Отвергнуть короля Чедвик Элизабет

Глава 36

Фрамлингем, апрель 1215 года

Гуго лежал на кровати в своей комнате, закинув руки за голову. Он снял котту, пояс и обувь и наслаждался роскошью мягкого перьевого матраса после жесткого седла, а ранее – занозистой деревянной скамьи в замке Нортгемптона, откуда они с отцом недавно вернулись. Больше чем через восемнадцать месяцев после первого черновика хартия вольностей наконец лежала на столе и обсуждалась всеми сторонами.

– Король отверг хартию, – сказал Гуго Махелт. – Он заявил, что готов выслушивать жалобы по отдельности, но ни за что не подпишет документ, который свяжет его навсегда.

– Ну конечно, он ее отверг! – фыркнула она. – Соглашаться не в его интересах.

Гуго убрал руки из-под головы и с досадой запустил себе в волосы.

– Мы надеялись на переговоры, поскольку хартия основана на хартии первого короля Генриха, но Иоанн отказался наотрез. Теперь необходимо решить, следует ли нам открыто отречься от своей присяги. Если дойдет до конфронтации, сомнений быть не может. – Гуго выглядел задумчивым. – Ваш отец останется верен Иоанну, как и Лэнгтон. Он говорит, что к согласию должны вести санкции и переговоры. Иоанн попросил Папу о помощи. Фицуолтер и де Весси хотят принудить короля к переговорам, бросив ему вызов и предложив французам вмешаться, но Фицуолтер и де Весси нам не указ.

Махелт казалось, что она застряла в дверном проеме между двумя комнатами. Ее отец будет поддерживать Иоанна, что бы ни случилось, потому что того требует его честь. Отец принес клятву верности, к худу ли, к добру ли. Ее учили, что обещания надо выполнять и стоять на своем, но как быть, если обещание дано бесстыдному клятвопреступнику, который портит все, к чему прикасается? Правильно ли это? Она больше не знала и подозревала, что никто не знает.

– Если вы откажетесь от присяги Иоанну, вам придется воевать с моим отцом. – Махелт знала, что Уилл тоже будет среди мятежников. Они с отцом не ссорились, но все же оказались по разные стороны баррикад.

– Если мы сможем заставить Иоанна хотя бы обдумать некоторые компромиссы, надежда есть, – вздохнул Гуго. – Никто не хочет открытой войны.

– Никто, кроме наемников и тех, кому война может даровать власть. – Махелт закрыла ставни и зажгла еще свечи.

– Тогда мы должны постараться, чтобы мир оказался выгоднее войны. Это цель вашего отца и моего, а также архиепископа, надо подождать и посмотреть, что скажет Папа. – Гуго изучал свои ногти. – Сегодня я слышал, что Длинного Меча наконец освободят. Обмен должен состояться на этой неделе.

– О, это чудесная новость для Элы и вашей матушки! – просияла Махелт.

Гуго казался не слишком счастливым.

– Несомненно, но Ральф по-прежнему в плену, а прошло уже девять месяцев. Родство с братом короля, похоже, ничего не значит, а только повышает его цену. Никто уже не помнит, что я помог пленить Дрё. Надеюсь, когда Длинный Меч вернется домой, то сочтет нужным помочь в освобождении Ральфа, но особо рассчитывать я бы не стал. Я также подозреваю, что Длинного Меча освободили только потому, что Иоанну нужна его помощь перед лицом угрозы вооруженного сопротивления.

Махелт закончила зажигать свечи и присоединилась к мужу, лежащему на кровати.

– Не позволяйте Длинному Мечу тревожить вашу душу. Господу известно, у нас и без того полно забот, чтобы вы размышляли еще и о нем.

– Он не тревожит мою душу, – отрезал Гуго. – Просто нечестно, что его освободят, а Ральфа нет. – Он задумался. – Интересно, что сделает Длинный Меч, когда узнает, как Иоанн обошелся с Элой.

– Вы же не расскажете ему… – встревожилась Махелт.

– Разумеется, нет! – с раздражением фыркнул Гуго. – Это не мое дело, да и в любом случае он не станет меня слушать. Я всего лишь его неотесанный брат Биго, который не понимает, что положение обязывает, и понятия не имеет о достойном поведении. – Гуго попытался встать с кровати, потому что его взбудоражила мысль о Длинном Мече, но Махелт толкнула его обратно.

– У меня для вас новость. – Она взяла его руку и положила себе на талию. – Я снова в тягости.

Как Махелт и надеялась, внимание мужа мгновенно переключилось, на лице медленно расплылась улыбка, и он накрыл пальцами ее утробу. Махелт была высокой и подтянутой, ее беременности не проявлялись до пятого месяца, так что нельзя было понять, насколько далеко продвинулось дело. Они не принимали мер предосторожности с Рождества.

– Какая замечательная новость! Когда?

– Не позже ноября, полагаю.

Гуго повалил Махелт на себя, нежно поцеловал и ненадолго забыл о своих заботах и тревогах, воздавая должное жене.

Утром Махелт навестила Иду, которая, как обычно, дремала у огня. В последнее время она ела, как птичка, но сейчас заметно оживилась, и глаза ее сверкали.

– Ты слышала новость о моем сыне, моем Уильяме?! – воскликнула она. – Его освободят!

– Да, матушка, я слышала, – обняла свекровь Махелт.

– Надеюсь, он скоро навестит нас. Мне не терпится его увидеть.

– Несомненно навестит, – дипломатично ответила Махелт.

– Разумеется, сначала он должен повидать жену и короля.

На этот раз Махелт промолчала.

– Ох уж эти мужчины и их дурацкая политика! – фыркнула Ида. – Дерутся, как петушки, за место на верху мусорной кучи.

Она взяла свое вышивание и принялась за дело. Махелт наблюдала за проворными пальцами Иды. Иногда ей казалось, что свекровь растеряла все мозги, пока шила, и шитье – единственное, о чем она теперь способна здраво рассуждать.

– Ральфа должны скоро освободить. – Махелт начала перебирать шелковые нитки в рабочей корзинке Иды, проверяя, не заканчиваются ли у нее какие-нибудь цвета. – Сколько можно держать его в плену?

Ида перестала шить.

– Я не забыла о Ральфе. – Ее голос внезапно стал резким. – Я молюсь о нем, как молюсь обо всех своих детях. И всем сердцем желаю, чтобы моих сыновей освободили вместе, но, поскольку этому не бывать, разве не лучше радоваться за одного, чем плакать о другом… По крайней мере, сегодня.

– Конечно, матушка, простите, – согласилась Махелт, но невольно задумалась, что было бы, если бы все повернулось иначе и Ральфа освободили, а Длинный Меч остался пленником.

Ида уснула над вышиванием, и Махелт подошла к окну, чтобы выглянуть в сад. Она хотела поговорить с садовником насчет того, чтобы посадить такие же розы, как в поместье ее отца в Кавершеме, с их чудесным ароматом и лепестками цвета земляники и топленых сливок. Ее размышления прервала Орлоция, горничная Иды, которая на цыпочках пересекла комнату и шепотом обратилась к Махелт:

– Мадам, прибыл ваш брат.

Махелт нахмурилась. Она не ожидала гостей.

– Который?

– Лорд Уильям, мадам.

Махелт была удивлена. Что Уилл делает во Фрамлингеме, когда должен быть с их отцом или разъезжать по делам графства? К тому же его жена должна родить со дня на день… Возможно, уже родила. У нее засосало под ложечкой.

– Где он?

– В ваших покоях, мадам.

Что-то в голосе Орлоции заставило Махелт подумать, что случилось нечто ужасное. Не став будить Иду, она выбежала из комнаты.

Уилл сидел на маленькой скамье спиной к огню, закрыв лицо руками.

– Уилл? – Внезапно она очень испугалась и потому почти разозлилась.

Брат не должен так себя вести. Это неправильно!

Уилл выпрямился и опустил руки.

– Закрой дверь и убедись, что никто не подслушивает, – сказал он надтреснутым голосом.

Махелт закрыла дверь и подошла к занавеске между гостиной и спальней, чтобы проверить, не прячутся ли за ней служанки. Ее подташнивало.

– Что случилось? – повторила она. – Расскажи!

Уилл сглотнул раз, другой и покачал головой.

– Ладно, пойду принесу тебе выпить. – Махелт повернулась к двери, но брат протянул руку, чтобы ее остановить.

– Нет, просто… просто дай мне перевести дух.

Она вернулась и села рядом с ним на скамью, испытывая неподдельный ужас. Что, если отец опять заболел? Что, если приключилось несчастье с ее матерью, братом или сестрой?

– Не торопись, – сказала Махелт как ради него, так и ради себя.

– Дело… – Уилл покачал головой, и его чуть не вырвало. – Дело в жизни моего нерожденного ребенка и моей жены… света моей жизни.

– Что? – Махелт в ужасе глядела на него. Вопросы мелькали у нее в голове, но так быстро, что она не успевала их задать.

– Элис мертва! – Уилл начал хрипло, надрывно рыдать.

Потрясенная тем, что ее властный брат разваливается на части у нее на глазах, Махелт попыталась обнять его, но Уилл оттолкнул ее, позволив только гладить себя по спине. Господь милосердный, должно быть, Элис умерла родами. Махелт старалась не думать о новой жизни, растущей в ее утробе, как будто сравнение могло причинить вред.

Уилл потер лицо ладонями.

– Моя жена, мой сын, мое будущее… – Его голос был полон горечи. – Зарезаны убийцами Иоанна в самом сердце дома, где они должны были быть в безопасности.

Махелт глядела на брата, открыв рот:

– Зарезаны?

– Их бросили умирать в луже собственной крови. Кто-то убил их, а охрана в Пембруке настолько ненадежна, что убийца благополучно бежал. Элис находилась на попечении наших родителей, и они не защитили ее. Они закрывали глаза на угрозу. Иоанн намерен нас уничтожить, изнутри и снаружи. – Спина Уилла содрогалась под ее ладонью.

– Как ты можешь так говорить? – Махелт была потрясена, что он отзывается об отце и матери подобным образом. Вся ситуация была невозможной, немыслимой. – Мама и папа всегда настороже. Ты расстроен и что-то напутал.

– Ничего я не напутал! Я видел их тела.

Уилл раскрыл сжатый кулак и показал сестре маленький вышитый цветок.

– Со свадебного платья Элис, – хрипло пояснил он. – В тот день они не были настороже. Ты можешь оправдывать их сколько угодно, но этому нет оправдания!

Махелт ощутила пустоту внутри.

– Откуда ты знаешь, что убийцу подослал Иоанн?

– А кто еще? – оскалился Уилл. – Кто еще мог совершить подобное или желать навредить нашей семье таким образом? Он не простил и не забыл, как мой отец унизил его в Ирландии. Ты не знаешь и половины того, что творилось при дворе, когда мы с Ричардом были в его власти. Он нас всех уничтожит. Ричард спрятался от него в Нормандии, но остальным не спастись.

Слова Уилла, его тон заставили Махелт прижать руку к утробе. Хотелось убежать, отыскать сыновей и убедиться, что они в безопасности. Если кто-то смог совершить подобное с Элис в самом сердце семейного очага, опасность грозит любому.

– Ты не можешь винить нашу мать и отца, – повторила Махелт.

Уилл пропустил ее слова мимо ушей.

– Они были моей радостью и гордостью, – произнес он надтреснутым голосом. – Благодаря им моя жизнь имела смысл. Теперь я должен жить с этим горем и влачить жалкое существование, пока не присоединюсь к ним в могиле.

Плечи Уилла задрожали, он снова зарыдал. Но на этот раз позволил Махелт заключить его в объятия: ее старший брат, с которым она ожесточенно сражалась в детстве. Никто из них не сдавался, не отступал ни на шаг, но сейчас Махелт ощутила всепоглощающий прилив материнской любви и жалости. Она не стала его утешать, но позволила выплакаться, пока буря не стихла и Уилл не смог поднять голову. Она подала ему салфетку, чтобы промокнуть лицо, и налила кубок вина из прикроватного графина. Это было каплей в море, но ей казалось, что она помогает.

– Что ты будешь делать? – спросила Махелт, вернувшись с кубком.

– Не знаю, – оцепенело произнес Уилл. – Позволь мне остаться на несколько дней, чтобы собраться с мыслями и подумать, а потом я уеду. У меня есть друзья. – Его взгляд стал пронзительным. – Не рассказывай нашим родителям, где я… Поклянись!

У Махелт сжалось сердце.

– Они вправе знать, Уилл…

– Я запрещаю! – прорычал он. – Я разорвал семейные узы и не вернусь… до тех пор, пока мой отец поддерживает этого тирана. Ты должна пообещать мне, должна!

Махелт не была в этом уверена, но страдающие глаза и перекошенный рот брата заставили ее согласиться.

– Необходимо сказать Гуго и моему свекру. Я не могу хранить подобное в секрете от них, и они узнают, что ты здесь.

Уилл снова потер глаза костяшками пальцев.

– Неважно. Возможно, это даже заставит их прислушаться и передумать. Наш отец намерен поддерживать короля, что бы ни случилось. Он не отклонится ни на дюйм, лишь бы сохранить свою драгоценную честь. Он подобен барану, который бредет по утоптанной колее и не ищет других путей, потому что так было всегда.

Махелт ахнула от горечи его замечания:

– Не смей так говорить!

– А что мне позволено говорить? – оскалился Уилл. – Разве это неправда? Разве нас с детства не пичкали наставлениями, что честь превыше всего? Мы должны блюсти ее, невзирая на цену. Но что, если цена чести – поддержка чужого бесчестия? Что тогда?

Махелт ничего не ответила. Даже если ответ существовал, она его не знала.

– Я пришел к тебе, потому что не знал, куда идти. – Плечи Уилла обмякли. – Графу Роджеру я не нравлюсь, но он честный и здравомыслящий человек, и я подумал, может, он захочет прислушаться. Мне найдется здесь место… где лечь спать?

– В одной из башен есть гостевая комната, я велю ее проветрить и положить матрас на постель.

– Спасибо. И мне нужен засов на двери изнутри. – Уилл сжал губы.

Махелт едва не сказала, что в этом нет необходимости. Во Фрамлингеме ему ничто не угрожает, но ведь и Элис ничто не угрожало в Пембруке.

– Подожди здесь, – сказала она. – Я обо всем позабочусь.

– Нет… Не уходи! – Он поймал ее за рукав. – Пожалуйста.

Махелт снова ослепила злость и ярость, оттого что ее сильный, уравновешенный брат доведен до такого состояния. Ребенок, заблудившийся в лесу.

– Я только отправлю служанок, – заверила она. – Я никуда не уйду. Обещаю.

Мужчины дома Биго сидели за столом в комнате графа и слушали сбивчивый рассказ Уилла. Махелт тоже присутствовала, сидя рядом с братом, чтобы оказать ему безмолвную поддержку, а по другую сторону сидел Гуго. Уилл отметал смятенные восклицания и выражения сочувствия, как будто парировал удары раздробленным щитом.

Граф откинулся на спинку стула:

– Будь это дело рук Иоанна или нет, страной нельзя так управлять. Королевские наемники творят, что хотят, а он наделяет их властью, которой они злоупотребляют. Никто не находится в безопасности. Во всех домах есть шпионы. Если король не может что-то получить законным путем, он наносит удар исподтишка. У него есть тайные рычаги, и его люди повинуются ему, что бы ни говорилось открыто. Пытки и убийства стали нормой. Требования выдвигаются одно за другим. Обещания нарушаются. Довольно! Я считаю, что либо король примет условия хартии и, более того, станет соблюдать их, либо мы выступим против него.

– Другие уже восстали, – ответил Уилл, – и не только на севере. Моубрей, де Богун, де Вер и Альбини бросили ему вызов, и это только начало.

Граф разглядывал его из-под широких полей шляпы.

– Но не ваш отец… – Он поерзал на стуле с высокой спинкой. – Я в курсе событий: де Вер и Альбини – мои родственники. Мне нелегко пойти на это, поскольку если я брошу вызов королю, то должен быть готов сразиться как с его наемниками, так и с теми баронами, которые останутся верными ему… и не только пером, но мечом и щитом. У меня недостаточно запала для такого противостояния, однако мы уже дошли до того момента, когда пора выбирать. – Он обвел собравшихся тяжелым взглядом.

Махелт опустила глаза, потирая большим пальцем обручальное кольцо. Теперь она как в ловушке. Если избрать неповиновение, муж и брат пойдут войной на ее отца. Ее приемная семья против родной. Она ненавидела Иоанна, но выступить против него означало также выступить против отца, и это причиняло невыносимую боль.

– Итак, что мы будем делать? – спросил Гуго. – Одно дело – решить бросить вызов королю, и совсем другое – его покинуть. Нам нужен рычаг воздействия, но пока у нас ничего нет.

– Согласен, – ответил граф. – Мы выясним, кто из баронов нас поддерживает, но нужно забросить сеть дальше и заглянуть за стены замков, в города… А может, и в Париж.

Опустилась глубокая тишина, в которой все обдумывали чудовищность его слов, которые стали реальностью, будучи произнесенными открыто.

– Вы имеете в виду Лондон и Людовика? – спросил Гуго, втянув воздух.

Его отец кивнул:

– Кому принадлежит Лондон, тому принадлежит сердце английской торговли. И если Иоанн так и не пойдет на уступки, Людовик Французский давно выжидает подходящего случая…

Когда совет закончился, Махелт стояла во дворе и ждала, пока Гуго пожелает отцу доброй ночи. Ее брат уже отправился в свою комнату и запер дверь на засов. Стена Фрамлингема кишела солдатами – охрану удвоили, бдительность усилили. Махелт поежилась и оберегающе положила руку на свою утробу и нерожденное дитя.

Гуго вышел из комнаты, распахнул плащ и укрыл жену меховыми крыльями.

– То, что случилось с Уиллом… – Она закусила губу. – Что происходит сейчас… заставило меня понять, как легко отнять у человека все.

– Здесь нам ничто не угрожает. – Гуго притянул жену к себе, чтобы она ощутила мощь его тела. – У каждой комнаты поставлены стражники… верные люди.

– Но так не должно быть. Мы должны спать спокойно, не опасаясь, что нас перережут в собственных постелях.

– Вы правы. Иоанна необходимо призвать к ответу, а его ставленников – изгнать.

– И когда это случится, мой отец тоже падет. Но если Иоанн устоит, погибнем мы. Это невыносимо!

Гуго провел по ее щеке кончиком пальца:

– Ваш отец искусен в политике и выстоит, даже если ему придется удалиться в Ирландию. Если Иоанн одержит верх… Что ж, он не причинит вреда дочери и внуку того, кто является его главной опорой.

– Даже если он велел убить жену моего брата?

– Доказательств тому нет, только мнение вашего брата, а на него нельзя всецело положиться. Вы же знаете, как сильно он ненавидит короля.

– Потому что жил с ним, – с глубоким отвращением ответила Махелт.

– Да, но это все же не доказывает вины Иоанна.

– За убийством стоит он. Вспомните о его репутации! Кто еще это мог быть? – Махелт высвободилась из объятий мужа и быстро зашагала к супружеским комнатам.

Пройдя мимо стражника у внешней двери, она обнаружила одного из самых доверенных людей Гуго у занавески, отделявшей часть комнаты, в которой спали их сыновья. Мужчина молча встал, поклонился и отошел, освободив ей дорогу. Махелт отдернула занавеску, чтобы посмотреть на мальчиков. Никогда еще ей не представлялось так ясно, сколь легко может быть уничтожено все, что ей дорого. Слухи об Артуре, правда о Мод де Браоз и ее сыне, хищные приставания Иоанна к женщинам, а теперь еще подозрения и догадки относительно гибели жены ее брата и их нерожденного ребенка. Какие еще доказательства нужны Гуго и всем остальным? Махелт отогнала мысли о верности ее отца Иоанну, поскольку они были слишком болезненными.

Маленький Роджер лежал на спине, его щеки порозовели от сна, темные волосы были чуть влажными. Маленький Гуго сосал большой палец, его ресницы и брови были припорошены золотом. О боже, боже! Махелт прижала тыльную сторону руки ко рту, и у нее перед глазами все расплылось.

Гуго пришел следом за женой и обнял за плечи, глядя на спящих сыновей.

– Что бы ни случилось, клянусь своей душой обеспечить вашу и их безопасность, – произнес он.

Роджер что-то пробормотал во сне и пошевелился. Родители отошли, чтобы не разбудить его. На их собственной кровати Гуго зажег светильник под пологом. Махелт смотрела на мужа: словно воин – на поле битвы, в которую он намерен вступить.

– Вашей душой, – повторила она.

– Да. – Гуго выпятил подбородок. – Моей душой.

Махелт не выдержала и опустила глаза. Или муж относится к происходящему слишком легкомысленно и клянется, только чтобы успокоить ее, или он совершенно серьезен. Тогда, если она примет его клятву, а он не сможет ее сдержать, то будет навеки проклят… Как и она.

– Так сдержите свое слово, – произнесла она, когда ароматизированное масло начало наполнять пространство под пологом благоуханием ладана.

– Будь я проклят, если не сдержу! – Гуго взял ее лицо в ладони и скрепил клятву долгим страстным поцелуем. Махелт мгновение помедлила, обвила мужа руками и вверилась ему.

Глава 37

Винчестер, май 1215 года

Длинный Меч проверил свою портупею и поправил застежку. За время заключения он похудел, и ремень пришлось затянуть туже. К ношению оружия тоже придется привыкать заново. Приятно вновь носить свой знаменитый длинный меч на бедре, но все сидело не так, как прежде, и это его раздражало. Нужны молитвы и время, чтобы окончательно смыть позор поражения и плена.

Выглянув в окно, Длинный Меч проследил, как конюх ставит меж боевых коней его жеребца – не с завода Биго, а крепкого буланого коня из собственной конюшни короля. Фламандские солдаты суетились во дворе, совершая последние приготовления к предстоящему походу на Лондон.

Длинный Меч глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Он еще не был дома, не видел жену и детей. Иоанн прибыл в Сэндвич, чтобы поприветствовать брата на английской земле, когда того наконец обменяли на Роберта де Дрё, и немедленно впряг в лямку, заявив, что все остальное подождет.

Сейчас Длинный Меч понадобился, чтобы подавить восстание баронов, прежде чем оно наберет силу. Нортгемптон выдержал двухнедельную осаду, но Бедфорд пал, и мятежники направились в Лондон. Среди них было немало его добрых друзей и даже родственников. В том числе его единоутробные братья Биго и муж матери. Длинный Меч поджал губы. Возможно, Ральфу повезло, что он до сих пор в парижском плену.

– Вы готовы?

Длинный Меч повернулся к Иоанну, который неслышно вошел в комнату. Его брат постарел. Глаза короля были налиты кровью, под ними набрякли мешки, в уголках губ залегли новые складки. И еще проглядывало нечто неуловимое, имеющее отношение к самому Длинному Мечу, какая-то настороженность, которой прежде не было. Вероятней всего, она была вызвана его родством с Биго или даже чувством вины за месяцы в плену после Бувине. С августа по май прошло немало времени.

– Да, сир, – ответил Длинный Меч. – Я готов. – Он заколол плащ круглой золотой брошью, которая была знаменита не меньше, чем длинный меч на его бедре.

– Не задерживайтесь в пути, – произнес Иоанн. – Я хочу, чтобы Лондону ничто не угрожало и чтобы вы с де Молеоном окружили и уничтожили мерзавцев.

– Я поспешу, что есть сил. – Длинный Меч надел шпоры.

– По крайней мере, на вас я могу положиться, – скривил рот Иоанн. – Люди, которых я считал союзниками, оставили меня и изменили клятвам, принесенным на моей коронации.

Длинный Меч почувствовал странную нотку в голосе брата. В нем звучали беспокойство и печаль, а то и укоризна, как будто верность самого Длинного Меча находилась под сомнением.

– Я никогда не оставлю вас, сир. – Длинный Меч остановился, чтобы опуститься на колени перед Иоанном, который поднял его и расцеловал в обе щеки.

– Рад это слышать. Идите выполняйте приказ. Я верю, что вы с де Молеоном меня не подведете.

Король не добавил «на сей раз», но это подразумевалось.

Гуго смахнул шляпой пыль, сел на стол в главной комнате фамильного лондонского дома на Фрайди-стрит и принял кубок вина у растерянного привратника, который не ожидал внезапного прибытия графа, его наследника и их рыцарей. Его жена поспешно стряпала похлебку из того, что нашлось в кладовых, а всякую мелкую сошку отправили в харчевни в надежде что-нибудь раздобыть.

– Проще, чем с Нортгемптоном. Теперь королю придется пойти на уступки, – произнес Ранульф Фицроберт. Велев оруженосцу положить дорожный сверток в углу, он взял кубок у Гуго и присоединился к нему.

Гуго согласился с зятем. В воскресенье все лондонские жители отправились в церкви, оставив ворота широко открытыми – к вящему удобству мятежников. Сердечная встреча их не ждала, но втайне лондонцы были довольны.

Граф вошел в зал и весело, но неодобрительно взглянул на сына и зятя, сидевших на столе.

– Похоже, все усилия, затраченные на твое воспитание, пропали втуне, – произнес он.

– Теперь мы мятежники, – пожал плечами Гуго.

– Это не значит, что надо забыть о манерах… Наоборот! – резко ответил его отец, но когда Ранульф попытался встать со стола, махнул рукой: – Ладно, сидите. Все равно нам предстоит здесь трапезничать не раньше вечера. Как вино? – Он взял у Гуго кубок.

– Затхлое, но пить можно.

– Вино короля Генриха на вкус и вид напоминало грязь. – Граф сделал глоток, поморщился, но промолчал. – Говорят, мы чудом успели первыми. Граф Солсбери и Савари де Молеон наступали нам на пятки.

– Чудом так чудом, – ответил Гуго. – Они ничего не смогут с нами поделать. Мы в безопасности, если не обидим горожан.

– Обладание Лондоном и поддержка лондонских жителей – сильный козырь, – кивнул его отец. – Не стану отрицать, неудача с Нортгемптоном – тяжелый удар, но мы захватили Бедфорд.

Ранульф поболтал вино в бокале.

– Иные могут подумать, что это не столько козырь, сколько незаконный захват. Площадка, с которой можно предложить французам власть над Англией.