Объемный взрыв Филенко Евгений
Рядовой же Юлфедкерк флегматично предположил, что нет причин отказать «Стойбищу» в возможности самостоятельно генерировать какое-никакое, а защитное поле, хотя бы даже для защиты от шального астероида.
Мичман Нунгатау волевым решением дискуссию пресек в зародыше, в том смысле, что коли келументари без особых затруднений нашел лазейку, то не в пример более проворному «тинкаду» сами Десять Стихий только того и велели, а уж кто здесь своими полями чинит препоны добрым эхайнам в их миссии, это дело десятое, а то и пятидесятое, чего мелочиться.
Вякнувший что-то протестующее Аунгу огреб свою порцию самого черного кнакабума и огорченно заткнулся.
Бангатахх включил было внешнюю связь, чем дал возможность всем воспринять очередную порцию угроз от эршогоннаров, тяжко повздыхал и вырубил все контакты с внешним миром к трепаным демонам.
Стало тихо, как в могиле.
И так же уныло.
Самопроизвольно возникшую паузу развеял рядовой Юлфедкерк очередной историей о том, как назидатель Нактарк встряпался в очередную передрягу. Мичман Нунгатау, совершенно обалдевший от когнитивного диссонанса между напряженной ситуацией окрест и содержимым этой дикой истории, выслушал ее до конца, не прерывая.
Тем временем, под вдохновенное вещание гнусного сектанта, надувшийся на весь мир сержант Аунгу обнаружил в невидимом барьере область раресценции, то есть дефект силы отторжения, каковой обычно образуется на стыках полей различной природы (ефрейтор Бангатахх и сержант Аунгу в один голос, воодушевленно: «И те и другие!..»; рядовой Юлфедкерк, бесстрастно: «… и сам объект равным образом…») либо на их границах, где не хватает мощности генерирующих систем.
Следуя вдоль искривлений поля, «тинкад» притерся к необозримому борту станции почти вплотную; как нельзя кстати поблизости случился и шлюз, совершенно свободный. Шлюзов здесь было, судя по всему, как у дурака гнячки.
Мичман Нунгатау, нехорошо улыбаясь, выполз из тесной конуры поста в коридор.
– Отбываю в расположение потенциального противника, – сообщил он дрожащим от возбуждения голосом. – Всем ждать моего возвращения в секундной готовности к расстыковке. Если отвалите без меня – будете прокляты всеми Стихиями, а также мной лично, что намного опаснее. Выживу, вернусь, и всех, мать ваша грыжа, выцеплю поодиночке.
– Янрирр мичман, согласно приказу гранд-адмирала нам надлежит сопровождать вас, как говорится, в горе и радости… – попытался было возражать ефрейтор Бангатахх.
– Отставить трындеж. Будете только под ногами путаться. Мне это надо? Да ни хрена. Искать и находить – это моя работа. Сам найду, сам доставлю. Не бахрыжьтесь, славой не обнесу, замолвлю за вас, мисхазеров, словечко перед гранд-адмиралом…
Аунгу промолвил унылым голосом:
– Вижу компактную сигнатуру эршогоннаров. Полагаю, что они тоже направили сюда десант, так что вы, янрирр мичман, не заскучаете без эхайнского черного слова.
– Эршогоннары, – сказал Нунгатау, оскалившись еще сильнее. – Ну что ж, пусть их… Лишь бы мне не мешали. А помешают… эфир засорять не стану без нужды, но уж коль возникнет нужда…
– Мы будем на связи, янрирр мичман, – понимающе кивнул ефрейтор Бангатахх. – В секундной готовности… прикрыть огнем…
– Желательно от этелекхов, – добавил рядовой Юлфедкерк.
– Да от кого угодно, – обещал Аунгу.
Створки шлюзовой камеры «Стойбища» были намертво сомкнуты и на попытку активизации с сенсорной панели не отреагировали. Что ж, никто и не ждал, что все сразу сладится по-хорошему…
– Аунгу, – позвал мичман по коммуникатору. – Начинай скулить.
Противу ожиданий, сержант не обиделся и не отшутился, а ответил вполне серьезно:
– Выполняю, янрирр мичман.
На всякий случай Нунгатау, облаченный в легкий скафандр для краткосрочных операций в вакууме (во избежание непредвиденных коллизий на рукаве были налеплены мичманские шевроны), подался назад, насколько позволяло тесное пространство переходника.
«Тинкад» прикинулся раненым: повреждения корпуса, утечка внутренней атмосферы, разлаженная гравигенная секция, потери среди личного состава, спасите кто может, добрые эхайны… Все шлюзовые системы на всех космических объектах Черной Руки были заточены под немедленную и безусловную реакцию на поступление аварийной телеметрии с терпящего бедствие корабля. Старый орбитальный док, хотя бы даже и переоборудованный для новых задач, исключением быть не мог по определению.
Шлюзовая камера вскрылась, готовая принять увечных и уязвленных.
Держа скерн наготове, мичман шагнул в темноту.
Включил ночное видение. Узкий коридор с низкими сводами, похожий на кишку гигантского животного, не исключено, что прямую, уходил далеко вперед и там, в сумраке, плавно изгибался влево. Перед лицом плясали хлопья взбаламученной пыли. Нунгатау сделал еще шаг и споткнулся о какую-то кривую железяку, возможно – брошенный кем-то впопыхах монтажный инструмент. Это было весьма кстати: железякой мичман старательно заклинил створки шлюзовой камеры во избежание несанкционированного схлопывания.
Ступая мягко и бесшумно, безустанно отмахиваясь от пыли, мичман двинулся за добычей.
Сердце билось ровно, хотя и чуть более учащенно против обычного. В голове воцарилась прозрачная студеная ясность. Нунгатау ничего не боялся. Позади были свои, «болтуны», при всех их секретах и недомолвках они не станут наносить удар в спину, не из такого они теста. А впереди – всего лишь темный пустой коридор. И еще один поворот пути.
Келументари был там, за поворотом.
Келументари ждал его, хотя, может быть, и не знал еще об этом.
11. Каптор Хэнтауту играет на опережение
Каптор Хэнтауту сидел в кабине люгера, в кресле резервного пилота, и перекатывал в мозгу разные мысли.
Мысли были тяжелые, как речные валуны, такие же холодные, одна мрачнее другой, и потому катались неважно.
Больше всего ему не нравилось, что за его спиной, в десантном отсеке, вот уже почти час мается нехорошим бездельем дюжина вооруженных до зубов матросов, три голодных и слегка подкуренных унтера, а также второй навигатор Оккиорн, сделавший нелегкий выбор между служебным ордером и честью и уже многократно об оном выборе пожалевший. И все без изъятий полагают его сумасбродным идиотом…
Далее: при виде орбитального дока «Эгутаанг Великий» внезапно обретала вполне натуральное наполнение философическая мысль о сочетании несочетаемого. Док был огромен, близок и притом совершенно недосягаем. Глупо было ожидать, что этелекхи не догадаются перекрыть подступы к нему своими полями.
Легкая прогулка за легкой добычей оборачивалась сплошным огорчением.
Люгер тыкался в незримую преграду, как слепой кутенок. Пилот люгера шипел ругательства, ища области раресценции, и всякий раз неудачно.
Все было скверно.
«Сволочь неуклюжая, неудачливая, – думал Хэнтауту, стискивая зубы. – Еще две попытки… две, не больше… ну хорошо, три… и придется возвращаться. По уши в дерьме. На глаза этой сволочи Наллаурху. А ведь тот вполне может не подпустить к главному креслу, закатать под домашний арест, и будет прав. Я и сам бы так поступил. Удрать с корабля в самый разгар военных действий!.. Это не просто позор. Это еще и крушение всех надежд… всех до единой».
Он прилагал громадные усилия, чтобы не обернуться. Прямо позади него сидел научный офицер Диридурн, и последнее, что желал бы сейчас видеть каптор, так это саркастическую гримасу на его мутной роже. Может быть, и не было там никакой гримасы – но отчего тогда невыносимо зудело между лопаток?! «Сволочь, – злобно подумал Хэнтауту. – Туда же… офицер!.. Меня окружают одни сволочи. Истребители Миров называется… змеиный клубок в смрадном болоте!»
Вдобавок ко всему, в тесной и сумрачной кабине люгера он ощущал себя неприятно голым.
Здесь ни снизу, ни сверху – нигде не защищала его от обильных внешних угроз многометровая, многослойная оболочка штурм-крейсера, с его изолированными отсеками, необитаемыми техническими палубами, броней и теми же силовыми полями… с его объемом, с его внутренним пространством, с эхом, отскакивающим от стен. Одна лишь хрупкая скорлупка легкого корпуса, ткни пальцем – и засвистит воздух, струей улетая в ненасытный, всесжирающий вакуум…
Помочь пришла откуда не ждали.
Это научный офицер Диридурн внезапно оказался не только сволочью, но и эффективным советником.
– Позволю себе заметить, – произнес он негромко, обращаясь исключительно в пространство. – Установлено, что защитные поля этелекхов обычно имеют сферическую конфигурацию, в отличие от матричной структуры наших полей. Понимаю, что эти термины для большинства из вас не более чем пустой звук, но если следовать кривизне некой воображаемой полусферы, то есть неплохой шанс достигнуть ее границ…
Каптор переспрашивать не стал: он слышал о такой особенности защитных полей потенциального противника на курсах переподготовки – спецы, что вели семинар, использовали в общении между собой термин «радужные пузыри». Но он не мог взять в толк, чем это способно изменить ситуацию к лучшему.
Пилот же издал невнятное удовлетворенное междометие и принял с места в карьер: отправил люгер по сложной траектории по-над корпусом дока. В десантном отсеке загремело что-то плохо закрепленное, в воздухе запорхала жестокая солдатская хула.
– Не получается, – сообщил пилот отчаянным голосом спустя несколько минут.
– Позволю себе заметить, – размеренно провещал Диридурн, словно читал лекцию умственно неполноценной аудитории, – что, при всей мощи силовых установок этелекхов, вряд ли они способны охватить полями весь периметр столь значительного космического объекта. Если достаточно далеко держаться от мобильных станций технической поддержки, каковые иногда принято с неподобающим легкомыслием именовать «глушилками», хотя бы даже в тени означенного объекта, то есть надежда найти обширные области раресценции…
Едва он закончил свое зудение, как люгер круто и опасно прянул книзу, едва не впаявшись брюхом в ребристую поверхность «Эгутаанга».
Каптор привстал в кресле.
– Шлюз! – сипло гаркнул он.
Пилот, бормоча что-то угрожающее, грудью пал на панель управления.
Люгер мотало, как воздушный змей на ветру. Откуда-то снизу донесся омерзительный скрежет, словно из днища люгера некто чрезвычайно сильный и упорный прямо руками выдирал изрядный шмат брони. Каптору Хэнтауту невыносимо захотелось забраться в кресло с ногами. Снова тряхнуло. Жутко взвыла тревожная сирена, но сразу же заткнулась.
– Прибыли, янрирр каптор, – сказал пилот задушенным голосом, извлек из недр комбинезона просторный носовой платок и обстоятельно высморкался.
Он был без скафандра и мог себе позволить разнообразные вольности.
Хэнтауту опустил забрало шлема, чтобы никто не заметил испарины на лбу, и украдкой включил внутреннее осушение. Он был с головы до ног влажен, как новорожденный младенец. С чего бы, казалось?.. Жутко зудело между лопаток. От боевого азарта, завладевшего им в минуту принятия решения, не осталось и слабейшей тени. «Ну вот я здесь, – подумал Хэнтауту. – И что дальше?.. Куда?..»
Он поймал на себе полный иронии оловянный взгляд научного офицера. В голосе же этой штатской дряни не читалось ничего, кроме подобающего его месту в служебной иерархии смирения.
– Коль скоро мы прибыли, – сказал Диридурн, – позвольте мне, янрирр каптор, заняться шлюзом и стать вашим проводником.
– Сделайте одолжение, – буркнул Хэнтауту. – Похоже, вы достаточно осведомлены о внутреннем устройстве станции.
Диридурн неопределенно хмыкнул.
Каптор болезненно сморщился, вылез из кресла и двинулся по узкому проходу десантного отсека, согнувшись в три погибели и запинаясь о ботинки зловеще притихшей палубной команды. Поравнявшись с пристроившимся в уголке Оккиорном, буркнул:
– Следуйте за мной… и заодно поднимите это стадо.
В шлюзовой камере он задержался. Спросил, ни к кому специально не адресуясь и потому пытаясь сообщить голосу иронические ноты:
– У кого-нибудь есть полная уверенность в том, что мы пристыкованы?
– Позвольте, янрирр, – вместо ответа сказал Диридурн (забрало его шлема было демонстративно поднято), со всевозможной деликатностью отстранил каптора и в фантастическом темпе выстучал на сенсорной панели шлюза длинную кодовую комбинацию.
Ну, что он был горазд на такие фокусы, секретом уже не являлось…
Створки люка дрогнули и без большого рвения расступились. Облако пыльного воздуха ворвалось в камеру, тотчас же зашипели инжекторы, оттесняя прочь застоялую дрянь.
Языки света выхватывали из темноты какие-то металлические ребра, своды с нависающими гофрированными трубами, стены в клочьях облезлого пластика.
– Не слишком похоже, что здесь есть хотя бы одна живая душа, – брезгливо сказал Хэнтауту.
– Если вы полагаете, что Стихии были достаточно добры к этелекхам, чтобы снабдить их душами, то определенно есть, – осклабился Диридурн и первым шагнул в проход.
– Оружие наизготовку, – негромко скомандовал каптор.
Его услышали только Оккиорн и один из унтеров; больше в камере никто поместиться не мог.
Между тем научный офицер удалился на порядочное расстояние. Казалось, он знал, где и что искать, и все ему здесь было не в новинку. Вспыхнул неяркий желтоватый свет, отчего внутренности «Стойбища» стали еще менее приглядными. Каптор вдруг вспомнил виденные в глубоком детстве трюмы проржавелой морской баржи, вросшей в прибрежный песок на диком пляже Элуссигцуонтета. Задень – и обрушится, приложит кривой железякой по башке, вдавит в ракушечник так, что не вырвешься…
– Какие будут приказания, янрирр каптор? – спросил Оккиорн.
Ответить тот не успел, потому что вернулся Диридурн.
– Благоволите выслушать доклад? – спросил он и, не дожидаясь разрешения, сообщил: – На борту объекта находятся двести шестнадцать этелекхов всех возрастов и обоего полу, расчет эхайнской охраны, научный офицер… три неучтенных эхайна и пристыкованный к одному из шлюзов неучтенный эхайнский транспорт, в каковом они имеют удовольствие обретаться.
– Неучтенные, неучтенный… – помрачнел Хэнтауту. – Что все это значит?!
– Не знаю, янрирр. Скажу больше: все они находятся в разных точках станции, движутся по разным траекториям и вряд ли между собой связаны. Но совершенно уверен, что вам не следует придавать значения их присутствию.
– А если мы столкнемся нос к носу?
Диридурн ухмыльнулся:
– Раскланяетесь и займетесь каждый своим делом.
– Как вы узнали…
– Я подключился к внутренней инфосети «Стойбища». Кстати… если вас это интересует… до лаборатории доктора Сатнунка, – Диридурн бросил красноречивый взгляд на матросов, вытаскивавших через узкую горловину шлюза походную гравиплатформу, – почти миля пешего ходу, так что советую поспешить. И вот еще что, – он подался вперед и понизил голос. – Этелекхи взбунтовались.
Каптор не удержался от удивленного смешка.
– Взбунтовались?! И в чем это выразилось? Они убили охрану и захватили «Стойбище»?
– Насколько мне известно, никто не пострадал, – сдержанно заметил научный офицер.
– Ну так в скором времени беспременно пострадает…
Хэнтауту обернулся к замершей в ожидании команде и провозгласил звенящим от возбуждения голосом:
– Янрирры, как я и обещал, мы здесь затем, чтобы славно поохотиться. Кое-кому это занятие изначально было не по душе. Но ситуация изменилась ко всеобщему моральному удовлетворению. Этелекхи посягнули на собственность Черной Руки. Нам надлежит в кратчайший срок зачистить станцию от злоумышленников…
Диридурн смотрел на него с иронией и жалостью. Впервые за все время знакомства в его глазах появилось хотя бы какое-то живое выражение. Да что скрывать, Хэнтауту и сам ощущал себя воинствующим кретином. Но здравый смысл мог и повременить… а холодный расчет порой диктовал весьма оригинальную логику поступков.
– Как мы узнаем, кто здесь злоумышленник? – деловито спросил один из унтеров по фамилии, кажется, Гротизурн, неприятный тип с темноватым прошлым.
– Очень просто, – сказал каптор Хэнтауту. – Здесь нет эхайнских женщин, Значит, убивайте всех женщин без разбору. Здесь нет эхайнских детей. Убивайте детей. Во имя Десяти Стихий, убивайте всякого, кто не эхайн!
– Эршогоннары, – вполголоса промолвил Диридурн с кислой усмешкой на блеклых устах.
12. Мичман Нунгатау впотьмах
Мичман Нунгатау заблудился.
Заблудился самым позорным образом. Это он-то, военный следопыт, причем из лучших! Рассказать кому, не то что на смех поднимут, а уничтожат, с дерьмом смешают и впредь не назовут иначе, как распоследним дерьмом… Но беда заключалась в том, что здесь не было следов.
Ни единого следа, оставленного живой душой с ногами и руками, который можно было увидеть, унюхать и прочесть.
Ничего, кроме пыли и ржавчины.
Ни-че-го.
Он прошел до конца коридора, уперся в глухую переборку, без каких-либо намеков на скрытые двери, прощупал ее пальцами в перчатках, затем, морщась от отвращения и дурных предчувствий, одну перчатку снял и прощупал голыми пальцами. Даже слегка простукал. Безрезультатно. Сплошной бесшовный металл.
Разумеется, он мог бы хоть сейчас вернуться по собственным следам на борт «тинкада», под безжалостные взгляды «болтунов», стоически снести необходимую порцию насмешек, огрызнуться, признать безоговорочное фиаско и скоренько придумать какой-нибудь новый план.
…Келументари был здесь, за этой переборкой. Потому что ему больше негде было быть в этой вселенной…
А значит, мичману нельзя было отступать. Обратный путь был заказан.
Ему хотелось завыть от бессилия.
Он и завыл в один из моментов. Про себя, мысленно. Задрал голову и завыл.
И увидел в потолке люк.
Собственно, это была узкая, в половину ладони, щель, не до конца закрытая ребристой заслонкой. То ли заело на полдороге, то ли так и было зачем-то задумано.
Воистину, Стихии ведают, кому помогать.
Мичман перекинул оружие за спину. Присел, помахал руками для придания стартового импульса (перчатку предусмотрительно надел), оттолкнулся…
Удалось с первого раза. Сила тяжести на станции была чуть слабее, чем на Анаптинувике, а коридор невысок… иными словами, добросило мичмана со всем грузом до цели с первого толчка. Зацепился пальцами за край щели… подтянувшись, укрепился локтем… предупредительно зажмурился и приналег загривком… Заслонка отползла с мерзким консервным скрежетом.
Трудно извиваясь хотя и в легком, но для акробатики негодном скафандре, Нунгатау пропихнул себя сквозь открывшийся лаз. Полежал на животе, приводя дыхание в норму. Брыкнул ногами, отталкиваясь от пустоты, подтянулся на распяленных ладонях – перчатки не скользили, держали надежно.
И очутился в тесной технологической шахте; передвигаться можно было где согнувшись в три погибели, а где и на четвереньках, оберегая голову от утративших всякую форму под наслоениями пыли и какой-то сажи конструктивных элементов.
Обострившееся в замкнутом пространстве чутье подсказало: держись настороже, веди себя тихо, своего присутствия не обнаруживай. Будь призраком. Безгласным и бесплотным.
Мичмана Нунгатау такому учить – только время тратить.
Шахта уходила далеко за пределы коридора и там многократно разветвлялась. Иногда по ней пробегал слабый ветерок – ни холодный, ни горячий, без запахов… неживой. Тогда мичман останавливался и ловил направление, откуда шло движение воздуха. А затем следовал ему навстречу. Иногда ему чудились шорохи, неясный перестук, а то и голоса. Он не отвлекался, знал: в пустоте, темноте и тишине мозг начинает развлекаться и заполнять пространство самодельными иллюзиями. Важно не придавать им значения больше, чем они заслуживают.
Время остановилось.
Мичман поглядывал на наручный хронометр – сменявшиеся значки ни о чем ему не говорили. Однажды он присел передохнуть, привалился спиной к какому-то выступу, вытянул одеревяневшие в коленях ноги, глотнул из припасов какой-то теплой дряни. Опустил забрало и вывел на внутреннюю сторону панель коммуникатора.
– Аунгу, ответь.
– Да, янрирр мичман.
– Сколько прошло?
– Два часа без малого… один час пятьдесят две минуты.
А он уж подумал, сутки на исходе.
– Конец связи.
– Янрирр мичман, тут кое-что затевается…
– Плевать. Тишина в эфире.
Глотнул еще. Поиграл с терморегуляцией, подбирая режим максимального комфорта. Мысленно махнул рукой. Поднял забрало, вдохнул стоячей пыльной взвеси, что заменяла тут воздух. И – на четвереньках, как диковинный зверь, – вперед, вперед…
Ему снова послышались голоса.
Но теперь это была не иллюзия.
Голоса были реальны, их было много. И все они принадлежали эхайнам.
Мичман припал ухом к полу шахты.
Можно было разобрать отдельные слова, обрывки фраз. И выделить одну общую тональность чужого разговора.
Нет, это был не келументари. Увы, увы…
Эршогоннары. Числом не менее дюжины.
Очень злые.
Дивиться тут было нечему: как утверждал сержант Аунгу, эршогоннары всегда злые – жизнь у них такая.
А у кого она другая?..
13. Доктор Сатнунк выражает недовольство
Доктор Сатнунк имел среди эхайнов сомнительную репутацию тихони и флегматика. Трудно было представить обстоятельства, способные вывести его из равновесия. Наверное, это была наиболее выигрышная позиция для ученого в недружественном солдафонском окружении. Если одни, вроде капрала Даринуэрна, относились к нему с подчеркнутым уважением, то другие, не исключая и самого капитана Ктелларна, долго испытывали фортификацию его характера на прочность. В большинстве случаев доктор Сатнунк просто пропускал мелкие уколы мимо ушей, не возвышая голоса и не меняя бестревожного выражения лица. Когда подначки выходили за рамки допустимого, все тем же ровным голосом он предлагал насмешнику по возвращении в метрополию встретиться на Суде справедливости и силы при том условии, что вместо себя выставит бойца из числа своих курсантов, что никакими статутами не возбранялось. Оставалось до конца не ясным, шутит ли доктор или вполне серьезен, однако же известно было, что до участия в проекте «Стойбище» он преподавал основы перманентного выживания во враждебной биологической среде отпетым головорезам из сил специального назначения в составе Бюро планетарной безопасности. Когда Суды были обещаны практически всем служивым эхайнам, кроме все того же капрала Даринуэрна, зубоскальство от безысходности сошло на нет, хотя подобающего уважения странноватый грамотей, цацкавшийся с этелекхами, как с родными детьми, так и не снискал.
Вот и сейчас, с непременно постным лицом и ледяными интонациями, доктор Сатнунк пенял капитану Ктелларну, как шкодливому салажонку.
– Вы с ума сошли, капитан, – говорил он неприятно спокойным голосом, который и статую мог бы вывести из терпения. – Что там у вас творится?
– Выбирайте выражения, доктор, – скрежетал капитан Ктелларн, которому никогда не нравилось сознавать себя мальчиком для битья. – Я не в том настроении, чтобы спускать кому бы то ни было неуважительное отношение к своим чину и должности.
– Придумайте что-нибудь новое, – иронично парировал доктор. – Какая еще должность? Кого тревожат ваши обиды? Вернемся в Эхайнетт, не вздумайте уклоняться от Суда справедливости и силы, а я уж подберу себе достойного защитника из курсантов, он закопает вас живьем… Опять потрясали хоксагом? Я попрошу, чтобы его засунули вам туда, куда обыкновенно не суют ничего пристойного, перректально… Де Врисс болен, болен тяжело и болен по вашей вине. Вы должны это понимать, вы не производите впечатления законченного идиота. Хотя симптомы умственной субнормальности налицо… Его не то что хоксагом – косым взглядом можно отправить в Воинские чертоги Стихий.
– У этелекхов нет Воинских чертогов! – огрызался капитан Ктелларн. – И я тут ни при чем. Это он держал меня под прицелом моего же скерна, а потом ни с того ни с сего открыл по мне огонь на поражение.
– Полагаю, он не отстрелил вам ничего существенного, что воспрепятствовало бы вам и далее отправлять свои обязанности с тем же служебным рвением? – измывался доктор Сатнунк.
– Ничего такого, что доставило бы вам удовольствие! – клокотал вулканом капитан Ктелларн. – Залп пришелся туда, где предполагалась моя голова…
Он замолчал, понимая, что подставился, однако уже было поздно.
– … но, судя по всему, обнаружена не была, – язвительно уточнил доктор Сатнунк. – Наверное, все случилось после того, как вы решили вернуть себе утраченное оружие?
– У меня была такая мысль, – свирепо ответил капитан. – Но пока я прикидывал, как бы получше воплотить ее в реальность, эта тварь вырубилась сама.
– Не называйте людей тварями, – безапелляционно потребовал доктор Сатнунк. – У меня нет желания в тысячный раз объяснять, почему этого не следует делать, вы все равно сделаете вид, что не понимаете… В каком он состоянии в данный момент?
– В горизонтальном, – прошипел капитан Ктелларн.
Толку от него было, как от камня нежности, и доктор Сатнунк не без досады принужден был отвлечься от захватывающих лабораторных исследований.
– Я сейчас прибуду, – сухо известил он. – И если выяснится, что вы лично послужили причиной его обморока, обо всем будет доложено руководству проекта.
– Уже трепещу, – проворчал капитан и отбился.
– О чем это вы хотели бы доложить руководству, янрирр доктор? – с величайшим интересом спросил совершенно незнакомый эхайн в старательно мимикрирующем под обивку стен скафандре облегченного типа, давненько уже отиравшийся на пороге лаборатории.
14. Каптор Аганнахихх делает карьеру
На штурм-крейсере «Черная Звезда Кетлагг» вовсю кипел ремонт. Работами лично руководил капитан-торпедир Аганнахихх. Худой, сутулый, ни при каких поворотах событий не избавлявшийся от пенсне на крючковатом носу, он походил скорее на школьного учителя из зачуханного периферийного поселка, нежели на эршогоннара, грозу Вселенной. Ко всем его странностям, он предпочитал во все дела влезать сам, а не препоручать помощникам. Под его руководством навигаторы совсем разболтались и только что гнячку не курили на главном посту. Но фиговничать невозбранно они могли лишь до боевой тревоги. Как только затевалась стрельба, каптор Аганнахихх становился невыносим. Куда-то улетучивалась в единый миг терпимость к нарушениям уставов и мелким раздолбайствам. На их место заступали собранность, мастерство, точность. Если что-то шло не так, как полагалось, он шипел, брызгал слюной и хватался за именной скерн. Возможно, потому команда «Черной звезды» и слыла одной из лучших, что никому там не хотелось слышать и видеть своего каптора в столь оскорбляющем чувства Десяти Стихий (буде у них имелись какие-то чувства) образе.
Навигаторам на главном посту очень хотелось бы расслабиться. Но боевую тревогу никто не отменял, хотя атака и отложена была на неопределенный срок. Поэтому все сидели в своих креслах молча, стиснув зубы, прикипев задницами к жестким сиденьям, а руками – к панелям управления. На тот случай, если каптор вдруг ворвется на пост и заорет дурным голосом что-нибудь вроде: «Торпеда «один» – залп! И да хранят нас Трикха, Шридха и Грахрахара!..» А то и остальные Стихии не к месту приплетет.
Они еще не знали, что каптор Аганнахихх уже экстренно вызван на пост ЭМ-связи, куда прибыл с большой неохотой, поскольку лично, своими руками, намеревался зафиксировать последний броневой щит на месте пробоины в стене торпедного отсека (не то чтобы не доверял ремонтной бригаде нанести сей завершающий штришок, а просто любил орудовать аппаратом плазменной сварки едва ли не больше, чем командовать штурм-крейсером).
И надлежит ему выслушать в обстановке сугубой конфиденциальности нижеследующие речи.
ГРАНД-АДМИРАЛ ВЬЮРГАХИХХ: Каптор Аганнахихх? Не утруждайтесь ответом, я знаю, что это вы, а вы знаете, что это я. Впрочем, извольте (далее следует чрезвычайно длинная кодовая фразу на одном из мертвых эхайнских языков).
КАПИТАН-ТОРПЕДИР АГАННАХИХХ: У меня не было и в мыслях усомниться, янрирр гранд-адмирал.
ВЬЮРГАХИХХ: Ну и прекрасно. У нас мало времени. Поэтому отвечайте коротко и по существу. Я верно понял, что каптор Хэнтауту оставил свой корабль и отправился на борт объекта «Стойбище»?
АГАННАХИХХ: Гм… не знаю всех подробностей, янрирр гранд…
ВЬЮРГАХИХХ: К черту звания.
АГАННАХИХХ: Атака отменена, торпедные посты переведены в режим активного ожидания. И, по моим сведениям, командование флагманом принял первый навигатор Наллаурх.
ВЬЮРГАХИХХ: Так вот, чтоб вы знали: каптор Хэнтауту проявил преступное своеволие. А в условиях боевых действий такое карается смертью. Вы ведь не забыли, что находитесь здесь для уничтожения объекта «Стойбище»?
АГАННАХИХХ: Да, янрирр… гм… Означенный объект специфицирован как Цель-один.
ВЬЮРГАХИХХ: Поскольку вы сейчас старший по возрасту из капторов, что остались верны присяге, то своей властью я передаю флаг соединения штурм-крейсеру «Черная Звезда Кетлагг». С этой минуты вы назначены каптором-один, и я ожидаю незамедлительного исполнения вами своего воинского долга. Да, пока не забыл… по завершении военной акции каптора-один, кем бы он ни был и как бы его ни звали, ожидает приятное знакомство с одним весьма древним и весьма уважаемым социальным институтом. Круг Старейшин Черной Руки прозорливо заготовил для него вакантный титул т’шегра…
Едва только закончится этот странный и располагающий к размышлениям, сколь глубоким, столь и незамедлительным, диалог, как на связь с новоиспеченным флагманом попытается выйти некий неидентифицированный абонент.
Но каптор Аганнахихх, погруженный в свои думы, против воли поставленный перед непростым нравственным выбором и этим обстоятельством весьма раздосадованный, попросту заблокирует канал связи и без большой спешки отправится на главный пост.
(«Сволочь! Мисхазер! Крысиное дерьмо! Мильтепня ужмохлая!» – свирепствовал гранд-майор Джахакрударн в своем кабинете в восточной башне древнего замка Рутунгарн, и не слишком очевидно было, кто выступал адресатом неожиданной к его устах солдатской брани – строптивый каптор-один или чиновное лицо, отдавшее ему решающий приказ.)
15. Корабль наш, господа
Дирк Оберт открыл глаза. «А ведь я, кажется, живой, – подумал он. – И даже не чувствую боли. В меня что же, не попали ни разу? Отчего тогда, спрашивается, я лежу? Да еще, кажется, затылком приложился?» Он попытался встать… ну хотя бы для начала обозначить намерение… и сразу понял, что в него все же попали. Правая нога отсутствовала напрочь. Холодея от дурных предчувствий, Оберт покосился туда, где предполагалось наличие нижних конечностей. Нога весьма удачно обнаружилась где ей и полагалось быть. Но на попытки ею управлять никак не отзывалась. «Парализатор, – догадался он. – Вот, значит, как это действует. Берут и отключают изначала принадлежащую тебе часть тела, и обходись как хочешь. Вот мерзавцы… Но почему в ногу?!»
– Почему в ногу? – спросил он вслух.
– А вы куда хотели? – сварливо осведомился капрал Даринуэрн. – В голову? Или в то место, которым вы думаете?
Он сидел на пригорке, через равные промежутки времени промакивая рукавом разбитую губу. Парализатор валялся неподалеку, в пределах досягаемости, но эхайн даже не смотрел в его сторону. Тони Дюваль стоял у него за спиной в чрезвычайно напряженной позе, воинственно оттопырив нижнюю губу.
– Тони, – укоризненно сказал Оберт. – Бить было необязательно.
– Я не бил, – сказал юноша, оправдываясь. – Он сам.
– Конечно, сам, – брюзгливо проворчал капрал. – Въехал себе же прикладом в физиономию, когда они пытались отнять у меня оружие. Ненавижу, когда вы так делаете. Вы знаете, что мы сильнее. Зачем нужно провоцировать нас на агрессию?
– А зачем понадобилось отстреливать мне ногу? – возмущенно спросил Оберт. – Я ее совсем не чувствую!
– Скоро почувствуете, – мстительно обещал капрал. – Вам понравится. Что за игру вы ведете, янрирр Оберт?
– Это не игра, – досадливо отмахнулся тот. – Это вам не шахматы, как вы привыкли. Мы всего лишь пытаемся донести до вас простую мысль о том, что по-прежнему уже ничего не будет.
– Будет, – упрямо сказал капрал. – Потому что это правильно и безопасно для всех.
– Я хочу домой, понимаете? – звенящим голосом сказал Оберт и снова попытался сесть. Ему удалось принять верную позу, чтобы видеть происходящее вокруг. – Мы все хотим домой. Вот что будет правильно. И никак иначе.
– Это невозможно, – немедленно возразил капрал. – У меня приказ охранять вашу безопасность. А еще у меня громадное желание выйти в отставку с титулом т’шегра. До сего дня эти вещи прекрасно сочетались. Пока вы все не испортили своими играми.
– За каким чертом вы в меня выстрелили? – злобно спросил Оберт.
– Хотел вас остановить. А еще вы сегодня все нервы мне вымотали. Есть предел любому терпению. Я с радостью свернул бы вам шею, и даже сейчас могу это сделать…
– Что же вас удерживает?
– … но не стану. Кто-то должен первым прекратить творить глупости. Смешно, но это будет эхайн.
– А почему они не стреляют? – Оберт кивком показал в сторону патрульных, застывших истуканами в отдалении.
– Потому что я запретил им применять оружие при любых обстоятельствах, – оскалился Даринуэрн. Он повторил: – При любых. За исключением угрозы личной безопасности. А мы умеем исполнять приказы.
– Даже если мы попытаемся вас убить?
– Зачем вам меня убивать? – поразился капрал. – Впрочем… мое убийство ни для кого не представляет угрозы личной безопасности, кроме, разумеется, меня самого.
– Похоже, это вы, господин капрал, играете в очень рискованную игру, – рассудительно заметил командор Хендрикс, который все это время с интересом прислушивался к их перепалке.
– Абсурдное предположение, – ответил тот с некоторым удивлением. – Из меня игрок не в пример хуже, чем охранник. И давайте уже обсудим, как мы будем выпутываться из возникшей неприятности.
– Насчет станции, – мрачно сказал Тони Дюваль. – Это правда?
– Правда, – подтвердил капрал. – Это что-то меняет?