Большая книга перемен Слаповский Алексей
__________
____ ____
__________
__________
____ ____
__________
Внешне все обстоит превосходно, но в действительности это не так.
– Возможно, – говорит Егор, – на обложке будет только название, фамилия драматурга и фотография. Из Интернета возьмем и обработаем, если классик. А живые авторы мне сами пришлют, попрошу.
– Это правильно. А то копирайты всякие, то-се.
– Именно. С классиками легче, они умерли.
– Ну да. Шекспир какой-нибудь.
– У Шекспира нет фотографий.
– Почему?
– Не было фотографий в его время.
– А он когда жил?
– В шестнадцатом веке. И семнадцатый прихватил.
– Я даже не могу представить, когда это. А мне казалось – ну, век девятнадцатый примерно.
– Темная ты, оказывается.
– А я тебя спрошу, что такое экспокоррекция, скажешь?
– Нет.
– Вот и все. Каждый знает по своей специальности.
Они продолжали обсуждать обложки и дизайн, хотя Даша давно уже поняла, что это только повод для встречи с ней. Что ж, приятно.
И с ним легко. Общаются так, будто у них уже всё было. Сидят рядом на диване плечом к плечу, вернее, даже полулежат, вполне интимно, если посмотреть со стороны.
Потом поговорили о спектакле, Егор показал Даше рецензии в сарынских газетах. Были и хвалебные, и ругательные, но хвалебные явно умнее – без приторности, дельно, с разбором постановки и ролей, в ругательных же были только брызги раздраженных слов.
Потом предложил выпить вина.
Выпили.
Вечерело.
Егор рассказывал о жизни в Москве, о детстве, но было видно, что думает о другом.
Все идет к тому, что он будет пытаться перевести меня в горизонтальное положение, думала Даша. А я, похоже, не против. Давай, девушка, не врать себе, ты его хочешь? Да. Ты считаешь, что его надо поканителить и не сдаваться так быстро? Пусть другие этим занимаются – и почему сдаваться? Никто никого приступом не берет. Два красивых человека захотели друг друга – нормальное дело. А Володя не муж и даже, пожалуй, не любовник. Друг. Не бойфренд, дурацкое слово, именно друг. (Некстати вспомнилось, как встретила одноклассницу Верочку, и Верочка рассказала, что у нее все хорошо – учится, ушла наконец от родителей, живет с любовником, встречается с одним парнем. «А парень – не любовник, значит?» – спросила Даша. «Любовник – когда намного старше и богатый, – объяснила Верочка. – А парень – когда красивый и молодой, но пока бедный».)
Даше было интересно, как Егор перейдет к тому, чего он больше всего желает, судя по его глазам, которые становятся все больше напряженными.
И дождалась.
Прервав сам себя, Егор долго и внимательно смотрел на нее и сказал:
– Не люблю суеты и всяких дурацких подкрадываний. Ты мне страшно нравишься. Я очень хочу, чтобы ты осталась у меня.
– Навсегда?
– Сегодня.
– Испугался? Ладно, не бойся, шучу. Ну хорошо, попробуем. Ты заманчивый вообще-то.
Егор встал и протянул руку.
Даша поняла его, протянула руку, поднялась.
Он повел ее в спальню.
Как у елки, подумала она, мальчик-зайчик повел девочку-белочку попрыгать под ветками и гирляндами. И получить подарок. Ей стало смешно, она мысленно приказала себе быть серьезней. А то ведь иногда такое накатывает, сама не рада. Не хочется портить – пока все довольно романтично.
В спальне Егор остановился у постели, обнял Дашу, поцеловал. Губы были сладко-кислыми – после вина. После этого он начал медленно раздевать Дашу.
Грамотно, отметила она, стоящую женщину раздеть легче, чем лежачую, – не надо вырывать из-под тела одежду и ворочать с бока на бок. Хотя мог бы и самой предложить, она умеет. Но пусть, если это ему нравится.
– Это оставь, – шепнула Даша. – Сам одетый стоишь, я стесняюсь.
Егор разделся сам, но тоже оставил последнее.
Повел в ванну.
Ванна, увидела Даша, сделана с умом и явно с учетом не просто помыться, но и провести с кем-то время. Однако похожа при этом на место общего пользования – может, из-за величины. Не Даше бы привередничать, она дома моется под самодельным душем, который Коля выгородил в углу, летом там задохнешься, зимой ноги к полу примерзают. А в квартире Володи она вообще не заходит в ванную, где всегда висит таджикское разноцветное белье. Володя обычно приносит ведро воды, у него под кроватью таз и ковшик – и ничего, обходятся…
Егор подвел ее под душ, снял с нее и с себя то последнее, что оставалось, налил на ладонь зеленого геля.
Пустив мелкий дождик душа, сыплющий со всех сторон, Егор начал обмыливать Дашу.
И это должно быть очень приятно (впрочем, не так уж для нее ново – с Володей они тоже друг друга мыли), но смешинка, возникшая при мысли о мальчике-зайчике и девочке-белочке, вместо того чтобы исчезнуть, росла и превратилась во что-то рвущееся наружу, подпрыгивающее где-то в животе – что Егор может принять за спазмы желания. Что ж, пусть принимает.
Однако смешило все – и цвет геля, который стекал зелеными струйками и только потом под рукой Егора превращался в пену, и его серьезные заговорщицкие глаза, и последовательность, с которой он обрабатывал поверхность ее кожи – движениями привычными и опытными, как у массажиста, который оглаживает и разминает пациента перед тем, как приступить к основным процедурам… А когда Егор подобрался пальцами туда, куда ведут естественные складки тела, сводя две линии в одну, Даше стало не только смешно, но еще и щекотно, она согнулась, затряслась, отбросила руки Егора.
– Тебе неприятно? – огорченно спросил Егор. – Или уже так хорошо?
Даша не выдержала. Держась за стену, чтобы не упасть на скользком полу, она села в угол и, как говорит Володя, не раз это наблюдавший, разоржалась. Она безудержно, взахлеб смеялась, не могла остановиться – до боли в животе, почти до истерики. Егор стоял боком к ней и молчал. Даша, опустив голову, постепенно успокаивалась. Но подняла голову, увидела уныло опавший профиль умелого Егора – и опять приступ.
Просмеявшись окончательно, уткнувшись головой в колени, она подождала, не возникнет ли опять, поняла, что успокоилась, и сказала:
– Прости. Я просто дура.
Молчание.
Егор ушел из ванной.
Через некоторое время Даша вошла в спальню, его там уже не было.
Она оделась.
Вышла в гостиную.
Егор спокойно сидел за столиком и пил вино маленькими глотками.
– Егор…
– Помолчи, ладно?
– Понимаю. Секс – дело серьезное.
– Ты и правда дура, – сказал Егор, вкладывая в это слово максимум разочарования. – Провинциальная дура, хоть и умеешь выдавать себя за умную.
– Пусть будет так.
– Не пусть будет, а так.
Даша разозлилась. Кто ему виноват, что он придумал себе какие-то приемы и использует их наверняка с каждой девушкой, очень уж все спланировано, хотя вид импровизации сохраняется.
– Да не так, – сказала она, – а просто я тебе не сцена, а ты мне не актер. Захотел – трахнул, и все, и никакого театра не надо. А тебе обязательно все обставить. Музыка, свет, декорации. Почему музыки, кстати, не было? Я без музыки не возбуждаюсь.
– Тебе что? «Белые розы»?
– Именно! А то у тебя там, наверно, – Даша показала на полки с музыкальными дисками, – одни Бахи с Шопенами, а у меня от Бахов с Шопенами полный нестояк!
– К сексологу со своими проблемами, до свидания!
– А тебе к психиатру! У тебя явно все извилины в спираль закручены. Перед тобой девушка, а ты о ней, что ли, думаешь? Ты думаешь, как бы показать, что ты хороший! Что умелый! Да верю на слово!
Егор вскочил и пошел на Дашу.
– Слушай, ты! Не дразни во мне кавказца! Я не позволяю женщинам с собой так говорить, ясно?
– О, ё! Я думала, ты режиссер, а ты джигит! Вот повезло!
Егор сделал шаг, замахнулся.
И ударил бы.
Даша поняла – ударил бы. Ждал, что она закроется руками, а он ударит по рукам. То есть как бы и ударил, но по рукам, не по лицу.
Надо же, всю жизнь никто не трогал, а тут подряд пошло. У одного выпросила, другой сам лезет.
Даша отскочила, схватила со столика бутылку:
– Только попробуй!
Егор опустил руки и сказал:
– Ладно, бей.
Угадала, подумала Даша. Человек на самом деле хотел не ударить, он ищет выход из неприятного положения. Все-таки она обломала его, кому это понравится?
Она поставила бутылку, пошла к двери. Остановившись, сказала:
– Ты прав, я полная дура, я все испортила. Не надо было тебе вообще связываться со мной. Я неадекватная, разве не ясно?
Егор промолчал, она вышла.
Егор взял бутылку и выпил из горлышка – до дна.
Нет, она, конечно, не глупая. И он ей нравится, это ясно. Но оказалась слишком стеснительная. Видимо, не привыкла к таким любовным мизансценам. Наскоро где-нибудь, где взрослых нет, пять-десять минут, а после сигареты в зубы, задымили, выдохнули: «Хорошо!»
В таком возрасте им часто нужен не секс (в котором они ничего не понимают), а факт секса. Отметились, как взрослые. Молодцы.
Напоследок все сделала правильно – постаралась утешить, успокоить.
Но от этого не легче.
Ничего. Все поправимо.
Но ему нужна компенсация, позарез нужна компенсация.
И Егор позвонил Яне.
А Даша опять была ночью у Володи.
Как всегда, в начале он немного стеснялся, и Даша поняла, что ей это нравится: стесняться – естественно. Она и сама тоже немного стесняется. И это хорошо. Потому что когда перестают стесняться и привыкают, тогда и наступает конец всему.
31. СЯНЬ. Взаимодействие
____ ____
__________
__________
__________
____ ____
____ ____
Близится несколько неожиданных, очень выгодных для вас событий.
Закончив самые неотложные из дел (а все закончить невозможно), Павел позвонил Даше и напомнил о второй встрече из трех обещанных. Договорились, что она будет ждать на углу Прогульной и Пушкина, а он заедет.
Павел сам был за рулем одной из своих машин.
Предложил Даше:
– Поедем на природу, душно в городе.
– В самом деле, должна же я вас на пленэре снять.
– Мы на ты.
– Тебя. На пленэре. Снять.
Поехали по относительно свободному городу (была суббота), Павел поглядывал на Дашу, улыбался.
– Всё думал, чем же мне тебя еще заинтересовать, – сказал он.
– И?
– Не придумал. Скажи сама, что тебе в мужчинах нравится?
– Да ничего мне в вас не нравится.
– Нет, я серьезно.
– В мужчине мне обычно нравится то, что он мне нравится. Остальное мелочи.
– Опять смеешься?
– Слегка, – сказала Даша, хотя ответила вполне буквально.
И подумала: обязательно им нужно, чтобы их похвалили. Ведь чего он ждет? Он ждет, чтобы я назвала те замечательные качества, какие есть у него. Ладно, мне не жалко, дадим леденчика мальчику (потому что все-таки пацаны они – до самой старости).
– Ну, – сказала она, – мне нравятся мужчины сильные, волевые, энергичные. Те, кто ведет, а не те, кого ведут.
Павел кивал головой, словно подтверждая что-то. То есть не что-то, а именно то, что у него все это имеется.
– А правда, будто ты чуть ли не самый влиятельный человек в городе? – спросила Даша.
– Нет. Но из первой десятки.
– Значит, у тебя власть?
– В какой-то мере. Я ведь депутат ко всему прочему. Правда, хожу туда редко, за меня там представитель отдувается. На голосования иногда приезжаю, да и то не всегда. В комиссиях состою, вопросы решаю. Социальные, экономические. Неинтересно все это.
Даша понимала, что ему интересно говорить только о своих высоких чувствах, но она как раз этого слышать и не хотела, продолжала задавать вопросы о его работе и о прочих мало значащих для нее вещах, слушая внимательно, будто и в самом деле хотела знать это.
Выбрались наконец за город, Даша увидела рощицу на холме, попросила проехать туда. Павел сказал, что хотел отвезти ее подальше, где воздух чище, где у него есть, как он выразился, избушка на курьих ножках.
– Успеем в твою избушку. Там, смотри, березы, я люблю березы.
В рощице оказались не только березы, но и разместилось среди деревьев небольшое кладбище, принадлежавшее раскинувшейся у холма деревеньке.
– Тут мертвых больше, чем живых, – сказал Павел, оглядывая деревеньку, состоящую из двух десятков домов, и кладбище, на котором могил действительно было раза в три больше.
– Ничего. Поэтично.
– На фоне могил снимать будешь?
– На фоне берез.
Занялись съемкой, но Павлу быстро надоело, он сказал:
– Все, Даша, извини, хватит. Что мы дурака валяем? Давай откровенно.
– Давай.
– У меня каждый год сейчас за десять. Ну, за пять. Возраст, сама понимаешь. А у тебя вся жизнь впереди. Я предлагаю так: поживи со мной хотя бы год.
– Без свадьбы?
– Нет, извини. Всё как положено. И в церкви обвенчаемся.
– А вдруг я мусульманка?
– Уже поверил. Короче, все серьезно. Хотя бы на год. Потому что я без тебя не смогу. Говорю открытым текстом.
– А я не могу так, как ты предлагаешь.
– А как ты можешь?
– Посмотреть, подумать.
– То есть нет ты тоже не говоришь?
– Не говорю. Если ты хочешь откровенно, тогда слушай. У меня есть парень. Друг. Я очень хорошо к нему отношусь. Я недавно ему сказала: а что если я выйду замуж за другого, стану богатой, а года через три вернусь? То есть даже не через год, заметь себе. Хотя ты сначала про пять лет говорил.
– И что он?
– Ударил меня. И правильно сделал.
Тут Даша слегка слукавила, несмотря на условие говорить откровенно, но если не докапываться до мелочей, то Володя за это и ударил. Так что все почти честно.
– Ты меня имела в виду? – спросил Павел.
– Вообще-то да. На самом деле я пока замуж не хочу. Но самое смешное, то есть смешного ничего нет, самое интересное, что ты мне нравишься. Не убиться, конечно, но нравишься. Только этого маловато.
– На первый случай хватит, – сказал Павел. – Я потерплю, только скажи – сколько ждать?
– Чего ждать? Что я соглашусь за тебя замуж выйти? Или скажу, что нет?
– Да. Или то, или то.
– Ну… Месяц хотя бы.
– Спасибо, я думал больше. Ты не представляешь, что со мной делается. Я смотрю на тебя, у меня все в душе… – Павел хмыкнул. – Бог слов не дал. Ну, цветет. Поет, ликует.
Лицо у него было действительно восторженное, будто пьяное, все это казалось Даше странноватым – в этой рощице возле могил.
– Я тебя люблю, Даша, от одного этого, что я это говорю, у меня там что-то обрывается. Горячо, будто меня внутри ранили. Дашенька, девочка моя, пожалей, а?
Даша подняла фотоаппарат и щелкнула.
Она редко видела такую перемену в людях: только что человек романтически пылал, летел, парил – и вдруг глаза потемнели, будто даже поменяли цвет, Павел оскалился, стиснул зубы, будто зажимал ими что-то, с шумом втянул воздух, а потом сказал, начав говорить, еще не разжав зубов:
– Послушай, я, конечно, идиот, я влюбился, но если ты попробуешь надо мной смеяться, я тебе твою красивую голову оторву. И здесь вот закопаю. И мне ничего не будет. Дай сюда!
– Э-э, ты не очень-то!
Даша прятала за спину аппарат, Павел подошел, вырвал его и хрястнул о дерево. А потом растоптал. Поднял, что осталось, схватил за ремешок, раскрутил и кинул – далеко, куда-то в кусты за кладбище.
– Не горюй, куплю новый. Но больше не шути со мной. Я с тобой по-человечески, а ты… Ладно, сам виноват.
Павел пошел в машине. Сел. Высунулся:
– Едешь?
– Спасибо, мне тут хорошо.
– Не дури, тут никакого транспорта нет.
– Пешком дойду.
– Дело твое.
И машина Павла тронулась, стала пробираться по кочкам и рытвинам, заросшим травой. Может быть, это были старые, брошенные могилы.
Даша злилась и на него, и на себя. Человек чудит, конечно, это смешно, но не врет, действительно влюбился, а она фотиком начала щелкать. Детский сад. Но орать на себя она тоже не позволит. Как сразу покривился весь, как его расперло! Но, опять же, не в себе человек…
Даша взяла телефон, позвонила Павлу.
Тот ответил сердито и коротко:
– Ну, чего?
– Извини. Возвращайся.
Через пять минут Павел вернулся, Даша села в машину.
– Я не потому, что не хочу пешком идти, – сказала она. – А просто – ну, неприлично себя повела, конечно. Давай сделаем паузу, ладно? А то, извини, ты как танк, а я как муравей. Мне страшно.
– Правда, что ли?
– Конечно. Ты вон какие клыки показал.
– У танков клыков не бывает. Просто не надо меня заводить.
– А на меня не надо орать.
– Ладно, договорились.
Довольно долго ехали молча. Потом Павел спросил:
– А чем твой парень занимается? Где живет?
Даша рассказала – так, как было. Рассказала даже о проекте Володи снять помещение и открыть фотостудию.
– Могу помочь. Это ведь и для тебя тоже.
– Ты понимаешь, как это выглядит?
– Да никак. У меня площадь есть в торговом центре «Меркурий», сдам вам метров сорок, хватит?
– И меньше хватит. Но мы будем платить!
– А куда вы денетесь? На рассрочку разве что соглашусь – в виде исключения.
– Это хорошо бы, – сказала Даша деловитым голосом деловитой девушки.
В городе она вышла, хотя ей было нужно ехать в ту же сторону, что и Павлу, к Водокачке. Но она не могла уже находиться с ним рядом, слишком как-то стало неловко. Ничего, на маршрутке доедет. Или к Володе опять? Нет, домой, к Лиле.
Даша приехала домой, весело обедала с Колей, весело говорила с Лилей, затеяла стирку и уборку.
Но на душе было темно и непонятно. Странный был сегодня день. Очень странный.
Вдобавок ко всему, когда ехала в маршрутке, позвонил друг Коли, тот самый Сторожев, который рассказывал ей про свою «я-болезнь». Просит сделать фотографии сотрудников. Хорошо, если дело только в фотографиях. А если и тут личный интерес? Они что, с ума все сошли?
Даша сказала, что очень занята, позвонит, как только освободится.