Скандал с герцогиней Боумен Валери

Глава 27

Джеймс вернулся в Хемфилл-парк на следующий день и чувствовал себя совершенно разбитым. Работы по восстановлению дома уже начались, он дал соответствующие указания. И даже решил внести некоторые изменения в соответствии с духом времени, например, распорядился установить туалеты во всех спальнях на верхних этажах дома. Он также убедился в том, что все слуги пристроены и размещены в других лондонских домах, принадлежащих ему. Около сгоревшего дома была поставлена охрана, которая не смыкала глаз ни днем ни ночью. По большей части все, что касается дома, можно поправить, но Кейт? Если ее осудят…

К черту толпу, ее ограниченность и притворство. Как эти люди могут осуждать ее до приговора суда? Он криво усмехнулся своим мыслям. Можно подумать, что это новость. В Лондоне испокон веков так все и происходит. Вас обвинили до того, как была доказана ваша вина? И суд общества зачастую бывает более жестоким и беспощадным, чем неутешительный приговор суда. Учитывая то, что общественное мнение уже осудило Кейт, даже если случится чудо и ее оправдает палата лордов, предстоит чудовищная борьба за восстановление ее доброго имени в сердцах и умах жителей Лондона. И ее памфлет мог бы способствовать этому, хотя не стоит исключать тот факт, что он скорее удовлетворит любопытство читающих, чем изменит их мнение о герцогине. Но, по крайней мере, это даст Кейт хоть какой-то шанс.

Кейт.

Джеймс покачал головой. Он не может не думать о ней. Особенно о том, что произошло между ними той ночью в библиотеке. Он сотни раз называл себя идиотом, проклинал себя и клялся, что это больше никогда не повторится. Но, в конце концов, это было единственное, о чем он мог думать, снова и снова восстанавливая в своем сознании детали. Он не мог не думать о ее бархатистой коже, ее женском запахе, сводящем его с ума, о ее прелестной груди. Каждая грудь была как раз по размеру его ладони. Он представлял ее рыжие волосы, золотистым каскадом спадающие на плечи, ее полные влекущие губы. Все это снова и снова возникало перед его мысленным взором. И когда возникало, он тут же видел Кейт в своей постели.

Проклятье! Его тело незамедлительно реагировало на его мысли. И этому мучению, казалось, не было конца. Он не мог делать ничего другого, только истязать себя. Нет сомнения, если ее оправдают, а это очень большое «если», ей не будет места среди аристократов, она не сможет найти себе подходящую партию для замужества, а высшее общество закроет перед ней все двери. Но что может сделать он? Он не мог предложить ей ничего другого, кроме как стать автором скандального памфлета. Конечно, полагал он, лучше прославиться как автор памфлета, чем как убийца собственного мужа. Но разве можно думать о развитии их отношений, когда они встретились при таких обстоятельствах? Джеймс нанял ее, преследуя собственные цели, а она использовала его, чтобы выйти из тюрьмы. Далеко не тот вид ухаживания, о котором можно было бы мечтать.

И о чем он думает, называя это ухаживанием? Он не ухаживает за Кейт, нет. Он позволил себе эти вольности, потому что, несмотря на все увещевания держать руки подальше от нее, не смог следовать им. Он снова и снова мучил себя обвинениями в собственный адрес и понимал, что будет мучить и дальше, но сейчас единственное, чего он хотел, это снова быть рядом с ней.

Помня настоятельное требование Абернети, он поговорит с ней о ее защите. Возможно, нападение и есть лучший вид защиты? Может быть, парламент с большим сочувствием отнесется к Кейт, если она расскажет, каким чудовищным было отношение к ней ее мужа? Да, он поговорит с ней об этом. Позже. А прямо сейчас все, о чем он мог думать, это поскорее увидеть ее лицо.

Джеймс ускорил шаги. Гравий приятно шуршал под ногами, пока Джеймс шел к парадным дверям дома. О Господи, он страстно желал увидеть ее. Он почти бежал. Потянул медную ручку двери и, войдя, поспешно начал снимать пальто и шляпу. Бросив их дворецкому, устремился в библиотеку, где, скорей всего, сидела Кейт и писала памфлет. Дворецкий проводил его взглядом полным недоумения. Едва сдерживая улыбку, Джеймс вошел в библиотеку. Быстрым взглядом окинул комнату. Пусто.

Его улыбка растаяла. Оставив дверь открытой, он резко повернулся и, выйдя в коридор, быстрым шагом направился в золотую гостиную.

Возможно, Кейт пьет чай?

Дверь была открыта, и он вошел… пусто.

В сердце шевельнулось какое-то неприятное предчувствие. Джеймс нахмурился. Может быть, она у себя? Отдыхает? Мимо быстро прошмыгнула горничная.

— Вы видели ее светлость?

— Нет, милорд. — Горничная подняла на него глаза. — Сегодня не видела.

Морщина на переносице стала глубже. Кейт не выходила из комнаты весь день? Это не похоже на нее. Возможно, ей нездоровится? Он хотел подняться наверх и увидеть ее, но после некоторого замешательства остановил себя. Он не должен потворствовать своим желаниям. Нет. Он покачал головой. Позже он пошлет ей записку и попросит о встрече, чтобы обсудить с ней способы защиты. И потом будет сидеть напротив нее за столом, когда они начнут обсуждать этот вопрос.

Надеясь отвлечь себя от мыслей о Кейт, Джеймс снова спустился в холл и направился в свой кабинет.

Фемида поднялась и подбежала, чтобы приветствовать хозяина.

— Рад видеть тебя, девочка, — сказал он, трепля собаку по голове.

Фемида следовала за ним, когда он подошел к столу и, выдвинув стул, сел. Джеймс провел рукой по лицу и тяжело вздохнул. Толстая стопка бумаг посреди стола невольно привлекла его внимание. Джеймс сдвинул брови и наклонил голову, чтобы рассмотреть, что это. На верхнем листе он увидел свое имя.

Почерк Кейт.

Джеймс схватил письмо, взломал восковую печать и развернул письмо. И быстро просмотрел написанное.

«Дорогой Джеймс!

Когда Вы будете читать это письмо, я уже буду далеко. Я больше не могу подвергать Вас опасности. И прошу прощения за те неприятности, которые доставила Вам. Прилагаю памфлет. Надеюсь, Вы получите то, чего ждете. Я наняла карету и возвращаюсь назад, в Тауэр. Там мое место. Я думаю, мы оба понимаем, что никогда больше не увидим друг друга. Я готова принять свою судьбу, какой бы она ни была. Спасибо за все. Вы всегда были так добры ко мне.

Кейт».

Джеймс прочитал раз, потом другой, словно слова могли измениться, если он прочтет их снова. Сапфировое ожерелье и серьги, что он подарил ей в ночь импровизированного бала, лежали на столе. Джеймс сжал ожерелье в кулаке.

— Нет, Кейт, — прошептал он, роняя письмо на стол. Взяв в руки памфлет, пролистал его. Да, это ее история. То, что Кейт хотела рассказать о себе, о том, что с ней случилось. Но Джеймсу не нужно читать памфлет. Он и так все знает. За эти несколько дней он не раз слушал ее рассказы. Она невиновна. Она невиновна и прелестна, и может умереть из-за бессердечного упрямства ее мужа и нежелании какого-то жалкого труса признаться в совершенном убийстве. Это несправедливо. Это несправедливо.

Джеймс смял листы и бросил их на пол. Господи, да он наймет другого сыщика, дюжину сыщиков! Он не остановится, пока они не узнают каждую подробность того, что случилось в ту ночь, пока не докажут непричастность Кейт к этому преступлению.

Он спасет ее. Он должен сделать это.

Глава 28

Вернувшись в Лондон, Джеймс первым делом отправился в клуб. Он хотел лишь одного. Выпить два… или лучше три стаканчика бренди и забыть обо всем. Нет, он никогда не был любителем алкоголя, но подобное развлечение, казалось, всегда помогало Колтону и Эшборну, когда у них случались неприятности, и они чувствовали себя неважно… И Бог ему судья, если сейчас не наступила его очередь!

Джеймс сидел в клубе в полном одиночестве. Очевидно, все другие члены клуба читали в газетах о его скандальной истории. И хотя вход в клуб пока не был закрыт для Джеймса, обычная группа знакомых не спешила приветствовать его. Как только он вошел, комната неожиданно опустела. Он сидел за столом, подперев голову рукой. Мнение света? Сейчас оно ему было абсолютно безразлично. Все, о чем он мог думать, это Кейт. Как она? Вернулась в свою камеру в Тауэре? Ей холодно? Грустно? Одиноко? Проклятье! Видимо, так и есть. И он даже не может навестить ее. Это было бы слишком рискованно. И для нее, и для него, и еще из-за тысячи разных причин.

Он еще не прикончил первую порцию бренди, когда появились Колтон и Эшборн и уселись за его стол.

— Я предупреждаю вас обоих, — пророкотал Джеймс. — Сегодня мне не до ваших шуток.

— Шуток? — Эшборн улыбнулся и толкнул Колтона локтем в бок. — Как тебе это нравится? Шутки? И это после того, как ты предложил ему остановиться в своем доме и тысячи раз выразил свое сочувствие? А, Колтон?

— Спасибо, но у меня своих домов предостаточно, — буркнул Джеймс, осушив стакан и наливая снова.

Вытянув ноги, Колтон небрежно скрестил их.

— Да, но я все-таки хотел бы узнать, какие именно шутки ты нам приписываешь? Мы просто заглянули сюда, чтобы пропустить стаканчик-другой… И вовсе не ожидали встретить тебя.

Джеймс, прищурившись, внимательно посмотрел на своих приятелей.

— Почему-то верится с трудом. Кроме того, лучше бы вы оставались дома, там, где ваши милые жены.

— Что с тобой, старина? — фыркнул Эшборн. — Только не говори мне, что ты не догадался, что именно они и послали нас сюда.

— Угу, — кивнул Колтон. — Они не особенно любят клуб, иначе тоже были бы здесь.

Эшборн оглядел комнату.

— Хотя, если честно, я не удивился бы, если бы Энни залезла через окно.

— Где этот проклятый слуга? — едва сдерживаясь, прорычал Джеймс. — Почему не несет бренди?

— Так, так, так, — проговорил Колтон, постукивая пальцами по столу и глядя на Джеймса во все глаза. — Похоже, это серьезно. Пара стаканов за вечер для Лорда Совершенство это немало. Так, так, так…

— Лорд Совершенство, — пробормотал Джеймс, скрипнув зубами. — Это проклятое прозвище. Что и говорить, именно таким я всегда и был. Лучший студент, совершенный в своих деяниях пэр, прекрасный друг и совершенный издатель. — Его голос затих. Но были две роли, где он провалился, увы, так и не достигнув совершенства. И это не давало ему покоя.

— О чем ты, Медфорд? — спросил Эшборн, приложив ладонь к уху.

— Покончим с этим, а? — Джеймс махнул рукой, не желая углубляться в этот вопрос. — Что, собственно, вы хотите узнать?

— Что хотим узнать? А ты не думаешь, что должен объяснить нам кое-что? — Эшборн потянулся к слуге за стаканом бренди, когда тот вернулся с тремя стаканами.

Джеймс наблюдал за ними затуманенными глазами. Казалось, Эшборн и Колтон в вопросах выпивки действовали по установившемуся порядку. Неудивительно.

— Ничего интересного, — буркнул Джеймс, заменяя пустой стакан на полный.

— То есть тебе нечего рассказать нам? — Колтон отхлебнул бренди.

— О чем? — Джеймс сделал вид, будто бы не понимает.

Кивком головы Колтон указал на стакан Джеймса.

— Например, почему ты решил сегодня напиться?

Джеймс отрицательно покачал головой.

— Да, Медфорд, должен признаться, что никогда не ожидал от тебя ничего подобного.

Джеймс снова прорычал что-то, прежде чем сделать очередной глоток.

— Уж точно не потому, что я кого-то пристрелил. — Он покосился на Эшборна. Прошлой весной тот убил человека, который выстрелил первым и едва не прикончил его.

Колтон оглянулся, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает их. И понизил голос до шепота.

— Ты — нет, но Кейт, возможно….

— Нет! — вскричал Джеймс и с такой силой стукнул кулаком по столу, что задребезжали стаканы.

Брови Колтона поползли вверх.

— Похоже, ты уверен в этом?

— Да, — буркнул Джеймс, опуская голову.

— Значит, Хортон нашел доказательства? — предположил Эшборн.

— Пока нет. — Джеймс покачал головой.

— А что с памфлетом? — поинтересовался Колтон. — Ты успеешь напечатать его до начала работы парламента?

Джеймс достал из кармана сюртука пачку помятых листов и бросил ее на стол. Колтон начал просматривать, Эшборн привстал, заглянул ему через плечо и тоже стал читать. Несколько минут оба молчали, а Джеймс тем временем продолжал потягивать бренди.

Оторвавшись от бумаг, Эшборн присвистнул.

— Похоже, Кейт жила в аду, когда была замужем за Маркингемом. Бедняжка! Уверен, этот памфлет вызовет немало удивления.

— Согласен. — Колтон бросил смятые страницы на стол.

— А я не дам и ломаного гроша за этот памфлет, — прорычал Джеймс, опрокидывая новую порцию бренди.

Эшборн снова присвистнул.

— Но он принесет тебе ощутимый доход. Разве нет?

— Говорю вам, я не дам и ломаного гроша за этот памфлет. — В голосе Джеймса слышалась горечь.

— Дружище, — начал Колтон, с удивлением глядя на друга, — ты планируешь восстановить дом, поправить ее и свою репутацию и дальше жить так, как будто ничего не случилось?

— Нет, сначала я должен сделать так, чтобы с Кейт были все обвинения сняты. А уж потом подумаю о своей жизни. — Джеймс подал знак слуге, прося принести еще бренди.

— Ради всего святого, ты же не собираешься связать свою жизнь с герцогиней? — вскричал Эшборн. — Дом восстановить можно, но с ее репутацией дело обстоит куда хуже. Она, как говорится, не подлежит восстановлению. Тебе придется оставить Лондон, парламент, дело, то есть кардинально изменить свою жизнь.

Джеймс ничего не ответил, только исподлобья взглянул на Эшборна. И затем произнес, с трудом выговаривая слова:

— Вы видели га… га… газеты? Моя реп… репутация уже окончательно разрушена. А Кейт? Она вернулась в Тауэр. Я взял у нее все, что она могла мне дать. И не стану винить ее, если она воз… воз…ненавидит меня.

— Но ты не готов смириться с этим, — вздыхая, произнес Колтон. — И хочешь все исправить. Так похоже на нашего Лорда Совершенство.

Джеймс попытался встать, опираясь о стол.

— Я п… п… предупреждаю тебя, Колтон, скажешь еще слово, и я…

Колтон поднял руки, сдаваясь.

— Господи, боже мой, Медфорд. Я не стану драться с тобой сейчас, когда ты явно не в кондиции. Я ценю свою жизнь, да и моя жена тоже.

Тяжело опустившись на стул, Джеймс взъерошил волосы. И снова выпил.

Эшборн присвистнул уже в третий раз.

— Так, так, так. Пьем? Не думаем о делах? Мусолим волосы? Черт побери, Медфорд, посмотри на себя. На кого ты похож? На дерьмо. И только не говори мне, что ты не влюбился по уши!

Глава 29

— Милорд! Милорд! — Абернети с пронзительным криком ворвался в кабинет Джеймса, в котором тот временно расположился, пока восстанавливали пострадавший во время пожара дом. Лок даже не успел объявить о приходе адвоката. Абернети запыхался, лицо его покраснело, видимо, он без остановки бежал через весь дом.

Джеймс бросил перо и выпрямился.

— Что случилось?

— Я только что от Хортона, — сообщил Абернети, с трудом переводя дыхание.

— И?

Адвокат сделал паузу, пытаясь отдышаться. Достал из кармана платок и промокнул лоб.

— Камердинер герцога Маркингема признался в убийстве после того, как один из слуг дал на него показания.

Глаза Джеймса расширились. Он провел рукой по лицу и встал.

— Абернети, — четко проговорил он, — повторите еще раз то, что вы сказали.

— Один из слуг в Маркингем-Эбби заявил, что камердинер рассказал ему о содеянном преступлении. То есть признался, что это он убил герцога.

Джеймс шумно выдохнул. Нет. Этого не может быть! Он уперся обеими руками в стол и пристально посмотрел Абернети в глаза.

— Почему он сделал это только сейчас?

— Возможно, его, в конце концов, замучила совесть, милорд. Я точно не знаю, но был срочно вызван мировой судья, и камердинер повторил свои слова при нем. И сегодня же утром он предстанет перед лордом-канцлером.

— Это значит, что Кейт будет… — Джеймс взглянул в лицо Абернети, со страхом ожидая ответа.

— О да, милорд. — Адвокат кивнул. — Ее освободят в считанные часы.

Джеймс закрыл глаза и тут же снова открыл их.

— Еще предстоит провести большую работу, милорд, чтобы окончательно закрыть это дело, но обвинение уже снято, и ее светлость будет свободна. Ей вернут титул. Не сомневаюсь, они решат этот вопрос без промедления.

— Спасибо, Абернети. — Джеймс тяжело опустился на стул. — Большое спасибо.

— Да, я хотел немедленно сообщить вам, милорд. — Абернети повернулся, направляясь к дверям.

— Абернети, почему он убил герцога Маркингема?

Адвокат покачал головой.

— Так случилось, что именно в то утро герцог сообщил камердинеру, что он уволен, а на его место Маркингем собирался взять другого человека.

— Но почему? — Джеймс, нахмурившись, поднял брови.

— Камердинера невзлюбила леди Беттина. У нее был на уме кто-то из числа ее прислуги, кто хотел занять это место.

— Не знаю, — недоумевал Джеймс. — Едва ли это достаточная причина, чтобы убить человека.

— Согласен, милорд. — Абернети кивнул. — Как я понял, этот камердинер работал у Маркингема много лет, а до этого еще служил у его отца. Разумеется, он был потрясен.

— И поэтому решил убить герцога?

— Бывают странные совпадения, милорд. Именно в то утро герцог попросил камердинера посмотреть, хорошо ли почищен его пистолет. И пистолет был в руках камердинера, когда начался их неприятный разговор. Выходит, камердинер просто не сдержался. Эмоции захлестнули, и он выстрелил. — Абернети покачал головой. — Печальное совпадение.

Джеймс задумался, покусывая губу.

— И камердинер спокойно позволил осудить герцогиню? Не возражал, что ее обвинили в этом преступлении?

Абернети развел руками.

— Обвинение в убийстве зачастую делает человека трусом. Очевидно, он надеялся, что подозрение падет на леди Беттину. А когда этого не случилось, был так напуган, что побоялся возразить. Продолжительные допросы мистера Хортона сделали свое дело. Камердинер занервничал, две ночи пил до потери сознания, не выдержал и рассказал обо всем своему приятелю, который тоже служит в поместье. А тот, не теряя времени, доложил обо всем мировому судье.

— Невероятно! Просто невероятно! — говорил Джеймс, качая головой.

— И еще маленькая деталь, — добавил Абернети, берясь за ручку двери. — Очевидно, он застрелил герцога в гардеробной, толстые деревянные стены заглушили звук выстрела. Перетащив его в спальню, он вытер следы крови.

— Это объясняет, почему никто не слышал звука выстрела, — добавил Джеймс.

Абернети кивнул.

— Это счастливый день для герцогини, милорд. Мне не терпится увидеть ее и сообщить новость.

— Вне всякого сомнения, поспешите Абернети, — сказал Джеймс и поклонился.

После ухода адвоката, Джеймс опустился на стул и заложил руки за голову. Фемида подошла к нему, ожидая, что хозяин приласкает ее.

— Ну вот, девочка, это случилось, — пробормотал он, поглаживая собаку по голове. — Она свободна.

Фемида лизнула его руку и, выражая согласие, гавкнула.

Вздохнув, Джеймс потер переносицу кончиком пальца. Невероятное облегчение волной омыло его тело. Последние дни проходили в постоянном страхе, надежда боролась с отчаянием. И сейчас, когда он услышал счастливую новость, он едва мог поверить в это. Он хотел бы видеть красивое лицо Кейт в тот момент, когда ей сообщат, что она свободна.

Джеймс повернулся на стуле. С того момента, как этот дуралей Эшборн спросил его, не влюбился ли он, Джеймс только об этом и думал. Любовь? Нет, любовь не для него, она для людей менее прагматичных, менее сдержанных. Он не мог бы полюбить Кейт? Не мог? Неужели?

О, при чем тут это? Даже если бы он до безумия любил ее, она все равно не захочет иметь с ним ничего общего. Она вернулась в этот проклятый Тауэр, предпочтя тюрьму его обществу и его дому. И Джеймс не винил ее. Он вторгся в ее жизнь в самый тяжелый период. Воспользовался ее историей и обстоятельствами. Не оставив ей выбора, он практически заставил ее написать памфлет. И после этого он думает, что Кейт снова захочет видеть его?

И даже если бы она захотела этого, какое объяснение он представит, чтобы объяснить, что этот визит обязателен? Он должен ей деньги, но может передать их через слугу. Нет никаких причин к тому, чтобы она захотела снова видеть его. Разве не это сказала она в своем письме? «Мы оба понимаем, что никогда больше не увидим друг друга». Нет. Он не станет искать встречи с Кейт. Даже если это сведет его с ума. Даже если это убьет его.

Или и то и другое.

Когда мистер Абернети вышел из камеры, у Кейт подкосились ноги, и она без сил упала на холодный каменный пол. Ее тело сотрясала дрожь. Она спасена. Она будет жить. Кейт свернулась клубочком, слезы хлынули из глаз и текли по щекам. Она ни минуты не позволяла себе надеяться на подобный исход. Ни минуты. Но сейчас все страхи и все эмоции вылились наружу. Вытащив платок из рукава платья, она горько зарыдала. Слезы облегчения и счастья сотрясали ее тело. Она спасена. Спасена. И в этом слове заключалась справедливость. Спасибо, Господи. Но разве это был Бог? Ей нужно благодарить за свое спасение Джеймса. Все было против нее. Она не смела надеться. Но Джеймс! Джеймс надеялся, несмотря на все обвинения, выдвинутые против нее. Он нанял Абернети и мистера Хортона. Джеймс спас ее.

Заставив себя подняться, она села на край узкой кровати, служившей ей ложем, и подтянула колени к груди, обняв их руками. Вытерла глаза. Высморкала нос. И дышала. Просто дышала.

Что означало все это на самом деле? Она по-прежнему изгой. И этот скандал будет преследовать ее всю жизнь. Она уедет из Лондона и никогда не вернется. Уголки ее губ приподнялись в робкой улыбке. Но она жива. И будет жить дальше. И оправдана. Она получила шанс начать все сначала. И не повторять прошлые ошибки. Несмотря на слезы, которые продолжали литься из ее глаз, Кейт широко улыбнулась. Разве это так трудно? Не повторять ошибок? Не повторять ошибок, значит, держаться подальше от высшего общества. Не выходить замуж, особенно за пэра. И особенно за того, кто не будет ее любить. Джеймс, подумала она, и его образ тотчас возник перед ее мысленным взором. Джеймс.

Разве это так трудно?

Глава 30

— Значит, камердинер признался? Но как это случилось? — качая головой, спросила Лили. Поднеся к губам бокал, она сделала маленький глоток.

В тот вечер Джеймс присутствовал на обеде в городском доме Эшборнов, Лили, Энни, Эшборн и Колтон — все сидели за столом и наперебой задавали ему вопросы. В первую очередь их интересовали Кейт и ее дело. Джеймс сидел, уставясь взглядом в стену, размазывая еду по тарелке и проклиная про себя всю эту компанию.

— Выходит, так, — уклончиво ответил Джеймс.

— И Кейт уже сегодня выпустят из тюрьмы? — поинтересовалась Энни. Ей не терпелось узнать подробности.

— Да, — кивнул Джеймс.

— Я так рада за нее, — вздохнула Лили. — Мы все рады. Я всегда знала, что она невиновна. Но куда она пойдет? У нее нет семьи, а мать герцога вряд ли захочет видеть ее после всего того, что случилось, и потом сама Кейт сойдет с ума, живя в доме свекрови.

Джеймс поморщился. У него были те же самые мысли. Действительно, куда ей идти? Он послал в Тауэр слугу с деньгами, которые был должен ей за памфлет. Джеймс не мог представить, что она окажется на улице без гроша в кармане. По крайней мере, имея деньги, она сможет остановиться в отеле. Но деньги вернулись назад с приложенной к ним запиской, написанной рукой Кейт.

«Мне не нужны деньги». И это все. Ни слова больше. Это окончательно разрешило все сомнения, которые еще теплились в его душе. Кейт ненавидит его до такой степени, что отказывается от денег, подумал он. Проклятье! Он разрушил все собственными руками.

— Я понятия не имею, что она собирается делать, — буркнул Джеймс. — Мне не удалось поговорить с ней.

— Но, Медфорд, вы же собираетесь встретиться с ней? — допытывалась Энни.

— Нет. — Не поторопился ли он с ответом? Не слишком ли быстро? Резко? Он постарался успокоиться и сделал новую попытку. — Я хотел сказать, что для встречи просто нет причины. Но, разумеется, я желаю ей всего хорошего.

— Нет, я категорически отказываюсь верить в это, — возмутилась Лили. — Подумать только, Кейт пришлось провести несколько ужасных недель в Тауэре, а виноват оказался камердинер? Что ж, он смелый человек, раз признался.

— Согласен, — кивнул Джеймс. — Кейт обязана ему своей жизнью.

— Она обязана своей жизнью вам, Медфорд, — возразила Энни. — Это вы наняли сыщика, который вынудил этого человека признаться. Без вас Кейт никогда не имела бы такой защиты и не добилась бы столь тщательного расследования.

— Она ничем не обязана мне, — взорвался Джеймс. Он взглянул на других участников обеда, все были сосредоточены на еде, а возможно, делали вид. Даже Эшборн избегал его взгляда. И, слава богу, больше не заводил разговор о любви, иначе Джеймс, невзирая на все правила приличия, перепрыгнул бы через стол и поколотил бы его.

Джеймсу не оставалось ничего другого, как тоже вернуться к еде. Он подцепил вилкой кусочек трески и поднес ко рту. Откусывал. Жевал. Глотал. Но не ощущал никакого вкуса. Так, что-то безвкусное, похожее на опилки.

Минуту спустя Джеймс поднялся.

— Извините меня, Энни. Но мне кажется, без моего участия вы куда лучше проведете этот вечер.

— Глупости, Медфорд, — воскликнула Энни, кладя вилку и удерживая его за руку. — Но я понимаю, почему вам лучше уйти. На вас слишком многое свалилось в последнее время. И стоит передохнуть.

— Что ж, всего хорошего, Медфорд, — улыбнулась через стол Лили.

— Мы увидимся через несколько дней, верно? У Колтонов на Рождество? И, уж конечно, встретимся на маскараде у Кэтрин Эверсли на Новый год?

— Да, да, конечно. — Джеймс постарался изобразить улыбку. Это все, на что он был способен сейчас. Необходимо обрести хоть какое-то душевное равновесие. Рождественские праздники, бал-маскарад… События, которые приходят и уходят каждый год. И этот год ничем не отличается от других. Да, все будет так же, как всегда.

Он встал, бросив салфетку на стул, раскланялся и покинул столовую.

Все правильно. Он просто должен сделать вид, что все нормально.

Как только за Джеймсом захлопнулась дверь, Лили положила руки на стол и, наклонившись вперед, зашептала:

— Бедняга! Но, если честно, я рада, что он ушел. Потому что мне надо поговорить с вами.

Девон, Энни и Джордан внимательно смотрели на нее.

— Лили, что случилось? — забеспокоился ее муж.

— Ничего, — невинно отозвалась Лили, хлопая длинными ресницами.

— Но даже я не верю в это, — со смехом заметила Энни.

— Так же, как и я, — поддержал жену Джордан.

Лили подмигнула сестре и мужу.