ну, как ваша мирная вылазка прошла?

Он ковыляет ко мне, берет Гермеса за уздечку. Я спрыгиваю на землю, спотыкаюсь. Ноги не держат. Похоже, я слишком устала.

Слим поддерживает меня под руку.

— Куда миз Марси подевалась?

— Помогает паре Управителей ухаживать за малышкой.

Слим расплывается в улыбке, приобнимает за плечи.

— А ты об этом мимоходом упоминаешь? Значит, детей крадешь? Молодец! — Он радостно хохочет.

— Ну, чья находка, тот и хозяин, — говорю я. — Негоже детишками разбрасываться.

— Ох, какая ты стала рассудительная! — смеется он. — Кстати, заячья лапка-то помогла. Я уж ее тер да гладил, удачу вам звал. Обязательно мне все-все расскажешь, от самого начала до самого конца. Только потом, не сейчас. Иди-ка лучше отсыпаться, ты свой сон заслужила. — Он отвешивает мне поклон, затейливо машет рукой. — Ваша милость, не откажите в любезности, позвольте мне, ничтожному созданию, позаботиться о вашем скакуне. Можно я всем расскажу, что вылазка прошла успешно?

— Как проснутся, так и расскажешь. Ты их сейчас не буди, — прошу я. — А вот с Эш мне прямо сейчас надо поговорить. Передай ей, что я у пруда ее жду. — Собираюсь уходить, но спохватываюсь. — Кстати, что тут происходит?

— Ну, если вкратце, то Крид хочет, чтобы я ему склад оружия показал в Насс-Кампе. Военную базу Разрушителей. Интересуется, какие у нас запасы. От Крида неприятностей не оберешься. Лучше пошли его чем-нибудь опасным заняться.

— Ага, я что-нибудь придумаю, — киваю я.

— Молодец, Ангел, вы сегодня хорошо поработали. Давай докажи, что я был не прав. Кто знает, может, мне понравится.