Мой Ванька. Том первый Лухминский Алексей
Опять пытаюсь открыть глаза и посмотреть, ведь мне уже легче стало.
Открываю… Туман… Какие-то силуэты.
– Смотрите, Илья Анатольевич! Глаза открыл! А ведь вы сказали, что поставили запрет! И даже порозовел слегка. А то вообще, как труп, был зелёный.
– Я же говорю – силища… Саша! Ты нас видишь?
– Почти… – шепчу я, пытаясь рассмотреть силуэты.
Юрий Степанович… и Илья Анатольевич… Руками водит…
– Здравствуйте… – шепчу я. – Спасибо…
– Одним «спасибом» не отделаешься, – ворчит Кох, продолжая водить руками. – Вторые сутки над тобой колдую. Да и все мы тут… Вон, Ваня всего четыре часа спал за всё это время. Всё твое роскошное поле в дырках! Выучиться, юноша, надо было сначала, а потом уже… Да ладно… Вот когда встанешь, придётся снова ко мне на уроки ездить. Чтобы по крайней мере знал, как защищаться, чтоб на себя не брать…
– Спасибо…
– Ну-ка, Саша, давайте я вас послушаю и пульс посмотрю…
Юрий Степанович садится на край тахты и начинает тыкать в меня фонендоскопом, потом щупает пульс.
Почему-то у меня в голове возникают две цифры – девять и пять…
– Девяносто пять… – шепчу я.
– Да… Девяносто пять, – несколько оторопело говорит Юрий Степанович. – А откуда… Ах да! Опять вы со своим…
– Я же говорю – силища! – с каким-то смаком произносит Кох. – Даже в таком состоянии…
– Ну сердце вроде пошло нормально. Правда, частит…
– Это от слабости, – комментирует Илья Анатольевич и обращается ко мне: – Так, Саша… Не надо мне сопротивляться. Это в твоих же интересах. Посмотри мне в глаза, и потом ты будешь спать крепко и хорошо.
Потом он оборачивается к Ваньке.
– Ваня, вы ложитесь или садитесь рядом, спать вам сегодня, наверное, опять не придётся. Надо наблюдать и слушать. Проснётся – дадите попить. Есть пока не давать! Даже если будет просить. Я сейчас поеду домой, отдохну, но завтра, а вернее, уже сегодня приеду опять. Юрий Степанович, вы меня отвезёте?
– Конечно, Илья Анатольевич!
– Саша, смотри сюда!
Смотрю на Коха и вижу тёмное пятно в левом подреберье.
– У вас что-то с поджелудочной? – тем же шёпотом спрашиваю я.
– Саша! Я пришёл сюда не на диагностику! – взрывается он. – И смотреть я просил мне в глаза, а не на меня! А про панкреатит я и сам знаю. Хотя то, что ты это даже сейчас видишь, конечно, прекрасно. Но у тебя не будет никакого будущего, если ты сам не будешь лечиться, в том числе и от своих глупостей! Ясно?
– Ясно… – я вздыхаю, пытаясь улыбнуться.
– Смотри мне в глаза. Ты лежишь на песчаном пляже… Светит яркое солнце, и ты чувствуешь, как его энергия вливается в тебя… Наполняет тебя…
Смотрю в глаза Коху. Веки тяжелеют…
– Ваня, от вас зависит всё! То, что он сейчас такой, не должно успокаивать. Всё может вернуться. Делайте всё, как я сказал. Традиционная медицина тут не поможет. В случае чего – мой телефон знаете…
Проваливаюсь, но совсем не так, как перед этим. Так хочется спать…
Просыпаюсь…
Ванькина голова рядом, вернее, перед глазами. Он сидит рядом на стуле. Два глаза внимательно смотрят на меня.
– Проснулся, – выдыхает Ванька и вскакивает. – Давай, попей…
Он приподнимает мою голову одной рукой, а другой подносит бокал с соком.
– Вот… Твой любимый…
Пить действительно хочется. Пью жадно.
– Сколько я спал?
– Всего пять часов. Сейчас почти десять утра.
– А почему ты не на работе?
– А ты не понял? Ты глупеешь прямо на глазах, – едко заявляет Ванька.
Мои губы сами растягиваются в улыбке.
– Наклонись, – прошу я, понимая, что наконец-то могу говорить почти нормально.
Он наклоняется.
– Ниже… Ещё ниже…
Обнимаю.
– Сашка… Я так за тебя испугался, – жалобно говорит Ванька, ложится рядом и тоже обнимает. – Боялся, что ты действительно умрёшь. Ты был зелёный! И губы синие…
– Куда же я от тебя денусь… – хмыкаю я. – Кто же, если не я, тебе скажет, что ты идиот?
– Никто… – и… Ванька целует меня в лоб. – Давай спи!
– Ты тоже.
– Фигушки тебе! Я следить за тобой буду, как Илья Анатольевич велел.
– Спи! Ничего со мной больше не случится.
– Заткнись и спи!
– Затыкаюсь… – я улыбаюсь. Мои прежние слова, сказанные во время Ванькиной болезни, ко мне же и вернулись.
Просыпаюсь. Вроде голова стала на место. И вижу отчётливее…
– Сашка… Хочешь пить? – Ванька наклоняется надо мной.
– Хочу встать.
Ловлю себя на том, что говорю совсем нормально.
– Фиг тебе! Зачем? – достаточно жёстко спрашивает – Ванька.
– А ты потом кровать сушить будешь? – ехидно отвечаю я вопросом и командую: – Давай, помоги…
– Ну ладно… А вообще могу надеть подгузник. Один ещё от меня остался.
– Иди ты… с подгузником, – беззлобно ругаюсь я и пытаюсь встать сам.
– На хуй с подгузником – это извращение, – догадывается Ванька о смысле недоговоренной фразы. – Давай, обопрись…
Ковыляю к сортиру.
– Ты давай сидя! – командует он.
– Обойдусь…
Держит меня.
Идём обратно. На кровать почти падаю. Да-а… Слабость страшная. Смотрю на Ваньку. Синие круги под глазами. Сколько же он не спит? Сутки? Двое? Больше!
– Тебе надо поспать, Ванюха…
– Ничего. Я засну, а ты тут коньки отбросишь… – ворчит он.
– Теперь уже не отброшу.
– Нет уж! Илья Анатольевич сказал – значит, нельзя, – отрезает Ванька.
Понятно. Добром, значит, не удастся. Придётся идти на хитрость. Вдруг получится? Как это Кох со мной сделал? В глаза смотреть… Но осторожно надо, чтоб не догадался.
– Ладно, – говорю я примирительно. – Давай рядом ляжем… Хоть полежишь.
Ванька послушно ложится рядом, и я поворачиваюсь к нему. Внимательно смотрю в Ванькины глаза.
– Родной мой, – шепчу я, стараясь не отпустить взгляда. – Спи, мой родной… Всё будет хорошо теперь. Спи спокойно. Спи, ну пожалуйста…
Ванькины глаза медленно закрываются. Вот и прекрасно! Получилось! Пусть отдохнёт.
А теперь можно заняться собой. Как это Кох там говорил… Песчаный пляж… Яркое солнце… Я лежу, и его энергия так и вливается в меня… Всё больше… Больше… Ох-х… Спать хочется…
Вытолкал Ваньку на работу.
Ну конечно, не вытолкал, я ведь лежу, а жёстко послал туда. Я понимаю, что у него неприятностей не будет, потому что через Юрия Степановича он сам передал своему начальнику про причину своего отсутствия. Да и дома Ванька много чего для работы делал.
Слабость обалденная! Всё тело ватное, а когда надо встать, то делаю это с большим трудом. Вот – лежу, накачиваю себя энергией и думаю. Ванька поехал на работу на моей машине. После того как он сам, один, без меня, привёз сюда Илью Анатольевича, у него появилась уверенность в себе. Возможно, это и хорошо, главное, чтобы не было самоуверенности. Да и вообще, не зря же он права получал!
Понимаю Ваньку, который во время болезни лежал и думал. Это так здорово, когда никуда не нужно торопиться. Мысли текут спокойно, без спешки…
Ванька… Как он испугался, бедняга, когда мне поплохело. На него было жалко смотреть. Испугался, что я его покину и… перейду в лучший из миров. Испугался, что останется один. Смешной…
Ведь в действительности, когда мы оплакиваем ушедших от нас дорогих нам людей, мы на самом деле оплакиваем не их, а самих себя. Нам жалко себя. Мы не думаем о том, что дорогим нам людям в том самом лучшем из миров будет наверняка лучше, чем в нашем неспокойном здешнем, наполненном превратностями судьбы, которые далеко не всегда положительны. Тогда, в первый момент, мы теряемся и не знаем, как нам жить без этих дорогих людей. То есть мы фактически оплакиваем своё внезапно наступившее сиротство. Это потому, что любой человек по сути своей – эгоист, в большей или меньшей мере. Так и Ванька… А как я могу его бросить? Как я могу бросить этого дорогого мне человека, моего брата, за жизнь и судьбу которого я принял на себя ответственность ещё тогда, давно, когда он действительно осиротел.
Ванька… Братишка мой… За эти годы я прикипел к нему, можно сказать… Спим мы с ним вместе, тесно прижавшись друг к другу. Нам достаточно обнимать друг друга во сне и чувствовать, что мы вместе. И я уже привык к этому «вместе»!
Если представить, что Ванька вдруг полюбит и женится? Женившись, он не сможет быть со мной. Тогда этого «вместе» уже не будет. Гм… Вот он, мой эгоизм… Хотя я знаю, что должен сделать для этого всё.
А я и Даша? По сути, наши с ней отношения явились одной из причин изменения и меня, и Ваньки. И он это не только признаёт, но даже поощряет. Слава богу! Он стал другим, нормальным. Это же прекрасно!
Я очень люблю своего братишку и понимаю, и без него я – уже не я! У нас – и это теперь абсолютно точно – совсем другой уровень отношений.
Щёлкает замок входной двери. Появляется Ванька.
– Что-то ты рано, – подаю я голос с тахты.
– А меня отпустили, Пришлось, правда, с собой взять ещё кое-какую работу, – оправдывается он. – Ну как ты?
– Слабость только… Если честно, только до сортира и обратно. На большее сил пока не хватает.
– Я тебе покажу – большее! – Ванька шутливо грозит мне кулаком. – Теперь ты у меня в руках. Понял? Теперь я командую.
– Командуй…
– Ну, сейчас я тебя кормить буду, а то, небось, уже проголодался.
Забавно так! Ванька освоился с ролью сиделки и, видимо, страшно этим гордится.
– Вань… Ванюха!
– Чего, Саш? – отзывается он из кухни.
– Слушай, давай я пообедаю с тобой на кухне?
– Ещё чего!
– Ну Ванюха… Я серьёзно…
– И я серьёзно.
– Ну тогда я сам пойду! Упаду – придётся тебе меня поднимать, – угрожаю я.
– Сашка… Ну прекрати!
Но уже поздно. Сажусь на тахте и начинаю вставать. Ноги, конечно, слушаются плохо, но если не торопиться…
Однако сил действительно нет. Ноги разъезжаются. В результате сползаю по стене коридора вниз, почти на пол.
– Ну что? Доигрался? – прокурорским тоном спрашивает Ванька сверху.
– Похоже на то…
– Давай подниматься, – Ванька приседает и суёт мне руки под мышки.
Общими усилиями встаём и, медленно перебирая ногами, двигаемся к тахте. Тут он меня усаживает.
– Саш… Ну, зачем это надо было делать? Ну ответь!
– Ну виноват, дяденька…
– Виноват… Сиди уж! Я тебе вместо стола табуретку подставлю.
– Наклонись… – прошу я.
Он наклоняется, и я обнимаю его за шею.
– Спасибо тебе, Ванюха. Мне так приятна твоя забота, – признаюсь я.
– То ли ещё будет! – он польщённо улыбается.
Пацан… Это я любя.
Ванька сидит и работает. Я, лёжа на тахте, наблюдаю. Судя по всему, работает он очень увлечённо. Молодец!
Глаза слипаются… В сон тянет. Значит, так и нужно. Буду спать.
Просыпаюсь. Ванька по-прежнему сидит и работает.
Сколько я спал? Два часа. Черт возьми! Сегодня я должен был поехать к Даше и Серёжке. Съездил… А деньги-то им нужны.
– Вань…
– Что, Саш? – поворачивается он ко мне.
– Слушай… Мог бы ты съездить к моим?
– К Даше и Серёже?
– Ну да… Деньги нужно отвезти. Ты как сегодня до работы доехал?
– Нормально. Только один раз забыл на четвёртую перейти. Так и ехал весь квартал на третьей. У светофора спохватился.
– Ничего… Придёт со временем. Так ты сможешь съездить?
– Конечно!
Ванька уехал к Даше. Хоть это сделаем…
Звонит телефон. Хорошо, Ванька его около меня оставил.
– Слушаю!
– Ну как ты, Саша? – звучит в трубке знакомый поскрипывающий голос Ильи Анатольевича.
– Слабость сильная. Ходить почти не могу.
– Ничего, через пару дней ты должен восстановиться. Следующий раз будешь знать, как к онкологическим соваться.
– Неужели это совсем бессмысленно? – задаю я интересующий меня вопрос.
– Практически. Мы при встрече с тобой об этом поговорим. Вот поднимешься – чтоб снова раз в неделю приходил ко мне. Понял?
– Понял, – со вздохом соглашаюсь я.
Опять звонок! Дорвались они там, что ли? Наверное, Юрий Степанович.
– Слушаю.
– Ну здравствуйте, Саша.
Точно – он!
– Здравствуйте, Юрий Степанович.
– Как самочувствие?
– Средней хреновости. Только до туалета добираюсь.
– Ну а сердце, пульс?
– Пульс семьдесят, сердце ровное, – докладываю я, прислушиваясь к собственным процессам.
– Ясно… А вашего пациента я выписал. Там действительно онкология четвертой степени. Вы, да и никто другой по нашей специальности ему помочь не сможет. У него все лёгкие поражены. Вот так! Делай выводы.
– Юрий Степанович, вы не знаете, там у Ваньки неприятностей из-за этих трёх дней не будет?
– Я специально связался с его начальником. Между прочим, без вас догадался, – добавляет он язвительно. – У Вани всё в полном порядке. Могу вас поздравить – о вашем брате все говорят только хорошо и очень хорошо. Мне сказали, что парень с мозгами и усердием. Вообще это, наверное, у вас фамильное.
Какое-то время после разговора перевариваю информацию. Короче, слава богу!
Опять звонок!
«Даша звонит…» – проносится в голове. Беру трубку. – Слушаю!
– Сашенька, здравствуй, – слышу я голос Даши и понимаю, что дважды предсказал себе абонента.
– Здравствуй, Даша! Ванька приезжал?
– Ну конечно! Опять с цветами… Объясни ему, что не надо тратиться на меня. Вам там самим не сладко.
– Ладно… Ну как вы там живёте?
– Да уж лучше, чем ты. Доигрался все-таки со своей энергетикой! Ваня мне всё рассказал, как тебя откачивали.
– Ничего… Вон, великие врачи себе чуму и оспу прививали.
– Он ещё шутит! – возмущается Даша. – Ты и за нас с Серёжей отвечаешь. Ты про это помни, пожалуйста, когда следующий раз экспериментировать захочешь.
– Ой… Ладно, не забуду. Ты всё-таки меня извини. Я постараюсь приехать через неделю. Думаю, что тогда уже поправлюсь.
– Ладно, давай поправляйся! Да, ещё хотела сказать тебе: у тебя отличный братишка. Ваня очень внимательный и добрый парень. И ещё очень заботливый.
– Это у нас семейное.
Ванька приезжает сияющий.
– Ой, Сашка! Ну Серёга такой классный мальчишка! Опять меня за нос трогал. Сказать что-то всё хочет! Я ему говорю, скажи – дядя, а он – то бы, то гы… За палец меня опять хватал!
Мне ужасно приятно, что Ваньке нравится мой сын. Эх, надо его женить. Вот отец золотой будет!
Хожу по квартире. Слабость ещё чувствуется, конечно… Хорошая у меня была встряска! Надо делать выводы.
Уф-ф… Устал. Надо лечь. Моя энергетика, конечно, восстанавливается, но как-то слишком медленно. Правда, сегодня ещё только четвёртый день после моего приключения. А ведь Ванька-то, как стал работать, у него и настроение поднялось, и энергетика ощутимо поднялась. Я это чувствую, вернее, осторожно, не привлекая его внимания, измерил его поле. Значит ли это, что от душевного состояния зависит и энергетика? Вот когда у человека хорошее настроение, то он говорит: «Летаю, как на крыльях». Мне, естественно, тоже знакомо это состояние. И ведь всё тогда удаётся!
Получается, что если человек стимулирует у себя хорошее настроение, то он стимулирует свою энергетику. А как стимулировать хорошее настроение? Понятно как. Хорошее настроение нам создают приятные для нас события…
А если они не происходят? Значит, надо их самим себе создавать! И вообще надо во всём искать позитив! В любом плохом есть что-то хорошее. Надо только найти это хорошее и на нём сконцентрироваться. То есть – «Улыбайтесь, господа!»
Но ведь тогда все станут обычными янки. Эти как раз скалятся всегда, но я что-то не слышал про их суперэнергетику.
Уф-ф… Устал я от этой смеси психологии с философией. Спать хочется… Надо приводить себя в порядок, пока не началась сессия. Хорош я буду в таком состоянии!
У меня началась настоящая сессия. Нет, я сейчас не сдаю экзамены. Я их сдаю в семестре. Сейчас я делаю практические задания. Например – режу трупы в анатомичке, разглядывая, что там у нас внутри. Любопытное занятие. Надо сказать, ни одна, даже очень хорошо иллюстрированная книга по анатомии не сможет сравниться с анатомическим театром. Правда, запашок… А ещё всякие химические опыты, которые теоретически не сделаешь. На каком я сейчас курсе – сам не знаю со своим экстернатом. Завис где-то между первым и четвёртым.
Возвращаясь домой, неизменно вижу Ванькин затылок. Смотрю я и радуюсь его увлечённости. Ещё и какую-то халтуру нашёл для поддержки штанов. В общем – молодец!
– Поздравь меня! – хвастаюсь я Даше. – После успешной сдачи зимней сессии я теперь уже студент третьего курса! То есть имею как бы неполное высшее медицинское образование.
– Поздравляю… – улыбается она. – А мы тоже можем похвастаться. Мы пытаемся встать в кроватке. Прошлый раз, когда тебя не было, Ваня дал Серёже подержаться за два пальца, он схватился и стал подтягиваться. Теперь вот старается встать, держась за кроватку.
– Обалдеть…
– Так что надо чаще сына видеть! – торжествует Даша, видя выражение моего лица. – А то так и пропустишь самое интересное!
– Дашка… Ну времени нет совсем.
– А вот у Вани оно находится. А он без машины и приезжает на маршрутке.
– Ну ты совсем меня застыдила…
– Сашка… Я не хотела тебя стыдить. Просто нам тоже хочется видеть своего папу… – и она ласково прижимается ко мне.
– Саша, вас можно попросить?
– Конечно, Юрий Степанович!
– Вы понимаете, из-за эпидемии гриппа в ночь с пятницы на субботу некому дежурить по отделению. Вы бы не могли?
– Я же ещё не врач… Но могу, конечно!
– Вот и хорошо. Я вас очень прошу. Ладно?
– Ну конечно, Юрий Степанович!
…Собираюсь на ночное дежурство.
– Ванюха, сегодня ты будешь ночевать один. Я дежурю в больнице, – сообщаю я Ванькиной спине.
– Да? Ладно… – и дальше что-то молотит по клавиатуре компьютера.
– Пока!
– Угу… – мычит Ванька, не отрываясь.
Вот так… Настолько увлечён, что наверняка даже не заметил, как я ушёл.
– Саша, вы не волнуйтесь, работы, думаю, будет не очень много. Если привезут кого-нибудь – надо будет осмотреть и принять. А так в основном всё бывает спокойно. У нас всё-таки неврология! В основном плановые прибывают, ну ещё инсультники… И то все днём.
Вера Тимофеевна относится ко мне как мать. Ей хорошо за пятьдесят, и работает она здесь, кажется, уже лет тридцать.
Я первый раз так поздно вечером на отделении. Днем бываю в палатах, делаю то, что нужно, по моим возможностям. А тут мне почему-то кажется, что надо обойти все палаты и посмотреть на всех больных.
Делаю самодеятельный обход. Стараюсь говорить с каждым и каждому желаю спокойной ночи. В одиннадцатой палате старушка просит что-нибудь от головной боли, говорит, что голова кружится и болит.
– Простите, вас как зовут?
– Наталья Григорьевна…
– Наталья Григорьевна, давайте мы постараемся обойтись без таблеток, – говорю я и кладу ей руку на лоб. – Сейчас голова болеть перестанет…