Ассоциация Литтл Бентли

– Полистала путеводитель, – созналась Морин, сжав руку мужа. – Не хочу быть здесь этой ночью. У меня плохое предчувствие.

Барри наклонился и легонько поцеловал ее.

– Я не шучу! Здесь опасно.

– Кто опасней, те или эти?

– Не знаю. Да какая разница? Я просто хочу быть подальше отсюда, когда это случится.

Барри вздохнул.

– Да ничего не случится…

– Как ты можешь!

– У нас ворота и вооруженная охрана. И потом, даже Хитмэн такое не проигнорирует. Шериф проследит, чтобы ситуация не вышла из-под контроля.

– Да, конечно, – хмыкнула Морин.

Барри хотел еще добавить, что их дом стоит далеко от ворот, и если толпа ворвется в поселок, их успеют остановить, не допустят настоящих бесчинств… Тут Барри вдруг спохватился. Что за черт? О чем он только думает? После всего, что он видел и о чем подозревал, он еще рассчитывает, что происходящее останется в рамках нормы? Да здесь все ненормально! Обычная логика к Бонита-Висте неприменима. Вот дьявол, знай он себя хуже, мог бы подумать, что его и самого подкупили, подвергли какому-нибудь магическому облучению или обработали телепатией, чтобы со всем соглашался и следовал линии партии…

– Ты права, – сдался Барри.

– Значит, уедем?

– Да, – вздохнул он. – Сразу после завтрака, я только душ приму. Собери пока сумку. Много вещей не бери, завтра вернемся.

– Осмотреть обломки?

– Будем надеяться, что до этого не дойдет.

Морин поцеловала его.

– «Ты хороший человек, Чарли Браун»[13], – сказала она и встала. – Иди мойся.

– Хочешь со мной?

– Вечером, – пообещала она.

Барри уже вышел из душа и наливал себе кофе, когда раздался громкий стук в дверь. Морин была внизу. Она открыла и через минуту окликнула Барри.

Заглянув через перила, тот увидел, что в гостиную входит Майк с газетой в руке.

– Привет! – крикнул Барри, спускаясь по лестнице. – Как дела?

Майк помахал «Стандартом».

– Видел?

Барри кивнул.

– Они это называют «митинг», – зло проговорил Майк. – Якобы что-то такое мирное, вроде пикника. А на самом деле сговариваются напасть на нас! Соберут людей, вынесут ворота и… Не знаю, что будет.

– Вот поэтому мы и уезжаем, – ответил Барри. – Переждем до завтра в Сидар-Сити. Так, на всякий случай.

– Не понял… – Майк озадаченно помотал головой. – Ты о чем?

– У меня нехорошее предчувствие, – объяснила Морин. – Я, конечно, не экстрасенс, но лучше уж мы уедем ненадолго. Что-то обязательно произойдет.

– Еще бы не произойти! Они здесь все разнесут, дай только волю. Вернетесь, а тут окна перебиты, шины порезаны и черт знает что еще…

– Вот-вот. Лучше не при нас.

Майк уставился на Барри.

– Да ты что?! Здесь твой дом, твоя собственность. Если у тебя в доме вдруг пожар, ты что, сбежишь и не будешь бороться с огнем? Да мы все полезли бы на крышу со шлангами, заливать малейшую искорку!

Барри нехотя кивнул.

– Так и сейчас то же самое! Я понимаю, ассоциация – банда моральных уродов, но у нас просто выбора нет, надо всем сплотиться. Кстати, как раз для таких случаев и создана ассоциация. Она обязана защищать жителей поселка!

– Не было бы необходимости защищаться, если бы ассоциация… – Барри посмотрел Майку прямо в глаза. – Если бы детей не отравили.

– Согласен, это сделка с дьяволом, – признал Майк. – Однако выбора нет. Нравится нам, не нравится, но горожане ставят вопрос так: мы или они. А «они» в данном случае – это мы.

Барри попытался изобразить улыбку.

– И что, по-твоему, они сделают? Сожгут наши дома?

– Такое случалось, и даже в нашей стране. Да, я считаю, они вполне могут выкинуть что-нибудь этакое.

– Я тоже так думаю, – подала голос Морин. – Потому и хочу уехать. Толпу остановить невозможно. Разъяренные люди никого не станут слушать, особенно если у них погибли дети.

– Тебя я вполне понимаю, – сказал Майк. – А ты, Барри, почему собрался уезжать? Если боишься за свою шкуру – о’кей, причина резонная. А если делаешь это назло ассоциации, то ты не прав. Ты ведь читал статью. Горожане винят нас всех, не только правление. Почему все должны страдать?

Сравнение с пожаром задело Барри за живое. Хоть он и дал слово Морин, доводы Майка его убедили. Он должен остаться и защищать свой дом.

И есть еще кое-что…

– Да, бежать нельзя, – сказал Барри.

– О-о, только не начинай разыгрывать из себя мачо!

– Кто защитит наш дом?

– А что, ты сядешь с ружьем на крыльце и будешь стрелять в каждого, кто сунется во двор? Брось! Если что и поломают, убытки покроет страховка. Половина домов здесь вообще пустует, хозяева приезжают только летом, и они не примчатся к нам стоять насмерть! – Морин заглянула ему в глаза. – Ну зачем тут сидеть?

– А если это проверка? – тихо спросил Барри.

– Какая еще проверка?

– Вдруг эти, из ассоциации, просто проверяют, кто готов сражаться?

– Сражаться? – ахнула Морин.

– В переносном смысле, конечно. Хотят испытать на прочность своих противников? То есть нас.

– В общем, вы обсудите все между собой и решите, а я пойду, – сказал Майк, пятясь к двери. – Хотя, по-моему, вы должны остаться. Численный перевес много значит, а у нас каждый боец на счету. Твоя жена верно говорит: многие вообще не живут здесь постоянно. И газеты не скликают наших сторонников, не то что у городских. Вот о чем стоит подумать.

Морин захлопнула за ним дверь.

– Не о чем тут думать!

– Мо…

– Ты обещал, что мы уедем!

– Ну да, обещал…

– Что такое? Великий всенародно любимый писатель Барри Уэлч боится, что о нем скажут соседи? Да пошли они!.. Если хочешь кому-нибудь доказать, что ты мужик, – докажи мне, своей жене! Не поддавайся психологическому давлению. Уедем до завтра!

Вот она, главная беда профессионального писателя, подумал Барри. Привыкаешь на все смотреть с разных точек зрения. Автору постоянно приходится влезать в голову каждого персонажа и обосновывать противоположные позиции. Морин права, но прав и Майк. Барри каждый день занимался таким вот шизофреническим перевоплощением и привык любую ситуацию видеть со всех сторон.

А вот с точки зрения ассоциации он посмотреть не мог. Логика буксовала.

Не исключено, что его хотят заставить помучиться над выбором, а сами тем временем наблюдают и изучают его реакцию, как ученые исследуют поведение лабораторной крысы. Такое запредельное коварство может показаться плодом слишком бурного воображения, но если вспомнить все, что произошло со дня их с Морин приезда в поселок, то идея вполне правдоподобная.

– Я серьезно. Что, если ассоциация устроила своего рода испытание?

– Опомнись! Это уже паранойя. Значит, они травили детей и собак специально, чтобы раздразнить горожан, заставить их идти на Бонита-Висту с ружьями и бейсбольными битами, и тогда Барри Уэлчу придется решать, уехать на два дня или остаться тут? Не многовато ли сложностей ради тебя одного?

Барри поморщился.

– Ну, если так сформулировать…

– Приди в себя, и уедем поскорее, а то еще явится очередной посланец сатаны, сбивать тебя с пути истинного.

– Это Майк – посланец сатаны?

– Собирайся уже!

– Ладно, иду.

Взгляд Барри нечаянно упал на телевизор.

– Постой, хоть посмотрим, какую обещают погоду.

Он взял пульт управления и начал переключать каналы.

– Эй! – остановила его Морин. – Что это… Что это такое?

– Где?

– Верни назад!

Барри принялся листать каналы в обратном порядке.

– Вот, смотри!

Он нахмурился. Что это, какая-то местная телепрограмма? Размытая, почти черно-белая запись, без звука, снято откуда-то сверху, как немолодые муж с женой играют в теннис. Оба в белой теннисной форме, старательно перебегают по корту, хотя спортивными их никак не назовешь.

– Это же наш теннисный корт! – ахнула Морин.

Она схватила лежавший на телевизоре листок и повела пальцем по списку каналов.

– Шестнадцать… БВТВ. Что это?

Но Барри по лицу видел, что она и сама поняла.

– Бонита-Виста ТВ. Так вот зачем там видеокамера… Я тебе говорил, что это не просто секьюрити?

– Господи боже…

Мужчина на экране неуклюже взмахнул ракеткой, но отбить подачу жены не сумел.

– Я их видела раньше, – сказала Морин. – По-моему, они живут в соседнем доме с Одри.

– Интересно, что еще записывают? – негромко спросил Барри.

Словно в ответ на его вопрос, картинка на экране изменилась. Теперь там показывали чей-то дом изнутри. В кадре появилась женщина.

Лиз.

Она ничего особенного не делала, просто сидела на белом диване в гостиной, сложив руки на коленях, запрокинув голову, и всхлипывала. Эта сцена была настолько личной, что Барри не раздумывая выключил телевизор.

Он просто не мог дальше смотреть, и так чувствовал себя подлецом.

Неужели члены правления сейчас тоже сидят перед телевизорами и смотрят?

И ухмыляются…

При одной только мысли в глазах потемнело от ярости. Никогда еще ненависть к ассоциации не горела в нем с такой силой. Барри вспомнил этого хорька, Нила Кэмпбелла с ханжеской физиономией, и вдруг понял, что для него Кэмпбелл олицетворяет ассоциацию, потому что никого из правления он не видел. Видел автомобиль Джаспера Колхауна, а самого Колхауна не встречал, как и других членов правления. Черт, он даже имен их не знает!

Морин судорожно вздохнула. По щеке у нее ползла слезинка.

– Как они могут?!

– Лиз говорила, что ассоциация ее преследует.

– Сейчас позвоню, хоть предупрежу ее!

Морин бросилась наверх, схватила с обеденного стола трубку и вернулась, на ходу набирая номер. Видимо, Лиз ответила не сразу – Морин успела дойти до нижней ступеньки лестницы. Барри представил себе, как Лиз собирается с силами, чтобы ответить на звонок – вытирает слезы и старательно переводит дух.

И все это передают в эфир, на потеху соседям…

– Лиз, тебя сейчас показывают по БВТВ, – сказала Морин. – В доме установлена скрытая камера. Мы включили телевизор, смотрим: ты сидишь на диване… и плачешь. Звука нет, так что разговаривать можно спокойно, только отойди от дивана, и вообще выйди из гостиной, там тебя видно…

Последовала долгая пауза: Морин слушала, что ей говорит Лиз.

– А-а… Понятно… Ну, да… И тебе тоже… Пока.

Она с потрясенным видом нажала кнопку отбоя.

– Лиз говорит, что уже знает.

– Знает?

– Она вчера видела себя по телевизору. – Морин стиснула зубы. – В уборной.

– Как это?..

– Программа идет не в прямом эфире. Они записывают, а потом выбирают куски. Лиз говорит, эту передачу снимали, наверное, на прошлой неделе. Она сейчас не плакала. Она вообще в кухне была, посуду мыла. Полночи проискала, где в уборной видеокамера, но так ничего и не нашла. Говорит: у нее, наверное, все комнаты под наблюдением.

– Что же она будет делать?

– Подаст жалобу.

– И всё?

– Может, будет дальше видеокамеры искать. А пока не нашла, стараться о них не думать.

– Вот черт…

– Уедем отсюда! – жалобно попросила Морин. – Поехали в Сидар-Сити!

Десять минут спустя они были готовы к отъезду. Сумки лежали в машине. Морин оглянулась на дом.

– Как по-твоему, заколотить окна досками? На всякий случай.

Барри покачал головой.

– Не надо показывать свой страх. Пусть в ассоциации не думают, что нас легко запугать. Для них нам просто захотелось полюбоваться заповедниками.

– Ладно.

– И потом, придется еще ехать, покупать доски, прибивать… До верхних окон вообще не дотянешься.

– Я сказала – ладно!

– Ну и хорошо.

Барри завел мотор и вывел машину на дорогу.

У ворот их остановили.

– Прошу прощения, – сказал охранник. – Въезд-выезд запрещен.

Вид у него был мрачный и решительный. Вместо оливковой формы сегодня на нем была черная, отутюженная, с серебряными нашивками и эполетами, на ногах черные сапоги. Обычного планшета не было и в помине, у пояса – кобура с револьвером.

– Что? – переспросил Барри.

– Для вашей же безопасности жителям запрещается покидать территорию поселка.

– Что еще за фигня? Ассоциация объявила военное положение?

– Так точно, – ответил охранник, глядя Барри прямо в глаза.

А он-то думал пошутить… Ну, не совсем пошутить, скорее нарочно преувеличивал, чтобы пристыдить охранника. А оказалось, нечаянно угадал.

Барри переглянулся с Морин. Она, вся красная от злости, перегнулась через его колени и крикнула охраннику:

– Слушайте, вы! Мы тоже состоим в ассоциации домовладельцев, из наших взносов вам зарплату платят! Сейчас же открывайте ворота!

Охранник, холодно взглянув на нее, обратился к Барри:

– Будьте добры развернуть автомобиль. Не занимайте дорогу.

– Как ваша фамилия? – гневно спросила Морин. – Я добьюсь, чтобы вас вышвырнули с работы, невоспитанный хам!

– Фамилия моя Кертис. И, как вы знаете, я тоже живу в Бонита-Висте. – Он наклонился, облокотившись на край окна рядом с Барри, и просунул лицо в машину, пересекая невидимую границу, отделяющую салон автомобиля от внешнего мира. – И я бы посоветовал тебе разговаривать повежливее, невоспитанная сучка.

Он с улыбкой выпрямился и козырнул, приложив руку к черной фуражке, лихо сидящей на коротко остриженных светлых волосах.

– Всего хорошего, мэм, и вам, сэр!

Барри включил задний ход. Только у теннисного корта он развернулся и погнал машину вверх по склону.

– Мы в ловушке, – ошарашенно проговорила Морин. – Нас заперли, не убежишь.

– Давай подумаем, – сказал Барри. – Сейчас заедем домой и сообразим, что делать.

– Нечего тут соображать. Можно, наверное, уйти пешком, но до города топать полчаса, да и рады там нам не будут.

Барри усмехнулся.

– Можно устроить финт ушами, как в фильме «Конвой».

– В смысле?

– Дать полный газ и вынести ворота.

– Вообще-то соблазн велик.

Барри остановил машину возле дома и выключил зажигание.

– У охранника был пистолет. Заметила?

– Да, – тихо отозвалась Морин.

Они немного посидели молча.

– Ну, так что делать будем? – спросил Барри. – Есть идеи?

– Нет, – вздохнула Морин. – Черт, просто в голове не укладывается…

– Пошли в дом.

Еще только подходя к крыльцу, они увидели на двери записку.

Всего минут на пять отлучились, максимум на восемь, а кто-то уже успел доставить послание от ассоциации.

– За нами тоже наблюдают? – изумилась Морин. – Специально шпионили, чтобы принести эту гадость, пока нас нет дома? Не случайно же так совпало!

– Случайностей здесь не бывает.

Барри вспомнил письмо, найденное в шкафу.

«Знайте, они за всеми следят».

Барри отцепил от двери бумажный листок и прочел:

– Приказ всем жителям Бонита-Висты собраться на встречный митинг у ворот, в восемь вечера.

– Приказ?

– Так здесь написано.

Он передал ей извещение, отпер дверь, и они вошли в дом.

– Тут сказано, если мы не явимся, нас оштрафуют. Они имеют на это право?

– Не знаю. Но подозреваю, что да. Насколько я понял, юридическая сторона дела у них отработана. Какие бы гадости они ни творили, закона при этом не нарушают.

– Если верить шерифу Хитмэну. По-моему, не самый надежный источник.

– Позвоню Джереми. Он скажет точнее.

Барри запер за собой дверь и задвинул задвижку. Потом пошел звонить, но после первых же цифр в трубке раздался механический женский голос:

– Извините, линия перегружена. Перезвоните, пожалуйста, позже.

Связь оборвалась. В трубке раздались гудки.

Барри попробовал еще раз.

И еще.

И опять, и снова. Пробовал больше часа, раз тридцать набирал номер Джереми и каждый раз получал тот же ответ, явно записанный заранее. Наконец, сдавшись, швырнул телефон через всю комнату. Безвинный аппарат шлепнулся на ковер.

Мало того, что не уедешь, еще и нет никакой возможности связаться с внешним миром. Полная изоляция, они буквально отрезаны. Невольно подумаешь, что этого-то и добивалась ассоциация домовладельцев. Барри не удивился бы, узнай, что в Бонита-Висте собственный коммутатор и правление ассоциации может контролировать телефонные разговоры жителей.

Они с Морин так и не придумали способа выехать из поселка мимо вооруженной охраны, иначе как выбив ворота. В конце концов им надоело мрачно сидеть в гостиной, уставившись друг на друга.

Морин спустилась к компьютеру и занялась своим сайтом. Барри поднялся в кухню перекусить.

Вскоре после полудня позвонил Майк.

– Видели извещение?

– Это ты нам его принес?

– Нет, я тоже такое получил. Хотел спросить, как ваши планы.

– Пока не знаю.

– Вам могут начислить штраф. Не заплатите – наложат арест на дом.

– Какое счастье, что мы живем в демократической стране.

– Мы живем в охраняемом коттеджном поселке, – поправил Майк. – Одно исключает другое.

– А ты что собираешься делать?

– Пойду на митинг.

– Я, наверное, тоже.

– Если хочешь, прихвачу для тебя бейсбольную биту.

Бейсбольную биту? От мысли о том, чтобы ударить битой другого человека, Барри пробрала дрожь.

– Думаешь, в самом деле дойдет до драки?

– Кто знает. На всякий случай надо подготовиться. Как говорится, чтобы потом не жалеть.

Повесив трубку, Барри сказал Морин, что пойдет на митинг. Единственная надежда предотвратить кровопролитие – показать, что жители поселка в состоянии дать отпор.

Он ожидал возражений, но Морин уже смирилась. Только сказала, что пойдет с ним. Раз уж никак не отвертеться, надо стоять плечом к плечу.