Роза и Крест Пахомова Элеонора
Замятин задержал взгляд на ее лице, а потом снова вернулся к омлету.
— Чему хоть тебя там учили, в школе этой? — без особого интереса спросил он, просто чтобы сменить тему.
— О, это интересный! Это был вводный класс по карты Таро. Их придумать маг Алистер Кроули и Фрида Харрис…
— Я тебе дам «интересный»! — перебил Замятин и тут же умолк, как громом пораженный. — Стоп! Еще раз. Как звали эту художницу? — спросил он, уставившись на Лис во все глаза.
— Фрида Харрис.
— Фрида, Фрида… Я же только на днях натыкался на это имя…
Он метнулся в коридор, к сумке, и достал кипу распечаток. Среди них было несколько листов, скрепленных степлером, — перечень заведений и организаций, расположенных в районе Китай-города. Его взгляд побежал по строчкам. Вот оно — галерея «Фрида»! Он схватил мобильный телефон:
— Володя, пробей-ка мне, кому принадлежит художественная галерея «Фрида» на Китай-городе. Да, жду… — майор держал телефон у уха и нетерпеливо барабанил пальцами по столу.
Лис заботливо подвинула к нему тарелку с бутербродами. «Не сейчас», — отмахнулся он, и она послушно замерла.
— Подожди, — сказал Замятин в трубку и свободной рукой выудил из сумки ручку, — давай, записываю. Так, Волошин Максим… Совладелица Волошина Фрида… Фрида! Володя, а теперь открой список жильцов района Царицыно, который мы составляли после убийства педофила.
Произнося последнюю фразу, Замятин пододвинул к себе стопку листов — весьма увесистую пачку, в которой были собраны имена и фамилии тех, кто жил в зоне пешей доступности педофила. Тысячи имен, среди которых не меньше пары сотен тех, кому на период активности извращенца было от пяти до десяти лет. Искать среди этого списка нужное имя доступными Замятину методами — терять драгоценное время.
— Как кого мы ищем?! — гаркнул в трубку Иван Андреевич, теряя всякое терпение. — Фриду! Володя, мы ищем Фриду!
По столу снова застучали пальцы.
— Есть?! Твою мать… — Замятин вцепился в ручку так, что та хрустнула. Лис нервно начала поглощать бутерброд, не отрывая глаз от майора.
«Фрида Воскресенская!» — записал на бумажке Замятин.
— Сколько ей было лет в девяносто втором году? Девять! — он издал нечто похожее на стон умирающего животного и хорошенько двинул ладонью по своему крепкому лбу. — Какой же я дурак!..
Затем, резко вскочив, «дурак» побежал в комнату одеваться, на ходу выкрикивая:
— Володя, адреса, пароли, явки!
Через полчаса майор прибыл на Китай-город и вошел в галерею «Фрида». Ни Максима, ни Фриды Волошиных там не оказалось. Зато его встретила молодая красавица с густыми, гладкими, как зеркало, каштановыми волосами, длиной почти до талии, тонкая, в белоснежной приталенной рубашке и узкой черной юбке. Лис, стоявшая за правым плечом Замятина, на всякий случай тихо прокашлялась. Майор же представился по всей форме, заверил красавицу, что расследование его носит крайне серьезный характер, и аккуратно, издалека, начал расспрашивать о Волошиных. Характеристика Максима ничем особенным не отличалась: «красавец, бизнесмен с тонким художественным вкусом, талантливый маркетолог, тактичный руководитель» и все такое прочее. Сплошные восторги. Когда разговор коснулся Фриды, сотрудница галереи заметно стушевалась.
— Фрида Игоревна у нас, конечно, дама загадочная, — тактично отвечала она, предварительно усадив майора и его спутницу за круглый стеклянный столик у панорамного окна и предложив им по чашечке кофе. — Ну а что вы хотите? Фрида Игоревна — гений! Ее полотна пользуются огромным спросом среди любителей абстракционизма. Некоторые из ее картин вошли в экспозиции всемирно известных галерей и ряда музеев.
— В чем именно проявляется ее загадочность? — осторожно подступался Замятин.
— Ну… Как бы вам сказать… — красавица виновато посмотрела на майора и потупила взор.
— Милая Алена, — Замятин пробежал взглядом по бэйджику на груди собеседницы. — Вы поймите, я не из газеты «Сплетник» и не праздно интересующийся покупатель. Я майор полиции из Следственного комитета по особо важным делам, — для наглядности своих слов Замятин положил на стеклянную столешницу раскрытое удостоверение. — Если я пришел сюда задать вам ряд вопросов, то, поверьте, мне крайне важно получить на них честные и объективные ответы. О странностях Фриды Игоревны я так или иначе узнаю. Пожалуйста, давайте не будем тратить драгоценное время. Окажите, как говорится, посильную помощь следствию, исполните свой гражданский долг.
Замятин сам удивился своему витиеватому пассажу — никак озарение. В нормальном состоянии сознания он бы вряд ли такое выдал. Но майор взял след, и невидимая сила несла его вперед, на запах, который с каждой минутой становился все отчетливей, дурманил голову и разгонял кровь. Сейчас за столиком в галерее сидел уже не Ваня Замятин, а существо во власти инстинкта, ведомое наитием. Ему стоило больших усилий сохранять видимое спокойствие, но он чувствовал: сейчас так надо.
Алена колебалась несколько мучительных секунд, а потом сдалась.
— В общем, Фрида Игоревна со странностями. Пока их брак с Максимом Викторовичем держался, мы не обращали на это особого внимания. Она время от времени бывала в галерее, как правило, со всеми здоровалась, но довольно сдержанно, вежливо улыбалась и опускала глаза. Никого из сотрудников муштровать не пыталась, всем руководил Максим. Но и тогда бывало, что случайно поймаешь на себе ее взгляд — и мороз по коже до костей пробирает. А когда у них семейные дела разладились, из нее и полезло всякое…
— Что полезло, Алена? — Замятин чувствовал, как учащается его дыхание.
— Она сама не своя стала. В галерею начала наведываться чаще самого Максима Викторовича. Глаза дикие, никого кроме него не замечает, ни с кем не разговаривает. Приедет сюда — и прямиком в его кабинет. Видимо, отношения пыталась выяснять, крик ее даже до выставочного зала доносился, посетители переглядывались. Максим во время ее визитов старался побыстрей ретироваться. Поначалу он пытался с ней как-то объясняться, подолгу беседовал, но, видимо, безрезультатно. Фрида его все равно в покое не оставляла. Потом Максим стал реже здесь появляться, а если сталкивался с женой, то сразу уезжал. У нас стали поговаривать, что Максим просто передаст галерею в ее полное распоряжение и забудет про все это, как про страшный сон. Фрида своим поведением просто не оставляла ему другого выбора. Она будто помешалась.
— Как давно разладились их отношения?
— Холодок появился с полгода назад. Последние же месяцы были просто кошмаром.
— Как давно они в последний раз здесь появлялись?
— Максим Викторович был дней десять назад, предупредил, что планирует уехать на пару недель
за границу, попросил не беспокоить его в это время. Фрида в последний раз появлялась несколько дней назад. Она теперь довольно часто заезжает сюда, подолгу разглядывает свою же работу, вон ту, — Алена указала рукой на яркое полотно, висящее на стене. — Встанет и смотрит. Распорядилась снять его с продажи, — Алена замолчала, будто в раздумьях, а потом продолжила: — И еще кое-что…
— Что?
— Мне показалось, что с некоторых пор Фрида Игоревна разговаривает сама с собой. Она что-то шепчет себе под нос, иногда даже жестикулирует. Выглядит это весьма странно.
— Еще бы не странно! — подтвердил Замятин, которому уже не терпелось познакомиться с четой Волошиных лично. — Запишите для меня, пожалуйста, все контакты обоих супругов, которые вам известны.
Алена сходила за бумагой, послушно записала телефоны и адреса своих начальников. В результате майор разжился мобильными и стационарными номерами Волошиных, один из которых сопровождался подписью «загородный дом».
— Адрес загородного дома вы знаете? — поинтересовался он на всякий случай, хотя понимал, что выяснить его теперь не составит труда.
— Нет, — ответила Алена. — Кажется, он находится в районе Ленинградского шоссе. Где именно, не подскажу.
Замятин поблагодарил ее за сотрудничество и заверил, что разговор этот останется между ними. Еще не переступив порог галереи, он уже в нетерпении набирал мобильный номер Фриды Волошиной. В трубке слышались гудки, но ответа не было. Замятин позвонил Максиму Волошину. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», — сообщил хорошо знакомый голос. «Неудивительно, — подумал майор, — Алена ведь предупредила, что босс уехал за границу и попросил его не беспокоить». Он собрался было обзвонить городские телефоны, но тут его осенило: «Стоп! Если человек находится с выключенным мобильным в другой стране, то в трубке первым делом раздается сообщение на местном языке. О недоступности абонента рапортует иностранный мобильный оператор». Он снова набрал номер Волошина и снова услышал русскоязычное сообщение. Майор сразу же связался с Сусликовым.
— Володя, пробей: Максим Волошин, хозяин нашей галереи, за последний месяц пересекал границы страны? И еще узнай адрес его загородного дома, на всякий случай запиши тамошний телефон…
В трубке слышалось клацанье клавиатуры компьютера и сусликовское: «Сейчас-сейчас, Иван Андреевич, подождите секундочку». Замятин ждал и крутил в руке непокоренную сигарету, озирая окрестности. «А вон и телефон-автомат», — машинально отметил он, увидев на стене дома, на противоположной стороне длинной узкой улочки, полупрозрачный округлый козырек над металлической коробкой телефонного аппарата. Потом в поле его зрения попали ноги Лис, переминавшейся на неровном тротуаре в своих нарядных босоножках. «Надо бы ее домой отвезти», — опять же машинально подумал майор.
— Иван Андреевич, — донеслось из трубки, — Максим Волошин пределов России не покидал.
Замятин вздохнул и прикурил.
— Диктуй адрес, — спокойно проговорил он, выпуская изо рта струю дыма.
Ехать домой Лис поначалу категорически отказывалась, но Замятин настоял. Во-первых, день прохладный, не до шифоновых платьев, вон и дождь собирается. Во-вторых, нечего в таком виде по служебным делам разъезжать. Он позвонит ей вечером, сейчас же ему надо разобраться с Волошиными. Замятин хотел остаться один, сохранять внешнее спокойствие становилось все сложней. Сердце майора отстукивало победный ритм, каждый его удар наводил на мысли об обратном отсчете — скоро, совсем скоро. «Подожди, Ваня. Не радуйся раньше времени», — мысленно охлаждал он собственный пыл, но наверняка чувствовал: на этот раз след тот самый, правильный.
Высадив Лис у подъезда дома в Лефортово, Замятин съехал на Третье транспортное кольцо. В потоке многочисленных автомобилей, теснившихся на магистрали, он еле-еле двигался вперед, но ничего не мог изменить. Нужно сохранять спокойствие во что бы то ни стало, дабы не спугнуть удачу. Часом раньше или позже он, так или иначе, доберется до нужного места. Дорогой он еще несколько раз пытался дозвониться до Фриды, но на звонки никто не отвечал. В итоге мобильный жалобно пискнул, оповещая владельца о том, что вот-вот разрядится. Телефон у него был простенький, старой модели, заряда древнего аккумулятора хватало максимум на сутки, и майор исправно перед сном подключал аппарат к сети. Но из-за вчерашнего визита Лис ему, понятное дело, было не до этого. «Обойдусь без телефона», — решил майор, кинув аппарат на переднее сиденье и попытался перестроиться в другой ряд, который, как ему казалось, двигался чуть живее.
Несмотря на все предпринятые на дороге маневры, до квартиры, где были прописаны Волошины, он добрался лишь через час. Поначалу набросился на дверной звонок, потом в нетерпении заколотил кулаком по двери. Штукатурка сыпалась, но открывать ему, похоже, никто не собирался. Замятинского буйства не выдержали соседи — на площадке появилась сухонькая старушка интеллигентного вида, с аккуратно уложенными на затылке седыми волосами, в очках.
— Молодой человек, что происходит?
Замятин выудил из нагрудного кармана удостоверение и спросил:
— Максим и Фрида Волошины здесь проживают?
— Фридочка — да, а вот Максима здесь я уже давно не видела.
— А куда он делся?
— Молодой человек… — пожилая дама вздохнула и посмотрела на Замятина поверх очков. — Куда мужчина мог деться от жены? Ушел. Больше полугода прошло. А несколько месяцев назад Фридочка обронила что-то про развод. Это жизнь… Ох и убивалась же она, бедная девочка. У нас хоть стены и толстые, но мне по ночам все равно слышалось, как она воет. Не плачет, не рыдает — воет. Вот так-то. А что, собственно, произошло?
— Я пока не могу сказать вам ничего конкретного. Но мне необходимо встретиться с ними обоими.
— Где искать Максима, я даже не знаю, но, возможно, он теперь живет в их загородном доме. А вот Фриды дома, вероятней всего, нет. Она недавно дверью хлопала.
— Скажите, вы не замечали за ними чего-нибудь странного? Возможно, к ним приходили какие-нибудь подозрительные люди, или из их квартиры доносился шум?
— Не припомню такого. Вообще это была крайне интеллигентная пара — вежливые, аккуратные. Жили спокойно. После того как Максим съехал, Фридочка и вовсе затихла, если не брать во внимание ее ночные истерики. Никто к ней не приходил, сама она большую часть времени проводила дома. Она ведь художница, наверное, с головой ушла в творчество. В последнее время она стала какой-то рассеянной, все время в своих мыслях. Иногда и не замечала меня, если мы встречались во дворе или в подъезде. А раньше всегда здоровалась, даже на чай ко мне несколько раз заглядывала. Жалко девочку.
Майор раскланялся с соседкой Волошиных и помчался по адресу, где располагался загородный дом супругов. Когда он миновал развязку МКАД, съехав на Ленинградское шоссе, дождь уже падал сверху крупными частыми каплями, тучи потемнели, вбирая солнечный свет. Навигатор вел Замятина к одному из многочисленных коттеджных поселков в северном Подмосковье.
Наконец он притормозил перед шлагбаумом. Судя по всему, дом Волошиных находится здесь. Замятин показал охраннику удостоверение и въехал на территорию поселка по красивой, мощенной мозаичным рисунком дороге. Дома в этом комплексе, похоже, были не из дешевых — большие, трехэтажные, напоминающие средневековые замки, с внушительными участками земли.
Проект, видимо, сдали не так давно, все здесь сияло новизной, а большинство строений выглядели необжитыми. Неудивительно, при нынешнем изобилии предложений по соседству можно было найти дачи проще и дешевле.
Сверяясь с адресом и навигатором, майор все дальше углублялся в элитный поселок. Наконец на одном из домов мелькнул нужный номер. Смеркалось, но свет в окнах не горел. Ни в доме Волошиных, ни в соседних строениях. Замятин нажал кнопку звонка на видеодомофоне — ответа не последовало, что не слишком удивило майора. Он огляделся по сторонам, подошел к забору, который был чуть выше его роста, ухватился руками за верхний край, подтянулся и перемахнул через ограждение. То обстоятельство, что во дворе был припаркован новенький «лексус», Замятина несколько насторожило. Либо у Волошиных парк машин, которыми они пользуются время от времени, либо…
Замятин позвонил в дверь. Тишина. Постучал увесистым кулаком. Тишина. Разозлившись, дернул за ручку — и дверь открылась. Иван Андреевич переступил через порог и тут же сморщился, зажав рукой нос. Твою мать!
XVII
Смерть
«Ух ты, лихо!» — пронеслось в голове Погодина, когда шею лизнуло лезвие. Боли не было, но за ворот скользнула горячая струйка. Он провел пальцами по коже и ощутил на подушечках липкую жижу — кровь. «Не хлещет во все стороны — значит, поживем еще», — подумал он.
— Ты все равно умрешь, — будто прочитав его мысли, тихо сказала Фрида, медленно отступая назад.
— Формула продолжения жизни есть смерть, — в ответ процитировал Мирослав слова Кроули, пытаясь разговаривать с Фридой на понятном ей языке. — Зачем вы это делаете, Иштар?
Она осторожно пятилась по хрусткому сору, не сводя с Погодина черных глаз. Момент был упущен. На эффект неожиданности рассчитывать уже не приходилось, а по-другому с Мирославом ей не справиться, это очевидно. Даже застав его врасплох, она умудрилась промахнуться, слишком уж он высок. В нем было почти два метра роста, поэтому Фрида и не смогла рассечь сонную артерию с первого выпада. Лезвие скользнуло по касательной, разрезав кожу от уха к ключице. Нужно было срочно понять, как действовать дальше — оставить дело незаконченным она не могла.
— Есть ассирийская легенда о женщине с рыбой и еще легенда о Еве и Змее… — медленно и тихо заговорила Фрида. Ее низкий голос снова напомнил Погодину стелющийся по земле туман, как тогда, когда она присягала на верность «Телеме». — Ведь Каин был дитя Евы и Змея, а не Евы и Адама, и поэтому, покончив со своим братом (первым убийцей, приносившим живых существ в жертву своему демону), получил начертание на чело его. Это «начертание Зверя», о котором говорится в Апокалипсисе, и знак Посвящения… Пролитие крови необходимо, ибо Бог не слышал детей Евы, пока кровь не пролилась… — продолжала она, отступая все дальше в темноту.
«Она цитирует фрагмент описания карты „Влюбленные“ из „Книги Тота“», — понял Мирослав. Тем временем даже тусклый вечерний свет перестал проникать внутрь полуразрушенного долгостроя сквозь фрагментарную крышу и разномастные дыры в стенах, в сумерках походившие на искаженные судорогой вопящие рты. Отходя от Погодина, Фрида сливалась с тьмой, и лишь по звукам ее дурманящего голоса и едва различимому хрусту под подошвами Мирослав угадывал траекторию ее движения.
То, что случилось здесь, стало для Мирослава шокирующим откровением. Он был растерян и не мог собраться с мыслями. Она, Иштар, — женщина, о которой он грезил, чья хрупкость позвонков вызывала в нем трепет, — оказалась серийной убийцей, чуть было не лишившей жизни его самого. Для осознания этого факта Мирославу требовалось время, которым в данных обстоятельствах он не располагал.
Помимо прочего, он в принципе не мог вообразить себе схватку с женщиной, совершенно не представляя, как можно применить к ней силу. Различные удары, приемы и захваты, которыми он владел, казались невозможными и нелепыми, когда перед тобой не равный партнер, а девушка, чей силуэт, вдобавок ко всему, напоминает фигуру субтильного подростка. Но может ли он позволить ей скрыться, убежать, раствориться в ночной мгле, такой родственной ее собственной природе?
Дождь усиливался. Сквозь прорехи в подобии крыши на Мирослава падали холодные капли, стекая по лицу и волосам, скользя за шиворот. Он уже порядком вымок, но совершенно не замечал этого. Наконец Погодин сдвинулся с места, сделав маленький нерешительный шаг. Под ногой заскрипел мусор, и гипнотический голос Иштар, которым та размеренно цитировала оккультные тексты, будто баюкая мрак, сразу умолк. Похоже, активность со стороны Погодина не вписывалась в ее планы.
Внезапно воцарившаяся тишина подействовала на Мирослава отрезвляюще. Он тряхнул мокрыми волосами, провел ладонью по лицу, утирая дождевые капли, и прислушался. Иштар была все еще на этом этаже, он слышал слабый шорох ее медленных шагов. Но судя по звукам, она находилась уже совсем близко к лестнице, ведущей вниз.
Погодин решительней двинулся в том же направлении, стараясь ступать как можно мягче и тише. Фонарик на телефоне Мирослав решил не использовать, в противном случае он будет у Иштар как на ладони. Перемещаться придется без света, благо глаза уже привыкли к сумраку, и он хорошо различал силуэты окружающих его руин. Чтобы добраться до лестницы, ему придется пройти вперед вдоль полуразрушенной стены, обогнуть ее, преодолеть импровизированную галерею, вдоль которой выставлены картины. Мирослав двигался достаточно быстро, стараясь улавливать малейшие шорохи. В районе ступеней отчетливо хрустнуло стекло. Иштар уже спускается вниз, понял Погодин и ускорил шаг.
Приблизившись к лестнице, он на мгновенье замер. У Иштар было два варианта: либо стремглав броситься прочь из дома и затеряться в лесополосе, либо затаиться на одном из этажей. Соответственно Мирослав должен принять решение: скорей покинуть здание и пуститься в преследование, либо, прислушиваясь к тишине, искать ее внутри. Он выбрал второе, хотя бы потому, что, если бы Иштар торопилась к выходу, он бы слышал ее шаги, но было тихо. Не может ведь она передвигаться совершенно бесшумно.
Мирослав спустился на один пролет и замер, вглядываясь во тьму. Он различал вокруг пустое пространство, растворявшееся в темноте углублений и углов помещения, проемы окон, местами поблескивающие на полу битые стекла, очертания изломанных плит. Он ступал по периметру второго этажа, двигаясь к неказистым ветхим ступеням, ведущим вниз.
До лестницы оставалось всего-то пара шагов. Вдруг голова Мирослава резко запрокинулась назад — в его волосы в районе затылка вцепилась рука Иштар. Она запрыгнула ему на спину, обвив ногами торс, и молниеносным движением занесла лезвие над открытой шеей. Погодин рефлекторно, в ту же секунду, перехватил за запястье руку с оружием, сам удивляясь скорости своей реакции, и, нагнувшись вперед, через голову перекинул нападавшую на пол. Та вскочила, отвела левую ногу в сторону, пытаясь восстановить равновесие. Но под ее ногой что-то хрустнуло, она качнулась и кубарем покатилась вниз по ступеням.
Погодин бросился следом. Иштар лежала навзничь распластанной на полу первого этажа. Она была без сознания. Мирослав склонился над ней, взял из ее правой руки то ли опасную бритву, то ли резак, в темноте не разобрать, и сунул предмет в карман. Потом осторожно приподнял рукой ее голову. Затылок оказался горячим и липким. Мирослав провел по нему пальцами второй руки, потом поднес их к лицу и понял: это кровь. В этот момент в кармане зазвонил мобильный. Лишь через несколько секунд Мирослав достал аппарат и посмотрел на дисплей. Звонил Замятин.
XVIII
Император и Императрица
Майор никогда не спутал бы этот запах ни с каким другим. Сладковатая, плотная, навязчивая вонь несомненно исходила от гниющей плоти, заполняя собой все пространство дома, порог которого Замятин едва переступил. Стоило майору попасть на территорию, где хозяйствовало тошнотворное дыхание смерти, и запах бесцеремонно стал осваивать его тело, проникая в ноздри, растекаясь чужеродной субстанцией по дыхательным путям, заполняя носоглотку, гортань, трахею.
Он выскочил на улицу, всеми силами сдерживая рвотные позывы. Судя по всему, тело, источающее запах, лежит в доме уже давно и порядком разложилось. Вернуться и найти его Замятину в любом случае придется. Поэтому он несколько раз глубоко вдохнул воздух улицы, который уже утратил свою свежесть, смешиваясь с духом помещения, распространяющимся по двору из открытой входной двери. Майор прикрыл нижнюю часть лица ладонью, понимая, что мера эта бесполезна, и заскочил в дом, будто на пожар.
Источник вони он нашел почти сразу, в гостиной на первом этаже. Хоть Иван Андреевич и имел представление о том, как выглядят давние трупы, ему все же довелось испытать изумление. Причиной тому стал не сам вид гниющей плоти, а то обстоятельство, что тел было два — мужское и женское. Они лежали посреди комнаты, на ковре с длинным пушистым ворсом, примерно в полуметре друг от друга. Пристально изучать останки майор не стал, сделать какие-либо выводы о причинах смерти на этой стадии смогут лишь судмедэксперты, на глаз уже ничего определить нельзя.
Замятин быстрым взглядом оглядел обстановку. На журнальном столике он заметил тонкую трубку радиотелефона и, не мешкая, позвонил на Петровку, вызвал на место группу. Ждать коллег, по самому оптимистичному прогнозу, ему придется не меньше часа. Пока же имеет смысл осмотреть все помещения в доме: а ну как трупов не два, а больше? Однако обошлось без новых сюрпризов. Другие комнаты были пусты.
В гостиной следов борьбы не наблюдалось, вещи, похоже, стояли на своих местах, однако на лестнице, ведущей на второй этаж, чернел кровавый след. Скорей всего, одно из тел стащили сверху. Когда майор вошел в спальню на втором этаже, то убедился, что предположил верно — комната была в крови, засохшей на стенах, полу и белоснежном постельном белье отвратительной бордово-черной коркой. Одну из жертв убийца приговорил именно здесь.
И кто этот самый убийца, Иван Замятин теперь знал почти наверняка. Чтобы окончательно избавиться от неуверенного «почти», майору оставалось прояснить лишь одно обстоятельство: мертвая женщина в гостиной — Фрида Волошина или нет? Этот вопрос и занимал его сейчас больше всего. По поводу личности убитого мужчины у Замятина почему-то даже сомнений не было — это Максим Волошин.
В окровавленной спальне майор увидел лежащий на белом пушистом пуфе открытый чемодан, наполовину заполненный вещами. Он подошел к нему, взял первую попавшуюся тряпку, которой оказалась женская блуза из тонкого невесомого шелка. Если убитые собирались в дальнюю дорогу, значит, их документы должны быть где-то здесь. Майор решил, что нужно первым делом найти женскую сумочку, и нашел ее на первом этаже в прихожей, рядом с большим зеркалом. В ней обнаружились два паспорта, авиабилеты Москва — Париж, распечатка брони отеля в Ницце.
Так и есть: мужской паспорт принадлежал Максиму Волошину. Женский — двадцатичетырехлетней Оксане Александровой. Видимо, Оксана относилась к той редкой категории красавиц, которые даже на фотографиях для документов выходили весьма удачно. С бледно-красной странички на Замятина смотрела миловидная блондинка с пухлыми губами и по-детски открытым взглядом светлых глаз. Майор проверил дату вылета в билетах: парочка должна была покинуть Москву две недели назад. Надо думать, что убийство произошло накануне поездки, максимум за пару дней до нее, если учесть наполовину собранный чемодан.
Иван Андреевич прихватил документы и отправился на улицу дожидаться приезда группы. Находиться в доме дольше он физически уже не мог. Усевшись на лавочку в резной беседке, он закурил, пытаясь избавиться от навязчивого сладковатого запаха, который, казалось, намертво въелся в слизистую носоглотки. Дождь усиливался, беспросветное серое небо темнело, тучи будто тяжелели и все ближе спускались к земле. Майор глубоко затягивался крепким дымом и думал про Фриду Волошину. Он отыщет ее уже сегодня, чего бы ему это ни стоило. То, что встреча их состоится совсем скоро, он чувствовал. Уверенность рождала внутреннее спокойствие, которое удивительным образом смешивалось с охотничьим возбуждением сегодняшнего дня. Замятин испытывал особое ощущение, отчетливо чувствуя животом каждый из своих медленных, глубоких вдохов и выдохов. Свинцовое небо, мягкий ветер, дождь и почти медитативное состояние сплетались в предчувствие, которому майор находил лишь одно более или менее подходящее слово: «предрешенность».
Коллеги подъехали минут через тридцать после того, как он закурил первую сигарету. Услышав за забором шум машин и пару гудков, Замятин встрепенулся, подошел к воротам, нажал кнопку на кирпичной колонне — и металлическая створка бесшумно сдвинулась в сторону.
Во двор въехали две машины. В одной из них сидел Сусликов, который тут же выскочил и бросился к Замятину.
— Неужели опять таролог постарался, Иван Андреевич? Я вам звоню-звоню, а у вас телефон не работает.
— Разрядился, — только и ответил майор.
— У меня в машине зарядка есть, может, подойдет к вашему аппарату. Вы попробуйте, а я пока посмотрю, что там.
Сусликов нетерпеливо переминался с ноги на ногу и поглядывал на распахнутую входную дверь, в проеме которой уже мелькнула спина судмедэксперта. Ему, молодому-любопытному, так и хотелось поскорей попасть на место очередного преступления.
— Иди, Володя, иди, — не стал задерживать Замятин и, вздохнув, добавил, глядя на удаляющуюся фигуру неопытного оперативника: — Насмотришься еще…
Майор заглянул в машину к Сусликову, нашел зарядку и направился к своему автомобилю. Включив зажигание, он подсоединил к устройству телефон, экран которого замигал картинкой с красной батарейкой и — о чудо! — включился. Один за другим в салоне раздавались сигналы приходящих смс. Так… Лис — этот абонент звонил один раз, нетерпеливый Сусликов набирал его дважды, еще один вызов был от Погодина. Звонки Мирослава имели для Замятина особую важность, почему-то его не покидало ощущение, что эксперт может угодить в переплет со всеми этими сатанинскими сектами.
Он немедленно набрал номер Мирослава. В трубке слышались долгие гудки, наконец Погодин ответил.
— Мирослав, с тобой все в порядке? — первым делом спросил майор.
Погодин молчал. Замятину от этого молчания сделалось жутко.
— Да, — бесцветным, будто не своим голосом все же ответил тот.
— Где ты?!
Снова молчание. Замятин уже разворачивал машину.
— Ну, не молчи же!
— Я сейчас пришлю координаты, — тем же странным голосом сказал Погодин и отсоединился.
Через несколько секунд майору пришло MMS — фото с экрана телефона Мирослава, где на карте была отмечена точка.
Замятин забил координаты в навигатор и рванул с места. Судя по данным, Погодин был в пяти километрах от поселка. Майор мчался по пустым дорогам так быстро, как мог, кляня повороты и колдобины на узкой проселочной колее, куда ему в какой-то момент приказал свернуть строгий женский голос.
Наконец он выехал на опушку, фары выхватили в темноте полуразрушенный долгострой. Неподалеку майор увидел пижонскую машину Мирослава.
— Погодин! — взревел майор, оглашая безлюдные окрестности низким басом.
— Я здесь! — донеслось из здания.
Замятин бросился внутрь. Спотыкаясь о камни и мусор, он заскочил в темный проем входа. В глубине помещения вдруг зажегся свет от фонарика.
— Я здесь, — еще раз повторил Погодин.
Замятин приблизился к источнику света и увидел преклонившего колено Погодина, который поддерживал рукой женскую голову. Женщина лежала на спине и не подавала признаков жизни.
— Это Фрида Волошина?.. — скорей утвердительно, чем вопросительно сказал майор. Сам не зная почему, он был уверен, что это именно она.
Майор склонился, разглядывая ее лицо. Вдруг Фрида слабо застонала, приоткрыла глаза и прошептала:
— Где я?
— Убийства совершены тем же способом, — рапортовал судмедэксперт на следующий день после обнаружения трупов. — Рассечены сонные артерии, смерть наступила от кровопотери. Время смерти — предположительно тринадцать — четырнадцать дней назад. Что касается фирменных отметок убийцы, то и они в данном случае налицо: у мужчины после смерти были выколоты глаза, у женщины сделаны разрезы в брюшной полости. Женщина была беременна. Срок беременности — около трех месяцев.
XIX
Верховная жрица
Замятин выслушивал историю про Давида по второму кругу и растирал виски, словно пытался унять головную боль.
— Я вам еще раз повторяю, Фрида Игоревна, никакого Давида не существует. Он является плодом вашего воображения. Если хотите, галлюцинацией.
— Этого не может быть! Опросите персонал в ресторане, где мы встречались. В конце концов, он приходил в галерею и беседовал там со мной, его могли видеть мои сотрудники!
— Ваши сотрудники утверждают, что в последнее время у вас наблюдалась привычка беседовать с самой собой. В тот день, когда, по вашим словам, в галерею явился Давид, вас видели в одиночестве, что-то шепчущей себе под нос. Потом вы уехали. Что касается ресторана, то вы приходили туда без компании и вели себя весьма странно. За столиком вы сидели одна и разговаривали с собой же. По этой причине во время вашего второго визита в это заведение вам предложили разместиться в чилауте, чтобы вы не привлекали внимание других посетителей и не портили репутацию ресторана.
— Чушь! Я могу показать дом, в котором живет Давид! Он совершенно точно существует. Или вы хотите сказать, что я сумасшедшая?!
— В доме, где, по вашей версии, живет Давид, мы уже были. Это заброшенный долгострой, который, уверяю вас, никогда не был обитаем. Что касается вашего возможного сумасшествия, то вполне вероятно, что это так и есть. Хотя не буду вас обнадеживать, такую вероятность мы будем изучать весьма скрупулезно. Ведь прикинуться невменяемой в вашем нынешнем положении, наверное, самое выгодное решение.
— Да как вы смеете?! — яростно выкрикнула Фрида, вскочив со стула.
От ее взгляда майор поежился. Казалось, чернота ее глаз сгущается, плотнеет. Она смотрела в упор на Замятина с такой неистовой ненавистью, будто одной только силой мысли была способна стереть его в порошок и развеять по ветру. Вскочив, Фрида сделала порывистое движение вперед, готовая вцепиться майору в лицо, но вдруг покачнулась, приложила руку к виску и безвольно опустилась на стул.
На допрос ее под конвоем доставили из больницы через два дня после того, как она упала и ударилась головой. Очнувшись утром в палате, Фрида не помнила ничего из событий, случившихся накануне. Врач диагностировал сотрясение мозга легкой степени тяжести, кровь на затылке была следствием пореза о стеклянный осколок. Замятин явился к ней в палату на следующий же день после падения и попытался провести допрос. Фрида никак не могла понять, о каких убийствах говорит ей этот странный человек и чего от нее хочет. Отвечая на его вопросы, она будто продиралась сквозь многослойные ватные покровы, пытаясь нащупать в них ответы и вынести их на свет.
Так, еще позавчера она в общих чертах рассказала майору историю про Давида, пока лечащий врач настоятельно не потребовал оставить пациентку в покое. Теперь же она сидела на Петровке с перевязанной головой и думала о том, что все это какое-то наваждение. Этого просто не могло происходить в реальности.
— Узнаете?
Замятин выложил перед ней фотографии, на которых в нелепых позах были запечатлены безжизненные, исковерканные тела. Два трупа вообще представляли собой некую массу, которая лишь по очертаниям отдаленно напоминала человеческие останки.
— Что это? — Фрида ощутила рвотный позыв и отвернулась.
— Не что это, а кто это, — поправил Замятин. — Вот это Иерофант.
Он махнул перед ней фотографией мертвого Заславского.
— А это Удовлетворенная женщина, или Справедливость…
Перед лицом Фриды мелькнуло фото Соболь.
— А это ваш бывший сосед, педофил Владилен Сидоров, он же Дьявол. Неужели никого не можете припомнить?
Фрида медленно повернулась к столу и стала разглядывать снимки.
— Как это возможно?.. С Миленой я была знакома, но шапочно. Мы встречались несколько раз на светских мероприятиях…
Затем она взяла в руки фотографию убитого Сидорова и долго рассматривала ее. В семидесятидвухлетнем старике сложно было узнать того мужчину с широким загорелым лицом, который безразлично смотрел в объектив милицейского фотоаппарата много лет назад. Судя по виду допрашиваемой, она, казалось, на самом деле не может понять, знаком ли ей этот человек. Замятин устал ждать ответа и снова взял инициативу в свои руки.
— Это ваш бывший сосед из Царицыно. Добрый дяденька, который постоянно чинил машину во дворе. Помните такого?
Фрида мельком взглянула на майора, и ему опять подумалось, что она жаждет его изничтожить.
— Нет, не помню.
— Вы не подвергались сексуальному насилию в детстве?
Теперь Фрида уставилась на Замятина в упор.
— Нет! — твердо ответила она, не сводя с майора глаз, но тот заметил, что она побледнела, а уголок ее губ непроизвольно дернулся.
— Почему вы называете этих людей персонажами из колоды Таро? — после паузы заговорила Фрида.
Все это время Замятин молча рассматривал ее лицо — то, как она морщит лоб, перебирая снимки, как отрицательно покачивает головой своим
негласным мыслям — и пытался понять, в каком ключе имеет смысл продолжать беседу и имеет ли вообще. Если она и прикидывается, то делает это потрясающе убедительно.
— А вы не знаете почему? — спросил он, выжидательно на нее глядя. Ответа не последовало. Майор вздохнул и, запасшись терпением, продолжил: — Потому что знаки, оставленные на трупах, напрямую отсылают нас к конкретным картам из колоды Таро… м-м-м… Тота. Что удивительным образом перекликается с тематикой ваших последних работ. Не находите?
— Иерофант, Справедливость, Дьявол… — задумчиво проговорила она. — Неужели Давид убивал людей параллельно с тем, как я писала картины? — Фрида уставилась на Замятина с неподдельным волнением и интересом.
— Тьфу ты… — тихо выругался тот. — Наша песня хороша, начинай сначала…
— А кто эти люди? — Она подвинула к себе фотографию с телами, которые невозможно было опознать на глаз.
— Император и Императрица, как утверждает наш эксперт. Но вам, конечно, лучше знать.
— Но кто они такие? Я была с ними знакома?
Замятин молчал и барабанил пальцами по столу. «Она меня совсем за дурака держит», — думал он, пытаясь унять раздражение.
— Это, Фрида Игоревна, ваш бывший муж Максим Волошин и его сожительница Оксана Александрова, с которой он начал отношения больше года назад, — не выдавая эмоций, ответил майор тоном, каким доктор в психдиспансере беседует с пациентами.
Фрида подняла на него глаза, в которых читались недоумение, насмешка и даже жалость, а потом, запрокинув голову, разразилась хриплым раскатистым хохотом. Ее буйное веселье, однако, не было заразительным. Истерический смех моментами больше напоминал Замятину плач и отзывался в нем чувством ноющей, безысходной тоски.
— Господи, какой же абсурдный бред вы несете! — насмеявшись, заговорила она. — Это что, розыгрыш? Или вы больны?! Чудовищное, подлое вранье! Я даже злиться на вас теперь не могу. Мой муж, замечу, не бывший, а вполне себе настоящий, в данный момент находится в Нью-Йорке и со дня на день вернется в Москву. Никакой сожительницы у него нет, не было и быть не может, это я знаю наверняка. Я понятия не имею, для чего разыгрывается здесь этот нелепый спектакль, но вы переходите все границы. Ваше скотство уже вышло за всякие рамки добра и зла. Мало того, что вы клевещете на моего мужа, так вы еще подсовываете мне фотографии каких-то бомжей, уверяя, что мой муж мертв!
— Ну, хватит… — тихо сам себе сказал майор, вставая со стула. Похоже, его внутренняя дилемма по поводу того, как вести себя с Волошиной, наконец разрешилась.
Он прошелся по кабинету из стороны в сторону, пару раз хрустнул пальцами, нервно разминая руки, потер лицо, выдохнул и вернулся на место.
— Фрида Волошина, вы обвиняетесь в предумышленных убийствах пяти человек, а также в покушении на убийство Мирослава Погодина. Улики, подтверждающие вашу виновность, являются неопровержимыми. Вы, конечно, можете продолжать изображать из себя идиотку, но имейте в виду, что сотрудничество со следствием может смягчить вашу участь.
— Вы бредите!
— На картинах, которые вы рисовали, обнаружена кровь ваших жертв! На картине с Иерофантом — кровь Заславского, на «Справедливости» — Милены Соболь, на «Дьяволе» — Владилена Сидорова, на «Верховной Жрице» — ваша собственная кровь.
Фрида потерла забинтованное запястье.
— Я передавала свои работы Давиду, он и пачкал их кровью. Я ничего не знала ни о каких убийствах. Эту рану, — Фрида показала майору руку, — мне нанес Давид и, видимо, после испачкал кровью холст…
— Да нет никакого Давида! Нет и не было! Все это, — майор хлопнул ладонью по фотографиям на столе, лежащим прямо перед Фридой, — дело ваших рук, и отпираться бессмысленно! Вы не смогли смириться с тем, что муж бросил вас и ушел к другой женщине, носившей его ребенка, и хладнокровно убили их обоих! Но этого вам показалось мало. Потом вы разделались с психиатром Евгением Заславским, с женщиной не самого тяжелого поведения Миленой Соболь и престарелым извращенцем Владиленом Сидоровым! Из каких соображений вы грохнули Заславского и Соболь, следствию еще предстоит разобраться, если вы, конечно, не перестанете валять здесь дурака и не расскажете об этом сами. За что вы убили Сидорова, догадаться несложно. Больше того, на ключах убитого педофила, которые после расправы убийца бросил на клумбу, были обнаружены отпечатки пальцев. Это ваши отпечатки, Фрида! Помимо прочего, вы, лично вы, собственной персоной, пытались убить Мирослава Погодина. Вы набросились на него в том самом долгострое, который выдаете за жилище мифического Давида, туда же вы самолично отвозили и свои испачканные кровью картины. Экспертиза подтвердила, что оружие, с которым вы набросились на Погодина — добротный резак, используемый вами в художественных целях, — и есть то самое орудие убийств, от которого пострадали все эти люди. Способ, которым вы пытались расправиться с Погодиным, аналогичен ранее совершенным вами преступлениям. Вы ранили его в шею, но убить не смогли, ошиблись в расчетах. Что еще вам рассказать из вашей же биографии?! То, что в вашей квартире найдено полное собрание сочинений сатаниста Кроули?! Огромное количество книг о картах Таро, магии и прочей ереси, которую вы изучаете, похоже, не первый год?! На которой вы, видимо, совсем повернулись, в результате чего распотрошили пол-Москвы, превратив трупы в художественную инсталляцию! О чем еще вам напомнить, Волошина?!!
Майор почувствовал, как на лбу его пульсирует вена. Он склонился над столом, упершись в него руками, и таращился на Фриду, которая сидела, обхватив голову, прикрыв веки и тихонько покачиваясь из стороны в сторону. Замятин выдохнул, сел на свой стул, нервно поигрывая желваками, и стал ждать реакции собеседницы. Через некоторое время Фрида посмотрела на него и устало произнесла:
— Мне необходимо связаться с адвокатом и с моим мужем.
— Фрида Игоревна, ваш муж мертв! — уже не слишком рассчитывая на понимание, снова стал разжевывать Замятин. — Вот фотография его тела в вашем загородном доме на Ленинградке. Обратите внимание на детали, обстановку дома, его часы, ботинки, в конце концов. Вы убили его! Убили собственной рукой! Убили своего мужа и его беременную сожительницу! Связаться с ним вы уже не сможете никаким способом. А на адвоката вы, безусловно, имеете право, — спокойно закончил майор.
Тут только он заметил, как бледна Фрида. Она не мигая смотрела на Замятина, а может, сквозь него. Вдруг будто каменная маска сошла с ее лица, мышцы на нем дрогнули, в глазах мелькнули искры понимания и ужас. Она едва заметно качнула головой, зажмурилась, сжала руки, впившись ногтями в ладони, запрокинула голову и закричала.
— А-а-а-а… — разнеслось по кабинету, этажам, вылетело на улицу через открытое окно, закружилось в воздухе, подхваченное внезапным порывом ветра, уносимое воздушными потоками ввысь, к небу.
Этот крик пробрал майора до костей, заполнив необъяснимым, иррациональным ужасом все его существо. Внутри него этот пронзительный звук, словно в пещере, отлетал от каждой стенки, достигал каждой ниши и впадины.
— Вынужден констатировать, что случай крайне тяжелый, — развел руками специально приглашенный психиатр-криминалист высочайшей квалификации. — Признаюсь, в своей практике судебно-психиатрической экспертизы я с таким не сталкивался.
Пожилой сухощавый профессор с вытянутым лицом, тонкими губами и обильной сединой в пепельных волосах сидел напротив Замятина и сквозь очки поглядывал на собственные записи, сделанные во время беседы с Волошиной. Судя по всему, окончательно определиться с диагнозом он пока не мог.
— То, что Волошина абсолютно ничего не помнит о совершенных ею преступлениях, наводит на мысль о диссоциативном расстройстве идентичности… Проще говоря, о раздвоении личности, — пояснил психиатр, взглянув на майора поверх очков. — Однако в данном случае мы имеем еще и галлюцинации, которые могут быть следствием, например, онейроидного синдрома при онейроидной форме шизофрении. Но вероятность того, что преступница страдает обоими расстройствами, крайне мала. Я бы предположил, что в случае с Волошиной речь идет не о раздвоении личности, а о том, что она подвержена фугам.
— Фугам? — наморщил лоб Замятин, пытаясь вникнуть в рассказ специалиста.
— Фуги — это один из видов пароксизмальных помрачений сознания, — охотно пояснил собеседник, но лоб майора от этого глаже не стал. — Во время приступа больной совершает активные неадекватные действия, которые после приступа, как правило, полностью стираются из его памяти. Поскольку Волошина сильно увлечена оккультными учениями, во время приступов она совершала некие ритуалы.
Однако возникновение приступов в виде фуги возможно, если в мозгу человека есть очаг эпилептической активности: либо эпилепсия от рождения, либо опухоль, либо такое причудливое последствие черепно-мозговой травмы. В таком случае галлюцинации можно рассматривать либо как ауру перед приступом в виде фуги, либо как самостоятельное явление. Аура сознания также относится к пароксизмальным помрачениям и наблюдается у эпилептиков перед припадком. Это явление как раз таки характеризуется возникновением ярких галлюцинаций. Для того чтобы поставить окончательный диагноз, мне необходимо провести медицинские анализы. Хотя некоторые признаки поражения мозжечка, характерные для эпилептиков, я могу отметить уже сейчас. По-видимому, сильнейший стресс, вызванный уходом мужа из семьи, спровоцировал обострение болезни.
Если мы выявим эпилептический очаг в ее мозге, это объяснит, почему перед тем, как совершить очередное преступление, обвиняемой мерещился некий Давид, а после галлюцинаций начинались приступы, во время которых Волошина и совершала убийства, о которых сразу же забывала, вернувшись в нормальное состояние.
Психиатр снова задумчиво посмотрел на свои записи, будто перед ним были не бумажки, а Фрида собственной персоной. «Н-да, интересный случай…» — тихо проговорил он. Потом поднял глаза на Замятина и твердо сказал:
— В любом случае, чтобы поставить окончательный диагноз, мне необходимо провести соответствующее медицинское обследование. Я с большим интересом возьмусь за углубленное изучение этого случая.
— Ее невменяемость можно подставить под сомнение? — спросил майор.
— Бог с вами! — махнул рукой психиатр. — Она совершенно точно невменяема, это очевидно. Однако нужно дождаться решения экспертизы.
— Ее возможно вылечить? — тихо поинтересовался Погодин, который сидел в углу на привычном уже для него месте.
Профессор снял очки и устало потер переносицу.
— Молодой человек, эту женщину наверняка приговорят к принудительному лечению в больнице тюремного типа. Опыт показывает, что из таких учреждений выходят не многие, если не сказать — не выходят вообще. Чаще всего таких сложных пациентов просто «залечивают» до смерти…
XX
Суд
Судебные заседания по делу Фриды Волошиной проходили в открытом режиме. Вездесущие журналисты прознали-таки, что российская художница, чьи полотна высоко ценятся как в России, так и за ее пределами, представительница богемного сообщества, оказалась на скамье подсудимых. Когда открылись подробности дела, информационная вселенная, создаваемая стараниями отечественных средств массмедиа, будто претерпела Большой взрыв, расширяясь во всевозможных направлениях.
История гениальной художницы, сошедшей с ума на почве несчастной любви и чрезмерного увлечения оккультными теориями, охватила все вокруг: радиоволны и телеканалы, газеты и глянец, не говоря уже про Интернет. Везде и всюду муссировались подробности этого дела, которое чаще всего подавалось публике в ракурсах: «Гениальность и безумие», «Гений и злодейство». Стоит ли упоминать, что цены на полотна Волошиной достигли баснословных цифр. В свободной продаже не осталось ни одной ее картины. Самая тиражная «желтая» газета страны даже выдала байку о том, что один из богатейших российских бизнесменов пытался выкупить у органов полотна, которые приобщены к делу в качестве вещественных доказательств — те самые, что нарисованы с использованием крови жертв.
Сама Фрида, сидя на скамье подсудимых, слепла от бесконечных вспышек фотокамер и слушала шум в голове, перекрывающий голоса обвинителей, правозащитников, свидетелей по делу, возгласы родственников жертв, вопросы представителей прессы.
Меж тем, по версии обвинителей, подкрепленной доказательствами, свидетельскими показаниями и заключением судебно-психиатрической экспертизы, дело обстояло так. Фрида Волошина не смогла пережить расставания с мужем, который давно уже похаживал на сторону и в итоге твердо решил связать свою судьбу с другой женщиной. Пока Максим Волошин формально оставался в семье, Фрида то ли не замечала его измен, то ли сознательно делала вид, что их союз крепок и благополучен. Однако когда Волошин съехал с квартиры и потребовал развода, это событие спровоцировало в нестабильной психике Фриды резкое ухудшение.
По заключению врачей, до сильнейшего стресса, вызванного уходом мужа, Волошина страдала определенной формой эпилепсии — обследование выявило эпилептический очаг в ее мозге. Под влиянием последних событий болезнь резко прогрессировала. В результате в состоянии помутнения рассудка Волошина явилась в загородный дом, где в последнее время Максим Волошин проживал с беременной сожительницей, и совершила два первых убийства, что еще более усугубило ее психическое состояние.
Согласно показаниям свидетелей, незадолго до убийства Евгения Заславского Волошина имела разговор с Миленой Соболь. Встреча их произошла случайно в художественной галерее «Фрида», куда Милена приехала, чтобы присмотреть очередную картину для своего огромного загородного дома. Волошина и Соболь были шапочно знакомы, так как вращались в одной среде и несколько раз пересекались на светских мероприятиях. Соболь слыла дамой общительной, непосредственной и несколько навязчивой, поэтому без колебаний начала с Волошиной разговор. Вероятно, потерянный вид Волошиной, а также слухи о том, что от нее ушел муж, который уже давно, не стесняясь, демонстрировал всем свою новую избранницу, сподвигли Соболь на то, чтобы настойчиво порекомендовать Волошиной своего психотерапевта Заславского.
На первый прием к Заславскому Волошина явилась как раз перед приступом фуги, в результате чего профессора постигла смерть. Следующей жертвой брошенной жены стала сама Соболь. Из показаний подсудимой и сотрудников галереи следует, что после упомянутой встречи Соболь стала наведываться в галерею, чтобы снова увидеться с Волошиной; как выразились по этому поводу свидетели, «Соболь набивалась к Волошиной в подружки». Либо Соболь из искренних побуждений хотела поддержать Волошину, либо просто была падка на чужое горе и любила муссировать переживания других под предлогом дружеской беседы. В день смерти Соболь вновь встретилась с Волошиной и пригласила ее в свою съемную квартиру для девичьих посиделок. Там Соболь, видимо, завела очередной утешительный разговор, который не исключал передачи последних сплетен о нынешней жизни бывшего мужа «подруги», наставлений типа «мужчина, как трамвай — ушел один, придет следующий» и прочих советов. По версии психиатров, поскольку психика Волошиной отчаянно блокировала губительное знание об уходе мужа и подсудимая жила в иллюзии, что муж просто уехал в долгую командировку, разговоры Соболь спровоцировали у Волошиной вспышку раздражения и ненависти, которая обернулась очередным приступом. В итоге Соболь была безжалостно убита.
Последующее убийство Владилена Сидорова вполне объяснимо. Фрида всю свою жизнь ненавидела человека, который когда-то совершал по отношению к ней насильственные действия сексуального характера. Поскольку эта травма была для Волошиной очень сильной, ее психика на многие годы блокировала память об этих событиях, и в нормальном состоянии сознания Фрида едва ли могла вспомнить своего бывшего соседа. Однако ее подсознание, безусловно, хранило информацию о пережитом, поэтому во время очередного приступа Волошина жестоко расправилась с ним.
Еще один приступ с Волошиной случился, когда она в очередной раз встретилась с Мирославом Погодиным, который чудом остался жив.
Читать бесплатно другие книги:
