Великолепный любовник Брук Кристина

– Мне не по себе от того, как откровенно ты с ним флиртуешь, Джорджи.

Внезапно Джорджиане захотелось потребовать у нее фиалку из петлицы Маркуса назад.

– Ты возражаешь?

– Твое кокетство… делает тебя подходящей мишенью для злых нападок, – договорила Вайолет.

– Но при этом во время нашей прогулки ты спокойно флиртовала с лордом Бэкенхемом. – Джорджи пыталась удержать преимущество в споре.

Вайолет сморщила носик.

– Он мне нравится, но куда больше ему подходит роль моего старшего брата или отца, чем будущего мужа.

Она умолкла и засмеялась.

– Джорджи, видела бы ты свое лицо. Что такого я сказала?

Мисс Блэк-старшая закрыла рот, внезапно поняв, что все это время он был приоткрыт в изумлении.

– Молись, чтобы он никогда не услышал от тебя таких слов. Отец… Ему еще нет и тридцати.

– Ну, а мне всего восемнадцать, – пробормотала Вайолет.

– Что ты сделала с фиалкой? – спросила Джорджи.

– Фиалкой? О, совсем забыла, – небрежно бросила Вайолет. – Должно быть, цветок затерялся где-то в моем платье.

Она посмотрела на Джорджи.

– А почему ты спрашиваешь?

Джорджи пожала плечами, пытаясь сдержать всплеск необоснованной досады.

– Ну, я думала, ты прикрепишь его к платью по случаю турнира лучников.

– Хм, нет, я думаю – не стоит, – пробормотала Вайолет, изучая свое отражение в зеркале.

Не доверяя собственной выдержке, Джорджи решила промолчать.

Спускаясь по лестнице в гостиную, Бэкенхем нервно поправлял галстук. Пока камердинер отглаживал его костюм, сам он репетировал извинения. Ему хотелось покончить с этим как можно скорее.

Он пытался изобрести предлог, которым сможет выманить Джорджи из толпы других дам, чтобы наконец высказать ей слова сожаления, пусть и сквозь сжатые зубы. И вдруг обнаружил ее прямо перед собой.

Джорджиана.

Боже милосердный!

Его первой реакцией было свирепое животное чувство, кровь прилила к паху, принеся с собой волну тепла и вожделения. Во рту пересохло, так что Маркус едва мог дышать.

На ней было платье цвета лесной земляники. Белые холмы ее грудей смотрелись будто сливки, ожидающие, когда их слижут. Где-то внутри он знал, не понимая откуда, что цвет этого платья в точности гармонировал с ее телом, кремово-розовыми сосками, цветом ее мягкого лона, которое он всегда мечтал познать.

Джорджи была соблазнительным кусочком торта, возникшим прямо перед его голодными глазами. Он готов был бросить ее на обеденный стол и полакомиться ею прямо там.

Граф застыл посреди зала, словно высеченный из мрамора греческий бог, пока низкий мужской голос не зазвучал у него в ушах.

– Великолепно, не правда ли? Я бы многое отдал, чтобы прикоснуться к этой прелести.

Голос принадлежал лорду Олифанту, отцу леди Шарлотты.

Бэкенхем почувствовал прилив ярости и сжал кулаки. Слишком поздно он осознал, что зрелище, доставляющее ему неземное наслаждение, было доступно и всем остальным мужчинам в гостиной. А уж они не преминут выразить свое восхищение. Подобный наряд был сигналом к действию.

Его намерение попросить прощения за несправедливые обвинения минувшего дня испарилось мгновенно. Независимо от того, какие у нее были мотивы, на сей раз мисс Блэк зашла слишком далеко.

Больших усилий хозяину дома стоило сдержаться и в ответ на игривый комментарий не схватить за горло пожилого джентльмена. Бэкенхем со сжатыми кулаками отступил в сторону.

Хозяин дома был мрачнее тучи, едва не пускал молнии, готовый испепелить всех присутствующих.

Джорджи вздернула подбородок, готовясь к предстоящей конфронтации.

Ей не нужно было поощрять мужчин к действию. Единственным, кто не уставился на ее вырез, был Хардкасл. Именно тот, на кого была направлена сила ее чар, не обращал на нее внимания.

Сейчас она была слишком зла, чтобы ее волновал Хардкасл. И даже суровый взгляд леди Арден не притупил ее ярости.

Как далеко можно подтолкнуть лорда Бэкенхема, не делая вообще ничего? Джорджи понимала – она вела себя отвратительно, вызывающе, но остановиться уже не могла.

В любом случае что ей было терять? Вайолет не выйдет замуж за Бэкенхема, но кто-то другой сделает это, и тогда Джорджи придется уехать куда-нибудь далеко, на континент, а может быть, даже в Африку. Ей нужно будет найти пристанище, где она не будет свидетелем его семейного счастья, идиллии, в которой ей не было места.

Девушка почувствовала приближающуюся беду, когда леди Арден коснулась ее локтя, пока дамы покидали комнату.

– Моя дорогая Джорджи. По блеску ваших глаз я вижу – добром для вас этот вечер не закончится. Берегитесь, милая.

У девушки внезапно возникло странное желание броситься в объятия леди Арден и разрыдаться у нее на плече, как шесть лет назад, когда стало понятно, что между ней и Бэкенхемом все кончено.

Но теперь она не могла так поступить.

– Вам не стоит беспокоиться, миледи. Сегодня я поднимусь к себе раньше обычного.

Вдруг у нее защипало в глазах.

– На самом деле я пойду прямо сейчас. Заболела голова.

Леди Арден одобрительно кивнула:

– Да, возможно, так будет лучше. Утро вечера мудренее.

Однако удалиться к себе в комнату сразу Джорджи не удалось.

Пожилые леди настаивали, чтобы двери и окна в гостиной оставались закрытыми. В результате в зале было душно, жарко.

Чувствуя потребность в свежем воздухе, Джорджи выскользнула на террасу через французское окно в библиотеке. Какая глупость, какое безумие. Ее темперамент всегда был разрушительным, ставил ее под удар, и сегодняшний вечер не стал исключением. Она старалась привлечь внимание Бэкенхема, – и это удалось на славу.

Ей хотелось спровоцировать открытый конфликт. Слишком поздно стало понятно – им не о чем больше говорить. Продолжался лишь извечный спор, ничего нового.

– Ждешь кого-нибудь?

Грубый голос за спиной испугал ее. Джорджи подскочила и развернулась, сердце билось как сумасшедшее.

Бэкенхем. Он не терял времени даром и нашел ее здесь.

Она тяжело сглотнула.

– Кажется, я ждала тебя.

Честность ответа поразила ее саму. Да, она и правда ждала его, до сих пор не отказавшись от надежды.

– Польщен, – хмыкнул он. – А я-то думал, что все это … – он медленно обвел взглядом ее тело. – Все для юного Хардкасла.

Джорджи посмотрела прямо ему в глаза. Она не собиралась играть дольше.

– Я уже говорила тебе. Он мальчишка.

Граф подошел к балюстраде и уперся руками в перила, его взор был устремлен вдаль. Вдруг резко обернулся, блестящие темные глаза впились в нее.

– Иногда мне кажется, ты даже не представляешь… – Он вздохнул и махнул рукой. – Джорджи…

Он покачал головой, как бы разочарованный невозможностью выразить мысли словами.

– Что? – спросила она – Не стесняйся, говори прямо. Ты уже и так достаточно оскорбил меня сегодня.

– Посмотри на себя! – выдавил он. – Твой вид – намеренно провокационный, заставляющий мужчин отпускать непристойные комментарии. Даже лорд Олифант… – Он замолчал. – Ничего.

Она подняла брови.

Мужчины отпускали непристойные комментарии о ней, что бы она ни надела. Сегодня вечером она использовала женское очарование в качестве оружия.

Девушка пожала плечами:

– Какое мне дело до комментариев старых ловеласов?

– Они не просто ловеласы, – он оттолкнулся от балюстрады и развернулся, проведя рукой по волосам. – Мужчина не может удержаться от порочных побуждений и порывов всякий раз, когда смотрит на тебя.

Маркус замолчал в ужасе от собственной откровенности.

Они смотрели друг на друга.

Ее сердце отчаянно билось. Джорджи с трудом сглотнула. Означает ли это, что он находит ее соблазнительной?

Да, безусловно. Именно это он и сказал.

И все же, он отказался от нее в ту ночь в Брайтоне.

Что-то внутри Джорджианы Блэк сломалось. В течение многих лет ее лучшая половина вела неустанную войну с ее же природой – страстной, чувственной, дьявольской.

В восемнадцать лет она позволила страсти управлять собой, и это было ошибкой. После этого годами ей приходилось подавлять в себе пыл.

Теперь же страстная чувственность вступила в свои права, уничтожая смирение.

– Хочешь заняться со мной любовью, Маркус?

Эти слова, ее хриплый шепот натянулись меж их телами невидимой нитью.

Он отвернулся. Она увидела, как он судорожно сглотнул.

– Я говорил тебе, это нормальная реакция полного жизни мужчины на такую женщину, как ты, одетую таким образом.

Ей потребовалось собрать все самообладание, дабы ответить.

– О, я так не думаю, – прошептала она. – Думаю, твое желание вовсе не столь безлично.

Он поднял глаза к небесам, как будто ища ответа у звезд. Еще один судорожный глоток.

Злой гений подтолкнул его к признанию. Внезапно ей захотелось заставить его желать ее так неистово, как она желала его в ту ночь.

Вспомнив его укор, она вновь дала волю гневу. Далила. Да, она соблазнит его. Она заставит его отказаться от власти над ней, как это произошло с Самсоном.

– Что бы ты сделал со мной, если б мог?

Ее грудной голос ласкал его, терзал, воспламенял кровь, приводя к любовной горячке. Бэкенхем возбуждался, чувствуя твердеющий стержень.

Он и сам уже не мог разобрать, когда праведный гнев привел его к яростной похоти. Здесь, под покровом ночи, он был на грани совершения безрассудных поступков.

Распутница глядела на него своими удивительными глазами, спокойными, как южное море. Но нет, они не были спокойны, эти глаза. Они метали молнии, в них то и дело вспыхивали искры.

Женщина была в ярости. Как и он.

Ярость делала ее безрассудной. Она задала вопрос. После долгой паузы он решился на встречный вопрос:

– Что бы ты хотела, чтобы я сделал с тобой?

Ее щеки залились нежным розовым румянцем, только подчеркнув мягкую кремовую бархатистость кожи и сияние глаз.

Эти груди. Как они манили его, молили дотронуться, ласкать их губами, брать в ладони, до пика удовольствия, до изнеможения. Боже, а ее огненные волосы. В них хотелось зарыться лицом, гладить, неистово любить ее, пока она не забудет собственное имя.

Ей нечего было ответить на его вопрос. Да и нужно ли? В конце концов, они говорили о его желании.

Он сделал шаг, сократив расстояние между ними. В ее глазах отразилась паника, но Джорджи твердо решила не отступать. Она стояла спиной к балюстраде. Бежать было некуда.

Она была так зла, что хотела поцеловать его ради наказания – показать, кто в чьей власти.

Бэкенхем лишь теперь осознал, сколь незначительной была его власть, сколь бессмысленным было его физическое превосходство.

Он просто хотел ее. Он устал сопротивляться.

Неужели эта битва разгоралась на протяжении всего нескольких дней? По ощущениям, он боролся со своим желанием уже много веков. За последние шесть лет в разлуке с Джорджианой не прошло и дня, чтобы он не думал о ней, не желал ее.

Теперь она была здесь, делая ему такое предложение, от которого невозможно отказаться. Опасно соблазнительный вырез корсажа умолял его действовать – освободить великолепную грудь из тесного платья и позволить ароматному ночному воздуху ласкать ее.

Однажды вы поймете, как далеки от проклятого идеала. Вы сделаны из плоти и крови, животных инстинктов. Как и я, как ваши предки, как и любой другой человек…

Внезапно в памяти всплыли грязные слова Пирса. Хотел бы он придушить этого мерзавца.

Неожиданно Бэкенхем словно посмотрел на себя со стороны. Если бы сейчас он овладел Джорджи, чего ему так хотелось, то стал бы не лучше других похотливых негодяев. Он был бы ее недостоин, как и все остальные.

Поразительно, как она не понимала своей истинной ценности, как могла она так вот предлагать себя.

– Нет, – тихо сказал он, пытаясь потушить пожар дикого желания.

Она моргнула.

– Что?

Джорджи изменилась в лице. Она не понимала, принес ли его ответ злость или облегчение.

Его уверенность росла.

– Не поступай так с собой. Это неправильно. Это не ты.

Бэкенхем понял истинную причину своего гнева. Он ревновал ее не к другим мужчинам, вожделевшим ее тело, превозносившим красоту ее лица. Он был зол на нее за ее дешевое поведение, открытый флирт, безвкусную манипуляцию мужскими инстинктами, согласие на легкую власть над другим полом.

Поклонники не замечали ее силы, ума, ужасного характера, своеволия, сострадания, смелости… Они видели только впечатляющую внешность.

Он сознательно игнорировал зов тела и нежно, почти благоговейно, коснулся ее щеки.

– Тебе не нужно притворяться. Не со мной.

Ее лицо было растерянным. Она смотрела на него с тоской и страхом в глазах.

– Я не понимаю, что ты…

Он поцеловал ее. Запустил пальцы в пышную густую гриву, взял ее лицо в свои руки и прильнул губами к жарким губам.

Ее запах кружил ему голову. Желание бесчинствовало, захватывая тело и душу, как дикий зверь, а он всеми силами загонял его обратно в клетку.

Он будто отрезал веревку и отпустил в небо воздушный шар, так все стало просто. Его душа воспарила. Его наполнило необыкновенное чувство правильности происходящего, хотя пламя его страсти разгоралось все ярче.

Он чувствовал ее недоумение, неопределенность, непонимание и продолжал целовать ее мягко, почти томно и медленно, не давая воли похоти.

С очередным дрожащим вздохом ее рот сладко прильнул к его устам. Ее руки скользнули по лацканам его пиджака вверх и соединились вместе у него на затылке. Ей было неведомо, каких сил стоило ему держать руки на месте. Не из уважения к ее девичьей добродетели, а из желания доказать ей возможность большего, нежели удовлетворение животных инстинктов. Своим поцелуем он хотел выразить настоящую любовь.

Он остановился первым, касаясь лбом ее лица, скользя руками по плечам.

– Джорджи, – прошептал он. – Выходи за меня замуж. Мы созданы друг для друга, Джорджи. Не возражай. Не лги себе.

Секунду она молчала, не зная, как подобрать слова.

– Но я… Маркус, что будет… – она жестом указала на дом.

– Я не хочу быть с Вайолет. Не хочу быть ни с кем из них. Это была необдуманная затея, глупая с самого начала.

Его руки сжимали ее плечи.

– Я всегда хотел только тебя. Думаю, ты догадывалась.

Она отстранилась от него, и он сразу же отпустил ее, не пытаясь остановить, просто ожидая ответа.

Джорджи прижала кончики пальцев к вискам, словно пытаясь придумать выход.

– Мне очень жаль. Я не могу ответить тебе сейчас. Не могу думать.

От разочарования у него перехватило дыхание. Бэкенхем ожидал восторженного, мгновенного согласия. Он хотел обладать ею сегодня же, владеть ее телом и душой, как своей собственной. Он почел бы за счастье быть ее рабом, лучшим любовником на земле, показать, как бесценна она для него.

Счастье. Разве он когда-либо надеялся быть счастливым?

Джорджи закусила губу. Кончиками пальцев коснулась мочки уха – так она делала, будучи крайне обеспокоенной.

Внезапно он произнес:

– Независимо от твоего ответа я не женюсь на Вайолет. Ни на ком из присутствующих дам.

Ни на ком вообще.

– Не позволяй чувствам к сестре влиять на твое решение.

– Нет, – прошептала она. – Не буду.

Судорожно сглотнув и коротко кивнув, она проскользнула между ним и балюстрадой и направилась к дому. В ее изящной походке появилась какая-то странная меланхолия.

Его голос, хриплый от волнения, вероятно, уже не долетел до ее ушей:

– Скажи да, Джорджи. Пожалуйста, скажи да.