Перси Джексон и лабиринт смерти Риордан Рик

Глава двадцатая

Вечеринка принимает дурной оборот

Дальше лето покатилось без всяких передряг, и это казалось мне очень странным. Дни проходили в привычных лагерных занятиях: стрельба из лука, лазанье по стене, уроки верховой езды на пегасах. Играли в захват флага (хотя, не сговариваясь, старались не прятаться около Кулака Зевса). По вечерам приходили к лагерному костру, чтобы петь песни, устраивали состязания на колесницах и разыгрывали ребят из соседних домиков. Я много времени проводил с Тайсоном, мы возились с Миссис О'Лири, которая иногда принималась по ночам скулить, потому что скучала без своего прежнего хозяина. С Аннабет мы старались по возможности избегать друг друга. Конечно, мне было приятно находиться рядом с ней, но и немного обидно. Хотя и без нее тоже было плохо.

Мне хотелось поговорить с ней о Кроносе, но я не знал, как затронуть эту тему без того, чтобы разговор коснулся Луки. А об этом мне беседовать не хотелось. Да и Аннабет обрывала меня всякий раз, когда я упоминал его имя.

Так прошел весь июль. Четвертого июля мы, конечно, устроили торжественный праздник на берегу. Август обернулся такой жарой, что клубника на грядках сохла прямо на глазах. Наконец настал и последний день лагерной жизни. Вернувшись в наш домик после завтрака, я обнаружил на своей кровати письмо, в стандартной форме извещавшее меня о том, что каждого, кто останется в лагере после полудня, сожрут гарпии-чистильщицы.

В десять часов я уже стоял на вершине Холма полукровок, поджидая автобус, который должен был подбросить меня в город. Мы с Хироном договорились, что я оставлю Миссис О'Лири в лагере, он обещал о ней позаботиться, а Тайсон и я по очереди будем навещать ее зимой.

Я надеялся, что мы с Аннабет вместе доедем хотя б до Манхэттена, но она только небрежно помахала мне на прощание и равнодушным тоном сообщила, что хочет еще немного задержаться в лагере. Будет ухаживать за Хироном, пока его нога совсем не заживет, и продолжит понемногу работать с заметками Дедала, изучать оставленные на дисках записи, чем и занималась последние два месяца лета. А потом поедет к родителям в Сан-Франциско.

— Там есть одна частная школа… наверное, я в ней буду учиться, — объяснила она. — Почти уверена, что там окажется ужасно, но что поделаешь. — Аннабет пожала плечами.

— Ага, ну понятно… В общем, ты мне звони.

— Конечно позвоню, — неискренно пообещала она. — А если встречу…

И Аннабет замолчала. Ну вот, опять. Лука. Когда б она ни вспоминала его, перед ней разворачивался целый список огорчений, обид и непонимания.

— Аннабет, — попросил я, — расскажи мне, пожалуйста, о последних строках пророчества.

Ее взгляд скользнул в сторону леса, и она не ответила.

— «Будешь бродить в нескончаемой тьме лабиринта, — стал припоминать я самостоятельно. — Мертвый, предатель и прежде пропавший восстанут». Все так и было. Мы видели кучу воскресших мертвецов. Мы спасли Эфана Накамуру, но он оказался предателем. Мы разыскали Пана, которого до тех пор считали пропавшим.

Аннабет покачала головой, словно не хотела меня слушать.

— «От руки царя-призрака падет иль поднимется он», — настойчиво продолжал я. — Раньше я думал, что тут речь идет о Миносе, но нет, это не про него. Конечно, это про Нико. Приняв нашу сторону, он всех нас спас. А то место, где про «чадо последней надежды Афины», это про Дедала.

— Перси, прошу тебя, перестань.

— А слова «рухнет с героя последним дыханьем» теперь тоже становятся понятными. Дедал умер, чтобы разрушить лабиринт. Вот только самого последнего предложения я не знаю.

— «Рухнет с последним дыханьем героя»… — Аннабет чуть изменила строку, в глазах ее стояли слезы: — «И ты утратишь любовь, что хуже смерти порою»… Вот такая была последняя строчка. Что, теперь ты доволен?

Лучи солнца словно стали холоднее, чем были минуту назад.

— Ох, — пробормотал я, — выходит, Лука…

— Перси, я не знала, что означали эти слова. Я подумала, что… — Аннабет на минуту беспомощно замолчала, потом продолжала: — Долгие годы Лука был единственным, кому было до меня хоть какое-то дело, поэтому я и думала…

Не успела она договорить, как перед нами, совсем рядом, вдруг вспыхнул яркий свет, будто чья-то невидимая рука подняла в воздухе золотой занавес.

— Тебе не за что извиняться, моя дорогая.

На холме стояла высокая женщина в белоснежном одеянии, ее темные волосы были заплетены в косы.

— Гера, — выдохнула Аннабет.

— Ты нашла ответы, как я и ожидала. — Богиня улыбнулась. — Твой поиск окончился успешно.

— Успешно? — слабым голосом переспросила Аннабет. — Лука пропал. Дедал мертв. Пан умер. И это вы называете успехом?

— Зато наша семья в безопасности, — возразила ей Гера. — Тем, кто ушел, там лучше, моя дорогая. Я горжусь тобой.

У меня сжались кулаки. Я не верил тому, что слышал.

— Так это вы заплатили Гериону за то, чтобы он пропустил нас через свое ранчо?

Богиня пожала плечами. Платье на ней переливалось всеми цветами радуги.

— Не к чему вам было там задерживаться.

— Но Нико вас не интересовал. Вы, наверное, даже радовались, что он переметнулся к титанам.

— Не надо говорить об этом. — Она сделала руками отстраняющий жест. — Сын Аида сам изъявил такое желание. Да и никто не хочет, чтобы он вертелся среди нас. Он не из нашей семьи.

— Выходит, Гефест был прав. — Тут я разозлился. — Вам нет дела до живых людей, вас интересует только выдуманная вами идеальная семья.

— Осторожнее со словами, сын Посейдона. — Глаза Геры опасно сверкнули. — Там, в лабиринте, я сделала для вас больше, чем ты думаешь. Я поддерживала тебя, когда ты встретился с Герионом. Это я направила твою стрелу так, чтобы она пронзила три его сердца. Я отослала тебя на остров Калипсо. Показала тебе путь к горе титанов. Аннабет, дорогая, вы сами видите, как велика была моя помощь. И я с радостью приму принесенные вами пожертвования. В мою честь.

Аннабет стояла неподвижно как статуя. Она могла поблагодарить богиню. Могла пообещать выложить на жаровню целое блюдо барбекю и потом забыть это сделать. Но она упрямо сжала зубы и молчала. В точности так она выглядела, когда спорила со сфинксом, не желая отвечать на слишком легкие вопросы, хоть это и могло поставить ее в трудное положение. Я понял, что именно это мне нравится в Аннабет больше всего.

— Перси прав. — Она повернулась спиной к богине. — Это вы не принадлежите нашей семье, повелительница Гера. Так что, спасибо, конечно… Хоть за что мне говорить вам спасибо?

Вопль, который издала Гера, был пострашнее вопля всех эмпус, вместе взятых. Силуэт ее задрожал и завибрировал в воздухе.

— Ты еще пожалеешь об оскорблении, которое нанесла мне, Аннабет! И очень сильно пожалеешь!

Я поторопился опустить глаза, потому что богиня приняла свой настоящий облик и исчезла.

На вершине холма опять воцарился мир. Пелей, дракон, охранявший золотое руно, дремал под сосной с той же безмятежностью, как и прежде, будто ничего не случилось.

— Ладно, пока, — заторопилась Аннабет. — Мне пора.

— Послушай, Аннабет… — начал я.

Я вспомнил о горе Сент-Хеленс, острове Калипсо, Луке, Рейчел Элизабет Дэр, подумал о том, как сложно все стало. Мне нужно было сказать Аннабет, что я вовсе не хотел избегать ее.

Но тут с дороги протрубил в рог Аргус, и момент был упущен.

— Тебя зовут. Будь осторожен, Рыбьи Мозги.

И Аннабет вприпрыжку побежала по склону холма. Я не сводил с нее глаз, пока она не оказалась у домиков. Но Аннабет ни разу не оглянулась.

Через два дня у меня был день рождения. Я не особенно люблю его праздновать, поскольку этот день всегда был одним из первых после возвращения из лагеря, так что никто из ребят не мог прийти ко мне в гости. К тому же много ли радости прибавлялось с каждым таким днем, если в пророчестве ясно было сказано, что в шестнадцать лет мне предстоит либо спасти мир, либо его разрушить. А сегодня мне как раз исполнялось пятнадцать. Времени оставалось в обрез.

Мама закатила у нас дома настоящую вечеринку. Она пригласила в гости Пола Блофиса, и я был ему рад. Тем более летом Хирон напустил столько Туману в школу Гуди, что теперь никто там даже не подозревал о моем участии во взрыве в музыкальном классе. Все они, и Пол Блофис в том числе, были убеждены, что маньячкой-поджигательницей оказалась Келли, а я — всего лишь невинный школьник, который сбежал с места происшествия, поскольку отчаянно перепугался. Так что в следующем месяце мне предстояло начать занятия, и если я хочу сохранить за собой свой личный рекорд — напомню, каждый учебный год меня выгоняют из очередной школы, — то мне следует хорошо постараться.

Тайсон тоже, конечно, пришел меня поздравить, и мама испекла специально для него два особых синих торта. Когда они, устроившись в гостиной, принялись надувать воздушные шарики, Пол Блофис попросил меня помочь ему на кухне.

Только мы с ним стали разливать пунш, как он вдруг сообщил:

— Я слышал, что твоя мама записала тебя на водительские курсы. Будешь с этой осени их посещать.

— Ух ты! Здорово. Скорей бы.

Серьезно, мне ужасно хотелось получить водительские права, но мысли мои сейчас были совсем не об этом, и мне казалось, Пол понимает меня. Странно, но иногда он мне здорово напоминал Хирона, как будто он тоже мог посмотреть на тебя и понять, о чем ты думаешь. Может, у всех настоящих учителей так бывает?

— У тебя было сложное лето, — продолжал он. — Мне кажется, что тебе пришлось расстаться с чем-то для тебя очень важным. Были проблемы с девочками?

Я уставился на него.

— Откуда вы знаете? Мама наябедничала?

Пол шутливо поднял руки вверх.

— Твоя мама не сказала мне ни слова. И я ничего не вынюхивал. Но я чувствую в тебе нечто, что делает тебя не похожим на других детей, — такое, что буквально ставит меня в тупик, Перси. Но мне самому когда-то было пятнадцать, и по выражению твоего лица я вижу, что тебе нелегко пришлось этим летом.

Я кивнул. Я пообещал маме рассказать Полу всю правду о себе, но сейчас был явно неподходящий момент. Нет, пока рано.

— В лагере, где я был, погибло несколько ребят, — принялся объяснять я, стараясь как-то лавировать между правдой и ложью. — Они не то чтобы были моими близкими друзьями, но вроде того.

— Я тебе сочувствую.

— Вот. А насчет девчонок…

— Возьми. — Пол протянул мне бумажный стаканчик с пуншем. — За твой день рождения! И за то, чтобы будущий год был для тебя лучше.

Мы чокнулись и выпили.

— Перси, не хотелось бы усложнять тебе жизнь, — продолжал он, — но хочу кое о чем у тебя спросить…

— Это вы про что?

— Про девчонок.

— Не понял, о чем вы? — Я нахмурился.

— О твоей маме. Я собираюсь сделать ей предложение.

Я чуть весь свой пунш не разлил!

— Вы что, собираетесь пожениться? Вы с ней?!

— Ну, в общем, ход мыслей примерно такой… А что? Ты против?

— Вы у меня, типа, разрешения спрашиваете?

Пол поскреб бороду.

— Не знаю, разрешение там или нет, но она все-таки твоя мать. К тому же ты много успел пережить в жизни. Поэтому, мне кажется, будет правильно, если мы с тобой сначала обмозгуем этот вопрос как мужчина с мужчиной.

— Как мужчина с мужчиной… — повторил я.

Странно это прозвучало. Я подумал о Поле и маме, о том, как она всегда радуется и улыбается, когда он приходит. И о том, как он старался, чтобы меня взяли в его школу. Так что я даже не удивился, когда вдруг услыхал собственный голос:

— Если как мужчина с мужчиной, то я считаю это отличной мыслью. Голосую за.

Вот тогда Пол широко улыбнулся.

— За тебя, Перси! — Он поднял свой бумажный стаканчик. — А теперь пошли к гостям.

Только я набрал в грудь побольше воздуха, чтобы задуть разом все свечи на торте, как зазвонил дверной звонок.

Мама нахмурилась и недоуменно спросила:

— Кто б это мог быть?

Странно, что звонили прямо к нам в квартиру, так как в доме был швейцар и он не предупредил нас о посетителе. Мама отворила дверь и ахнула.

Пришел мой папа! Как всегда, шорты-бермуды, гавайская рубаха и сандалии от Биркенштока. Его обычный наряд. Черная борода аккуратно подстрижена, сине-зеленые глаза сияют, а на шляпе вышиты червяки, которые приманивают рыбу, и крупная надпись: «Удачной рыбалки с Нептуном».

— Посейд… — ахнула мама и тут же оборвала себя. Она покраснела прямо до самых волос. — Э-э, здравствуйте.

— Привет, Салли, — поздоровался он. — Ты, как всегда, неотразима. Не пригласишь?

Мама издала какой-то странный писк, одновременно похожий на «да, входите» и на «ой, спасите». Посейдон истолковал этот писк в благоприятном для себя смысле и вошел в комнату, где мы сидели.

Пол глядел то на меня, то на маму, пытаясь понять, что происходит, потом сделал шаг вперед и произнес:

— Добрый день, меня зовут Пол Блофис. Посейдон поднял бровь, и они обменялись рукопожатием.

— Бло… как? Бло-фиш?[23]

— Нет-нет. Блофис.

— А, понимаю. Извините. Почему-то подумал о рыбе. А меня Посейдон.

— Посейдон? Какое любопытное имя.

— Да? Благодарю. Мне оно тоже очень нравится. Меня, бывало, называли и по-другому, но я предпочитаю зваться Посейдоном.

— Надо же! Так звали бога морей.

— Вот именно. Очень похоже.

— Ну ладно, — вмешалась мама. — Мы очень рады, что вы к нам заглянули. Пол, познакомьтесь, это отец Перси.

— А-а… очень приятно. — Но по виду Пола совсем было не похоже, что ему хоть сколько-нибудь приятно. — Понимаю.

— Привет, мой мальчик. — Посейдон улыбнулся мне. — И Тайсон тут. Привет, сынок!

Тайсон через всю комнату бросился отцу на шею и принялся с такой силой его обнимать, что с головы Посейдона чуть не слетела шляпа.

У Пола челюсть отпала от удивления. Он перевел растерянный взгляд на маму.

— Тайсон… он тоже?..

— Нет. Тайсон не мой ребенок.

— Ни за что не мог пропустить пятнадцатый день рождения Перси, — объявил Посейдон. — Понимаете, если б мы жили в Спарте, то с нынешнего дня мой сын считался бы уже взрослым мужчиной.

— Это действительно так, — подтвердил Пол. Он постепенно приходил в себя. — Я, видите ли, знаю это, потому что преподаю историю Древнего мира.

Глаза Посейдона лукаво блеснули.

— Историю? Так там как раз про меня. Почти вся древняя история про меня. Салли, Пол, Тайсон, вы не будете возражать, если я на минутку похищу у вас Перси?

Он положил руку мне на плечи и вывел на кухню.

Как только мы остались с ним наедине, его улыбка тотчас погасла.

— Как ты, мой мальчик? Здоров? Все в порядке?

— Ну да, а чего? Все нормально.

— До меня дошли кое-какие слухи, — продолжал Посейдон, — но хотелось все узнать непосредственно от тебя самого. Расскажи мне все с самого начала.

Я так и сделал. Хотя меня чуточку смущало то неослабное внимание, с которым слушал меня отец. Он не сводил с меня глаз, но выражение его лица ни разу не изменилось за все время, пока я продолжал рассказ. Когда я наконец замолчал, он многозначительно кивнул головой.

— Итак, Кронос возвращается. Недолго, выходит, нам ждать новой войны.

— А что с Лукой? Он вправду погиб?

— Не знаю, Перси. И это меня сильно беспокоит.

— Но тело-то его смертно. Разве вы не можете разрушить его?

— Смертно, тут ты прав. — Посейдон и впрямь выглядел обеспокоенным. — Но с Лукой все обстоит далеко не так просто. Не имею понятия, как именно его подготовили для принятия души титана, но убить этого юношу будет не так легко, можешь не сомневаться, мой мальчик. И все-таки, думаю, ему придется умереть, если мы снова сошлем Кроноса в Тартар. Надо мне все это как следует обдумать. К несчастью, у меня появились и свои личные проблемы.

Я сразу вспомнил то, что мне в самом начале лета рассказывал Тайсон.

— Старые морские божества, которые правили океаном еще до тебя, отец?

— Точно. Первым, на кого обрушится война, буду я. И могу тебе сказать откровенно, мне долго не продержаться. Даже сейчас подводный мир бурлит от горячих битв. Моих сил хватает только на то, чтобы сдерживать ураганы и тайфуны, дабы они не разрушили ваш, верхний, мир. Да, в океанских глубинах идет борьба не на жизнь, а на смерть.

— Разреши мне спуститься к тебе, отец. Позволь помочь тебе!

В уголках глаз Посейдона побежали морщинки-лучики, когда он улыбнулся.

— Пока не время, сынок. Здесь ты сейчас еще нужнее. Кстати, слово «сейчас» напомнило мне о том, с чем я сюда явился. — Он извлек из кармана шортов песочный доллар,[24] положил его мне на ладонь и крепко сжал мои пальцы. — Это тебе подарок на день рождения. Только не трать эти деньги слишком безрассудно.

— Разве можно вообще потратить песочный доллар?

— О, с легкостью. В мое время на одного морского ежа можно было накупить кучу самых разных вещей. Думаю, тебя он тоже не разочарует, если ты им воспользуешься в нужное время.

— Нужное время? — как эхо, снова повторил я.

— Да, когда придет срок. Думаю, ты сам поймешь.

Я сжал пальцы, в кулаке у меня был песочный доллар, но мысли мои бродили далеко.

— Пап, знаешь, когда я был в лабиринте, то встретил там Антея. И он сказал… ну, в общем, он сказал, что он твой любимый сын. А сам разукрасил всю арену какими-то черепами, да еще…

— Знаю. Он посвятил их мне, — сказал Посейдон. — И ты, конечно, удивляешься, как можно делать такие ужасные вещи в мою честь.

Я смущенно кивнул.

Отец обнял меня за плечи.

— Перси, слабые создания подчас творят страшные вещи, прикрываясь именем богов. Но это вовсе не означает, что мы, боги, одобряем их. То, как наши сыновья и дочери действуют в нашу честь, не делает чести им самим. И говорит плохо о них, а не о нас. — Тут он улыбнулся и добавил: — И ты, Перси Джексон, мой любимый сын.

Этот момент, когда мы с отцом вдвоем стояли в нашей маленькой кухоньке, был самым лучшим подарком на день рождения.

— Перси, праздничные свечи почти догорели, — послышался из комнаты мамин голос.

— Тебе пора, сынок, — сказал Посейдон, — Но, Перси, есть еще одна вещь, которую тебе следовало бы знать. Происшествие на горе Сент-Хеленс…

У меня мелькнула мысль, что он говорит о поцелуе, которым наградила меня Аннабет, и я покраснел, но в следующую минуту сообразил, что Посейдон имеет в виду что-то другое, гораздо более важное.

— Извержения продолжаются, — говорил отец. — Тифон рвет и мечет. И очень похоже, что совсем скоро, буквально через несколько месяцев, самое большее через год, он сбросит свои оковы.

— Прости меня, пап, — пробормотал я. — Я совсем не хотел…

Посейдон поднял ладонь, останавливая меня.

— В этом нет твоей вины, Перси. Это обязательно случилось бы, рано или поздно, раз Кронос сумел разбудить старых богов. Но надо быть наготове. Имей в виду, если Тифон окончательно сбросит оковы, то начнется такое, чего ты даже представить не можешь! Подобного ты еще не видел. Когда с ним сражались в первый раз, сил всех богов Олимпа едва хватило на то, чтобы справиться. Если подобное произойдет опять, он явится сюда, к вам, в Нью-Йорк. Явится, потому что ему нужен Олимп!

Разумеется, именно такого рода замечательные новости я и мечтал услышать в свой пятнадцатый день рождения! Папа снова потрепал меня по плечу, мол, теперь все будет в порядке.

— Мне пора, сынок. Не забудь отдать должное праздничному торту.

Ровно в ту же секунду он обратился в клочок тумана, и теплый морской бриз подхватил его и вынес за окошко.

Не очень-то легко было убедить Пола Блофиса, что наш гость предпочел спуститься по пожарной лестнице. Но так как люди обычно не имеют привычки растворяться в воздухе, ему ничего не оставалось, как поверить этой сказочке.

Мы лакомились синим тортом и мороженым до тех пор, пока не почувствовали, что больше нам не осилить. Затем стали развлекаться, играли в разные дурацкие игры, в «Монополию» и в шарады. Тайсон понятия не имел о шарадах, он предпочитал выкрикивать ответ, а не изображать его всякой там мимикой. Но зато в «Монополию» он играл как бог. Меня он выбил на пятом раунде и тут же принялся банкротить маму и Пола. Я оставил их сражаться и ушел к себе в спальню.

Поставил тарелку с недоеденным куском торта на тумбочку, снял бусы, которые получил в Лагере полукровок, и положил их на подоконник. Сейчас на нитку было нанизано три бусины, это означало, что я провел в лагере три лета. Также эти бусины являлись символами трезубца, золотого руна и еще одной вещи — прихотливо прорезанные в третьей бусине переходы означали «Битву за лабиринт», так стали называть ребята наше сражение. Интересно, что случится в лагере следующим летом, стал воображать я, и смогу ли я туда приехать? И доживет ли до следующего лета сам лагерь?

Взгляд мой упал на телефон, стоявший рядом с кроватью. Что, если я позвоню Рейчел Элизабет Дэр прямо сейчас? Мама спрашивала меня, не хочу ли я пригласить еще кого-нибудь к нам на праздник, и я еще тогда подумал о Рейчел. Нет, я все-таки не стал ей звонить. Не знаю почему. Мысль об этом пугала меня ничуть не меньше, чем вход в лабиринт.

Я похлопал себя по карманам и стал выкладывать свои сокровища. Анаклузмос, пакетик бумажных носовых платков, ключ от двери. Затем подошла очередь нагрудного кармана, и я вдруг почувствовал, что там что-то лежит. На мне как раз была та белая хлопковая рубашка, которую Калипсо дала мне на острове Огигия. Я достал маленький лоскуток ткани, развернул его и увидел росток «лунного кружева»! Он был совсем крохотный, почти увядший за эти два месяца. Когда моих ноздрей коснулся запах зачарованного сада, мне стало очень грустно.

Я вспомнил последнюю просьбу Калипсо, когда она попросила меня посадить ради нее садик на Манхэттене. Я открыл окно и шагнул на пожарную лестницу.

На одной из площадок мама держала цветочный горшок, в который обычно высаживала весной цветы. Сейчас, в августе, в нем, конечно, ничего не росло.

На Нью-Йорк уже опустилась ночь. В ясном небе стояла полная луна, и потоки ее света падали прямо на нашу 82-ю улицу. Я аккуратно вырыл в горшке небольшую ямку, опустил в нее засохший росток, забросал землей и полил нектаром из своей лагерной фляжки.

Сначала ровно ничего не произошло.

Но я продолжал внимательно глядеть на горшок и вдруг увидел, как вырвался из земли крохотный серебристый стебелек — детка «лунного кружева» — и засиял в лунном свете.

— Красивое растение! — произнес рядом со мной чей-то голос.

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. А когда оглянулся, то увидел, что на ступеньке рядом со мной стоит Нико ди Анджело. Откуда он взялся — понятия не имею.

— Извини, не хотел тебя так напугать, — улыбнулся он.

— Чего уж, ладно. А что… что ты тут делаешь?

За то время, что мы не виделись, Нико подрос примерно на дюйм. В остальном он выглядел почти как раньше: всклокоченные волосы, черная футболка, джинсы тоже черные, на боку по-прежнему висел меч стигийской стали. Только вот на руке его я увидел новое серебряное кольцо с черепом.

— Я кое-что разведал, — сказал Нико, — и подумал, что тебе будет интересно об этом знать. Дедал получил свое наказание.

— Ты его видел?

Он утвердительно кивнул.

— Минос предложил прокипятить старика вместе с сыром в кастрюльке для фондю, но мой отец выдвинул другую мысль. Дедалу поручили возводить виадуки и запасные выходы на Полях асфоделей. Это поможет разгрузить движение на дорогах. Честно говоря, по-моему, от этой задачки старик счастлив, как никогда в жизни. У него есть возможность строить. Что-то изобретать. К тому же по выходным он может видеться с сыном и Пердиксом.

— Здорово получилось.

Нико повертел кольцо на пальце.

— Но я не только об этом хотел тебе рассказать. Мне еще кое-что стало известно. И я хочу предложить тебе одно дело.

— Какое дело?

— Мне кажется, я нашел способ победить Луку, — невозмутимо продолжал он. — Если только я не ошибся. Это единственная возможность справиться с ним.

Я перевел дух.

— Давай выкладывай.

Нико бросил взгляд в мою комнату и тут же заинтересованно спросил:

— А что это у тебя синее лежит на тумбочке? Торт? На день рождения?

Он казался таким голодным, даже, скорее, не просто голодным, а по-настоящему одиноким. Я спросил себя, праздновал ли Нико хоть раз в жизни день рождения. Тем более с синим именинным тортом.

— Пойдем, — сказал я. — Угощаю синим тортом и мороженым. Похоже, у нас с тобой будет долгий разговор.