Мой Ванька. Том второй Лухминский Алексей

– Вы с другими тоже так говорите?

– Не со всеми и не всегда, – батюшка еле заметно касается креста. – Говорить любые слова следует лишь тогда, когда они найдут отклик у собеседника. В противном случае это бесполезная трата времени. У вас мои слова, слава богу, находят правильный отклик.

– В Питере в одной церкви тамошний батюшка сказал, что мне надо сначала смириться, а потом уже молиться, – с усмешкой вспоминаю я.

– Это, наверное, было сказано в каком-то контексте. Верно?

– Да. Я ему сказал, что для общения с Всевышним мне посредники не нужны, – признаюсь я.

– Гм… А вы, значит, все месяцы своего отшельничества обходились без посредников… – отец Михаил тоже усмехается, и я вижу в его усмешке сарказм. – Как же это так? Непорядок получается! И святые отшельники тоже как-то без посредников обходились… Тоже сплошной непорядок! А теперь – серьёзно. Конечно же, я не говорю, что вы святой! Но, как видно, вы в той церкви повстречались либо с ортодоксом, либо с обычным церковным чиновником. Таких среди нас, увы, тоже достаточно.

– Отец Михаил, спасибо вам! Мне всегда очень не хватает таких бесед с вами.

– Александр Николаевич, я готов с вами разговаривать ещё, но, судя по вашему виду, вы уже очень устали. Вам надо себя в порядок приводить. Давайте на сегодня закончим. Согласны?

– Согласен. Поползу поближе к кровати.

– Я попрошу Анну Степановну вас проводить. До свидания! Спаси вас Господь! – отец Михаил троекратно крестит меня.

Выходим из комнаты… Ванька стоит, облокотившись о прилавочек Анны Степановны.

– Здравствуйте, отец Михаил! – подходит он и приветствует батюшку.

– Здравствуйте, Иван Николаевич! – батюшка, улыбаясь, пожимает Ваньке руку. – Забирайте вашего нарушителя и не сердитесь на него.

– Что делать, – ворчит братишка. – Ну, пошли домой, нарушитель…

– Спаси вас Господь, Иван Николаевич! Давно хотел вам сказать, что я радуюсь, глядя на вас. Вы – очень хороший человек…

Отец Михаил его тоже троекратно крестит, и Ванька явно смущается.

Иду, опираясь на палку и на Ванькино плечо. Молчим.

– Ну, чего не ругаешься? – не выдерживаю я.

– А чего тебя ругать? – со вздохом отвечает Ванька. – Мог бы и мне сказать, что хочешь к отцу Михаилу сходить, а не напрягать посторонних тётенек на улице. Анна Степановна ведь попросила одну из твоих провожатых зайти ко мне в больницу, так что я всё знаю. Может, остановимся? Отдохнёшь?

– Дойду…

– Эх, Сашка… С тобой точно не соскучишься!

– Угу… Я – мужик весёлый.

У дома нас ждёт Таня.

– Александр Николаевич! Зачем вы так? – упрекает она, и я вижу тревогу в её карих глазах. – А вдруг упали бы?

– Во… Ещё один… воспитатель! – я благодарно хмыкаю.

В квартиру входим втроём.

– Ваня, ты сам капельницу поставишь или мне? – спрашивает Таня, пока я раздеваюсь и плетусь к кровати.

– Тань, давай ты. Мне тут ужином надо заняться.

И вот уже она хлопочет около меня, готовя всё необходимое. Украдкой чмокаю её. Ну вот… Грозит мне кулачком…

– Ваня, ты проконтролируешь? – кричит она из комнаты на кухню. – Мне к Васе бежать надо.

– Проконтролирую!

– Слушайте, вы, медики хреновы! – не выдерживаю я. – Я тоже некоторое отношение к медицине имею.

– Ты сейчас имеешь отношение только к постели. Понял? – Ванька появляется в дверях с кухонной прихваткой в руке. – А вдруг ты заснёшь?

– Ну ладно… – сдаюсь я.

– Ой… А это… – Таня увидела на моей шее под футболкой амулет, подарок за лечение девочки. – Это… Откуда это у вас?

Приходится рассказывать.

– Ну ты даёшь, Сашка! В таком состоянии – и ещё лечить?

– Лечить надо в любом состоянии, Ванюха. А что тебя так удивило, Танюшка?

– Точно такой амулет носил мой дед. Это оберег от злых духов и болезней.

– Мне это объяснили, а что тебя так удивило в том, что мне его подарили?

– Можно, я посмотрю?

Пытаюсь снять ремешок с шеи, но у меня не получается. Голова не даёт. А ведь его надели мне на шею очень просто! С большим запасом… Сейчас же он будто сжался.

– Александр Николаевич! Не снимайте! Нельзя! Я так посмотрю. Там должна быть царапина.

Она наклоняется и поворачивает кость обратной стороной.

– Ой… Это… он. Вот и царапина!

Очередной раз Таня смотрит на меня со священным ужасом.

– Ну чего ты на меня так уставилась?

– Так что, Сашка, ты теперь, как ни крути, законный шаман! – дразнит меня Ванька.

– Ваня, ты не смейся, – тихо произносит Таня. – Когда дед умер, этот амулет исчез. Он у него тоже не снимался, но исчез… Тогда сказали, что он ушёл искать нового хозяина…

– Если, Сашка, с твоей шеи он не снимается, то скорее всего он этого нового хозяина нашёл, – озадаченно заключает Ванька.

Я действительно заснул. Всё-таки утомил меня переход до церкви и обратно.

– Сашка… Сашка! Просыпайся! Ужинать будем! – Ванька трясёт меня за плечо.

– Угу… – и сваливаю ноги с кровати.

– Может, я тебе сюда принесу?

– Не может… Дойду…

Усаживаюсь на кухне за стол перед тарелкой с рисом и сосисками.

– Ванюха… У тебя коньяк остался?

– Ну есть ещё пара глотков…

– Давай по чуть-чуть… Не бойся, буянить не буду.

– Ага! Тебе сейчас как раз побуянить! – он выливает в рюмки остаток из фляжки. Получается как раз по половинке.

– Ну давай! За тебя, родной мой… – я поднимаю рюмку.

– И за тебя. За победителя!

– Нет! Последнее только после обследования. Хочу поставить жирную точку.

– Значит, с победителем подождём, – соглашается Ванька.

– Слушай, Ванюха… Разрешишь мне чуть-чуть покапризничать?

– Валяй, капризничай! – он фыркает.

– Я хотел тебя спросить, как ты посмотришь на то…

– Прекрати церемонии! Чего надо – говори прямо.

– Понимаешь… Как бы тебе сказать… – и, видя его лицо, сразу предупреждаю: – Это не церемонии! Понимаешь… Короче, после обследования, если я буду таким же дохлым…

Ванька напряжённо смотрит на меня, и мне кажется, он пытается влезть мне в башку.

– Не получится, – на всякий случай предупреждаю я. – Мне кажется, что в нашей однушке…

– Я понял. Ты хочешь, чтобы я тебя там выхаживал. Так?

– Извини… Так.

– Идиот ты, Сашка! Мне ли этого не понять? Я согласен! С Риткой я договорюсь. Она точно возражать не будет. А Даша?

– Мало ей двоих пацанов, так ещё и я, почти никакой, – констатирую я. – Понимаешь, в нашей с тобой квартире мне даже стены помогают. Я там быстрее оклемаюсь.

– Уверен, что ты прав. Больше того, если бы я серьёзно заболел, то я бы попросил тебя о том же, – понимающе кивает Ванька. – Вообще-то я всё понял. Уж слишком я хорошо тебя изучил! Ты хочешь видеть меня в роли парламентёра. Так?

– Так… – я вздыхаю. – Конечно, я и сам постараюсь Даше объяснить…

– Угу… Объясняльщик! Сиди уж… С другой стороны, я ведь прекрасно понимаю, что если твои пацаны будут по папе весь день прыгать, то они тебя в твоём состоянии просто затопчут. Ладно! Сначала пройди обследование. Ты уже в Питер насчёт этого звонил?

– Да, я разговаривал с Кириллом Сергеевичем. Он пообещал поговорить в академии.

– Значит, всё будет в порядке. Ладно, ты давай, питайся, чем Бог послал!

– Не Бог, а Надежда Михайловна. Спасибо ей великое!

Чего греха таить – нас с Ванькой подкармливают. И Дмитрий Иванович с Надеждой Михайловной, и Андрюха с Машей. Мне даже неудобно.

Молча жую и думаю.

Ну вот почему так получается – в Питере люди на одной лестничной клетке живут – и незнакомы друг с другом, а тут, на севере, по улице идут и все друг с другом здороваются. А чуть что – на помощь бегут всем миром. Наверно, поэтому я сюда и мотаюсь уже который год. Наверно, поэтому спасаться от болезни я прилетел именно сюда. Наверно, поэтому север меня взял в плен.

– Сашка… Сашка! – окликает меня Ванька.

– Чего?

– Странно ты ешь. Жуёшь и смотришь в одну точку непонятным взглядом.

– Задумался. Слушай, Ванюха, а о каком Волярском ты говорил с Кириллом Сергеевичем?

– Тебе мама в детстве объясняла, что подслушивать нехорошо? – язвит Ванька.

– Не успела, как видно. А вот Кирилл Сергеевич объяснил только вчера, но, увы, слишком поздно. Так что давай, вываливай, с кем вы там спутались?

– Есть некто Волярский Аркадий Борисович. Судя по всему, тебе эта фамилия ничего не говорит.

– Что-то знакомое… Где-то я эту фамилию слышал.

– Я тебе напомню. Ты эту фамилию мог прочитать в одной из бесплатных рекламных газеток. Там наверняка была реклама его выступлений. Ну то есть лекции, сеансы, лечение от всех болезней. Мне он назвался президентом какой-то Международной академии магии и целительства.

– Ну и что он?

– Понимаешь, он один раз приехал, мы с ним поговорили, ну и он зачастил.

– А о чём вы с ним говорили?

– В основном о методах лечения. Он всё пытался меня учить, а я инстинктивно от него всё время защищаюсь.

– Правильно делаешь. Ты только фамилию произнёс, а мне сразу стало как-то тревожно. Он не сказал, чего ему надо?

– Да нет… Всё вокруг да около. С такими отеческими нотками… Глаза у него какие-то пронзительные…

– Ладно, приеду – сам разберусь.

* * *

Прощаться со мной и Ванькой Таня пришла с Васей. Сын сидит у меня на коленях, а я его ласково прижимаю.

Ой! Его ручонка находит под моей футболкой подарок за лечение девочки… Он его трогает… тянет к себе…

– Васенька, не надо… – тихо произносит Таня, освобождая амулет из детской руки.

– Да, сынок… Это тебе пока ещё рано, – вырывается у меня, и я ловлю взгляд Ваньки. Господи… Неужели я… предсказал? И вдруг каким-то таким же боковым зрением, как тогда, давно, я увидел поход в кафе Васильева, чиновника из Якутска, вижу… Да! Я вижу довольно молодого мужчину в таком же шаманском одеянии, как когда-то мне подарили за лечение мальчика и которое до сих пор висит у меня в кабинете Чистоозёрской больницы. Я понимаю, что это – мой сын! И ещё я понимаю, что пытаюсь разглядеть у него на шее этот самый амулет, только что нашедший своего сегодняшнего хозяина. Ведь если он у него, то… Сколько тогда будет лет моему сыну? Но шеи мне не видно… Да и чего я опять лезу с глупыми вопросами к НЕМУ!

– Ты хочешь сказать… – начинает Ванька, прерывая неожиданную паузу.

– Время покажет, – недовольно бурчу я.

– Ну иди ко мне, мой сладкий! – он берёт у меня Васю и тактично уходит в комнату. Как это у него обычно бывает, Ванька давно племянника в себя влюбил. Ребёнок почти не слезает с его рук.

Мы с Таней остаёмся на кухне.

– Александр Николаевич, вы сразу после обследования дайте весточку. Хорошо? – просит она.

– Ну конечно, Танюшка, я позвоню. Это так хорошо, что у вас теперь есть телефон!

На аэродроме опять толпа провожающих. Мне очень приятно, что моя беда встревожила многих. Видел и даже чувствовал их беспокойство. Поэтому сейчас мне очень приятно ощущать их радость. Конечно, некоторая тревога по поводу результатов грядущего обследования у меня есть, но что-то мне подсказывает, что всё должно обойтись.

– Саша, полетишь в люксовых условиях, – говорит Николай и осторожно сам подсаживает в самолёт. – Отдаю тебе командирский гамак, чтобы ты мог лежать в пути.

– Коля, не волнуйся. Обойдусь я как-нибудь.

– Так! Ты пока молчи. Ты сегодня для нас – ценный груз. Понял? – встревает вездесущий Женька. – Куда Ваня скажет тебя положить, туда и положим. Наша задача – тебя по дороге не растрясти.

– Да, Женя-то дело говорит, – поддакивает Ванька. – Куда определим, там и будешь болтаться…

– Коля, это он реванш берёт, – объясняю я, показывая на Ваньку.

– Конечно! Сейчас моё время командовать!

– Вот погоди! Вернёмся – и будет на моей улице праздник, – грожу ему пальцем.

– Знаю, потому и командую впрок!

Всё время до Питера проспал. Сейчас меня разбудили и вынули из гамака: по моей слабости, поскольку он ещё и качается, мне самому было с него не вылезти. Ванька надевает на меня куртку и шапку.

– Слушай, отвали! Я сам могу, – вяло отбиваюсь я, поскольку ещё не до конца проснулся.

– Можешь, можешь… Давай-давай! – торопит он, и вот я уже готов ступить на питерскую землю.

– Ну, Саша… Приходи в себя! Рады будем снова тебя катать, – Николай пожимает мне руку – осторожно, приноравливаясь к моим силёнкам…

За ним со мной прощаются и остальные члены экипажа.

– Саш… Извини… – Василий, который снова занял место в своём экипаже, берёт меня под руку и отводит немного в сторону.

– Чего?

– Скажи честно… Вот ты у меня нашёл тогда рак. Ты… не от меня подцепил?

У Васьки такой пришибленный вид, что я невольно улыбаюсь.

– Вась, не парься. Совершенно точно, что не от тебя. Верь мне!

Едва я нетвёрдой походкой спустился из самолёта на землю, как сразу же меня начали ласково теребить встречающие.

– Сашенька, здравствуй, дорогой! – говорит Кирилл Сергеевич, обнимая меня. – Господи, как же я рад! Ванюша… Какое же тебе спасибо!

Я перехожу в руки Сергея Александровича, а затем уже – к Николаю Сергеевичу.

– Товарищи дорогие! Давайте его сразу в машину усадим! – командует Сергей Александрович. – Он же совсем без сил!

– Сашенька, ты нас прости, но мы тебя сразу же в академию, как ты и просил, – объясняет мне на ходу Кирилл Сергеевич. – Палата уже тебя ждёт.

– Ну а с моими увидеться…

– Увидитесь. Обязательно увидитесь! Их к вам туда сегодня обязательно привезут, – обещает Николай Сергеевич. – И Дашу, и мальчишек. Светка мне пообещала их доставить.

Спасибо, что меня поместили в такую же роскошную палату, как и та, в которой когда-то лежал Кирилл Сергеевич.

Принимаю гостей.

– Сашенька… Родной мой… – Даша осторожно и нежно вешается мне на шею – конечно, с учетом моего сидячего положения. – Худой-то ты какой стал!

– Худой, зато – живой, – усмехаюсь я и усаживаю себе на колени маленького Ваню. – Хуже было бы наоборот.

– Господи! Что ты говоришь такое! Сашка…

Даша не отпускает мою руку. Что ж… К сожалению, как бы крепко наши близкие нас ни держали, всё равно существует на свете та сила, которая может от них оторвать.

– Папа… Па-па! Смотри, какую мне деда машинку купил! – хвастается Серёжка и скачет возле нас.

Я уже давно подмечаю, что Кирилл Сергеевич иногда балует моих пацанов, но это оттого, что он души в них не чает.

– Очень хорошая машинка! Ты дедушке спасибо сказал?

Серёжка морщит лоб…

– Вот приедешь домой и обязательно скажи ему спасибо. Хорошо?

– Хорошо… А мы с тобой будем с этой машинкой вместе играть?

– Конечно, будем! Вот поправлюсь, и будем…

Боковым зрением замечаю, как Даша украдкой вытирает глаза. Маленький Ваня тянет ручонку к яркой игрушке.

– А ты Ване даёшь поиграть со своей новой машинкой? – осторожно интересуюсь я, ведь мне так хочется, чтобы с малолетства у братьев были такие же отношения, как сейчас у нас с Ванькой.

– Он ещё маленький… – раздумчиво тянет Серёжка. – Мы с дедой играем. Катаем её вместе.

– Конечно, Ваня ещё маленький, но ведь ему тоже хочется поиграть с такой машинкой!

Серёжка сосредоточенно молчит.

– Папа, а ты, когда был маленьким, дяде Ване давал в свои игрушки играть? – задаёт он вдруг вопрос, который заставляет меня грустно улыбнуться.

– Конечно! Я всегда давал и сейчас даю ему играть в свои игрушки.

– Неправда… Сейчас ты не можешь, у взрослых игрушек не бывает, – рассудительно опровергает меня сын.

– А вот и не скажи! У взрослых игрушки тоже бывают, только они совсем другие. И дядя Ваня играет в мои игрушки и читает мои книжки… – совершенно серьёзно объясняю я.

– Сашка, нам надо ехать домой, – грустно говорит Даша. – Света там, наверно, уже заждалась.

– Вы часто общаетесь?

– Знаешь, когда ты уехал, гораздо чаше стали. Похоже, она почувствовала, как мне плохо без тебя.

И вдруг я решаюсь.

– Дашка… Ты не обидишься, если после моего обследования, до моего выздоровления, мы с Ванькой поживём там… в той квартире?

Даша грустно смотрит на меня и молчит.

– Дашка… Пойми… Я там быстрее на ноги встану. Там мне сами стены будут помогать. Ну не обижайся…

Я говорю сбивчиво, с просительной интонацией, внимательно глядя ей в глаза.

– Я постараюсь, – почти шепчет она и снова меня обнимает: – Сашенька… Родной мой… Я всё прекрасно понимаю… Внутри понимаю, что ты скорее всего прав, но мне так хочется, чтобы ты быстрее был дома, рядом со мной… Рядом с мальчишками… А Кирилл Сергеевич знаешь как по тебе скучает?

Молчим. Только маленький Ванька тихо сопит, уткнувшись мне чуть не под мышку, а Серёжка очень сосредоточенно катает свою машинку по одеялу моей кровати.

– Сашенька, – вздохнув, нарушает молчание Даша, в свою очередь внимательно глядя мне в глаза, – я прекрасно понимаю, что вы с Ваней очень близки. Он ведь почувствовал, что ему необходимо лететь к тебе на выручку, когда сил у тебя уже не осталось. Правду тебе скажу, у меня было только сильное беспокойство, а он будто всё понял. Ещё я понимаю, что вы с ним говорите на такие темы, на которые я с тобой вряд ли когда-нибудь смогу поговорить… И это мне очень печально. Я даже, может быть, как-то ревную… И всё же я понимаю, что это общение с Ваней тебе необходимо, понимаю, что это общение – тоже одна из составляющих твоего выздоровления… да и всей твоей жизни. Однако несмотря на всё это… мне так жалко…

– Дашка моя, – выдыхаю я и, насколько сейчас могу, крепко прижимаю её к себе и пытаюсь оправдаться. – Это же всё биоэнергетика!.. Ну прости меня…

Вот оно как! Проявился всё-таки Дашин взгляд на наши с Ванькой отношения. Все проблемы, которые мы с Ванькой переживали вместе, так нас сблизили! И опять же – наше почти неестественное чувство друг друга!

С таким уровнем взаимоотношений любой другой человек окажется за пределами зоны этой духовной близости, даже если это будет тоже очень близкий человек… Это почти как в математике понятие о бесконечно малых интервалах. Когда-то я об этом размышлял… Потом же всё как-то улеглось и перешло в разряд пресловутой привычки.

Моя умная жена всё давно поняла и всё простила. Но как же мне её жалко!

Перебираю в голове своих самых близких… Ну Ванька – тут всё понятно. Даша… и Таня… Неужели я их собрался сравнивать? Докатился…

Даша – моя жена! Она – мать моих детей! А Таня – тоже мать моего сына. С ней я веду себя куда честнее, чем с Дашей. И переживает она за меня совсем не меньше, чем Даша.

Вот и получается, что самой проигравшей стороной становится именно Даша.

«И тебе не стыдно?» – снова начинает скрипеть внутри так хорошо мне знакомый голос.

Стыдно, конечно! Да что уж теперь… Так вот всё… выходит. И жить мне дальше со всем этим.

Шахлатый по-генеральски ввалился в мою палату.

– Здорово, ученик!

– Здравствуйте, Михал Михалыч! – скорее с воодушевлением, чем с силой пожимаю ему руку.

За три прошедших дня гостей у меня побывало много. Даже сам ректор приходил, а вот Шахлатого я ещё не видел. Он только позвонил мне на трубку и сказал, что сидит в Москве на конференции, но как только вернётся, то сразу же зайдёт.

– Ну ты и молодчина! – гудит он, внимательно рассматривая меня. – Только какой же ты тощий… Щёки ввалились, нос торчит… Светишься насквозь. Я уже ознакомился с некоторыми результатами твоего обследования. Девяносто процентов за то, что у тебя всё чисто. Любые результаты, как ты понимаешь, надо с чем-то сравнивать. Сергей Петрович созвонился с Первым медом. Там нашли тогдашние твои результаты и спросили, почему его интересует вероятный труп. Он им предложил посмотреть на тебя живого и даже побеседовать. Его обвинили в розыгрыше, недостойном солидного человека.

Шахлатый весело щурится, но вдруг становится серьёзным.

– Ты, Сашка, прости меня за то, что я тогда тебя фактически сглазил. Я ведь очень хорошо помню наш с тобой разговор. Прости меня…

– Ерунда! Не берите в голову. Меня другое волнует, Михал Михалыч. Вот лежу и думаю, каким образом происходит это самое энергетическое заражение. Тут наверняка должно быть какое-то физическое – ведь энергия понятие физическое – влияние на химические процессы в организме. То есть физическая химия или химическая физика. Интересно бы разобраться, может, даже поэкспериментировать.

– Во! Видел? – и у моего носа оказывается внушительный кулак. – Ты уже поэкспериментировал.

– Но ведь интересно же! – не сдаюсь я.

– Ты сначала защити кандидатскую, которая у тебя столько лет в дровах, а потом и прожектёрствуй! Я уже Золотову говорил про это. Кстати! Ты ещё не знаешь, да и он ещё не знает. Наш научный совет всё-таки вышел с ходатайством в ВАК о присвоении ему степени по совокупности научных работ. Он-то об этом и слышать не хотел. Упёртый, вроде тебя.

– Это я вроде него, – поправляю я.

– Одна малина! Так вот, пришло решение о присвоении ему докторской степени. Ты ему пока не говори. Будем скоро поздравлять. Вообще я удивляюсь! Сидеть столько лет на таких работах и никому про них не сообщать. Это же неправильно! Неправильно даже с точки зрения передачи опыта. И книга у него получилась очень толковая.

– Мне вообще на учителей везёт, – я просто ликую. – А секрет сохраню.

– Ладно, мне надо идти. Завтра тебе объявят окончательный вердикт, и я после этого даю тебе месяц на поправку. А потом – к станку! Понял?

Ого! Выражение Алёшина!

– Постараюсь… Ванька поможет.

– Золотой у тебя брат. Уважаю его. А ваш Алёшин – вообще умница. Я так подумаю и украду его у вас, – с ухмылкой обещает Шахлатый. – Ты тоже этого ещё не знаешь, а он меня туда к вам пару раз опять приглашал. Приятно с ним работать! Он сейчас к лапароскопическим операциям готовится. Так что догоняй, – ученик!

– Алексея Сергеевича не отдадим. Самим нужен, – отшучиваюсь я. – Это я вам как заместитель главного врача говорю.

Кое-как с утра привёл себя в порядок. Сегодня мне должны сообщить результаты обследования. Честно говоря, благодаря своим способностям я уже знаю – обследование показало, что у меня всё чисто. Потом будет традиционная укрепляющая капельница. А потом…

Как хочется скорее оказаться в нашей старой милой квартире! Я почему-то убеждён, что там процесс приведения себя в порядок пойдёт гораздо быстрее.

Дверь моей палаты распахивается, и это меня заставляет очнуться от дремоты. Ну и нашествие! И ректор, и Шахлатый, и Кирилл Сергеевич… Ещё Юрий Степанович и завотделением онкологии. Ванька скромно заходит последним.