Мой Ванька. Том второй Лухминский Алексей

В кабинете Кирилл Сергеевич сначала наливает нам обоим по чашке кофе. Это наш ежедневный, вернее, ежеутренний, ритуал.

– Так вот, Сашенька… Я возвращаюсь к теме твоих вечерних приёмов.

– Кирилл Сергеевич, я же сказал вам, что понимаю важность своего состояния перед началом сеанса с Ритой, – несколько недовольно говорю я.

– Сашенька, сынок, я старше и опытнее тебя в житейских вопросах. И ты знаешь, как ты мне дорог. Плюс ко всему, я ещё и главврач. А значит, твой начальник. Поэтому прости, но решать буду я.

– Но у меня же есть пациенты, которых я должен довести. Здесь мне никто не может помочь. Меня некем заменить!

– А вот здесь ты неправ! Ты, видно, забыл, что у нас есть целая команда. Пока мы с тобой ехали на работу, я уже многое продумал.

– Ну что может сделать в таких ситуациях наша команда? Ведь лечу-то я!

– Так, Сашенька, пока я тебе ничего говорить не буду, хотя, возможно, ты в моих мозгах уже и покопался, – ворчливо рассуждает главный, – Но если биопсия подтвердит твой диагноз, а я, увы, в этом уверен, то мы соберём нашу команду и будем решать, как тебе помочь. Это сделаю я! Хочешь ты этого или не хочешь.

Сказанное звучит очень строго, но и очень тепло.

Биопсия, к сожалению, всё подтвердила. В кабинете Кирилла Сергеевича собрались все, кроме Риты. И Сергей Петрович с Юрием Степановичем, и Сергей Александрович, и Николай Сергеевич, и Ванька. Они все приехали так неожиданно для меня, что остаётся лишь присутствовать и слушать.

– Дорогие мои товарищи, – Кирилл Сергеевич обводит всех взглядом, – простите, что выдернул вас всех сюда, но дело не терпит отлагательства.

– Кирилл, тему мы уже знаем, – вставляет ректор.

– Не уверен, что до конца, – суховато произносит главврач. – Действительно, мы знаем, что наш Саша взялся за серьёзное, но очень опасное дело. К сожалению, это было необходимо. Это понимают все. Саше обязательно надо помогать, если мы хотим, чтобы всё окончилось хорошо.

– Кирилл, ты скажи, что надо сделать! – снова встревает ректор.

– Сашу надо максимально освободить от всего. О том, что касается его работы в традиционной области, я уже распорядился. Остаются его вечерние приёмы. Его пациенты, которых он бросить не может. Я посмотрел, какие это случаи, и понимаю, что там прерываться нельзя. Их надо довести. Короче, на весь этот период Саше нужна здесь замена. Заменит его Ваня. А тебя, Сергей, – обращается он к ректору, – я прошу сделать так, чтобы Ваня мог быть здесь с четырёх до семи вечера.

– Ваня, можешь считать, что на этот период ты в академии будешь занят по полдня, – спокойно произносит Сергей Петрович. – Ну а потом – сюда! В распоряжение Кирилла Сергеевича и Саши.

Ванька сосредоточенно молчит, уставясь в пол.

– Я готов! – наконец поднимает он глаза. – Только, Саш… По сложным случаям нужна будет твоя методическая помощь. Ты же знаешь, что мои пациенты проще твоих в смысле лечения.

Я сижу статистом. Преклоняюсь перед Кириллом Сергеевичем! Как он прокрутил всё в голове и расставил по местам! А сейчас просто всех нас построил и раздал команды. Вряд ли такому можно научиться.

По всей видимости, он всё это уже уложил для себя ещё тогда, в машине, когда долго молчал после моего сообщения.

– Конечно! Любая помощь с моей стороны! – обещаю я.

– Кроме энергетической! – жёстко подчёркивает главврач. – А ты, Ваня, проследи, чтобы твой брат не лез… Ты же его лучше меня знаешь!

– У меня вторая машина в ремонте, – бормочет Сергей Александрович. – Возить же вас надо! Может, я водителя дам?

– Друзья мои дорогие, а что если я дам вам мою машину с моим парнем, чтобы вас возил утром и вечером? – вскидывается Николай Сергеевич.

– Гм… Это, наверное, будет полезно. Саша с Ритой работает по вечерам. А тут путь не близкий… Отлично! Спасибо вам, Николай Сергеевич! – с воодушевлением произносит Кирилл Сергеевич.

– Значит, с завтрашнего дня, Саша, ты можешь ездить барином! – с доброй усмешкой констатирует Юрий Степанович. – Кириллу-то не привыкать, а ты…

Я в академии. Забегаю к Шахлатому.

– Здравствуйте, Михал Михалыч!

– Ну здорово! – он мрачно протягивает мне руку. – Рассказывай!

– О чём? – я делаю невинное лицо.

– Выключай дурака! – неожиданно рявкает он. – Так у вас, у молодёжи, кажется, говорится? Я всё знаю.

– Тогда чего рассказывать? Неужели уже все знают, что я взял онкологию?

– Ну все – не все, но люди, которые тебя, дурака, любят, знают. И боятся за тебя! Понял?

– Знаете, я скажу, как когда-то уже сказал своей жене: были великие, которые себе и оспу, и чуму прививали.

– Так вот ты смотри, себе рак не привей! – и его взгляд, упёршийся в меня, просто толкает. – Я ведь тут благодаря тебе тоже кое-что почитал из вашей области. Может, что-то понял…

– Придётся постараться, – бормочу я. – Мне ведь тоже страшно, Михал Михалыч. Однако – надо!

– М-да… – он то ли вздыхает, то ли недовольно пыхтит. – Даже не знаю, чем и как тебе помочь… Здесь же у тебя либо со щитом, либо на щите…

– Уже помогли. Спасибо вам за участие!

– Ладно… Ты давай звони! Держи в курсе своих опытов.

Уф-ф… Но как этот добрый великан меня поддержал!..

Звонок мобильника. Ого! Солдатенко из Твери!

– Слушаю, Борис Александрович! Здравствуйте!

– Здравствуйте, Александр Николаевич! Мне тут Кушелев… Короче, то, за что вы взялись, очень опасно?

– В равной степени и для меня, и для моей пациентки.

– М-да… Александр Николаевич… Простите, как говорится, не побрезгуйте. Если что-то надо такое, что могу сделать я, – сразу мне звонок! Всё будет!

– Спасибо, Борис Александрович… Спасибо…

– И ещё: готов оплатить вам восстановительный отдых после, уверен, успешного завершения вашего курса на любом курорте в самых комфортабельных условиях. Так и знайте! А отдохнуть вам потом, думаю, будет необходимо.

– Спасибо, Борис Александрович. Честно говоря, я очень тронут…

– Александр Николаевич! Это только одна из составляющих работы в команде, – назидательно поясняет Солдатенко. – Короче, если что-то нужно – звоните! И не стесняйтесь!

Пятый сеанс…

Мучительно пытаюсь понять, что же должно послужить мне сигналом о правильности моих действий. Ведь в данном случае всё совсем не так, как всегда. Всё сходится на том, что должно – ослабеть втягивание как основной признак, а уже потом – уменьшиться пятно.

Втягивание… Это своеобразное противодействие моим воздействиям. А от своих действий я очень устаю. Как будто происходит своеобразное перетягивание каната. Я к себе, а меня – туда… Тяжело.

Илья Анатольевич трудится над моим полем.

– Как вы думаете, там есть что-то постороннее? Точнее, вредное.

– Не знаю я, Саша, – неохотно отвечает он. – Я же – не ты! Я таких вещей не чувствую… Я просто делаю тебе полную очистку. Грубо говоря, профилактику.

– Как вам кажется, я ослабел за эти дни?

– Гм… Мне так не кажется. Только твоё поле стало… жёстче, что ли… Раньше оно у тебя было тёплым, мягким… Короче, добрым! Теперь же… Жёсткое, упругое… Похоже, ты сам подсознательно защищаешься.

– Потому что боюсь…

– Вот это ещё один ответ на твой давний вопрос о природе энергетической силы.

– Значит, всё-таки от головы?

– Опять ты за своё! – с досадой произносит Кох. – Голова – это структура! Формирование, если хочешь. А размер и сила… Это не от головы.

Дни несутся, как в кино. Уже десять сеансов провёл.

Похоже, Кирилл Сергеевич чётко исполняет своё намерение. От суток меня мягко отодвинули, операций не дают. На вечерних приёмах, когда нужны процедуры, Ванька принимает в моём кабинете, а я только наблюдаю из угла. Иногда, в сложных случаях, с которыми он ещё не сталкивался, подсказываю. Диагностирую, конечно же, в основном сам. О лечении Риты мы с ним стараемся не говорить. Он пытается от меня закрываться по методу Коха, но со мной это не прокатывает. Я чувствую его неуверенность в результате и чувствую его страх за меня. К сожалению, он настроен пессимистически. И вообще он ходит в таком напряжении, что я его состояние ощущаю чуть ли не через стенку. Он и раньше был пунктуален, а теперь – это вообще сама чёткость и предупредительность. Носится со мной, как с хрустальной вазой… Спасибо Николаю Сергеевичу, нас с Кириллом Сергеевичем возят туда и обратно. Это, конечно, сильно выручает.

В больнице, очевидно, уже почувствовали, что что-то происходит. Заметил, что как-то странно ко мне стали относиться. Появилась какая-то предупредительность. И раньше я чувствовал, что ко мне здесь относятся тепло, а сейчас это даже стало трогательно.

Жадно прислушиваюсь к своим ощущениям во время каждого сеанса с Ритой. Какое-то внутреннее чувство мне подсказывает, что путь всё-таки правильный и что скоро должен наступить прорыв. Только когда же это произойдёт?

В кабинете Кирилла Сергеевича обсуждаем текущие дела. Входит Алёшин.

– Кирилл Сергеевич! Извините…

– Заходите, Алексей Сергеевич! – приглашает его главный. – Чем могу помочь?

Давно обратил внимание на эти его слова. Он действительно всегда готов всем помочь! И наш персонал оценил это по достоинству.

– Понимаете, – начинает Алёшин, – вместо Александра Николаевича на завтрашнюю плановую операцию записали меня. Но с таким случаем я сталкивался лет… восемь назад, а Александр Николаевич, как я знаю, совсем недавно это делал в академии. Поэтому он и был первоначально назначен!

– Кирилл Сергеевич, я сам сделаю операцию, – всё понимая, говорю я достаточно жёстко, – а Алексей Сергеевич мне поассистирует. Так будет лучше. Так надо!

Опять главный долго смотрит на меня, потом вздыхает и чуть-чуть втягивает голову в плечи.

– Мне это напоминает, как тогда… Прямо с самолёта… и аппендицит в полевых условиях…

– Так я понимаю, что мы с Алексеем Сергеевичем вас уговорили? – уточняю я.

– Ну а что ещё остается… – бурчит он. – Только сразу после операции – в свой кабинет и пару часов отдыха, понял?

– Слушаюсь!

– Что с вами, Александр Николаевич? – уже за дверями осторожно спрашивает Алёшин.

Долго не знаю, что ему ответить, но в конце концов сдаюсь.

– Понимаете… Я взял очень серьёзный случай. От результата слишком многое зависит. Энергетически это очень трудно… Вот главный меня и опекает! – заканчиваю я.

Повисает пауза, и вдруг…

– Вы взяли… рак? – неожиданно догадывается Алёшин.

И как он догадался?

– Первую степень…

– Кто-нибудь из наших знает?

– Шитова. Её ко мне Кирилл Сергеевич приставил, чтобы я не хулиганил.

– Понятно… Знаете, Александр Николаевич, давайте я сам завтра… А вы просто рядом… Хорошо?

– Там определимся, Алексей Сергеевич. Спасибо вам за понимание! – и сжимаю его локоть.

После операции сижу у себя в кабинете.

– Устали? – спрашивает, входя, Шитова.

– Немного.

– Давайте-ка поспите пока. Потом Ваня приедет…

Она мне сейчас напоминает добрую няньку.

– Елена Михайловна! Вы прямо как нянюшка! – смеюсь я.

– А я и есть нянька для вас сейчас, – мягко подтверждает она. – Так что давайте… Хоть часок! Честно говоря, вид у вас совсем не бравый. Вы же понимаете, что вечером от вас потребуется много сил!

– Сдаюсь.

Лезу в шкаф и достаю знакомую подушку.

– Вот и правильно! Отдыхайте!

– Саша, я не могу понять, что с тобой происходит, – Даша смотрит на меня с беспокойством и участием. – Ты стал какой-то не такой… Дёрганый… Спешишь всё время куда-то…

– Да я всегда спешу…

– Сашенька… Ну я же многое вижу! Скажи, что случилось?

Она так ласково берёт меня за руку, так заглядывает мне в глаза… А я стою и молчу.

– Я понимаю, что ты по какой-то причине не хочешь мне этого говорить. Наверно, бережёшь меня от чего-то. Но поверь, мне так ещё хуже, потому что я не знаю, что с тобой. Скажи, может, я могу тебе чем-то помочь?

– Дашка моя… – выдыхаю я, обнимаю её и прижимаю к себе. – Никто ничем, к сожалению, помочь мне не сможет. Даже ты. А вообще мне уже помогают. Вся наша команда помогает.

– А я? Разве я не в команде? У тебя что-то случилось, все знают, а я… – она осекается, и я понимаю, что готова обидеться.

– Дашка… Ну понимаешь…

Короче, вываливаю ей всё. Все последние события.

– Сашенька, – упавшим голосом произносит она, – ну как же ты мог мне этого не сказать? Я же должна была поговорить с Ритой! Ей ведь сейчас тяжелее всего! У неё вся надежда только на тебя! Ну как вы с Ваней так могли? Что это опять за заговор мужиков!

– Ну прости! Всё это так сложно… У меня в последнее время аж мозги плавятся.

– Ох, Сашенька… – она отчаянно целует меня. – Запомни: я с тобой! И я уверена – у тебя всё получится! Ты же всё умеешь! Ты всё можешь! А с Ритой я обязательно поговорю. Её надо поддержать.

Всё-таки молодец Дашка! В первую очередь подумала про Риту. И ведь правильно!

* * *

Боюсь поверить! Уже третий сеанс, как у меня твёрдая уверенность в том, что втягивание прекратилось. Да и это чёртово пятнышко стало каким-то совсем блёклым.

После сеанса смотрю на Риту.

– Боюсь радоваться, но мне кажется, начались положительные сдвиги, – тихо говорю я, глядя ей прямо в глаза. – Уверен, мы на правильном пути.

– Правда? – тихо вскрикивает она.

– Правда. Только запускать фейерверк ещё рано. Надо работать и работать. Но настроение у тебя должно подняться! – и я впервые за несколько недель ей улыбаюсь.

– Сашка… Это действительно так? – Ванька прямо-таки подскакивает над табуреткой.

– Да, Ванюха… Втягивание прекратилось ещё три дня назад. Но повторяю, ещё работать и работать! И никаких фанфар! Понятно?

– Здравствуйте… – В мой кабинет просовывается женская голова.

– Здравствуйте! Что вы хотели?

– Простите, а Иван Николаевич ещё не приехал?

– Пока нет, а что вы хотели? Да вы заходите!

Сегодня Ванька что-то задерживается, и я снова с удовольствием стал свидетелем того, как его воспринимают люди. Женщина входит.

– Мне сказали, что он может помочь… Тошнота у меня сильная после еды. Вы меня извините… Мне сказали, что вы сами не принимаете пока.

– Это почти так. Но давайте я вас посмотрю.

Осматриваю её своим взглядом. Пробую поле… Ну что ж, картина ясна.

– Сашка, привет! – влетает Ванька. – Извини, опоздал немного. Ой… Здравствуйте. Вы ко мне?

– Да, Иван Николаевич! Только вот…

– Короче, я уже посмотрел. Сильное обострение гастрита. Если не снять, то может быть язва, – информирую я.

– Посмотрел – теперь отдыхай! А я буду работать, – Ванька отпихивает меня, напяливает халат и обращается к пациентке: – Станьте, пожалуйста, вот сюда…

Ну – праздник души! Иван Николаевич Серёгин работает спокойно и уверенно. Но всё-таки какая между нами разница! Действительно, Ванька всё делает красиво и даже как-то наверно тщательнее, чем я. Вот есть в нём это!

– Спасибо, доктор! – наконец благодарит женщина, – Когда следующий раз приходить?

– Давайте завтра в это же время.

Когда она выходит, не могу удержаться от вопроса.

– Слушай, Ванюха, ты вообще понял, как она тебя назвала?

– Как?

– Доктором она тебя назвала! Понял, кто ты теперь?

– Да брось ты, Сашка! Какой из меня пока ещё доктор! – отмахивается он.

Всё! Сегодня судный день! Будет известен результат повторной биопсии.

Я весь как натянутая струна. Не знаю, насколько расползлись по больнице слухи, но мои сотрудники общаются со мной с осторожностью. Это чувствуется.

– Александр Николаевич! Да успокойтесь вы наконец! – увещевает меня Шитова. – Мы, кто в курсе, уверены, что будет победа. И Кирилл Сергеевич нам об этом сказал тоже. Всё будет хорошо!

– …Они поженятся и будут жить счастливо, – добавляю я известную цитату из Александра Грина.

– Вот именно! Они обязательно поженятся! И будут у вас племянники!

– Вашими бы устами… – я стучу по дереву. – Только очень бы не хотелось, чтобы ко мне потом очередь таких же выстроилась. С таким напрягом можно и досрочно вперёд ногами.

– Кроме меня и Алексея Сергеевича, подробностей никто не знает. Все знают про очень тяжелую болезнь, и только.

– Дай Бог…

Мобильник! Ванька!

– Слушаю!

– Сашка! Всё в порядке! Всё чисто! Сашка! Ты меня слышишь? Сашка!

– Да-да… – бормочу я.

– Мы все уже едем к тебе! Жди!

– Да-да…

Нажимаю отбой. Сил уже никаких…

– Что там? – тихо спрашивает Шитова.

– Чисто… – тихо говорю я и… начинаю плакать.

Да, я начинаю плакать! Слёзы так и катятся по щекам. Елена Михайловна подходит и начинает мне их, как маленькому, вытирать.

– Всё хорошо… Теперь уже действительно всё хорошо. Пойдёмте, Александр Николаевич. Надо Кириллу Сергеевичу сказать. Он же тоже волнуется!

– Сейчас… Подождите… Я немного посижу. Силы кончились…

– Ну посидите. Я сейчас, – и она выскакивает за дверь.

Вхожу в кабинет главного. Вернее, Шитова меня туда вталкивает.

– Кирилл Сергеевич! Вот, Александр Николаевич от радости даже сил лишился. Там всё чисто. Ваня только что позвонил… – и она опять выскакивает.

Главный подходит… и обнимает меня.

– Сашенька… – чувствую, он больше ничего не может сказать.

Похоже, я начинаю приходить в себя.

– Всё хорошо, Кирилл Сергеевич… Жизнь будет продолжаться, – облегчённо констатирую я.

– Разрешите? – Шитова так же, как и меня, вталкивает Алёшина.

– Мне тут Лена сказала… Александр Николаевич, – бормочет Алёшин. – Вы даже не представляете, насколько я рад за вас и за вашу пациентку. От всей души поздравляю!

Он жмёт мне руку, и я осознаю, что это от самого чистого – сердца.

– Простите, коллеги… – тихо говорит главный. – У меня, наверно, сегодня… мой лучший день. Жаль, что мы на работе. Я бы сейчас даже рюмочку коньяка выпил. Такая гора с плеч…

– А давайте! – Елена Михайловна встряхивает причёской. – Сегодня можно. А вам, Кирилл Сергеевич, и Александру Николаевичу даже нужно.

– Вы думаете? – с сомнением спрашиваю я.

– Это я вам как медик говорю! – она искренне смеётся.

Кирилл Сергеевич лезет в шкаф, достаёт рюмки и коньяк.

– Алексей Сергеевич, наливайте. У меня руки трясутся, – тихо выговаривает он.

Алёшин наливает всем, кроме себя.

– Я мысленно с вами, – поясняет он.

– Спасибо… – главный долго молчит, качает головой. – Ну, Сашенька, за тебя! Я был в тебе уверен, но всё-таки сомнения у меня были. Дай Бог тебе здоровья и успехов. И ещё… С понедельника пойдёшь в отпуск. Тебе надо отдохнуть. Просто необходимо. Борис Александрович прав насчёт курорта. Даже не возражай! Забирай Дашу с Серёженькой, и езжайте на отдых.

– Александр Николаевич! – в кабинет к Кириллу Сергеевичу влетает охранник. – К вам там приехали… Много… Много разных… Три машины!

– Ну иди, встречай! – подталкивает меня в спину главный. – Думаю, не надо иметь твоих способностей, чтобы понять, кто и зачем к тебе сегодня приехал.

Часть 7. Путешествие в себя

Замки щёлкают такими знакомыми звуками. Дверь открывается, и моя, а скорее всё-таки наша с Ванькой квартира-«однушка» принимает меня, своего блудного сына.

Несколько лет назад, разъезжаясь по своим семейным жилищам, мы договорились ничего отсюда не увозить, и оставили всё так, как было при нашей здесь жизни, чтобы в любой момент можно было сюда, в это мемориальное место, приехать и посидеть так, как мы сиживали прежде.

Сколько же я здесь не был? Наверное, год, может, больше. Помню, последний раз я заезжал сюда за книгой. Большая часть моей старой библиотеки осталась здесь.

Да… А запах сохранился тот же! Прокуренный… Прости, дорогая моя! Покинули тебя твои жильцы, которым ты столько лет была надёжным пристанищем.

Разъехались… Ванька живёт с Ритой и маленьким Александром Ивановичем у её родителей. Я с Дашей, Кириллом Сергеевичем, Серёжкой и таким же маленьким Иваном Александровичем живу в выменянной на две квартиры «трёшке» почти в том же районе Питера, что и они. Специально подбирали поближе. А тебя, дорогая моя, мы решили оставить как священное для нас двоих место. Слишком много хорошего в нашей с Ванькой жизни с тобой связано.

Сажусь на «свою» табуретку у стола на кухне и закуриваю. Надо обдумать создавшиеся новые условия. Именно для этого я сюда и приехал. А вообще-то, можно сказать, что ноги сами меня сюда принесли… Ведь здесь мне даже стены помогают. Как здорово, что сейчас лето и вся наша компания размещается на даче, которая тоже стала вехой в нашей общей с Дашей судьбе. По крайней мере, сегодня меня никто не хватится. Все знают, что я ночую в городе.

Только результатов моего обследования они не знают и пока не узнают! Да и вообще о том, что я поехал обследоваться, не знает никто. Я ведь обследовался не в родной Медицинской академии… Специально сделал это в Медицинском университете или, как его называют, Первом меде, как в конкурирующей фирме.

В общем, третья, а вообще почти четвёртая степень онкологии – сейчас для меня реальность. Да! Я ощущал эти предупреждающие звоночки в виде ухудшения дыхания и потери сил. Окружающие меня люди стали говорить, что плохо выгляжу, да и сам я стал это замечать. Видимо, следуя интуиции, практически прекратил энергетическую работу с пациентами, оставив только хирургическую. Только вот из-за вечной нехватки времени всё откладывал обследование. А когда всё же сам себя просмотрел на собственном фантоме, то сам себе и поставил диагноз. Осталось получить подтверждение традиционной медицины, чтобы убрать остававшиеся сомнения. Вот сегодня я его и получил. Сомнений больше нет.

Как тогда Шахлатый мне сказал? «Смотри, не привей себе рак!» Видимо, всё-таки привил… Да и ранение в лёгкое скорее всего поспособствовало. Надо хорошенько подумать, как это могло произойти через энергетику. Хотя чего здесь думать? Если другими болезнями можно заразиться через дурную энергию, то тут уж, как говорится – сам Бог велел!

Ну и что теперь? Хотя в общем-то мне понятно, какой исход ждёт меня в скором времени… Коллеги врачи мне отмерили всего где-то два месяца и пообещали неприятный финал с – удушьем…

Закуриваю следующую сигарету… Гм… Сам Бог велел…

Но неужели ТОТ, кто всю мою недолгую жизнь направлял меня, помогал мне в моих праведных делах, вот так взял и оставил меня своими заботами? Тогда, значит, вскоре и я тоже оставлю своими заботами тех, кто мне так дорог.

Господи… Как же они все тут без меня-то будут? Ведь я же им всем защитник! Кому я их перепоручу? Гм… Надо же, как выходит!.. Только ЕМУ самому!.. Тебе, Господи!

А раз так – то, Господь всемилостивейший, пошли тем, кого я люблю и, может быть, покину, покоя и радости. Более того! Пошли всем этим людям здоровья и счастья… Знаешь, как я этого хочу?! Прими же на себя заботы о тех, кого я люблю! Пусть у них всё будет хорошо…

А вообще… Вот Ты меня хочешь прибрать, Господи… Зачем Тебе это? Может, я Тебе надоел тем, что всегда своевольничаю и нарушаю Твой промысел?

Чувствую, что губы от этой мысли сами растягиваются в иронической усмешке.

Увы, Господи… В самовольстве грешен. Это действительно так. Я знаю, что болезнь – это Твоё наказание нам, чадам Твоим, за грехи наши. А я лечу эти болезни, значит – нарушаю Твой промысел. Или Ты решил меня наказать за то, что я порой присваивал себе Твоё право наказывать некоторых людей за их разнузданное скотство? Что ж, прости меня, грешного, но если такие люди существуют, то я даже не могу позволить себе подумать, что это происходит с Твоего, Господи, благословения. А если это так, то значит, что по своей вечной занятости Ты не можешь увидеть все происходящие в нашем мире безобразия и покарать виновных. А я эти безобразия вижу, ну и, соответственно, наказываю! Значит, я помогаю Тебе, Господи! Разве нет?

И ещё… Забавно как-то выходит… Вот Ты решил меня прибрать… Понимаю… Тут, в этой жизни, я Тебе покоя не давал – хулиганил, делал всё по-своему… Но, прибирая, Ты же меня к себе приближаешь! А Ты представляешь, Господи, что это для Тебя значит? У Тебя же покоя будет ещё меньше! Я Тебя по-честному предупреждаю! Ада я не заслужил. В рай Ты меня точно не пустишь. Да и скукотища там у Тебя! Вот и буду болтаться между, как известная субстанция в проруби, и таких же, как я, баламутить! Прости меня, Господи, за аналогию!

Ну вот… Уже зубоскалю с Господом…

Давлю очередной хабарик в пепельнице…

– Уф-ф… Устал я от такой беседы с Тобой, Господи. Понимаю, что на всё Твоя воля. Но я ещё пожить хочу! Я тут нужен. Нужен такой, какой я есть. Я хочу лечить страждущих. Обращаться к Тебе за помощью и спасать чад Твоих неразумных. Всё-таки если мой уход – это моё наказание, то пойми: тем самым Ты наказываешь и тех, кто уже никогда не сможет рассчитывать на мою помощь. Я должен жить хотя бы ради них!

Закуриваю очередную сигарету. Ну вот… Пепельница уже наполнилась…