Три закона Дамиано Ротарь Михаил
– Ну и хрен с ним! Давайте хряпнем.
Тут Александр вмешался:
– А почему это Иван отлынивает? Моя бабушка говаривала: «Если мужик не пьет, то он или больной, или сволочь!»
Иван нашелся, что ответить:
– Я долго жил на юге, в горах. Там пьют много, но вина. Не очень люблю водку.
Александр потянулся к своей сумке.
– Так может, настоечка успокоит беспокойную южную душу?
На столе появилась бутылочка красного цвета под названием «Ментовка». На ней был изображен бравый капитан службы правоохраны с красным носом. Иван рассмеялся, выпил сто грамм, и все успокоились.
– А этот удав тоже едет с Вами? Можно с ним познакомиться?– осторожно спросил я.
– Нет, его привезут спецтранспортом, со всеми лицензиями. Заодно подготовлю ему вольерчик. Таких не возят в поездах. Слышал я историю про одного шутника. Он ехал в плацкартном вагоне. Пассажиров было – как сельди в бочке. Сидеть даже негде. Ему это надоело, и он стал бегать по вагону: «У меня кобра из сумки уползла! Я ветеринар, везу ее в лабораторию. Она здесь не проползала?» В вагоне паника! Через пять минут вагон опустел. Все убежали в другие вагоны. Проводник тоже. Шутник, довольный собою, растянулся на нижней полке и спокойно заснул. Выспался и захотел пойти умыться. Туалет закрыт, а поезд стоит. Слева лес, справа тоже лес, нигде нет никакого перрона. Двери заперты, купе проводника – тоже. Вагон пуст. Он так час покуковал, потом нашел что-то тяжелое, разбил окно и вылез наружу. Бригадир поезда, когда ему обо всем доложили, приказал отцепить опасный вагон и отогнать в тупик. А «ветеринар» пусть сам ловит свою кобру. Вот так он «змею» и перевез. Три часа пешком до ближайшей станции ковылял. Опоздал на свой самолет. Не все понимают хорошую шутку!
Иван все-таки присоединился к разговору:
– А Вы не боитесь, что удав попугаев кушать будет?
– А ему хватит кроликов с кухни. И пусть заодно мышей половит. А у меня попугаи хоть и воспитанные, себя в обиду не дадут. Но на всякий случай двоих запасных попугаев я приобрел.
Я решил вернуться от зоологической темы к ресторанной:
– А много в Ваших ресторанах приколов бывает?
– Хватает. У нас как: если мужик не буянит, а просто мордой в салат плюхнулся, мы его не трогаем. Один раз перебрал клиент и заснул за столиком. Тут заходит в зал новый посетитель, посмотрел и говорит официантке: «Мне того же, что и ему, только две дозы».
– А клиенты к официанткам цепляются?
– Бывает. Только у нас и охрана имеется, и девочки в спортзале тренируются.
– А бандиты не беспокоят?
– Давно уже нет. Теперь к нам бандиты с удостоверениями приходят. Рэкетиры раньше небольшую долю брали, мы за «крышу» только 10 % платили. А сейчас те, что с удостоверениями приходят, намного больше просят.
Поезд уже приближался к нашей станции. На прощание Сергей сказал мне:
– Мой слон будет ждать Вас!
Гостиница располагась недалеко от вокзала. На «reception» нас встретило объявление: «Просьба во избежание засора не бросать в унитазы тряпки, вату, стружку, электролампочки и телефоны. Администрация». Рядом стоял стенд, который предлагал развлекательную программу:
«Вы можете посетить pyсское пpавославное кладбище недалеко отсюда, где хоpонят знаменитых pyсских композитоpов, хyдожников и писателей ежедневно, кpоме четвеpга».
Мы скинули вещи, и я предложил прошвырнуться пешком по городу.
– Перекусим?– предложил я.
– Неплохо бы. А в этом городе есть итальянская кухня?
– Есть, и не одна. Но мне хочется чего-нибудь другого. Зайдем в заведение «Литр-бол!»
– Давай. А это что, спортивный бар? – недоуменно спросил Иван.
– Почти. Предмет спорта – прозрачная жидкость, по химической формуле это два атома углерода, шесть атомов водорода и один атом кислорода. Соревнование заключается в том, кто этой жидкости больше употребит.
Иван посмотрел на меня с укором:
– Хватит издеваться. Я не такой дурак, как выгляжу. Пошли, если ты хочешь напиться!
Тем не менее, в заведении оказались не только предметы грехопадения, но и кислородные коктейли. Несколько экранов транслировали репортажи со спортивных соревнований, в зале была шведская стенка и фонтан. Стоял бильярд, а в углу был разобранный теннисный столик. Значит, иногда им тоже пользовались.
Я почти разочаровался, но подошедший к нам официант, видя мою скорбную рожу, успокоил меня:
– Мы всем клиентам рады и стараемся удовлетворять все их запросы
– Нет ли у Вас чего-нибудь особенного для сторонников неспортивного образа жизни? Так, чтобы нажраться в умат?
– Могу порекомендовать «Северное сияние» или «Бурого медведя». Иностранцы предпочитают «Отвертку» или «Кровавую Мери». Соотечественики любят «Рембрандт» или коктейль «Подводная лодка», он же «Водолаз».
– Это нырять в бассейн и пить водку в акваланге?
– Замечательная мысль! Надо будет подсказать хозяину. Но коктейль «Водолаз» пьется следующим образом.
Через пару минут он принес широкий бокал для пива с плоским дном. Он поставил его и достал стеклянный стакан, который поставил внутрь. Верхние края были почти вровень. В стакан он залил водки.
Мы с интересом наблюдали за этим процессом.
Далее официант стал наливать пиво в бокал. Когда уровень пива сравнялся с краями стакана, официант торжественно подвинул это мне:
– Коктейль готов! Пиво и водка пьются одновременно.
После такого в человеке заплетается все прекрасное: ноги, руки, язык, одежда и мысли.
Иван не решился на такие эксперименты и предпочел просто вермут. В таком хорошеньком виде мы добрались до гостиницы.
Я свалился спать, а Иван снова стал читать свою итальянскую газету.
Город остановившегося солнца
Билеты на автобус были без мест. Автобус до нужного нам городка ходил каждый час.
На автовокзале жизнь кипела ключом. На площадке стояло много людей всякого фасона и пошиба. Полно бомжей и прочих деклассированных элементов. На четырех мешках картошки сидела бабушка «божий одуванчик» лет семидесяти. Она курила папиросу и явно плевала на предупреждение Минздрава, что у нее может рак из горла свистнуть.
Ко мне подошла цыганка. Она попыхивала трубкой.
– Здравствуй, золотой! Хочешь судьбу свою узнать? Недорого возьму, всю правду расскажу. Что было, что есть и что будет.
– Я сам тебе будущее предскажу. Если ты не отстанешь, полетишь на метле в мусорном ведре, но не на Чертову гору, а в сторону тех контейнеров.
Цыганка гневно взглянула на меня:
– Злой ты человек! Не зря любовь потерять можешь! Только я вернуть ее смогу. А пока твоя любовь на распутьи. Ты много верст прошел, много тебе еще предстоит пройти.
Я знал, что пророчества и проклятья цыганок яйца выеденного не стоят. Но она пока не ошиблась. Мне стало интересно.
– Извини, ромала. Погорячился. Твоя взяла. Позолочу ручку, но на многое не рассчитывай. Кидали меня твои подруги, и не раз.
Я достал пятьдесят рублей. С нее хватит.
– Дай левую ручку, золотой!
Я протянул. Она вытащила трубку изо рта и стала водить ею по моей руке.
– Сильный амулет у тебя,– постучала она мундштуком по браслету. – Но не на него надейся. Сам все делай! Хозяин твой сильный. Тебе много раз от него уйти захочется. Но не получится! Он умнее тебя. Тебе и вниз опускаться придется. Вернешься седым, но здоровым. И счастье не пройдет мимо тебя.
Я достал еще пятьдесят рублей.
Цыгане обычно хорошие психологи, танцоры и певцы. В нашем городе у них есть новый бизнес. Половина всех продаж наркотиков совершалась в их таборе.
– А что ты про него скажешь, ромала? – я кивнул в сторону Ивана.
– У него денег меньше, чем у тебя. Ты главнее, хоть и моложе. Из дальней страны он сюда пришел. Он злое дело одно сделал. Но для добра приехал. Позолоти ручку.
Я дал ей еще пятьдесят. Цыганка пыхнула трубкой и взяла левую руку Ивана.
– У тебя такой же амулет. Поможет тебе. Грех и проклятие на тебе висят. Но все хорошо будет! Снимут с тебя проклятие.
– А долго жить мне еще?
– Еще сто лет проживешь, внуков сестры своей переживешь. Позолоти ручку. Да своими деньгами. А то не сбудется!
Иван достал сто рублей. Цыганка спрятала гонорар, пошла прочь и исчезла в толпе, выискивая новых клиентов.
К посадочной площадке подкатил заплесневевший «ПАЗик». Иван глянул на меня косо:
– И мы на этом поедем?
– Я тебя предупреждал, что это не Рио-де-Жанейро. Автобусы между крупными городами – коммерческие. Там хоть кондиционеры есть. А на таких направлениях коммерции не сделаешь. Они государственные. Придется потрястись и пожариться.
У входа в автобус скопилась толпа народа, гоговясь к штурму. Мы стали в самом конце.
Бабулька схватила первый мешок. Задняя дверь автобуса открылась, и толпа ринулась на абордаж. Бабулька поправила мешок на плече и слегка махнув им влево. Левая половина толпы сзади дружно повалилась на землю. Бабулька еще раз махнула мешком, теперь уже в другую сторону. Теперь правая половина толпы тоже оказалась на земле. «Божий одуванчик» первой влетела в автобус и поставила мешок на сиденья. Она сразу же побежала за следующим. Всю процедуру бабулька проделывала, не вынимая папиросы изо рта. Только тогда, когда последний мешок был водружен на свое место, бабулька кинула бычок через дверь поверх голов вползающих в салон пассажиров и уселась сверху с победным видом.
Мы протиснулись и как-то расположились в полувисяче-полустоячем положении. Я прокомментировал ситуацию Ивану:
– Жизнь прекрасна, а самое прекрасное в ней то, что она кончается когда-нибудь!
Он кивнул мне. В такой ситуации он оказался явно впервые. Водитель по громкой связи объявил:
– Мужчины, будьте джентльменами, протолкните дам в середину салона.
Послышался девичий визг, местами переходящий в женский, и для нас появилось несколько сантиметров свободного пространства. Мы переместились по ступенькам на пару шагов вверх, и наше состояние превратилось в просто стоячее.
Водитель объявил:
– Автобус следует до пункта отправления без остановок. Просьба не сорить и не рыгать в салоне, или я включу зимнее отопление!
Эротически держащая меня за задницу мадонна лет пятидесяти от роду вдруг увидела свою знакомую возле передней двери.
– Ксюха, это ты, что-ли?– взвигнула она.
– Я, а кто же еще?– ответила такая же матрона с другого конца автобуса.
– А твой Петруха уже вышел из загула?
– До трех недель еще пять дней осталось.
– Ну, потерпи, недолго еще. А Колька тебе стольник отдал?
– Да нет еще!
– Вот падла! Ты ему не спускай, тяни из него. Скажи ему, что если до пятницы не отдаст, мы все его Нинке расскажем, как он с Веркой портвейн пил и как ее за груди тискал!
Автобус ехал рывками, то притормаживая, то разгоняясь. Казалось, что водитель везет не пассажиров, а потомство Буратино и Мальвины в гости к папе Карло. Когда он резко тормозил, у нас появлялось немного больше пространства. Водитель решил обогнать едущий впереди трактор, резко вильнул влево и дал газа. Сзади раздался поток ненормативной лексики с упоминанием анатомических особенностей организма особей женского пола, склонных к полноте. Я понял: чья-то толстая женская задница села на торт, который везли на день рождения.
Сорок минут счастья в автобусе прошли, как страшный сон. Мы взмокли и с наслаждением увидели, что автобус выруливает к автовокзалу.
С чувством облегчения мы вывалились наружу. Бабулька, довольная собой, бодро вытащила все мешки, села на них и опять закурила «Беломор».
– Ну как тебе банька, Иван?
– Это безумие!
– Ничего, это обычное путешествие по российской глубинке. Бывает еще хуже, особенно после дождя. Такие автобусы часто ломаются. Привыкай, ты еще и не такое увидишь!
Другой автобус уже готовился к отправке в обратную сторону. Народ тут тоже готовился к штурму. На трех мешках сидела другая бабушка. Она тоже везла картошку на продажу. И тоже курила.
Городок был довольно маленький. Мы не стали ждать местного рейса и направились к нужному месту пешком.
В бесчисленном количестве малых российских городов обычно есть один или несколько кварталов пятиэтажек. Первый из них нарекают обычно «Черемушками». Нас ждали в частном доме неподалеку от такого квартала.
Нещадно палило солнце. Создавалось впечатление, что оно остановилось в зените и растолкало своими лучами все тучки отсюда далеко-далеко за моря и горы.
Вот мы и у цели. На стук в ворота откликнулся сторожевой кобель. Он начал дико завывать, но не показался мне очень свирепым. Он был скорее печальным, и очень сильно страдал от жары. Через пару минут из дома вышел хозяин лет пятидесяти, с аккуратно постриженной бородкой. Он внимательно на нас посмотрел и впустил во двор.
– Проходите,– сухо сказал он. – Отец Павел сказал мне про вас. Он приедет часа через два.
Иван решил взять инициативу на себя и протянул руку:
– Мир вашему дому. Меня Иваном зовут.
– Меня Василием, – ответил хозяин, но руки не подал.– Жить там будете!
Он показал в сторону пристройки.
– Там есть две кровати и стол. Умывальник и сортир в саду.
Мы вошли и кинули свои вещи под кровати.
Иван почесал затылок:
– Неприветливый он какой-то. У нас в Италии даже нищих лучше встречают. А я что-то слышал о русском радушии. Может, денег ему дать за постой?
– Денег он от нас не возьмет. Тебе с его сыном работать придется. Шесть человек уже пытались вылечить его. Ни у кого не получилось. Один из «докторов» сам свихнулся. А они опытные были. Одного сам митрополит Сергий рукоположил в должность. А теперь приехали мы, иностранцы. И не только не православные, а даже вообще не христиане.
– А откуда знает, что мы иностранцы?
– Это у тебя на лбу написано. Букву «Х» выговаривать ты уже научился, но все равно пока заметно. И мы не перекрестились, заходя в его двор. Ему трудно поверить, что излечить его сына сможет инородец без креста.
Жажда мучила невозможно. Грустный кобель улегся в тени, вывалив язык наружу. Неизвестно откуда взявшийся котенок начал бегать вокруг его хвоста. Когда он стал совсем докучать псу, тот оскалил зубы, и котенка как ветром сдуло. Но через пару минут он вернулся, забрался в собачью конуру и спокойно там улегся.
Иван мучился меньше меня. Все-таки он южный человек. Он достал какую-то книгу, на обложке которой была изображена женщина в средневековом платье с обнаженной грудью. Там что-то было написано на латыни.
– Что ты читаешь? «Декамерон?»
– Более эротичную штуку. Называется «Молот ведьм».
Тайная обедня
К нам постучался Василий.
– Прошу пожаловать в дом. Отец Павел приедет через десять минут.
К дому подкатил шикарный джип. Из него вышел священник, тоже лет пятидесяти с гаком. Большое пузо не мешало ему бодро передвигаться. За рулем остался монах в рясе. Он включил в машине магнитофон и стал слушать псалмы «а-капелла». Но затем их сменили григорианские хоралы в исполнении группы «Enigma».
Священник поднялся по крыльцу в дом, перекрестился у порога и вошел в комнату:
– Здравствуйте, люди добрые! – пробасил он нам.
– Здравствуйте, отец Павел, – мы поднялись из-за стола и поклонились.
Хозяин угрюмо поставил на стол бутылку водки и три стакана. Из кухни принес закуску: соленые огурцы, хлеб, лук и сало. Присоединиться к нам он не захотел и удалился.
Отец Павел разлил водку, перекрестил ее и прочитал краткую молитву. После этого залпом выпил, крякнул и закусил. Я тоже. Иван сделал глоток и поставил недопитый стакан на стол. Священник неодобрительно посмотрел на него, но ничего не сказал.
Он начал конкретно излагать, четко и конкретно:
– К делу. Сын Василия Матвей с детства был талантливым. Он начал рисовать с пяти лет. Отец воспитал его, как и полагается, праведным христианином. Он брал уроки рисования у лучших художников нашей области. Освоил письмо маслом, акварелью, гуашью. Написал много картин, и на бытовые темы, и пейзажи. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, он начал писать картины на темы Библии. Рисовал Святого Петра, воскрешение Лазаря, искушение Христа в пустыне. Все было хорошо, отец и я радовались его успехам. Скоро слава о нем достигла даже первопрестольной. Его картины покупали или принимали в дар церкви, монастыри, различные музеи. Многие миряне тоже считали за честь приобрести их. Матвей мог нарисовать икону за единственную ночь. Не пил, не курил, по девкам блудливым не шастал. Живопись была его единственной страстью.
Но однажды, когда ему исполнилось двадцать лет, Матвей нарисовал демона. Кто его надоумил, зачем он это сделал – никому не известно. Он и сам этого не мог объяснить. Но нарисовал он его во всех тонах и полутонах, с мельчайшими деталями. Но эта картина оказалась страшной, она имела демоническую силу. Вот тогда и начались проблемы и у нас, и у Матвея. Он опять попробовал рисовать божью матерь, святых или Христа. Но не успевали этой картине порадоваться люди, как он на следующий же день сам нападал на нее с ножом и изрезал в клочья. Он рисовал новую икону, а потом опять уничтожал свое же произведение. И делал это с богохульственными криками.
Мы с Иваном слушали и не перебивали.
– Это продолжалось почти год. После очередного приступа помешательства, когда он поранился собственным ножом, его поместили в психиатрическую больницу. Продержали там полгода, но не нашли никаких отклонений. Его там пичкали всякими таблетками и уколами. Картины ему там рисовать позволяли, но только акварелью на простой бумаге. Он рисовал много, но опять все рвал в клочья на следующий же день. А если картины у него все-таки отбирали, то Матвей пытался их выкрасть. Потом его выписали. Он вышел из больницы потухшим и не совсем здоровым. Дома он только молчал и помогал отцу по хозяйству. Целый год не прикасался к живописи. Рисовал карандашами пейзажи или делал простые зарисовки. Но один раз опять взял в руки кисть и попытался нарисовать святого Петра. И его приступы повторились.
– А где теперь тот холст с демоном?
– Он здесь, в этом доме. Мы догадались, откуда все зло исходит. Матвей сам не раз пытался изрезать тот холст, но он не поддавался. Нож тупился и не резал простую ткань. Он взял топор. Топор два раза слетал с топорища, а затем сломалось и само топорище. Он взял у соседа дисковую электропилу. Но тут взорвалась ближайшая подстанция, и весь район оказался без света. Один раз Василий вызвал водопроводчиков со сваркой. Им сказал, что надо поменять трубы. Они приехали и стали готовиться к работе. Но как только сварщик зажег горелку, Матвей выхватил ее у него и потащил вместе со шлангами к картине. Шланг слетел с газового баллона, пламя сразу погасло. Матвей пытался сжечь эту картину в печке. Она не горела! Даже копоть на ней не держалась.
– Простите, отец Павел, что я перебиваю Вас, – спросил я. – А нельзя ли ее было просто выбросить?
– Много раз мы пытались это сделать. Непостижимым способом она опять возвращалась. То посылку привозили в дом специальной почтой, то странник какой-то передавал. То она просто оказывалась в доме, никто не мог и вспомнить, кто ее принес. Ее выбрасывали в мусорку, в овраг, в речку. И всегда она самым дьявольским способом возвращалась.
– Скажите, отец Павел, а не пытались ли Вы ее окропить святой водой? Ведь даже мне, неверующему, известно, что черт боится святой воды, креста и серебряной пули.
– Пытались. Мы окропили ее святой водой, но она просто испарилась с поверхности холста. Мы осеняли ее крестным знамением, но никакого результата это не приносило. Мы даже пробовали отвезти ее в нашу церковь. У самых дверей церкви картина вдруг стала такой тяжелой, что четверо иноков уронили ее и не смогли поднять. Потом их животы скрутило, и они не решились повторить свою попытку. Одного даже пришлось отправить в больницу с грыжей. Другие побоялись даже притронуться к ней.
– Вы бы и оставили ее там, чтобы верующие попирали демона ногами!
– Мы так и сделали. Но картина опять возвратилась сюда. Матвей бросил все, и ушел в монастырь, это неподалеку отсюда. Он пишет там иконы дивной красоты. Возьмешь такую – она в руках светится. Ее без лампады в церкви можно ставить, а все люди любуются и не нарадуются. В десять раз больше прихожан стало! Не только из соседних областей, даже из Сибири паломники едут. Но не дай боже оставить новую картину в его келье хотя бы на сутки! Опять изрубит, если она писана на дереве, или изрежет, если она на холсте. Почитаем заповедь божью: «Не укради!», но каюсь, и сам лично делал, и настоятелю монастыря велел: «Если видишь, что икона готова, кради у него этот образ. Бог простит! Это же не святотатство, а спасение лика божьего. Не ради наживы красть, а для радости людской – это не грех. Матвей же такую красоту создает, что почище Рублева будет! Не в червонцах эти иконы оцениваются, а в спасенных душах, что на них глянут, и от греха и гнева отвратятся».
– А Матвей не пытался их выкрасть?
– Пытался. Но мы всегда в разные места эти иконы направляли. Куда – ему не говорили. И он же теперь затворник. Не так-то просто из монастыря выйти. Одна из таких икон и у меня в церкви сейчас висит. Господь мне свидетель, расскажу такую историю. Пришел к нам в церковь вор, четыре раза в уже темнице побывал, в тот раз опять в бегах. Он где-то прослышал, что в церкви арестовывать нельзя, и через забор к нам перелез. В своей порванной одежде в храм вошел, ни крестом себя у входа не осенил, ни даже поклоном. Ходил без толку, сам не знал, что делать. Но тут он проходил мимо той иконы, про которую я говорил. Марию из Магдалы он на ней изобразил. Только не в зрелом возрасте, а в ее юности и непорочности. Эту икону у нас даже слепые руками ощущают, такое от нее сияние исходит!
Отец Павел передохнул немного, налил еще по стакану. Мы продолжали слушать.
– Этот тать остановился возле той иконы. Он не упал на колени, как вы там в своих романах пишете. Он просто стоял и смотрел. В церкви только он и я. Стоит он и не шевелится, все смотрит на эту икону. И вдруг я вижу слезу у него на щеке. Я к нему: «Чем помочь могу, сын мой?» Он отмахнулся от меня, как от мухи назойливой. Еще час стоял. Не молился, не крестился, он даже не знал, как надо: справа налево или наоборот. Просто молчал и плакал. Весь в наколках, а плакал. Я по церкви хожу, за свечами присматриваю и за ним поглядываю, не дай бог пожар устроит или украдет что-нибудь. А он ко мне подходит: «Батя, у тебя мобилы нет?» Есть у меня телефон. Мы-то тоже должны везде успевать Времена-то не апостольские. Подаю ему телефон. Он говорит мне: «Не бойся, батя, не подрежу!» И набирает номер: «Райотдел ментовки? Капитана Терехова попросите. Терехов? Генка Меченый тебе звонит. Ты меня ищешь? Подъезжай к церкви. Я сдаюсь. Не надо ОМОНа. УАЗика хватит. Браслеты на меня оденете, только не прессуйте сильно». И отдал мне телефон. Только перед тем, как из церкви выходить, вернулся к той иконе, посмотрел на нее еще раз и сказал мне: «Если бы не эта икона, я бы никогда не завязал. И хрен бы меня этот Терехов поймал бы! Но там я увидел лицо моей матери. У меня еще осталась ее фотография, как раз перед свадьбой с отцом. Этот ваш писатель даже родинку на ее левой щеке изобразил! Она меня сто раз просила завязать, а я все ей говорил: „Хорошо, хорошо, мама! Сегодня последний раз, и тогда заживем, как люди!“ Но меня кинули. Я сумку инкассаторскую через забор перебросил, думал, они подождут, пока я через забор перелезу. А они сумку в салон – и сразу от меня по шоссе рванули. Меня менты там и упаковали. А мать меня не дождалась. Даже на похороны не пустили. И я у тебя в церкви, сегодня, в день ее рождения, ее образ увидел!»
– А не знаете, где он сейчас, этот «Меченый»?
– Полгода назад вышел по амнистии. Теперь сварщиком работает. Каждое воскресенье приходит в мою церковь и ставит свечку возле той иконы. Крестился. Вот какова сила божественного искусства!
Обстановка немного прояснялась.
– А Вы пробовали пригласить экзорцистов?
– Шесть человек в разное время приезжали. А тот смеялся над ними. Одного экзорциста даже удар хватил, до сих пор болен. Мне не ведомо, откуда узнал наш митрополит про вас. Но вызвал он меня к себе и сказал, что есть у него человек, чужемец, который может нам помочь. И приехали вы. Чудно, иноземцы вы, а по-русски не хуже меня говорите.
– Бывает такое. Я-то сам русский, и из своей страны не уезжал. Страна от меня уехала.
Иван все время слушал и молчал. Но он уже приступил к своим обязанностям.
– Можно посмотреть этот портрет?
Несколько минут мы слышали скрежет топора и стук молотка. Вошел Василий.
– Пожалуйте!
Мы прошли в ту комнату. Там стоял затхлый запах непроветриваемого помещения.
– А почему здесь нет икон? – спросил я. – Везде в хате есть, а здесь нет! Даже самых простых, не Матвеем нарисованных.
– Нельзя их здесь держать. Сразу чернеют. Видать, этот бес их своим взглядом убивает, – кивнул в сторону мольберта отец Павел.
Иван откинул покрывало и сразу отпрянул. На нас смотрело огромное звериное лицо Демона. Он зловеще сверкал глазами и ухмылялся. Все тело его было красное, покрытое негустой шерстью. Рога и копыта были бычьи, а хвост, похоже, ослиный. Все детали были подробно прорисованы, особенно глаза. Красные, словно налитые кровью. От них можно было спрятаться, только если зайти с другой стороны картины. Но их и там было видно, они отражались в оконом стекле, лампочке, графине. Они недобро горели, даже не огнем костра, а адского кострища. Даже от самой картины пахло спичками. Она производила такое неизгладимое впечатление, что могла свести с ума даже такого атеиста и материалиста, как я. Хорошо, что я принял противоядие вместе с отцом Павлом.
Иван открыл окна.
– Да, с этим придется хорошо поработать, – задумчиво сказал он.
– А если покрыть картину грунтом и сверху нарисовать какого-нибудь святого? – предложил я.– Тогда энергия этого святого может сдержать энергию дьявола!
– Не поможет!– возразил отец Павел.– Грунт не держится на этом холсте, сквозь него опять лико это бесовское проявляется. А если даже и выйдет, то тогда получится адописная икона, а это еще больший грех и издевательство над верующими. Более того, демон будет получать новую силу, если над такой иконой помолиться.
– Какая-какая икона? – переспросил я.
– Адописная. Первым такие иконы увидел Василий Блаженный, тот самый, на чьих мощах стоит собор в Москве. Его проклятий боялся даже Иван Грозный. Нагим Василий в самый лютый мороз ходил и не простуживался Он кинул камень в образ Богородицы на Варварских воротах. Его чуть не убили тогда, а он крикнул: «Поскребите краску, нечестивцы!» Под краской оказалось изображение беса! Так староверы-иконописцы мстили истинной вере, скрывая там непотребную нечисть. А потом насмехались: «Новообрядцы дьяволу молются!» И антихристы-дьяволопоклонники так тоже делают, чтобы скрыть свою суть и припрятать их до своей черной мессы. Самая большая черная месса у них аккурат в Вальпургиеву ночь, на первый день мая.
– А не оттуда ли пошел праздник Первого Мая? – вдруг решил я пошутить, хотя понимал, что это не в тему.
Отец Павел ответил абсолютно серьезно:
– Наверняка оттуда.
Иван задумчиво слонялся по комнате.
– Заклинать демона здесь будет трудно. Но картину нельзя перевезти в церковь или монастырь. И мне нельзя там находиться. Поэтому работать придется здесь. Везите болезного сюда. И возьмите с собой побольше белых свечей! Только белых, никаких других!
Эх, дороги…
Мы сели в машину втроем: шофер, отец Павел и я. По дороге священник решил прочитать мне краткую лекцию:
– Экзорцисты появились даже раньше Иисуса. Тогда думали, что этим могут заниматься многие. Иисус был даже не первым, но самым искусным изгонителем. Он из одного страждущего целых шесть тысяч демонов в свиней переселил!
Мне хотелось возразить отцу Павлу, что такие стада свиней, не только во времена Христовы, тем более у иудеев, весьма маловероятны. Но я не решился перечить ему.
Послушник вел машину лихо, как заправский таксист. Асфальтированная дорога скоро кончилась, и мы съехали на проселочную дорогу. Отец Павел продолжал:
– Помимо настоящих специалистов, всегда было много шарлатанов. За деньги за это берутся и мелкие деревенские колдуны, и так называемые «экстрасенсы» вроде Кашпировского. Они даже предлагают излечение по Интернету, дистанционно.
– Бред какой-то!
– Истинно так! Но даже такие находят доверчивых клиентов. Естественно, они не приносят облегчения страждущему, а еще больше вредят ему. И болезнь непременно возвращается, только в еще более тяжелой форме.
– А долго может продолжаться настоящий сеанс изгнания?
– Обычно от нескольких минут до нескольких часов. Это зависит от силы беса и таланта экзорциста. И бывает, что в одном человеке много бесов. Зависит и от воли больного, от его желания исцелиться. Очень часто процедуру надо совершать несколько раз. Были случаи, когда его повторяли в течение нескольких лет. Бывало, и никому из экзорцистов это не удавалось. Тогда несчастный мог броситься вниз с колокольни, утопиться в речке или взять нож для того, чтобы убивать всех тех, кто носит черные колготки или синие куртки.
– А как бесы вселяются в человека?
– По-разному. Раньше было от бесовских книг, молитв чернокнижников и спиритизма. Сейчас – от водки, наркотиков или оргий с женщинами или, того хуже, с мужчинами!
Отец Павел сплюнул в сердцах и перекрестился.
– А как отличить белую горячку или наркотическую ломку от бесовских проделок?
– Сначала должны поработать психиатры и наркологи. Обследовать мозг, взять анализ крови, поставить капельницу, назначить противоядие или вколоть более легкое средство для облегчения.
– Да, для этого на Западе применяют метадон.
– В России этого нельзя. Только кодеин или «Норфин».
Я удивился:
– Батюшка, да Вы и фармацевтику хорошо знаете?
– Пришлось изучать. К нам же в церковь наркоманы и алкоголики десятками приходят. Вот и приходится помогать. И молитвами, и лекарствами. Но иногда правильная молитва такое чудо может сотворить! Ей можно остановить даже сильное кровотечение, а не только ломку.
– Вы правы, отец Павел. Мы сами не знаем своих возможностей. Гришка Распутин много раз останавливал кровотечение у цесаревича Алексея, страдающего гемофилией.
– Его сила была не от Бога, а от Дьявола! Может, за то и пострадали тогда и вся семья Романовых, и вся наша Русь великая. И началось братоубийство, которое продолжалось немеренное время. И даже сейчас оно не прекратилось полностью.
Я не нашел никаких аргументов возразить ему.
– У католиков есть целая школа, которая готовит экзорцистов. Но их ритуал не во всем для православных подходит.
Скоро показались стены монастыря. У входа уже стоял настоятель.
– Прошу разделить с нами трапезу, отец Павел.
– С удовольствием бы, настоятель Николай, но бог торопит нас. Лукавый не дремлет. Где наш писец?
– За ним уже пошли.
Мне ужасно хотелось курить На территории монастыря этого делать нельзя. Но мы находились за воротами этого заведения, поэтому я отошел в сторону и затянулся.
Через пять минут к нам вышел послушник, за которым шел молодой человек в простой, немонашеской одежде. Он был очень похож на Василия.
Я бросил окурок и сел в машину. Священник не забыл просьбу Ивана и взял с собой целую пачку белых свечей.
Отец Павел назидательно сказал мне:
– Бросай табакокурение ! Противно природе, человеческой и божьей.
Читать бесплатно другие книги:
