Волшебный компас Колумба Александрова Наталья

Ошиблась, конечно, как и всегда. Не получилось у нее счастливого замужества. Но про это лучше не вспоминать сейчас, а то вообще до утра не заснешь.

Тетка в больнице не лежала, дома и то недолго на больничном была. Дядька позвонил — умерла, говорит, вчера вечером, уже увезли ее. Деньги нужны на похороны.

А если бы не деньги, то и не позвонил бы. Тоня прибежала — как, что, отчего умерла-то? Тут и выяснилось все про теткину болезнь. В участковой поликлинике так и сказали — лечение ничего не дало, она все про себя знала и родственникам говорить запретила.

Ну, похоронили, поминки справили, народу было прилично — соседи, учителя из колледжа.

А через несколько дней звонит ей дядька — и ну по телефону матом крыть.

Тоня тогда отвыкла от его криков, так просто бросила трубку. Так дня два продолжалось. Наконец сообразил он, что криками ничего не добьется, и объяснил суть.

Оказалось, тетя Лина оставила свою долю квартиры Тоне. Специально нотариально все оформила. А дядьке ничего не сказала. И после смерти никакого ему письма с объяснениями — того, мол, с тебя хватит, что есть. Ужас, как дядька рассвирепел, никогда Тоня его таким не видела. Судом грозил, адвоката нанял, я, орет, тебя, такую-сякую, вообще без площади оставлю!

Справки принес, что он пенсионер и инвалид труда. Откуда уж взял, купил, наверное, инвалидность, он всегда был здоров как бык, на нем стадион вспахать можно.

Нотариусу, видно, слушать все это надоело, он и спрашивает строго: чего конкретно от племянницы хотите? Чтобы она вам квартиру отдала? В честь чего? Дядька так оторопел и снова начал про больного пенсионера, которого все обижают. Ну, нотариус его из кабинета выгнал и говорит Тоне вполголоса, что закон, конечно, на ее стороне, но дядька может судиться, ему спешить некуда и заняться нечем. Втянет Тоню в тяжбу, а ей это надо? Лучше договориться по-хорошему, чтобы квартира была у них пополам. А он уж дядькино согласие обеспечит.

Тоня-то на все была согласна, она, как обычно, от крика в ступор впала, ничего не соображает. На том и порешили. А только пользы от такого соглашения Тоне мало было. Сначала-то она у мужа жила. А потом, когда от Вики ушла и домой заявилась, на свою законную жилплощадь, такое там застала…

Оказывается, дядька женился. Вот так вот, все законно, в ЗАГСе расписался, жена его Тоне документ показала. Официальный, с печатью. Но это потом, а поначалу Тоня обалдела прямо, когда увидела, что в квартире творится.

Тетя Лина-то квартиру в порядке содержала. Ремонта дорогого, конечно, не было — откуда денег взять? — но все аккуратно, обои подклеены, нигде ничего не валяется. А тут в прихожей тюки какие-то, чемоданы, сумки, коробки, музыка играет, из кухни чад, как будто там целого барана жарят. Тоня о тюки споткнулась, свой чемодан уронила. Выходит из дальней комнаты какой-то тип — черный, с усами. Посмотрел так, ты кто, спрашивает?

«А тебе-то что, — Тоня отвечает, — хозяин где?»

«Хозяин? — протянул так, а сам глазами засверкал. — Ну, я хозяин, а что?»

Тоня аж поперхнулась, сумку выронила, куда, спрашивает, дядьку девали? Хочет крикнуть, а в горле ком. И не то чтобы дядьку она так пожалела, просто уж больно противно все. Ну, тот крикнул что-то на своем языке, похоже на «Мириам», что ли, и тут же выбежала из кухни женщина. Вроде молодая, только лицо какое-то несвежее, как будто молью траченное. Зуб золотой торчит, улыбка от этого неприятная, фальшивая. Руками всплеснула, якобы обрадовалась, а как заметила Тонин чемодан, так посмурнела лицом. В комнате скрылась, и тотчас оттуда дядька вышел. Небритый какой-то, неаккуратный, потертый. Лицо помятое, желтое, одет неряшливо. У тети Лины не такой был — сытый, гладкий, чистый весь, аж лоснился.

Ни «здрассти» не сказал, ни еще какого привета. Только уставился на чемодан и сумку как баран на новые ворота.

— Эт-та чего? — наконец спросил и пальцем ткнул, а голос хриплый, как будто с похмелья.

Да это так и есть, поняла Тоня, когда дядька подошел ближе, он же с жуткого похмелья. И вообще он пьет. Вот уж чего не водилось раньше, при тете Лине.

— Эт-та чего? — повторил дядька и пнул Тонин чемодан.

— Вещи мои, — Тоня решила держаться тверже, — а это кто такие? — Она махнула рукой в сторону коридора, где стояли теперь трое — женщина и двое мужчин, один тот, усатый, другой худой, небритый, щеки впалые, глаза ввалились.

— Эт-та? Жена моя, Мариночка… — сказал дядька, — и братья ее Аслан и Махмуд.

— Ты женился? — удивилась Тоня. — Еще со смерти тетки года не прошло!

— А твое какое дело? — вызверился на нее дядька. — Ты мне будешь указывать?

Тут эта его женушка всплеснула руками и скрылась на минуту в комнате, а после принесла корочки. И показала их Тоне из своих рук. Все правда, свидетельство о браке, дядькина фамилия черным по белому, и эта Мириам, что ли, или Малика, на «М» в общем.

— Да мне, в общем, все равно, — Тоня отступила, поскольку от дядьки жутко разило перегаром, а от его женушки — бараньим салом, — у тебя своя жизнь, у меня — своя.

И подхватила чемодан, намереваясь войти в дальнюю комнату, которая раньше была ее.

— Куда это? — прошипел дядька. — Там занято!

А тот, усатый, широко распахнул перед Тоней дверь. Она хотела войти, но встала на пороге как вкопанная. Ее комната под завязку была набита мешками, тюками и коробками. Еще какие-то вещи лежали просто так, на полу.

— Видала? — злорадно усмехнулся дядька. — Нет у тебя здесь комнаты, я ее сдал. Ты меня, инвалида-пенсионера, бросила без средств к существованию, должен я на что-то жить? Пенсии-то на лекарства не хватает.

— Ага, и на выпивку тоже, — разозлилась Тоня.

— Ты меня не трогай! — заорал дядька дурным голосом. — Чужие люди приласкали, накормили, обогрели! А племянница родная бросила как собаку бездомную!

Тут он икнул и закашлялся. Если бы дядька был в голосе, то Тоня бы отступила, потому что на его крик она реагировала всегда одинаково — застывала в полном ступоре и не могла ничего с собой сделать. Но сегодня дядька был не в лучшей форме, а у Тони просто не было выхода — жить-то негде.

— Половина квартиры моя по закону, — сказала она, — так что освобождайте комнату. Или я пока в другой поживу.

— В другой мы живем, — с ужасным акцентом сказал усатый, — тут тебе места нету…

— Вот так вот прямо? — Тоня очень рассердилась. — А если я в полицию пойду? У вас документы в порядке?

— Какая полиция, какая полиция? — затараторила бабенка визгливым ненатуральным голосом. — У нас документы в порядке, у нас с полицией никаких конфликтов нету, в нашем отделении брат мой двоюродный работает.

— Ты туда и не суйся, — прохрипел дядька, — у них там все схвачено. Уходи по-хорошему, если неприятностей не хочешь. А то напишу на тебя заявление, что ты наркоманка, так еще и загребут.

— Ах ты, скотина! И так столько крови мне попортил! — Тоня была на грани отчаяния. — Думаете, в вашем паршивом отделении вся власть? Ишь что выдумал — всю квартиру захапать! Тебе это так просто не сойдет, и этим тоже!

Тут вперед выскочил тот худой со впалыми щеками. Неожиданно сильной жилистой рукой он толкнул Тоню в узкий тупичок перед ванной и прижал к стене. Тоня содрогнулась, увидев совсем рядом его глубоко посаженные глаза, желтые, как у кошки, которые горели сейчас диким безумным огнем.

— Никуда не ходи, — прошипел он, и она с ужасом почувствовала прикосновение чего-то страшного и холодного к своей шее, — пойдешь — прирежу, как куренка. Тогда вся квартира наша будет. А тебя кто хватится, кому ты нужна?

Тоня почувствовала, что ноги стали ватными и сползла бы по стенке вниз, если бы страшный тип не держал ее.

— Поняла? — прошипел он. — Вали отсюда и сиди тихо, тогда будешь жива!

Еще раз тряхнул ее и ушел. Тут прибежала Мириам или как там ее, снова всплеснула руками, залопотала по-своему, затормошила Тоню, протащила по длинному пустому коридору и вытолкала на лестницу, выбросив следом ее вещи.

Опомнилась Тоня уже на улице и заторопилась уйти как можно дальше от этого дома, уж очень страшным было лицо одного из братьев, Махмуда кажется, и жутким прикосновение ножа к ее шее.

Она сняла комнату у тетки на вокзале, думала, что временно, а осталась там надолго. Сунулась было к юристу насчет квартиры, но тот ничем ее не обнадежил. В суд, конечно, подать можно, сказал он, но дело это долгое, муторное, дядька не будет на заседания являться, отговариваясь болезнью, кучу справок принесет. А этих его новых родственников выкурить из квартиры никак не получится, раз у них вся местная полиция подмазана.

Так и бросила Тоня это дело — против лома, как известно, нет приема. Не очень даже она и удивилась такому повороту событий — ясно же, что полная она неудачница, раз уж с замужеством не получилось, то и квартиру оттяпали. Насчет дядьки она никогда не сомневалась, что сволочь он первостатейная.

Понемногу отходила она от своей, с позволения сказать, семейной жизни. Выбросила Вику из головы, такое лучше вообще забыть навсегда. Что она и сделала. Поменяла в очередной раз работу, купила кое-какие вещи в хозяйство. Тетка, что квартиру сдавала, оказалась редкостная выжига, у нее на кухне мебель вся ломаная да пара кастрюль закопченных и вилки гнутые.

Подала Тоня на развод с Викой, чтобы уж совсем мосты за собой сжечь. Он, правда, звонил пару раз, предлагал помириться, да Тоня послала его подальше, вспомнив кое-какие слова из дядькиного лексикона. Не знаешь, когда пригодится!

Развели их без проволочек — ни детей нет, ни имущества общего. А через некоторое время звонит та самая соседка да и рассказывает, что попал Вика в аварию на новой своей машине, ударился головой, кости кое-какие переломал.

В общем, прогноз неблагоприятный, если и не останется инвалидом, то долго будет в себя приходить. Удивилась тогда Тоня — неужели это Лиза ему отомстила? Да нет, скорее судьба вмешалась, чтобы этот маньяк следующую дурочку не охмурил и мучить не начал. Так или иначе, к Тоне у полиции претензий не было — они к тому времени в разводе с Викой были.

Понемногу жизнь налаживалась. Тоня хоть успокоилась, спать стала лучше. Квартира съемная была двухкомнатная, и во вторую комнату привела как-то хозяйка жильца. Там комнатка была крошечная, мебели вообще никакой, только раскладушка да стол кухонный, с помойки хозяйкой принесенный. Никто там жить не хотел за ту цену, что тетка требовала, она жадная была до неприличия.

А тут один согласился. Как посмотрела на него Тоня, так сразу все поняла: алкаш самый настоящий, такому уже ничего не поможет, сопьется вскорости совсем, дело решенное. А пока Мишка этот, женой давно выгнанный, пристроился где-то дежурить два через два дня.

Пока нет его, Тоня старалась все дела хозяйственные переделать, чтобы на кухне не сталкиваться. Хотя мужик оказался не вредный, после работы напьется да и спит до полудня. Как глаза продерет, так, конечно, смотреть на него страшно — глаза мутные, рожа синяя, грязный весь, перегаром несет. Говорить даже не может, только подбородком трясет и заикается. Тоня поначалу боялась и на кухню выйти, потом привыкла, даже пива бутылку в холодильнике держала. Мишка пива выпьет, глаза продерет, а потом снова спать. А на следующий день уж только поест. Только Тоня его не кормила, еще чего не хватало.

Продержался Мишка так несколько месяцев, а потом его с работы уволили. Говорит, ни с чего, на работе он не пил, а Тоня подумала, что у него на роже все написано, вот начальство и распорядилось такого алкаша убрать с глаз долой. Запил тогда Мишка по-черному, с Тоней они поругались. И как-то не заметила она, что перестал он из комнаты своей выходить. Ну, ей еще и лучше. Вот приходит как-то она с работы, а он стучит в стенку. Тоня зашла — чуть не задохнулась, до того вонь в комнате стоит. Видит — совсем плохо Мишке, бледный весь, стонет тихо, голоса нет.

Вызвала «Скорую», увезли Мишку, две недели он в больнице провалялся, операцию какую-то сделали. Тоня в больницу не ходила, а тут врач звонит — так и так, выписываем его, так хоть заберите, а то он слабый совсем. Ну, жалко Тоне стало Мишку, все-таки не скотина, забрала она его, привезла на машине домой. Прибралась в комнате, еды какой-то купила, суп сварила. Все выходные с ним провозилась, лекарство по часам давала, чаем поила, воспитательную беседу проводила. В понедельник пошла на работу, а Мишка каждый час ей звонит. Где то, да где это, да когда придешь, да я есть хочу. Разозлилась Тоня да и высказала ему все как есть. Что ты себе выдумал? Я тебя не нянька, сам все найдешь, не младенец грудной! И не смей звонить на работу, еще не хватало, чтобы меня уволили!

Ну, Мишка и отстал. Приходит вечером Тоня, в квартире тихо. Она еще обрадовалась, помылась, ужин приготовила. А потом зашла к Мишке — а он уже холодный. Ремень привязал к трубе да и удавился. И записку оставил: «Совсем один, все плохо, все равно умру, так лучше сразу».

Тоня тогда от стресса сама чуть рядом не свалилась. Но опомнилась, вызвала медиков да полицию. Участковый приличный попался — не кори, говорит, себя, это он, видно, «белочку» поймал. Алкаши часто вешаются. Не переживай, никто его силой не тянул.

Ну, увезли его, Тоня сначала-то вздохнула с облегчением — одной заботой меньше. Хозяйка, выжига, едва начерно прибралась в комнате, даже раскладушку Мишкину выбрасывать не стала. Судачили бабки во дворе, что надо бы батюшку в квартиру пригласить, чтобы он что-то там сделал, покадил, освятил, молитвы прочитал, святой водой окропил. А иначе жить в той комнате нельзя. Ну, дождешься от жадины, как же! Хотела Тоня съехать, да деньги у нее вперед заплачены были за два месяца, а выжига ни за что не отдаст. А у Тони что — деньги лишние, что ли? Тем более что драла баба за комнату непомерно.

Правду люди говорили — не зря батюшку в таких случаях зовут. Потому что Тоня спать вообще перестала. Лежит до утра, прислушивается, все ей кажется, что Мишка в той комнате ходит. Ночью в туалет выйти боится — а вдруг Мишка выскочит. А если увидит она его лицо синее да язык вываленный, так сразу на месте умрет.

Стала Тоня нервная, вздрагивает, вещи роняет. На работе перепутала пару раз документы, заказы не туда послала. Начальник наорал, она, как обычно, в ступор впала. Он ее и уволил по-быстрому. Тоня спорить не стала, собрала вещички, расчет получила да и пошла. А охранник внизу пожалел ее, дал телефон Владимира Борисовича, там, сказал, работа есть с проживанием. Тоня и согласилась. И первый день думала, что ей повезло. Ага, как же, похоже, что и тут все закончится плохо. Такая уж у нее судьба, что ничего хорошего в жизни ей не отпущено.

Тоню разбудил телефонный звонок. Спросонья она долго искала мобильник, а он все заливался и заливался не умолкая. Наконец телефон нашелся под кроватью, бог знает, как он туда завалился, ни кошек в доме нет, ни детей.

— Да! — сказала Тоня. — Слушаю!

В трубке долго молчали, потом послышался какой-то скрип. Номер на дисплее был незнакомый, Тоня недоуменно пожала плечами и хотела уже нажать кнопку отбоя. Ясно же, что не туда попали, как тут прорезался женский голос.

— Это Антонина?

— Ну да…

Голос слышался издалека, как будто с другого конца земли, да еще все время прерывался.

— Это говорит хозяйка дома, я ваш номер у Владимира узнала.

— Татьяна? — Тоня вспомнила рассказ ушлой Анфисы Павловны. — Но ведь вы…

— Не говорите ничего по телефону! — испуганно забормотала женщина. — Ну да, это я. Понимаете, я хочу забрать собаку, Рика, мы не можем его бросить. Так вот не могли бы вы привезти его ко мне? Я сама не могу появляться дома…

Тоня изумленно молчала. Кто это звонит? Ведь хозяева дома сбежали всей семьей. Анфиса рассказывала, как жена хозяина с детьми уехала, как будто за ней черти гонятся, и этот водитель, что с Соколовой приехал, говорил, что сам Самохин в розыске, а семья его улетела в Германию.

— Вы меня слышите? — взывал женский голос в мобильном.

А с чего Тоня решила верить посторонней тетке и водителю? То есть Анфиса-то, может, и видела, как те уезжали, но вот водитель про Германию спокойно мог наврать, чтобы перед Тоней хвост распустить, будто он все знает, во все посвящен. Да кто ему расскажет такие подробности, его дело — только баранку крутить.

— Так вы мне поможете? — спрашивал голос. — Нужно только привезти собаку сюда, я заплачу вам за услуги, не сомневайтесь!

— Да, — наконец решилась Тоня, — да, конечно, я привезу его, говорите адрес.

— Кузнецовская улица, дом шесть, корпус три! — выпалила женщина. — Это недалеко от платформы «Паровозный музей»!

«Даль-то какая, — недовольно подумала Тоня, — что она, поближе подъехать не может? У нее самой машина».

— Знаю, что далеко, — женщина как будто подслушала ее мысли, — но вы ведь на автомобиле…

— Ну да, — неохотно согласилась Тоня, — хорошо, я успею за полтора… Нет, за два часа.

— Буду ждать!

Тоня с недоумением смотрела на мобильник. Что-то не понравилось ей в разговоре, голос у женщины был какой-то ненатуральный. Но, возможно, все дело в плохой связи. Так или иначе, для нее это какой-то выход. Вчерашний день показал, что находиться в этом доме небезопасно. Она решила остаться здесь только ради собаки. Невозможно бросить Рика на произвол судьбы. А так все устроится, она отдаст собаку хозяйке и может ехать на все четыре стороны.

Вот именно, как раз идти-то и ехать ей некуда. Так жалко Рика… Она успела привязаться к псу, и он к ней тоже. Тоня зажмурила глаза, чтобы отогнать набежавшие слезы. Ну что за ужасный рок висит над ней? Только появилась у нее близкая, родная душа, как судьба норовит ее отнять!

Тоня устыдилась своим мыслям и потрясла головой, чтобы выбросить их из нее. Нельзя быть такой эгоисткой, нужно рассуждать здраво. И поступать так, как будет лучше для Рика. Нужно отвезти его хозяйке, это будет справедливо.

Тоня шмыгнула носом и вытерла глаза кулаком, потом наскоро умылась и подкрасилась. Все-таки в город едет. Время неумолимо бежало вперед, и не осталось его даже для того, чтобы позавтракать.

Она закусила куском черствой булки и насыпала Рику в миску побольше сухого корма. Он посмотрел равнодушно и подошел к двери — сначала, мол, прогулка, а потом — еда.

— Ешь! — прикрикнула Тоня. — Потом во двор выпущу!

Снова Рик удивился — по утрам полагается полноценная прогулка в соседнем лесочке, он собака воспитанная, двор держит в чистоте.

— Рикуша! — Тоня присела перед ним и обняла за шею. — Ну, не капризничай, мы торопимся. На машине поедем.

Рик понял, что она расстроена, и тихонько лизнул в щеку. С другой стороны, раз она говорит: «Мы поедем», значит, берет его с собой. И это здорово.

Восточноевропейские овчарки очень умные, они понимают многие слова.

Тоня взглянула на часы, ахнула и побежала собираться. Когда она прыгала на одной ноге, натягивая джинсы, ей на глаза попалась шкатулка, которую нашла она ночью на чердаке. Тоня взяла ее в руки, теперь, при дневном свете, все равно не было видно ни замка, ни вообще никакой щели. Тоня встряхнула шкатулку и снова почувствовала, как внутри перекатывается что-то круглое и тяжелое.

И снова накатило вдруг такое чувство, как ночью. Захотелось прижать шкатулку к груди и никогда с ней не расставаться. Значит ли это, что в шкатулке находится что-то ценное? Скорей всего. И ее нужно отдать хозяйке этого дома. Потому что Тоня отсюда точно съедет — без Рика ей здесь делать нечего.

Вот вернется, соберет вещи, оставит ключи Анфисе Павловне или кому хозяйка скажет, да и поедет. Куда — это большой вопрос, но она подумает об этом потом. Сейчас нужно отвезти Рика.

Тоня упаковала шкатулку в два непрозрачных пакета, взяла свою сумку — там паспорт, документы на машину, еще кое-какие бумаги. Как положила все это в сумку, когда уезжала с квартиры съемной, так и лежат они там.

Рик оживленно вертелся рядом.

Тоня взяла поводок, что висел на крючке возле двери, и пристегнула его к красивому кожаному ошейнику. Рик не возражал, он знал, что когда идут мимо домов к лесочку, полагается надевать поводок. Хотя глупо это, конечно, что он — щенок безмозглый, что ли? Он службу знает, в собачьей школе обучался. Экзамен, между прочим, сдал на «отлично». Так что уж пройти рядом, возле ноги, как-нибудь может и без всякого поводка. По сторонам, конечно, смотрит — мало ли кто захочет эту Антонину обидеть, но ни на что не отвлекается. Уж на что у Аникеевых котяра наглый, так и норовит оскорбительное что-то мяукнуть, когда мимо проходит, но Рик на провокации не реагирует. На детей или на постороннего человека никогда не рыкнет. Детей он не то чтобы любит, но привык, пока жил тут, к девчушке хозяйской. Славная такая была, все норовила за уши его потрепать и печеньем накормить. Ревела в голос, когда увозили.

Рик вздохнул. Чуяло его собачье сердце еще тогда, что не увидит он больше девочки. Так оно и вышло. Уехали они, а его оставили на попечение сторожа. Ну, тот мужик противный, при хозяевах-то скромно держался, а без них совсем обнаглел. По дому шляется, спиртным от него пахнет, на него, Рика, раз поводком замахнулся. Ну, ударить-то не посмел, Рик за себя постоять сумеет.

В общем, не задалась у них совместная жизнь — кормил сторож плохо, гулял мало. И во дворе, говорит, посидишь, не барин какой. А потом слинял сторож куда-то. Привел эту вот Антонину. Девка добрая, к Рику хорошо относится, да только несуразная она какая-то, всего боится. И не может никак ей Рик объяснить, что с ним-то бояться ей нечего, он от любой беды ее защитит. Потому что — охранный пес, в специальной собачьей школе обучался.

Тоня взялась за ручку двери и оглянулась по сторонам — вроде бы ничего не забыла. Документы на машину, ключи, Рик — вот он, рядом топчется. Ах да, намордник… Ведь они поедут в город, а мало ли там придется идти пешком. Привяжется кто-нибудь — почему собака без намордника? Народ нынче сердитый, еще полицию вызовут. Станут расспрашивать, кто такие, документы велят предъявить. Задержат, а их Татьяна ждет. И рассказывать подробно ничего нельзя — можно человека подвести, они ведь скрываются.

Тоня на миг задумалась, в чем собственно дело, что такого сделал хозяин дома Вячеслав Самохин, что его так активно преследуют. Непонятно. Бандиты говорили, что он им деньги должен. С другой стороны — человек Самохин был, судя по всему, приличный и не бедный. И даже Тоня понимает, что не стал бы он связываться с такой шантрапой, как эти двое, что пришли к ней. Один Матюша чего стоит — видно, что совсем без мозгов, те что были, давно жиром заплыли. Ну ладно, не ее ума это дело, ей нужно Рика доставить по назначению. Где может быть намордник?

Она сунулась в нижний ящик, где валялись всякие мелочи — старый поводок, расческа, строгий ошейник (вот еще выдумали!), яркий надкушенный мячик (наверное, с девочкой играли). В кладовой стоял мешок сухого корма и запасная миска.

— Рик, у тебя был намордник?

Пес в ответ негодующе гавкнул, наверняка отлично ее понял. Антонина пожала плечами и наугад открыла один из встроенных шкафов. И тут…

Тут на нее вывалилось что-то большое и тяжелое. Тоня сама удивилась, что успела отскочить в сторону. И это что-то задело ее за плечо, и Тоня отлетела к стене. И сползла по этой стене на пол, потому что ноги ее не держали.

Потому что из шкафа вывалился труп.

Тот самый, что видела она вчера утром в этой самой прихожей. Только тогда труп лежал на коврике у входной двери, а теперь валялся в непристойной позе прямо на полу. Хотя какая может быть пристойная поза у трупа?

Тоня медленно приходила в себя, тупо глядя на то, что лежало перед ней. То самое тело, принадлежащее мужчине, те самые жесткие, слегка тронутые сединой волосы, только глаза теперь были полузакрыты, и в них отражалась мутная пустота. И лицо, вчера это лицо было если не живым, то издалека можно было так подумать. Сейчас же сразу было ясно, что перед Тоней покойник: серая кожа и поза, которой никак не может быть у живого человека.

Вот, значит, как. А она-то, дура такая, думала, что все ей привиделось. Глюки у нее, видите ли, начались! Да с чего им быть, глюкам-то? Она не пьет, не колется и таблетки никакие не принимает. Вот он, покойничек-то, на полу лежит. Вид у него самый что ни на есть настоящий. Несвежий вид, прямо скажем. И даже припахивает чуть-чуть.

Тоня мимоходом удивилась своему спокойствию. Привыкла уже, что ли… И потом она в ступор впадала, только если на нее громко кричат. А этот лежит себе тихонько…

Значит, тот, кто успокоил этого мужика, просто запихнул его в шкаф, когда она, опять-таки, как полная дура, валялась под лестницей. И дверцу закрыл.

Тоня в шкаф этот до сих пор не заглядывала. Куртку на вешалку вешала, что возле двери, ботинки там же оставляла. А пуховик зимний из чемодана и не доставала — зачем? Она ведь тут всего на две недели, и погода стоит теплая.

И что же получается? Покойничек этот как раз тут и отдыхал себе в шкафу, когда эти из секретной конторы приходили. А если бы мадам Соколова его обнаружила, то…

От такой мысли Тоня вскочила как ошпаренная. Тут подал голос Рик, который до этого тоже смотрел на покойника в полном изумлении и растерянности.

— Да молчи ты! — в сердцах сказала Тоня. — Тоже мне собака, ночь рядом с покойником провел и ничего не учуял.

Она привязала Рика к входной двери и задумалась. Собственно мысль была одна: бежать. Бежать из этого дома как можно быстрее. И никогда сюда не возвращаться. Но пока она будет собирать вещи, пройдет уж минут сорок. А она уже опаздывает на встречу. Собственно, черт бы с ней, с этой Татьяной, но вот куда девать Рика?

— Ладно, — сказала она вслух, — я отвезу тебя, а потом вернусь. Соберу вещи и отчалю.

Рик уселся поудобнее, поднял голову и завыл. Как полагается, по покойнику.

— Ты с ума сошел? — накинулась на него Тоня. — Замолчи сейчас же! Еще не хватало, чтобы Анфиса твое завывание услышала и приперлась. Или еще кто-нибудь.

Она даже легонько стеганула его поводком. Рик обиделся и замолчал. Тоня еще раз поглядела на покойника. Все-таки это не дело, что он так валяется. Все равно придется его двигать потом, потому что чемодан не протащить.

Тоня заглянула в шкаф. Ничего там не висит, места достаточно. И полка для обуви внизу крепкая. Что ж, нужно вернуть покойника в шкаф, там ему самое место.

Сама себе удивляясь, она подхватила тело под мышки и попыталась поднять. В обморок от страха она не упала, истерики тоже не было. И соображает относительно неплохо. Наверное, это потому, что покойник молчит.

Через некоторое время исчез не только страх, но и вообще все чувства кроме одного: злости на то, что труп такой тяжелый. Пыхтя и ругаясь сквозь зубы, Антонина доволокла тело до шкафа и с трудом умостила его внутри.

Долго не удавалось закрыть дверцу — то рука торчала, то нога, так что когда это наконец получилось, Тоня утерла со лба трудовой пот и перевела дух. Но расслабляться было некогда, так что она прихватила Рика, сумку и пакет со шкатулкой, закрыла дверь на все замки и бросилась к машине.

Рик с трудом уместился в ее старенькой «Хонде». Намордника они так и не нашли.

— Есть хочется! — ныл здоровенный детина, сидевший на переднем пассажирском сиденье «Гелендвагена».

Детина был весь раздут, как человечек с рекламы шин «Мишлен».

Его напарник, тощий тип с кривыми, торчащими вперед зубами, опустил бинокль и удивленно проговорил:

— Ты же купил на заправке целый пакет гамбургеров!

— Так это когда было-то!

— Когда-когда! Всего три часа назад! Неужели уже все сожрал? Ну ты и обжора! — с некоторым восхищением протянул напарник.

— Ну, ты же знаешь, Хорек, у меня такой обмен веществ! Что я могу поделать? У меня молодой растущий организм! Мне нужно есть часто и помногу! — завелся «Мишлен».

— Ты и так толстый как боров! Лопнешь скоро!

— Чего?! — Толстяк набычился. — Ты чего несешь? Сам боров! Это у меня такая мышечная масса! У меня жира вообще нет ни грамма! И вообще, за борова ответишь!

— Ну ладно, ладно, беру свои слова обратно… Не боров, а молодой, растущий подсвинок… — усмехнулся Хорек.

— То-то же!

Хорек снова поднял бинокль, направил его на загородный дом, навел на резкость.

— Эй, — окликнул его напарник. — Я же есть хочу! Ты че, не слышишь меня?

— Ну, Матюша, неужели ты не можешь потерпеть? Мы же должны за этой бабой следить! В три часа нас сменят, тогда и поедим!

— Да ты что?! До трех часов я с голода умру! Вот, уже чувствую — сейчас у меня будет голодный обморок!

— Ну и что ты предлагаешь?

— Давай съездим снова на ту заправку, купим еще гамбургеров. Я побольше возьму, чтобы до трех часов хватило.

— Ага, а что, если пока нас нет, она куда-нибудь сорвется? Нам тогда Мазай головы оторвет! Тебе-то твоя башка без надобности, тебе что с ней, что без нее, а мне-то каково? Он нам велел за этой девкой следить, куда она уйдет, кто к ней придет…

— Она два дня в доме сидит, только раз в магазин вышла, с чего ей вдруг куда-то срываться? Ну давай, Хорек, мы быстро! Купим гамбургеров и колы и тут же обратно!

Кривозубый неприязненно взглянул на напарника. Он понял, что тот не успокоится, пока не набьет живот.

— Ладно, твоя взяла! Сгоняем туда по-быстрому. Надеюсь, за это время ничего не случится…

Антонина открыла ворота, выглянула на улицу. Было тихо — позднее утро, работающие люди разъехались по своим офисам, неработающие сидели за заборами.

Ей показалось, что в конце улицы промелькнула громоздкая черная машина, похожая на сарай на колесах — вроде той, на которой приезжали двое бандитов.

Черная машина скрылась за поворотом.

«Мало ли похожих машин», — подумала Антонина, садясь за руль своей старенькой «Хонды».

Рик сидел рядом, возбужденно поскуливая — видимо, ему передалось ее волнение.

Антонина проехала через коттеджный поселок, выехала на шоссе и покатила к городу.

Когда она проезжала мимо ближайшей автозаправки, снова увидела квадратную черную машину, но не обратила на нее внимания — мало ли на дорогах похожих авто.

В районе Сертолова, как обычно, была пробка. Машины выстроились длинной вереницей, кто спокойно ждал, кто раздраженно сигналил, кто пытался объехать пробку по обочине.

Антонина ждала, то и дело поглядывая на часы. Время у нее было на исходе.

Наконец пробка рассосалась, и через двадцать минут ее «Хонда» въехала на Кольцевую дорогу.

До встречи, которую назначила ей хозяйка Рика, оставалось чуть больше часа, а место, куда нужно было приехать, находилось в противоположном конце города, неподалеку от Рыбацкого. Антонина выжимала из своей старенькой машины все, что можно, и наконец доехала до нужного съезда.

До назначенного времени оставалось минут двадцать.

Антонина проехала под железнодорожным мостом и на всякий случай сверилась с бумажкой, где записала адрес, который ей продиктовала хозяйка Рика.

Кузнецовская улица, дом шесть, корпус три. Неподалеку от железнодорожной платформы «Паровозный музей».

Вот она, платформа. По другую сторону от нее виднелись старые паровозы. А где здесь Кузнецовская улица?

Вдоль путей тянулся широкий заасфальтированный проезд, за ним — унылый ряд обветшавших хрущевских пятиэтажек. Однако ни на одном из этих домов не было таблички с названием улицы и номером дома. И вообще, дома мрачно смотрели на проезд и железную дорогу обратной, глухой стороной.

Антонина притормозила, опустила стекло и окликнула переходящую дорогу старушку:

— Бабуля, где здесь Кузнецовская улица?

Та, однако, взглянула на нее испуганно и скороговоркой ответила:

— Не местная я, не местная! К внучке из Саратова приехала, а какие тут улицы есть — не знаю…

Проехав еще немного, Антонина увидела рослого бритоголового мужчину лет сорока, который выгуливал крошечного песика породы чихуахуа.

— Извините, — окликнула его девушка. — Не подскажете, где здесь Кузнецовская улица?

Песик остановился, повернулся к Тониной машине и оглушительно залаял. Рик, который до этого безмятежно дремал на сиденье, приподнялся и повел ухом. Владелец чихуахуа взял своего любимца на руки, почесал его загривок и ласково проговорил:

— Успокойся, Ромуальд, успокойся, никто меня не обижает!

Только после этого он повернулся к Антонине:

— Это он охранную собаку из себя изображает… А Кузнецовская — она вот и есть, вы по ней едете.

— А дом шесть? — продолжила Антонина расспросы. — Извините, но тут номеров нигде нет.

— Номера с обратной стороны. А шестой дом — вон тот, около перекрестка.

Антонина поблагодарила обоих — чихуахуа и его хозяина — и поехала в указанном направлении.

Остановив машину возле нужного дома, она открыла дверцу, выбралась из машины, выпустила Рика и пристегнула поводок к его ошейнику. Обойдя дом вокруг, она убедилась, что с обратной стороны на нем действительно есть табличка — Кузнецовская улица, дом шесть, корпус один. Обратная сторона этого дома вообще была более обжитой — здесь имелся сквер с детской площадкой, сидели на скамейке старушки, шаркал метлой дворник, уроженец Средней Азии.

До назначенного времени оставалось всего пять минут, но Антонина подумала, что хозяйка Рика немного подождет. Правда, нужно еще найти злополучный третий корпус…

Она прошла до следующего дома, но это был уже дом номер восемь. Значит, она прошла мимо. Тогда Антонина вернулась и растерянно огляделась по сторонам.

Тут к ней обратился дворник-гастарбайтер. Опершись на метлу, он осведомился:

— Ты, дэвушка, что здесь ходишь? Ты что здесь ищешь? Тэбе что нужно? Я тут всэх знаю, если кого надо — скажу…

— Дом шесть, корпус три… — машинально выпалила Антонина.

Дворник отчего-то помрачнел, на его лице проступило явное неодобрение.

— Такой хороший дэвушка, а про третий корпус спрашивает… — протянул он, покачав головой.

— Так где этот чертов третий корпус? — переспросила Антонина, не обращая внимания на это неодобрение.

— Вон там. — Дворник ткнул метлой в сторону кирпичных гаражей, окруженных кустами шиповника и черноплодной рябины. — Там, за гаражами… — Он продолжил старательно разметать пыль, утратив интерес к Антонине.

— Спасибо! — бросила девушка в его осуждающую спину и зашагала к гаражам.

За гаражами она увидела одноэтажный кирпичный дом с маленькими, забранными решетками окнами — возможно, какая-то котельная. И на этом доме действительно криво висела табличка с номером дома — тем самым, который искала Антонина.

Однако сам дом производил мрачное и нежилое впечатление.

— Странное место встречи назначила твоя хозяйка! — проговорила девушка, обращаясь к Рику.

Рик и сам заметно нервничал — оглядывался по сторонам, негромко поскуливал, шерсть у него на загривке поднялась. Это место ему определенно не нравилось. Тут Антонина была с ним полностью согласна, ей и самой было здесь не по себе.

Вдруг из-за угла дома показался черный кот.

Этому коту явно пришлось не раз побывать в переделках — одно ухо у него было разорвано, шерсть на боках торчала клочьями, он хромал на левую переднюю лапу, но в глазах его горел боевой дух и готовность к новым приключениям.

При виде этого кота Рик оглушительно залаял, рванулся к нему и бросился в атаку, вырвав поводок из рук Антонины, как видно, его хорошее воспитание быстро забылось вдали от дома. Кот взглянул на него насмешливо, однако убежал обратно за угол.

— Рик, куда же ты! — вслед ему безнадежно воскликнула Антонина, но пес ее не слышал — волоча за собой поводок, он с заливистым лаем скрылся за углом.

Антонина в растерянности стояла возле котельной, не зная, что делать. Бежать за ним? Но кто его знает, куда помчался чертов пес?

Вдруг она услышала за спиной шаги, обернулась и увидела женщину средних лет в ярко-красной куртке с капюшоном.

Женщина пристально посмотрела на Антонину и проговорила:

— Это ты, что ли, Тоня? Опаздываешь! А собачка где же?

— Да сбежал он… — в сердцах выпалила Тоня. — Кота увидел и сбежал… Всегда такой послушный был, а тут вдруг поводок вырвал, и был таков, а я удержать не смогла…

Тут до нее дошло, что женщина в красном не похожа на владелицу загородного дома, и она спросила:

— А вы кто?

— А меня хозяйка послала… — протянула женщина, чуть отступив и склонив голову набок.