Роза и Крест Пахомова Элеонора
Иван Андреевич милейшим голосом договорился о встрече с гражданкой Савченко, которая много лет назад была маленькой девочкой Юлей Решетниковой, но по факту оказался жестоко разочарован. Многодетная мать встретила его в уютной квартире, где проживала с мужем и тремя детьми, и никаких признаков психического расстройства — последствий детской травмы — не явила. Все у нее, похоже, было прекрасно, что майора весьма раздосадовало. В определенном смысле, разумеется. Усадив Замятина на чистенькой кухне, Юлия Игоревна налила ему ароматного чаю и объявила:
— Да что вы! Я давным-давно забыла про эту историю. Муж мой о ней даже не знает. Мне, можно сказать, повезло, ведь ничего ужасного со мной не произошло, он меня даже не тронул. Я испытала тогда некоторый шок, но никаких терзающих душу воспоминаний во мне не живет. Вот если бы я осталась в том подвале, тогда, конечно, да. Но я ведь убежала. Даже не знаю, какая сила вытолкнула меня оттуда…
Замятин кивал. Уже по одному только виду любовно благоустроенного семейного гнезда и цветущей Юлии Игоревны он понял, что ловить ему здесь нечего. Майор побеседовал с ней еще немного и, окончательно утвердившись в своих догадках, поехал обратно, на Петровку.
Там он намешал себе растворимого кофе со сгущенкой и с тоской уставился на стопку папок на столе. «Хватит, — решил он. — Забрали дело — значит, забрали». В этот момент мобильный его затрещал, звонок был от Погодина.
— Послушай, Ваня, — возбужденно затараторил эксперт, — клиенты Заславского здесь, похоже, вообще ни при чем! Он убивает не по списку, а по личным мотивам. С педофилом убийца был знаком, это наверняка. Заславский подвернулся ему под руку случайно, а вот Владилену Сидорову убийца отомстил.
— А Соболь? — на автомате спросил Замятин.
— Соболь он выбрал не просто так, сознательно. Вряд ли это месть, но какие-то личные мотивы при выборе я не исключаю. Он знал Соболь и ее подноготную тоже. Она идеально вписывается в расклад. Но, возможно, он выбрал ее не только поэтому, но и из личной неприязни.
— В какой расклад?
— В расклад Таро, который он выкладывает своими жертвами…
— Вообще-то для меня эта информация уже не представляет интереса, — опомнился Замятин, но на список жителей Царицыно прошлых лет непроизвольно покосился и даже как бы ненароком подвинул его к себе поближе. — Дело передали ФСБ. Извини, что сразу не сказал, спасибо за помощь…
Мирослав помолчал.
— Ладно, не кручинься, Ваня. Еще неизвестно, как все повернется.
Замятин поблагодарил за поддержку, попрощался и нажал на отбой. И здесь эксперт прав: человек, как известно, предполагает, а Бог располагает. Он отпил намешанной в кружке бурды и вдруг подумал: «А чего это так спокойно в кабинете-то мне сидится? Где вот это неизбежное „Иван то“, „Иван се“, „Иван давай ходить обедать“, „Возвращат Краймия“, в конце концов? Где? То густо, то пусто. Со вчерашнего дня подозрительно тихо».
Он отправился разыскивать Сусликова. Нашел его в кабинете сосредоточенно смотрящим на экран ноутбука.
— А где твоя подопечная? — будто невзначай поинтересовался майор.
— Какая подопечная? Лис? Не знаю. С позавчерашнего дня ее не видел. Я думал, может, вы ей задание какое-нибудь дали, или еще что…
— Как это с позавчерашнего дня не видел?
Внутри у Замятина шевельнулось нехорошее предчувствие — еще ни разу Лис не пропадала с работы без предупреждения. Он набрал ее номер: «Абонент не отвечает или временно недоступен». Та-а-а-к… Майору тут же вспомнился ее умоляющий взгляд в «Гоголе», когда она просила у него разрешения внедриться в школу магии, по-детски обиженное лицо после его «посмотрим» и полубессознательное «хватит это терпеть». Твою мать!..
— Володя, срочно! Адрес школы магии «Воля-39»!
Дверь в храм оккультных знаний хрустнула и, распахнувшись, с грохотом ударилась о стену. Времени на церемонии у Замятина не было, терпения тоже. Он прибыл с группой в школу магии через двадцать минут после того, как Сусликов продиктовал ему адрес. За это время майор себя изрядно накрутил и все думал: «Только бы успеть!» Поэтому, ворвавшись в «учебную аудиторию», которой служила комната средних размеров в одном из зданий на Краснопролетарской улице, он без прелюдий накинулся на худощавого мужчину, сидевшего с умным видом за столом перед группой молодых людей. «Лектор», — безошибочно определил Замятин.
События развивались стремительно. В несколько шагов преодолев расстояние от двери до преподавательского места, Замятин сунул под нос ошарашенному лектору фотографию Лис и выкрикнул: «Где она?!» После того как громогласные раскаты стихли, в комнате воцарилась абсолютная тишина. Немногочисленные слушатели магических курсов, сидящие за спиной майора, не издавали ни звука. Лектор же таращился на него выпученными глазами, в которых недоумение сменялось негодованием, будто белые облака на небе сменялись тучами.
— Вы, собственно, кто такой? И по какому праву врываетесь на мое занятие столь бесцеремонным образом?! — заговорил лектор, переходя на крик.
Упершись ладонями в стол, он начал медлнно подниматься со своего стула, морща брови и буравя майора взглядом. Замятин с досадой вздохнул: не до объяснений сейчас! Нетерпеливо махнул красной корочкой перед носом лектора, потом снова поднес фотографию Лис к его лицу.
— Была она у тебя? Ну! Была?!
Лектор молчал. Замятин не выдержал, схватил его за ворот рубахи, потянул на себя.
— Была?!
— Что вы себе позволяете? Я призову вас к ответу!
Майор терял всякое терпение. Он обошел стол, взял лектора двумя руками за лацканы пиджака и тряханул с умеренной силой
— Где она?! — снова повторил он на этот раз зловеще тихо.
— Если вы сейчас же не успокоитесь и не принесете свои извинения, я наведу на вас порчу! — пискнул колдун, тонкое тело которого колыхалось в ручищах Замятина, как полудохлая змея.
— Че-е-его?! — взревел майор. — Да я сам тебя сейчас попорчу!
Он выпустил из рук лацканы пиджака телемита, ухватил его ладонью за горло и потянул вверх так, что тому пришлось встать на цыпочки.
— Откуда вы вообще взялись на наши головы? Из каких щелей поналезли, пресмыкающиеся? Лови вас теперь, чертей, по всей России!
Пальцы Замятина дрожали, он изо всех сил боролся с искушением сжать их на этой тщедушной шее до хруста позвонков. В его голове вихрем проносились архивные сводки со всей страны начиная с 1991 года, когда сорняковое семя сатанизма только принялось на русской земле. Он полез в архивы после того, как Погодин упомянул про базу сатанинских организаций МВД, и чего только не начитался, копаясь в истории, пока не почувствовал, что его мутит и вот-вот вывернет наизнанку.
1994 год. Пустынь. Ритуальное убийство православного паломника. Тринадцать уколов длинной спицей. Последний — в сердце.
1994 год. Черкесск. Несколько школьников зарезали свою одноклассницу и выпили ее кровь. По их словам, им «это приказал Дух во время спиритического сеанса».
1994 год. В маленьком селе двадцатичетырехлетний адепт сатанинской секты «Синий лотос» совершил изнасилование и ритуальное убийство одиннадцатилетнего мальчика. Боясь расправы односельчан, он покончил с собой. При обыске у него в квартире были обнаружены личные записи, озаглавленные как «Сатанистский дневник».
1995 год. Военный городок. Женщина, возомнившая себя целительницей, принесла в жертву сатане собственного малолетнего сына. Ритуал сопровождался выпусканием крови в ванной и отрезанием головы. С отрезанной головой сына в руках, завернутой в белую ткань, ее и задержали.
1996 год. Отрадный. Брат и сестра обратились к «целительнице», недавно окончившей курсы экстрасенсов. Та сообщила им, что во всех бедах семьи виновата их мать — ведьма. В результате клиенты привели «целительницу» в родительский дом, где втроем устроили ритуал «изгнания дьявола», продолжавшийся несколько дней. Все это время им мерещилось, что из тела пожилой женщины выскакивал черт или у нее начинали расти копыта, которые они жгли огнем. В итоге шестидесятивосьмилетняя женщина умерла от многочисленных переломов, ран и болевого шока. После того как она скончалась, убийцы изрисовали каббалистическими знаками стены дома и стали ждать воскрешения покойницы…
— Ты чему их здесь учишь, сука?! — рычал майор, приблизив к себе покрасневшую телемитскую физиономию и пытаясь заглянуть в щелочки глаз. Лектор ловил ртом воздух и жмурился.
— Иван Андреевич, если вы сейчас его не отпустите, он Богу душу отдаст, — вмешался наблюдавший за происходящим от двери Сусликов.
— Богу уже вряд ли… — тихо прохрипел задыхающийся колдун.
— Отпустите же его! — Володя подбежал к майору и схватил того за запястье вытянутой руки. — Иван Андреевич, вы меня слышите?
Пальцы не слушались Замятина, руку будто свело, она отказывалась подчиняться сигналам мозга. Еще несколько секунд — и майор наконец отдернул своевольную руку от телемитской шеи, а другой провел по своему лицу, так что под белками глаз мелькнули красные полумесяцы вывернутых век. Освобожденный колдун рухнул на пол.
— Была она у тебя? — устало и грубо спросил Замятин, снова сунув колдуну под нос фотографию Лис.
— Была, — просипел тот, все еще сидя на полу и потирая шею.
— Когда?
— Вчера.
— Где она сейчас?
— Помилуйте, да откуда же я знаю?
— Я тебя сейчас снова портить начну, упырь! Не выводи меня!
— Но я понятия не имею, где она сейчас! — с отчаянием воззрившись на майора, выдал лектор. Замятин молчал, и чувствовалось в этом молчании что-то нехорошее. — Погодите, но я знаю, с кем она уходила!
— Ну, резче! — рявкнул Иван Андреевич.
— С одним из наших учеников.
— Имя, адрес!
— Адреса его я не знаю. У нас его называли Елизар. Имя, подождите, имя… Он давал мне читать свои стихи, их он, кажется, подписывал собственным именем. Анатолий… Анатолий… Не помню я! — он чуть не заплакал от досады.
— Номер его телефона знаешь?
— Да! У меня записан его мобильный.
Майор уже звонил на Петровку, приложив к уху мобильный. Колдун протянул ему свой телефон, на дисплее которого высвечивался номер Елизара-Анатолия.
Замятин продиктовал в трубку цифры.
— Анатолий Марков. Адрес? Понял, спасибо.
Замятин бросился к двери, командуя на ходу:
— Сусликов и два бойца из группы захвата остаются здесь, остальные за мной. Пакуй их всех, Володя! — Замятин кивнул в сторону кучки магов.
— Но…
— Пакуй, я сказал! Под мою ответственность!
Через сорок минут большой палец левой руки Замятина до упора вдавил кнопку звонка квартиры, в которой был прописан Анатолий Марков — двадцатидвухлетний безработный, проживающий с матерью на пятом километре к востоку от МКАД. Отчислен с третьего курса факультета психологии одного из московских вузов, от службы в армии освобожден по причине психического расстройства, состоит на учете в психдиспансере.
Дверь открыла тучная женщина неопределенного возраста, с короткострижеными пышными каштановыми волосами, в опрятном кухонном фартуке — белом с синими горошинами. В руках она держала деревянную лопатку, на краешке которой запекся коричневый мясной сок. Из квартиры явственно доносился запах котлет.
— Анатолий Марков здесь проживает? — скороговоркой выдал Замятин, махнув перед лицом женщины красной корочкой.
— Здесь… Проживает… — растерянно ответила она и сделала шаг в глубь квартиры.
— Где он?
— В га-ра-же… — проговорила хозяйка, словно в замедленном видео, по-прежнему не понимая, что происходит. Из-за спины майора на нее смотрели глаза в прорезях черных масок, маячил серый камуфляж.
— Где гараж?
Женщина выронила лопатку, закрыла лицо руками и тихо заплакала.
Недолгого штурма квадратных зеленых дверей хватило, чтобы внутри заскрежетал металл. Стальной прут, вставленный с обратной стороны в замочные ушки, погнулся и со звоном упал на пол — двери разлетелись в стороны. Из гаража пахнуло мазутом, дымом, мочой. Замятин прищурился, вглядываясь в мутный полумрак. Бойцы уже вязали брошенного ничком на пол парнишку,
худого, но жилистого, в синих трениках, с обнаженным торсом. Толик крутил взлохмаченной головой, пытаясь понять, что происходит. Замятин мельком увидел его растерянный, испуганный взгляд, потом рука бойца тяжело опустилась на затылок задержанного.
Гараж был почти пустым, если не считать старенького мопеда у правой стены. В глубине помещения, в левом углу майор увидел связанную Лис с заклеенным скотчем ртом. Он бросился к ней, аккуратно положил ладонь на затылок, отстранив ее голову от грязной стены, заглянул в огромные от ужаса глаза. Второй рукой быстро прошелся по рукам и ногам, оглядел одежду. «Вроде цела, и крови не видно», — пронеслось в голове. Он выдохнул, прижал ее голову к своей груди, хрипло спросил:
— Ты цела?
В ответ раздалось мычание.
«Вот ведь дурак», — подумал майор и бережно взял лицо Лис в ладони. Поддел пальцем скотч, предупредил: «Потерпи», дернул серебристую пленку. Лис на пару секунд зажмурилась, потом открыла глаза, в уголках которых от боли проступили слезы, и посмотрела на майора.
— Я знать, что ты придешь, Иван.
— Что он с тобой сделал?
— Еще ничего, — улыбнулась она. — Он говорить, что зачатие ребенка-заклинателя должен быть завтра.
Майор снова на несколько секунд прижал ее к себе. Потом встрепенулся и принялся развязывать путы. Упыренок связал Лис хитро. «Наловчился, гаденыш», — подумал Замятин, ощупывая узлы. Синий бельевой жгут был обмотан вокруг коленей пленницы, завязан между ними, протянут к щиколоткам, опять намотан и завязан. Запястья Лис Марков зафиксировал сзади. Замятин огляделся по сторонам, схватил с деревянной полки на стене нож, разрезал веревки.
Вокруг творилось — вот уж воистину! — черт знает что! На грязном полу стояли оплавленные свечи, валялись книги, у стены майор заметил пластиковые контейнеры с остатками еды. Стены и пол были изрисованы углем: звезды, буквы, палочки и прочие кренделя. В противоположном от Лис углу стояло ведро, неплотно прикрытое крышкой, из которого доносился характерный запах. «Это, надо думать, биотуалет… Гаденыш…»
Майор подхватил освобожденную Лис на руки, понес к своей машине, усадил на переднее сиденье. Он злился. Злился на себя, на Лис, на Гаденыша, на весь белый свет. Что было бы, если бы он не нашел, не успел?
— А теперь рассказывай, девица-краса, за каким лядом ты туда поперлась? — спокойно спросил майор и вдавил педаль газа.
Из рассказа Лис на ломаном русском картина вырисовывалась следующая. Лис, задетая за живое хамскими шуточками майора во время их посиделок в «Гоголе», решила наглядно продемонстрировать дубине-Замятину и его многоумному эксперту «кто есть ху», поэтому крайне обрадовалась потенциальной возможности внедриться в школу магии. Официальных указаний норвежка решила не дожидаться: а вдруг майор захочет подстраховаться и отправит на это задание не ее, а Сусликова, например? Уж слишком неоднозначно он косил глазом в ее сторону, когда обсуждалось внедрение.
«Enough», — решила она, что по-русски означает — дудки! Хватит ей уже быть на побегушках! Третий месяц болтается в этом отделе, как цветок в проруби. Шпыняют ее от одного оперативника к другому, словно стажерку, поручают мелочь и ерунду. А ведь она тоже полицейский, да еще какой! В Норвегии ее и не к таким делам приобщали. Хотя нет, вот к таким не приобщали, но она участвовала в задержании самого Брейвика. А здесь чувствует себя, как «не пришитый хвост лошадка»!
Адрес школы Лис узнала без особого труда. Интернет, онлайн-переводчик и опция «copy-past» сделали свое дело. Школ магии по запросу в поисковике выпало великое множество, но Лис хорошо запомнила ключевое слово «Воля». Попасть на занятие вообще оказалось плевым делом: заплатил — и учись себе, правда, было еще собеседование, но чисто формальное. Дальше заморская оперативница действовала по наитию. На занятии помимо норвежки присутствовали еще три человека, в числе которых был и Елизар. Другим ученикам не было до Лис никакого дела, а вот он посматривал на новенькую с интересом. После лекции подошел к ней знакомиться, стал рассказывать о школе, расспрашивать ее о достижениях на магическом поприще, говорить о своих успехах. Потом предложил поехать с ним на групповую медитацию, на которой собираются все самые продвинутые ученики. «Внедряться так внедряться», — подумала Лис и без особых опасений приняла предложение чахлого на вид Елизара, похожего на затравленного зверька.
Сначала они долго ехали на метро, потом на маршрутке, потом шли вдоль гаражей. А дальше Лис ничего не помнит. Очнулась она связанной. Было темно, страшно и холодно. Толик заявился утром. Взбудораженный и возбужденный, он затеял странные приготовления и все говорил что-то про зачатие ребенка-колдуна. Измельчал уголь, выводил полученным порошком на полу рисунки, обтирал Лис красной тряпкой. Говорил, что ему нужны ее пот, моча и менструальная кровь. В общем, ужас. Минуты тянулись так медленно, что Лис казалось, будто мир канул в небытие и завис в пустоте и безвременье. И вдруг раздался страшный шум, словно гром небесный, — и над ней склонился Иван.
Иван Андреевич слушал ее взволнованный рассказ, крутил баранку и поигрывал желваками, серьезный и злой. «Неужели Гаденыш и есть наш убийца?» — в потоке прочих мыслей крутилось в голове Замятина. Хотя почерк, конечно, не тот, но кто его знает…
Майор отвез Лис на медицинское освидетельствование, оставил у врача и строго-настрого наказал Сусликову после процедуры сопроводить ее домой. Ему же предстояло заняться Гаденышем. Ох и долгий у них будет разговор…
«Это не он…» — с досадой думал Замятин, глядя на затравленно озирающегося Толика. Погодин, сидящий в углу кабинета, тоже скептически качал головой. На задержанного он посматривал изредка, без интереса, и выводил карандашом в блокноте линии, очень напоминающие силуэт женского тела со спины.
Задержанный нес какую-то чушь про «Черную Скрижаль» и зачатие колдуна. Мирослав кивал и морщил губы, майор вообще ничего не понимал. Ему хотелось только одного: хорошенько треснуть Елизара по башке, чтоб мозги на место встали. Но с этим искушением Замятин мужественно боролся.
— Мирослав Дмитриевич, что этот гражданин пытается нам донести? Переведите, пожалуйста, на человеческий язык, — не выдержал майор.
Погодин хмыкнул на замятинский оборот речи и почесал подбородок.
— Этот гражданин пытается поведать нам, Иван Андреевич, о таинствах древнего ритуала, который описал некто Тэрций Сибеллиус предположительно в трехсотых годах нашей эры. Его труд называется «Тайны червя». Согласно этому ритуалу, гражданин Елизар намеревался совершить оплодотворение Лис, чтобы произвести на свет колдуна.
«Тьфу!» — не сдержался Замятин. Елизар тем временем посмотрел на Погодина с уважением.
— Где ты хоть откопал-то эту дичь? Небось, в школе ваш верховный упырь подсунул? Скажи, Толик, честно.
— В Интернете…
— В Интернете, — грубо передразнил Замятин. Нервы у него, похоже, начали сдавать. — Запомни, Толик, раз и навсегда: Забелус этот — такой же дебил, как и ты, только хуже!
Толик покосился на Погодина, тот авторитетно закивал.
— Так, ладно. Тебе знакомо имя Евгения Павловича Заславского?
Задержанный отрицательно помотал головой.
— Милены Соболь?
— По телевизору слышал.
— Владилена Сидорова?
— Нет.
— Назови три карты, которые есть в Старшем аркане Таро Тота, но нет в традиционных колодах, — вмешался Мирослав.
Толик подвис и чуть было не пустил слюну из приоткрытого рта. Молчание длилось секунд тридцать, ответа не последовало.
— Что ты делал в эти дни? — майор начал перечислять даты, в которые были совершены убийства.
Толик чесал макушку и вспоминал. Жизнь его была не сильно насыщена событиями. Большую часть времени он проводил дома или в гараже, если не считать систематических вылазок в школу магии. Вот и в те дни, которые перечислил майор, Толик, как он утверждал, находился дома с мамой. Компания собственной мамы — алиби, конечно, весьма сомнительное, но майор по этому поводу не сильно обольщался.
«Это не он», — думал Замятин. Почерк другой. Тот, кого он ищет, никого в гаражах не прятал, расправлялся с жертвами на месте быстро и четко. А Толику, похоже, есть дело только до процесса оплодотворения, замаскированного под сакральное действо. Вон и Погодин сидит, головой качает, задумчиво выводит что-то в блокноте, особого интереса к задержанному не проявляя.
«Ладно, утро вечера мудренее», — наконец решил Замятин и вызвал конвой.
— Можно я маме позвоню? — прогундосил Толик через плечо, переступая порог кабинета.
— О маме, Толик, надо было думать, когда ты совершал противоправные действия в отношении гражданки Шмидт, — устало ответил Иван Андреевич.
— Я не думаю, что это он, — высказался Погодин, пожимая на прощание майору руку. — Не тем он бредит. К тому же в его голове не так много простора для фантазии, чтобы умело разложить Старший аркан Таро.
— Согласен, — ответил Замятин. — Ладно, Мирослав. Спасибо за помощь, и до связи. Поаккуратней там.
Погодин кивнул, легкой походкой дошел до машины и дал по газам. Майор вздохнул, потер руками лицо, посмотрел на рыжеющее небо над плоскими крышами, вышел за ворота.
— Иван… — послышалось откуда-то сбоку.
Замятин обернулся. У кольчатого забора чуть поодаль стояла Лис. На ней было легкое шифоновое платье, босоножки на высоких каблуках тонкими жгутиками оплетали ступни. Копна ржаных, вьющихся мелким бесом волос была небрежно заколота сзади, непослушные прядки обрамляли шею и лицо, золотились в лучах закатного солнца. Никогда еще Иван Андреевич не видел оперуполномоченного Шмидта в таком образе. Лис двинулась в сторону обескураженного майора.
— Иван, пожалуйста, можно я поехать с тобой? Мне страшно быть один.
Замятин молча довел ее до машины, открыл переднюю дверь. Он вез Лис домой и старался ни о чем не думать, испытывая при этом странное волнение. В салоне машины было тихо. Лис расслабленно облокотилась на спинку сиденья, повернула голову к окну, прикрыв глаза. На ее коленке то и дело мелькал солнечный зайчик.
Проводив гостью внутрь своей берлоги, Замятин пожал плечами, обведя рукой комнату, и сказал:
— Располагайся, если сообразишь, как…
Лис смотрела на него и улыбалась.
— Ты еще не пожалела, что приехала в Россию? — спросил он, чтобы нарушить неловкое молчание.
— Нет. Я лублю русский людя… — ответила норвежка и снизу вверх посмотрела в глаза Замятину так, что в груди у него екнуло.
«Ну же, майор, не будь ослом!» — мысленно прошептал себе Замятин. Ни о чем больше не думая, он положил свою огромную ладонь на тонкую шею Лис. По его телу пробежала дрожь, пальцы непроизвольно слегка сжались. Он увидел в ее больших глазах смесь восторга и страха, рывком притянул ее к себе, и…
Через час майор наблюдал, как обнаженная Лис стоит перед зеркалом, пытаясь собрать волосы на макушке, прежде чем отправиться в душ, и думал, что входить в Евросоюз местами очень даже приятно.
XV
Фортуна
Фрида падала в темную пустоту, но полет не пугал ее. Она парила и знала: у пустоты нет дна. Ощущая мягкие касания воздушных струй и совершенную легкость собственного тела, она наслаждалась падением, которое обещало быть бесконечным. Значит, можно ни о чем уже не думать. Никогда. Больше нет прошлого и будущего, есть лишь блаженное здесь и сейчас, оно невыразимо прекрасно и легко. Не важно, сколько времени пройдет, прежде чем темная пустота обернется ночным небом, на котором Фрида засияет звездой в сонме других звезд. Она и сама не заметит этого момента. Все теперь будет ей безразлично. Всегда, как сейчас.
Однако скоро темнота начала рассеиваться, под собой Фрида различила мягкое свечение. Через мгновенье она уже сидела на берегу залива, у самой кромки воды, ощущая ладонью теплые гладкие валуны. По воде гуляла мелкая рябь, море с едва различимым шелестом облизывало камни. Впереди она видела небо, не панораму — лишь часть, обзор закрывали каменистые своды просторной высокой пещеры, в углублении которой она и находилась. Но даже небольшого кусочка неба, открывшегося ее взору, было достаточно, чтобы залюбоваться его красотой. С одной стороны на нем клубились серые облака, объемные, рельефные, с округлыми ватными боками, позолоченными светом. С другой — в воду широкими струями лился густой желтый предзакатный свет. Он походил на столпы из молочного тумана. Казалось, времени здесь не существует и все дышит покоем.
«Это не рай», — почему-то подумала она. И тут же решила: ну и пусть, главное, чтобы так спокойно было всегда. Сбоку в пещере темнело углубление, до которого едва дотягивались редкие косые лучи. Фрида увидела в сумерках большой вытянутый камень высотой, пожалуй, с три ее роста. Едва освещенный, одним боком он терялся во мгле. Она присмотрелась внимательнее и различила в очертаниях огромного валуна подобие силуэта, верхнюю часть которого венчали длинные полукруглые рога. «Так вот ты какой, не свирепый, не лютующий — бесстрастный», — без малейшей толики страха констатировала она. От силуэта исходило ощущение полного безразличия, невозмутимого покоя. Фриде казалось, что эти флюиды пронизывают абсолютно все вокруг, камни и воду, свет и тень. И вот они уже рассеялись в ней самой, отчего Фриде стало невыразимо хорошо. Это чувство не имело ничего общего с прыгающим, будто солнечный зайчик, земным счастьем, от которого все трепетало внутри. Это была блаженная пустота, которая не касается нутра, не колышет его, не волнует. Но именно за эту пустоту Фрида сейчас готова была отдать все на свете.
«Я хочу остаться здесь», — пронеслось в ее голове, но пейзаж тут же сменился. Она оказалась посреди бескрайней дюны с молочно-кремовым песком. Дюна раскинулась насколько хватало взгляда, песчаные насыпи походили на покатые холмы, с которых тонкими струйками осыпался песок, будто атласные ленточки играли на ветру. Однако ветра Фрида не чувствовала, воздух был в меру свежим и в меру теплым. Наверху однородным светом сияло бледно-голубое, почти белое небо. Вокруг было тихо. Абсолютная тишина, но не такая, которая будто навалится тяжестью, закладывая уши, а другая — сотканная из легкости и пустоты, существующая и несуществующая одновременно. И снова Фрида ощутила радость обитания в небытие.
Вдруг тело ее стало тяжелеть, тишина становилась плотнее. Сознание словно вытягивало в воронку, куда-то вверх. Она поднималась над дюнами, удаляясь от них все больше. Она возвращалась к реальности. Фрида поняла это еще в полусне и пыталась всеми силами удержать неземное ощущение, которое ей довелось испытать в забытье. Она цеплялась за сон и молила: «Еще немножко!», но все же проснулась. Веки ее дрогнули, открывать глаза она не торопилась. Слишком легко было «там» и слишком тягостно «здесь».
Когда сон окончательно растаял, Фрида подумала: «Мне все это приснилось. Все-все…», припомнив, что еще до пещеры и дюн ей привиделся Давид, склонившийся над ней с кинжалом во время пугающей мессы. «Я схожу с ума», — мелькнуло в голове, и она открыла глаза. Первое, что она увидела, — мольберт, стоявший в центре соседней комнаты, в которую вела открытая дверь. На нем был установлен чистый холст, на подставке — карта «Дурак». «Следующим я собиралась написать „Дурака“», — как в тумане вспоминала Фрида. И вдруг она поняла, что лежит на кровати в одежде поверх покрывала, а правая ее рука перевязана в районе запястья эластичным бинтом, сквозь который проступает кровь.
Она несколько секунд смотрела на забинтованную руку, будто не веря глазам, а потом с ужасом осознала: Давид вовсе не приснился ей! И месса тоже!
Какого черта?! Все это зашло слишком далеко… Оставит ли он ее в покое, вот в чем вопрос. Черт возьми, это же настоящая секта! Разве кому-то доводилось малой кровью отделаться от сектантов? При мыслях о крови рана на руке заныла. «Он знает обо мне все: где я живу, где бываю, чем дышу. Я сама впустила в свою жизнь одержимого психа!» — судорожно соображала она.
Фрида старалась вспомнить, как попала домой, но память обрывалась на моменте, когда на ее запястье только-только выступила кровь. Значит, ее доставили домой, открыли дверь квартиры, уложили на кровать… Но одна ли она здесь теперь? Ее охватила паника. Собственная квартира стала ощущаться как большой пустынный лабиринт, в закоулках которого притаилась всевозможная нечисть. Тишина безлюдных комнат словно дышала глубокими, продолжительными, ритмичными вдохами и выдохами огромной зверюги, задремавшей чутким сном в ожидании добычи. Фрида лежала на боку и таращилась немигающим взглядом на белый холст на мольберте. Вдруг ей стало невыносимо жутко от мысли, что вот сейчас она повернет голову и увидит на другом краю кровати неподвижную фигуру, все это время наблюдающую за ней с невозмутимым спокойствием, наслаждающуюся тем, как пульсирует животным, первобытным ужасом ее беззащитное тело.
В какой-то момент ей сделалось жутко настолько, что выносить это чувство дальше стало невозможно. Она резко перекатилась на спину и повернула голову навстречу своему страху. Сзади никого не было. Это позволило получить краткосрочную передышку перед новым приступом паники. Теперь ей предстояло встать с кровати и с такой же решительностью обойти все помещения в квартире, проверить каждый шкаф, заглянуть за каждую штору, чтобы хоть немного успокоиться. Мысль о том, что нужно пойти на кухню, в ванную или просто опустить ноги на пол, казалась Фриде запредельной. Ей вспомнился «рыбий пузырь» — ромб, «размыкающий и растягивающий ткань пространства», о котором она узнала из книг Давида.
Пространство расползалось вокруг нее, словно ветхая марля, пустоты в полотне которой ширились и деформировались, искажая реальность. Она села на кровати, по-турецки подобрав под себя ноги, и сдавила руками виски. Ей казалось, стоит лишь ступить на пол — и к щиколоткам из-под деревянного каркаса протянется жилистая рука. Необходимо преодолеть и этот приступ. Нужно встать, осмотреть квартиру, проверить, закрыта ли дверь, вставить ключ в замок с внутренней стороны, сделать что-нибудь, что даст возможность ощутить хоть какую-то защищенность в собственном доме. Она свесила вниз правую ногу.
Внезапно резкий, грохочущий звук позади нее расколол тишину пустой квартиры на тысячи сверкающих острых брызг, словно булыжник, запущенный в огромное витринное стекло. Осколки взметнулись вверх и застыли в сантиметре от Фриды, устремив острые углы прямо на нее. На несколько секунд ей показалось, что она умерла. Что внутри у нее оборвались все сосуды, по которым сердце качало кровь. Что этот адов грохот — звук горна, сопровождающий отход ее души в мир иной.
Она не поняла, как много времени прошло, прежде чем в грудную клетку неистово, одурело ударило сердце, как птица в западне, в панике налетевшая на преграду. Удар, еще удар, прямо по ребрам. Этот бой отзывался гулкими вибрациями в обиталище ее души, как молитва в стенах пустого храма. Глубокий судорожный вдох утопающего, сумевшего выбраться на берег из бушующего океана. Выдох. Взгляд назад. Черт подери! На тумбочке у изголовья кровати за ее спиной бился мобильный телефон, звонивший в режиме вибрации. Черт подери!
Фрида выдохнула и закрыла руками лицо. Потом резко встала, подошла к телефону и с размаху запустила его в стену. Он не разбился, продолжая жалко трепыхаться на полу. Черт с ним. Она дошла до ванной, оперлась руками о края раковины и посмотрела в зеркало. В нем отражались огромные, до предела распахнутые глаза, абсолютно белое лицо и такие же белые губы. Еще никогда Фрида не видела таких молочно-белых губ. Она склонилась над раковиной и открыла холодную воду.
Умывшись, она обошла квартиру, стараясь двигаться быстро и шумно, лишь бы только не прислушиваться лишний раз к пугающей тишине. В квартире никого не было. Она проверила дверь, та была закрыта, один из замков срабатывал автоматически при захлопывании. Связку Фрида обнаружила в своем клатче, валявшемся на полу в коридоре. Она закрылась на все запоры, оставив в скважине ключ. Теперь нужно было собраться с мыслями и решить, что делать дальше.
Заварив крепкий кофе, она выпила его в несколько глотков и направилась в ванную. Скинула одежду, села на дно белоснежной посудины, обхватив колени руками, включила душ. Вода лилась на темя. Фрида пыталась успокоиться и подумать, но мозг отказывался анализировать события последних дней. В голове было пусто, и лишь животный инстинкт твердил: ты в опасности, Фрида.
Она вернулась в комнату, натянула свою бесформенную тунику, носки, сползла по стене рядом с тем местом, где валялся проклятый телефон, и села на пол. Фрида замерла, обхватив руками колени, глядя на небо сквозь оконное стекло. Снова и снова телефон начинал жалобно биться, но Фриде не было до него никакого дела. В ее голове по-прежнему было тихо и пусто. Но вдруг мелькнул страх — скоро начнет смеркаться, и ее сознание выдало одну ясную, четко оформленную мысль: «Так не может больше продолжаться. Мне нужна помощь». Она протянула руку к телефону и увидела несколько пропущенных вызовов с незнакомого номера и один от Осириса. Он-то ей и нужен! Кто еще из ее знакомых мог бы быстро вникнуть в суть происходившей в ее жизни дикости?
Набрав его номер, она говорила устало, словно объясняя очевидное: «Мне нужна ваша помощь. Вы не могли бы встретиться со мной чем скорее, тем лучше?» Не задавая лишних вопросов, он пообещал подъехать к ее дому через двадцать — тридцать минут.
Приглашать гостя в квартиру Фрида не стала. Во-первых, она не любила, чтобы чужие люди переступали порог ее святилища. Во-вторых, ей самой сейчас очень хотелось покинуть стены, которые больше не гарантировали защиты. К тому же ситуация могла показаться неоднозначной. Она вышла из подъезда и юркнула в салон машины Мирослава. Погода была пасмурной, сверху срывались редкие капли, небо над столицей имело ровный серый цвет, словно город накрыли алюминиевой крышкой. Ветер гулял по земле легко, но упрямо, предвещая грозу.
Салон машины Погодина оказался уютным благодаря маленькому пространству и присутствию живой души. Фрида свернулась на сиденье калачиком, спрятала ладони в тонкие рукава и начала говорить. Она говорила о знакомстве с Давидом, о его заказе, о странностях, которым поначалу не предавала значения. Наконец рассказ дошел до событий вчерашней ночи и ее сегодняшнего пробуждения в собственной квартире. Потом она предъявила Погодину перебинтованное запястье.
Мирослав слушал, не перебивая. Он смотрел вперед сквозь лобовое стекло, правой рукой сжимая руль. Фрида могла бы подумать, что собеседник и вовсе не придает значения ее болтовне и слушает вполуха, если бы он не хмурился, глаза его не наливались цветом, как небо перед грозой, и рука не сжимала руль все сильней. Когда она договорила, Мирослав повернул к ней лицо, сосредоточенное и серьезное, в синих глазах словно сгустились тучи. Фриде чудилось, что она может разглядеть в них небо с картин Айвазовского.
— Расскажите мне все, что знаете о Давиде, его фамилия, как он выглядит, где живет, чем занимается, как с ним связаться и где найти? И еще… Я думаю, вам лучше пока не оставаться одной, тем более в своей квартире.
От последней фразы Фрида смутилась, почувствовав, как щекотнуло в груди. Но она не подала вида и принялась деловито отвечать на вопросы. Фамилии Давида она не знала, рода занятий тоже, связь держала по контактам, оставленным на визитке, где значились лишь имя и телефон. Точного адреса назвать она также не может, зато постарается показать место, где побывала вчера. Что касается его внешности, то ей проще сделать портретный набросок, чем описать на словах.
Погодин принял решение быстро: сейчас Фрида поднимется домой, переоденется, захватит визитку, набросает на скорую руку карандашом портрет Давида, потом они поедут разыскивать место, где она побывала ночью. Фрида кивнула и выпорхнула из машины.
Оставшись в одиночестве, Мирослав достал телефон и набрал номер майора. «Абонент не отвечает или временно недоступен», — послышалось в трубке. Плохо, но сейчас нельзя терять времени. «Не знай! Для невинности законны все пути. Чистая глупость — Ключ к Посвящению. Безмолвие взрывается восторгом. Не будь ни мужчиной ни женщиной, но двумя в одном. Храни молчание, дитя в синем яйце, и ты да вырастешь в держателя копья и Грааля! Блуждай один и пой! Во дворце короля тебя ждет его дочь», — в его голове непонятно к чему пронеслась цитата из «Книги Тота», относящаяся к карте «Дурак».
Фрида выбежала из подъезда через двадцать минут. Изящная, гибкая, в черных облегающих джинсах и черной же короткой куртке из легкой кожи. Несмотря на внешнюю хрупкость, в ней чувствовалась сила. Мирослав залюбовался. «Дикая пантера», — подумал он, когда она мягко скользнула в салон и тряхнула блестящими волосами, смахивая капли дождя.
— Вот, — она протянула набросок.
Давид на нем был как живой. Фрида сумела передать даже его особенный прищур и не поленилась в деталях воссоздать булавку в шейном платке. Кажется, эта булавка заинтересовала Мирослава даже больше, чем сам портрет.
— А вот и Маг, — проговорил он, разглядывая рисунок.
— Маг?
— Да, Маг, он же Фокусник. Булавка в его платке имеет форму кадуцея, посоха Меркурия: две змеи, обвивающие крылатый посох. В Таро Тота кадуцей — символ Мага. Если вы обратили внимание, то на карте «Маг» на заднем плане изображен именно кадуцей. Оккультисты считают его символом ключа, отворяющего предел между тьмой и светом, добром и злом, жизнью и смертью.
— Я еще не дошла до этой карты, — призналась Фрида.
— А визитка?
— Я ее не нашла, непонятно куда забросила, творческий беспорядок и все такое, — улыбнулась она. — Но номер телефона Давида записан в моем мобильном, а больше на визитке ничего и не было.
— Нужно ехать, — решил Мирослав и нажал на педаль газа. Машина мягко двинулась вдоль дворов. Уже выехав на Ленинградку, куда их привели указания Фриды, Мирослав выжал сто двадцать километров в час, и они покатили в сторону области.
Погодина потряхивало от нетерпения. Неужели разгадка убийств совсем близко? Что за человек этот Давид — буйнопомешанный или носитель неких сакральных знаний? Что стоит за его финансовым положением и социальным статусом? По словам Фриды, его размах действительно очень велик. Куда может привести ниточка, тянущаяся от него, если без лишнего шума, аккуратно проследить ее путь? Маг… Что там писал Кроули про Мага? Кажется, так: «Эта карта изображает Мудрость, Волю, Слово, Логос, посредством которого были сотворены миры. (См. Евангелие от Иоанна, гл. 1.) Она представляет принцип Воли. Коротко говоря, это Сын — действенное проявление идеи Отца. Это мужское соответствие Верховной Жрицы…». Ключевая фигура и главное действующее лицо. Что еще? «Вполне логично также, что, будучи Словом, он есть закон причины, необходимости и случайности: это тайный смысл Слова, сущность Слова и условие его произнесения. Поэтому, а особенно благодаря своей двойственности, он представляет и истину, и ложность, и мудрость, и глупость. Неожиданный, он расстраивает любую устоявшуюся идею и поэтому выглядит ловким хитрецом. Творец, он лишен совести. Если не может достичь своих целей честным путем, он прибегает к одурачиванию… Его невозможно понять, потому что он — Бессознательная Воля…» Но что он задумал? Если убийства происходят параллельно с написанием картин, значит ли это, что он пытается наделить полотна определенной силой, чтобы использовать их для какого-то особого ритуала? Дьявола он, что ли, собрался вызывать в центре Москвы в самом деле?
Когда МКАД осталась далеко позади, Фрида распорядилась съехать на проселочную дорогу. Заграничный спорткар с низкой подвеской то и дело напарывался буржуйским брюхом на российские колдобины. «Ну и местечко… Здесь бесчинствуй сколько угодно, все равно никто не услышит, хочешь — оргии устраивай, хочешь — мессы», — подумал Мирослав, лавируя по ухабам вдоль высоких ветвистых деревьев, растущих у дороги. Пока они двигались по главному шоссе, то там, ту тут мелькали недостроенные коттеджные поселки и разномастные дома, но район, кажется, только-только начали осваивать застройщики. Готовых строений, в которых могла угадываться жизнь, почти не встречалось. Дорога, на которую указала Фрида, казалось, и вовсе вела в никуда.
— Вы уверены, что мы едем правильно? — уточнил он.
— Да, я точно помню эту дорогу. Наверное, Давид специально построил дом в безлюдном месте. Думаю, его вряд ли прельщает добрососедский образ жизни.
— Как долго еще ехать? — спросил Мирослав.
— Почти приехали.
Машина наконец вынырнула на пролесок. Перед ними, окруженный густой растительностью, высился заброшенный долгострой. Трехэтажное здание из серых плит с зияющими дырами оконных и дверных проемов, поросшее травой, исписанное краской для граффити. Мирослав остановил машину и вышел. Фрида последовала за ним. Она сделала несколько шагов вперед и замерла в нерешительности. Мирослав в недоумении смотрел то на необитаемое здание, то на затылок Фриды, недвижимо стоявшей впереди.
— Наверное, вы спутали поворот, — предположил он после нескольких секунд общего молчания. — Давайте вернемся на дорогу и поищем нужный.
— Нет… — Фрида замотала головой. — Нет. Этого не может быть!
И она бросилась к долгострою. Мирослав отреагировал не сразу.
— Подождите, Иштар. Куда вы?
Он побежал за ней, но она уже скрылась в глубине строения. Мирослав тоже нырнул под грубую каменную арку. Под ногами валялись острые обломки плит и доски, где-то поблескивали осколки стеклянных бутылок. Ступать было неудобно, под подошвами хрустел и потрескивал сор. Время близилось к шести вечера, сумерки сгущались. Мирослав достал из кармана IPhone и включил опцию фонарика.
— Иштар, где вы? — разнеслось по пустой коробке дома-призрака.
Ответа не было. Мирослав осмотрел первый этаж. Здание, похоже, задумывалось для муниципальных нужд: большая площадь, высокие потолки. Построить успели только каркас, несущие стены; до межкомнатных перегородок дело не дошло.
На первом этаже Фриды не было. Мирослав взглянул на подобие лестницы, ведущей наверх. Покосившаяся конструкция выглядела хлипкой, но выбора не было. Он осторожно двинулся по ступенькам, касаясь рукой стены и слыша шум собственных шагов. Второй этаж оказался таким же пустынным. Мирослав обошел его, переступая мусор и бетонные плиты.
— Иштар?
«Почему она не отзывается? Что здесь вообще происходит?!»
— Иштар!
Снова тишина. Он двинулся выше. Крыши на третьем этаже не оказалось, лишь местами на металлическом каркасе, подготовленном для потолка, виднелись ободранные куски плотного настила. На лицо Мирослава упали капли дождя. Он посветил фонариком. Слева от него тянулась полуразрушенная стена, впереди простирался длинный коридор. Приглядевшись, он различил, что среди мусора у стен стоят полотна. Иерофант, Вожделение, Башня, Влюбленные, Дьявол, Искусство… Да что за чертовщина?
— Иштар! Где вы?
Он медленно ступал, вглядываясь в картины, пытался нащупать внутри себя разгадку всего происходящего. Погодин чувствовал, что истина уже совсем близко подкралась к его сознанию, нужно просто открыться ей и принять. В голове кружились фразы, цитаты, озарения последних дней. Он никак не мог выбрать, за что именно следует зацепиться. Тем временем в стене, вдоль которой он двигался по коридору, возник бесформенный проем, вероятно задуманный как дверной. Мирослав автоматически шагнул внутрь комнаты.
«Маг — это мужское соответствие Верховной Жрицы», — вдруг пронеслось в его голове, и тут же перед взором предстала карта Верховной Жрицы, но не из «Таро Тота», а из колоды «Эклектик». На ней Жрица была изображена с дьявольскими рогами, меж которых расположился знак «Инь-Ян». «Что наверху, то и внизу — как две стороны одного и того же… Как две стороны одного и того же… Черт возьми!» Погодин резко обернулся и увидел глаза, настолько черные, будто в них сгустилась вся вселенская тьма. «Дурак», — прошипела Фрида и молниеносным движением выбросила вперед руку, в которой холодным блеском сверкнула сталь.
XVI
Колесница
Еще не открыв глаза, Замятин сладко потянулся в постели и вдруг понял, что отчетливо чувствует запах еды. Он нащупал телефон и посмотрел на часы — одиннадцатый час дня, будильник не звонил — вчера начальство пожаловало ему выходной за труды. А может, для того, чтобы майор окончательно смирился с передачей дела другому ведомству. Еще несколько секунд потребовалось, чтобы сообразить — Лис! Замятину удалось заснуть лишь под утро. Ночью он долго прислушивался к ее ровному дыханию, рассматривал силуэт женского тела, лежащего в его постели, прикрытого его одеялом. Он словно пытался то ли уменьшить, то ли увеличить эти контуры, внезапно проступившие в зоне его личного пространства, подогнать их под размеры своей Вселенной. Что-то (наверное, чутье) подсказывало Замятину: Лис — не случайная гостья в его жизни.
Он встал, натянул спортивные штаны и пошел на аппетитный запах. Кухня чудесным образом преобразилась. Крышка на плите была поднята, на тихом огне стояла многообещающе скворчащая сковорода. Лишние на кухне вещи, которыми майор здесь забросал все свободное пространство, Лис умудрилась куда-то спрятать. Пока Замятин спал, она не только привела кухню в порядок, но и за продуктами сходила, а теперь сидела в его футболке на табуретке и тыкала пальцем в экран планшета.
«Похоже, попал я конкретно», — машинально подумал закоренелый холостяк, озирая открывшуюся картину. Лис, увидев его, вспорхнула с табуретки, приблизилась, обняла, чмокнула в щеку и, сияя счастливой улыбкой, спросила:
— Кофе?
Сонный Замятин кивнул и мысленно констатировал: «Конкретно попал». Однако тут же поймал себя на том, что никакой досады это обстоятельство в нем не вызывает. Он уселся за стол, наблюдая, как новоявленная хозяйка хлопочет у плиты. За последние дни в его жизни случилось так много событий, что все разом они будто не умещались в сознании майора, вытесняя друг друга. Поэтому Замятин не думал ни о чем. В это утро он чувствовал себя легким и пустым, как чистый лист бумаги.
Лис поставила перед ним тарелку, на которой желтел омлет с ветчиной, на второй тарелке лежали бутерброды с маслом и сыром, потом на стол опустилась большая кружка с дымящимся кофе. «Ну, попал — значит, попал. Двум смертям не бывать…» — окончательно смирился Замятин, кромсая вилкой манящий омлет. Лис сидела напротив, не особо интересуясь своей порцией еды. Она смотрела на майора лучистыми голубыми глазами, светлые кудряшки, обрамлявшие ее лицо, будто подчеркивали исходящее от него свечение.
— Тебе было очень страшно в том гараже? — спросил Замятин, с трудом представляя, что довелось пережить хрупкой и светлой Лис.
Она мотнула головой.
— Не очень. Я знать, что ты придешь.
Читать бесплатно другие книги:
