Черные крылья Бога Лекух Дмитрий

Обстановка была расслабляющей, и я, расставив посты (на что байкеры отреагировали слегка неодобрительно, но с пониманием), разжился у президента травкой.

Аж два «калаша» отдал за пакетик – те самые, у «казачков» изъятые.

И пакетик, кстати, был совсем небольшой.

Но оно того безусловно стоило.

Конопля здесь, в принципе, росла повсюду, но именно эта, по словам гостеприимного хозяина, была самой «жирной» – ее везли издалека, с юга, из владений хохляцких наркобаронов.

Они в последнее время стали основными поставщиками зелья по всей обитаемой части Европы.

Трава действительно была хороша.

Меня забрало буквально с первого пыха.

Я «поплыл».

Было очень хорошо вот так просто лежать, скатав под голову кожаную, почти как у байкеров, куртку, и, ни о чем не думая, поглядывать в стремительно темнеющее небо.

Вон и звезды зажглись.

Такие смешные…

– Слышь, а ты правда – тот самый Гор?

Президент спрашивал это, наверное, раз в пятый.

Я то ли не слышал, то ли просто не хотел отвечать.

Трава, что вы хотите…

– Правда. А что?

– Да не… ничего… Хохлы за твою башку денег обещали…

– За нее многие обещали…

Время летело стремительно, звезды уже вовсю плясали свой ночной хоровод.

Мы подкурили по второй.

– И много?

– А хрен его знает. Мне-то по барабану, но ты все-таки поосторожней держись. Народ тут всякий шляется.

– И у тебя тоже?

Байкеры всегда отличались довольно жесткой дисциплиной.

Эти отмороженные и абсолютно свободные романтики трассы ни при каких обстоятельствах не позволяли себе нарушать свои внутренние законы.

Любые другие им были по тому самому барабану.

– И у меня, – неожиданно легко согласился президент. – Если б здесь только моя стая была. Это ж вольная стоянка!

Он неожиданно упруго поднялся на ноги:

– Но ты – мой гость. Пойду за вином схожу, сушняк пробил, – и он не спеша пошел в сторону лагеря.

Настолько не спеша, что я успел спросить его спину:

– Почему?

– А с тобой мой брат служил. Алик. Ты его, наверное, не помнишь.

И ушел.

Алик, Алик…

Вот черт, и правда не помню.

Это значило много – его покровительство – даже на «вольной» стоянке. Посты можно было снимать.

Его отморозкам много не надо, но они не ценят жизнь – ни свою, ни чужую.

Даже я не стал бы связываться.

Я не спеша докурил и совсем было собрался на боковую, но он вернулся.

С вином.

Мы выпили.

Забили еще.

Потом он читал стихи.

Что-то очень старое: Блок, Бунин, Бродский…

Я еще посмеялся, что у него все на букву «б», на что он на полном серьезе ответил, что настоящий поэт может быть только на эту букву. Потому что он и Бог, и блядь, и бездна одновременно.

И вообще, сказал он, поэзия совращает.

Если слишком долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть в тебя.

Я сказал ему, что у Ницше это совсем по-другому, на что он ответил, что Ницше здесь не при чем.

Так, подумалось…

…Мы забили и выкурили по четвертой, когда я спросил, что у него общего с этими фаши из Крыльев.

Он долго и недоуменно молчал.

– Знаешь, – сказал он, изрядно подумав и начиная набивать пятую «пятку». – Когда приходит тьма, это вовсе не значит, что пришло зло. Может быть, это просто ночь. И ты лежишь с девушкой, которую не то чтобы любишь… нет, с которой тебе хорошо. Здесь. Сейчас. И вокруг ночь. А что такое ночь? Ночь – это и есть крылья. Черные крылья Бога…

Пятую мы опять выкурили на двоих.

Через два дыма.

Потом уснули.

Утром его стая ушла, и больше я его никогда не видел…

…Следующий день прошел на удивление спокойно.

Пару раз мелькали какие-то конные разъезды, один раз по пути попалась небольшая байкерская стая, разумно уступившая нам трассу и переждавшая наш проход на обочине.

А ночевали мы на этот раз в Каэре.

Солидное такое сооружение, почти крепость.

С пулеметными гнездами, тремя древними, но вполне боеспособными и неплохо пристрелянными по секторам ДШК.

И даже со своим постоялым двором.

По периметру все это хозяйство было опутано тремя рядами колючки (между рядами – наверняка мины, но это так, частности), а на Андрея Ильича обитатели Каэра смотрели почти как на бога.

За свою безопасность здесь можно было не беспокоиться.

В общей сложности мы уже отмахали километров семьсот: пятьсот до Воронежа и пару сотен за два последних дневных перехода.

Совсем неплохо.

Если так пойдет, через три-четыре ночевки доберемся до Ростова. Вот только чует мое сердце – так не пойдет.

Не может все идти так гладко!

Не может!

…Я неожиданно легко заснул и так же легко проснулся.

Утро было серым и слегка прохладным, но не осенним, предзимним, а каким-то…

Бабье лето, короче…

Юг…

Я открыл окно и размял между пальцев первую утреннюю сигарету.

А, может, и не утреннюю.

Ночную.

До подъема еще часа два.

Можно и поспать.

Потом.

Но сначала покурить…

…Вот ведь, блин.

А зажигалку-то я, похоже, в джипаке оставил.

То-то весь вечер у ребят прикуривал…

Пришлось натягивать штаны и выползать в коридор. Он, к сожалению, был пуст.

Спички удалось стрельнуть только у дежурного, молодого совсем паренька, который сидел внизу, под лампой, и читал какую-то, хотелось бы верить, умную книжку.

– А ваши купаться пошли, – сказал он, щегольски чиркая спичкой о новенький, еще толком не обмятый десантный башмак. – Тут речка есть. Маленькая. Прямо через посад каэровский протекает. Она так-то – по колено, но тут омуток есть, даже поплавать можно…

Я с наслаждением сделал первую утреннюю затяжку.

Максимально глубокую.

Так лучше чувствуется.

– Кто пошел-то?

– Ну, эта, – паренек почему-то смутился, – девушка ваша. И поручик полицейский. Только он в другую сторону пошел. Она так велела…

Я хмыкнул:

– Дорогу покажешь?

– Отчего ж не показать. А она вас не прогонит?

– Меня? – Я расхохотался. – Меня – не прогонит. Давай, показывай…

…Я прошел по протоптанной тропинке до большого тополя и, как сказал дежурный, свернул налево.

Вскоре послышался плеск воды.

Тихий.

Утренний.

Я вышел на небольшую полянку перед омутком и тихонечко уселся на первое подвернувшееся бревнышко.

Маша меня не заметила.

Она стояла почти по пояс в речке, спиной ко мне, и неумело, по-детски, плескала на себя тихую, прозрачную ласковую предутреннюю воду.

Иногда смеясь, иногда совсем по-щенячьи повизгивая.

Изредка приседая.

Ее длинное белокожее тело казалось просто-таки нереально красивым.

Я тихо разделся и, осторожно ступая, подобрался поближе к омутку. Потом резко нырнул прямо с берега, сильно оттолкнувшись обеими ногами.

И в последний момент едва успел зажать ей рот ладонью.

Только криков мне здесь не хватало.

До подъема еще целых два часа.

– Тихо, тихо, маленькая, я это, я…

Шутка получилась глупая.

Она здорово испугалась.

А когда немного успокоилась, я увидел, что она прокусила мне ладонь чуть ли не до крови…

Н-да…

Норовистая у меня любимая, ничего не скажешь…

А потом мы обтерлись и не таясь пошли в мою комнату.

А чего нам, спрашивается, скрывать от туземного населения?

В отряде-то и так все всё знали…

На следующее утро я приказал всем одеть броники и шлемы. Что-то мне подсказывало, что они могут пригодиться.

Но на этот раз интуиция меня, к счастью, подвела.

Мы легко миновали по неширокой дуге имеющее дурную славу Миллерово, ходко отмотали положенную по дневной норме сотку до ближайшего Каэра, и я объявил дневку.

Нужно было осмотреть и привести в порядок технику и снаряжение, пополнить запас горючки и продовольствия.

Судя по диспозиции, следующим местом, где нас будут пытаться убить, станет Вольная казачья республика Кубань.

А до нее – как до Господа Бога.

Сто километров после Ростова, ежели будем живы, разумеется…

Этот криминальный рай и так не очень гостеприимное местечко, а тут еще какие-то шахтеры, черт бы их всех побрал!

Чего им под землей-то надо?!

Впрочем, говорят, днем они на поверхность практически не выходят.

То ли со зрением у людей какие проблемы, то ли еще что не так…

Неважно.

Главное – идти только днем.

Ночью – усиленные посты по периметру и сон через одного.

Они хоть и шахтеры, но мы тоже не пальцем деланы.

Отобьемся.

А вот как Ростов миновать?

Ума не приложу.

И самое поганое, что, судя по карте, единственный более или менее пригодный мост через Дон – как раз в черте города.

Хоть штурмом его бери.

Эх, где вы, мальчики из Сто шестой гвардейской десантной…

Вы, кажется, поклялись стереть этот гадюшник с лица земли?

Мы бы к вам с удовольствием присоединились.

На время.

Странно, чем ближе была зима, тем теплее становились вечера.

Впрочем, чего тут странного.

Мы ж на юг идем.

Не на север…

…Андрей Ильич пригласил нас с Бобом и Красотулей поужинать с офицерами Каэра.

Больше никого из отряда он не позвал, и правильно сделал.

Отряд был мой.

Вот если бы…

…Но это неважно.

Тем не менее, чувствовал я себя достаточно хорошо.

Здесь не было заносчивых и восторженных юнцов, которым почему-то пришла в голову идея решать за весь мир.

Напротив меня сидели сильные и суровые мужики, ветераны, такие же, как я сам.

Каэр и Порядок были их работой: скучной, ежедневной и необходимой. Не знаю, любили ли они Крылья, но они в них работали.

Стража Последнего Рубежа, мать их так.

Они скупо интересовались, как дела в Москве.

Радовались за юго-восточное Подкрылье, сумевшее восстановить порядок в Воронеже. Чувствовалось, что любая идеология была им глубоко по барабану.

Они просто делали свое дело.

И всё.

После ужина мы с Вожаком вышли покурить в сгущающуюся темноту обманчивой южной ночи.

Стояла удивительная тишина, звонкая, ни на что не похожая.

Я давно заметил, что у тишины, настоящей тишины, – есть миллионы оттенков. Она может быть прозрачна, может быть капризна, коварна, а может быть спокойной, уверенно-покровительственной.

Эта тишина была хрустальна.

И ее неожиданно разорвали выстрелы.

Мы с Вожаком, не сговариваясь, рванули к отряду…

…Их тактика была вполне оправдана и предельно проста. Гранатометчикам сначала отработать по вышкам, а потом непрерывно лупить по бетонным блокам пулеметных гнезд.

Настильным заградительным огнем «Ураганов» прижать выбегающих из казарм.

Прорваться через ворота, не унижаясь муторной и утомительной работой по минным полям.

Уничтожить.

…Может быть, у них это бы и получилось.

Если бы не отряд.

На каждую хитрую гайку есть болт с винтом.

Было бы хуже, если бы они нас застали в чистом поле…

Пока мы с Вожаком добежали, парни уже рассредоточились и деловито выщелкивали нападавших.

Атакующие сбили ворота с петель могучим неповоротливым «Уралом», но отделение Гурама успело закидать бронированную махину древним, но от того не менее действенным «коктейлем Молотова», и она уже вовсю горела, исправно освещая тех, кто пытался просочиться на территорию Каэра.

Через пару минут хлестко защелкали бичи «СВД-7» – Веточкины снайперы, уже переключившие оптику под ночные инфракрасные визоры, гасили гранатометчиков.

Словно перекликаясь с ними, обрадованно ударили ДШК и «Ураганы» блокпоста – Крыльям не откажешь в умении драться, а их офицеры смогли-таки добежать из-за праздничного стола до стылых бетонных гнезд и заменить расчеты выбитых первой волной команд.

Атака захлебнулась.

Впрочем, иллюзий питать не стоило.

Судя по тому, как она была организована, эти ребята не собираются исчезать подобно ночному мороку.

Они решили взяться за нас всерьез.

Ночью поспать так и не удалось.

А утром нападавшие выслали к нам парламентера.

Как выяснилось, они не имели претензий к Крыльям.

Претензии имелись к отряду.

И предъявлять их примчался лично сам батько Курило, чей пост мы так аккуратно развесили на выезде из вольного города Воронежа.

Теперь эти орлы во главе со своим батькой явились за нашими скальпами.

Злополучный обгадившийся казачок, как выяснилось, был батькиным «сродственником», чуть ли не племянником, и он хотел нас за это…

Дальше «вольных казаков» слушать не стали.

Они не учли одного.

Мы не просто находились под покровительственной тенью Крыла.

Мы шли по делу Крыла и по тропе, указанной Крылом.

В напыщенной терминологии фаши это означало совершенно особые полномочия…

…Я уже и не думал, что увижу это когда-нибудь снова.

Все-таки высокие технологии упали, заводы, в том числе и военные, давно остановились.

Тем прекраснее был полет этих смертоносных птиц, тем совершеннее грация их невероятного боевого танца, тем изящнее траектории начиненных напалмом ракет.

Их стало не хватать уже во времена Крымской кампании – слишком сложна оказалась технология для равнодушных людей, занятых на поточном производстве.

И вот, тем не менее, тем не менее…