В объятиях наследницы Робинсон Мэгги
– Простите, что потревожила вас. Я не знала – ведь дверь была не заперта.
– На будущее я должен запомнить, что ее следует запирать. – Боже, как это было неловко. Его застали на месте преступления, как прыщавого школьника. Интересно, долго ли она стояла за дверью? Достаточно, судя по тому, как рдеют ее щеки. Он хорошо видел Луизу, хотя зрение его туманилось. На ней была смятая ночная рубашка, отделанная кружевом по вырезу у горла и на манжетах. Скромное одеяние, однако Луиза и в рубашке казалась ему соблазнительной, будто явилась в ванную совершенно голая.
Он представлял ее спящей в лосинах для верховой езды, но так было еще лучше. Луиза казалась отдохнувшей, и фиолетовые круги под глазами почти растаяли. Чарлз уже сожалел – надо было лечь спать, а не читать и не купаться.
Он измучился до мозга костей и довел себя до агонии, думая о том, чему не бывать. Иисусе всемогущий, не далее как сегодня он просил Луизу выйти за него замуж! Похоже, удар по голове повредил его рассудок куда больше, чем он полагал сначала.
Луиза так и стояла над ним, и кончики ее пальцев щипали ткань ночной рубашки.
– О-о, да какого черта, – пробормотала она, порывисто стягивая рубашку через голову.
– Луиза! – Чарлз был так потрясен, что вместо ее имени вышло какое-то кваканье. Закрыв больной глаз, он восхищенно смотрел на нее, позабыв закрыть рот.
– Я солгала. Я знала, что вы здесь – слышала плеск воды. И стоны тоже. Вы производите слишком много шума, когда ищете удовлетворения. И это… Это меня взволновало. Я никак не могла заснуть.
Чарлз знал, что сейчас похож на вытащенную на берег рыбу, хотя сидел в воде.
– Можно к вам в ванну? Не знаю, что тут можно сделать, но я попытаюсь.
– Луиза! – Мистер Лягушка никуда не делся и снова квакал. Рыба, лягушки и его собственная русалка с кудрявящимися золотистыми локонами только что расплетенной косы.
– Это большая ванна. Думаю, мои мама и папа иногда купались вместе, хотя, конечно, это немного странно – представить своих родителей на месте преступления. Они – вместе – были очень пылкой парой. Может быть, именно оттого тетя Грейс их так не любила. Не могу представить, чтобы она принимала ванну вместе с дядей. И все же у них был секс, по крайней мере, один раз, если на свет явился Хью.
Теперь он не в состоянии был даже квакнуть. Чарлз смотрел, как Луиза поднимает длинную белую ногу и ступает в ванну.
– Отодвиньтесь чуть-чуть, хорошо?
Как безмозглый трутень, Чарлз отодвинулся как можно дальше, скользя по дну ванны. Солнце садилось, но он зажег лампы, намереваясь тщательно сбрить отросшую за день щетину. Теперь был отчетливо виден каждый дюйм кожи Луизы. То, что грезилось Чарлзу прошлой ночью в освещенной огнем камина комнате, не шло ни в какое сравнение с Луизой при свете угасающего солнца. Тонкий покров серебристых волосков на ногах и руках; немного темнее треугольник волос между ног. Она опустилась в воду, и они сидели, касаясь друг друга коленями.
– Кажется, в мыльнице были шпильки для волос. Не могли бы вы подать их мне? Иначе мои волосы ни за что не успеют высохнуть к обеду, и Кэтлин на меня очень разозлится.
Шпильки? Мыльница? Может, она хотела сказать, чтобы он перестал на нее пялиться? Чарлз заглянул в металлическую корзинку, которая была приделана к краю ванны. Действительно, там было несколько длинных шпилек. Он неуклюже выудил их и стал смотреть, как Луиза закручивает свои длинные, до талии, волосы в свободный узел и закалывает его на макушке.
Русалка исчезла. Но ее шея была длинной и изящной, с маленьким синяком – бесстыдный след его жадного поцелуя прошлой ночью. Нагнувшись, Чарлз погладил синяк большим пальцем.
– Больно?
– О нет. Но Кэтлин пришла в ярость, когда увидела. Кажется, она затаила на вас злобу.
Насколько Чарлз помнил, он был безупречно вежлив с этой рыжеволосой горничной. Ему придется удвоить усилия, чтобы сравняться с обаяшкой Максимилианом Норвичем.
– Что она подумает, когда придет наверх, чтобы помочь вам одеться к обеду, и обнаружит нас в ванне вдвоем?
– Я заперла дверь на ключ. Кроме того, она, похоже, по горло занята Робертсоном. Право же, им следует пожениться.
«И нам тоже». Но эти непрошеные слова он держал при себе. В конце концов, он знает Луизу всего пару дней!
– Ну а теперь что? – весело спросила она.
– Чт-то вы имеете в виду?
– Мне было трудно заснуть. Но, приняв решение, я отлично выспалась – впервые за целую вечность.
Сердце Чарлза чуть не сделало кувырок. Неужели она хочет сказать, что, в конце концов, принимает его предложение?
– Какое решение?
– Я решила, что это глупо – не воспользоваться вами в полной мере, пока вы здесь. Кто знает, когда еще я снова встречу такого достойного, такого привлекательного джентльмена? Вам же известно, что я намерена остаться старой девой. И не придумать слова кошмарственней! Так и представляешь себе криво, сидящие старые очки, запах камфорных шариков от моли и уродливую шляпку. Но не вижу никаких причин, почему бы мне не получать удовольствие, когда можно? Пусть все прочие в Роузмонте удавятся от злости, но у меня есть вы – на целый месяц.
– Кошмарственный – такого слова нет, – сурово сказал Чарлз. Итак, она надумала воспользоваться им в полной мере? Он не племенной жеребец, а она не кобыла, которую требуется покрыть. Может быть, ему очень хочется поднять ее из воды и насадить на каменно-твердый ствол. Но у него есть правила. Его наняли, чтобы ломать комедию, а не заниматься прелюбодеянием. Она заставила его почувствовать себя чем-то вроде мужчины-проститутки.
– Не учите меня грамматике, ведь у нас так мало времени.
Чарлз плотнее прижал губку к болезненно изнывающей плоти.
– Луиза, это в высшей степени неразумно. Не говоря уж о том, что нужно быть акробатом, чтобы делать это в ванне.
– Уверена, с этим можно справиться, если приложить некоторые усилия. Послушайте, вам же ничего не нужно делать, только сидеть. Я заберусь на вас сверху и…
– Луиза!
Она не побледнела, не моргнула и глазом. В отличие от любого из его рекрутов, которые достаточно знали этот его тон, чтобы перепугаться до смерти, Луиза Стрэттон не испугалась. Одарив его соблазнительной улыбкой, она невинно захлопала ресницами. Тренировалась перед зеркалом, что ли?
Она просто невозможна. И неотразима. Кажется, именно о таком он мечтал, когда она ворвалась сюда в своей девической ночной рубашке? Разумеется, в его фантазиях ее волосы был распущены, однако, с точки зрения практичности, Луиза права. Никому не захочется злить свою горничную.
– Вода остывает. Нам следует выйти из ванны.
Пошарив у себя за спиной, Луиза открыла кран.
– Мы зальем весь дом.
– Хватит брюзжать. В Роузмонте комнат пятьдесят, не меньше. Ну, промокнет где-нибудь потолок, и что? Итак, на чем мы остановились?
Ухватившись за край ванны, Чарлз рывком поднялся на ноги.
– Ни на чем. – Но, к несчастью, с этими словами его угораздило взглянуть на Луизу сверху вниз и сквозь мельтешение черных пятен в больном глазу увидеть, как ее розовый язычок облизывает уголки губ. Ее рот оказался почти на уровне его мужского органа, и добрые намерения – все до единого – тут же стекли в сливное отверстие ванны.
Чарлз закрыл глаза.
– Луиза, – протянул он умоляюще.
Он услышал скрип закрывающегося крана, а затем почувствовал руки Луизы на своих бедрах. Чарлз едва не свалился назад в воду! Тело покрылось гусиной кожей, но холод, похоже, никак не сказался на боевой готовности его пениса.
– Не уверена, что у меня получится. Я пробовала всего однажды, и нас прервали, – извиняющимся тоном произнесла Луиза.
– О господи! – простонал Чарлз. Она не знала удержу в своей болтовне. Что бы ей вовремя замолчать! Меньше всего ему хотелось представлять, как Луиза Стрэттон ублажает своим чувственным ртом другого.
Она принадлежит ему.
Чарлз содрогнулся, почувствовав первое осторожное касание языка, и кровь в его чреслах вскипела живым огнем. Луиза стала смелее, прислушиваясь к его стонам, и лизнула напористее, прокатив член между полными, роскошными губами. Ее рот согревал чувственным теплом, и в считаные секунды прикосновения ее неопытного языка и зубов бросили Чарлза на лезвие ножа. Отсутствие у нее опыта было для Чарлза лучшим из даров, которые она могла ему принести, но не имел же он сейчас право пролить семя, злоупотребив ее щедростью.
– Луиза, – сказал он хриплым шепотом. Ему хотелось бы оказаться в самой глубине ее естества, но и это было невозможно. Сжав пальцами ее подбородок, он осторожно освободился. – Вы должны позволить мне хоть видимость того, что я еще джентльмен. Прошу вас, дайте мне губку.
На ее лице он не видел отвращения, лишь невинное любопытство. Кивнув, Луиза выловила из воды губку и подала ему. Чарлз скользнул в воду, чтобы уберечь ее от фонтана своего оргазма. Освобождение было столь сильным и быстрым, что у него занялся дух.
Широко распахнутые карие глаза смотрели настороженно. Взгляд буравил столь удачно расположенную губку.
– А это больно, когда… когда все заканчивается? У вас такой вид, будто вы в агонии.
Луиза была восхитительна. Ну не смешно ли? При ее репутации вконец испорченной особы она, кажется, в действительности почти ничего не знала.
– Разве прошлой ночью вы не обратили внимания?
– Не очень. – Она густо покраснела. – Я была сосредоточена на себе. Наверное, закрыла глаза. К тому же было темно.
– И сейчас темно. – Небо за окнами ванной комнаты сделалось свинцово-серым. И Чарлз точно видел, как сквозь узорное стекло ему подмигивает звезда. Была ли боль? Физически – нет. Но сердце его, казалось, слишком разбухало, чтобы поместиться в груди.
Вода снова остывала. Перед тем как забраться в ванну, Чарлз разжег маленькую жаровню и положил на обитую тканью скамейку несколько полотенец. Однако кафельные плитки пола были холодными. Он протянул руку к глазной повязке, которую оставил поверх стопки полотенец, и нацепил ее туда, куда надо, чтобы мир приобрел привычные очертания. Луиза сидела напротив, скрестив руки и лишая его счастливой возможности отчетливо разглядеть ее прекрасную грудь.
– Давайте выбираться отсюда, пока не дошло до еще большего греха. Я вас вытру, и вы сможете предстать перед Кэтлин.
– И все?
– Луиза, дорогая, что мне, по-вашему, делать? Я обесчестил себя, воспользовавшись вашей слабостью. Кэтлин вправе меня презирать.
Он снова встал, протягивая ей руку.
Луиза приняла его руку, чтобы выбраться из ванны.
– Нет, не вправе.
Она стояла смирно, пока он пеленал ее, точно мумию. Сжав ее плечи, он привлек Луизу к себе.
– Насчет того, что вы сказали. Чтобы у нас был роман, пока мы здесь. Я знаю, вы думаете, что это хорошая мысль, возможность открытия, если угодно, но дело может оказаться опасным для нас обоих.
Луиза взглянула на него снизу вверх.
– В каком смысле – опасным?
– Во-первых, я могу наградить вас ребенком, даже если мы примем меры предосторожности. Тогда нам точно придется пожениться, а вы говорите, что не желаете брака. А какой скотиной буду чувствовать себя я, получив деньги в обмен на плотские утехи? Потому что дело сводится именно к этому, и вы сами это знаете. Я – ваш наемный служащий. Я только сейчас начал приходить в согласие с самим собой. Я… Я очень долго ненавидел себя. Если мы продолжим это – как бы это ни называлось, – я вернусь обратно на свалку и стану вас презирать.
Луиза казалась потрясенной.
– О, Чарлз! Об этом я не подумала. Вам это не кажется забавной шуткой, верно?
– Нет, – мягко сказал он, жалея, что не может успокоить поцелуем ее дрожащую нижнюю губу. – Какие уж тут шутки.
Глава 25
Точно, ее бы следовало посадить под замок. Возвращение в Роузмонт добавило путаницы в ее запутанность. Запутанность? Есть ли такое слово? Она добавит его в кошмарственный список, на том и успокоится.
Или, вместо Роузмонта, номера откалывает Чарлз Купер? Шлет ей то такой сигнал, то этакий, будто взбесившийся телеграф. Говорит, что теперь не желает иметь с ней дела. Однако сегодня попросил ее выйти за него замуж!
Конечно, на самом деле он ничего такого не хотел. Они с ним едва знакомы! И они из совершенно разных миров, у них ничего общего. Он – герой, а она – всего-навсего глупая наследница, как бы ни строила из себя что-то значительное. Он свершил перемену в своем мире, а она только бунтует против своего.
Явиться к нему в ванную – тоже бунт. Приличная леди сделала бы вид, будто не слышит его и не понимает, чем он там занимается. Кстати, не так уж сильно он шумел, хотя она утверждала обратное. Несколько судорожных вздохов. Стон. Ритмичные всплески воды. Если бы она не стояла, приложив ухо к двери, то ничего бы не услышала.
Но, оказалось, она не может его игнорировать, придя к заключению, что ей следует ухватиться за возможность сегодняшнего дня. Заготовить сена, пока светит солнце. Насладиться каждым дюймом тела Чарлза Купера, пока оно у нее под рукой. Право же, он ей нравился, несмотря на то, что был мужчиной.
Потому что был мужчиной.
Он был восхитителен, когда стоял в ванне, и его разбухший член казался неотразимым. И было в высшей степени естественно, что она открыла рот, чтобы попробовать его на вкус. И ему, похоже, это очень понравилось.
Луизе пришлось признать, что и ей понравилось – она чувствовала в себе такую смелость и могущество, когда, стоя перед ним на коленях, целовала его с порочной исступленностью. В конце концов, он сделал с ней почти то же самое прошлой ночью. Она только ответила любезностью на любезность.
Но между ног билась и пульсировала жадная пустота, и груди по-прежнему изнывали от желания. Или Луизе просто было холодно, как и предостерегал Чарлз? Наглазная повязка закрывала больной глаз, руки по-прежнему сжимали плечи Луизы. Она не могла выдержать взгляда его здорового голубого глаза.
– Простите.
– За то, что нарушили мое уединение, или за то, что соблазнили, заставив потерять голову?
– Я вас соблазняю?
– Неужели нужно спрашивать? Я не встречал такой, как вы, Луиза. И я не знаю, что с вами делать.
«Вы могли бы ко мне прикоснуться, еще разок. Как прошлой ночью. Рукой. Или языком».
От этого ведь не случится детей, верно? Прикосновение – это еще не прелюбодеяние. Можно гладить домашних животных, ласкать и тискать, чесать за ушком. Провести кончиками пальцев вдоль спинки, чтобы она выгнулась дугой…
– Луиза? У вас очень странное выражение лица.
– Пустяки. Нет, вовсе не пустяки. Предположим, что вы согласились бы мне помочь, в последний раз. – Еще раз. Ведь ни ему, ни ей не будет от этого вреда? А потом можно нажать на тормоз и продолжать ломать комедию.
– Помочь вам?
– Как я только что помогла вам.
Он отпустил ее плечи.
– О чем вы говорите?
– Я понимаю ваше нежелание быть моим платным любовником. Правда, понимаю! Кстати, как называют мужчину, который соглашается на такое занятие? Женщин называют содержанками.
– Понятия не имею. Любовник? Жеребец? Как бы их ни называли, я не стану одним из них.
– Нет-нет, – торопливо перебила она. – Я совершенно согласна. Это было бы чистое безумие. Я не хочу, чтобы вы мучились угрызениями совести еще больше, чем прежде. Вы имеете полное право отказаться выполнять мои приказы в спальне.
– Но? Я ведь знаю, что есть «но». Знаете ли вы, что ваш язык, когда вы думаете, извивается в уголке рта, точно мягкий червячок?
Луиза спрятала язык и сжала губы. Затем начала возмущаться:
– Червяк? Какая гадость!
– Можете сами убедиться. – Чарлз развернул ее лицом к зеркалу, которое висело над раковиной. – Ну же. Думайте!
– Я не могу думать по команде! – Он торчал у нее за спиной с ухмылкой на лице.
– Не можете, вот, значит, как? Вы пытаетесь меня убедить, что вы не какая-нибудь пустоголовая дебютантка.
– Я слишком взрослая, чтобы называть меня дебютанткой, – возразила Луиза, испытывая неодолимое желание спорить.
– Размышляйте о том, как безобразно устроен мир. О движении суфражисток. О том, почему небо голубое.
Это было смешно. Луиза ни о чем не могла думать, кроме как о том, чтобы стереть поцелуем эту самодовольную ухмылку с губ капитана Купера да заставить его сунуть ладонь под ее полотенце. Если она попробует извиваться всем телом, узел, возможно, ослабеет, и треклятая штуковина свалится на пол. Тогда он сможет обнять ладонями ее бедра и убедиться, что она плачет от желания.
Сам он до сих пор был обнажен. И весьма неубедителен в роли джентльмена, который очень хочет защититься от ее похотливых атак. Сверкающие капли воды стекали с его мускулистых рук, когда он толкнул ее к зеркалу. Чарлз был, пожалуй, чересчур худощав, но сложен превосходно. Что за удовольствие было бы разделить с ним какое-нибудь изысканное угощение – пирожные, фрукты и пряное вино – в уединении их собственной спальни, свернувшись калачиком под одеялом…
– Вот оно. Видите?
Луиза растерянно моргала, глядя в зеркало. Боже, Чарлз оказался прав. Теперь всю оставшуюся жизнь Луиза будет следить, чтобы это не выглядело так, будто она жует червяка. Она встретила в зеркале взгляд Чарлза.
– Чарлз, я была бы вам очень признательна, если бы вы избавили меня от этого жалкого положения.
– Треснуть вас по голове, как наш неизвестный убийца, или у вас на уме есть что-то более изобретательное?
– Вспомните прошлую ночь, когда у вас был оргазм без меня? Ну, вы только что это повторили. Потом вы это возместили, и очень мило – отдаю вам должное. Но сегодня вы вспомнили про принципы. Теперь нам, по-вашему, нужно делать вид, будто ничего не было. Вы объяснили свои резоны, я уважаю ваше решение, правда! Но мне хотелось бы знать, не могли бы вы забыть о своей вновь обретенной добродетели минут на десять? Я даже думаю, что это займет меньше времени. Все, что мне нужно, – это сосредоточиться. Если вы будете трогать меня в нужных местах, а вы уже доказали, что у вас для этого хватит и сноровки, и умения, я смогу принять обет безбрачия на всю оставшуюся жизнь. Или, по крайней мере, на месяц. Полагаю, как только наша шарада подойдет к концу, ничто не помешает мне найти более сговорчивого партнера на будущее.
Однако проделывать с другим мужчиной все эти штуки, которые она проделывала с Чарлзом, показалось ей совсем не таким соблазнительным.
Во время своей сумбурной речи Луиза наблюдала за выражением лица Чарлза в зеркале. Сначала он казался снисходительным, указав ей на привычку, о которой она не догадывалась. Потом его лицо несколько раз дернулось – едва заметно, нужно было всматриваться очень внимательно, чтобы увидеть. А Луиза, видит Бог, смотрела во все глаза, потому что Чарлз был чертовски хорош собой. Под конец он вроде как грозно нахмурился. Неужели он может ревновать? Это хороший знак, да?
Он снова развернул ее так, что они оказались лицом к лицу.
– О чем вы просите?
– Ну вы же получили облегчение. Зато я чувствую ужасное напряжение. Быть наедине с роскошным голым мужчиной – это меня заводит. Вы могли бы… помочь мне кончить. Кажется, так вы выразились прошлой ночью. Будет очень трудно пережить очередной семейный обед в столь беспокойном состоянии нервов.
– Нервы!
– Да. Вы знаете. Там, внизу, есть нечто, что не дает мне покоя. И груди ведут себя как-то странно. Как будто сквозь них пропустили электрический ток. Гм. Я вот думаю, не завести ли в Роузмонте электричество, если я останусь тут жить? Тогда дом, наверное, не будет казаться таким мрачным.
Чарлз совсем был сбит с толку. Действительно, смешно получилось. Зачем она заговорила с ним об усовершенствовании своего дома именно сейчас? Право же, у нее были другие насущные приоритеты.
– Я больше не потребую вашего внимания. Мы вернемея в строгие рамки профессиональных отношений. Дружеское поведение в присутствии зрителей, когда вам придется притворяться Максимилианом, и неукоснительное соблюдение правил, когда мы останемся наедине, и вы будете просто Чарлзом.
– О Луиза, да замолчите же вы. – Обняв ее лицо, он жадно, яростно поцеловал ее. Луиза была очень счастлива, когда полотенце соскользнуло, и она оказалась прижатой к его чистому, пахнущему фиалками телу. Однако каким- то чудом он вовсе не благоухал, как женщина. Чарлз Купер был настоящим мужчиной. В самом деле, его огромный пенис вонзался в ее живот, притом что Чарлз совсем недавно испытал оргазм. Может быть, они могут довести друг друга до конца, хотя именно Чарлзу придется руководить их оргазмированием. Есть ли такое слово? Господи, как расширяется ее словарь. Общение с Чарлзом Купером можно сравнить с наведением конечного «лоска» в школе эротического искусства.
Конечного. О господи. Луиза захихикала.
Черт. Чарлз прекратил ее целовать.
– Что смешного? Веселитесь, потому что опять ваша взяла? Я просто бедный парень, который, похоже, не в силах перед вами устоять.
– О нет. Я смеюсь не над вами, просто мне в голову пришла одна очень глупая мысль. Вы же знаете, какой глупой я иногда бываю – вы сами мне это твердите. Не думаете ли вы, что нам следует отправиться в вашу комнату? Не в мою, потому что может явиться Кэтлин. Раковина врезается мне в спину.
Чарлз вздохнул.
– Кажется, мне пора лечиться у доктора Фрейда. К концу месяца я свихнусь окончательно.
– Но это будет того стоить, я вам обещаю. – По крайней мере, Луиза на это надеялась. Если им остался этот единственный раз, она готова ринуться в атаку со всей энергией, на которую была способна.
На сей раз Чарлз запер на ключ все двери, на случай вторжения. Его постель была смята, на покрывале лежала книга обложкой вверх. Луиза взяла ее, но Чарлз выхватил книгу из ее рук.
– Послушайте, у нас мало времени. Нам, собственно, и делать-то этого не полагается. Но, если мы решились на это пойти, вам незачем читать какую-то чертову книжонку.
– Да, Чарлз, – покорно согласилась Луиза. – Что вы велите мне делать?
– Ничего. Это вам нужно снять напряжение. Меня не трогайте.
– Совсем?
– Ни пальцем. Кстати… – На его лице промелькнула странная усмешка. Он подошел к окну. На сером небе блестели редкие звезды. – Да. Это подойдет. – Он снял золотистые шнуры с выцветшей коричневой шторы. – Ложитесь.
– Чт-то вы с ним собираетесь делать?
– Собираюсь вас связать и заткнуть вам рот одним из шелковых шейных платков Максимилиана Норвича. Так что вы хоть минуту помолчите. А потом, мисс Стрэттон, я собираюсь облегчить ваши нервические страдания. Вам повезет, если после этого вы сумеете спуститься вниз по лестнице к обеду.
– Да, Чарлз. Это кажется мне чудесным.
Луиза не поняла, почему после ее слов он так отчаянно застонал. Но ведь она так мало понимала душу мужчин! Она легла на постель, услужливо раскинув руки и ноги, поближе к столбикам кровати, к которым он ее и привязал, затянув сложные узлы на запястьях и лодыжках. Можно подумать, она захочет сбежать! Все это весьма интриговало. Лишь бы Чарлз не забыл ее потом развязать, чтобы она смогла подготовиться к обеду. Луиза уже чувствовала, что проголодалась.
Вот насчет галстука, которым он обернул ее рот, Луиза совсем не была уверена. Но, с другой стороны, это было практично. Если действия Чарлза вызовут у нее непристойные звуки, никто из обитателей дома не услышит. Луиза надеялась, что Кэтлин слишком занята Робертсоном и будет дожидаться, что хозяйка позвонит, прежде чем идти наверх.
Зато зрения ее пока не лишили, и она видела, каким свирепым сделалось лицо Чарлза. Губы мрачно сжаты в линию, будто он злился на нее за просьбу в последний раз даровать ей освобождение. Какая жалость, что он столь честен, но в этом его привлекательность. Право же, он ей очень нравился.
Каково бы это было – провести с ним не месяц, а больше? О господи! Если бы они поженились, то могли бы играть в подобные игры по всему Роузмонту без оглядки на последствия. Тут полно окон и штор со шнурами. Но его предложение было не всерьез. Просто честная натура Чарлза желала защитить ее от произвола собственного семейства.
Луиза не хотела выходить замуж. Она, конечно, сохранила бы контроль над своим состоянием, но потеряла бы самое себя и, возможно, свое сердце. Одно дело, когда тебе затыкают рот и связывают забавы ради. Но брак означает, что женщина больше не распоряжается ни собственным голосом, ни собственным телом.
Луиза решила, что лучше закрыть глаза, чем видеть, как по угрюмому лицу Чарлза пробегают черные тени, он оглядывал плоды своего труда. Поэтому момент, когда он очутился рядом с ней в постели, застал ее врасплох. Матрас просел, и она ощутила жар его тела, хотя Чарлз не прикоснулся к ней даже пальцем. О чем он задумался? Она сейчас так уязвима. Понял ли он, насколько она ему доверилась?
С чего он начнет? Луиза была напряжена, как тетива лука, и ждала.
Ответ явился довольно скоро. Раздвинув ее уже раскинутые ноги, Чарлз коснулся языком ее средоточия, а затем уверенно обхватил губами клитор. Он забавлялся с ним, используя язык, и в то же самое время запуская внутрь палец. Она уже промокла, поэтому второму пальцу не составило труда присоединиться к первому. Короткий нос Чарлза терся о курчавые волоски. Кажется, он что-то говорил вполголоса, и каждый звук его голоса порождая особые токи, идущие от срамной плоти куда-то в глубь ее тела – эти слова Луиза узнала из какой-то глупой книжки, которую они с Кэтлин жаркими летними ночами читали вслух по очереди. Тогда это навело ее на мысль взять зеркало, чтобы убедиться в правдивости описания – разумеется, без ведома Кэтлин. Господи, женщины устроены так, чтобы блюсти тайну. Каждый дюйм подобен сокровищу, которое нужно еще открыть. Не то, что мужчины – все напоказ.
Языки, срамной или тот, что во рту. Кстати, ей следует помнить о том, чтобы прятать свой язык, когда она думает о чем-то, однако сейчас шанса ясно мыслить у нее не было. О-о! Она металась бы на постели, если бы могла, забывшись в нахлынувших на нее ощущениях, но вынужденная неподвижность оказалась весьма стимулирующей. Луиза только и могла, что лежать смирно и чувствовать каждое прикосновение, слышать каждый вздох.
Именно так, как она и обещала. Прошло едва ли несколько минут, прежде чем она окончательно потеряла рассудок, выгнув спину дугой так, что бедняга Чарлз чуть не свалился с постели. Ничего подобного им уже не повторить! Луиза едва ли не жалела о том, что он действовал столь стремительно. Но, право, не сетовать же ей на результат – порочные, умопомрачительные содрогания, пронзившие ее тело до самых пальцев связанных ног.
Луиза открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чарлз распускает узлы плетеного шнура.
– Вот так, – сказал он, убирая кляп и проводя большим пальцем по ее губам. – Это несколько успокоит вас, пока не найдете очередного любовника. Но в будущем будьте разборчивее – ни сэр Ричард Делакур, ни я вам в любовники не годимся. Вы заслуживаете лучшего.
– Я?
Он схватил подушку, чтобы скрыть эрекцию.
– Достаточно. Вы получили то, за чем явились. Я не собираюсь и дальше раздавать подарки. Сейчас вставайте и одевайтесь. Уверен, что Кэтлин околачивается поблизости, ухом у двери. С этой минуты и впредь я – просто человек, которого вы наняли, чтобы притворяться вашим супругом. Больше никаких поцелуев. Нигде. Давайте вести себя, как нормальная супружеская чета из общества – как я понимаю, для раздельных спален есть справедливый резон. Притворитесь, что я вам противен. Таким образом, не придется изображать горе, когда в январе вы прикончите меня.
Кажется, это было его последнее слово. Луиза подумала, что он прав – каким-то образом они поменялись ролями. Разве ей не претила мысль о том, чтобы так достоверно изображать из себя его супругу? Луиза была решительно против всяких проявлений излишней привязанности. А теперь она только и мечтает, чтобы повалить Чарлза на постель и целовать.
Куда угодно.
Луиза потерла запястье.
– Я встречу вас внизу. Послать сюда лакея, чтобы помог вам одеться?
Чарлз фыркнул.
– Я принимаю это за отрицательный ответ. – Луиза откашлялась. – Благодарю за… вашу любезную помощь в моем затруднительном положении. Теперь мне гораздо лучше.
– Поздравляю. А теперь – быстро отсюда, сделайте одолжение.
И Луиза сделала одолжение. Она задержалась, чтобы вытащить пробку из ванны и подобрать с пола упавшее полотенце. Поймав мимоходом свое отражение в зеркале, Луиза решила, что выглядит слишком всклокоченной, и Кэтлин непременно все поймет.
А потом Луиза услышала сдавленный, мучительный крик. Ее имя, если она не ослышалась. Бедняга Чарлз. Она бы облегчила его муки, стоило только попросить.
Глава 26
Злобные шепотки слышались весь вечер, начавшийся непременными аперитивами перед обедом в гостиной, вплоть до самого десерта за столом. Чарлз не мог найти недостатков ни в еде, ни в немецких винах. Неприятной была только компания, состоящая из членов семьи и доктора Фентресса – без него здесь, похоже, не могли обойтись. Даже Луиза выглядела подавленной. Энергия и живость, которые Чарлз видел в ней, когда они были вместе, сейчас оказались наглухо упрятанными под пуговицами и высоким воротником атласного платья небесно-голубого цвета. Платье вовсе не красило Луизу. Интересно, кого она боится соблазнить – Хью или его? Чарлз не знал.
Он и без того был во власти этого соблазна. На языке остался вкус Луизы, и он не понимал, как сумеет держать себя в руках до конца месяца.
Никаких сексуальных контактов. Ему необходимо держаться на расстоянии. Не может же он допустить, чтобы его снова использовали, невзирая на то, какой сладкой была Луиза Стрэттон. У него к ней чувство, которое не успокоить случайными обжиманиями по ее приказу. Если она не видит возможности выйти за него. А зачем, собственно, ей это делать? Ему нечего предложить наследнице. Значит, он не должен далее поддаваться ее очарованию – иначе его сердце будет разбито.
Чарлза снова усадили рядом с Изобел. Но, к счастью, сегодня за обедом компанию Грейс могли составить Хью и доктор Фентресс. Тетка Луизы подарила Чарлзу единственную колючую улыбку поверх бокала с шампанским, а затем игнорировала его с такой ледяной непреклонностью, которой Чарлзу оставалось только восхищаться. Он, как мог, уклонялся от блуждающих рук Изобел и попытался завести беседу с древней старушкой, которая некогда была гувернанткой Грейс и отца Луизы. Очевидно, когда наступило время Луизы и Хью, она уже не могла служить в гувернантках, но до сих пор жила в семье. Возможно, Грейс все-таки не утратила человечности, хотя Чарлз ни за что не поставил бы на эту вероятность в Монте-Карло.
Он разглядывал сидящих за столом. Стол был накрыт как для официального приема, хотя со вчерашнего вечера некоторые из гостей отбыли восвояси. Тут были мисс Попхэм, бывшая гувернантка; неприветливый двоюродный дедушка Филипп, который сегодня сидел во главе стола, Луиза, затем секретарша Грейс, мисс Спрюс, доктор Фентресс, Грейс и Хью, затем загребущая Изобел. Один из них, должно быть, прошлой ночью хватил Чарлза по голове. За исключением Хью, которого не было дома – хотя сейчас, при свете люстры, никто из присутствующих не казался опасным и способным на преступление. Разумеется, Хью мог дать указания кому-нибудь из слуг, чтобы убрать Максимилиана Норвича со своего пути.
Грейс промокнула губы льняной салфеткой и встала.
– Джентльмены, мы, дамы, удаляемся, так что вы сможете обсудить скучные вопросы современности, которые женскому уму недоступны. Когда решите мировые проблемы, милости прошу в наше общество.
Неужели Грейс – тайная суфражистка? Интересно. Слушая речь тетки, Луиза округлила глаза и сделала знак Чарлзу прежде, чем ее выпроводили из столовой. Его ляжка, наконец, избавилась от посягательств со стороны Изобел, и он слегка расслабился на своем стуле. Хью поднял палец, и к столу бросился лакей с портвейном и грецкими орехами.
Как из воздуха, подле Чарлза материализовался Гриффит с ящичком для сигар в руке.
– Не угодно ли сигару, мистер Норвич?
Луиза не жаловала курильщиков. Это было одно из ее правил. Чарлз покачал головой. Трое прочих джентльменов не были связаны подобными принципами или указаниями. Вскоре столовая наполнилась голубоватым дымом, и Чарлз понял, что от него все равно несет, как от печной трубы.
Хью с мрачным видом выпускал кольца дыма, глухой Филипп ни в коем случае не трудился затевать с кем-либо беседу, так что общительность проявлял один доктор Фентресс.
– Итак, мистер Норвич, что вы думаете о Роузмонте? Я слышал, сегодня вы осматривали имение во время прогулки верхом.
– Это замечательное место. Вы знали дедушку Луизы?
Доктор кивнул:
– Я начал здесь практику именно по его приглашению. Я только что вышел из медицинского колледжа, когда познакомился с Джорджем Стрэттоном. Его супруга была нездорова, и ему нужен был кто-нибудь, на кого он мог бы положиться. Он часто уезжал в Сити и тревожился, что Луиза остается здесь одна. О, я имею в виду бабушку вашей Луизы – девочку назвали в ее честь. Но вы, вероятно, это знаете. С тех пор я пользовал всех членов семьи. Знаете, я ведь принимал на свет вашу будущую жену.
– А миссис Уэстлейк вы тоже принимали на свет?
Фентресс поморщился. Должно быть, это довольно неудобно – поддерживать псевдоромантические отношения с женщиной, которую вынимал из родовых путей.
– Да. Но не ее брата, Байрона – он был несколькими годами старше. И не молодого Хью. Тогда миссис Уэстлейк обитала в Марбери-Корт, имении виконта Марбери в Хартфордшире. Покойный мистер Уэстлейк приходился виконту братом.
– Не стоит читать лекцию по генеалогии, доктор. Норвич не задержится здесь настолько, чтобы дать новую ветвь фамильному древу, – презрительно заметил Хью.
– В самом деле? Почему вы так говорите, Уэстлейк? – ровным тоном осведомился Чарлз.
– Вам очень скоро наскучат выходки Луизы. Или вы ей наскучите. Вот доктор Фентресс, который может рассказать вам, что у нее нелады с головой. Истерические наклонности. Я прав?
Доктор разглядывал рубиновую жидкость в своем стакане.
– Мне не хотелось бы делать подобные заявления без должного наблюдения. Возможно, за последний год Луиза изменилась. Однако нет сомнений, что до того, как она уехала, ее нервы были весьма расстроены. Чрезмерная импульсивность. Сущее испытание для бедняжки Грейс. Иногда я был вынужден прописывать лекарства, чтобы привести ее в чувство.
– Вы ее опаивали, чтобы посадить под замок.
– Полегче, мистер Норвич. Это в высшей степени несправедливо. Маниакальные приступы Луизы были опасны и для домашних, и для нее самой. Тетя прежде всего горячо печется о ней. Мы понимаем Луизу. Вы знаете ее, гм, несколько месяцев? А мы знаем ее с самого рождения. Вы думаете, что влюблены в Луизу. Я считаю, что любовь надевает на человека розовые очки. Влюбленный – ненадежный свидетель.
В случае самого доктора дело именно так и обстояло. Грейс Уэстлейк ничего не стоило обвести его вокруг пальца.
– Любовь. Ба! Эта девица сумасшедшая. – Вмешавшись в разговор, Филипп страшно их удивил.
Хью кисло посмеялся:
– Совершенно согласен, дядя Филипп.
– Что такое? – пролаял старик.
– Я сказал, что согласен с вами. Луиза не в своем уме, а такой штуки, как любовь, не существует. Что бы вы ни испытывали к моей кузине, Норвич, это не продлится долго. Вам бы лучше убраться восвояси, воспользовавшись предложением моей матушки, прежде чем Луиза разобьет вам сердце.
У Чарлза голова пошла кругом. Будто он свалился в кроличью нору и, как Алиса, попал в иную реальность. Эти люди, которые утверждали, что очень хорошо ее знают, описывали Луизу, которую он отказывался узнавать. Да, она импульсивна и может даже шокировать, например, когда умоляет Чарлза облегчить ее любовное томление. Когда несется на лошади через поля, не разбирая дороги, будто за ней гонится сам черт. Когда забывается в блаженстве от его ласк. Но именно это ему в ней и нравилось – ее искренность. Ее энергия. Ее беззащитность.
Но что, если он зашел не с того конца? Чарлз должен был признать, что наследница очаровала, ослепила его. Может быть, он не лучший судья ее натуры. Африканские приключения исказили его восприятие окружающего мира. На месяцы. На годы.
Щелчком пальца он раскрутил грецкий орех, точно волчок.