Смертельные послания Мэтьюз Джон

43

На следующий день передовицы газет были посвящены почти исключительно двум темам.

Крушение поезда в шести милях от Норт-Салема на линии между Центральным вокзалом и округом Дачес: 5 погибших, 14 раненых. Убийство 42-летней женщины, Веры Терезы Мэйнард, в Дувр-Плэйнс.

«Подозреваемым по обоим делам является некий Томас Эррол Броган, 34 лет, менеджер пивоварни «Маклафлин» в нижнем Манхэттене. По словам детектива Ардженти, который ведет расследование по делу Потрошителя, Броган также подозревается в убийстве Анны Уолкотт, ранее приписываемом этому маньяку: «По некоторым признакам это преступление явно отличается от убийств, совершенных Потрошителем. Теперь мы более тщательно проверим мистера Брогана на причастность к этому убийству».

Подозреваемый Томас Броган в настоящее время находится в больнице Хартфорд с огнестрельными ранениями, полученными при задержании».

Человек, сидевший за столиком в «Сент-Деннис», читал те же самые статьи, что и половина Нью-Йорка в то утро. Только он читал их во всех трех газетах – «Нью-Йорк пост», «Нью-Йорк таймс» и «Геральд трибьюн» – и просматривал каждую страницу в поисках заметок на эти же темы.

Он не привык быть второстепенным персонажем в передовицах, но это все же было лучше, чем клеймо труса. По крайней мере, Ардженти и Джеймсон, наконец, разобрались с убийством Уолкотт, хотя неизвестно, обнаружили бы они свою ошибку без его подсказки.

В задумчивости он барабанил пальцами по газетам. Если они действительно напали на его след, как утверждается в их последних отчетах прессе, значит, его послание расшифровано и им известно, сколько еще осталось убийств. Четыре года потрачено на одно-единственное послание, составленное кровавыми знаками на двух континентах… Но сейчас он впервые испытывал колебания. В какой-то момент игра с охотящимися на него следователями приобрела такое же значение, как и составление пазла, и он не был уверен, хочется ли ему доводить ее до конца. И каким образом дать им подсказку, касающуюся их последней ошибки?

Он свернул газеты, положил их на стол и поднял руку, призывая официанта.

Джеймсон поднял руку в знак благодарности, когда его экономка внесла в комнату поднос с чайником и кофейником:

– Превосходно, Элис. То, что доктор прописал.

Половину утра они с Ардженти провели в «Бельвю», где врачи осматривали полученные ими раны: несколько синяков на лицах и телах, разбитые костяшки пальцев, но никаких крупных повреждений. Самыми серьезными травмами оказались растяжение мышцы плеча и трещина в переносице у Джозефа.

Детектив отхлебнул кофе и бросил взгляд на лежавшие на столике газеты:

– Думаете, Броган выживет?

– Может быть. Пули калибра двадцать два предназначены не для того, чтобы убивать людей такой комплекции, а лишь для того, чтобы останавливать их. Что они и сделали.

– А Элли?

– Сотрясение мозга и перелом плеча. Ее оставили в больнице до вечера, чтобы провести обследование, – улыбнулся Джеймсон. – Мы с Лоуренсом заедем за ней и отвезем ее домой.

Ардженти кивнул и потянулся за бисквитом.

Финли уже видел имя, найденное его помощником в записях на Эллис Айленд. Он взял лист, на котором оно было записано, и принялся внимательно изучать его.

– Стало быть, не Качсон и не Качдав? – пробормотал он.

– Нет, – сказал Биделл. – По крайней мере в сочетании с указанными именами.

– А вы проверили все возможные сочетания имен?

– Да, разумеется.

– И мы уже рассмотрели все возможные варианты места-имени?

Лоуренс уже открыл рот, чтобы ответить, как вдруг сообразил: это было то, что Джеймсон называл «риторическим вопросом». Криминалист разговаривал преимущественно с самим собой.

Джозеф протянул вперед руку:

– Что, если это альтернативные варианты – как «Месть», «Наказание» или «Гнев»?

– По мнению рабби Морайса, это далеко не идеальный перевод с иврита, – покачал головой Финли.

– Но я все равно проверил их, – вставил Биделл. – И опять ничего не нашел.

Некоторое время все трое молчали. Джеймсон вновь принялся рассматривать написанное на бумажке имя.

– Несомненно, место его происхождения – Хокстон – и время иммиграции подходят идеально. Но все равно у нас остаются эти три неприкаянные буквы: К-А-Ч.

Оторвавшись от листа, Финли сделал глоток чая.

– Может быть, это шифр? – предположил он.

– Я сначала пытался воспринимать это как обратно-обменный алфавитный шифр, – кивнул Лоуренс. – Четвертую букву сначала заменил четвертой буквой с конца. Но в результате осталось недостаточно гласных. Затем я попробовал прогрессивное отображение алфавита. Боюсь, никаких вариантов.

– А если сделать то же самое на иврите? – спросил Ардженти.

– Тогда у нас не останется связи «Асмодей», – сказал Джеймсон. – А Морайс согласился с тем, что зашифровано это имя, поскольку оно означает Падший Ангел Похоти и как нельзя лучше подходит к образу действия Потрошителя.

– Да, совершенно верно, – поморщился Джозеф. Он почувствовал резкую боль в переносице и осторожно прикоснулся к ней. – Надеюсь, доктор знал, что делал.

– Думаю, перевязку вам делал младший доктор или интерн, – улыбнулся Джеймсон. – Поэтому ожидать лечения на уровне Королевского колледжа хирургов не приходится.

– Здесь такого нет, – заметил Лоуренс. – Есть Колледж врачей и хирургов при Колумбийском университете – если мне не изменяет память.

Он не сразу понял, что это была шутка. Но Финли, вновь погрузившийся в размышления, выглядел вполне серьезным. На его лице не было снисходительной улыбки, какой он обычно реагировал на подобные ошибки.

– Вот! – неожиданно воскликнул он. – Это аббревиатура ученой степени: КАЧ, Ч-К-А – Член совета Колледжа анатомов. Не столь известное, как ККХ – Королевский колледж хирургов, – но, тем не менее, вполне уважаемое общество.

– Ну, конечно же! – сказал Биделл, словно укоряя себя за то, что эта мысль не пришла ему раньше.

– Не сокрушайтесь, – утешил его Джеймсон. – Если бы сэр Колби не принадлежал к нему – наряду с полудюжиной других менее значимых медицинских обществ помимо ККХ, – мне эта мысль тоже не пришла бы в голову.

– Некоторые ее члены принимают участие во всех анатомических исследованиях, включая исследования животных, если мне не изменяет память, – прокомментировал Лоуренс.

– Да, именно так. Но Колби это членство интересовало только в плане проведения патологических исследований. Многие из них выходили за рамки того, чем занимались в ККХ. – Финли снова взял лист с именем и прочитал его вслух. – Юджин Самсон Дав, ЧКА. О Господи, возможно, Колби даже знает его! – Быстро придя в себя, он деловито взглянул на часы. – Итак, будет лучше всего, если нашей отправной точкой станет Томас Колби.

– Так вы помните его? – спросил комиссар Грейлинг, затягиваясь сигарой.

– Очень хорошо помню, – ответил Колби. – Хотя сомневаюсь, что у меня сохранились бы воспоминания о нем, если бы его не исключили из общества. Спустя всего несколько дней после исключения из медицинского реестра.

Грейлинг выпустил облако дыма:

– И они намереваются арестовать его?

– Да. Получив мой ответ на свою телеграмму, Джеймсон сообщил мне, что они готовятся нагрянуть к нему. Насколько я понимаю, он живет в Бруклине.

Некоторое время комиссар в раздумье смотрел в глубь зала. Они опять сидели в «Кафе Рояль», хотя на сей раз в качестве приглашающей стороны выступал сэр Колби. Потратив целых четыре года на охоту за Потрошителем, он явно имел больше прав на лавры победителя, нежели Грейлинг. И своим приглашением демонстрировал комиссару, что вышел из-под его контроля.

– Теперь понятно, откуда у него знания в области анатомии, в которых вы и другие его подозревали, – заметил Грейлинг, – и навыки в деле удаления внутренних органов.

– Да, в самом деле.

– И чем занимался этот Дав после того, как его отлучили от медицинской практики?

– Я слышал, что он стал ветеринаром. Очевидно, он не хотел терять квалификацию. Запрет на медицинскую практику не распространяется на лечение животных.

Грейлинг кивнул и поднял бокал с вином:

– Ну, будем надеяться, что его задержание в Нью-Йорке пройдет успешно.

– Да, будем надеяться.

Томас поднял свой бокал, и они чокнулись.

Однако, выпив вино, комиссар устремил на собеседника пристальный взгляд:

– А вы абсолютно уверены в том, что они нашли настоящего преступника?

Сэр Колби снисходительно улыбнулся. Он прекрасно понимал, что Грейлинг стремится вновь обрести контроль над ним – пусть даже всего лишь путем выражения сомнения.

– Абсолютно, – спокойно ответил он. – Лишним подтверждением служит то, за что его исключили из медицинского реестра.

Комиссар поднял брови:

– И что же это?

– Неудачный аборт, сделанный уличной проститутке.

44

Они прибыли на место уже в сумерках.

Это был небольшой двухэтажный дом с деревянным каркасом в стиле эпохи королевы Анны. Джеймсон насчитал в этом районе восемь подобных зданий среди разнородных двух– и трехэтажных домов.

Ардженти взглянул на латунную табличку на двери: «EQUINEPHYSICIAN».

– В просторечии – лошадиный доктор, – пояснил Финли.

Его напарник постучал в дверь. Тишина. В окнах непроглядная тьма и никаких признаков жизни. Он постучал еще раз. Через минуту, так и не дождавшись ответа, Джозеф сделал головой знак слесарю, которого они привезли с собой.

За ним и Джеймсоном стояли Брендан Манн и Джон Уэлан, у въездных ворот ждали трое полицейских в униформе, и еще пятеро сидели в фургоне, припаркованном перед домом.

Оружейный шкаф на Малберри-стрит был опустошен. Ардженти заметил, как Манн сжал пистолет во внутреннем кармане куртки, когда слесарь вскрыл замок и распахнул дверь. Вдоль длинного коридора с правой стороны располагались двери, ведущие в гостиную, кухню и столовую, которую Дав, судя по всему, использовал в качестве рабочего кабинета. Слева лестница вела на второй этаж, где находились спальни и ванная. Еще одна, более узкая лестница спускалась в подвал.

Они начали обыск, уделив особое внимание кабинету. Осмотрев ящики письменного стола, Финли поднял голову:

– Вы не замечаете ничего необычного?

– Если только считать необычным то, что здесь вообще нет ничего, заслуживающего внимания, – ответил Джозеф.

– Вот именно. Обстановка поистине спартанская. Минимальный набор серебряных столовых приборов и фарфоровой посуды. Никаких газет или вырезок, почти нет книг и, что самое главное, фотографий, – Джеймсон показал на журнальный столик. – Вот единственные снимки: скаковые лошади – вероятно, принадлежащие его клиентам. Ни одной собственной фотографии или фотографии близких. Никаких указаний на то, что он является Потрошителем или вообще кем-нибудь является.

– В конце концов, Дав, возможно, вовсе и не Потрошитель, – заметил его напарник.

– Нет. По-моему, отсутствие фотографий и личных вещей свидетельствует скорее в пользу того, что он является Потрошителем, а не наоборот. – Увидев, что Ардженти нахмурился, Финли протянул руку в его сторону. – Вы только подумайте. Обычно люди вешают на стены дипломы колледжей, фотографии выпускного курса и собственные снимки в кругу членов семьи и друзей. Мы знаем, что он из Хокстона, находящегося всего лишь в миле от Уайтчепела, – но многие ли жители Нью-Йорка или вот этой улицы знают это? А если бы они увидели его снимок на фоне Биг-Бена или Хэкни Эмпайр, то могли бы начать задавать вопросы.

– В ваших словах есть логика.

– Посмотрите: он похоронил свое прошлое. Сделался невидимкой.

Джозеф добросовестно обвел глазами комнату, и в конце концов его взгляд застыл на подробной анатомической схеме лошади, висевшей на стене сзади письменного стола.

– И, помимо подобных схем и набора ветеринарных инструментов в нижнем ящике стола, ничто не указывает на его принадлежность к профессии ветеринара. Такое впечатление, будто он стыдится ее. А может быть, она напоминает ему о крахе его карьеры врача, – добавил английский криминалист.

Зато в подвале их ожидало значительно больше свидетельств профессиональной деятельности хозяина дома. На тянувшейся вдоль стены длинной скамье стояли в ряд больше тридцати стеклянных банок. Джеймсон непроизвольно зажал нос рукой. Сильный запах формальдегида вызвал у него ассоциацию с моргом.

В банках содержались образцы различных органов – селезенки, печени, поджелудочной железы, желудка, сердца. По их размерам Финли определил, что они были лошадиными. Однако в самом конце в нескольких банках находились органы меньших размеров.

– Это то, о чем я боюсь подумать? – спросил Ардженти, указывая на них.

– Сомневаюсь. Среди жертв Потрошителя внутренние органы пропали у Мэри Энн Николс – матка, у Кэтрин Эддоус – левая почка и у Камиллы Грин – печень. Но эти образцы по размеру не могут быть человеческими органами. На мой взгляд, они принадлежат либо овцам, либо жеребятам.

Стена за скамьей была увешана анатомическими схемами. В основном на них были изображены лошади, но Джеймсон заметил также рисунок туши быка, борзой собаки и кошки. А в самом конце, словно служа напоминанием о былой медицинской практике Дава, висела схема человеческого скелета.

Ниже скамьи располагались ящики. Финли принялся открывать их один за другим. В них содержались кости животных – большие берцовые, малые берцовые, локтевые, бедренные, предплюсновые, плюсновые, пястные – все пронумерованные, с указанием даты, лежавшие на красном сукне. Маленькие кости лежали в мелких верхних ящиках, крупные – в глубоких нижних. В большом центральном ящике гордо красовался лошадиный череп.

Джеймсон не мог сказать, принадлежали ли какие-либо из этих костей людям. На первый взгляд, некоторые из них соответствовали по размерам и форме человеческим, но он не помнил, чтобы у жертв Потрошителя отсутствовали кости.

Англичанин посмотрел в конец комнаты, где его напарник открыл находившуюся там дверь. Финли присоединился к нему, и, заглянув за дверь, они увидели маленькую каморку площадью три квадратных фута. Она была пуста, если не считать нескольких садовых инструментов и газового счетчика.

Ардженти закрыл дверь, и некоторое время они стояли молча, осматриваясь, словно пытались отыскать то, что могло ускользнуть от их внимания. Джозеф поежился, стараясь унять дрожь в теле. Атмосфера в комнате, с ее тяжелым формальдегидным смрадом и сотнями костей – неизвестно, человеческих или нет, – была чрезвычайно гнетущей. Сверху донесся скрип половиц и раздались приглушенные голоса Манна и Уэлана, продолжавших осматривать комнаты. Детектив показал на стеклянные банки:

– Вы не хотите взять несколько из них для проведения анализа?

– Наверное, одну, – решил Финли. – Если взять больше, он поймет, что мы здесь были.

Ардженти улыбнулся:

– Да. Правда, если он застанет нас у себя дома, это вряд ли будет иметь значение.

Казалось, тьма стала еще гуще. И дело было не только в опустившихся сумерках и облаках, плотно закрывших луну, но и в скудном уличном освещении. Ближайший газовый фонарь находился более чем в тридцати ярдах от дома, и чем больше они вглядывались в темноту, тем больше воображаемых фигур вырисовывались в ней.

Джеймсон протер глаза и взглянул на часы.

Уже два часа сидели они рядом с домом в ожидании его хозяина. За это время на улице лишь трижды появлялись прохожие, заставляя их напрячься, но каждый раз оказывалось, что это был не тот, кого они ждали. Один человек подъехал в кебе, который остановился почти перед самым домом Дава, и направился к соседнему дому. Двое других прошли мимо пешком.

Напарники сидели в черном фургоне без маркировки и без кучера. Внутренние занавески были задернуты так, что оставались лишь щелки шириной в дюйм. Подобные фургоны использовали торговцы галантереей и владельцы похоронных агентств, и поэтому он не должен был привлекать особого внимания. Еще один такой же фургон с четырьмя полицейскими в униформе был припаркован за углом. Джеймсон и Ардженти условились с ними, что, заметив что-либо подозрительное, они посигналят в клаксон.

Оба следователя застыли в напряжении, когда на улице опять появился человек в цилиндре, но тот опять прошел мимо. И когда спустя две минуты перед ними возникла фигура еще одного человека – на сей раз в темном костюме и шляпе «дерби», – они, только что расслабившиеся после очередной ложной тревоги, не проявили к нему особого интереса и встрепенулись только после того, как он неожиданно повернул к дому, за которым они следили, и пошел по дорожке.

Джозеф схватил Финли за рукав:

– Это он!

Они выпрыгнули из фургона. Манн нажал на клаксон и вместе с Уэланом последовал за ними.

Все четверо двигались быстро, выхватывая на ходу пистолеты. Дав уже открывал входную дверь, а когда его преследователи достигли ворот, он скрылся в доме, даже не оглянувшись.

Подбегая к входу в дом, следователи и полицейские увидели, как в коридоре загорелся свет. Ардженти постучал в дверь рукояткой пистолета:

– Юджин Дав! Полиция!

Через матовое стекло в двери трудно было разобрать, смотрит Дав на них или нет. Но они отчетливо видели, как он начал спускаться по лестнице в подвал.

– Я сказал, полиция! Откройте! – повторил Джозеф.

Юджин скрылся из вида. Ардженти подождал секунд десять и выстрелил в замок. Вместе с Финли и полицейскими он ворвался внутрь дома и бросился к лестнице, ведущей в подвал.

Но едва они спустились на четыре ступеньки, как свет в доме погас. Джеймсон и Ардженти застыли на месте. Вокруг царила непроглядная тьма.

– Нужно принести керосиновую лампу, – прошептал Финли.

Он слышал, как его напарник поднимается обратно, но не видел его. Джозеф взял лампу у Манна, стоявшего в коридоре, но им пришлось вернуться к входной двери, чтобы зажечь ее при слабом лунном свете.

Услышав рядом какое-то движение, Джеймсон почувствовал, как у него на голове шевелятся волосы. Он вытащил из трости лезвие и ткнул им в темноту, хотя и понимал, что у него нет ни единого шанса. Он был в этом подвале только один раз, в то время как Потрошитель наверняка ориентировался там вслепую и мог легко скрыться.

У криминалиста перехватило дыхание, и его сердце бешено забилось в груди, когда он услышал, что шорохи приближаются. В этот момент по ступенькам спустился Ардженти с горящей лампой, и они увидели убегающую крысу.

Они продолжили спуск, и Джозеф поднял лампу выше. Ее свет был слабым и, казалось, становился все тусклее в холодной влажной атмосфере. Дальний край подвала был все еще погружен во тьму.

Напарники осторожно продвигались вперед, и когда, наконец, увидели противоположную стену, в изумлении переглянулись. Дава нигде не было, хотя они отчетливо видели, как он спускался в подвал.

Тут им вспомнилась маленькая каморка в конце помещения. Наверное, он там. Они с еще большей осторожностью двинулись в ее сторону, затаив дыхание. Ардженти навел пистолет на дверь, а Джеймсон распахнул ее, отступив назад.

Каморка была пуста!

Финли бросил взгляд на лежавший сбоку газовый счетчик. По крайней мере, стало ясно, что произошло.

– Похоже, он выключил газ. Вот почему погас свет, – сказал криминалист.

– Похоже, – согласился Джозеф, окидывая взглядом каморку. – Но куда же, черт возьми, он делся?

Джеймсон шагнул вперед и стал ощупывать стены. Сплошной камень. Неожиданно его рука наткнулась на деревянный щит. На стук он отозвался глухим звуком.

Англичанин нанес несколько сильных ударов и почувствовал, что доски, из которых он был сколочен, начали поддаваться. Он надавил на него, и щит провалился внутрь, обнажив небольшую нишу глубиной не более двух футов. Сбоку лежала куча угля, а расположенная у задней стены железная лестница вела к крышке люка.

Криминалист услышал слабое шипение, и в этот момент Ардженти схватил его за руку:

– Финли! Дав не отключил газ – он перерезал подводящую трубу!

Концентрация высвободившегося газа была еще недостаточно велика для его возгорания, но взрыв мог произойти в любую секунду! Следователи бросились обратно к лестнице, но когда до верхней площадки оставалось три ступеньки, Джозеф споткнулся, упал и разбил лампу. Оба мужчины с ужасом смотрели, как пылающий керосин стекает по ступенькам вниз.

Горящая жидкость вступила в контакт с газом, когда они пробежали уже половину коридора. Из подвала полыхнул огненный шар, плюющийся пламенем. Выбегая через входную дверь из дома, напарники почувствовали, как их обдало сзади сильным жаром.

После взрыва огонь охватил деревянный каркас, и им пришлось отбежать от дома на приличное расстояние. Спустя минуту Ардженти и Джеймсон стояли напротив въездных ворот и беспомощно наблюдали за тем, как дом превращается в груду обугленных руин и пепла. Отблески пламени освещали неровным светом лица стоявших сзади Манна, Уэлана и четверых полицейских в униформе.

Если в доме и имелись какие-либо улики, теперь они были безвозвратно утеряны – в чем, очевидно, и состояла цель Дава.

45

Ему потребовалось три часа, чтобы найти ее.

На ней было белое льняное платье, на удивление чистое, несмотря на окружающую грязь и особенности ее профессии. Стоило во время короткого свидания прислониться к стене в одном из близлежащих переулков, и на нем непременно остались бы следы. Видимо, где-нибудь поблизости у нее имелось место, куда она могла привести клиента.

Но выбор его пал на нее из-за красной гвоздики, приколотой к ее груди. Цветок прекрасно гармонировал с губной помадой и не оставлял сомнений в характере трудовой деятельности этой девушки, хотя о нем можно было догадаться и по тому, что она стояла на углу Пек Слип, всего в квартале от доков.

Тем не менее, некоторое время он наблюдал за ней, чтобы исключить ошибку. Темные волосы, ниспадающие почти до талии, бледная, почти фарфоровая кожа лица – словно она заботилась о своей внешности и избегала солнца. Девушка была само совершенство. И этот всплеск красного цвета, столь пикантно подчеркиваемый белизной кожи, делал ее единственным красивым и волнующим существом на серой, унылой улице.

Внезапно он напрягся. Вечернюю тишину нарушили голоса, донесшиеся с дальнего конца улицы. Он обернулся и увидел в тридцати ярдах группу мужчин, высыпавших из таверны. Они напоминали докеров, зашедших промочить горло после смены.

Один из них тоже обратил внимание на девушку и в течение нескольких секунд смотрел в ее сторону.

Дав заколебался: остаться или уйти и поискать другую? Чары, связавшие их с девушкой, рассеялись, и, несмотря на то что он стоял в тени и свет газовых фонарей на него не падал, кто-нибудь из этих докеров мог заметить его. Хотя какое это имеет значение теперь, когда половине Нью-Йорка известно его имя, пусть даже его внешность пока остается тайной?

Докер отвел взгляд от девушки и повернулся в сторону оживленно беседовавших товарищей. Вскоре они попрощались и разошлись восвояси.

Только один из них двинулся по улице в направлении девушки, но он лишь мельком взглянул на нее и прошел мимо, после чего свернул на Фронт-стрит.

Юджин оставался на месте до тех пор, пока портовый рабочий не пропал из вида, и только тогда приблизился к девушке:

– Давно вы здесь стоите?

– Пожалуй, что да. – Она попыталась изобразить улыбку. – Но, вероятно, это стоит того, чтобы дождаться подходящего мужчину.

Подобные банальности она наверняка говорила многим, подумал он, но сейчас это не имело значения. Вблизи она выглядела еще более красивой: зеленые крапинки в карих глазах и маленькая родинка над верхней губой, происхождение которой он силился определить – натуральная или нарисованная тушью либо угольной пылью?

– Сколько? – спросил он.

Ему хотелось как можно скорее уйти с улицы, где их могли увидеть вышедшие из таверны люди, и приступить к делу.

– Три доллара, включая плату за номер в пансионе, – ответила красавица, но, увидев промелькнувшую на его лице тень сомнения, поспешила добавить: – Там вполне безопасно. Это легальное заведение.

– Не сомневаюсь в этом. Просто здесь неподалеку у меня имеется собственная комната, и я предпочел бы воспользоваться ею. – Теперь настала его очередь рассеивать сомнения. – Но я все равно заплачу три доллара.

После секундных колебаний его собеседница кивнула. Наверное, это был для нее последний шанс заполучить клиента в этот вечер.

Он вручил ей три доллара. Они пошли вдоль Фронт-стрит, затем повернули направо и вышли на Франкфурт-стрит. Когда они приблизились к докам, он заметил, что настроение его спутницы слегка изменилось. Она явно испытывала неуверенность, если не опасение.

– А что это за комната? Номер в отеле? – спросила она робко.

Нужно в как можно большей степени придерживаться правды, подумал он, иначе она может в последний момент заартачиться.

– Нет, это мой офис в одном из складских зданий, – сказал он вслух. – У меня там имеется также небольшая спальня, поскольку иногда бывает, что я задерживаюсь на работе и возвращаться домой, в Нортпорт, уже поздно.

Девушка кротко улыбнулась, выражая тем самым свое согласие. Он улыбнулся в ответ. Когда они подошли к зданию склада, мужчина открыл дверь и пригласил ее войти.

Он подождал, пока ее глаза привыкнут к темноте, после чего не спеша вытащил из кармана кусок пропитанной хлороформом ткани, смакуя выражение тревоги, постепенно проступившее на ее лице.

Зажав ей этим куском рот и нос, он уложил ее на пол, склонился над ней и принялся наблюдать за тем, как из глаз его жертвы уходит сознание.

Любопытство убило кошку. Сколько еще суеверий существует в отношении кошек? Вероятно, слишком много, чтобы все их можно было привести здесь.

Вам следовало знать, что шпионить за мной не имеет смысла. Следовало знать, что я не оставляю следов, кроме тех, которые оставляю намеренно. Кажется, в последнее время вы только и делали, что демонстрировали, насколько не понимаете, что я из себя представляю. Трус? Такова ваша благодарность за то, что я спас вам жизнь?

Вы осознаете, какому риску я подверг себя, пойдя на это? Как и в случае с другими девушками, выбор подходящего момента, чтобы остаться незамеченным, являлся лишь частью дела. Некоторых из них я резал всего в нескольких ярдах от проходивших мимо людей. Вы прекрасно знаете об этом на примерах девушек в «Плавучем театре» и в опере, не так ли? Я убил их под носом у двух человек, охотящихся за мной. Неужели вы действительно считаете, что трус способен на такое?

Теперь, по крайней мере, мы знаем одно: если вы наконец сложили этот пазл, то вам должно быть известно, что осталась только одна девушка. Настоящая красавица, которая уже находится в моей власти. Тем не менее, в духе трусости, о которой вы говорили, я предоставлю ей шанс.

Как только опустятся сумерки, я отправлю вам еще одно послание с указанием, где вы можете найти нас. Только вы и детектив Ардженти и никакой полиции. Если я увижу полицейских, то тут же убью девушку, и она лишится своего шанса. На вашей совести будет кровь еще одной жертвы.

Если вы придете вдвоем, у вас будет возможность спасти ее. Очень скоро мы выясним, кто из нас трус.

– По-моему, нам не следует идти, – сказал Ардженти. – Я думаю, это ловушка.

– Очень может быть. Но угроза жизни девушки очевидна. Мы ведь не хотим, чтобы ответственность за ее гибель легла на нас? – Джеймсон сделал красноречивый жест рукой. – А это произойдет, если мы будем сидеть сложа руки. И он добьется своего – выставит нас трусами.

Письмо было доставлено около полудня в дом Финли на Гринвич-стрит. Джеймсон тут же послал Лоуренса на Малберри-стрит, и спустя час Джозеф уже был у него. Когда кеб Биделла подъехал к дому, криминалист сверился со своими карманными часами. До сумерек оставалось самое большее два часа. Ардженти прихлебывал кофе, сваренный для него Элис.

– Так, говорите, письмо бросили вам в почтовый ящик? – уточнил он.

– Да, и с учетом его содержания вполне понятно почему. Я сомневаюсь, что он разошлет его копии в редакции газет. Это единственный способ сохранить в тайне нашу встречу от посторонних.

– Вы видели, кто его доставил?

Вместо Джеймсона детективу ответил Лоуренс:

– Элис первой заметила конверт в почтовом ящике и передала его мне. Я огляделся, но никого поблизости не увидел.

– Скорее всего, он использовал уличного мальчишку, – сказал Финли. – Вряд ли бросил его сам.

Джозеф еще раз прочитал письмо.

– Он угрожает нам, поскольку знает, что мы можем не прийти или привести с собой полицию. Он играет нашими чувствами, как играл ими с самого первого дня, – вздохнул он.

– Согласен. Вы совершенно правы. Но на эту ситуацию можно посмотреть и с другой точки зрения. Отчасти мы спровоцировали его, назвав трусом. Он изменил сценарий развития событий, и теперь этот сценарий осуществляется на его, а не на наших условиях, – заметил его напарник.

– Проводя обыск в его доме, мы видели, как он манипулирует этой ситуацией ради достижения своих целей. Нам повезло, что мы остались в живых, Финли. Ему не удалось убить нас тогда, и теперь он хочет получить еще один шанс.

– Я так не думаю.

– Или же, как он заявляет в письме, его оскорбил эпитет «трус». И таким образом он мстит нам.

– Это касается не нас, а девушек.

Ардженти пожал плечами:

– Поэтому он собирается совершить демонстративное убийство этой девушки на наших глазах, а затем скрыться. Разве можно придумать лучший способ доказательства своей непобедимости и нашей некомпетентности?

Закрыв глаза, Джеймсон медленно кивнул. По его телу пробежала дрожь. Он понимал, что Джозеф прав, но разве можно было оставить все как есть? Четыре года охоты за Потрошителем, череда изуродованных тел, которые ему и Колби пришлось осматривать, – и все это только для того, чтобы теперь отойти в сторону и обречь эту последнюю девушку на смерть?

Дав, вне всякого сомнения, отправит в редакции газет еще одно письмо, в котором расскажет о том, что произошло. Они будут заклеймены трусами, а он исчезнет навсегда, достигнув своей цели. Его репутация убийцы, которого так и не смогла поймать полиция, будет увековечена в истории.

– У нас просто нет выбора. Мы не можем допустить, чтобы эта последняя девушка погибла, – Финли возвысил голос, и в нем зазвучали оптимистичные нотки. – Кроме того, это наш первый шанс увидеть Потрошителя вблизи. Увидеть, что он из себя представляет.