Вопрос на десять баллов Николс Дэвид
На верхней ступеньке стоит Ребекка.
– О, привет, Ребекка. Ты что здесь делаешь?
– Не думай, что я вломилась сюда незваным гостем. Меня, знаешь ли, пригласили.
– Кто тебя пригласил?
– Красотка Алиса, если хочешь знать, – говорит Ребекка и вытаскивает из кармана куртки свою личную бутылочку виски.
– Не шутишь?
– Не-а. – Она делает глоток виски. – Только между нами, Брайан, мне кажется, она немного прониклась ко мне симпатией.
– А мне казалось, ты ее недолюбливаешь…
– Да ладно, она нормальная девчонка, если узнать ее поближе. – Хихикая, Ребекка тыкает мне в грудь бутылкой виски, и я понимаю, что она порядочно набралась: не мрачно-пьяная, и не угрюмо-пьяная, а весело-пьяная, игриво-пьяная; думаю, это хороший знак, хотя и немного странный и тревожащий, вроде как увидеть Сталина на скейтборде. – Ты что, думаешь, будто я лицемер? Думаешь, мне лучше уйти, а, Брайан?
– Нет, вовсе нет, так приятно встретить тебя, просто мне казалось, что эта вечеринка не совсем для тебя.
– Брось, ты же меня знаешь, я больше всего на свете люблю задушевные песни двухсот назюзюкавшихся студентов театрального факультета, – кивает она в сторону холла, где Ричард III, этот одаренный многими талантами Нил Как-его-бишь, извлек откуда-то акустическую гитару и заиграл «The Boxer» Саймона и Гарфанкеля.
«На-на-на» продолжается и минут через сорок пять. На самом деле песня уже давно перевалила за свой финал и превратилась в нечто иное, в некую вгоняющую в транс мантру – с гармониями и всем остальным, – которая может продолжаться еще несколько дней. Нам с Ребеккой в общем-то наплевать, потому мы втиснулись на диван в другом конце комнаты, передаем друг другу бутылку виски и смеемся.
– Черт, не верю своим глазам – этот пидор Нил Макинтайр нашел тамбурин…
– Откуда же он достал тамбурин?..
– Наверное, из своей гребаной жопы, – говорит Ребекка и отхлебывает виски. – Как ты думаешь, это когда-нибудь кончится?..
– Думаю, мы выдержим, если только они не начнут петь «Хей, Джуд».
– Если запоют, клянусь, я доберусь до этой гребаной гитары с кусачками.
Вечеринка достигает критической массы. Во всех комнатах дома полно народу, а здесь, в гостиной, люди цепляются за любой предмет мебели, как на картине «Плот „Медузы“» французского живописца-реалиста девятнадцатого века Жерико [76]. Неплохо было бы добыть еще выпивки, но мы сидим на таких козырных местах – вклинились между еще шестью людьми на двухместное канапе, – да и видно, что выпивка закончилась, потому что народ слоняется по гостиной, ищет бутылки и поднимает их к свету. Кроме того, я не хочу двигаться, потому что Ребекка пьяная, и очень смешная, и, кажется, немного флиртует со мной, тяжело дыша мне в ухо парами вискаря, и это помогает мне прогнать из головы мысли о «The Boxer» и об Алисе со Спенсером, которые в этот момент наверняка предаются любовным утехам на кипе одеял.
– …Знаешь, если бы я правила миром, чего я, кстати, на полном серьезе хочу рано или поздно добиться, то первым моим шагом стал бы запрет гитар, ладно, не запрет, но как минимум ограничение доступа и введение системы получения лицензий, как на владение охотничьими ружьями или вилочными автопогрузчиками. И правила были бы драконовскими: никакой игры после заката, никакой игры на пляжах или у костра в походе, никакой «Scarborough Fair» [77]и «American Pie» [78], никаких гармоний, и петь не более чем двоим одновременно…
– Но не загонят ли такие законы гитару в подполье?
– Туда ей и дорога, друг мой, туда ей и дорога… А еще я запретила бы марихуану. Наши стуууууденты и без нее тупые и ограниченные. Ага, марихуану я бы точно запретила.
– Разве она и так не запрещена? – спрашиваю я.
– А вот это ты хорошо подметил, друг мой. Протест принимается! – С этими словами Ребекка осушает бутылку виски. – Итак, алкоголь, алкоголь и никотин – только ими и можно травиться по-настоящему. В той баночке, возле твоей ноги, ничего нет?
– Только хабарики…
– Ну, пусть они там и лежат. – Она замечает мою улыбку. – А что смешного?
– Ты смешная…
– И что во мне смешного, мистер?
– Твои взгляды. Ты не думаешь, что когда-нибудь смягчишь их? Ну, знаешь, с возрастом?
– Абсолютно исключено! Я те вот че скажу, Брайан Джексон. Ты наслушался разного дерьма насчет того, что полагается быть левым до тридцати, а потом ты должен вдруг осознать свою ошибку и стать убежденным правым? Так вот, хрен вам всем. Если мы останемся друзьями до двухтысячного года, до которого у нас осталось… сколько… четырнадцать лет, а я, кстати, надеюсь, Брайан, дружище, что мы, несмотря ни на что, будем друзьями, и я хоть как-нибудь изменю свои политические, этические или моральные взгляды на налоги, иммиграцию, апартеид или профсоюзы, или перестану ходить на марши протеста или на митинги, или стану хоть самую малость правой, то даю тебе право застрелить меня. – Она стучит пальцем по середине лба. – Вот. Сюда стреляй.
– Хорошо. Выстрелю.
– Стреляй-стреляй. – Ребекка очень медленно моргает, облизывает губы, пытается сделать глоток из пустой бутылки и говорит: – Эй, послушай, извини, что я так загрузила тебя сегодня утром.
– Ты о чем?
– Сам знаешь о чем – начала тебе плакаться в духе Сильвии Плат.
– Да ладно, не парься.
– Я хочу сказать, что по-прежнему считаю тебя полным дерьмом и все такое, но извини, что напрягла тебя.
– А почему это я полное…
– Ты же знаешь…
– Нет-нет, ну давай скажи мне…
Ребекка улыбается и косо смотрит на меня из-под тяжелых черных век:
– Потому что не трахнул меня, когда у тебя был шанс.
– Ах вот оно что… – Я задумываюсь, не поцеловать ли ее, но на нас смотрит слишком много народу, да и Алиса наверху, поэтому я говорю: – Может… как-нибудь в другой раз?
– Ну нет. Боюсь, ты упустил свой шанс. Это предложение действовало только один вечер, старина… – И она толкает меня головой в плечо в такт словам. – Только. Один. Вечер. – После чего мы сидим молча, не глядя друг на друга, пока Ребекка наконец не говорит: – А где твой друг?
– Спенсер? Понятия не имею, наверное, где-то наверху.
– Я думала, что у него какой-то нервный срыв или типа того…
– Ага, и Алиса помогает ему преодолеть его.
– Так мне пойти их найти или как?
Ребекка и Спенсер – этого сочетания я себе просто не представляю, и последствия могут быть катастрофическими, но мне нужно знать, где Спенсер и что он делает, а также насколько глубоко его рука залезла в вырез трико Алисы, поэтому я говорю:
– Ну раз тебе хочется…
И мы выбираемся из глубин дивана и начинаем высматривать Спенсера.
Мы обходим все комнаты по очереди, пока наконец не находим их в маленькой, забитой людьми спальне под самой крышей дома, в углу, и разделяет их всего два дюйма. Все вокруг них танцуют, или не танцуют, потому что мало места, но кивают под «Exodus» Боба Марли, и Алиса тоже качает плечами, немного не попадая в такт, прикусывая нижнюю губу. Будем откровенны – если они формально и не целуются, а просто «разговаривают», но это можно назвать поцелуем, учитывая то, как близко они стоят друг к другу. У Спенсера на лице эдакая раздражающая косая ухмылка очаровашки, а Алиса зачарованно смотрит на него внимательным коровьим взглядом, скрестив руки, словно пришла на пробы на роль «деревенской простушки», подпирая груди к подбородку, чтобы Спенсер наверняка не упустил их из виду.
– Это он, в углу, – говорю я.
– Бритоголовый? – спрашивает Ребекка.
– Он не фашист, – уточняю я, сам не понимая, зачем я его защищаю. Наверное, он и есть фашист или достоин этого эпитета
– Красивый, правда?
– Ага… ну… да… точно… спасибо, что подсказала, Ребекка, – мямлю я.
– Да заткнись ты, придурок гребаный. На этот счет можешь не волноваться.
Это она с сарказмом? Я не уверен, да мне все равно не собраться с мыслями, потому что Алиса как раз проводит рукой по макушке Спенсера и при этом хихикает, потом пытается убрать руку в таком патетическом девчачьем жесте, мол, «ой, какой колючий», а Спенсер хватает ее за руку и кладет себе на голову, не переставая лыбиться своей глупой ухмылкой, и настаивает «нет, а ты попробуй, попробуй». Сейчас начнет показывать ей свои шрамы, оставшиеся от осколков стекла, разбитого в драке, и я думаю: «Какой ты все-таки обманщик, побрил голову, чтобы заставить друзей думать, будто у тебя какой-то там нервный кризис, а на самом деле это дешевая уловка, чтобы красивые девчонки тебя по головке погладили!» Я прикидываю, сколько времени мне понадобится, чтобы спуститься вниз по лестнице, набрать ведро воды, вернуться и вылить воду на них, но тут Патрик Уоттс, благослови его Бог, подходит и делает работу за меня, начав разговор.
– …Черт, да ты слушаешь меня, придурок?! – кричит Ребекка.
– Угу.
– Так ты представишь меня или как?
– Ладно, пошли. Только не вздумай с ним шашни крутить, хорошо?
– Блин, а твое какое дело? – огрызается Ребекка, и мы идем к Спенсеру.
– …А Патрик – капитан нашей команды! – гордо объявляет Алиса, когда мы подходим.
– Да, знаю, – говорит Спенсер, не глядя Патрику в глаза.
– Ой, Ребекка, приветик! – восклицает Алиса, и происходит чудо: она обнимает Ребекку. Та в ответ обнимает ее, но корчит мне рожу из-за плеча Алисы.
– Спенсер, это моя приятельница Ребекка, – перекрикивая музыку, сообщаю я, и они пожимают друг другу руки.
– Знаменитый Спенсер. Рада наконец-то познакомиться. Брайан мне много про тебя рассказывал.
– Отлично! – кричит Спенсер, после чего следует небольшая пауза, во время которой мы впятером киваем в такт музыке.
И вдруг ни с того ни с сего я слышу свой крик:
– Эй, Спенсер, тебе нужно обсудить с Ребеккой твои ПРОБЛЕМЫ С ЗАКОНОМ!
Я сам не понимаю, зачем это сказал, но слово не воробей. Думаю – да что там «думаю», я просто уверен в этом, – я хотел всего лишь оказать помощь другу и заодно поддержать разговор, ну и ладно, сказал и сказал. После небольшой паузы, не переставая улыбаться, Спенсер спрашивает:
– Это еще почему?
– Потому что она адвокат.
– Я изучаю право, и это не то же самое…
– А какие у тебя проблемы с законом? – интересуется Патрик.
– Спенсер попался на том, что незаконно получал пособие по безработице… – поясняю я.
– Ты шутишь! – негодует Алиса, вдруг став такой добродетельной и левацкой, и хватает Спенсера за руку. – Вот ублюдки. Ах ты, бедняжка…
«Молодец, Брайан», – читаю я по губам Спенсера, и его улыбка становится немного натянутой.
– Ну, если бы ты этого не делал, никаких проблем с законом не было бы, – высокомерно заявляет Патрик.
– Но он уже сделал это, – говорю я, только чтобы внести ясность.
– Так у тебя есть работа? – спрашивает Патрик.
– Да так, работаю за черный нал. На заправке, – бормочет Спенс.
– А еще его схватили за руку, когда он… – Но Спенсер пронзает меня взглядом, и я осекаюсь.
– Ну что ж, – хихикает Патрик, пожимая плечами. – Мне остается лишь пожелать тебе удачи, приятель.
Спенсер продолжает сверлить меня взглядом, и Ребекка набрасывается на Патрика:
– А что людям делать, если нет работы?
– Нет, работа наверняка есть…
– А вот и нет…
– Думаю, найти можно, если…
– В стране четыре миллиона безработных! – гневно кричит Ребекка.
– Три миллиона. И он явно не один из них, верно? Вот в чем все дело. Если он работает за наличные деньги, он явно смог найти работу, но для его стиля жизни, очевидно, денег не хватает, поэтому он решил взять деньги у государства! – (Интересно, Патрик так и будет называть Спенсера на «ты»?) – Трудно обвинить государство в том, что оно захотело вернуть себе хоть что-то, когда выяснилось, что деньги были украдены. В конце концов, это и мои деньги…
Боб Марли поет «No Woman, No Cry», и я вижу, как Спенсер залпом допивает пиво, не сводя с Патрика взгляда полуприкрытых глаз. Я заглядываю в его глаза всего на секунду, затем быстро перевожу взгляд на Ребекку, которая вся побагровела и агрессивно тычет Патрика пальцем в грудь в попытке вырвать его все еще бьющееся сердце.
– Это не твои деньги, ты налоги не платишь! – кричит Ребекка.
– Нет, но буду, мы все будем, причем достаточно много. И назовите меня старомодным, но мне кажется, что я имею право требовать, чтобы они не шли «безработным», которые на самом деле не безработные.
– …Даже если тебе платят ниже прожиточного минимума?
– А это не мои проблемы! Если работник хочет найти работу получше, то есть масса вариантов: он может воспользоваться программой профориентации молодежи, получить какую-нибудь квалификацию, потом пусть садится на свой велосипед и ищет…
Следующими словами Патрика становятся: «ПОЖАЛУЙСТА-УБЕРИТЕ-ЕГО-ОТ-МЕНЯ», потому что Спенсер неожиданно сделал шаг вперед, схватил Патрика за подбородок, поднял его высоко вверх и прислонил к стене.
Хоть я и видел раз семь-восемь, как Спенсер начинает драку, меня это все равно застает врасплох, словно я вдруг обнаружил, что он умеет танцевать чечетку. В данном случае все происходит так быстро и тихо, что какое-то время никто вне нашего круга ничего не замечает и все просто продолжают кивать под «No Woman, No Cry». Но Патрик начинает сучить ножками, колотить по стенам из гипсокартона, и Спенсер вынужден прижать Патрика своим телом, а свободной рукой зажать ему рот.
– Спенс, друг, не надо, ради всего святого, – прошу я.
– Тогда ладно, вопрос номер один, кто такой «он», – шипит Спенсер в паре дюймов от лица Патрика.
– Ты о чем? – лопочет Патрик.
– Ну вот ты только что все время говорил «он» – кто «он»?
– Ты, конечно же.
– …Просто отпусти его, – умоляю я.
– А как меня зовут?
– Хватит, ну пожалуйста, отпусти его…
– Что?
– Как меня зовут, вспомни мое имя, ты, напыщенный мелкий хрен… – говорит Спенсер, подкрепляя свои слова сжиманием щек Патрика и постукиванием его головой о стенку.
Песня обрывается царапаньем иглы по пластинке, и все оборачиваются в нашу сторону. Патрик весь стал красный, как свекла, зубы его стиснуты, он тщетно пытается дотянуться носками до пола. Плюясь апельсиновым соком и слюной, он выдавливает:
– Я… не… могу… вспомнить…
– А ну разошлись, вы двое! – кричит кто-то с лестничной клетки, где уже начала собираться толпа.
– Вызывай полицию! – кричит кто-то еще.
Но Спенсер невозмутим, и я слышу, как он говорит, касаясь Патрика лбом:
– Что ж, правильный ответ – Спенсер, Патрик, и если у тебя есть еще какие-нибудь советы относительно моей карьеры, которые ты хочешь дать мне, то будь любезен, давай их мне в лицо, ты, высокомерный мелкий…
Мелькает еще какое-то движение: это Патрик высвободил одну руку и открытой ладонью ударил Спенсера в ухо – такой шумный безрезультатный удар вскользь, но этого оказывается достаточно, чтобы Спенсер ослабил давление на шею Патрика, и тот вдруг кидается в атаку, бешено размахивая руками и ногами, шипя и плюясь, как ребенок в истерике. Все визжат и валят прочь из крошечной комнаты, и среди всего этого хаоса я замечаю, как Алиса хватает Спенсера за руку, пытаясь и его утащить от опасности, совсем как главная героиня фильма на плакате. Но Спенсер стряхивает Алису – та падает назад и с треском ударяется затылком об оконную раму. Я вижу, как Алиса хмурится и проводит рукой по затылку – нет ли там крови, и мне хочется броситься через всю комнату, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке, но Патрик все еще безумно размахивает руками, набрасываясь на Спенсера, который ныряет и наклоняется в разные стороны, уходя от удара, пока наконец не улучает приличный момент. Он встает, одну раскрытую руку кладет Патрику на грудь, не давая ему приблизиться и ударить, а вторую руку заводит назад и, вложив в удар всю свою силу, выбрасывает вперед кулак, который входит в соприкосновение с лицом Патрика с громким, влажным чмокающим звуком, словно кусок мяса шлепнулся на деревянную столешницу. Патрик прокручивается раз, второй и валится лицом на пол.
Следует секундная пауза, и все бросаются к Патрику, который перевернулся на спину и с опаской тычет рукой в нос и губы, чтобы проверить наличие там крови, которую он и обнаруживает в избытке.
– О боже мой, – бормочет он, – о боже мой…
Мне кажется, что он вот-вот расплачется, но тут Люси Чан протискивается сквозь толпу и подхватывает его под затылок, помогая сесть, и после этого я ясно вижу лишь трех человек.
Ребекка стоит посреди комнаты, зажав руками рот, застыв в каком-то среднем между смехом и слезами выражении.
Алиса, опершись на оконную раму, с открытым ртом пялится на Спенсера, одной рукой растирая затылок.
Спенсер, тяжело дыша, повернувшись к Патрику спиной, выбрасывает руку вверх, изучая костяшки. Потом он смотрит на меня, выдыхает сквозь стиснутые зубы и говорит:
– Ну что, пошли?
А внизу все хором распевают «With a Little Help from My Frends».
30
В о п р о с: К чему приводят блефарит, эктропия, амблиопия и гетерофория?
О т в е т: К ухудшению зрения.
Мы молча шагаем по улицам, вьющимся серпантином по склонам холма, – я впереди, Спенсер где-то недалеко за моей спиной. Я слышу, как он шлепает по влажной мостовой, но сейчас я слишком зол, слишком растерян и слишком пьян, чтобы разговаривать с ним, поэтому я наклоняю голову и иду широким шагом.
– Отличная вечеринка! – изрекает наконец Спенсер.
Я игнорирую его и топаю дальше.
– Алиса мне понравилась.
– Ага, я заметил, – не оборачиваясь, бросаю я.
Некоторое время мы идем молча.
– Придумал, Брай! Как насчет того, чтобы сыграть в игру «Если бы этот человек был…»?
Я ускоряю шаг.
– Послушай, Брайан, если тебе есть что сказать мне, просто скажи прямо сейчас: «Вот еще, блин, глупости!»
– А если не скажу? Ты и меня ударишь?
– Соблазн велик, – едва слышно бормочет Спенсер. – Ладно, друг, – говорит он в полный голос. – Ты свое слово сказал, а теперь выслушай меня, хорошо? – (Но я не останавливаюсь.) – Пожалуйста… – произносит он.
Это слово нелегко дается ему, и звучит оно так, словно непослушного ребенка заставили сказать это против его воли, но я останавливаюсь и оборачиваюсь, чтобы выслушать его.
– Так вот, Брайан. Я очень сожалею… что ударил… капитана твоей команды викторины «Университетский вызов»… – Но он не может закончить предложение и начинает глупо хихикать, поэтому я снова разворачиваюсь и иду вперед. Через какое-то время я слышу, как он бегом догоняет меня, и немного сворачиваю в сторону, но Спенсер уже передо мной, идет задом наперед, сердито глядя на меня. – А ты чего от меня ожидал, Брай? Чтобы я просто стоял и слушал? Он меня считает полным дерьмом…
– Поэтому ты решил ударить его?
– Ага…
– Потому что он не понравился тебе?
– Нет, не только поэтому…
– А ты не подумал, что с ним можно поспорить, отстоять свою точку зрения аргументированно и цивилизованно?
– При чем здесь моя точка зрения? Он хотел выставить меня полным придурком.
– Поэтому ты прибегнул к насилию!
– Я не прибегал к нему. Насилие – это всегда мой выбор номер один.
– Ну да, очень круто. Ты такой жесткий парень, Спенс…
– Да, а ты даже не дернулся помочь мне, правда? Или ты боялся, что он выгонит тебя из своей команды?
– Я тебя поддерживал!
– Ни фига подобного. Ты просто, блин, демонстрировал свое раздутое чувство социальной ответственности перед своей подружкой. Если бы ты не поднял этой темы…
– А чего ты ожидал – чтобы я держал его за руки, пока ты его колошматил? Это мои друзья, Спенсер…
– Этот гондон? Твой друг? Твою ж мать, Брайан, это еще хуже, чем я думал. Он ведь к тебе относится как к куску дерьма.
– Неправда!
– Правда, Брай, я своими глазами видел. Он полнейший мудила и получил по заслугам…
– Ну… Он, по крайней мере, у меня девчонок не отбивал…
– Стоп-стоп, с этого места поподробнее. – Спенсер останавливается, кладет одну раскрытую ладонь мне на грудь, прямо как Патрику, перед тем как ударить его. Интересно, чувствует ли он, как быстро бьется мое сердце. – Думаешь, я хотел закрутить роман с Алисой? Ты действительно думаешь, что я хотел этого?
– Знаешь ли, Спенс, все именно так и выглядело – все это поглаживание по голове… – С этими словами я хочу дотянуться до его головы, но он перехватывает мою руку и сильно сжимает ее.
– Знаешь, Брай, для человека, который претендует на образованность, ты иногда бываешь офигительно глупым…
– Не смей со мной так разговаривать! – ору я, вырывая руку.
– Как?
– Да так, как ты всегда со мной разговариваешь! В чем дело, Спенс, откуда эта тяга… крушить все вокруг? Мне жаль, что в данный момент у тебя дела идут не лучшим образом, жаль, что ты несчастлив, но у тебя есть множество выходов, и практичных выходов из ситуации, ты просто не хочешь воспользоваться ими, потому что тебе больше нравится пинать балду и пинать всех вокруг, издеваться над людьми, которые собираются что-то сделать в своей жизни…
– Что, как ты, хочешь сказать? – прыскает со смеху Спенсер.
– Ты просто завидуешь, Спенсер, ты всегда мне завидовал, а все из-за того, что я упорно работал, потому что я умный и у меня квалифи…
– Хватит, помолчи! Умный? Ты так это называешь, ах ты, наглый говнюк! Когда я впервые встретил тебя, ты, блин, шнурки не умел завязывать – мне пришлось учить тебя. Да у тебя на кедах было написано «левый» и «правый» до пятнадцати лет! Ты даже футбольный матч не мог продержаться, чтобы не разреветься, мямля ты сраная! Если ты такой умный, так почему же так вышло, что ты не знаешь, о чем говорят люди у тебя за спиной, как они постоянно смеются над тобой? Я был рядом с тобой все эти годы, с тех пор, как умер твой отец…
– При чем здесь мой отец?
– Это ты мне скажи, Брайан!
– Просто оставь моего отца в покое, ладно? – кричу я.
– А то что? Что ты сделаешь? Расплачешься?
– Да пошел ты, Спенсер, хулиган ты чертов! – Но тут у меня начинает щипать глаза, а желудок сжимается в панике, и я вдруг понимаю, что мне необходимо уйти от Спенсера, поэтому я разворачиваюсь и иду в ту сторону, откуда мы пришли.
– Ты куда? – кричит мне в спину Спенсер.
– Не знаю!
– Ты смываешься, Брайан? Так?
– Ага, если тебе нравится.
– Как же я доберусь обратно?
– Не знаю, Спенс, но это не мои проблемы, правда?
И тут я слышу, как он очень тихо, словно сам себе, говорит:
– Ну так иди. Вали на хрен.
Я останавливаюсь и жду, когда он захихикает или расхохочется, но этого не происходит. Он стоит неподвижно неподалеку, плотно зажмурив глаза, и трет лоб ладонью.
Он выглядит так, словно ему десять лет. Я чувствую, что надо подойти к нему или, по крайней мере, просто встать чуть поближе, но вместо этого я кричу на всю улицу:
– Тебе нужно уехать, Спенс! Не позже завтрашнего утра. Тебе больше нельзя оставаться у меня. Это запрещено правилами.
Спенсер открывает глаза – они влажные, красные и уставшие – и долго смотрит на меня немигающим взглядом.
– Ты только поэтому хочешь спровадить меня, Брайан? Потому что это запрещено правилами?
– Ага. Отчасти.
– Хорошо. Отлично. Тогда я пошел.
– Иди.
– Извини меня, если я… поставил тебя в неловкое положение. Перед твоими друзьями.
– Ты не ставил меня в неловкое положение, просто… я хочу, чтобы ты уехал. Вот и все.
Я разворачиваюсь и быстро, не оглядываясь, ухожу прочь, и я уверен, просто убежден, что должен чувствовать себя правым, дерзким и сильным, что наконец-то я дал Спенсеру отпор, но почему-то не чувствую этого. Напротив, я чувствую себя разгоряченным, пустым, глупым и грустным и вдобавок понятия не имею, куда идти.
Насколько я помню, у меня единственный комплект ключей от дома, так что разумнее всего было бы пойти к себе и впустить Спенсера. Но он всегда может разбудить Маркуса и Джоша; в конце концов, он мне не брат и я ему не нянька. Я просто дам ему достаточно времени, чтобы добраться домой и выспаться, а сам прогуляюсь, чтобы выветрились выпивка и путаница в голове. Но примерно через час мелкая морось превращается в настоящий дождь, и хотя этого не было у меня в планах, но вполне осознанно я оказываюсь возле общежития Алисы и Ребекки.
Уже час ночи, и ворота во двор закрыты для всех, кроме обладателей ключей, поэтому мне приходится перелезать через высокую старинную чугунную решетку. Мне удается проделать это, не потревожив сигнализацию и не насадив себя на прутья, но не успеваю я спрыгнуть с забора, как поскальзываюсь на плоских подошвах своих ботинок и еду по грязной деревянной поверхности, как на санках, пока не останавливаюсь наконец под кустом рододендрона. Я стряхиваю толстый слой грязи на влажный перегной из опавшей листвы и ползу под кустами, чтобы дождаться, когда кто-нибудь пойдет по гравиевой дорожке к главному входу.
Капли ледяной воды, срывающиеся с листьев, падают мне за шиворот, а в замшевых ботинках хлюпает густая жижа, будто ноги обернуты холодным раскисшим картоном. Я уже почти готов сдаться и пойти домой, когда вижу, что кто-то идет. Я выскакиваю из кустов и бегу вслед за человеком, крича «подождите!». Тот останавливается и оборачивается.
– Подержите дверь! – (Мужчина, которого я не узнаю, смотрит на меня с подозрением.) – Я ключи забыл! Представьте себе! В такую ночь! – (Он смотрит на мои штаны и обувь, покрытые толстым слоем листвы.) – Упал! Господи, как я промок!
Но он не двигается, поэтому я негнущимися пальцами достаю свой бумажник и тычу ему под нос свой студенческий билет (вот, посмотрите, я студент). Это неожиданно срабатывает, потому что мужчина открывает дверь и впускает меня.
Я шлепаю по темным коридорам, оставляя на паркете компостные следы, пока не добираюсь наконец до двери Алисы. Из-под нее пробивается тонкая полоска оранжевого света, значит Алиса еще не спит. Прижав ухо к двери, я слышу музыку: это Джони поет «Help Me» – песню из альбома «Court and Spark». Я почти ощущаю тепло и свет сквозь тяжелую дубовую дверь и страстно желаю оказаться по ту сторону. Я легонько стучусь. Наверное, слишком легко, потому что Алиса ничего не слышит, поэтому я стучу сильнее и шепотом произношу ее имя.
– Кто там?
– Это я, Брайан, – шепчу я.
– Брайан? – Алиса открывает дверь. – Боже мой, Брайан, ты только посмотри на себя! – Она хватает меня за руку и втаскивает внутрь.
Алиса ведет меня в центр комнаты и немедленно берет командование на себя, изображая строгую, но добрую домоправительницу эпохи королей Эдуардов – «Не садитесь и ни к чему не притрагивайтесь, пока мы не высушим вас, молодой человек!», – и начинает рыться в ящиках, извлекая из них мешковатый зеленый джемпер домашней вязки, старые спортивные штаны и пару толстых носков.
– А вот это тебе тоже понадобится.
Читать бесплатно другие книги:
