Уж замуж невтерпеж, или Любовь цвета крови Штурм Наталья

Глава I

Мы учились с Ромой Абрамовичем в одном классе в школе № 232 города Москвы. Рома ухаживал за мной. А мне нравился мальчик Женя из параллельного. Он был симпатичнее. Если бы я приняла ухаживания Ромы, то, наверно, в данный момент не сидела бы в качестве пострадавшей на судебно-медицинской экспертизе. Или, наоборот, Рома не стал бы олигархом. Ездил бы со мной по концертам в должности директора коллектива «Ягодки». За тысячу у.е. в месяц. Между прочим, немалые деньги. А так… У меня жизнь – как в мексиканском сериале, да и о нем разное пишут: что-то покупает все время, продает, постоянного местожительства не имеет. Ищет себя… А могли бы быть счастливы!

Если бы… «Если бы у бабушки было кое-что, она была бы дедушкой», – вспомнились слова одной акулы шоу-бизнеса. А значит, чуда не произойдет. Ромка меня не спасет. И я его тоже. Значит, буду надеяться на себя. Как обычная среднестатистическая российская женщина, мечтавшая о принце и бо-о-льшой любви!

Через неделю у меня день рождения. Отвратительное настроение, потому что радоваться нечему. Семья распалась, сына нет, с работой полный развал. Перечислив плохое, о хорошем уже не думается. Женщине вообще свойственно зацикливаться на отрицательных эмоциях, если речь идет о ее личной жизни.

Лежу на кровати, тупо смотря все передачи подряд. Представляю: а если бы сейчас вошел в комнату мой муж и сказал: «Мышь, я больше не буду пить, играть в казино сутками, драться – пошли домой». Согласилась бы?

Или все же меня устраивает эта теперешняя жизнь, как в блокбастере. Каждый день новое приключение, экстравагантные друзья, ночные автомобильные гонки и заумные беседы в клубах дыма ночных клубов.

Или все же я добропорядочная семейная девушка с детьми в ожидании не совсем качественного, но все же законного супруга.

А вообще, кто это придумал, что женщина должна вымучивать свое личное счастье, держаться за него, мирясь со скотским к себе отношением?!

Наш роман с Робертом начался именно после одной такой внутренней истерики. «Как же так? – думала я. – Уже неделю одна». Предыдущий, владелец крупной нефтяной компании, через два года безмятежного счастья вдруг решил, что очень виноват перед своей женой, изменяет ей аж два раза в неделю. И за меня ему обидно: такая молодая, красавица, талант… и одна. А чаще регламент не позволяет! Поэтому для моего же блага лучше будет нам расстаться. Он даже слово подобрал какое-то мерзко-порядочное – «Остановиться!». Не пора ли нам, дорогая и Безумно любимая, остановиться!

Я останавливаться не собиралась – меня все устраивало! Отдых на яхтах по Сардиниям и Корсикам, модные горнолыжные курорты, калейдоскоп ресторанов, подарков, в общем, все то, что может украсить жизнь любой девушки. А уж полюбить такого мужчину – проще простого. Если богатый мужчина щедр, ты будешь непременно клясться ему, что, когда он будет бедным, ты пойдешь за ним на Колыму. Обычно после этих слов многие мои подруги заливаются слезами умиления от своей жертвенности. Предупреждаю сразу: мужчинам-олигархам эта ваша фантазия точно не понравится – они не хотят быть бедными и тем паче оказаться на Колыме, даже для того чтоб убедиться в вашей бескорыстности.

Короче, я осталась одна. Правда, на другой день нефтяник все же мне позвонил осведомиться: не лучше ли рубить хвост по частям? Надо сказать, за всю мою биографию этот случай был единственный, когда меня кто-то бросил. Интуиция у меня недурная. Поэтому могу порекомендовать.

Если вас бросил мужчина с мягким характером – не трепыхайтесь. Смиренно скажите, что будете его всегда ждать. Он непременно позвонит. Главное, чтобы вы к тому времени не состарились.

Если разрушил ваше счастье боевитый самец-затейник – ничего не говорите. Вообще. Положите трубку или молча выйдите из машины (из моря, из его особняка, из густонаселенной коммунальной квартиры). Нужное подчеркнуть. Для такого бойца лучше всего подойдет неизвестность. Пусть мучается – что там у вас в голове. И самолюбие сохраните, и интригу.

Я для себя решила, что теперь наступает новый этап моей жизни – семейный. У меня уже было все: известность, деньги, квартиры, дача. Была крепкая нервная система. Красавица-дочь, властная мама, подруги с одинаковыми проблемами, мужчины – полулюбовники-полудрузья. Полная свобода в действиях. И вдруг я почувствовала – все. Хочу семьи с единственным: он же муж, он же отец сына, он же отчим моей доченьки, он же любимый. Не чей-то, украденный на ночь, а мой. Собственный. Идиотка. Если б я знала, чем это кончится.

Отделение милиции подмосковного района выглядело погано. Видок у меня тоже был не на пятерку. Левая рука в гипсе от шеи до пояса, разлившийся синяк на все лицо от переломанного носа. В параде уродов я могла бы стать призером.

Самое сложное было управлять машиной одной рукой – из Москвы до местного УВД 40 км. До сих пор удивляюсь, как это у меня получалось. Месяц водить джип одной рукой – экстремальное шоу.

Как-то раз я забыла снять машину с охраны и еду себе. А в мобильнике зарядка кончилась. Тут, как назло, машину блокирует спутник, и я встаю посередине Ленинградского проспекта. Теперь представьте картину. В распахнутой шубе, на левом плече виден белый гипс, пустой рукав болтается, в другой руке бесполезный мобильный телефон, на физиономии бланш, и все это подходит к стоящим на остановке мужчинам и кокетливо спрашивает: «Можно позвонить с вашего мобильного?» Оба мужика тут же ушли с остановки, не дождавшись троллейбуса. Я осталась, растерянно глядя им вслед.

– Эй, это че, твой «Лексус» стоит? – бомжеватого вида мужик указал на сиротливо стоящую посередине движения машину.

– Мой… – почему-то виновато ответила я.

– На, звони, – бомж царственным жестом протянул мне мобилу. Мелькнула мысль его подвезти. Когда хреново самой, становишься добрее к другим.

В отделении милиции меня встретили душевно. Увидеть и послушать приходили аж с других этажей.

Наконец мною занялся участковый по фамилии Блохин. Обозначая себя хозяином своей территории, а, видимо, по совместительству и моей судьбы, мент положил свою ногу в ботинке на стол прямо перед моим носом и спросил:

– Муж избил? Будем сажать гада?

Я подробно рассказала, что произошло. И даже показала. На себе. Синяки на бедрах и ногах только начали приобретать обнадеживающе-доказательный вид.

– Ух ты, как он вас, – не скрывая сластолюбивую улыбку на роже, восклицал мент Блохин. – Мы его засадим конкретно!.. Вот только зарплата у меня маленькая – жалко, всех не пересажаю гадов, – причитал участковый. Его намек я поняла только через несколько дней.

По двум статьям – нанесение побоев средней тяжести и угроза убийством – Блохиным был вынесен отказ в возбуждении уголовного дела. Дознавательница Тварева, стараясь не смотреть мне в глаза, демонстрировала новое платье унылым сотрудницам, до которых, видимо, не дошли деньги моего мужа.

Для меня это было первое обращение в милицию за всю жизнь. И первый шок. Я задавала себе вновь и вновь риторический вопрос: как может быть, чтобы женщина с переломами ключицы и носа, с многочисленными гематомами на разных частях тела просила ее защитить, а ей отказали. Моя адвокат заразительно смеялась:

– Вы в какой стране живете? Дали бы участковому триста баксов – он бы вашему мужу еще и скотоложство приписал. А так… Будем бодаться, пока кому-нибудь из вас не надоест.

Больше я уже ничему не удивлялась.

Прокурор был самый что ни на есть настоящий. Такой, каким должен быть: красивым, монолитным, бескомпромиссным. Сказал как отрезал.

– Здравствуйте! Меня зовут…

– Узнал. Присаживайтесь.

– У меня вот…

– Вы говорите правду? – Его глаза выжигали сердце. Такому не солжешь.

– Клянусь.

– Идите.

Из прокуратуры я вышла пошатываясь. Причастность к высшему органу справедливости подмосковного района подняла меня на недосягаемую степень самоуважения. Уголовное дело было возбуждено.

То, что я полюбила игрока и алкоголика в одном лице, я поняла не сразу. Точнее, захотела понять не сразу. Познакомились-то мы в казино, и он был сильно пьян. Говорить он уже не мог и жестами объяснил, что является моим поклонником. Ветер свободы свистел у меня в ушах, карманы были полны денег, ежедневник пестрел предложениями. Роберт не мог стать обузой, он мог быть лишь одним из… Я приготовилась к отношениям налегке.

– Ты не хочешь спросить, женат ли я, есть ли у меня дети? – не выдержал он через неделю знакомства.

– Мне неинтересно. Я отношусь к тебе с юмором, – равнодушно ответила я.

– Я женат, у меня есть дочь… и собака, – почему-то добавил он.

«Полный комплект для семейного счастья», – подумала я, слегка позавидовав.

Отношения наши еще не зашли в глубь меня, поэтому я диктовала свои правила.

– У меня нет времени на тебя. Извини. Созвонимся позже. – Мысленно я мстила ему за «комплект».

– Я утром приеду к твоему дому, когда ты дочку в школу повезешь, – не сдавался он.

– Не теряй время. Пока, дорогой.

«Чего ты злишься? Зачем он тебе?» – здравый рассудок указывал мне на сомнительность выбора. «Ничего, пусть будет. Что-то в нем есть», – отвечала я сама себе. У него красивое имя – Роберт. Такое же, как у моего любимого актера Де Ниро. Ему тридцать пять лет, он далеко не урод, к тому же женат – значит, кому-то нужен. Ничто так не заводит женщину, как мысль о победе над соперницей.

Вечером я приехала к своему приятелю Жене. Его популярный хит про девочку в автомате, которая плачет, предполагал понимание женских проблем. Их я и вывалила на Женьку.

– Понимаешь, по-моему, я влюбилась в алкоголика, – грустно поведала я.

– Кого ты имеешь в виду? – забеспокоился артист.

– Да ходит тут один, из бизнесменов…

– Не связывайся. С пьющим пропадешь! – философски заметил мой друг.

– А лучше давай выпьем. Хрен с ними – их много, а мы одни, – видимо, вспомнив о звездном статусе, произнес певец.

– Где справедливость? – рассуждал он дальше, выставляя на стол разные вкусности. – Вот говорит чья-нибудь жена: «Муж пьет – разведусь!», но ведь не станут же они бросать матерей, отцов пьющих, будут сначала их лечить, сколько сил хватит, а муж такой же родственник, самый что ни на есть родной, за него всю жизнь бороться надо, а не разводиться! – последние слова Женя уже выкрикивал от возбуждения.

Домой я вернулась в четыре утра в твердой уверенности бороться за Роберта – чужого мужа-алкоголика.

Гастроли в Крыму на несколько дней отодвинули назревавший роман. Когда живешь в гуще быстротекущих событий, нет времени на эфемерные фантазии.

Роберт остался в далекой хмурой Москве, а я в компании друзей-артистов колесила по Симферополю, Бахчисараю и Ялте.

Гастроли – как наркотик. Подсаживаешься и хрен так просто соскочишь. Жутко тянет каждый раз снова испытать всю прелесть внимания к своей персоне, суету переездов, терки ни о чем в ожидании самолета или поезда, хохмы и приколы любимого коллектива. Рядом твой директор – «папа-мама». Он решит все проблемы. Тебе остается только хорошо выглядеть и отлично отработать. Если без неприятных сюрпризов, то все обычно проходит на ура. Почти довольного собой артиста после концерта погружают в авто и перевозят в шикарный номер отеля. Там уже одни, лежа на диване, смотрят ТВ и отсыпаются, а те, что покрепче и помоложе, глушат всю ночь веселые напитки и пускаются во все тяжкие. Ночь удалась, если мебель в номере перебита, был секс, а гитарист N, как всегда, потерялся.

Среди артистов ходила байка про одного о-о-очень известного рокера. Будучи на гастролях, он напился до того, что не мог найти дверь. Так ему кричали в замочную скважину: «Ползи на стук!» Недавно видела его на одной пафосной акции – видать, все-таки выполз…

Гастроли в Крыму сулили свежие ощущения, поскольку проходили в рамках дней культуры, и собралось много коллективов, в том числе и театральных.

В главной роли спектакля по пьесе Ф. Фицджеральда был секс-символ Дмитрий Шевцов. Атлетический красавец с грустными глазами сражал сердца девушек наповал. Когда он появился в кафе, где все артисты ужинали после концерта, на его руках висели по четыре актрисы и позади волочился шлейф из воздыхательниц.

В этот день нам, нескольким артистам, присвоили звания заслуженных. Это было приятно. Народ в кафе бурно отмечал событие, тем более что причина уважительная.

Дима подошел ко мне и поздравил. У меня что-то дернулось внутри. Мне редко кто-то нравится с первого взгляда. А тут – поглупела в секунду. Типаж мой. Темноволосый, печальный взгляд и интеллект в глазах.

Пошли всей гурьбой к нему в номер. Я чувствовала, что нравлюсь ему. В номере через полчаса стало нечем дышать от биополей похотливых девушек. Каждая хотела остаться в номере последней. Осталась последней я.

…Он потер виски красивыми руками и произнес:

– Что-то я сегодня перебрал, по-моему.

«Не алкоголик, – догадалась я, – те хрен признаются, что нажрались».

– Пойду приму душ. – И он удалился в ванную.

Я убрала пустые бутылки, вытряхнула пепельницу, протерла стол и вдруг поняла, что между нами ничего не будет. При всем его великолепии (парадокс!) он был абсолютно несексуален. Мне хотелось его приласкать, пожалеть, позаботиться о нем, как о сыне, но не более.

Он вышел из ванной и тут же юркнул в кровать. Лег… и закрыл глаза.

Я была не нужна ему. А он не был нужен мне.

Я присела рядом с ним на кровать, зачем-то натянула ему до подбородка одеяло, потом провела пальчиком по его бровям, выключила настольную лампу и закрыла за собой дверь.

«Это был короткий роман» – как в песне. Только не роман – гастрольный эпизод. Но я его хорошо запомнила. Почему? Наутро, когда мы улетали, он подошел, с благодарностью посмотрел мне в глаза и сказал: «Спасибо…»

Погода в Москве преподносила сюрпризы. Дождь шел непрерывно: то накрапывал, то усиливался в непроницаемую стену. Когда идет дождь, мне хочется любви. Хочется бежать друг к другу под проливными струями и с разбегу ударяться о любимое тело, прятаться в сильных руках и так стоять, застыв от счастья.

Бывает, состояние любви приходит, когда предмета любви еще нет. Просто любишь и мечтаешь о Нем. А когда призрак мечты вдруг материализуется, ты соединяешь мечту и реального героя в одно целое и свято веришь, что нашла наконец свою половину.

В отличие от меня Люся верила, что дождется Единственного. Мы дружили еще со школы, но были полярно противоположны. Поэтому никогда не ссорились. Поссориться с Люсей было невозможно. Она была тиха, спокойна и бесконфликтна. Весь ее внутренний бунт к несправедливой женской доле проявлялся в том, что иногда она звонила жене проклятого Жучинского и говорила ей, что ждет ребенка. Подлый Сергей Сергеевич никак не выполнял обещание жениться, данное… восемнадцать лет назад! За эти годы Люся успела родить от него очаровательную Светланку, закончить два института, поработать и администратором кафе, и управляющей крупной компанией. В выходные дни Люська писала стихи и плакала. Потом звонила мне и плакала, читая свои стихи.

Вопреки всем теориям о наследственном невезении (если мать одинокая, то и дочь будет маяться) у Люси была образцовая семья. Мать и отец любили друг друга безумно. Прожили сорок лет вместе без единой ссоры. Отец был ректором гуманитарного института, а мать – доктором наук и просто замечательной женщиной. У Люськи все должно было сложиться, как в сказке: блестящее образование, замужество, трое детей, обеспеченный быт и счастливые глаза.

Где, когда и в какой проклятый момент она встретила этого трусливого скунса Жучинского, сейчас уже не вспомню, но думаю, это был самый плохой день ее жизни.

Самое парадоксальное, что Люська со мной не согласна. Восемнадцать с лишним лет этот подлец не устает каждый день обещать, что завтра настанет час «X» и он уйдет к «своему родному Лисенку» навсегда. Восемнадцать с лишним лет она свято верит, что так и будет.

– Дура! – кричу я ей в трубку в силу темперамента.

– Ты знаешь, может, я и дура, но мне никто другой не нужен, – тихо отвечает она и жалобно плачет.

Люська – заноза в моем сердце. Ей я звоню спросить совета, нужен ли мне Роберт.

Ее советы такие же, как уголки губ, – горестно опущенные.

– Не нужен тебе Роберт. Женатые из семьи редко уходят. Тем более собака есть.

Люська была знакома с теорией «полного комплекта».

– Уйдет. Просто не нужно этого ждать. Установка такая: уйдет – хорошо, не уйдет – ну и фиг с ним.

– Молодец – умеешь. Я так не могу, – констатировала собственное бессилие подруга. – А ты Жанне звонила? Что она говорит?

Жанна была вечерней подругой. Ей я звонила после двенадцати ночи.

Жизненная гладь безмятежного Жанкиного счастья настраивала меня совсем на другой лад. Жанна была замужем уже тринадцать лет. Муж – хорошо известный в узких кругах певец – жил по принципу «чтобы завидовали». Рос сын – очень музыкальный паренек. Жанночка была рассудительной, доброжелательной и до тошноты справедливой. К ней я приезжала примерить на себя эту сладко-приторную атмосферу благополучия. Заряжалась, но местами жало и чувствовалось легкое удушье. Меня не покидало ощущение, что так хорошо просто не бывает, что, если порыться, из какого-нибудь шкафа обязательно выпадет скелет, да не один. Но Жанна умела молчать о своем личном, а я не любила расспрашивать. Словом, Жанночка в нашей компании была самой положительной героиней – образцовая верная жена, заботливая мамочка и умная советчица.

Мы договорились встретиться – Люська, я и Жанна – у нее дома, на выходных.

В гостях у Жанночкиного мужа был поэт Симон.

Мы с ним были хорошо знакомы, даже однажды сотрудничали над одной песней. И мог бы родиться «плевок в вечность», как многие артисты называют песни-хиты, но угораздило Симу сунуть в пасть моему домашнему любимцу – крокодилу Феде свой поэтический перст – тот его и тяпнул. Сима не растерялся и тут же сочинил стих «Не кусайся, Федя, не кусайся». Свое творение поэт оценил в такую сумму, что я спросила: «А если без укуса – тогда сколько?» На что Сима философски заметил, что травмы на производстве оцениваются по двойному тарифу. Я же, в свою очередь, заметила, что неизвестно, кто больше пострадал, Сима или мой любимый гладколобый кайман, который, вкусив плоть великого творца, теперь отказывается от пищи.

Сима перестал со мной разговаривать.

…Мы с девчонками удалились на кухню, чтобы не мешать мужчинам. Вкратце изложив суть вопроса, мы с Людмилой выжидательно уставились на Жанну.

– Быть или не быть Роберту? – подруга задумалась. – С одной стороны, на чужом несчастье своего счастья не построишь…

Я засопротивлялась:

– Минуточку! Я же не увожу его из семьи, не ловлю на пузо, не развешиваю свои волосы на его пиджаке! Все честно. Это решение должен принимать только сам мужчина – уходить ему или нет.

– Но с другой стороны, – переждав мою тираду, продолжила Жанна, – нельзя лишать человека возможности стать счастливым. Может, вы нашли друг друга в этом жестоком и бездушном мире?

Присутствие поэта в соседней комнате сделало ее речь высокопарной.

– Ну хорошо, станете вы жить вместе. Но ведь ты же артистка – сможет ли он понять тот мир, в котором ты живешь? Отъезды, воздыхатели… Смены настроения и депрессии в отсутствие отъездов и воздыхателей… Он ревнив?

– Не знаю, пока что он только переключил канал TV, когда я смотрела фильм с Бандерасом. Сказал, что у него такие шоферами работают.

– Бить будет, я чувствую, – сказала Люся и заплакала от жалости ко мне.

– Не плачь, давай лучше он тебя со своим шофером познакомит, – сострила я.

– Так, девчонки, давайте решать. Если сразу уйдет к тебе – распахивай объятия и становись счастливой. Начнет тянуть время – обрубай моментально, – подвела черту Жанна. Она торопилась покормить обедом мужчин и проводить в музыкальную школу Никитку.

Мы стояли в дверях, когда Жанна вдруг спросила:

– А ты его любишь?

Я помолчала.

– Очень хочется полюбить…

– Что ж, это уже немало, – как-то немного печально произнесла подруга. И мы разъехались по домам, каждая грустить о своем.

Роберт пригласил меня в путешествие. Я выбрала Мексику. Очень интересная страна с потрясающей историей. Давно хотела посмотреть на культуру ацтеков и майя, на созданные ими архитектурные сооружения, храмы и замки, полные тайн и мистики. Даже если окажется, что мы с Робертом в общежитии несовместимы, я все равно не буду жалеть о поездке, потому что увижу и узнаю много нового. Есть поговорка: «Не важно где, важно – с кем». Думаю, это не так. Это же не пластиковая Америка, где без хорошей компании с тоски завянешь. Здесь я надеюсь, уповая на сверхъестественные силы, символические атрибуты и религиозные обряды, познать «Нечто». И конечно, попросить для себя немножко счастья…

Как вы уже поняли, мои милые девчонки, я завела дневник и теперь все буду записывать. Для вас, мои хорошие! Целую. Пока.

Все – восхитительно! Роберт взял билеты на самолет в первый класс. Не ожидала. На самом верху сидели. Красота! Конечно, приятно, когда мужчина так красиво ухаживает и не экономит. Женщины любят, когда мужчины на них тратятся. Чем больше он тратится, тем выше твоя самооценка. Это известно. Мы решили разделить путешествие на две части: сначала поглядим столицу Мехико (это для ума), а потом на десять дней на побережье, в Канкун (а это для сердца). Сейчас поедем пирамиды смотреть. Обещаю талисманов вам привезти – на счастье. Верит все-таки российский турист в эти языческие символы. Привезет домой, поставит на стол чудовище, сочетающее в себе черты человека-зверя с выпученными глазами, раскрытым ртом, украшенным клыками, когтями и перьями. И будет на него молиться, доверять свои тайны, прикладывать к больным местам, тереть его и свято верить, что именно это божество сможет решить все проблемы. Целую вас. Пока, мои милые.

Девчонки! То, что я вам сейчас расскажу, – такого просто не бывает! Вот и не верь после этого в магическую силу языческих фигур!.. Я полюбила! Да, да! Теперь по порядку.

Сегодня мы поехали в «город богов» Теотиуакан смотреть пирамиду Солнца и Луны. Это высокое многоступенчатое строение. Каждый уважающий себя турист должен непременно добраться до самого верха и уже на вершине загадать желание. Там ты должен прочитать несколько раз заклинание, развернувшись туловищем в определенную сторону. Конечно, слепая вера и любовь к экзотике может загнать человека еще и не на такую верхотуру. Иначе, как пыткой, это восхождение назвать нельзя. Несчастный, потный турист под палящим солнцем карабкается наверх, отсчитывая сотые ступеньки, а у многих в руках еще и сумки с приобретенными каменными статуэтками. Каждая весит около двух кг и олицетворяет разных богов-покровителей. Эти символы нужно держать в руках и «освящать», когда обращаешься с молитвой к богам. А иначе не подействует. Роберт оказался на редкость внушаемым человеком и купил себе каменных идолов на все случаи жизни. Для себя я выбрала божество деторождения.

А потом мы отправились смотреть базилику святой Марии Гваделупской. Наш гид подвел нас к месту паломничества и говорит: «Вот этот недлинный эскалатор движется вдоль огромной базилики – святого лика Марии Гваделупской. Вы должны успеть загадать самое заветное желание и попросить ее помочь вам».

Мы с Робертом встали друг за другом на волшебный эскалатор и поехали. А я все никак не могла решить, что именно просить у святой, и вдруг вижу – эскалатор заканчивается. Тогда я быстро произнесла про себя: «Умоляю тебя, о Святая дева, пошли мне любовь огромную! Хочу встретить Единственного, полюбить и быть счастливой. Умоляю!» – эскалатор кончился. Девчонки, я была в полном смятении. Не поздно ли я сказала? Да и вообще – действует ли? Страна кактусов – менталитет другой. Сомбреры, текилы, койоты – далеки они от нас, сами подумайте.

Но вскоре я забыла о происшедшем. Море развлечений – глаза разбегаются.

Потрясение произошло ночью. Роберт уже спал. А меня вдруг накрыла такая волна чувств, такая необузданная нежность. Я лежала рядом и, как зачарованная, смотрела на его затылок. Вот она, моя любовь! Я нашла тебя. Ты был рядом, просто я не знала, что это ты. Девчонки, как он прекрасен! Солнышко, он воплощение моей мечты. Молодой, сильный, прекрасно сложенный, ласковый, нетребовательный, надежный – вот какой подарок послал мне боженька. Я обняла его и целовала спину. У него лучшая в мире спина! Широкие плечи, грудь колесом – вы увидите, обалдеете! Вот так бывает. Ну все, пока.

Мы уже на побережье. Наверно, Канкун – один из самых достойных курортов в Северной Америке. Роскошные отели, белый песок, рестораны в океане с акулами-попрошайками, плавающими в метре от столиков.

Сегодня ездили в Чичен-Ицу смотреть поле для игры в мяч. Это тоже было важным ритуалом у майя. На вертикальных стенках поля крепились каменные кольца, в которые должны были попасть игроки. Затем капитан победителей или побежденных обезглавливался (!). Конечно, не просто для развлечения публики, а для повышения плодородия земли.

Огромный пустой древний стадион. Каменные зрительские места. Сейчас прольется чья-то кровь… Жуть. Я вышла на середину поля и крикнула, подняв руку вверх: «Здравствуй, Цезарь! Идущая на смерть, приветствую тебя!» В свое время внутрь Колизея в Риме меня не пустили, поэтому знаменитое приветствие гладиаторов я решила применить по ситуации.

И все-таки непостижимо! Ты и чужая история под твоими ногами. Ты и вокруг тайны языческой религии, добрые и злые духи, леденящие кровь истории о жертвоприношениях. Маленькая букашка-человек, попавшая в иную, берущую начало еще во II веке до н. э. цивилизацию.

Подавленные соприкосновением с вечностью, мы возвращались обратно в отель. А по пути встретили свадьбу. Обычную мексиканскую свадьбу. На улице играла музыка, шум, гам, танцы.

Роберт вдруг спросил меня: «А у тебя было свадебное платье?»

Я вспомнила, что одалживала его у подруги. А он и говорит: «Ты будешь самой красивой невестой…» Я поинтересовалась: «Это ты к чему?» Он: «А просто так».

Ой, подружки мои, че делаеца-то! Намек, что ли?

Мы безумно влюблены. Днем поехали с ним в магазин за шмотками. (Ну, сами понимаете, как я могла обойтись без шопинга?!) Там он меня оставил и вернулся загорать на пляж. Я походила-походила по бутикам и чувствую – не хочу ничего покупать, неинтересно, лишь бы его увидеть скорее. Ничего не купила, села перед входом в «Молл» на лавку и приготовилась ждать. Мы договорились, что он приедет за мной через четыре часа. И вдруг такси подъезжает, и он бежит ко мне. Представляете? Не стал загорать, все бросил и вернулся. Соскучился. Малыш! Я его так зову. Он любит меня безумно, а я его. Целую вас, мои красавицы.

С ужасом думаю о возвращении. Что будет дальше? Вернется к ним или останется со мной? Семья его сейчас отдыхает в Турции и возвращается через три дня после нас. Понятно, что жена увидит загар и визу в загранпаспорте. Что он скажет ей? Будет врать или признается? Окажется таким же трусливым, как большинство гуляк, или честно поставит все точки над «i»? Ой, девки, как мне вас не хватает!

В аэропорт за мной приехала Любушка-голубушка, моя наставница-продюсер.

Любовь Воронина была популярным в тусовке человеком, поэтессой, тонкой души леди, что, однако, не мешало ей материться так, что мужчины робели.

– Так, сразу едем во Внуково. Вылет через три часа, – проигнорировав моего спутника, сообщила мне продюсер. Действовала Любовь Григорьевна всегда быстро и безапелляционно.

– Познакомься, это Роберт, – перевела я ее внимание на моего избранника.

Любовь Григорьевна была старше меня, а значит, опытней. Она оценивала сразу и вслух.

– Хорош. Молод. Денег на шоу-бизнес даст?

Я смутилась:

– У нас это… любовь!

Люба схватила меня за руку и скороговоркой зашептала:

– Нормальный мужик, хуже одиночества ничего нет, нам пора, тебе еще надо домой заехать за костюмами, прощайся с мальчиком и бегом.

Невозможно было представить, что вот так просто мы сейчас расстанемся с Робертом. Невозможно было разорвать пополам то целое, которым мы стали за эти две недели. Он стоял рядом со мной, на моей стороне. Если бы он встал напротив меня – это проигрыш, если боком – нейтралитет. Он встал в единственно возможном для меня варианте – рядом. Мы были МЫ. А все остальные были – против. Отсоединиться и уйти было физически больно. Я представила, как он будет сидеть эти сутки у себя дома, и этот родной уют, эти занавески, утюги, ложки-чашки, диваны с пледами будут перетягивать его в привычную жизнь. Особенно страшной представлялась мне картина его встречи с дочкой. Когда она протянет ему в ладошке ракушки и скажет: «Папа, это я тебе собрала».

Мы с Робертом, как сиамские близнецы, бросились вместе догонять убежавшую вперед Любовь Григорьевну.

– Я никуда не поеду, – сообщила я ей бесстрашно.

– Ты что, мать, ох…ла? – Люба, как всегда, была точна в выражениях.

– Я понимаю, прости, пожалуйста, ну, скажи, что я заболела, верни гонорар, извинись, ну придумай что-нибудь…

– Это скандал. Тебя больше не пригласят. – Она любила сгущать и пугать.

– А ты им напомни, что они сами трижды сроки переносили. В конце концов, ты меня не предупредила заранее и там, кроме меня, еще полно коллективов.

Водитель и охранник Роберта стояли поодаль в ожидании распоряжений. Носильщик подвез багаж, и Роберт, извинившись, отошел к ним.

– Понимаешь, – продолжала я, – нельзя сейчас оставлять его одного. Он будет чувствовать себя брошенным. Надо чем-то пожертвовать. Это мой шанс стать счастливой. Ты же сама говорила – хуже одиночества ничего нет, – уговаривала я хмурую наставницу. – Любочка, прости, я компенсирую твои потери, только не говори мне больше, что там люди ждут, а то я сломаюсь.

– Зря ты, конечно. Но раз так решила… Одно тебе скажу – никогда не жалей мужиков. Не оценят.

И она одна отправилась к своей машине.

Вместо гастролей я на три дня погрузилась в студийную работу. Это неотъемлемая и важнейшая часть творческой жизни любого артиста. В студии, записывая песню, ты можешь полностью выразить себя, дать актрису, отшлифовать каждый звук и выдать миру достойный качественный продукт. Концерт мимолетен. Пролетело два часа – и все. Как ты спел – что-то изменить, исправить поздно – уже не перепоешь и не переиграешь.

Запись песни в студии – это как рождение ребенка. Минимум интереса к себе. Все отдается только ей, песне. Ты готовишься к записи, внимательно работаешь над словами песни, написанными крупными буквами на листе бумаги, думаешь об образах, проникаешься атмосферой сюжета. В помощь себе я люблю еще расставлять ударения на главных словах. В эти дни ни о чем другом думать невозможно. Только песня – как ее создать.

Ты приходишь в студию в неприметной удобной одежде, желательно в джинсах, чтобы животу удобно было держать опору, в туфельках на низком каблуке или в спортивной обуви. Лично я не пользуюсь косметикой в этот день. Мешает. Есть только песня и твой голос – тебя, любимой и распрекрасной, просто нет.

И наконец наступает священный момент: тебя закрывают в маленькой комнатке, где ты остаешься один на один с Его Величеством микрофоном. Некоторые артисты любят полную изоляцию. Занавешивают материей стекло, разделяющее тебя и звукорежиссера. Так делает, к примеру, Алла Пугачева. Изолируется целиком от посторонних взглядов и дает там актрису. Те гримасы и ужимки, которыми артист сопровождает запись песни, можно сравнить с картинами Босха. В страшном сне такое не приснится. Вот где папарацци оттянулись бы вволю.

Щепетильные и дотошные исполнители, не уставая, перепевают, переделывают неудачно спетые фразы или сложную ритмическую фигуру. Помню, я однажды на записи очень комплексовала, что у меня много раз не получалось одно и то же слово. Ну, никак. Звукорежиссер мне и говорит: «Ха, это что!.. Однажды у нас группа „Нэнси“ писалась – так те вообще по букве вписывали».

Звукорежиссеры – это вообще отдельная тема. Это как же надо любить свою профессию, сколько иметь терпения, чтобы часами слушать эти выкрики, вопли, мяуканья, сексуальные пришептывания и прочие выразительные звуки.

Иногда мне кажется, что у хороших звукорежиссеров не может быть все в порядке с головой. Представьте, что вам в уши постоянно громко кричат. Не час, не два, а сутками! Удивляюсь всегда, как они, спокойно двигая ручки на пульте, вновь и вновь возвращают песню или фразу к началу, чтобы недовольный собой артист перепел ее.

Я бы, например, не выдержала и сказала: «Вот тебе, дорогой, три дубля – как споешь, так споешь – и катись отсюда повышать профуровень». Конечно, каждый должен заниматься своим делом.

Помню ошибку, которую допустила, пригласив хорошего студийного звукорежиссера работать со мной на концертах. Как говорится, это две большие разницы.

Мы приехали в Железногорск на предвыборную кампанию Александра Руцкого.

Заселились с коллективом в гостиницу. А потом г-н Руцкой пригласил меня отобедать вместе с его администрацией в их ресторане. Я взяла с собой директора, и мы часа на два уехали.

На приеме было все, как обычно: разговоры, обмен любезностями, совместные творческие планы и… вкуснейшая корейская морковь. Вернулись мы сразу на площадку к началу концерта. Балет, готовый к выходу, разминался. Звукорежиссера не было. Директор позвонил Сергею. Оказалось, он проспал. Второпях, весь в извинениях он прискакал на площадку, благо это была городская уличная сцена рядом с отелем. Но тут выяснилось, что он забыл в номере мой микрофон. Я была зеленая от возмущения. Слава богу, концерт прошел нормально. Последние песни мы с Руцким уже пели вместе с горожанами, заполнившими площадь.

В гостинице я орала, как потерпевшая. Звукорежиссер Сергей хлопал глазами и никак не мог понять, что он сделал не так. То, что по его милости задержали концерт на пятнадцать минут, не пробудило в нем чувство вины. С тем же спокойствием, с которым он в студии двигал ручки, вызывая мое восхищение, он сейчас молча выслушивал претензии. Зато на нервной почве и от острой моркови у меня разболелся желудок. Конечно, звукорежиссера я уволила и зареклась путать Бабеля с Бебелем. Студия студией, а концерт – это уже другая история. Здесь дисциплина нужна.

Все три дня Роберт заезжал за мной на студию, и один раз я даже дала ему послушать готовые треки. Он выбрал лучший, продемонстрировав музыкальный вкус, чем приятно меня удивил. По роду деятельности он был далек от музыки. Но мне, влюбленной по самое си-бемоль, казалось, что он нераскрытый талант.

Когда Роберт насвистывал мелодию из сериала «Улица разбитых фонарей», я его сравнивала с Фрэнком Синатрой. Он смущенно улыбался и нежно отвечал: «Прекращай давай… ерунду говорить». Но видно было, что ему приятно.

Наступал день Икс.

Завтра возвращается из Турции его семья и… что дальше?

– Что дальше? – спросил он меня, едва мы вошли к нему в квартиру. Он привычным жестом налил себе виски, плюхнулся в огромное мягкое кресло и погрузил босые ступни в роскошную шкуру неведомого зверя.

– Я не знаю, – пролепетала я.

Мне никогда прежде не приходилось уводить мужчину из семьи. По гороскопу я – Рак. Предпочитаю заползти в свою раковину и переждать – пусть все само решится.

– Как мы дальше будем жить? – вопрос звучал уже более конкретно. Он ждал ответа. Я должна была ему что-то сказать.

«Что меня ждет без него?» – думала я про себя. Тайно встречаться я не буду, украденное счастье – не моя тема. Вечерние звонки шепотом перед сном с законной супругой – не для моего самолюбия. Остается одно – расстаться. Найти в себе силы и никогда не встречаться вновь. Пусть любовь источит мое сердце, душа изноет, глаза изольются, но лучше быть одной, чем униженной.

– Послушай, Малыш, – начала я, – все так просто. Ты любишь меня – я тебя. Двери моего дома для тебя открыты. Я буду счастлива, если ты решишь соединить свою жизнь с моей. Но я никогда не приму жизни втроем. Или мы отныне вместе, или сегодняшняя наша встреча последняя.

Он помолчал. Потом поднял на меня печальные глаза и сказал:

– Я очень люблю свою дочь. Как же она?

Мой разум вдруг стал неожиданно выдавать ответы, которые мне были совсем не свойственны.

– С дочерью ты будешь видеться так же, как раньше. Сосчитай, сколько часов в неделю ты посвящаешь ей. Только честно! Пять дней в неделю ты на работе. Уходишь рано – она еще спит, приходишь – уже спит. Остаются суббота, воскресенье. Раньше ты в эти дни расслаблялся, отправляясь на рыбалку, в ресторан или казино. И так пролетает вся неделя. Теперь же наоборот – испытывая чувство вины, ты будешь видеть ее гораздо чаще. Выходные проводить с ней, брать ее с собой в отпуск, в поездки. Ты помнишь, когда в последний раз ты с ней где-то был? Как начался наш роман – ты или на работе, или все свободное время тратишь на меня. Наведи порядок в своей жизни – в ту или иную сторону. От этого все выиграют, – закончила я как профессиональный психоаналитик.

Но все равно было тошно. Он молчал и только добавлял виски. Молча мы вернулись ко мне домой. После Мексики он жил у меня. Я даже полочку в шкафу ему отвела. Среди моего вещевого взрыва его вещички были аккуратно сложены и лежали стопочкой, лаская глаз.

На следующий день я проснулась, когда он уже уехал на работу. Был чудесный солнечный июньский день. Через открытый балкон доносился привычный московский гул, шелестели листики кленов, растущих под окнами. На душе был покой и щемящая радость от предчувствия скорых перемен.

Я открыла шкаф. Его полка была пуста. Я заплакала. Навзрыд. Бросилась в прихожую. На стеклянном столике лежали его ключи. Те, что я ему дала. Он ушел. Он ничего не оставил, чтобы вернуться.

Днем приехала моя неблизкая подруга Алла, редактор журнала «ТВ-парад». Привезла мне «Крошку-картошку» – чтобы развеселить. Алла была уверена, что надеялась я зря и мужчины, рабы привычки, редко меняют коней на переправе. Она растила одна двоих сыновей и по характеру была им скорее отцом, чем матерью.

– Позвони ему, – предложила Алла.

– Нет, – отрезала я. – Исключено полностью.

– Почему? – поинтересовалась журналистка.

– Он должен меня уважать даже поверженную.

По моим подсчетам, его семья прилетела в четырнадцать часов, в семнадцать они уже точно должны быть дома. На часах был двадцать один час. Никто не звонил. Я даже боялась пускать воду в ванной, чтобы не пропустить звонка. Я проверяла, работает ли мобильный и не отключили ли домашний телефон. Все работало без сбоев. Сбой был только внутри меня – я как-то сразу вдруг потускнела и поникла. «Значит – не судьба. Хотя жаль. Но не судьба. Но почему? Ничего страшного, и так бывает. Не хочу. Почему именно со мной?» Две меня разговаривали друг с другом, разрывая голову на части.

На часах пробило двенадцать ночи. Одна минута, две, три… Раздался звонок. Он.

– Я сказал жене, что полюбил другую женщину и ухожу к ней. Сейчас приеду.

– Подожди! – Я задыхалась от счастья. – Почему ты раньше не звонил? Я весь день ждала! Почему?

– Знаешь, ведь сегодня годовщина нашей с ней свадьбы. Я дождался, когда часы пробили двенадцать, начался новый день, и тогда уже сказал. Не хотел праздник портить.

Вот так. Целый день смеялся, шутил, целовал, наверно, а через пять минут взял и «убил».

Матвей Егорович, кряхтя, натянул валенки, потом надел тулуп, взял кастрюлю с похлебкой и вышел на крыльцо.

Вечерело, и кристаллики чистого январского снега слегка поблескивали в свете уличного фонаря. Дворовый пес Няф подбежал к хозяину и уткнулся грязной мокрой мордой в кастрюлю с едой.

Наивно-милая картинка деревенской жизни в жанре примитивизма…

Матвей Егорович Поляков жил со своей супругой Алевтиной Федоровной в старом деревенском доме уже более сорока пяти лет. Домик был никудышный: маленький, весь перекошенный, с плохо залатанной крышей. Казалось, он от старости сам хочет скорее сровняться с землей. Забор, туалет и сарай – все было дряхлое. Так они и жили все вместе – одногодки-старики, пес и их дом. Так, наверно, и уйдут в мир иной все вместе в один день. Как у Гарсиа Маркеса…

Матвей Егорович уже было собрался возвращаться в хату, когда услышал громкий крик на соседнем участке. Было слышно, как кто-то, задыхаясь, бежит в сторону ворот.

«Стой, сука, застрелю!» – услышал дед мужской голос. Любопытство заставило его подкрасться к забору и осторожно заглянуть в большую щель.

По соседнему участку бежала женщина в распахнутой шубе. Одну руку она прижимала к лицу. Она рыдала – это дед явно слышал.

Мужчина шел пошатываясь за женщиной – в руке у него было ружье.

«Боже ты мой, только смертоубийства тут не хватает», – напугался Матвей Егорович и отпрянул от забора. Но тут же прильнул снова – может, утрясется?

Видно было, что женщина тщетно пытается открыть автоматические ворота. Спасительные секунды были потеряны.