Восхождение Губернатора Бонансинга Джей

— Меня зовут Эйприл, милая, а тебя?

— Пенни.

Голос ребенка звучит так мягко и нервно, что похож на мяуканье котенка. Женщина по имени Эйприл улыбается и похлопывает девочку по плечу, затем поднимается и смотрит на мужчин.

— Давайте пройдем внутрь, пока мы не приманили сюда ещё больше этих тварей."

Она подходит к одному из домофонов и нажимает кнопку.

— Папа, впусти!

Через статические помехи, голос отвечает:

— Не так быстро, девочка.

Филип хватает ее за руку.

— У вас здесь есть энергия? У вас есть электричество?

Она качает головой.

— К сожалению, нет… домофон работает от аккумулятора. — Она нажимает кнопку. — Ну же, папа.

Через электрический треск:

— Откуда мы знаем, что этим людям можно доверять?

Нажимает:

— Так ты нас собираешься впускать?

Треск:

— Скажите им, чтобы они бросили свои ружья.

Она издаёт ещё один тяжкий вздох и обращается к Филипу, который качает головой, показывая, что это исключено.

Щелчок:

— У них маленькая девочка, ради всего святого. Я ручаюсь за них.

Потрескивание:

— А Гитлер рисовал розы… мы ничего не знаем об этих незнакомцах.

Щелчок:

— Папа, открывай чёртов замок!

Потрескивание:

— Ты видела, что произошло в Друид Хиллс.

Эйприл хлопает ладонью по домофону:

— Это не Друид Хиллс! Впусти нас, черт возьми, пока у нас мох на задницах не вырос!

Резкое металлическое жужжание сопровождается громким лязгом, отскакивает автоматическая задвижка и открывается внутренняя защитная дверь. Эйприл ведёт всех через дверь, а затем вниз в потрепанный, кисло пахнущий коридор с тремя дверями квартир по обе стороны. В дальнем конце коридора — металлическая дверь с надписью "Лестница", заколоченная досками крест-накрест.

Эйприл стучится в последнюю дверь справа, в квартиру 1С, и через секунду дверь открывает копия Эйприл, но постарше, тяжеловеснее и грубее.

— Мой Бог, что за прелестная девчушка! — восклицает крупная молодая женщина при взгляде на Пенни, держащую Брайана за руку.

— Заходите, ребята… не могу вам передать, как чудесно вновь видеть кого-то, кто способен удерживать слюни во рту.

Сестра Эйприл, представившаяся как Тара, выглядит грузной и неотёсанной. Она пахнет сигаретами и дешёвым шампунем. На ней старомодный балахон с цветочным принтом, чтобы скрыть излишнюю полноту. Из выреза платья возвышается пышное, словно хлеб, декольте с маленькой татуировкой дятла Вуди на одной груди. У неё такие же поразительные голубые глаза как у младшей сестры, только густо подведённые и раскрашенные синевато-стальными тенями. Накладные ногти настолько длинные, что она вполне могла бы открыть ими консервную банку.

Филип заходит в квартиру первым, все еще держа Ругер в руке. Остальные следуют за ним. Первым делом Филип замечает беспорядок в гостиной. Кресла завалены одеждой, груда вещей свалена в кучу вдоль одной стены, странной формы чехлы от музыкальных инструментов прислонены к обшитой досками выдвижной двери. Посреди этого хлама он с трудом замечает маленькую кухоньку слева, корзины с персиками и мойку, заваленную грязной посудой. В воздухе висит запах сигаретного дыма, несвежей ткани и пота.

Но прямо сейчас, единственное на чем может сосредоточиться Филип — это ствол 12-ти миллиметрового дробовика, направленный прямо на него из кресла-качалки в противоположной стороне комнаты.

— Ни шагу дальше, — произносит старик с дробовиком. Долговязый, обветренный годами старик, с фермерским загорелым лицом индийского держателя табачной лавки, стрижкой под "ёжик" и ледяными голубыми глазами. Тонкая трубка кислородной установки свисает под его носом, похожим на клюв грифа; резервуар стоит рядом с ним как преданный питомец. Старик едва помещается в свои джинсовые брюки и фланелевую футболку, его белые, волосатые лодыжки выступают над границей ковбойских сапог.

Филип инстинктивно поднимает свой револьвер, тотчас приготовившись к мексиканским разборкам. Он нацеливает его на старика со словами:

— Сэр, у нас уже было достаточно неприятностей снаружи, мы не хотим проблем и здесь.

Остальные замерли в ожидании.

Эйприл проталкивается мимо мужчин:

— Ради Бога, папа, положи эту штуку.

Старик стволом отмахивается от девушки.

— Замолчи, девчонка.

Эйприл останавливается, положив руки на бедра, с отвращением на лице.

С другой части комнаты, Тара произносит:

— Можем мы все просто немного успокоиться?

— Откуда вы пришли? — старик задал вопрос Филипу, всё ещё наставляя на него заряженныйдробовик.

— Из Вейнсборо, штат Джорджиа.

— Никогда не слышал.

— Это в округе Берк.

— Чёрт, это почти Южная Каролина.

— Да, сэр.

— Вы под кайфом? Спиды, крэг… что-то вроде этого?

— Нет, сэр. Почему, чёрт возьми, вы так думаете?

— Что-то не так с глазами, похоже на действие амфетаминов.

— Я не употребляю наркотики.

— Как вы очутились возле нашего порога?

— Мы слышали, что здесь открыт центр для беженцев. Но это точно не он.

— Правильно говоришь, — отвечает старик.

Эйприл присоединяется к разговору:

— Звучит так, будто у нас есть что-то общее.

Филип не сводит глаз со старика, но обращается к девушке:

— Что именно?

— По этой же причине, мы оказались в этом заброшенном месте, — отвечает она.

— Искали тот же центр беженцев, о котором все говорили.

Филип смотрит на ружьё.

— Самый популярный план спасения, я полагаю.

— Верно подмечено, — говорит старик, и слабый свист кислорода сочится из баллона.

— Ты наверняка не понимаешь, что ты наделал.

— Внимательно слушаю.

— Ты пробудил Кусак. Когда сядет солнце, под нашей дверью начнётся проклятое собрание этих тварей.

Филип засопел.

— Я сожалею об этом, но у нас не было выбора.

Старик вздохнул.

— Что же… я полагаю, что ты говоришь правду.

— Ваша дочь вытащила нас с улицы… у нас нет плохих намерений.

— Чёрт, у нас нет вообще никаких намерений… помимо того, чтобы не быть укушенными.

— Ну да… я вижу это.

Следует долгое молчание. Все ждут. Оба ружья начинают опускаться.

— Для чего эти ящики? — наконец спрашивает Филип, кивая на ряд обшарпанных ящиков с инструментами в дальней части гостиной. Его оружие всё ещё наготове, но дух "дерись или убегай" уже покидает его.

— В этих ящиках пулемёты Томпсона?

Старик разражается невесёлым смехом. Он опускает ружьё на колени, убирая палец с курка. Напряженность исчезает с его изнуренного лица. Кислородный баллон издаёт свист.

— Друзья мои, вы смотрите на всемирно известную Группу Семьи Чалмерс — звёзд сцены, экрана и ярмарок южных штатов.

Старик, покряхтывая, опускает оружие на пол. Он смотрит на Филипа, извиняется за недобрый прием, кое-как поднимается на ноги во весь рост, становясь похожим на иссохшего Эйба Линкольна.

— Дэвид Чалмерс, вокал, мандолина и отец этих двух оборванок.

Филип засовывает ружьё за пояс.

— Филип Блейк. Это мой брат — Брайан. Тот стоящий у стенки — Ник Парсон… и я благодарю вас за спасение наших задниц.

Два патриарха пожимают руки, и напряженность покидает комнату сэффектом щелчка выключателя.

Оказывается, когда-то существовал и четвёртый член Семейной Группы Чалмерсов — миссис Чалмерс, дородная маленькая матрона из Чаттануги, которая распевала высоким сопрано кантри и ретро песенки. По словам Эйприл, было благословением, что матриарх их семьи пала жертвой пневмонии пять лет назад. Если бы она дожила до этого ужасающего дерьма, случившегося с родом человеческим, она была бы раздавлена, назвала бы это концом света и, вероятно, спрыгнула бы прямо с пирса на Кларк Хилл Лейк.

И вот, Семейная Группа Чалмерсов стала трио, и продолжила выступления, объезжая с турне территории трёх штатов, с Тарой в качестве баса, Эйприл на гитаре, и Папаней на мандолине. Как отец-одиночка, шестидесяти шести летний Дэвид был весь в делах. Тара покуривала травку, а Эйприл унаследовала целеустремленность и самообладание своей матери.

Когда вспыхнула чума, они находились в Теннесси на кантри-фестивале, направлялись домой в автофургоне группы. Они добрались до границы Джорджии, прежде чем фургон сломался. Там они достаточно удачно сели на поезд дальнего следования, все ещё действовавший между Далтоном и Атлантой. К сожалению, поезд доставил их прямиком на юго-восток, на станцию Кинг Мемориал, которая кишела мертвецами. Так или иначе, им удалось найти путь на Север, не подвергшись нападениям монстров, передвигаясь ночью в угнанных автомобилях в поисках мифического центра для беженцев.

— И вот как мы обосновались здесь, в нашем непритязательном раю, — расговорита Эйприл Филипу мягким голосом позже ночью.

Она сидела на краю изорванного дивана, вместе с Филипом, пока Пенни беспокойно дремала рядом с ними в скомканных простынях. Свечи горели на кофейном столике. Ник и Брайан спали на полу комнаты, а Дэвид и Тара храпели в своих комнатах каждый в своём музыкальном ключе.

— Мы слишком запуганы, чтобы подняться наверх, — сообщила Эйприл с примесью сожаления в голосе.

— Даже с перспективой поживиться вещами, которые все ещё там. — Батарейки, консервы, что угодно. Боже, я отдала бы свою левую грудь за туалетную бумагу.

— Никогда не отдавай её за ничтожную туалетную бумагу, — говорит Филип с ухмылкой, сидя босиком в запятнанной футболке и джинсах на другом конце дивана, с полным животом риса и фасоли. Запасы Чалмерсов на исходе, но у них всё ещё есть половина десяти-фунтового мешка риса, который они стащили из разбитой витрины магазина неделю назад, и достаточно бобов, чтобы приготовить обед для всех. Готовила Эйприл, поэтому еда была достаточно сносной. После обеда, Тара свернула самокрутки с остатками табака Рэд Мэн и забористой марихуаной. Филип сделал несколько затяжек, хотя он и зарёкся много лет назад. Из-за этой дряни он начинает слышать голоса внутри головы, которые он слышать совсем не хочет, его мозг становится затуманенным и вязким, погружается в странное свечение.

Эйприл грустно улыбается.

— Да… так близко, но всё же так далеко.

— Что ты имеешь в виду? — Филип смотрит на нее, а затем медленно переводит взгляд на потолок.

— О… действительно. — Он вспоминает слышанные ранее шумы и обращает внимание на них снова. Шарканье и скрип с верхних этажей то и дело пересекали потолок весь вечер с вероломностью и неуловимостью термитов. Тот факт, что Филип почти забыл об этих шумах, демонстрирует насколько менее восприимчивым он становится к возможной близости мёртвых.

— Что насчёт квартир на нижних этажах? — спрашивает он Эйприл.

— Мы их подчистили, забрали всё до последней мало-мальски нужной вещи оттуда.

— А что случилось в Друид Хиллз? — продолжил он после секундной тишины.

Эйприл тяжело вздохнула.

— Одни ребята говорити нам, что там центр для беженцев. Его там не оказалось.

Филип взглянул на неё:

— И?

Эйприл вздрогнула.

— Мы добрались туда и обнаружили группу людей, прятавшихся за воротами этой большой кучи металлолома. Таких же, как и мы: испуганных, сбитых с толку. Мы старались уговорить кого-нибудь из них уйти с нами. Но сила в количестве, во всей этой дерьмовой вере в лучшее.

— Итак, что произошло?

— Полагаю, что они были слишком испуганы, чтобы остаться и слишком боялись сдвинуться с места.

Эйприл не поднимала глаз, её лицо освещала свеча.

— Тара, папа и я нашли автомобиль. Мы собрали кое-какое снаряжение и унесли ноги. Но мы слышали звук приближающихся мотоциклов, когда уезжали оттуда.

— Мотоциклов?

Они кивнула и вытёрла глаза.

— Мы уже проехали четверть мили вперёд по дороге, как нам показалось, объехали вокруг холма и внезапно услышали позади нас эти крики. Мы оглянулись через долину на этот пыльный старый склад металлолома и увидели там… я не знаю… блядский Воин Дорог или что-то в этом роде.

— Что вы уидели?

— Какая-то мотоциклетная банда разрывала место на части, сбивала людей целыми семьями, Бог знает что ещё. Это было чертовски отвратительно. Но вот что странно — мы не ощущали радости от того, что едва избежали беды, улизнули от пуль. Я думаю, мы чувствовали вину. Мы все хотели вернуться, помочь, быть хорошими добропорядочными согражданами… но мы этого не сделали.

Она взглянула на него.

— Потому что мы не хорошие добропорядочные сограждане — таких не осталось.

Филип посмотрел на Пенни.

— Я понимаю, почему твой папа был не в восторге от идеи впускать постояльцев.

— После этой трагедии он стал реальным параноиком в отношении любых выживших, может даже больше, чем относительно Кусак.

— Кусаки….ты уже их так называла. Кто придумал это название?

— Папино выражение… и оно прилипло.

— Мне нравится. — Филип снова ей улыбнулся.

— И ещё мне нравится твой папаша. Он следит за делами, и я не виню его за то, что он не доверяет нам. Похоже, он старый крепкий орешек и я это уважаю. Побольше бы таких.

Она вздыхает.

— Теперь он не такой крепкий, каким был прежде, скажу я тебе.

— Что у него там? Рак легких?

— Эмфизема

— Это не очень хорошо, — говорит Филип, а затем он видит такое, от чего ему становится холодно. Эйприл Чалмерс кладет руку на плечо Пенни и почти рассеянно гладит девочку, пока та спит. Этот внезапный, нежный и такой естественный жест глубоко затронул Филипа и пробудил в нём что-то давно дремлющее. Сперва он не может определить это чувство, и его замешательство, вероятно, отображается на его лице, потому что Эйприл поднимает голову и вопросительно смотрит на него.

— Ты в порядке?

— Да, я… я в порядке. — Он касается своего ушиба на виске, который он получил при столкновении в этот день. Чалмерс откопал аптечку первой помощи и подлатал всех перед обедом.

— Вот что, — говорит Филип. — Ты поспи немного, а утром мы с парнями зачистим верхний этаж.

Она мгновенье смотрит на него, интересуясь, доверять ему или нет.

На следующее утро, после завтрака, Филип доказал Эйприл, что слово он держит. Он завербовал Ника, набрал дополнительных обойм для Ругера и ящик снарядов для одного из Марлинов. Он засунул топорики по обеим сторонам своего ремня, и вручил небольшую кирку Нику, на случай близких контактов. Приостановившись у дверей, Филип присел, чтобы затянуть шнурки на своих берцах, которые были так забрызганы грязью и запёкшейся кровью, что казались расшитыми черными и фиолетовыми нитями.

— Вы все, будьте осторожны там, — напутствовал старый Дэвид Чалмерс, стоящий в дверях кухни. Серым и измождённым в утреннем свете, он опирался на металлический футляр, в котором был установлен его кислородный баллон. Трубка под его носом тихонько присвистывала с каждым его дыханием.

— Вы ведь не знаете, с чем можете столкнуться там.

— Мы всегда осторожны, — говорит Филип, заправляя свою хлопчатую рубашку в джинсы, проверяя топорики на быструю и легкую доступность. Ник стоит над ним, ожидая с двуствольным ружьем на плече, со смесью мрачной решимости и волнения на лице.

— Больше всего их на втором этаже, — добавляет старик.

— Мы их всех вычистим.

— Не забывайте почаще оглядываться.

— Обещаем, — говорит Филип, поднимаясь на ноги и поправляя топоры.

— Я иду.

Филип оборачивается и видит Брайана в чистой футболке с логотипом REM, гордостью Афин, спереди, и суровым, целеустремленным выражением на лице. Он сжимает ружьё в руках, как будто это живое существо.

— Ты уверен?

— Да, чёрт возьми.

— А как же Пенни?

— Девушки приглядят за ней.

— Даже не знаю…

— Да ладно, — говорит Брайан. — Тебе понадобится лишняя пара глаз там наверху. Я настаиваю.

Филип обдумывает. Он бросает взгляд через гостиную и видит, что его дочь сидит в позе лотоса на полу между двумя женщинами Чалмерс. Дамы играют в сумасшедшие восьмерки с потрёпанной колодой карт, даже Пенни иногда улыбается и энергично швыряет карту. Давно малютка не улыбалась. Филип поворачивается к брату с ухмылкой.

— Вот это настрой!

Они поднимаются по лестнице в конце коридора первого этажа (лифт на другом конце мертв, как зомби), но прежде им нужно сорвать деревянное укрепление с двери. Звук ударов топора и поскрипывание гвоздей, кажется, активизирует движение над ними в тёмных комнатах снаружи дверей квартиры. В этот момент, Филип усиленно выпускает газы, как напоминание об обеде из бобов, приготовленном Эйприл прошлым вечером.

— Твой пердёж уничтожит больше зомби, чем двадцати-калиберная пуля, — комментирует Ник.

— Харди-хар-хар, — смеётся Филип и отрывает последнюю закрепленную доску.

Поднимаясь по тёмный лестничному проему, Филип произносит, — Помните: всё надо сделать быстро. Они скользкие ублюдки, но медленные как дерьмо, и немее, чем Ник сейчас.

— Харди-хар, взаимно, — отвечает Ник, мастерски вставляя 20-калибровые пули в свою двустволку. Они добираются до верхней площадки и находят плотно закрытую пожарную дверь на второй этаж. Пауза. Брайан дрожит.

— Успокойся, спортсмен, — говорит Филип брату, замечая, что ствол его ружья колеблется.

Филип мягко отодвигает дуло подальше от своих рёбер.

— И попытайся случайно не попасть дробью в одного из нас.

— Я держу всё под контролем, — парирует Брайан нетвердым, напряженным голосом, после чего становится ясно, что у него ничего не находится под контролем.

— Итак, — говорит Филип, — помните, что надо быть твёрдыми и быстрыми.

Одним жестким ударом каблука ботинка он высаживает дверь, и она, покачнувшись, открывается.