Перси Джексон и лабиринт смерти Риордан Рик

— Понятия не имею, мой мальчик. — Хирон упорно не сводил глаз с погасшего камина. — Можжевелка сильно расстроена, у нее даже все веточки пожелтели. Совет копытных старейшин отобрал у Гроувера лицензию как не явившегося вовремя на слушание. Если ему удастся вернуться живым, они отправят его в позорное изгнание. — Кентавр тяжело вздохнул. — Но Гроувер и Тайсон весьма изобретательны. Мы до сих пор не теряем надежду.

— Мне не следовало отпускать их.

— У Гроувера своя судьба, а Тайсон оказался достаточно храбр, чтобы не бросить его в одиночестве. Скажи, ты почувствовал бы, если б Гроуверу грозила смертельная опасность?

— Думаю, что да. Между нами существует эмпатическая связь.

— Есть кое-что еще, о чем мне следует сообщить тебе, Перси, — продолжал Хирон. — Собственно, сообщить мне следует даже о двух вещах. Довольно неприятных.

— Великолепно!

— Крис Родригес, наш гость…

Мне тут же припомнилась картина, которую я увидел однажды в подвале: Кларисса пытается разъяснить Крису происходящее, а он все бубнит и бубнит что-то свое о лабиринте.

— Он умер?

— Пока нет, — нахмурился Хирон. — Но ему становится все хуже и хуже. Сейчас мы отправили его в лазарет, он не в силах двигаться. Мне пришлось буквально заставить Клариссу продолжить обычные занятия, ибо она все время торчала у его кровати, ухаживая за ним. Он ни на что не реагирует. Не принимает ни воды, ни пищи. Лекарства не помогают. Этот парень потерял волю к жизни.

Я беспомощно пожал плечами. Хотя между мной и Клариссой постоянно происходили стычки, сейчас я ужасно жалел ее. Она изо всех сил пыталась спасти Криса. Теперь, когда я сам побывал в лабиринте, я понял, до чего легко было призраку Миноса свести с ума Родригеса. Если б я очутился там один, как он, без друзей, я бы тоже, наверное, рехнулся.

— Очень досадно об этом говорить, — с трудом продолжал кентавр, — но вторая новость еще более неприятная. Из лагеря исчез Квинтус.

— Исчез? Но как он ухитрился?

— Это произошло три ночи назад. Ускользнул через лабиринт. Можжевелка видела, как он это сделал. Оказалось, твои подозрения насчет него были справедливы.

— Он шпионил тут на Луку!

И я рассказал Хирону о ранчо «Три — Г — Три», о том, как Квинтус покупал там скорпионов и снабжал ими армию Кроноса.

— Это не может быть простым совпадением.

— Сколько предательств! — Хирон испустил тяжелый вздох. — Я так надеялся, что Квинтус окажется нашим другом. Но оказалось, что судил я о нем неверно.

— А как поживает без него Миссис О'Лири?

— Слоняется вокруг арены мечников, не давая никому к ней приблизиться. У меня не хватает духу засадить ее в клетку. Э-э… или убить.

— Квинтус не мог бросить ее.

— Я уже сказал, Перси, мы в нем сильно ошиблись. А сейчас хватит, тебе надо готовиться. Иди. Утром вам предстоит много дел. Тебе и Аннабет придется поработать.

Я ушел, оставив кентавра в кресле на колесиках, он печально смотрел на погасший камин. Я подумал о том, сколько времени Хирон провел здесь, ожидая возвращения тех, кому не суждено было вернуться.

Перед обедом я успел еще сбегать и взглянуть на арену мечников. Конечно же, Миссис О'Лири — большая черная мохнатая туша в самом центре поля — лежала там, свернувшись калачиком и рассеянно дожевывая голову игрушечного солдатика.

Едва завидев меня, она неуклюже вскочила и понеслась ко мне.

«Все, пропал!» — едва успел подумать я.

— Стоять! — едва успел воскликнуть я, как она уже прыгнула на меня и принялась облизывать мне лицо.

Конечно, будучи сыном Посейдона, я становлюсь мокрым, только если сам хочу, но, как оказалось, эти мои способности на собачьи слюни не распространяются. Поэтому сейчас мне здорово досталось. У меня было такое ощущение, будто я принял липкую ванну.

— Тпру, малышка! — заорал я снова. — Не дышать! Пошла прочь!

Наконец я ухитрился сбросить ее с себя, потом потрепал за ушами и выдал ей гигантскую собачью галету.

— А где ж твой хозяин? Как же это он оставил тебя одну?

Собака заскулила, а выражение, написанное на ее морде, говорило, что Миссис О'Лири тоже интересует этот вопрос. Я вполне готов был поверить, что Квинтус враг, но я никак не мог понять, почему он бросил Миссис О'Лири в лагере. Если я и был уверен в чем-либо насчет него, так это в том, что к своей мегасобаке он по-настоящему привязан.

Так я сидел, раздумывая над этой загадкой и вытирая с лица собачьи слюни, когда девчачий голос произнес:

— Тебе еще повезло, что она не откусила тебе голову напрочь.

На другом конце арены стояла Кларисса, в руках у нее были меч и щит.

— Я пришла вчера сюда потренироваться, — продолжала она, — так эта собачища меня чуть не сжевала.

— Всегда считал Миссис О'Лири исключительно умной собакой, — поддел я Клариссу.

— Очень смешно.

Она попробовала подойти к нам. Адская гончая зарычала, но я потрепал ее по голове, и она успокоилась.

— Безмозглое исчадие ада, — зашипела Кларисса. — Не дает попрактиковаться!

— Я слыхал про Криса. Мне очень жаль.

Кларисса принялась по периметру обходить арену; дойдя до ближайшего набивного чучела, сделала резкий выпад, одним молниеносным ударом отсекла ему башку, а следующим вонзила меч в кишки. Затем преспокойно вытянула из чучела лезвие и двинулась дальше.

— А-а, ты про это. Странные вещи случаются иногда. — Ее голос чуть заметно дрожал. — Герои терпят поражение. Они… они даже погибают, а чудовища возвращаются как ни в чем не бывало.

Она подобрала с земли метательный дротик и швырнула его на другой конец арены. Он угодил другому чучелу прямо меж глазниц глубоко надвинутого шлема.

Интересно, она называет Криса героем так, будто он никогда не воевал на стороне титанов. Это сразу напомнило мне отношение Аннабет к Луке, и я решил не заострять сейчас внимания на этом вопросе.

— Крис был храбрым, — сказал я. — Надеюсь, он еще поправится.

Кларисса посмотрела на меня так, будто следующей ее мишенью буду я, и, конечно, Миссис О'Лири снова зарычала.

— Ты мог бы сделать мне одолжение? — спросила она.

— Конечно.

— Если тебе удастся найти Дедала, не доверяй ему. Не проси его помощи. Просто убей его.

Я открыл рот от изумления.

— Кларисса…

— Объясняю. Тот, кто мог сотворить такую вещь, как лабиринт, является настоящим воплощением зла, Перси. Самого настоящего зла.

В этот момент она здорово напомнила мне пастуха Эвритиона, ее старшего единокровного брата. В глазах у нее горел такой же упрямый огонь, будто она прожила на свете не меньше двух тысяч лет и здорово устала от увиденного. Потом Кларисса быстрым движением вложила меч в ножны.

— Тренировки окончены. Начинается настоящее сражение.

Этой ночью я спал в своей собственной кровати, и в первый раз с тех пор, как очнулся на острове Калипсо, меня отыскали мои привычные сны.

Я находился в королевских покоях — большом белом зале с мраморными колоннами и деревянным троном. На троне сидел толстый мужчина с курчавыми рыжими волосами и лавровым венком на голове. Сбоку от трона стояли три девушки в голубых нарядах, по виду его дочери, потому что волосы у них тоже были рыжими.

Дверь со скрипом отворилась, и герольд объявил:

— Минос, царь критский!

Я вздрогнул, но человек на троне улыбнулся дочерям и сказал:

— Мне не терпится поскорей увидеть выражение его лица.

Минос торжественно вошел в парадный зал. Он был такой высоченный и такой важный, что рядом с ним любой другой человек показался бы мелкой сошкой. Узкая борода поседела, он немного похудел с тех пор, как я видел его в последний раз, сандалии покрывала пыль. Но в глазах Миноса сиял прежний жестокий блеск.

Он отвесил человеку на троне сдержанный поклон.

— Царь Кокал,[15] приветствую вас. Вы разрешили мою маленькую загадку?

Кокал улыбнулся.

— Едва ли ее можно назвать маленькой, Минос. Особенно после того, как вы раструбили по всему миру, что готовы заплатить тысячу золотых талантов тому, кто ее отгадает. Предложение остается в силе?

Минос хлопнул в ладоши. В дверях появились два мускулистых стражника, с трудом тащившие большой деревянный сундук. Поднеся к трону, они поставили его наземь у ног царя Кокала и откинули крышку. Блеснули золотые слитки. Ох, там их было столько, что вместе они, наверное, стоили несметное количество долларов.

Царь Кокал выразительно присвистнул.

— Вы, наверное, обобрали все свое царство, чтобы насобирать такую награду, друг мой?

— Не ваша забота.

Кокал пожал плечами.

— В общем, она и вправду оказалась несложной, ваша загадка. Ее решил один мой подданный.

— Отец, — предостерегла царя одна из девушек, та, которая казалась самой старшей.

Кокал даже не посмотрел на дочь. Из складок мантии он достал закрученную спиралью морскую раковину. Сквозь нее была продета серебряная нить, на которой она и висела, как огромная бусина.

Минос сделал шаг вперед и взял в руки раковину.

— Один из ваших подданных, сказали вы? Как же он сумел продеть нить, не сломав самой раковины?

— Взял муравья, представьте, привязал к крохотному насекомому нить и заставил его проползти сквозь лабиринт раковины, капнув на ее противоположный конец меду.

— Смекалистый парень, — усмехнулся Минос.

— О да. Учитель моих дочерей. Они к нему очень привязаны.

— Даже так? — Глаза Миноса холодно сверкнули. — Я бы на вашем месте был поосторожнее.

Мне ужасно хотелось предупредить Кокала, крикнуть ему: «Не доверяй этому типу! Брось его лучше в ров с живыми львами!» Но рыжеволосый царь только хихикнул.

— Не стоит беспокоиться, Минос. Мои дочери умны не по годам. А теперь, будьте добры, мое золото.

— Хорошо, — согласился Минос. — Но, видите ли, оно предназначено тому, кто решил загадку. А это мог быть только один человек на свете. Вы приютили у себя Дедала!

— Откуда вам известно это имя? — Кокал беспокойно заерзал на троне.

— Это имя вора, — спокойно ответил Минос. — Было время, когда он работал при моем дворе, Кокал. И умудрился восстановить против меня мою дочь. Помог одному негодяю выставить меня дураком в моем собственном доме. А затем бежал от справедливого возмездия. Вот уже десять лет как я пытаюсь настигнуть его.

— Ничего не знаю. Я действительно предоставил кров одному человеку. Он оказался мне очень полезен.

— Предлагаю вам выбор, Кокал. Вы возвращаете мне беглеца, и это золото — ваше. В противном случае вы становитесь моим врагом. Думаю, вы не захотите вступить в войну с Критом?

Царь Кокал побледнел. Я подумал, как глупо с его стороны бояться, восседая на троне в раззолоченной зале. Он ведь мог призвать сюда свою армию. Миноса-то сопровождали всего два охранника. Но Кокал явно трусил.

— Отец, — снова вмешалась старшая дочь, — вам не следует…

— Молчи, Аэлия, — оборвал ее царь. Он поскреб бороду, глаза его были прикованы к сундуку с золотом. — Ваши слова неприятны мне, Минос. Боги не любят тех, кто нарушает законы гостеприимства.

— Боги не любят и тех, кто дает приют преступникам.

— Вы правы, — кивнул Кокал. — Вы получите того, о ком говорите, закованным в цепи.

— Отец! — Снова голос старшей из дочерей. Он прозвучал гневно, но в то же мгновение девушка взяла себя в руки и сказала ласково: — Сначала позвольте нам устроить пир в честь нашего гостя. После долгого путешествия, думаю, ему будут приятны горячая ванна, свежее платье и достойное угощение. Я почту за честь сама приготовить все для омовения.

Она нежно улыбнулась Миносу, и старый царь ухмыльнулся.

— Да, такого удовольствия я не хотел бы лишиться. — Он взглянул на Кокала. — Увидимся на пиру, царь. Не забудьте привести с собой пленника.

— Прошу сюда, ваше величество, — пригласила Аэлия Миноса.

Она и ее сестры повели критского царя из парадной залы. Мой взгляд последовал за ними в купальню. Стены обширной комнаты были выложены мозаичными изразцами, густой пар клубился в воздухе, из крана хлестал в ванну поток горячей воды. Аэлия с сестрами бросили в ванну пригоршни цветочных лепестков, налили туда какого-то масла, которое, должно быть, в Древней Греции исполняло роль геля для душа, и скоро вода в ванне покрылась пузырьками разноцветной пены. Девушки отвернулись, и Минос, сбросив с себя запыленное платье, ступил в воду.

— Аххх, — закряхтел он от удовольствия. — Великолепно. Благодарю, мои дорогие. Путешествие мое и впрямь было утомительным и долгим.

— Вы преследовали свою добычу десять лет, не так ли, царь Крита? — спросила Аэлия, опустив ресницы. — Какой вы упорный человек, однако.

— Долгов я не прощаю, — усмехнулся Минос. — Ваш отец поступил мудро, вняв моим требованиям.

— Полностью согласна с вами, господин.

У меня мелькнула мысль, что уж очень откровенно она льстит царю, но старик проглотил ее слова, не моргнув глазом. Сестры Аэлии стали умащивать его голову благовониями и маслами.

— Вы знаете, царь, — продолжала Аэлия, — Дедал ожидал, что вы его разыщете. Он так и понял, что эта загадка была ловушкой, но не мог отказать себе в удовольствии решить ее.

— Выходит, Дедал рассказывал вам обо мне? — Минос чуточку нахмурился.

— Да, господин.

— Он плохой человек, царевна. Моя собственная дочь, и та попала под его чары. Не слушайте его.

— Но он гений, царь Минос. И он считает, что женщины ничуть не глупее мужчин. Дедал учил нас размышлять, полагаться на свои собственные решения. Может быть, и ваша дочь научилась от него этому.

Минос сделал попытку сесть в ванне, но тут сестры сильно толкнули его, и он погрузился обратно в воду. Аэлия подошла к нему сзади, держа на ладони три крохотных шарика. Сначала я подумал, что это тоже благовония, но когда она бросила их в воду, то из шариков выпрыгнули бронзовые нити и стали обвивать тело царя. Они опутали его лодыжки, привязали запястья рук к бокам, стали виться вокруг его шеи. Хотя я терпеть не мог Миноса, смотреть на это было противно. Он испугался, начал биться и кричать, но девушки сохраняли полнейшую невозмутимость. Скоро Минос стал совершенно беспомощным. Он неподвижно лежал в ванне, напоминая бронзовый кокон, вода доходила ему до груди.

— Что вы задумали? — спросил он. — Зачем вы устроили это?

Аэлия улыбнулась.

— Дедал был добр к нам, ваше величество. К тому же мне не понравилось, что вы стали угрожать моему отцу.

— Не забудьте передать Дедалу, — прорычал Минос, — что я стану преследовать его даже после смерти. И если в Царстве мертвых есть справедливость, то и там моя душа будет вечно преследовать его.

— Храбрые слова, царь. Желаю вам найти справедливость в Царстве мертвых.

Как только она произнесла последние слова, бронзовые нити стали покрывать паутиной лицо Миноса, превращая его в бронзовую маску.

Дверь в ванную комнату отворилась, и вошел Дедал.

В руках он держал дорожную суму, волосы его теперь были коротко подстрижены, борода совсем побелела. Он выглядел старым и грустным. Подойдя к ванне, Дедал коснулся рукой бронзового лба маски. Нити мгновенно стали распускаться и тонуть в воде. Под ними была пустота, словно царь Минос растворился в воде.

— Легкая смерть, — будто размышляя вслух, произнес Дедал. — Это больше того, что он заслужил. Благодарю вас, прекрасные царевны.

— Вам не следует оставаться здесь, учитель, — Аэлия обняла его. — Когда отец обнаружит, что произошло…

— Да, — кивнул Дедал, — боюсь, что я доставил вам беспокойство.

— О, за нас не тревожьтесь. Отец будет счастлив оттого, что ему досталось золото старого царя. Да и Крит далеко отсюда. Но он обвинит вас в смерти Миноса, а потому вам надо уходить. Вы должны бежать в безопасное место.

— Безопасное? — переспросил старик. — Уже долгие годы я бегу из одного царства в другое, ища покоя. Видимо, Минос сказал правду и его преследования не прекратятся с его смертью. Под солнцем нет такого места, где бы меня приютили, когда разнесется слух об этом преступлении.

— Куда же вы пойдете? — спросила Аэлия.

— Туда, куда я когда-то поклялся не возвращаться. Темницей для меня послужит прежнее святилище.

— Не понимаю, — пожала плечами Аэлия.

— Тем лучше для вас.

— Но что с вами станет после смерти? — спросила одна из младших сестер. — Вас ждет страшный суд! Ведь каждый человек когда-нибудь умрет…

— Возможно, и так. — Дедал вытащил из своей дорожной сумы свиток. Я узнал его. Это был тот самый свиток, который я видел в своем прошлом сне, свиток Пердикса, маленького племянника Дедала. — А возможно, и нет.

Он потрепал Аэлию по плечу, затем благословил ее и двух других сестер, опустил голову и бросил взгляд на медные нити, сверкавшие на дне ванны.

— Найди меня, если осмелишься, царь-призрак.

Дедал обернулся к облицованной мозаичными изразцами стене и коснулся ее ладонью. Засветилась отметка — греческая буква «дельта», — и участок стены скользнул в сторону. Царевны так и ахнули.

— О, вы никогда не рассказывали нам о тайных ходах, — неуверенно проговорила старшая из них. — Наверное, были очень заняты.

— Лабиринт был очень занят, не я, — поправил ее Дедал. — Не пытайтесь следовать моим путем, дорогие ученицы, иначе вы потеряете разум.

Постепенно этот сон перетек в другой. Теперь я находился под землей, в какой-то каменной палате. Лука и еще кто-то из полукровок при свете фонарика внимательно изучали расстеленную карту. Внезапно у Луки вырвалось ругательство.

— Этот поворот должен был быть последним! — С этими словами он скомкал карту и зашвырнул ее в угол.

— Но, сэр! — запротестовал его товарищ.

— Здесь карты не помогают, — ответил ему Лука. — Не переживай. Я сам отыщу проход.

— Сэр, правда ли, что большая группа воинов заблудилась в лабиринте?..

— Ты хотел спросить, не заблудимся ли мы? Да, это возможно. Зачем иначе, как ты думаешь, мы начали с того, что высылали одиночных разведчиков. Но поводов для беспокойства нет. Как только мы обнаружим нить, мы бросим вперед авангард.

— Но как нам удастся ее найти?

— О, Квинтус пройдет через лаиринт. — Лука нервно сплетал и расплетал пальцы. — Все, что от нас требуется, это добраться до определенной точки — до арены. Ни в одну часть лабиринта нельзя попасть, минуя ее. Потому-то нам и пришлось заключить перемирие с ее хозяином. Все, что от нас требуется, это…

— Сэр! — послышался чей-то голос из коридора позади. В комнате появился воин в греческом доспехе с факелом в руке. — Драконица обнаружила полукровку!

— Одного? — Лука нахмурился. — Он бродил по лабиринту?

— Да, сэр! Вам лучше самому взглянуть на него. Он в соседнем помещении. Наши загнали его в угол и держат там, не давая возможности сбежать.

— Кто это?

— Не знаю. Никогда не видал его раньше.

— Нам повезло, — улыбнулся Лука. — Кронос посылает нам удачу. Этот человек нам может понадобиться. Пойдем!

Они выбежали в коридор, а я, охваченный страхом, проснулся и уставился в темноту перед собой. Полукровка, в одиночестве бродивший по лабиринту!

Прошло немало времени, прежде чем я смог заснуть снова.

На следующее утро я прежде всего позаботился о том, чтобы Миссис О'Лири в достаточном количестве доставили собачьи галеты. Затем попросил Бекендорфа присматривать за ней, он пообещал, хоть и не очень охотно. После чего я отправился на Холм полукровок и по дороге встретил Аннабет и Аргуса.

В фургоне по дороге в Нью-Йорк мы с ней мало разговаривали, да и Аргус хранил молчание. Глаза у него были разбросаны по всему телу, и, как говорили, один находился даже на кончике языка, что он очень не любил показывать.

Аннабет выглядела измученной, я даже подумал, что спалось ей, должно быть, еще хуже моего.

— Приснилось что-нибудь плохое? — нарушил я долгое молчание.

Сначала она молча покачала головой, но потом все-таки ответила:

— Послание от Эвритиона. Через Ириду.

— От Эвритиона? Что-нибудь случилось с Нико?

— Этой ночью он сбежал с ранчо и укрылся в лабиринте.

— Сбежал? Почему же Эвритион не остановил его?

— Нико исчез, когда он еще спал. Орф напал на след беглеца и выследил его до самого скотного двора. Эвритион сказал: несколько последних ночей он слышал, как Нико говорил сам с собой. Только теперь он понял, что тот общался с призраком. Ну, с Миносом.

— Нико угрожает опасность!

— Да, и серьезная. Минос — один из судей в Царстве мертвых, но он не утратил своей злобности. Не знаю, чего ему надо от Нико, но…

— Нет, я не об этом. Прошлой ночью мне приснился сон.

И я рассказал ей о Луке, о том, как было упомянуто имя Квинтуса, и что люди Луки обнаружили кого-то из полукровок, в одиночестве бродившего по лабиринту.

— Плохо. — Аннабет стиснула зубы. — Нет, это просто ужасно.

— Так что же нам делать?

Она приподняла брови.

— Как что? У тебя ведь есть прекрасный план, который проведет нас через лабиринт.

Была суббота, и нескончаемый поток машин мчался по дорогам в сторону города, поэтому до маминой квартиры мы добрались только к полудню. Когда мама открыла дверь, то от радости принялась обнимать меня с такой силой, что вынести это оказалось немногим легче, чем облизывания соскучившейся Миссис О'Лири.

— Я говорила им, что с тобой все будет в порядке, — тараторила мама, и вид у нее был такой счастливый, точно гора с плеч свалилась. А уж поверьте мне, я знаю, что это за чувство.

Она усадила нас в кухне и принялась угощать своим особым синим шоколадным печеньем, пока мы занимали ее рассказом о наших приключениях. Как обычно, я постарался пропустить самые пугающие детали (хотя без них почти ничего не оставалось и от самих приключений), но все равно рассказ мой звучал достаточно страшно.

Когда он дошел до того места, где я пообещал Гериону вычистить его конюшни, мама так разозлилась, что чуть не стукнула меня.

— Я не могу заставить тебя сделать уборку в комнате, а для этого чудовища ты надумал вымести тонны навоза из его конюшен?

Аннабет расхохоталась. В первый раз за долгое время я услышал ее смех, и это было очень приятно.

— Значит так, — констатировала мама, когда я завершил повествование о своих подвигах. — Ты нанес материальный ущерб острову Алькатрас, взорвал гору Сент-Хеленс, оставил без крова полмиллиона людей, но при этом остался жив.

Моя мама во всем умеет найти приятную сторону!

— Ну да, — промямлил я. — Примерно так.

— Жаль, что здесь нет Пола, — сказала она будто бы самой себе. — Он хотел поговорить с тобой.

— А-а, ясно. Это из-за школы.

Так много всего случилось с тех пор, что я почти позабыл про собеседование в школе Гуди, — я оставил здание, охваченное пожаром, а мамин друг запомнил меня выпрыгивающим в окно и удирающим во все лопатки.

— Ты ему что-нибудь рассказала?

Мама отрицательно покачала головой.

— Что я могла рассказать? Он знает, что ты не совсем такой, как другие ребята, Перси. И он неглупый человек, он понимает: то, что ты делаешь, ты делаешь не со зла. Но школьная администрация требует от Пола, чтобы он разобрался в происшедшем, ведь, в конце концов, это он привел тебя в Гуди. Он старается убедить их в том, пожар произошел не по твоей вине, но так как ты убежал с места происшествия, то событие это приобретает… не совсем хороший оттенок.

Аннабет сочувственно посмотрела на меня. Я знал, ей знакомы подобные ситуации. Для полукровок мир смертных не самое гостеприимное и безопасное место.

— Я поговорю с Полом сам, — решил я. — После того, как мы вернемся из поиска. Я даже могу рассказать ему всю правду, если ты захочешь, мама.

Мама положила руку мне на плечо и заглянула в глаза:

— Ты сделаешь это?

— Ну да, а что? А то он еще подумает, что мы психи какие-нибудь.

— Он уже так думает.

— Тогда нам нечего терять.

— Спасибо, Перси. Я приглашу к нам Пола, когда ты будешь дома. — Тут она чуточку нахмурилась. — Только вот когда ты будешь? Чем вы сейчас заняты?

— У Перси есть один план, которому мы намерены следовать… — Аннабет задумчиво крошила пальцами печенюшку.

И мне пришлось рассказать о нем маме. Она медленно кивала головой, слушая меня.

— Похоже, вам придется нелегко. Но мне почему-то кажется, что все отлично получится.

— У тебя ведь и у самой есть такая способность, да, мам? Ну… как бы видеть сквозь Туман?

— Не совсем такая. — Мама глубоко вздохнула. — Когда я была моложе, это было легче. Но ты прав, я всегда могла видеть сквозь него, даже больше, чем мне того хотелось бы. И именно эта особенность, не считая некоторых других, привлекла ко мне внимание твоего отца, когда мы с ним повстречались. Но прошу тебя, будь осторожен, сын! Пообещай мне благополучно вернуться домой.

— Мы постараемся, миссис Джексон, — сказала Аннабет. — Но ваш сынок так рвется в самое пекло, что удержать его бывает не просто. — С этими словами она встала и, отвернувшись от нас, уставилась в окно кухни.

Я медленно складывал салфетку, стараясь не вспылить.

— Ребята, что с вами? — Мама нахмурилась. — Вы что, поссорились?

Мы оба промолчали.

— Понятно, — протянула она, и я подумал, что моя мама умеет видеть не только сквозь Туман. Кажется, она сумела понять то, что происходит между мной и Аннабет. — Ладно, не будем об этом. Только вы не должны забывать, что Тайсон и Гроувер рассчитывают на вашу помощь. Надеются на вас обоих.

— Я знаю, — почти одновременно отозвались мы, и я смутился еще больше.