Изумрудные зубки Степнова Ольга

– Кто это? – сухо осведомился Овечкин.

– Сычева.

«Дура Сычева», добавила про себя она. Как теперь она будет объяснять свою реплику «слава богу, вы живы!»? Пока она ни за что не готова признаться главному, что была в редакции во время убийства, что видела приоткрытую дверь редакторского кабинета, что за ней кто-то гнался и пытался ее пристрелить. Не готова! Может быть, потом это выяснится, ведь на лестничных клетках камеры, а охранник, кажется, видел, как она заходила в лифт, но это будет – потом. У нее будет время подумать, и за это время она, может быть, найдет Глеба, а не будет «давать показания» в душных прокуренных кабинетах. Только вот как сейчас объяснить свое дурацкое восклицание?..

– Ты уже видела криминальные новости? – грустно спросил Овечкин. – Там у нас такое произошло...

– Видела! – обрадовалась Сычева. – Ой, видела, Борис Борисыч! Господи, как Игнатьева жалко! И за что это на нашу газету навалилось такое, Борис Борисыч?! – запричитала она с несвойственными ей плаксивыми интонациями. – Слава богу, что с вами все в порядке!

– Меня уже вызвали и допросили, – мрачно сообщил главный. – Все это отвратительно. Ты не знаешь, какого черта Игнатьева понесло в выходной на работу? Он вроде не из тех, кто любит посидеть в солнечный день за компьютером.

– Не знаю, Борис Борисыч!

– Стоп. А откуда ты знаешь, что убили Игнатьева?! В новостях не называли фамилию погибшего, а съемок с места происшествия еще не было!

– А... – Сычева медленно сползла на пол со стула. – А...

Нужно было выкручиваться сейчас, немедленно, а не давиться беспомощным «а».

– Борис Борисович! – Она взяла себя в руки и села на стул. Был у нее в обиходе один приемчик: когда собеседник загоняет тебя в угол вопросом, на который нельзя дать ответ, хватай инициативу в свои руки – уводи разговор в сторону, огорошивай, сбивай с толку. – Помните, в нашей газете появлялись заметки о Фонде гуманитарной помощи детям стран Южной Америки, пострадавшим от наркотиков? Кажется, их писала Алябьева из отдела культуры?

– И что? – На том конце повисло такое напряжение, что Сычева почувствовала – ее может шарахнуть током.

– У меня на руках оказалась статья, якобы написанная Афанасьевым. Это очень... скандальная, разоблачающая статья, касающаяся деятельности этого Фонда. Я думаю, этот материал имеет прямое отношение к исчезновению Афанасьева, а, может, и к убийству Игнатьева. Скажите, Борис Борисыч, вы знали, что Глеб готовит такую «бомбу»?

Молчание. Только ухо стало гореть от напряжения, повисшего в трубке.

– Борис Борисович!

– Нам надо увидеться.

– Хорошо, я завтра...

– Сегодня. Сейчас. Немедленно.

– Мне приехать в редакцию?

– Какая к черту редакция?!! – Первый раз в жизни Сычева слышала, чтобы главный орал, срываясь на визг. – Какая редакция?! Ты что, ду-у-ра?! Там сегодня произошло убийство, а ты с разоблачающим материалом – в редакцию! Я жду тебя через час в кафе «Сакура», вернее, в скверике, который рядом с ним. На нашей лавочке! Ну, ты знаешь...

– Знаю, конечно. – В этом кафе время от времени редакция проводила корпоративные вечеринки. А потом они «догуливали» в сквере – курили, болтали, гуляли, а некоторые даже целовались в кустах. Сычева знала сквер вдоль и поперек. – Знаю, конечно!

– Через час жду тебя там, – отрезал Овечкин и нажал на отбой.

Сычева задумалась, слушая дробь коротких гудков: правильно ли она сделала, позвонив Овечкину? Может, и неправильно, но в одиночку бороться с ребятами, которые торгуют оружием на международном уровне, было страшно. Так страшно, что при мысли об этом холодела спина и начинали трястись коленки.

Главный поможет не сделать глупых, неверных шагов. Он мудрый, он опытный, он хладнокровный, у него связи и знание ситуации. Может, он даже поможет найти урода Лескова и тогда...

Тогда останется только обменять камни на Глеба, если, конечно, шустрая директриса уже не купила на них себе парочку островов где-нибудь в океане.

– Ох, как интересно мне с вами жить, девушки, – пробормотал Попелыхин, отрезая себе большой ломоть колбасы и пристраивая его на кусок хлеба, обильно смазанный маслом. – У вас страсти, внешность, талант и криминальный изюм. Вот за что Болотное не люблю – там все девушки вялые, расслабленные и абсолютно слитые с природой. – Он откусил от бутерброда большой кусок и с наслаждением стал жевать его, закатив глаза к потолку.

– Я немедленно должна уехать.

Сычева в двух словах пересказала свой разговор с Овечкиным.

– Я с тобой! – Афанасьева бросилась в коридор и схватила сумочку.

– И я, – встала Татьяна.

– Джентельмены предпочитают остаться, – жуя, заявил Паша. – Тань, ты еще жар-птицу обещала нарисовать! Я тебе кисточки новые купил, а то ты лохмотьями какими-то рисуешь. И, кстати, к жар-птице пририсуй-ка ты трех богатырей! Один пусть Кличко будет, второй – Валуев, а третий... Тайсон!

– Я поеду одна. – Сычева встала, прошла в комнату, достала из компьютера диск и сунула его в карман джинсовой куртки. – Вряд ли Овечкин захочет со мной разговаривать в присутствии посторонних, – сказала она, обуваясь.

– Я не посторонняя!! – возмутилась Таня. – Я... жена!

– И я не посторонняя, – вскинула Татьяна голову. – И я почти что жена!

– Внешность, талант, страсть и криминальный изюм! – крикнул из кухни Попелыхин. – Ну что я говорил?! У нас Болотном девушки так не живут! Тань, может, ты сначала картину нарисуешь, а потом на подвиги пойдешь?!

– Я поеду одна! – крикнула Сычева. – Это идиотизм – переться на встречу с главным втроем!

Она выскочила из квартиры, хлопнув дверью.

– Ее убьют, – вздрогнув, прошептала Афанасьева. – Выследят и убьют. Но, кажется, я знаю, что делать...

Таксист попался болтливый.

Он нес всякую чушь про погоду, про грабительские налоги, про сумасшедшие цены на бензин, про беременную жену, у которой – «ну надо же! Отрицательный резус!» – и опять про погоду.

Сычева включила мобильный и теперь он вибрировал в беззвучном режиме, высвечивая на дисплее карантаевский номер. От бесконечной вибрации Сычева ощутила зуд во всем теле, поэтому сняла мобильник с шеи и убрала в сумку.

На Большой Садовой они попали в пробку. Потом еще в одну на Новинском бульваре.

В час, отведенный ей на дорогу, Сычева никак не укладывалась, поэтому сильно занервничала.

Таксист все болтал и болтал, теперь он комментировал новости, которые неслись из радиоприемника.

Сычева достала мобильник и попыталась набрать Овечкина, чтобы предупредить, что она задерживается. Но мобильник неожиданно оказался мертв – бесконечная вибрация окончательно его разрядила.

– Черт!

Машина, которая и так ползла с черепашьей скоростью, вдруг вздрогнула и остановилась. Движок заглох и на повороты ключа отвечал только кратковременными всхлипами. В салоне запахло жженой проводкой, из-под капота повалил дым.

– Приехали, – без особой паники сообщил болтливый водитель, выскочил из машины и побежал открывать капот.

– Черт! – Сычева выскочила на проезжую часть и под истеричные сигналы машин бросилась наперерез движению. До метро пилить и пилить. Такси здесь поймать нереально, да и двигаться оно будет так же медленно, как и первое. Оставалось одно: она скинула туфли и босиком побежала по направлению к скверу.

У подъезда с визгом затормозил «Хаммер».

Фонтан грязи, который он поднял, въехав в большую лужу, обдал Афанасьеву с головы до ног, испачкав юбку, белую блузку и даже лицо.

Татьяна, взвизгнув, отпрыгнула к подъездной двери. Ей было проще, чем Тане – на ней были темно-синие джинсы и свитер цвета асфальта.

Утерев лоб и щеки, Таня направилась к «Хаммеру».

– Зря ты это затеяла, – сказала ей вслед Татьяна. – Гораздо проще было воспользоваться такси.

Афанасьева рванула дверь на себя и... застыла в недоумении.

На водительском месте сидела дама преклонных лет с седой стрижкой под мальчика, в джинсах с дырами на коленях и в черной майке, у которой на груди была вышита стразами улыбающаяся кошачья морда. Дама курила длинную коричневую сигарету, стряхивала пепел в окно и, щурясь, насмешливо смотрела на Таню.

– Вася?! – как последняя дура спросила Таня, пялясь на блестящую кошку.

Дама взглянула на себя в зеркало заднего вида; пальцами, сжимавшими сигарету, поправила челку и разумно ответила:

– Вроде не Вася.

– Но это же «Хаммер» от Флека? – Афанасьева сделал шаг назад и осмотрела машину.

– Это «Хаммер» от Флека, но увы, я не Вася. Я Ирина Петровна. А у Васи отгул, пока Игореша в командировке. Садитесь! – приказала она, выбросив окурок в окно. – Вы же в курсе, что Игореша в командировке?

– В курсе. – Таня окончательно растерялась, но в машину залезла. Она села на переднее сиденье, рядом с дамой и теперь боялась на нее посмотреть. – Когда я звонила Флеку, он был в аэропорту. Флек сказал, что летит в Италию за новой партией товара, но с удовольствием мне поможет и пришлет Васю на «Хаммере».

– Дался вам этот Вася! – фыркнула дама. – Зовите свою подругу и говорите куда ехать. Насколько я поняла со слов Игореши, вы очень торопитесь.

– Очень! – Таня махнула рукой Татьяне и та нехотя забралась в машину. – Нам как можно скорее нужно попасть в сквер возле кафе «Сакура», это в Старопесковском переулке. Дело в том, что наша подруга может оказаться в беде!

– Нужно, так нужно, – вздохнула дама и рванула ручку скоростей на себя.

Машина сорвалась с места так, что Таня затылком ударилась в подголовник.

– А вы... – начала Таня, нащупывая ремень безопасности, но замолчала, как завороженная уставившись на сверкающие стразы.

– Игорешина мама, если вас это интересует. Он позвонил мне из аэропорта и сказал, что одной девушке нужна срочная помощь. Поскольку Вася в отгуле, роль шофера я решила взять на себя.

– Ах, так вы мама! – Таня с тоской посмотрела на длинную сигарету, которую Ирина Петровна вытащила из пачки. Ей вдруг очень захотелось курить.

– Вернее, не мама, а бабушка. Родители Игореши погибли, когда ему было три года. С тех пор его воспитывала я и, естественно, он стал звать меня мамой. Игореша патологически боится машин, сам за руль никогда не садится, поэтому и нанял этого Васю.

«Хаммер» вылетел на проспект и теперь шел между полос – прямо по центру дороги. Машины шарахались от него, как пугливые цыплята от коршуна. На красный сигнал светофора Ирина Петровна и не подумала остановиться, она обошла притормозившую колонну по пешеходному тротуару, с легкостью перескочив высокий бордюр. На другом перекрестке «Хаммер» чудом разошелся с переполненной маршруткой. Таня даже успела заметить испуганные лица пассажиров. Афанасьева вдруг поняла, что это она, а вовсе не Сычева находится в смертельной опасности.

Черт ее дернул обратиться за помощью к Флеку! Просто очень уж душевно он предлагал свою помощь: «Мои деньги, мои связи, мой „Хаммер“ с Васей и магазины с одеждой в твоем полном распоряжении!»

И моя чокнутая мамаша!

– Игореша что-то такое мне о вас рассказывал, – Ирина Петровна едва успела затормозить перед стоявшей впереди машиной. На этом ее законопослушание закончилось, она круто вывернула руль вправо и обошла пробку по газону, нещадно кромсая колесами зеленую травку.

Татьяна громко ойкнула сзади, а Таня зажмурилась и мысленно перекрестилась.

– И мне о вас... Игореша рассказывал, – сказала она.

– Интересно что? – с непроницаемым лицом спросила Ирина Петровна в миллиметре пролетая мимо опоры освещения.

– В основном то, что вы хотите его женить, – честно призналась Таня и завизжала только по той причине, что сзади завизжала Татьяна.

– Что вы так верещите, девушки? – удивилась мама-бабушка Флека. – Боитесь скорости?

– Там... что-то шевелится, – Татьяна указала на ворох одеял на соседнем сиденье.

– Господи, да это Вовчик проснулся! – Ирина Петровна глянула на часы. – Три часа продрых, теперь всю ночь колобродить будет. Эй, Вовчик, там в холодильнике йогурт, лопай его и веди себя хорошо!

– Вовчик – это собака? – Таня опять мысленно обругала себя за то, что купилась на записку Флека.

– Господь с вами, Танюша, кто ж собаку Вовчиком называет? Вовчик, это мальчик. Сын. Сынок!

– Ваш?!

– Спасибо за комплимент! Нет, конечно. Это сын Игореши, мой... Черт побери мой возраст! Мой правнук. – Ирина Петровна прибавила газу и не нашлось на нее ни гаишника, ни патрульной машины.

– Ма, я не хочу йогурт, я мороженое хочу! – капризно сказал детский голос.

– Лопай йогурт, мороженого нет!

– Ма-а-а!

– Но... как же сын, сынок... ведь Флек не женат, – пролепетала Таня.

Слезы подступили к глазам, горло перехватила обида: Флек, собака, врал, врал, врал – про церквушку, про венчание, про свои нежные чувства и ее исключительность!

У него есть сын, сынок, Вовчик!

Даже у него есть ребенок. И у Глеба есть.

Только у нее никого нет.

Вывод очень банальный: все мужики сволочи.

– Для того, чтобы иметь ребенка, увы, вовсе необязательно состоять в браке, – весело сказала Ирина Петровна. – Вам что, Игореша не рассказывал свою историю?

Таня отрицательно замотала головой. Слезы все-таки нашли выход, закапали на белую блузку. Она украдкой утерла глаза. Только бы мамуля-Макклауд не заметила ее состояния!

– У Игореши семь лет назад случился бурный роман с одной юной и очень красивой девушкой. Она бредила карьерой модели, бегала по всяким кастингам, показам и фотосессиям. А в свободное время крутила моим Игорешей как хотела. В общем, докрутилась и забеременела. К счастью, из-за своей вечной занятости она прошляпила срок, на котором эту беременность можно было прервать. Это было для нее катастрофой, потому что ей предложили какой-то контракт на бешеные деньги. Она должна была стать лицом популярной французской косметической компании. Короче, контракт она подписала, родила и укатила в Париж. А мы с Игорешей в одно прекрасное утро нашли под своей дверью корзину, а в ней младенца. Младенец орал, был в грязных пеленках, с жутким диатезом и голодный как приблудный щенок.

– Так вот откуда у Флека любовь к корзинкам с сюрпризами, – пробормотала Таня.

– Я назвала его Вовчик, в честь своей первой любви. И третий раз в своей жизни стала мамой.

– Ма, а йогурт случайно весь вылился и теперь мне точно нужно мороженое!

– Он его вылил специально! – сообщила Татьяна. – Прямо на пол. И теперь топчется по нему сандалями.

– Ябедняючают только плохие люди. Ма...

– Возьми второй в холодильнике, – приказала Ирина Петровна.

– Так вот почему Флеку нужно так срочно жениться! – усмехнулась Таня. – Мальчишка, наверное, непослушный и ему нужна еще одна няня.

– Вы угадали, – ничуть не смутилась Ирина Петровна. – Нашей семье действительно нужна еще одна женщина – молодая, скромная, добрая, заботливая, ласковая...

– И красивая! – крикнул сзади пацан. – Вы нам не подходите.

– Вовчик, заткнись! – мама Флека ударила по клаксону, тот издал пароходный гудок.

– Ма, второй йогурт тоже пролился. Если ты не купишь мороженое, я опухну от голода.

– Он весь пол залил йогуртом! – закричала Татьняна. – У меня ноги мокрые!

– Вы тоже нам не подходите, – заявил мальчик.

– Вовчик! – Ирина Петровна снова брякнула клаксоном.

– Мо-ро-же-ное! – проскандировал Вовчик.

– Когда Игореша сказал мне недавно, что встретил наконец настоящую женщину, я очень обрадовалась.

– А он не сказал вам, что эта женщина замужем? – усмехнулась Таня.

– А она замужем?!

– Она?!! – Таня вдруг с ужасом поняла, что мама Флека не воспринимает ее как возможную кандидатку на вакантное место в своей семье.

Эта бабка, по всей вероятности, считает, что Таня недостаточно хороша для ее Игореши. Старуха думает, что Игореша не мог от такой потерять голову.

– Остановите машину, – приказала Таня старухе.

– Что такое? – Ирина Петровна притормозила.

– Остановите, остановите! Вон у того киоска.

– Но...

– Делайте, что я говорю! Вы же за Васю, а Вася всего лишь шофер.

– Как скажете, – пожала плечами Ирина Петровна и остановилась там, где указала ей Афанасьева.

Таня выскочила из машины и побежала к киоску.

– Мне мороженого. Коробку, – сказала она продавщице, протягивая деньги.

Коробка оказалась тяжелой и она с трудом дотащила ее до машины.

– Держи! – сказала она, бухнув мороженое к ногам пацана. – Только смотри, чтоб твой диатез не разгулялся.

– Класс! – восхитился Вовчик. – Ма, а она ничего, симпатичная!!

Мальчишка был черноволосый, с правильным белоснежным личиком, с красивыми глазами, обрамленными пушистыми ресницами. Вылитый Флек. Но еще не собака, а только щенок.

– Чокнутая! – захохотала Ирина Петровна. – Нет, ну чокнутая!! А еще утверждает, что она замужем. Вовчик, мы ее отобьем! Ведь отобьем, Вовчик?!

– А то! – заорал пацан, запихивая мороженое во встроенный холодильник.

Остаток пути они проехали молча.

Овечкина Таня узнала сразу.

Глеб показывал ей главного редактора на фотографиях.

Главный был личностью колоритной – высокий, широкоплечий, с седой прядью в каштановой шевелюре и мужественным лицом. Глаза у него, правда, были глубоковато посажены, смотрели слегка исподлобья, но это только придавало ему значительности.

Овечкин сидел на скамейке, на самом краешке, сцепив в замок руки, и напряженно смотрел на дорожку, ведущую от кафе.

Сычевой рядом с ним не было.

Она выехала на сорок минут раньше, но ее тут до сих про не было!

– С ней что-то случилось, – дрогнувшим голосом сказала Татьяна.

– Что-то не так? – поинтересовалась Ирина Петровна, прикуривая очередную сигарету.

– Боюсь, с ней что-то случилось. Боюсь, боюсь, – Афанасьева скомкала на коленях юбку. – Раз она до сих пор не приехала, с ней что-то случилось! Говорила же я, что нельзя ехать одной!!

– Ма, знаешь, какое мороженое самое вкусное?

– Какое? – не оборачиваясь, спросила Ирина Петровна.

– Которое называется «На халяву». И представляешь, у меня его целый ящик!!

– Я не очень в курсе, что происходит, – сказала Ирина Петровна Тане, выпуская тонкую струйку дыма. – Я могу чем-то помочь? Или я Вася, а Вася всего лишь шофер?

– Сидите. Сидите и ждите меня здесь. И ты, Татьяна, жди. Я поговорю с Овечкиным и мы что-нибудь с ним придумаем. – Афанасьева стала вылезать из машины.

– Эй, тетя! Мороженым я объелся, теперь шоколада хочу!!

Таня быстро пошла по дорожке, к скамейке.

Было уже довольно темно, но первые фонари еще не зажглись. Сумерки сгустились так, что очертания предметов потеряли четкость. Таня видела, что Овечкин заметил ее, но он смотрел равнодушно – откуда ему было знать, что она жена Афанасьева? Лично они никогда не встречались, а Глеб вряд ли держал на рабочем столе ее фотографию. Борис Борисович скользнул по Тане невидящим взглядом и опять стал всматриваться вдаль, туда, где останавливались маршрутки.

Таня побежала.

– Борис Бори...

Договорить она не успела.

Сзади послышался дробный топот. Потом что-то мелькнуло у нее перед глазами. Потом сильно сдавило горло. На лицо опустилась повязка, в нос ударили удушающие пары эфира. Сознание стало таять, как сахар на сковородке, становясь тягучим, расплывчатым и приторно сладким. Она не умрет – подсказали ей остатки этого расплывчатого, липкого сознания.

Она не умрет, потому что все, что с ней сейчас происходит, видит Овечкин, видит Ирина Петровна и юная пассия Глеба. При таком количестве свидетелей ее не могут убить!

А еще она не умрет потому, что маленький Флек должен дождаться самого вкусного шоколада на свете под названием «На халяву»...

Сычева опаздывала.

Она бежала босиком по московским улицам, проклиная свою привычку часто курить и пить ведрами кофе. Сердце давало сбои, а грудь терзала одышка.

Прохожие расступались, безропотно уступая дорогу. Нет в мире более понятливых пешеходов, чем москвичи. Бежит девушка босиком – значит так надо, дай дорогу, посторонись и не вникай в подробности. А то наживешь проблем на свою голову.

Она совсем задохнулась, сбавила темп и пошла быстрым шагом. Осталось совсем немного. Квартал, подземный переход, потом срезать дворами еще квартал и... Она опять побежала.

Сквер был освещен плохо. Но Сычева увидела, как Овечкин мается на скамейке, словно курица на неудобном насесте.

Дождался!

И тут она заметила, что по дорожке бежит Афанасьева. Женственно колыхая подолом широкой юбки, она с каждой секундой приближалась к скамейке. Сычева хотела заорать, чтобы Таня проваливала ко всем чертям, но крикнуть ничего не успела.

Двое пьяных парней, толкавшихся у дерева и, вроде бы, справлявших нужду, вдруг резко дернулись и в два прыжка оказались за спиной Афанасьевой. Один из них согнутой в локте рукой перехватил ее за горло, другой налепил ей на лицо белую полумаску. У Афанасьевой вмиг подкосились ноги, она стала валиться на землю, как марионетка, у которой ослабли веревки. Парни подхватили ее, не дав упасть. Тот, что повыше, взвалил Афанасьеву на плечо и помчался куда-то в кусты. Второй, мелкий, словно подросток, уже бежал впереди него.

Все произошло так стремительно, что Сычева рта не успела раскрыть. Она даже решила сначала, что ей все это померещилось в сумерках: и Таня, и парни и вся эта возня.

Но Овечкин вскочил, замахал руками, закричал что-то. Бросился было за парнями в погоню, но споткнулся и растянулся на дорожке как пятилетний пацан.

Сычева ринулась через газон в кусты. Она даже успела достать из сумки пистолет, но сделать с ним ничего не успела: брызнув из-под колес смесью земли и травы, выплюнув порцию вонючего выхлопа, из зарослей стартанул черный джип. Ломая ветки кустарника, он с легкостью пересек небольшой участок бездорожья, вырвался на дорогу и помчался наперерез движению. Мелкие маленькие машинки визгливо тормозили, прижимались к обочине, а некоторые и вовсе в панике дали задний ход.

Сычева еще бежала какое-то время, бесцельно и по инерции, понимая, что сделать уже ничего невозможно, разве что позвонить в милицию.

Про главного она напрочь забыла.

– Сюда! – вдруг позвал ее незнакомый женский голос.

– Сюда! – повторил голос Татьяны.

Она завертела головой, увидела «Хаммер», притормозивший у обочины и бросилась к нему.

– Какая вы девушка непонятливая! – сказала бабка экстравагантного вида, сидевшая за рулем.

Она уверенно заложила вираж, повторяя маневр черного джипа и развивая скорость недопустимую для городского шоссе.

– Вовчик, ляг на пол и хорошенько прижмись! – крикнула бабка кому-то.

Черный джип уходил, мечась из ряда в ряд, подрезая и игнорируя светофоры.

Если бы не автомобильная мелочь, толкущаяся под ногами, «Хаммер» бы уже нагнал двух уродов, уволокших несчастную Афанасьеву. Но мелочь толклась, сигналила, путалась, не давала проехать, а черный монстр уходил, все чаще исчезая из вида...

– Быстрее, – прошептала Сычева, – быстрее, быстрее! Черт, где же Вася?!! Он бы догнал!!

– Дался вам этот Вася, – проворчала бабка, уходя и вовсе на тротуар, распугивая клаксоном прохожих.

– Вася в отгуле, – сообщил откуда-то сзади детский голос. – Мы за него.

– Вовчик ляг на пол и хорошенько прижмись!!! – заорала бабка.

Черный джип оторвался на повороте, нырнул в подворотню и скрылся.

– Уйдет! – крикнула Сычева, привстав.

Сердце у нее колотилось, как бешеное. Она понятия не имела, что будет делать, если они вдруг догонят джип. Драться с бандитами, имея в команде бабку, ребенка и вешалку?..

Она оглянулась и посмотрела на Татьяну. Та сидела, вцепившись в сиденье, бледная и испуганная. Правда, в глазах у нее горела решимость.

– Нужно хотя бы рассмотреть марку и номера машины, – сказала она Сычевой.

– Ты, как всегда, самая умная. – Сычева утерла вспотевший лоб.

– Спрячьте ваш пистолет и успокойтесь, – каменным голосом приказала Сычевой бабка. – Девушка права, мы действительно не сможем ничего сделать с бандитами. Разве что выследить на какой машине и куда они едут, чтобы сообщить милиции.

Они колесили по двору, в котором скрылся джип, но там стайками жались друг к другу только припаркованные машины.

– Ушли, – чуть не плача, сказала Сычева. – Ушли, гады! Черт, я даже не знаю, кого мне больше жалко – Глеба, или Таньку! Я к ней привыкла, я люблю ее как сестру! Кто будет меня жалеть? Кого я буду жалеть?! Кому изливать душу?

– Номера так и не рассмотрели! – стукнула кулаком по клаксону бабка. Она резко дала задний ход, развернулась и рванула в соседний двор. «Хаммер» тыкался в проездах между домами, словно слепой котенок.

Черного джипа нигде не было. Он как сквозь землю провалился.

– Ма, а на джипе-то номеров не было! – снова услышала Сычева детский голосок. – Зато марка редкая – «Комбат»!

– Вовчик, ляг на пол!

– Ага, и прижмись хорошенько! – передразнил Вовчик. – Тут на полу йогуртовая лужа. И потом, я же один мужик на борту, что б вы без меня делали? Даже марку машины разглядеть не можете!

– Дай телефон, – Сычева обернулась к Татьяне. – Мой разрядился.

«Хаммер» со двора неожиданно выехал на оживленный, освещенный проспект и, не торопясь, неуверенно поехал в крайнем правом ряду. Бабулька была явно расстроена неудачной погоней и не знала, что делать.

Заполучив телефон, Сычева вдруг обнаружила, что не помнит ни единой цифры из номера мобильного Карантаева. Набирать пошлую комбинацию «02» ей категорически не хотелось. В эффективность такого хода она не верила.

Тогда она позвонила Овечкину. Последовали длинные гудки, потом сброс. Повторила набор – снова длинные гудки, снова сброс.

Что это значило, Сычева не знала. От бессилия она заревела.

– Откуда вы там взялись, в сквере? Откуда?! Я же сказала, на встречу поеду одна! Такси сломалось, я задержалась немного. Откуда они могли знать, что Танька припрется в сквер? Я подошла с другой стороны, меня не видел никто, может, они меня хотели схватить? Или... это случайные бандиты? Нет, быть такого не может!