Последний козырь Президента Овчаренко Александр
– Принято решение активизировать работу по операции «Таненбаум», – без предисловий сообщил Владимир Афанасьевич, как только я перешагнул порог его кабинета. – В связи с этим создаётся несколько оперативных групп, которые будут работать автономно друг от друга. Вы назначаетесь старшим группы, и Вам придаётся старший лейтенант Шкурко – ценный и перспективный сотрудник, хотя и молодой, – покачал головой Баринов. – Сегодня у Вас с ним встреча.
– Разрешите узнать, где именно? – сухо поинтересовался я.
Молодого и перспективного сотрудника по фамилии Шкурко я невзлюбил заочно, ещё до нашей с ним встречи. Представьте ситуацию, когда ведущего солиста Большого театра вызывают в дирекцию и говорят: «Для усиления вашей популярности, мы решили приставить к вам помощника – молодого, но очень перспективного товарища – запевалу из хора кубанских казаков. Он Вам будет на сцене ноты держать, а когда у Вас дыхания хватать не будет, он Вам верхнее «ля» вытянет, и денег за это не попросит»!
– В течение суток он Вас сам найдёт, – проскрипел Баринов. – Запоминайте пароль…
Весь день я подсознательно ждал встречи с первым в жизни подчинённым. Почему-то мне казалось, что это будет высокий самодовольный брюнет с украинскими корнями. Почему с украинскими? Да потому что Шкурко!
– Я сам-то толком не знаю, что мне делать по активизации поиска таинственного Таненбаума, а тут ещё подчинённого прислали! – бормотал я себе под нос. – Ладно, как только появится, посажу его за разработку плана оперативно-розыскных мероприятий. Должен же я его когда-нибудь закончить? Должен! Операция близится к финалу, а я, честно говоря, к его составлению и не приступал.
В этот день я задержался на работе до позднего вечера, но в дверь кабинета так никто и не постучал.
К началу выпуска десятичасовых новостей я наконец-то добрался домой. Первое, что я сделал, перешагнув порог родного дома – снял штаны и стянул через голову потную рубашку. После чего, кряхтя и почёсываясь, с удовольствием отправился в ванную.
Стоя под упругими водяными струями, я чудом расслышал трель дверного звонка. Наскоро утерев лицо и намотав на бедра махровое полотенце, я поплёлся к входной двери. С экрана домофона на меня смотрел нахальный подросток в чёрной майке с огненной пентаграммой на груди – «мечта сатаниста» и оловянной серьгой в левом ухе.
Незнакомец невозмутимо жевал жвачку и терпеливо ждал, пока я открою дверь.
Я живу в коттеджном посёлке «Алые паруса», который добросовестно охраняется сотрудниками ЧОП, поэтому случайные посетители исключаются. Это означало, что поздний визитёр забрёл ко мне не по ошибке, а значит, придётся открывать дверь и общаться с ним.
Придерживая полотенце левой рукой, и бормоча нелестные эпитеты в адрес незнакомого посетителя, я открыл дверь.
– Тебе чего? – спросил я мальчишку голосом, лишённым всякого намёка на гостеприимство, и в этом момент заметил, что это не пацан, а одетая в стиле «унисекс» коротко стриженая девица, у которой под майкой с трудом, но угадывались холмики недоразвитых молочных желёз.
– Стриптиз заказывали? – флегматично поинтересовалась девица и сплюнула жвачку на кафель. Это была первая часть пароля.
– Я не сторонник подобных развлечений, – произнёс я отзыв.
– Зря отказываетесь. Всё оплачено! – закончила незнакомка и, отодвинув меня рукой, прошла в квартиру.
«Да-а, манеры у моего напарника оставляют желать лучшего!» – подумал я и пошлёпал босыми ногами вслед за девушкой.
По пути я ухватил с вешалки махровый халат и облачился в него, пока гостья бесцеремонно осматривала квартиру.
– Если не ошибаюсь, старший лейтенант Шкурко? – поинтересовался я, завязывая пояс халата.
– Угу, – бросила через плечо гостья. – Шкурко! Только ты меня так не зови, терпеть не могу эту фамилию!
– А как же Вас прикажете величать?
– Мой оперативный псевдоним «Британик», так что можешь звать меня просто Бритни. Кстати, я не лесбиянка.
– Разве я что-то сказал по поводу Вашего облика?
– Не сказал, но подумал. Все так думают! А зря, мне нравятся ухаживания мужчин.
– И что, есть желающие? – саркастически усмехнувшись, поинтересовался я. В ответ Бритни скорчила гримасу и открыла рот, чтобы дать мне словестный отпор, но не успела.
– Заткнись! – произнёс я тихо, но тональность моего голоса ничего хорошего не обещала.
Я схватил её за худое плечо и резко толкнул от себя. От неожиданности она попятилась и шлёпнулась в кресло.
– Значит так, старший лейтенант! – продолжал я воспитывать «борзого» подчинённого на повышенных тонах. – Я полковник Каледин, а Вы – подчинённый мне младший офицер, и извольте соблюдать субординацию! На брудершафт мы с вами шампанское не пили, поэтому никакого панибратства я не допущу. Не знаю, кто Вам сказал, что со мной можно так беспардонно себя вести, но он явно ошибался. Вы находитесь в чужом доме, поэтому будьте любезны соблюдать правила приличия, а не шастать по комнатам!
– Да я только…
– Молчать! Не нравится работать со мной на таких условиях – вон из квартиры! Можете жаловаться на меня хоть самому Директору, но если хотите работать со мной дальше, то запомните, что наши отношения будут строиться на безоговорочном подчинении и высокой исполнительской дисциплине. Короче, «я начальник – ты дурак»!
– Дура.
– Что Вы сказали?
– Я сказала «дура» – женский род, – покорно пояснила Шкурко, и в этот момент я увидел, как дрожат от обиды её ресницы.
«Ещё женских слёз мне не хватало», – мелькнула мысль.
Возникла неловкая пауза. Начальственный пыл у меня пропал, и я неожиданно почувствовал себя неловко. Молчал я, молчала моя напарница.
– Тебя как звать… по-человечески? – спросил я, чтобы нарушить затянувшееся молчанье.
– Настей, – ответила старший лейтенант, и по-детски шмыгнула носом.
– Хорошее имя. Чаю, Настя, хочешь?
– Лучше водки!
– А по соплям?
– Тогда ничего не надо. Спасибо!
– Ну, раз ты ничего не хочешь, будем устраиваться на ночлег.
– Я лучше, товарищ полковник, пойду. Мы ведь должны были с Вами сегодня познакомиться в неформальной обстановке, вот и… познакомились!
– Поздно уже! Сегодня переночуешь у меня, а завтра… завтра видно будет!
– Нет, я лучше пойду…
– Ещё слово – и в ухо дам! Ну, так как?
– Как прикажете!
– Будем считать, что пришли к консенсусу. Постелю тебе в соседней комнате на тахте. И запомни! Если я утром не найду тебя в квартире, то считай, что твоя служебная карьера – в карьере! Я понятно выражаюсь?
– Более чем!
– Вот и ладушки! Сейчас я тебе пижаму выдам, правда, не по размеру, но зато новую, ненадёванную, и можешь идти в душ.
– Одна?
– Нет, у тебя точно что-то с мозгами! Конечно, одна! Доказывать, что ты не лесбиянка, мне не требуется!
Короткая майская ночь прошла спокойно, без происшествий, и закончилась по-летнему ярким и стремительным рассветом. Проснувшись, я, не вылезая из-под одеяла, прислушался, не доносятся ли из кухни какие-либо звуки. Однако ни звуков, ни дразнящих аппетит запахов из кухни не доносилось. Обычно, если у меня в квартире ночует женщина, то в знак признательности за проведённую в моей постели ночь, она встаёт раньше меня, чтобы приготовить яичницу с ветчиной и сварить чашечку чёрного кофе.
Для меня завтрак с женщиной – это не просто поглощение пищи, это целый ритуал. Накануне вечером я вешаю в шкаф на плечики три чистых рубашки – белую, розовую и голубую, и при этом пытаюсь угадать, которой из них утром воспользуется гостья. Девушки с романтичным настроем выбирают розовую, более практичные особы почему-то предпочитают голубой цвет, а если у мимолётной подруги с похмелья болит голова, то она накидывает на себя белую рубашку. Можете не сомневаться: проверено на практике, и не однажды.
Это майское утро явилось исключением из правил, потому что вчерашняя гостья, завернувшись с головой в одеяло, сладко спала в позе эмбриона, беззаботно посапывая в две ноздри. Это я увидел после того, как тихонько постучал, а, потом, не дождавшись ответа, осторожно приоткрыл дверь.
– Судя по всему, завтрак на две персоны придётся готовить самому! – сказал я сам себе, вздохнул и отправился на кухню.
Через полчаса, прихлёбывая остывший кофе, я с интересом наблюдал, как моя подчинённая с аппетитом поглощает всё, что я приготовил. Глядя на неё, нетрудно догадаться, что нормально питаться она не привыкла. Вероятно, завтрак, состоящий из чашки чёрного кофе, бутерброда с сыром, и сигареты были для неё вершиной кулинарного творчества.
Вопреки моим ожиданиям, Бритни – она же Настя – с утра влезла в свою чёрную майку с огненной пентаграммой на груди, проигнорировав все три приготовленные мной рубашки.
– Руководство проинформировало меня, что ты подающий большие надежды сотрудник, – продолжил я светскую беседу за столом, пододвигая ей тарелку с бутербродами. – Позволь узнать, в какой именно области?
– Так сразу и не скажешь, – нечленораздельно, с набитым ртом, отвечала будущая помощница. – В компьютерах «шарю» неплохо, с людьми схожусь быстро, особенно с неформалами, – и она щёлкнула пальцем по серьге в ухе. – Одно время долго тусовалась с хакерами – в смысле работала под прикрытием. Я у них много чего почерпнула, да на «хаер», в смысле на ус, намотала. Ни в одной «учебке» ничему такому не научат. В общем, на улицах большого города чувствую себя, как рыба в воде! Не пропаду ни при каких условиях!
– У тебя есть, где жить?
– Есть! Комната в общаге, но я там редко появляюсь. Обычно ночую там, где работаю.
– А если работаешь в городе, скажем, в его деловой части.
– Город, товарищ полковник, прежде всего люди. Люди тебе всегда помогут, надо только правильно найти к ним подход. В крайнем случае, сгодится скамейка на вокзале, или чердак.
– Судя по говору, ты не москвичка.
– Я из Рыбинска. Пару лет назад меня выдернули из родного города и бросили на продуваемые всеми ветрами петербургские улицы, познавать изнанку жизни большого города. В общем, это было моё первое в жизни внедрение. Внедриться и стать своей в среде неформалов – это, скажу я Вам, похлеще шпионских романов! В родном Рыбинске у меня был небольшой опыт, но по сравнению с Питером это не в счёт! Однако, к моему удивлению, всё прошло более чем успешно, и через год я перебралась в Москву. Как Вы, товарищ полковник, понимаете, не самовольно перебралась, а по приказу.
– Давай упростим наше с тобой общение: можешь называть меня по имени – Кантемир, но без уменьшительно-ласкательных суффиксов.
– Как скажите, товарищ полковник.
– Я же сказал: Кантемир!
– Хорошо, Кантемир. Только разрешите, я при этом останусь с Вами на «Вы». Мне так спокойней будет.
– Не возражаю. Владимир Афанасьевич ввёл тебя в курс дела?
– А кто такой Владимир Афанасьевич?
– Ты не знаешь заместителя Директора?
– Нет, не знаю. Я, к вашему сведенью, так высоко не летаю. Меня вызвал мой непосредственный начальник, майор Толубеев, и сказал, что меня подключили к проведению операции «Таненбаум» и что с этой минуты я подчиняюсь полковнику Каледину и никому больше! На этом инструктаж и закончился.
– А как ты узнала мой домашний адрес?
– Для меня это не проблема. Я же говорила, что с компьютером я на «ты». Для меня «взломать» базу данных медицинской части, как два пальца… об асфальт! А там на Вас всё есть: и рост, и вес, и чем в детстве болели, и, конечно же, ваш домашний адрес! Да, я там читала, что Вы при выполнении последнего задания контузию получили. Это правда?
– Получил, и что в этом такого?
– Я сначала тоже так подумала, а вчера поняла: зря я этой информации значенья не предала – уж больно Вы нервный! Будто и не начальник вовсе, а прямая и непосредственная угроза для жизни.
– Опять дерзишь?
– Молчу-молчу!
– А зачем ты ко мне домой пришла? Могла бы и в кабинет на Лубянке зайти.
– Не могла! К вам зайдёшь – на всю оставшуюся жизнь «засветишься»! Да и в неслужебной обстановке человек ведёт себя более естественно.
– Да ты, оказывается, не так проста, как кажешься! Хвалю! Апельсин будешь?
– Буду, – и она потянулась к апельсину в моей руке пальцами без малейшего намёка на маникюр.
Апельсин не успел скатиться со стола, а я уже поймал её кисть своей правой рукой, а левой захватил локоть и вывернул на излом. Как я и рассчитывал, она этого не ожидала, поэтому приложилась лицом к столешнице, да так сильно, что гул по кухне пошёл. Видимо, я перестарался, так как следующие пару минут она явно была не в адеквате.
– Имя! – прокричал я ей прямо в ухо. – Твоё настоящее имя! Кто и зачем тебя ко мне послал?
В ответ она испуганно таращила глаза и хватала ртом воздух. Секунд двадцать я дал ей, чтобы прийти в себя, а потом снова громко прокричал в оттопыренное ухо свои вопросы и усилил давление на локоть.
– Ай-а-а-а! – завизжала девушка, судорожно шаря левой рукой в поисках хоть какой-то опоры. Посуда и столовые приборы полетели на пол. Я слегка ослабил давление и дал ей возможность перевести дыхание.
– Настя! Меня зовут Анастасия Шкурко! Позвоните майору Толубееву, он подтвердит. Да не давите так сильно! Вы мне руку сломаете!
– Может, позвоню, а может, и не буду!
– Почему?
– Я не знаю никакого майора Толубеева…
– Но это не значит, что он не существует!
– Для меня достаточно, что ты «прокололась» три раза!
– Я не понимаю, о чём Вы говорите! Я поступила в ваше распоряжение, назвала пароль…
– Это была первая твоя ошибка: вторую часть пароля ты назвала неверно!
– Господи! Ну, какая же я дура! Я сказала: «Зря отказываетесь! Всё оплачено»! А надо было сказать: «Зря отказываетесь! Ваши друзья всё оплатили»! Теперь правильно?
– Теперь правильно, – и я уменьшил нажим на сустав. – Вторая ошибка: ты сказала, что не знаешь заместителя Директора ФСБ Баринова.
– Я знаю заместителя Директора Баринова, но я не знаю его имя и отчества. Я так высоко, как Вы, не летаю, и вообще это не моя тема! Что дальше?
– Не ты одна умеешь пользоваться компьютером. Я официально получил допуск и вошёл в базу данных. Так вот, старший лейтенант ФСБ Шкурко А. В. – это мужчина! Это твоя третья и самая главная ошибка!
– Ну конечно, мужчина! Хотите, скажу, как он выглядит? То, что Вы там видели – это голимая «деза»![36] Её Толубеев специально в базу данных поместил, чтобы меня не «светить».
– Хорошо. Давай его координаты.
Я отпустил её руку и девушка быстро, без запинки назвала номер сотового телефона.
– Если дёрнешься, пока я буду звонить – сверну тебе шею! – предупредил я Бритни-Шкурко.
– Да пошёл ты…! Контуженый! – и она в сердцах пнула ногой ножку стола, отчего оставшиеся на столешнице предметы полетели на пол.
Сначала я с помощью дежурного по Управлению «пробил» телефонный номер по нашей базе данных. Это действительно оказался номер начальника отдела майора Толубеева.
– Фамилия, имя, отчество! – обратился я к девушке.
– Толубеева? – с удивлением переспросила она.
– Твоё имя и всё остальное! – рассердился я.
– Шкурко Анастасия Владимировна. Старший лейтенант. Личный номер…
Майор Толубеев всё, что говорила Анастасия Шкурко, подтвердил, но меня остановить было невозможно.
– Как старший по должности и как руководитель группы я отстраняю старшего лейтенанта Шкурко от выполнения задания и направляю обратно в ваше распоряжение.
– Вы не имеете права!
– Давайте не будем меряться, у кого больше прав! В этом споре Вы, майор, проиграете! Приказ об откомандировании старшего лейтенанта Шкурко Вы получите в течение дня, – и я отключил телефон:
– Всё слышала?
– Слышала! Только не поняла, за что Вы меня отстраняете?
– Ага, мы снова на «вы»! Это приятно. А отстраняю я Вас, товарищ старший лейтенант, за низкую оперативную подготовку и слабые морально-волевые качества. В одном ты, Анастасия, права: это не твоя тема! Возвращайся к своим неформалам. Возможно, там ты действительно незаменимый сотрудник, а к работе в условиях, когда надо смотреть на три шага вперёд и предугадывать ответный ход противника, ты пока не готова.
Обо всём, что связано со старшим лейтенантом ФСБ Шкурко, я доложил в этот же день лично Баринову. К моему удивлению, он не стал оспаривать мои действия.
– Ну не подошла – так не подошла! – проскрипел он в обычной манере. – Вам, полковник, видней! Не хотите работать с помощником, будете тянуть лямку один!
– Так точно, буду! – гаркнул я в ответ.
С тех самых пор и тяну!
Глава 7. Метод исключения
Меня перехватили тёплым майским вечером, в пятницу, когда я, разомлевший от предвкушения предстоящих выходных, шёл от автобусной остановки в направлении коттеджного посёлка «Алые паруса». Машину после командировки на Кавказ я так себе и не купил, поэтому тешил своё самолюбие мыслью о пользе пеших прогулок.
Чёрный «Мерседес», тихо урча хорошо отрегулированным движком, мягко остановился возле бровки, и из него, словно чёртик из табакерки выскочил водитель, привычным движением распахнувший заднюю дверцу чёрного лимузина. Меня приглашали – ясно без слов. Опасности не было, но в душе словно заныла старая рана: предстояла встреча с тем, кого в данный момент я хотел бы видеть меньше всего.
Нестор Петрович с момента нашей с ним последней встречи почти не изменился. Вот только глаза запали, и кожа на скулах натянулась ещё больше.
– А Вы постарели, – сказал я после того, как мы пожали друг другу руки, – но рукопожатие у Вас по-прежнему крепкое.
– Я тяжело переношу разлуку с людьми, которые уходят от меня по-английски, не попрощавшись, – парировал Рождественский и растянул губы в холодной улыбке.
– Я вернулся, – ответил я вполне серьёзно. – А в моей ситуации это не каждому удаётся.
– Вы правы, полковник, – кивнул Рождественский. – События разворачивались так, что даже я поверил в вашу безвременную кончину и опрокинул стопочку за упокой вашей грешной души.
– Теперь есть основание выпить за здравие.
– Согласен, – кивнул Рождественский и достал из кармана плоскую фляжку.
Коньяк был отменный, и я с удовольствием поддержал предложение Нестора Петровича о повторе.
– Я слышал, Президент Вам лично поручил обеспечить безопасность главного оппозиционера страны, – продолжил разговор Рождественский, пряча фляжку обратно в карман.
– Да, это так, – согласился я.
– Вижу, что от этого поручения Вы не испытываете прилива энтузиазма.
– Да какой там энтузиазм! – махнул я рукой. – Кстати, слово-то какое позабытое.
– Это из лексикона времён моей комсомольской юности, – улыбнулся Нестор Петрович. – Так что Вам не нравится в поручении Президента?
– Не то чтобы не нравится… поручение, в общем-то, своевременное. Просто я начинаю теряться, что мне делать: ловить Таненбаума или оберегать лидера объединённой оппозиции?
– Не тушуйтесь, юноша! Что-то подсказывает мне, что эти два вопроса – не что иное, как две стороны одной медали.
– То есть, чем бы я ни занимался, всё сводится к поиску пресловутого Таненбаума!
– Утрируете коллега, но в чём-то Вы правы. Если взять конкретно ваше задание по обеспечению безопасности Булычёва, то участие в покушении на его жизнь господина Таненбаума можно исключить. Скорее это будет заказ от его же сторонников или даже ближайших сподвижников.
– Откуда такая уверенность?
– Так всегда было. Вспомните хотя бы смерть Цезаря: его убили коллеги, можно сказать, политические единомышленники – те, с кем он заседал в Сенате. Друзья и сподвижники часто находятся близко к выдающейся личности. Я бы сказал – недопустимо близко. Они видят, как он ест, сколько пьёт, видят его предпочтения, его человеческие слабости и просчёты. Со временем у них создаётся обманчивое убеждение, что, находясь на его месте, они были бы твёрже, дальновидней, мудрее. С годами убеждение ширится и крепнет, и однажды они решаются занять его место.
– Заговор?
– Естественно! Власть и заговорщики всегда идут по жизни рука об руку, и не торопитесь с выводами, что есть причина, а что следствие. Так вот Таненбаум, по моему мнению, к заговору против лидера объединённой оппозиции никакого отношения не имеет.
– Почему?
– Потому что это не заговор, а типичная авантюра. Допустим, что покушение на господина Булычёва удалось, и он с политической арены сошёл прямо в морг. Вас не коробит такая трактовка? Нет? Тогда я продолжу. Кто от этого выиграет?
– Оппозиция!
– Точнее, лидеры оппозиции. Они, разумеется, попытаются привязать убийство оппозиционного политика к персоне действующего Президента. Однако в это никто не поверит. Президент в политике не дилетант, и сам себя в ловушку загонять не будет. Поэтому он никогда не отдаст гласно или негласно приказ о ликвидации политического противника.
– Если народ не поверит в обвинение оппозиции, и Президент не подвергнется импичменту, тогда нет смысла устраивать это покушение!
– Ах, полковник! Чистая Вы душа! Да им, оппозиционерам, грубо говоря, до фонаря, поверит в их россказни народ или нет! Главное ведь что?
– Что главное?
– Главное, что место лидера оппозиции стало вакантным!
– Будем считать, что Вы меня убедили…
– Я не ставил перед собой такой цели, я просто рассуждал вслух.
– Не придирайтесь к формулировкам. Я хотел сказать, что если инициаторами заговора теоретически являются политические единомышленники Бориса Адамовича, тогда при чём здесь Таненбаум?
– Я как раз и хочу сказать, что Таненбаум здесь ни при чём!
– Помнится, Вы сказали, что обеспечение безопасности Булычёва и Таненбаум – две стороны одной медали.
– Сказал, но при этом не имел в виду, что Таненбаум причастен к заговору, если таковой, конечно, имеется.
– Тогда как прикажете Вас понимать?
– Элементарно, полковник! Когда Вы определите круг и персоналии заговорщиков, то смело можете их вычеркнуть из списка кандидатов на роль таинственного злодея.
– То есть Вы предлагаете использовать метод исключения?
– Вот именно!
– Кстати о заговорщиках! Они реально существуют?
– Этого я не знаю. Информации об этом пока нет, но это не значит, что они не существуют. Просто заговор не вошёл в решающую фазу, когда заговорщики переходят к планированию реальных действий. Именно на этой стадии чаще всего и случается утечка информации.
– Позвольте уточнить, почему?
– Из-за человеческой трусости, полковник. Одно дело разговоры за накрытым столом о тяготах и страданиях России, и совсем другое дело – планирование убийства реального человека. Кто-то из заговорщиков испугается и побежит с доносом. Не могу сказать, что это аксиома, но часто именно так и происходит. Далее спецслужбы курируют подготовку заговора, а в ночь перед покушением берут заговорщиков «тёпленькими». Да что я Вам рассказываю! Вы и без меня всю эту «кухню» знаете! Мой Вам совет: приглядитесь к ближайшему окружению Булычёва. Не может быть, чтобы среди них не было завистников. Зависть со временем превращается в ненависть, а это очень сильный катализатор подспудно зреющих процессов.
– Нестор Петрович! Я искренне благодарен Вам за подсказку, но мне кажется, что сегодня мы встретились не только для этого.
– Правильно, полковник! Ну что же, будем считать, что увертюра сыграна, и мы переходим к главной партии.
С этими словами Рождественский подобно фокуснику ловко выудил двумя пальцами из моего нагрудного кармана пиджака фотографию. Никакой фотографии у меня в кармане не было, но получилось у него эффектно.
– Вы эту девушку ищете? – совершенно другим голосом спросил собеседник и протянул фотографию мне. С фотографии строго смотрела моя недавняя знакомая, Карина. На её плечах был офицерский китель, а на погонах лейтенантские звёздочки. В ответ я молча кивнул.
– Это бывший сотрудник ГРУ, – пояснил Рождественский. – Карина Касимова, оперативный псевдоним «Кармен».
– Это убийца Воронцова! Я узнал её! Да и она сама мне это подтвердила, – сорвался я на крик неожиданно для себя.
– Успокойтесь. Руководство ГРУ само заинтересовано в её поимке. Дело в том, что Кармен была перевербована. Где, когда и кем – мы не знаем, но данный факт, к сожалению, имеет место. Офицер ГРУ оборвал все контакты и в течение трёх лет не выходит на связь. Была неподтверждённая информация, что теперь Кармен работает в качестве наёмного убийцы, и берётся за самые трудные и практически невыполнимые задания. Где сейчас находится Кармен, мы не знаем. Последний раз на связь она выходила три года назад, в Германии. Условленным кодом доложила о выполнении задания и пропала. Перед этим мы послали распоряжение о её отзыве в Москву, но по вызову она не явилась. Разумеется, мы её искали, но безуспешно. Как в воду канула! И вот неожиданно Кармен появляется в самом центре Москве, в вашем, полковник, обществе. Между нами, полковник, как она Вам?
– Если всё известно, почему ГРУ её не задержало? – недовольно фыркнул я, проигнорировав последний вопрос собеседника.
– Не хотели портить вам романтический вечер! Шучу! Не обижайтесь! Мы узнали о её появлении в Москве не сразу, а после того, как она исчезла, оставив после себя труп жены известного политика и тело офицера ФСБ, щедро накачанное наркотиками. Ваш начальник Баринов, как мог, старался скрыть это происшествие, но информация дошла до ушей самого Президента.
– Президента? И что он сказал?
– Он поинтересовался, почему Кармен Вас пощадила. Кстати, полковник, а действительно: почему?
– Когда возьмёте её за «жабры», можете спросить об этом у неё лично, а у меня на этот вопрос ответа нет!
– Ну, кто первый её возьмёт, это вопрос! Может, Вам повезёт больше, чем моим бывшим коллегам из ГРУ.
– Вы хотите сказать, что у меня больше шансов, чем у всего аппарата военной контрразведки?
– С математической точки зрения шансов у Вас с гулькин… нос! Однако есть у Вас что-то такое, что даёт мне основание предположить, что Вы с Кармен встретитесь быстрей, чем специалисты из ГРУ.
– С чего бы это?
– Вы, как громоотвод, притягиваете крупные неприятности и роковых женщин, что, в конечном счёте, одно и то же. И при этом умудряетесь остаться в выигрыше!
– Главный мой выигрыш в том, что я до сих пор жив. Честно говоря, я сам удивляюсь своему везению!
– Так вот, если Вам и на этот раз повезёт, и случай сведёт Вас с Кармен, постарайтесь взять её живой. Ну, а если не получится, действуйте по обстоятельствам.
– Маловероятно, что она ко мне повторно проявит интерес: всё, что ей было нужно – она получила, а моя жизнь ей не нужна.
– Ей нет, но она может понадобиться кому-то другому, и вот тут-то появится она – роковая женщина с пистолетом в руке.
– А почему не со снайперской винтовкой?
– Не её специализация. Кармен всегда работала с «клиентами» в непосредственном контакте.
– Умеете Вы, Нестор Петрович, утешить!
– Как говорила моя жена: «Всё для тебя – и любовь и мечты»!
– Жены у меня нет, моя невеста вышла замуж за моего друга, а последняя женщина, с которой я был близок, сейчас лежит на кладбище. Так что, кроме Вас, Нестор Петрович, больше некому сказать мне слова утешенья.
– Думаю, что Вы в них не очень-то и нуждаетесь. Я ещё раз убедился, что Вы человек сильной воли и любите работать в «поле», а не отсиживаться в служебном кабинете. Кстати, Вам ничего не говорит имя Аскольда Северянина? Нет? Ну и бог с ним! Желаю удачи!
На прощанье мы обменялись рукопожатием и, меня снова удивила его маленькая, но твёрдая, как железо, ладонь.
Глава 8. Менеджер «серебряного века»
Случилось это в конце «лихих» девяностых годов прошло века, когда отшумела-отгуляла всероссийская вольница, именуемая в исторических справках не иначе, как «время зарождение и укрепление демократических ценностей», а само количество ценностей, изъятых у российского народа, стало превышать разумные пределы.
Бывшие рэкетиры и строители «финансовых пирамид», а теперь законопослушные предприниматели, ошалевшие от дурных денег и безнаказанности, неожиданно столкнулись с тем, с чем восемьдесят лет назад столкнулись американские мафиози – проблемой легализации капитала.
Американские фискальные службы, понимая, что доказать криминальное происхождение десятков миллионов долларов, лежащих на банковских счетах доблестных последователей Аль-Капоне, не представляется возможным, стали сажать в каталажку владельцев этих самых миллионов за уклонение от уплаты налогов.
В России ситуация сложилась иная: государство в отношении сбора налогов, на удивление и зависть всему западному миру, заняло лояльную позицию, суть которой выражалась в одной фразе: «Хочешь платить налоги – плати! Не хочешь платить – не плати»!