Огонь Страндберг Матс
— И что было после того, как ты сорвала с нее кулон?
— Она его даже не узнала. Была растеряна, испугана. Я рассказала ей про взлом квартиры. Ту же версию, которую мы сообщили в полицию. Диана сказала, что не понимает, почему приняла такое скоропалительное решение.
— Что будет с квартирой?
— Мы договорились, что ты пока остаешься в ней жить. Мне кажется, она постарается забыть про это происшествие как можно быстрее.
— Вы договорились?!
Мину снова затянулась и кивнула.
— Ты была права, — сказала она. — Диана — классная.
— То есть она тебе поверила? То есть мне?
— Она, по-моему, сама не знает, что думать, — сказала Мину. — Но, по крайней мере, можно быть уверенным, что она не настроена против тебя. Кто-то ею управлял. И мы скоро узнаем кто.
Линнея смотрела на Мину. И думала, понимает ли Мину, что она сделала. Что она сделала для Линнеи.
От ветра окна кухни скрипели и трещали. Ида не представляла, как Мину остается одна в этом доме.
Отец Мину позвонил и сказал, что придет поздно, а ей предложил заказать в «Венеции» пиццу. Голос его звучал просительно, он извинялся, обещал исправиться и говорил, что искупит свою вину завтра, приготовит ужин для нее и Анны-Карин.
Ида почти забыла про этот ужин. И вдруг поняла, что ей и Ванессе целый вечер придется играть роль Мину и Анны-Карин перед отцом Мину. Целый вечер. Сразу после суда. Тогда она сказала, что пригласит на ужин еще одну свою подругу, Линнею. Пусть уж настоящая Мину присутствует при этом, по крайней мере, поможет им избежать больших оплошностей. А еще она пригласила «Иду Хольмстрём» — ей было спокойнее, когда ее собственное тело находилось рядом с ней.
Отец Мину так обрадовался, что Иде стало его жалко. Видимо, Мину редко приглашала домой друзей.
Ида налила себе стакан сока и села к кухонному столу. В темное окно она старалась не смотреть.
В освещенной кухне она чувствовала себя как на ладони. Но погасить свет боялась. Она нервно теребила прядь Мининых волос. Густых, волнистых и жестких. Совсем не похожих на ее собственные.
Ей так хотелось поехать на конюшню. Но она позвонила и предупредила, что простудилась. Похоже, животные чувствуют подмену, и ей не хотелось пугать Троя. Пусть пока кто-нибудь из мелких на нем поездит.
Ида поднимает стакан с соком. И тут же снова ставит его на стол. В саду раздаются шаги.
Ида вскакивает со стула и шмыгает в коридор. Это отец Мину решил прийти пораньше, уговаривает она себя.
Но испуганный внутренний голос тут же возражает: у отца Мину машина.
Если бы у нее сохранились магические силы, она могла бы почувствовать, кто идет. Но сейчас она так же беспомощна, как любой обыкновенный человек.
Шаги на лестнице. Ида вспомнила, что рассказывала Мину про анонимные телефонные звонки. Разбитые окна редакции. Письма с угрозами, которые отец Мину скрывает от дочери.
Звонок в дверь. Ида вздрагивает.
Прижимается к стене. В дверь продолжают звонить. Ида осмеливается пошевелиться, только когда шаги начинают удаляться.
Но надо убедиться, что непрошеный гость совсем ушел, а не пытается влезть в дом с другой стороны. В этом доме столько окон. Ида ненавидит этот дом.
Она на цыпочках крадется в гостиную и выглядывает из-за занавески.
И сразу узнает этого человека по прямой осанке, шапке и пуховику, который он носит второй год подряд.
Густав.
Она выбегает в прихожую и распахивает входную дверь. Холодный вечерний воздух обжигает ей лицо.
— Подожди! — кричит она.
Густав оборачивается.
— Привет! — говорит он, поворачивая назад к дому. — Извини, я тебя разбудил?
— Ну, не то чтобы… — уклончиво отвечает Ида.
На лице Густава появляется выражение, которого она никогда не видела.
— Можно мне войти? — спрашивает он.
И Ида вдруг понимает: он волнуется.
Густав снимает в прихожей куртку. Видно, что он уже бывал в этом доме.
Старая ревность просыпается в сердце Иды.
— Твой папа дома?
— Нет, работает.
— А мама в Стокгольме, да?
Они стоят в прихожей. Смотрят друг на друга. И одновременно отводят взгляд.
— Хочешь чаю, соку?
— Нет, спасибо… Я просто хотел… поговорить. Если ты не против.
— Конечно, давай! — поспешно отвечает Ида.
— Ты, наверно, понимаешь… — начинает Густав.
Нет, она не понимает. Она знает только, что давно не видела Мину и Густава вместе. Жаль, что в длинном списке Мину не нашлось места для информации про Густава.
— Ну… — снова уклончиво говорит она.
Она проводит Густава в гостиную, садится рядом с ним, чувствуя, как уши Мину краснеют, как всегда выдавая ее с головой.
Она сидит на диване.
Рядом с Густавом.
Она столько лет смотрела на него издали, но никогда не обращала внимания, что у него такие красивые губы.
Может, это произойдет именно сейчас? И Густав ее поцелует?
Нет, напоминает она сама себе. Не надо, чтобы это произошло сейчас. Сейчас она не Ида, а Мину. И не надо об этом забывать.
— Не знаю, с чего начать. Мне ужасно стыдно, — говорит Густав. — Я понимаю, ты сердишься на меня. И боялся, что, если я позвоню, ты не возьмешь трубку. Поэтому я пришел.
Ида молча кивает. Надо дать Густаву выговориться. Возможно, тогда она поймет, о чем идет речь.
— Ты была права, — продолжает он. — «Позитивный Энгельсфорс» — это секта.
Он смотрит на нее, ожидая реакции. Реакция следует немедленно. Уши Мину становятся прямо-таки пунцовыми.
— После смерти Ребекки я был сам не свой. И только сейчас понял, насколько мне было плохо. Я поверил, что «Позитивный Энгельсфорс» мне поможет. И разозлился, когда ты попыталась разрушить эту иллюзию. Я очень сожалею о том, что тогда наговорил. Ты была моим лучшим другом. Ты понимала меня лучше всех. А я тебя променял на… Рикарда.
Густав смотрит на Иду своими прекрасными глазами, а ей хочется заключить его в объятия и сказать, что ему она готова простить все, что угодно.
— Ничего, — говорит она.
— Нет, не «ничего».
— Я понимаю, ты был расстроен смертью Ребекки…
— Это меня не извиняет. Я должен был понимать, что легких путей нет. Боль нельзя просто забыть. Ребекка навсегда останется в моем сердце. Я понял это. И… готов это принять.
Ида делает то, чего никогда бы не осмелилась сделать в обычной ситуации: она берет Густава за руку и крепко ее сжимает.
Его рука теплая и сухая, именно такая, как Ида себе представляла. Прикосновение заставляет ее вздрогнуть.
— У меня с самого начала были кое-какие сомнения. Но «ПЭ» учит, что сомнения вредны. Они мешают хорошему самочувствию. И я старался их отогнать, старался работать над собой. Однако на днях я услышал от Рикарда одну вещь, которая открыла мне глаза.
Свободной рукой он сердито вытирает с глаз слезу.
— Он сказал, что Ребекка покончила с собой, потому что попала под воздействие негативных сил Вселенной и впала в депрессию. И точно так же люди, погибающие в войнах и катастрофах. Типа, они настраиваются на неправильную волну. Бред какой-то!
— Да, — сказала Ида. — Да.
Она всегда отгоняет от себя мысли о Ребекке. Но ей это плохо удается. В прошлом году она ее ненавидела. За то, что, появившись невесть откуда, Ребекка украла у нее Густава. Сейчас Ида вдруг понимает, что никогда не думала, какой была Ребекка. Пока она была жива, она была для Иды помехой. А своей смертью постоянно напоминала Иде о ее собственной уязвимости.
Однако сейчас Ида поняла, как сильно Густав любил Ребекку. И за это она стала любить его еще больше.
— Рикард постоянно пытался втянуть меня в узкий круг посвященных, но я все время отказывался. Я не хотел ничего знать о том, что у них там происходит. У меня нет доказательств, но мне кажется, в этой истории с Линнеей Валин… они правда против нее что-то затевали…
Иде очень хотелось рассказать ему про случившееся, про Эрика, но Избранницы договорились сообщать всем только ту версию, о которой знала полиция.
— В тот вечер квартиру Линнеи разгромили, — сказала Ида. — Линнея заявила в полицию.
— Я уверен, это они сделали. В тот вечер я был в их офисе, они что-то замышляли. Они совсем оторвались от реальности. Думают, они могут делать что хотят, и уверены в своей безнаказанности. Это страшные люди.
— Но теперь все хорошо. Ты ушел от них.
— Нет, — возразил Густав. — Я только что позвонил Рикарду, извинился за свое поведение и попросил включить меня в круг посвященных. Если я туда войду, я смогу раздобыть информацию для твоего отца, и он ее опубликует. Кто-то должен их разоблачить, пока еще не поздно.
— Нет! — воскликнула Ида. — Это слишком опасно!
— Ничего, — ответил Густав. — «ПЭ» обещают помочь людям. Но в выигрыше остаются только самые сильные и успешные. Достаточно посмотреть, кто у них процветает. Эрик и Ида.
Ида отпускает его руку.
— Ида не с ними! — говорит она.
— Я видел ее на днях в «ПЭ».
— Да, она приходила туда с Эриком. Тогда они еще были вместе. Но теперь она с ним порвала. Она его вообще даже не любила.
Густав смеется:
— Ты ее как будто защищаешь!
— Почему бы и нет!
— Ты что, серьезно?
У нее есть шанс узнать правду. Но вот вопрос: хочет ли она ее знать?
— А чем тебе Ида не нравится? — спрашивает она.
Улыбка Густава становится растерянной.
— Она всю жизнь притворяется. Манипулирует даже лучшими друзьями. Мне кажется, у нее вообще нет чувств. Ни к кому, кроме себя самой.
— Ты не прав! — Лицо Мину пылает. — Конечно, у нее есть чувства! Искренние чувства!
— Значит, ей хорошо удается их скрывать, — говорит Густав.
— Мне кажется, Ида сильно изменилась в последнее время, — говорит Ида. — Поняла, что была не права. Не всегда была права.
Густав вопросительно смотрит на нее.
— Я думаю, она пытается исправиться, — продолжает Ида.
— Ты имеешь в виду слухи про то, что она поддержала Линнею и порвала с Эриком? Это действительно так?
— Да. Видишь сам, не все так однозначно. Ей, конечно, трудно сейчас. Слишком много всего нужно менять. Не знаешь, с чего начать.
— Что ты имеешь в виду?
— С чего лучше начать Иде, если она хочет измениться?
— Может, надо перестать манипулировать людьми? Попросить прощения у тех, кого она обидела? Правда, тогда ей надо спешить, а то до старости не успеет.
Густав смеется.
А Ида начинает плакать. Слезы приходят так внезапно, что она оказывается к ним не готова.
Слава богу, это не она оказывается перед Густавом в дурацком положении, а Мину.
— Что случилось? — спрашивает Густав.
Ида мотает головой.
— Просто я рада, что ты здесь, — бормочет она.
— Часто ты так радуешься? — улыбается Густав.
— Хорошо, что мы поговорили, тяжело, конечно, но все равно хорошо.
— Да, — говорит он. — Хорошо.
Густав обнимает ее за плечи и не убирает руку долго-долго, даже тогда, когда она уже перестает плакать.
Тяжелая красная луна висит на небосводе, черная вода в ручье отливает серебром. Мину подходит ближе и опускается на колени на мокрую землю. Смотрит на свое отражение в ручье. Оно рябит и расплывается.
И вдруг меняется совсем.
Рыжие волосы обрамляют бледное лицо с закрытыми глазами. На мгновение Мину кажется, что это Ребекка, и она протягивает к ней руки. Но она не успевает коснуться воды, изображение становится четким, и Мину понимает, кто перед ней.
Это лицо она видела во время магического сеанса.
Матильда.
Матильда открывает глаза и смотрит на Мину.
Ты проявила сегодня большое мужество, разорвав магическую связь.
Мину отвечает ей, не раскрывая губ:
— Ты имеешь в виду Диану? Тебе известно что-то про кулон?
Это амулет. С его помощью управляли ее действиями.
— Но кто? Кто ею управлял?
Для этого нужна сильная магия. Тот, кто управлял Дианой, имеет благословение демонов.
— Но кто он, этот человек? Это его магию почувствовала Ида в «Позитивном Энгельсфорсе»? Это Хелена? Кто это?
От меня это сокрыто.
Два черных мотылька пролетают над водой. Когда они пролетают над лицом Матильды, оно искажается.
У этого человека на совести немало преступлений. Скоро вы о них узнаете.
— Как мы узнаем, если даже ты не знаешь?
Матильда молча смотрит на Мину, и на душе у той становится тревожно. Она чувствует симпатию к Матильде. Но эта девушка держится слишком отрешенно. Ведет себя как существо высшего порядка, время от времени подбрасывая Избранницам подсказки. Может, это результат многолетнего общения с покровителями?
— Что нам делать? — спрашивает Мину.
Матильда серьезно смотрит на нее.
После суда вам нужно найти и обезвредить того, кто имеет благословение демонов.
Красная луна гаснет на небе. Но ручей продолжает искриться серебром.
Время не ждет.
Набегает сильная рябь, и лицо Матильды пропадает.
59
Ванесса просыпается в панике. Сегодня суббота. Скоро начнется процесс. Обвиняемой будет она.
Еще только пять часов утра. Но заснуть она не может.
Вдруг их перевоплощение не поможет? Вдруг Анну-Карин осудят? Какое наказание ей придумают? Казнят, как Симона? Или «только» помучают?
Ванесса крутится с боку на бок. Мысли жужжат у нее в голове.
Что станет с ней, если тело Анны-Карин умрет? Ванесса тоже умрет? Или вернется в свое тело? А куда тогда денется Линнея, которая сейчас находится в ее теле? И что станет с душой Анны-Карин?..
Затем Ванесса вспоминает маму. Мелвина.
Вдруг она их больше никогда не увидит?
Если она полежит в кровати еще хотя бы минутку, она никогда уже не заставит себя встать. Остается одно. Встать и приготовиться.
Ванесса открывает дверь и на цыпочках прокрадывается по холодному полу в кухню. В нос ей ударяет сильный запах табачного дыма. Мать Анны-Карин уже встала и сидит за столом с сигаретой, глядя куда-то в пустоту.
Ванесса незамеченной прокрадывается в ванную.
Вчера звонила Адриана и предупредила, что на суде надо выглядеть «прилично». Ванесса долго моется под теплым душем, моет голову, расчесывает колтуны. Найдя в тумбочке ножницы, она подравнивает посеченные концы волос.
Вернувшись в свою комнату, она надевает единственный нормальный лифчик Анны-Карин. Все остальные — не ее размера, и Ванесса думает, что надо объяснить Анне-Карин, как правильно подбирать лифчик. Если, конечно, они переживут сегодняшний день.
Она принимается рыться в шкафу и скоро падает духом. Одни спортивные костюмы и флисовые штаны.
Этого следовало ожидать. Ванесса чертыхается про себя и идет на кухню.
— Ты уже встала? — говорит Мия Ниеминен, не глядя на дочь.
— Мам, — говорит Ванесса, хотя все в ней протестует против такого обращения. — Можно глянуть в твой шкаф?
Мия поворачивает голову и смотрит на дочь:
— Зачем?
— У нас сегодня в школе мероприятие…
Мия встает из-за стола и впереди Ванессы идет в свою комнату. Над кроватью висит небольшой гобелен, на котором выткано: «Домашний очаг дороже золота».
— Сегодня же суббота, — говорит она, открывая гардероб.
— Да, так получилось…
Содержимое шкафа Мии мало отличается от того, что лежит в шкафу у Анны-Карин. Но в конце концов Ванесса находит здесь черный костюм — юбку и пиджак. Скучный и старообразный, зато «приличный».
— Можно я его надену?
— Ты что, на похороны собралась?
«Надеюсь, нет», — думает Ванесса. А вслух говорит:
— Мне нужно что-нибудь взрослое.
Ванесса идет в ванную и собирает волосы Анны-Карин в пучок. Порывшись немного в тумбочке, она находит почти высохшую тушь, подкрашивает ресницы и смотрит на себя в зеркало. Она никогда не обращала внимания на то, какие у Анны-Карин зеленые глаза. Если бы еще раздобыть немного блеска для губ, вообще получилось бы красиво.
— Мы им покажем, — говорит она своему отражению.
Мия с изумлением смотрит на Ванессу, выходящую из ванной.
— Шикарно выглядишь, — говорит она почти неодобрительно.
— Спасибо, — говорит Ванесса, проходит мимо Мии, наливает себе в тарелку йогурт и насыпает хлопья.
Мия хрипло кашляет и тянется за пачкой сигарет.
«Она так много курит, что у нее в легких уже, наверно, целые залежи вредных веществ, — думает Ванесса. — Она курит даже больше, чем Мона Лунный Свет».
Мать Анны-Карин опять устремляет взгляд за окно, и Ванесса пытается угадать, что происходит в ее голове. Со стороны кажется, что эмоций нет, осталась одна пустота. И нет интереса к жизни. А что делается в душе? Неужели там совсем пусто? Ванессе жаль Мию. Но еще больше жаль Анну-Карин.
Она понимает, почему Анна-Карин попыталась изменить мать с помощью магии. Если бы у Ванессы были такие же способности и она могла сделать так, чтобы ее мама давным-давно рассталась с Никке, разве она бы этого не сделала?
Ванесса встает из-за стола. Споласкивает тарелку. Смотрит на часы. И начинает спешить. Адриана через несколько минут заедет за ней.
— Я ухожу, — говорит она.
Мать не реагирует, и Ванесса думает: что станет с ней, если Анна-Карин не вернется? Что, если она видит дочь в последний раз?
Ванесса подошла к Мие. Обняла ее. Прикосновение заставило мать вздрогнуть. Но Ванесса не убрала руку.
— Хорошего дня, мама, — сказала она. — Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.
Она не смогла заставить себя сказать, что любит Мию. Но ей хотелось сделать ей приятное. Мия опустила глаза и издала неопределенный звук.
— И тебе тоже хорошего дня, — сказала она и неловко погладила Ванессу по руке.
Темно-синяя машина уже ждет Ванессу.
Девушка садится, и машина сразу стартует.
— Как себя чувствуешь? — спрашивает Адриана.
— Нормально, — говорит Ванесса.
В машине жарко, и она снимает свое полупальто.
— Хорошо выглядишь, — говорит Адриана.
— Если меня решат казнить, по крайней мере, буду при этом хорошо выглядеть.
Адриана удивленно смотрит на нее, и Ванесса понимает, что ведет себя совсем не как Анна-Карин.
Они проезжают центр, и Ванесса видит на «Ике» флаги и вымпелы. В витринах — реклама «Позитивного Энгельсфорса» и Праздника Весны.
Машина едет дальше по мосту, и ненависть к Эрику и Робину вспыхивает в сердце Ванессы с новой силой.
«Погодите, суд закончится, и вы у меня заплатите за все!» — думает она.
И понимает, что страх прошел. На его место пришла злость. Злость на Совет и на всех тех, кто мешает Избранным.
Она им покажет. Даже если за это придется дорого заплатить.
Анна-Карин на велосипеде Иды что есть сил гонит к старой усадьбе.
Она задержалась, потому что Карина и Андерс никак не отпускали ее из-за стола, пытались «серьезно поговорить». Они не могут «смотреть сквозь пальцы», как дочь «разрушает свою жизнь и жизнь своей семьи». Анна-Карин не могла отделаться от мысли, что больше всего их волновала именно их собственная жизнь.
Вся площадка возле усадьбы была уставлена машинами. Но, кроме Иды, Линнеи и Мину, видно никого не было. Подняв голову, девушки смотрели на приближающуюся Анну-Карин.
— А где?.. — спросила она.
— Уже прошла внутрь, с Адрианой, — быстро ответила Мину.
— Ида, ты готова?
Анна-Карин молча кивнула. Она долго жила в страхе перед этим днем и не могла поверить, что он наконец наступил.