Большая книга перемен Слаповский Алексей
– Это я.
– Ну и что?
– Ничего.
Старший и младший переглянулись. Чутье подсказывало им, что, если человек так представляется, это неспроста. Как бы не нарваться.
И старший неохотно сказал:
– Ладно, переделаем. А про пол предупредить надо было, что косой.
– Моя ошибка, согласен, – дипломатично ответил Егор.
Кивнув Яне, он спустился в зал.
– Есть хочешь?
– Можно.
– Ресторанчик в «Меркурии» знаешь? “Unh2d”. Там неплохо кормят.
– Да, я бывала, – зачем-то соврала Яна.
На самом деле она знала только, что это один из самых дорогих ресторанов в городе. И расположен хитро: проходишь через торговые залы и попадаешь к лестнице на второй этаж – с желтыми (как бы позолоченными) металлическими перилами, красной ковровой дорожкой. А там, на втором этаже, говорят, охрана, фейс-контроль и строгие требования к дресс-коду. Интересно, ее джинсы и футболка подойдут? Но Егор и сам в джинсах и футболке. Да еще и в красных кедах с черными шнурками и белой подошвой. Значит, нет проблем.
Это было недалеко, через несколько минут вошли в «Меркурий». Пошли по длинному коридору, Егор вдруг остановился у отдела с вывеской «Фотостудия», двери которого были распахнуты, а внутри велись работы: передвигали столы, на столы ставили компьютеры, принтеры, еще что-то. Егор вошел, Яна встала в дверях. Всем распоряжалась девушка, которая показалась со спины знакомой. Повернулась, и Яна узнала Дашу.
– Привет! – улыбнулась она Егору приятельски (слишком приятельски, подумала Яна). – А мы вот устраиваемся. Сняли помещение.
– Хорошее дело, – оценил Егор.
Даша кивнула и Яне, Яна снисходительно усмехнулась (не почему-либо, а так, на всякий случай – чтобы Даша много о себе не думала).
– А это Володя, – Даша показала на худого черноволосого юношу, возившегося с другими работниками, устанавливая и налаживая оборудование.
Володя приветственно махнул рукой, не отрываясь от дела.
– Мы знакомились, – сказал Егор.
– Когда? А, да, после спектакля. Вспомнила.
Яна тоже там была, но тогда не обратила внимания, слишком была занята Егором, стояла рядом с ним, а потом сидела за столом. Это хорошо, подумала она, что девушка не помнит, как она знакомила своего парня с кем-то. Значит она этому кому-то, то есть Егору, не придает значения. Да, они нравились друг другу, Яна это видела, но мало ли кто кому нравится на минутку?
– А чья фирма? – спросил Егор.
– Я же говорю: наша. Моя и Володи. Все виды фотоуслуг. Взяли кредит, будем отрабатывать.
– Отлично, – сказал Егор. – От всей души поздравляю.
Прозвучало действительно от всей души. При этом без каких-то оттенков. Человек рад за человека, вот и все. Яне это очень понравилось.
Они отправились ужинать. Егора приняли как своего и отвели, не спрашивая, в дальний уголок. Жаль, курить там нельзя, но Яна и не будет курить при Егоре. Пора вообще бросать.
Егор ел очень мало, разборчиво и долго, Яна тоже постаралась растянуть, хотя обычно считала, что тратить на еду больше чем пять минут слишком расточительно. «Ты не ешь, а лопаешь», – говорит ей мама. Ну и что, у каждого своя манера. Если долго есть и спать – жить когда?
И все было нормально, все было хорошо, но Яну что-то беспокоило. Егор говорил о спектаклях, которые будут в следующем сезоне, о том, каким будет новое оформление сцены, потом на общие темы – например, почему он не любит красное вино, а любит белое, которое есть только в этом ресторанчике, он назвал его, Яна не запомнила. Да и то, оговорился Егор, это все равно суррогат, вино надо пить там, где его производят.
– А ты был там, где его производят?
– Да.
– Завидую.
– Ничего особенного, французское захолустье.
Яна чуть не засмеялась. В их кругу это называется понты кидать. Разве может быть во Франции захолустье? Но тут же подумала – почему бы и нет? Это ей, которая нигде не была, кроме двух раз в Турции с родителями, вся Франция кажется экзотикой, а бывает и там, наверное, в самом деле, такая глушь…
Но что-то было не так, что-то не так.
Наконец Яна поняла. То есть она поняла это раньше, как только позвонила Егору, но не хотела признаваться себе. Что-то не то – это то, как он с ней говорит. А говорит он так, будто ничего не было. Совсем.
Это – намек? Больше ничего не будет? А яснее нельзя?
Только не напрашиваться, приказала себе Яна. Ни в коем случае. И почувствовала, что сейчас заплачет. Чтобы сдержаться, глотнула той кислятины, которую он так любит, и сказала (мысленно проклиная себя) легким и веселым голосом:
– Ужасно секса сегодня хочется. Пойдем потом к тебе?
– Не совпали. Мне сегодня секса не хочется, – сказал Егор, поморщившись, будто сама мысль о сексе была ему неприятна.
– Ладно, в другой раз.
– Может быть.
Не заводись, сказала себе Яна.
Но было уже поздно.
– Только не надо тут фигурным катанием заниматься, ладно? – сказала она Егору.
– Чем?
– Это мой отец говорит, когда кто-то вместо того, чтобы говорить нормально, начинает вилять и хитрить.
– Я виляю и хитрю?
Дура, сказала себе Яна. Он только того и ждет, ему повод нужен для ссоры. Уймись, не говори больше ничего!
– Конечно! – сказала Яна. – Не надо так со мной разговаривать вообще. «Может быть!» – тоже мне, хрен с бугра.
– Это тоже выражение твоего папы?
– Неважно! Может быть или не может быть, это я сама решу!
– Даже так?
– Даже так. Я не напрашиваюсь, понял? Ты сам меня позвал, разве нет?
– Абсолютно верно.
– Ну и нечего вести себя так, будто ты принц, а я золушка! Колбасится тут, нах, будто в театре! «Может быть!»
Яна замолчала.
Все. Это конец.
Они больше никогда не встретятся.
Женщина должна уходить первой.
Надо встать и уйти.
Надо.
Сделай это.
Я очень тебя прошу – если хочешь себя уважать.
Яна встала.
– Спасибо за ужин. Было очень вкусно. Особенно вино. Дома поблюю – и все вообще будет прекрасно.
Егор рассмеялся – весело, будто ему выпады Яны очень понравились.
– Не спеши, пойдем вместе, – сказал он.
– Куда?
– Ко мне. Если хочешь. Мне тоже почему-то ужасно захотелось секса. Глядя на тебя.
Даже если и врет, ну и фиг с ним, подумала Яна. Сейчас я ему все прощу.
Проходя мимо будущей фотостудии, где продолжалась работа, Яна помахала Даше рукой. Жаль – та не заметила.
37. ЦЗЯ ЖЭНЬ. Домашние
__________
__________
____ ____
__________
____ ____
__________
Ваше место там, куда тянет сердце. Наслаждайтесь семейной жизнью.
Даша удивлялась своей деловой хватке, хотя и раньше знала, что на многое способна. В считаные дни они с Володей оформили всю документацию, зарегистрировались оба как индивидуальные предприниматели, взяли кредит, оборудовали помещение, да еще, увидев, что места многовато, разгородили комнату надвое и половину сдали в субаренду. Конечно, это Павел Витальевич зажигал им везде зеленый свет, а кредит дали в том банке, которого он сам был совладельцем, но Даша не чувствовала, что одалживается, они ведь за все будут платить, хоть и на льготных условиях. Льгота причем только в сроках, а не в процентах, даром и со скидкой она ничего от Павла Витальевича не приняла. Пришлось объяснить Володе, почему Павел Витальевич оказался таким благодетелем: узнал о тяжелом положении Лили, захотел помочь, но просто деньги давать неудобно, тогда он нашел вот такой способ. Ну, вдобавок еще слегка в Дашу и влюбился, но это ничего не значит.
– Как это не значит? – удивился Володя. – А если он потребует заплатить? Натурой?
– От меня кто-то может потребовать заплатить натурой? Ты представляешь этого человека?
– Ты, случайно, не за него собиралась замуж, чтобы разбогатеть, а потом выйти за меня?
– Пошутить нельзя? Да, он такой вариант предлагал, я не согласилась.
– Вот сволочь.
– Почему? У человека свои понятия. Если бы он сказал: на тебе миллион и отдайся, тогда сволочь. И то не совсем, опять же остается выбор – брать или не брать, отдаваться или нет. Сволочь тот, кто не оставляет выбора.
– Не знаю…
Володю все это смущало, но утешился тем, что взял немного денег взаймы у родителей и вложил их в дело. Теперь он был полноправный компаньон.
Планы были грандиозные. Обработка и печать фотографий – это само собой, это мелочь, хотя и стабильная мелочь. Останется также и устоявшийся бизнес со съемкой свадеб. А кроме этого – эксклюзивные фотоальбомы, образцы будут в витрине, выходящей на Немецкую улицу. Там тысячи людей проходят. Другому и в голову не придет, что к серебряной свадьбе родителей можно сделать замечательный альбом, обработав старые фотографии и сделав новые, а увидит в витрине – зайдет. Отдельная история – превращение фотографий в картины с помощью технологии pho-graphic (оборудование не дешевое, пришлось потратиться) – на холсте, на бумаге. В витрине будут образцы – вот фотография, а вот картина, почувствуйте разницу. Сплошной Репин и Айвазовский!
Каждый вечер Володя и Даша горячо обсуждали перспективы, детали, возможности, она для экономии времени оставалась у него на ночь. Володя был счастлив, Даша тоже – почти. Она ведь не совсем всё говорит Володе о предложениях Павла Витальевича. Но и сказать нельзя, поймет неправильно.
Даша решила съездить домой и посоветоваться с Лилей.
Да и совесть скребла: совсем все бросила на Колю. Тот, конечно, понимает, что у Даши горячий период, но после небольших каникул в полтора дня, когда он съездил куда-то с друзьями, у Коли совсем нет продыха. А у Лили участились приступы болей, она капризничает…
Но в этот вечер она чувствовала себя хорошо. Даша вошла, поцеловала ее, села рядом.
– Постой, ничего не говори, – сказала Лиля.
– Откуда ты знаешь, что я хочу поговорить?
– Вижу. Помолчим пока. Хочу на тебя полюбоваться. Красивая ты, Дашка. И счастливая, кажется. Я была тоже красивой, а счастливой нет. Скажи спасибо маме, я была в двух шагах от аборта.
– Спасибо.
– Я серьезно. Уже в приемном покое больницы оформлялась, ждала врачей. Сбежала.
– Ты рассказывала.
– Да? Атрофия памяти. Я многое стала забывать. Но это даже хорошо. Ну, что у тебя интересного?
Даша, которая с Лилей была откровенной настолько, насколько редко бывают откровенны дети с родителями (причем, что важно, еще до болезни Лили), рассказала: изо всех сил создают с Володей фотостудию, уже очередь из клиентов, хотя толком не начали работать, богатый человек Костяков предлагает выйти за него замуж хотя бы на пару лет, настолько влюбился. Она взяла время на размышление. Одновременно чуть не переспала с его сыном Егором.
– Ты прямо какая-то интриганка, – сказала Лиля со слабой улыбкой.
– Да нет, он мне просто понравился. Подумала, что влюбляюсь, поторопила события. Интересно же все-таки, как это бывает, когда влюбляются.
– Наверно. Я тоже знаю только по книгам, по кино. Может, у нас наследственное? Органа любви нет? Я даже себя толком не любила.
– Нет, себя-то я люблю.
– Уже хорошо. Наверно, нам мозги мешают. И то, что врать не хотим, а в отношениях мужчин и женщин, даже когда у них любовь, столько всякой неправды…
– Я знаю, меня тоже от этого тошнит.
– Значит, ты взяла время на размышление? Зачем? Действительно можешь выйти за него замуж?
– Могу. Он такой… Он большой человек. Не в смысле, что богатый и… Ну, большой, понимаешь?
– Понимаю.
– Умеет очень сильно чего-то хотеть, мне это нравится. Мне вообще он нравится. Хотя, говорят, в прошлом чуть ли не бандит.
– Не боишься?
– При мне-то он не будет бандитом. Я ему дам шанс, я его исправлю, – Даша сжала и выставила кулак, показывая, как она исправит Павла Витальевича. – И потом, я все равно ведь сейчас никого не люблю. Могу ждать и не дождаться. А тут зато сразу – стабильность, обеспеченность. Ничего, что я так нагло рассуждаю?
– Практично. Я тоже так рассуждала. И так замуж вышла. Чтобы жить спокойно и не работать.
– Нет, работать я буду, мне нравится работать, серьезно.
– А Володя тебя любит?
– Вообще-то да. Но я же не обязана его любить за то, что он меня любит.
– Это правда. Ни с кем не спи по обязанности.
– Я и не сплю. То есть я сплю, но это мне с ним нравится, вот и все. Без всяких планов. Тоже нехорошо, да?
– Ты молодец. Тебе интересно жить.
– Да, не скучно.
– Я тебе мешаю.
– Перестань.
– Дашка, хоть ты-то говори со мной по-человечески. Я же не утверждаю, что ты хочешь моей смерти.
– Живи хоть сто лет.
– В моем положении это плохое пожелание. Я тебе мешаю объективно. Много тратишь времени на меня, а у тебя полно своих дел. Ведь мешаю?
– Само собой. И что теперь? Я тебя все равно люблю.
– Ты же только себя любишь.
– Тебя тоже. Сама удивляюсь. Это, наверно, как это… Пережиток?
– Атавизм.
– Что такое атавизм?
– Даша, ты меня потрясаешь. Такая умная, а такая темная. Читай книжки!
– Некогда. Читаю, когда могу.
– Я тебя тоже люблю.
– Спасибо.
Лиля полежала молча, набираясь сил для дальнейшего разговора. Потом сказала:
– Я умираю, Дашечка.
– Ты давно уже умираешь. Не спеши.
– Нет, я начала уже всерьез умирать. У меня с глазами что-то. И так плохо видела, а теперь цвета пропадают. Ты у меня почти черно-белая. И правый глаз парализовало. Я к Коле не поворачиваюсь, чтобы он не заметил. А когда лицо протирает, закрываю глаза. И вообще, что-то происходит. Всегда что-то происходило, а сейчас как-то очень быстро. И мне не хочется затягивать этот процесс.
Даша испугалась, что мать заговорит об эвтаназии (это слово, в отличие от «атавизма», она знала). Лиля и раньше иногда заговаривала, но не так. Сейчас – слишком серьезно. Даша не хотела этого слышать.
– Лиля, перестань. Я читала, люди и не из таких стадий выкарабкиваются, становятся здоровыми.
– Я не хочу быть здоровой, я хочу умереть.
– Это у тебя настроение.
– Я чувствую, вы никто мне не поможете. Не потому, что меня жалеете, вы себя жалеете. Вроде того, не хотите грех на душу взять. Хотя не верите в Бога. Ты веришь в Бога?
– Честно говоря, я серьезно об этом никогда не думала. То есть у меня тупо, как у большинства – что-то есть. Что-то мистическое, какая-то сила.
– И я не знаю… Я только знаю, что, если Бога нет, то страшно. А если есть, еще страшней. Если нет, значит, ничего от меня нее останется. А если есть, он меня не простит.
– За что тебя не прощать?
– За нелюбовь. И к Нему. И вообще. Ладно, я тебе надоела. Скажи Коле, что у меня нормальное настроение. Он почему-то подозревает, что я на него сержусь.
– С чего ты взяла?
– Мне так кажется. Но ладно, пусть я ошибаюсь. Может больная умирающая женщина ошибаться?
– Может, может. Отдыхай.
– Умница, вовремя уходишь. Я начинаю психовать. А замуж ни за кого не выходи, Дашка. Ты этого не хочешь, я вижу. Или выходи. Роди троих детей, и тебе некогда будет думать о всякой ерунде. Иди. Стой. Ты знаешь, что я тебя хотела убить?
– Сто раз слышала. Опять про аборт?
– Нет, уже после. Ты была очень беспокойная, а я жила тогда одна. Я уставала. Жалела, что не сделала аборт. Вспоминала, как хорошо было раньше: встала, умылась – и больше никому ничего не должна. Вот. И однажды смотрела на тебя, ты спишь. Обычно умиляются, когда дети спят. А я смотрела, как на чужую. Ну, психоз такой был временный. Смотрю: что это? Откуда? Зачем это мне? Только портит жизнь. И возникла четкая мысль тебя придушить. И никто бы ничего не подумал. Это ведь часто бывает. Положила мама ребенка с собой и во сне придавила. Называется – заспать.
– И как? – спросила Даша. – Не заспала?
– Как видишь. Иди, а то у меня левый глаз и щека немеют уже. Буду лежать с каменным лицом. Отнимется язык. И я никого не смогу попросить, чтобы… Это страшно. Я не хочу дожить до этого. Иди. Потом поговорим.
Лиля после такого длинного монолога тяжело дышала, мелкий пот выступил на лбу. Даша вытерла лоб салфеткой.
– Спасибо, – прошептала Лиля.
– Что-нибудь принести?
– Потом. Коля знает… В девять… Потом…
Даша вышла, Коля предложил ей чаю.
– Лучше кофе. Почти не сплю, работы много. Выпью и поеду, ладно?
– О смерти говорила?
– Не в первый раз.
– Да… У меня просьба – останься сегодня. Понимаешь, хочу выпить.
– Что-то ты часто стал. С друзьями ездил, и вот опять.
– Разбудил зверя. Нет, я просто устал. Я бутылку выпью и лягу спать, а ты посмотри за ней, хорошо?
Даша пожала плечами. Коля и так много делает, почему бы ему, в самом деле, не отдохнуть.
– Один будешь пить или компания нужна?
– Посиди немного. Но тебе не дам, за Лилей будешь следить.
– На меня не действует. Недавно бутылку виски выдула – и хоть бы что.
– Врешь.
– Могу показать.
– Не надо. Хорошая особенность. А пьяной бываешь вообще?
– Ты меня разве видел пьяной?
– Нет, но, может, где-то еще?
– Ни разу.
– Железная леди. Нежная железная леди. Леди, сделанная из нежного железа. Я пытаюсь найти тебе определение.
– Я поняла.
Коля оживился, достал из холодильника бутылку водки, расставил тарелочки с закуской, но, прежде чем выпить, сварил Даше кофе.
Первые три стопки выпил весело, с удовольствием, расспрашивал Дашу о ее делах. А потом сказал:
– Теперь, Даш, послушай, что происходит. У нас проблемы. Съемщики квартиры мне почти не платят, ссылаются на то, что у них финансовые трудности. Придется, наверно, других искать. Хорошо, я это как-то решу. Потом. У меня были кое-какие сбережения.
– Я знаю, спасибо тебе.
– При чем тут спасибо? Они кончились. Потом. Это главное. Валера позавчера опять привозил Раушева.
– Почему я ничего не знаю?
– Вот – говорю, сейчас узнаешь. Дело в том, что Раушев был в Москве, с кем-то там консультировался. Синтезировали новое лекарство, которое кардинально помогает. Его нет еще в России, но можно через знакомых заказать в Израиле, в Швейцарии, это дело техники. Но стоит очень дорого. А у нас и на обычные лекарства еле хватает. А скоро будет вообще не хватать. Одни интерфероны – грабеж. Авонекс, сама знаешь, тысяча долларов за упаковку, а там всего четыре ампулы. Ладно хоть, что одна инъекция в неделю. А копаксон ежедневно, а другие еще, а обезболивающие…
– И что делать? Я сейчас в долгах, но я же выстраиваю дело, чтобы как раз были деньги. Просто не сразу. У тебя друзья не бедные, может, взять взаймы?
– Я уже подумал. Они помогут, да… И наверно, продам квартиру. Выгоню съемщиков и продам. Это уже сильно облегчит. Ты извини, что я тебя гружу, но кого еще? Ты не беспокойся, я сам все решу, я ничего не прошу тебя делать. Просто – делюсь.
– Давай, скорей напивайся и ложись. Тебе надо выспаться.
– Да.
Коля послушно налил не в стопку, а в стакан и, медленно глотая, выпил. Выдохнув, бросил в рот кружочек колбасы, странно усмехнулся.
– Раушев рассказал: женщина ухаживала за мужем. Он еле ходячий, постоянно процедуры, больницы, а у нее на руках маленький ребенок, мать пожилая и с придурью, работать как-то надо, денег добывать надо. Но вертелась, была даже веселой, мужа утешала, успокаивала. Последний год совсем было плохо, безнадежно. Муж умер. Она правильно отнеслась: отмучился, слава Богу. Горевала, конечно, но без лицемерия. Понимала: освободил муж и себя, и других. Бог его пожалел. Взялась заново налаживать жизнь. Долги отдавать, еще больше работать. И даже закрутила романчик с одним мужчиной, правда, ничего не вышло. В последний момент остановилась: надо хотя бы год выждать. А через год ее оглушило – депрессия. Страшная, клиническая, до психушки дело дошло. Подлечили, вышла, через полгода опять. И вот уже лет пять регулярно – весной и осенью. А в остальное время – подавленное состояние.
– Жутко.
– Может, тоже выпьешь? У меня еще есть.
– Нет, не хочу. И что?
– Ничего. Я все рассказал.
– Ты боишься, что после смерти Лили у тебя будет что-то в этом духе?
– А ты не боишься? Понимаешь, оказывается, это хорошо, когда жизнь за тебя решает. Нет вопросов – что, зачем, почему. Известная история: солдаты на войне не болеют. Но не потому, что страшное напряжение, как считают многие, а потому, что душа свободна от мелкого, от суеты. Если душа свободна, человек не болеет.
– На войне душа свободна?
Читать бесплатно другие книги:
