Сердце Рима Ридли Кроу Макс

Австрия. Обертауэрн

Снежные вершины гор искрились в солнечном свете. Морозный воздух почти звенел от чистоты. О таком часто говорят в рекламе стиральных порошков и освежителей воздуха. Но здесь, в горах, это не было трюком маркетологов. Первозданная, идеальная белизна снега, синева прозрачного неба и утопающие в легкой дымке горные хребты.

Деревянный домик-паб, где лыжники отдыхали от экстремальных побед, пропах пивом, жареным мясом и медом. Внутри было мало посетителей. Почти все заняли места снаружи, где загорали под ослепительным солнцем.

У окна в немного душном помещении сидел один человек в теплой кофте. Рыхлая вязка напоминала ему те странные, далеко не всегда удобные и совсем не красивые вещи, которые вязала ему бабушка когда-то давно в детстве. Новые нитки она не могла купить, поэтому распускала старую одежду и мастерила внуку свитер, носки, шарф. Всё было с кучей узелков и прорех, ему было невероятно стыдно ходить в этом в школу, но сейчас он начал понимать и ценить ту огромную, всеобъемлющую любовь и заботу. Уже почти тридцать лет его единственной семьей является братство. Здесь тоже умеют заботиться друг о друге, но, конечно, несколько иначе. Он усмехнулся собственным мыслям, наколол кусок штруделя, щедро присыпанного сахарной пудрой, обмакнул в подтаявшее ванильное мороженое, и отправил в рот. Блаженство.

Послышалось приветствие на немецком, корявый ответ человека, привыкшего к французскому языку, и торопливые шаги.

Вошедший сел напротив.

Пудра рассыпалась от его дыхания, покрывала невесомым облаком тарелку и стол, совсем как снег за окном…

– И что это была за спешка?

Перед ним на стол в качестве ответа лег запечатанный в непромокаемую пленку конверт.

Вытерев вилку салфеткой, он проткнул край упаковки и легко ее разорвал. Хмыкнув, извлек на свет толстую тетрадь в кожаном переплете. Возможно, чья-то бухгалтерская книга, для дневника слишком велико, на официальное издание непохоже: листы испещрены рукописным текстом. Взгляд выхватил название. Не может быть. Он прочел еще раз. Таким почерком нынче только открытки под старину подписывают, среди вензелей легко заблудиться. И все же первые строки были выведены идеально, это потом перо бежало в пальцах быстрее.

– Шутишь? – спросил он, поднимая глаза на собеседника.

Но Ромен Готье, вопреки своей моложавости и некоторой даже мальчишеской горячности, был отнюдь не шутник. Все, что касается братства, было священно для каждого ассасина, но этот являлся образчиком гипертрофированной преданности. Пожалуй, как другой человек, который скомпрометировал доброе имя. Алекс Батлер.

– Это было обнаружено при взятии отступников.

Вот как! Неудивительно, что Ромен пришел к нему, Пьеру. Темнокожий ассасин снова перевел взгляд на журнал, затем – на товарища. Это похоже на розыгрыш.

Собственно, группа Пьера должна была задержать Алекса вместе с отрядом в Стамбуле. Но кто-то начал перестрелку. До сих пор не ясно, было ли то дело рук тамплиеров или тех… как их там… Созидателей. Бредом кажется сама мысль, что есть орден, о котором никто не догадывался. Мир не так велик. Не так могущественен. Тайны невозможно сохранить. Увы, Алекс тогда выскользнул из рук, и его схватили другие. Для Пьера те события стали ударом по честолюбию. Он сам должен был призвать к ответу предателя. Сам!.. Но не сложилось.

И вот теперь у него в руках документ, который был при отступниках, больше похожий на реквизит для кинофильма или спектакля.

– И зачем ты это принес? Здесь написано…

– Я знаю, что там написано, – спокойно подтвердил Ромен. – Вот и скажи мне, на что это похоже?

– На дурную шутку.

– Я сам пошел в лабораторию и проверил. Состав чернил, бумаги, кожи на переплете – все подтверждает верную дату.

– Черт подери, брат, это журнал «Летучего Голландца»! Хочешь сказать, что корабль-призрак существует? Может, тогда мне поверить в Джека Воробья?[9]

– Я не предлагаю тебе верить. Но ознакомься с текстом. Там есть любопытные места.

Тут до Пьера дошло то, что он сперва упустил из виду. Нахмурившись, он уточнил:

– Ты что, украл это?

– Не украл. Взял для исследований, – возразил тот. Забрав журнал, упаковал его обратно в конверт и запечатал, с разочарованием глядя на след надрыва. Затем на столешницу лег смартфон.

– Я отсканировал все страницы. Там есть копии и помощник в расшифровке почерка. Ознакомься. А потом набери меня. Но с этого номера, ясно? Не со своего.

– Значит, он не подключен к нашей сети? – происходящее нравилось Пьеру все меньше и меньше. Отвратительное чувство зародилось в душе. Как тогда, в детстве, когда узнал, что его мать – проститутка. Обычная продажная девка. Она так же возвращалась домой, смывала с себя вульгарную краску, надевала футболку, доставшуюся от брата, и, обняв сына, читала ему сказки. Но он больше не мог терпеть ее объятий, не мог позволять целовать его. Ему было неприятно даже взять бутерброд из ее рук. Он ощущал, что мать предала его. И сейчас он чуял тот же смрад. – Ты предлагаешь мне участвовать в заговоре?

– Не кипятись, – поднял руки Ромен. – Ты меня знаешь. Братство превыше всего. И первым делом я отправил запрос в управление. Знаешь, что мне ответили? Передать журнал лично в руки Хансу.

– Хансу?

Удивление Пьера было небезосновательным. Упомянутый человек был правой рукой Лукаса Хафнера, одного из членов совета. И тот самый Ханс не имел никакого отношения к работе над старинной документацией, равно как и к делу Алекса Бадлера.

– Вот-вот, – подтвердил его собеседник, по глазам увидев, что ход мыслей двинулся в нужном направлении. – Это моя задача. А отдают Хансу.

– На то есть причины.

– И я не собираюсь спорить! Поэтому сейчас отнесу этот конверт и передам его лично Хансу в руки. У нас встреча в Граце. Ну а ты отдыхай, наслаждайся видами.

Он небрежным движением подвинул телефон ближе к Пьеру, поднялся, поправляя ворот куртки, и вышел.

Альпийские вершины казались плакатом, удачно встроенным в оконную раму. Слишком тяжело смертному поверить в то, какая древность окружает его, лежит под его ногами. Сколько тайн погребли снега и камни, сколько судеб повидали. Кажется, время не властно над ними, как и над ветром, что носится в ущельях. Но время безжалостно к смертным. Сколько живет человек, столько ищет путь к бессмертию. Одни рожают детей, другие – оставляют после себя память в деяниях и творениях, а такие, как Пьер, посвящают себя вере. Как предки, пусть и не кровные, но по духу. Как последователи, пусть и не родные сыновья. Радость служения братству.

И вдруг это сомнение, этот гнусный змий, ворвавшийся в Эдем. Он не принес яблоко, но обронил косточку в плодородную почву.

Пьер спрятал смартфон за пазуху.

Воды Эгейского моря

– Ни хрена не ловит!

Колин стоял на столе, подняв руку вверх, почти впечатав смартфон в потолок. Очередной раз глянув на экран и увидев отсутствие сигнала, раздраженно выругался и спрыгнул на пол.

– Мы на глубине в шестьсот метров, – пробурчала Сэб. – Какая к черту связь?!

– А это плохо, да? – как бы между прочим спросила Ника.

Они находились в кают-компании, которая по обстановке больше напоминала бар при спортзале. Имелась стойка, за которой на зеркальных полках стояли различные напитки, хотя алкогольные были в меньшинстве, в основном соки и энергетики. Здесь же можно было сделать фрэш или молочные коктейли, соорудить легкий завтрак. Вокруг одного стола, плотно прикрепленного к полу, находились удобные диванчики, где разместилась часть отряда. Рита до сих пор была в тяжелом состоянии. Она очнулась, но после укола обезболивающего снова уснула. Согласно предварительному осмотру с помощью оборудования в медицинском отсеке у нее был перелом малоберцовой кости. Алекс с помощью Риты наложил шину, но без вмешательства доктора дальнейшее путешествие пока не представлялось возможным.

Ника чувствовала себя чуть лучше, чем при погружении. Современная субмарина «Феникс», на которой ей довелось оказаться, была весьма комфортной, вопреки опасениям. И все же ей было не по себе, не только из-за мутной синевы за стеклом иллюминатора, а потому что на борту не было человека, которому можно доверять. Ей очень хотелось ошибаться, хотелось поверить хотя бы Алексу, но пока не получалось.

Глядя, как Колин раздраженно вертит в руках смартфон, она никак не могла отогнать мысли, что именно он является предателем. У компьютерного гения был доступ ко всей технике, а у Алекса так вовремя стал барахлить телефон, и сменился пароль для выхода в защищенную сеть…

– Я тяжело переживаю разлуку с интернетом, – проворчал Колин, отпивая кофе из изящной фарфоровой чашки. – Это все равно, что перекрыть доступ к половине мозга.

– Прости? – не поняла Ника.

– У нашего умника по всему миру разбросаны сервера, куда он сливает информацию, которая временно не нужна, – пояснила Сэб. Она сидела, закинув ногу на ногу, и нервно трясла стопой. – Такая себе частная Википедия.

– Есть плохая новость и хорошая, – заявил Прометей, входя в кают-компанию.

Пока он делал глоток из бутылки с шипящим энергетиком, в дверном проеме со стороны медицинского отсека появился Алекс. На вопросительные взгляды своих товарищей по отряду он покачал головой. Значит, изменений в состоянии Риты не было.

– Итак, начну с плохой, – Прометей вытер мокрые губы и подавил отрыжку. – Моя вилла уничтожена, как и самолет. И катер.

– О, братан, не грусти, – без особой печали в голосе произнес Колин. Он удивленно посмотрел на подавшуюся вперед Сэб, у которой челюсть отвисла:

– Твою да поперек! – шепотом воскликнула она, – значит…

– Что «значит»?

Пока Колин вертел головой, пытаясь понять, почему его товарищи в таком ужасе, Алекс со злостью ударил кулаком по стене, а Сэб закрыла лицо руками. Ника тоже пребывала в недоумении, и лишь за секунду до общего восклицания она поняла!..

– Анимус!

Прометей мрачно кивнул. Аппарат был уничтожен. Его погрузили на катер, о чем успел сообщить человек Прометея по внутренней сети за секунду до взрыва.

– Господи, – Ника вдруг ощутила, как обмякли ноги и руки, как десяток тонн усталости придавили ее к дивану.

Анимус был единственной надеждой узнать, что скрывал тайник в Бодруме, где находится Сердце Созидателей и главное – это был последний способ обрести свободу для самой Ники.

– А какая новость хорошая? – спросила она, рассчитывая услышать о каком-нибудь запасном варианте.

– Мы все живы, с чем я вас и поздравляю, – фыркнул Прометей.

После его предыдущего заявления это почему-то уже не имело такого значения. И впрямь легко забылось, что спасение жизни тоже было под вопросом.

– Тогда обсудим, в каком порту ты нас высадишь, – произнес Алекс, который быстрее прочих справился с потрясением. Как предводитель, он был обязан стойко держать удар и приободрять тех, кто на него полагался. Хотя Ника с трудом могла представить, что означает для того вновь очутиться в мире, где «свои» и «враги» вдруг стали синонимами. – Рите нужен врач. Ближайшая больница, думаю…

– Ты и впрямь считаешь, что я могу в любой порт зайти? «Хелло, парни, припаркуйте мою подлодку, на которую нет ни документов, ни разрешения»…

– Эй, стоп, стоп!

Колин вскочил, разведя руки в стороны, словно разнимал дерущихся.

– Мы никуда не уходим.

– Прости, ботан, ты мне не настолько нравишься, – хмыкнул Прометей. – Мне хватило такого соседа в общаге.

– Ты еще хочешь насрать в душу Созидателям? – перебил его Колин. По его хитрому прищуру не только Нике стало ясно, что дело нечисто.

– Говори, – приказал Алекс.

Тот потер руки, будто согревая, прошелся взад-вперед, изрядно всех нервируя своей медлительностью.

– Несколько лет назад, когда я только поступил в братство, ко мне в отдел IT пришли с просьбой. Странной. Я бы даже сказал, дикой. Показали изувеченный аппарат непонятного назначения и сказали, что он должен считывать память по ДНК.

– Анимус, – подтвердил Алекс, нахмурившись. – Мы добыли его около десяти лет назад.

– Ага, неработающий, с сожженными платами. На тот момент мне было бы проще починить космический корабль. В общем, я почти неделю ночевал в лаборатории, и…

– Давай опустим мемуары о твоей неудачной юности, – поторопила его Сэб. – Конкретней.

– В общем, мы собрали более-менее что-то, похожее на анимус. В его корпусе с новым оборудованием. Прототип того, что уничтожили нынче ночью. И его нужно было испытать. У моего напарника, Джастина, пусть земля ему будет пухом, был дружок, работающий в психиатрической клинике.

– Меня счас вырвет, – с отвращением произнесла Сэб. Не только она догадалась, о чем пойдет речь. Нике стало не по себе.

– Звучало все разумно, – поникший Колин продолжал рассказ, отвернувшись к стене. – Эти люди давно заблудились в своих мозгах. А анимус так и работает – распутывает клубки в извилинах. И мы поехали туда.

– Вы ставили эксперименты на больных, – подытожил Прометей. Не похоже, чтобы он осуждал это решение.

– Да, на тяжелых, самых запущенных случаях, для которых лечение было попросту невозможно. Когда я все настроил…

Он сглотнул. По его выражению лица и дрогнувшему голосу стало ясно, какой ценой дались эти настройки.

– Мы испытали на нескольких добровольцах из тех, кто лечился от наркозависимости, либо пытался отмазаться от тюремного заключения. С них и спроса никакого. В общем, не все пошло гладко. Один впал в кому после сеансов.

– Как мило узнать это сейчас, – сквозь зубы процедила Ника.

– Тот аппарат, к которому я подсоединял тебя, в полном порядке, – поспешно успокоил ее Колин. – Но тот, что был в больнице, там и остался. Я забрал все схемы, программу по считыванию ДНК, оставил там просто мозгокопалку.

– Ты спятил? – спокойно спросил Алекс.

– Это был приказ. Аппаратом заинтересовались, пошел шум, и пришлось выдать его за эксперимент доктора Дарио Симони. Особой популярностью эта штука не пользовалась. Без моих программ это был просто аппарат для погружения в сон, гипноз. Никакой пользы и никакого вреда.

Он замолчал, закашлявшись. Прометей налил ему апельсинового сока.

– Ну хорошо, ты покаялся, мы отпустили тебе грехи, – пожала плечами Сэб. – И что?

– А то, святая матушка, что аппарат, скорее всего, все еще там, – выпив сок одним залпом, ответил Колин. – И он полностью отвечает требованиям нашего анимуса, совместим со всеми программами.

– Ты хочешь сказать…

– Да, если мне докупить пару деталей и кофе, я сварганю вам новый анимус, – с этими словами Колин спрятал руки в карманы и обвел всех присутствующих взглядом, в котором был и вопрос, и тревога.

– Звучит неплохо! – воскликнула Сэб.

– Вы спятили?! – Ника вскочила на ноги. – Они мужика в кому загнали! Я не лягу в этот пыточный аппарат.

– Он в порядке, я сделаю нормальную машину.

– Не трясись, главное же не оболочка, можно и миксер запрограммировать, главное – чтобы поддерживал мощность и был совместим с протоколом…

Не слушая их, Ника повернулась к Алексу. Тот стоял, опершись о стену, скрестив руки на груди. По его лицу было трудно понять, что за эмоции скрывались там, под толщей годами наращиваемой брони.

«Что мне делать?» – спросила она его без слов. Еще недавно ей казалось, что вокруг нет ни одного человека, которому можно доверять, но в этот миг сомнения отодвинулись на задний план. Когда-то в детстве Ника ходила к стоматологу вместе с мамой. Держала ее за руку, пока врач жужжал бормашинй. И казалось, что так пережить боль будет проще.

– Решай сама, – произнес он тихо.

В шуме, который учинили спорящие Сэб и Колин, обсуждающие возможность перепрограммирования старого прототипа, Алекса услышала только Ника.

Она не хотела решать сама, хотя понимала, что обязана. Здравый смысл кричал: «опомнись!» Подключить мозг к технике, не прошедшей проверку, на чьем счету уже есть закипевшее сознание?! Но с другой стороны, что ей было известно об анимусе, в который ее засунули тамплиеры или Созидатели? Скольких они убили или превратили в неподвижно лежащие куски живой плоти? И есть ли хоть один шанс спастись иным путем?

Ника потерла лицо ладонями. Она не заметила, как стало тихо. Похоже, теперь и впрямь все ждали ее ответа. Даже Прометей, который делал вид, что его куда больше заботит этикетка на початой бутылке виски.

– И где эта больница? – спросила девушка.

– В Каире, – с облегчением ответил Колин.

С тех пор, как они пересели на автобус, Ника пересмотрела свои религиозные убеждения. Она никогда особо не задумывалась над тем, существует ли рай или ад, ей достаточно было того, что предлагают на эту тему художники древности или режиссеры современности. Но теперь же она была абсолютно убеждена: один из кругов ада непременно пролегает через Египет, и везет по нему именно этот автобус. Из-за скрежета металла создавалось ощущение, что вот-вот транспорт распадется на части, колеса разболтались, несколько окон отсутствовали, и прорехи закрывали мутные рваные пакеты для мусора.

Все вокруг казалось пыльным, и будто даже не песком припорошено, а пеплом. Недавние тревожные события в Египте почти не ощущались в зоне курортов, но здесь, ближе к реальной жизни, воздух был накален, у многих зданий на первых этажах были разбиты стекла, обожжены стены, да и горожане не походили на томно прогуливающихся.

План был прост: пока отряд ассасинов занимается возвращением анимуса, Прометей устраивает Риту в больницу. Конечно, Алекс сам собирался позаботиться о своем человеке, но у бывшего Созидателя был неоспоримый аргумент в виде набора кредитных карт и документов. Ассасины же отправились на арендованном автобусе прямиком в психиатрическую клинику. И, как подозревала Ника, после поездки им всем понадобится профессиональная помощь.

Больница, о которой говорил Колин, находилась на границе города. Здание было таким же плоским, кубической формы, светлым, как большинство в столице Египта, но стоило к нему приблизиться, и становилось ясно, что «зловещий дух», приписываемый подобным заведениям, отнюдь не вымысел впечатлительных туристов. Это ощущение безнадежности и внутреннего животного страха вызывалось не фантазией, а отдельными деталями, складывающимися в общую картину. Решетки на окнах, местами погнутые изнутри. Борозды на стене, словно кто-то сдирал краску ногтями. Дешевая кафельная плитка на полу, которую удобно мыть. В помещениях с распахнутыми дверями пол под уклоном к сливу. Обычные больничные носилки оборудованы кожаными ремнями для рук и ног. В одном кабинете, мимо которого проходили притихшие путники, тощая медсестра вытирала грязной тряпкой гинекологическое кресло. Нику едва не вырвало от вида таза с окровавленной водой.

– Chi stai permesso?[10] Senza invite… – им навстречу двинулся высокий мужчина, которого можно было легко принять за местного, если бы не его итальянский.

– Дарио! – вперед выступил Колин, разведя руки в сторону, будто для объятий, – Дарио Симони! Это я, напарник Джастина, помнишь?

Доктор резко остановился, глядя на него, затем на остальных. Нервно поправил белый халат, спрятал руки в карманы. Похоже, он совсем не был рад гостям. Карие глаза смотрели с неприязнью. Он молчал, хотя было очевидно, что узнал, кто к нему пришел.

– Мы не задержим вас надолго, – произнес Алекс, решив, что именно это могло стать причиной столь холодного приема.

– Нам нужен тот аппарат, – Колин сложил руки в карманы, зеркально повторяя позу доктора. – Проводите к нему?

– Он не работает, – жестко ответил итальянец. – Я его даже не включал.

– Ну а мы что-то вроде службы техподдержки, – хмыкнула Сэб.

Доктор снова обвел всех тяжелым взглядом, затем развернулся и пошел по коридору. Ассасины переглянулись и двинулись за ним следом.

– Здесь жутко, – шепнула Ника, поежившись, несмотря на жару, к которой в помещении прибавилась еще и духота. – Неужели те несчастные не заслужили человеческих условий?

– Им все равно, – мрачно отозвался Алекс. – Они живут в собственном аду, и им плевать, какого цвета плесень на стенах.

– С чего ты взял? – спросила девушка, возмущенная таким ответом. – В конце концов, с таким отношением зачем хоронить умерших? Можно вовсе выбрасывать останки на съедение собакам: мол, какая разница?

– Именно.

Она изумленно посмотрела на проходящего вперед Алекса.

Обычно в кинофильмах психиатрические клиники показывают в дождливую погоду с мрачными завываниями на заднем плане. Но мастерам спецэффектов невдомек, как жутко смотрится яркое южное солнце сквозь мутные стекла за решеткой. Оно словно не проникает в стены склепа человеческого духа. И тишина, полная, гробовая тишина, будто в здании никого нет. Только тихие разговоры медсестер и санитаров. Скрип несмазанных креплений. Лязг инструментов в металлических емкостях.

В подвал вела узкая лестница. Здесь было прохладнее, затхлый воздух отдавал сыростью. На стене темнело влажное пятно. Где-то протекала труба.

– Вот он, – объявил доктор Симони, открывая дверь ключом.

Аппарат стоял у стены, приваленный каким-то тряпьем.

– Бедняжка, что они с тобой сделали! – воскликнул Колин, подбегая к нему, будто к родному ребенку.

Сэб с тяжелым вздохом направилась за ним. В ее глазах читалось полное неверие в успешное воскрешение анимуса.

– Что вы собираетесь делать? – спросил доктор, сплетая руки на груди. Его тон не скрывал желания поскорее избавиться от незваных гостей. И все же он с некоторой жалостью смотрел на аппарат, который те бесцеремонно принялись разбирать. Вероятней всего, он покривил душой, говоря, что не использовал изобретение.

– Забрать. Не возражаете? – Колин отодвинул доктора, заходя с другой стороны к своему детищу.

Ника с недоверием наблюдала за его действиями. То, что находилось перед ней, больше напоминало студенческую поделку на выставке по физике, нежели образец передовых технологий. Ее неокрепшая решимость снова дрогнула. Позволить себя подключить к этому?!

– Доктор Симони, – обратилась она к итальянцу на английском, и тот медленно повернул к ней голову. – А что сталось с тем человеком, который впал в кому после сеанса? Помните такого?

– У меня много пациентов, сеньорита, – недовольно ответил он. – А финансирования почти нет. Я не могу помнить каждого, кто…

– Этого помнишь, – фыркнул Колин. – Здоровяк. Какой-то чокнутый военный, американец. Что-то начудил в Ираке, прикинулся чокнутым, попал сюда. Вспоминай. Мы подключили, и чувак впал в кому.

– А-а, что-то помню, да… – Симони нахмурил лоб и стал часто кивать, будто вспоминал, хотя Ника готова была спорить на собственный палец, что тот отлично понял с самого начала, о ком речь. – К сожалению, он умер.

– Как умер?

У Ники вмиг обмякли колени. Она почувствовала невероятное желание немедленно попасть на свежий воздух. Как можно дальше от этого места и от аппарата, который может ее уничтожить.

– Не приходя в сознание, около четырех лет назад, – доктор пожал плечами. – Такое бывает.

– Особенно если ему сварили мозги!

– Не кипятись, – фыркнул Колин. – С тобой все будет путем.

– А какова причина смерти? – спросил Алекс, который хоть и держался нейтрально, внимательно прислушивался к разговору.

– М-м… это конфиденциальная информация.

– Мы сами здесь конфиденциально. Так что не стесняйтесь, доктор.

Симони нахмурился и покачал головой:

– Я отключил его. Как врач, имею право принимать такое решение. Он был без сознания почти год. Больница не могла его содержать. У нас не хватает средств…

– Но я не из налоговой, – хмыкнул Алекс. – Просто хочу знать, что убило того человека? Ваше лечение или этот аппарат? Принципиальный вопрос.

Ника в этот момент испытала к нему благодарность. Ей было до невозможного страшно, и от подобных разговоров волосы на голове становились дыбом.

– Если хотите, – раздраженно ответил доктор, – если это так срочно, я дам вам его файл.

– Окажите любезность.

Выругавшись на итальянском себе под нос, доктор поднялся из подвала, и Алекс вместе с Никой пошли за ним.

– Спасибо, – тихо произнесла она, идя следом.

– Если эта консервная банка опасна, я не дам тебя подключить, – ассасин обернулся через плечо, бросил на нее скользящий взгляд.

Ника ощутила, как щемит сердце. «Ты стал бы отличным парнем, – подумалось ей, – если бы не был убийцей и чокнутым фанатиком».

Доктор Симони вошел в кабинет и направился к деревянному перекошенному шкафу со множеством ящиков. Сверившись с алфавитным указателем, он открыл нужную ячейку и стал копаться в папках. Судя по его нетерпеливому дыханию, он едва сдерживался, чтобы не выпроводить стоящих у него за спиной посетителей. Неизвестно, что покойный напарник Колина сказал доктору и какие между ними двумя были договоренности, но все меньше это походило на добровольное сотрудничество.

– Вот, пожа… diavolo! – сморщенное недовольством лицо доктора внезапно вытянулось от удивления. Он даже помолодел на несколько лет. Встряхнув головой, Симони принялся перебирать папку за папкой, снова и снова, пока, наконец, с грохотом не захлопнул ящик и разразился бранью на родном языке.

Ника с Алексом переглянулись.

Вдруг Симони что есть духу закричал:

– Ольга! Ольга!

В кабинет вбежала санитарка, та самая, что мыла кресло от крови. Они коротко переговорили на повышенных тонах. По говору женщины Ника поняла, что та ее землячка, но, странным образом, ничего не испытала.

Доктор Симони устало опустился в кресло с потрескавшимся дерматином. Не похоже, что все пошло по плану.

– Папка исчезла.

– Возможно, ее переложили в другой ящик? – Алекс внешне сохранял спокойствие, хотя Ника заметила, как он подобрался. У нее самой возникло неприятное чувство. Ей вдруг стало абсолютно очевидно, что эта папка играет важнейшую роль. Даже своим отсутствием. В прошлом Лорин неоднократно указывала Нике на важные точки в пространстве, во времени и событиях, незаметные для простого человека. И сейчас был такой же случай.

Доктор зловеще рассмеялся и обвел комнату безумным взглядом:

– К моим бумагам никто не прикасается. Это закон. А его папка…В общем, она не могла просто исчезнуть, это нонсенс!

Он нервно мял пальцы, едва не выворачивая их из суставов. «Неужели он так переживает из-за пациента, о котором якобы успел забыть», – подумала Ника. Работа в таких условиях сказывается на психике. Люди либо ломаются, либо убивают в себе часть человеческого, чтобы сохранить остатки здравого смысла. И все же доктор Симони боялся, невероятно боялся, поэтому обильно потел и лихорадочно бормотал под нос что-то на итальянском.

– Вы солгали нам, – Ника не сводила с него глаз. Алекс чуть повернул голову в ее сторону, но ничего не произнес. – Что на самом деле случилось с пациентом?

Доктор поднял на нее испуганный взгляд и покачал головой.