В ночь на Хэллоуин (сборник) Шолохов Алексей

За окном сверкнула молния, где-то далеко-далеко снова пророкотал гром, и одно окно распахнулось настежь. Ворвавшийся ветер закрутил занавески, словно танцуя с ними какой-то безумно-гротескный вальс.

– Не за… забудем мы о… о… – Дима все силился закончить фразу, но Паша его вновь перебил:

– Я за тебя все сказал! Мы не забудем матрас! Обкаканный матрас!

– Кашин! – рявкнула Елена Борисовна, теряя терпение. У нее так и чесались руки влепить пощечину этому неисправимому ублюдку.

Ветер ударил с удвоенной силой и распахнул второе окно, створка которого смахнула на пол горшок с кактусом.

Кто-то бросился закрывать окна, путаясь в занавесках, кто-то побежал за веником, тетя Женя выскочила из-за пианино и начала собирать осколки с пола. На Диму уже никто не смотрел.

– Не забудем… не забудем мы… мы… о вас, – с несчастным видом продолжал шептать мальчик. Он увидел, как изменилось лицо отца, и, развернувшись, медленно побрел на свое место.

Он плохо помнил, как Елена Борисовна принесла подарочные пакеты, как их начали по очереди выдавать детям, как его о чем-то спрашивала Ира, настойчиво всовывая в руки подарок в хрустящей упаковке.

За окном стремительно темнело, и в актовом зале включили свет.

Некоторые родители начали фотографироваться с Еленой Борисовной, кто-то ушел курить. Фактически праздник подошел к концу.

– Ну, привет, – услышал Дима голос отца. Он поднял голову.

– Привет, – отозвался он без каких-либо эмоций. От отца шел стойкий запах перегара.

– Не обращай внимания на этого полудурка, парень, – сказал папа, очевидно, имея в виду Павлика.

Мальчик послушно кивнул. Говорить и комментировать ничего не хотелось. Все, чего он сейчас желал, – поскорее очутиться дома и забыть об этом позоре. Впрочем, он лгал самому себе. Еще Дима жаждал проучить Павлика. Этого проклятого жирного дурака. Как никогда в жизни.

Жаль, что он не волшебник. Он бы заколдовал кирпич, чтобы тот упал на голову противному толстяку. Хотя нет, кирпича будет мало. Пожалуй, подъемный кран будет в самый раз. Или чтобы в него врезался грузовик. Чтобы уж раз и навсегда.

Дима не сразу увидел Бабу-ягу. Она незаметно подкралась к группе ребят, которые разбирали подарки, остановившись в паре метрах от Павлика. Пыхтя от напряжения, он торопливо распаковывал свой подарок. Когда обертка была сорвана, (оказавшись, естественно, на полу), его маслянистые глаза, поблескивающие в предвкушении сюрприза, внезапно потухли. Уголки пухлого рта опустились вниз.

– А где трансформер? – капризно заголосил он, вытряхивая на пол тетрадки, пенал, линейку, фломастеры и цветные карандаши. – Я это не хочу! Мне папа обещал трансформера!

Павлик с вызовом посмотрел в сторону взрослых, кучкующихся у двери, но его родителей там не было – отец курил, а мама о чем-то раздраженно спорила с заведующей в коридоре.

– Где мой робот? – спросил он у Елены Борисовны, наподдав ногой по пеналу. Он покатился по полу, переворачиваясь, как миниатюрный автомобиль во время аварии.

– Павел, прекрати, – едва сдерживаясь, приказала воспитательница. – Как тебе не стыдно?!

Паша фыркнул и надулся. На его плечи легли руки в темных перчатках, и он присел от неожиданности.

– Наверное, таким, как он, не бывает стыдно, – скрипучим голосом произнесла Баба-яга и повернула остолбеневшего паренька к себе лицом. – Наверное, я все-таки заберу тебя с собой.

– Пусти меня. Бабка старая, – засопел Павлик, пытаясь освободиться, но Баба-яга держала мальчишку крепко. Дети умолкли, с интересом глядя на разворачивающуюся сцену. Елена Борисовна улыбнулась краем рта, хотя глазами детей, вероятно, это смотрелось немного страшновато. За окном сплошной стеной льет дождь, сверкает молния, и такая натуралистичная Баба-яга пытается утащить непослушного мальчика в свою лесную избушку…

«Ну, Мария! Станиславский отдыхает!» – пораженно думала воспитательница.

– Я заберу тебя. Поживешь в моей избушке, – бормотала тем временем Баба-яга. – Идем, там на улице моя ступа с метлой.

Аня всхлипнула и побежала к маме. Желтые банты двумя одуванчиками хлопали по ее хрупкой спине.

Баба-яга сделала еще шажок к двери, понемногу подтаскивая за собой Павлика. Тот заныл и брякнулся на колени, выкручиваясь и извиваясь.

– Папа-а-а! Мама-а-а!! – басом заревел он, дрыгая ногами.

«Заберите его, – мысленно проговорил Дима. – Заберите и киньте в печку!»

Едва ли он сам верил, что произойдет что-то подобное.

«Ведь Бабы-яги не бывает, и ты это знаешь».

Конечно, он знает. Не бывает Бабы-яги. Как и прочих сказочных героев.

Паша уже орал вовсю благим матом, и Баба-яга разжала пальцы. Не дожидаясь, когда в зале появятся родители хулигана, она попятилась к выходу и вскоре растворилась в темном коридоре.

Павлик быстро успокоился. Пришел его папа и при всех пообещал трансформера. Мама дала Паше толстую плитку шоколада, которую тот сразу принялся жевать. Обрывки фольги он кинул на стул, после чего заявил, что хочет какать. Разбросанные им школьные принадлежности так и остались валяться на полу.

Постепенно все стали расходиться.

Выпускной вечер старшей группы детского сада № 1339 был окончен.

Елена Борисовна устало вздохнула. Новые туфли сильно натерли ноги, и она мечтала скинуть неудобную обувь.

– Евгения, вы Машу не видели? – спросила она у пианистки.

– Нет. Наверное, переодевается, – предположила женщина, закрывая крышку пианино. И добавила: – А она здорово Бабу-ягу изобразила! Талант прямо!

– Несомненно, – кивнула Елена Борисовна, вспомнив, как испугался Павлик. Конечно, Маша немного переусердствовала, когда стала тащить за собой Кашина, но втайне воспитательница даже немного позлорадствовала – в кои веки и на распоясавшегося засранца нашлась управа. Пусть и в виде переодетой Бабки-ежки.

Она собрала раскиданные Павликом фломастеры с карандашами.

«Ну и тип. Неужели родители не понимают, что из этого «малыша» растет самый натуральный монстр?!»

В поисках Марии Елена Борисовна заглянула в помещение своей выпускной группы. Там никого не было. На всякий случай она посмотрела в спальне, там тоже было пусто. Она закрыла дверь, сделав себе мысленную пометку в мозгу:

«Вызвать слесаря для ремонта кровати Димы Алексеева».

Елена Борисовна вышла в раздевалку, ничего не понимая. Где Маша? Не могла же она вот так уйти!

Ее взгляд неожиданно остановился на синем пакете, сиротливо лежавшем на подоконнике. Женщина медленно подошла и взяла его в руки.

Внутри была маска Бабы-яги. Воспитательница задумчиво покрутила ее в руках, вспоминая, что сегодня утром Женя передала им с Машей эту маску для выпускного вечера. Маша даже примерила ее, после чего снова положила в пакет. Но…

Почти целую минуту Елена Борисовна сосредоточенно разглядывала резиновое лицо лесной ведьмы. Оно сильно отличалась от той маски, что была на Марии сегодня. Эта маска – комичная пародия на чумазую старушку с чуть нахмуренными бровями, лицо скорее строгое, чем злое. То, что было сегодня на Маше, выглядело намного реалистичней и страшней, и, когда она посмотрела на бескровную, жуткую физиономию с длинным носом, ей в какой-то момент сделалось не по себе.

«Ну и что, значит, Маша взяла другую маску»

Допустим, но где она?!

(и Маша ли вообще играла Бабу-ягу?)

Ей не понравилась эта мысль. Почему-то на память пришел какой-то дурацкий роман, который на днях подсунул ей сын. Там был один момент, как на Новый год в школу пришел Дед Мороз и увел с собой одну девочку, якобы для того, чтобы вручить подарок, которого ей не хватило. Потом эту девочку нашли мертвой, а настоящий Дед Мороз и Снегурочка приехали на полчаса позже. А лже-Дед Мороз оказался маньяком.

Елена Борисовна вышла в коридор и торопливым шагом направилась в медицинский кабинет. Может, она там.

Однако кабинет оказался заперт. Елена Борисовна еще раз проверила актовый зал и окончательно растерялась. Мария как сквозь землю провалилась.

«Столовая» – пронеслась у нее мысль.

Павлик прошел в туалет и закрыл за собой кабинку.

– В траве сидел кузнечик, – пробормотал он, снимая брюки и плюхаясь на унитаз. – Чесал свой огуречик. Уроки не учил, по сраке получил…

Он скорчил недовольную физиономию, вспомнив, какие им вручили подарки. Офигеть можно. Додумались, чего дарить. Какие-то козлячьи фломастеры с такими же козлячьими карандашами. Кому эта порнуха нужна?

Паша не знал смысла этого незнакомого слова, но он часто слышал его от своего папы, особенно когда тот разговаривал по телефону с кем-то.

Судя по всему, папе нравилось это слово.

«Это все порнуха, ты мне дело говори!» – кричал он в трубку, и глаза его наливались кровью. Или: «Сами разбирайтесь с вашей порнухой!»

Наверное, порнуха – это что-то вроде какашек. Ведь если заменить слова в папиных предложениях, то смысл будет примерно таким же…

Он услышал, как где-то снаружи открылась дверь. Наверное, кто-то из его группы забыл что-то из своих вещей.

– Шик-блеск в жопе треск… Тили-тили-точки. – Паша стал напевать следующую песенку. – Ехал хрен на бочке.

Он слез с унитаза, подтерся и бросил использованную бумагу прямо на пол. Смывать за собой он не стал – на это есть уборщица Лейла. К тому же он сегодня здесь последний день. Никто не узнает, а если узнает – ему ничего за это не будет.

– Ехал хрен на бочке, – повторил он, застегивая брюки. – А писька на тележке, щелкала ореш…

Он замер, услышав, как кто-то вошел в туалет. Тихими, шаркающими шагами.

Ручеек пота потек по виску мальчика, когда он посмотрел сквозь щель между дверью. Мимо него что-то проскользнуло. Что-то темное…

Вошедший остановился напротив кабинки, где находился Павлик, и издал хриплый смешок.

«Кто тут?» – хотел спросить Паша, но все, что он смог из себя выдавить, – чуть слышный писк.

В дверь заскребли.

Елена Борисовна еще раз прошлась по коридору. Тихо. Потом она спустилась на первый этаж, попутно проверяя двери в других группах. Все были заперты, что неудивительно – их представление закончилось около половины седьмого вечера, когда всех детей уже обычно забирают домой.

Дверь в столовую была приоткрыта.

Воспитательница зашла внутрь и замерла.

Мария

(Баба-Яга)

стояла у окна, плечи ее ритмично вздымались, она прерывисто дышала, как если бы только что пробежала стометровку.

– Маша? – нерешительно позвала Елена Борисовна.

Женщина у окна медленно повернулась. Ее голова с неряшливо торчащими седыми паклями выглядела по-настоящему жутко. Крошечные глазки исподлобья смотрели на воспитательницу.

– Я тебя обыскалась везде, – продолжила Елена Борисовна. Ей определенно не нравилось, как на нее смотрит Мария – было что-то голодное в этом взгляде. И еще она не решалась подойти ближе к переодетой коллеге, оставаясь возле двери.

– Может, вместо мальчишки я тебя с собой заберу, тетя? – хрипло полюбопытствовала Баба-яга и сделала маленький шажок вперед. Ее рука потянулась к разделочной доске, на которой лежал нож.

– Перестань, это не смешно, – проговорила женщина. Она не узнавала голос Маши – клокочущий хрип не имел ничего общего с голосом ее молодой коллеги.

Ее охватил самый настоящий страх, когда она увидела, что рука в черной перчатке схватилась за нож.

– У меня там хорошо. В моей избушке…

Елена Борисовна попятилась назад.

Дождь уже прекратился, но небо все еще было затянуто серыми, набухшими влагой тучами.

– Ну, и где уже Павлуша? – взволнованно спросила у мужа Диана Романовна. – Я думала, он за нами идет!

– Он в туалет пошел, – степенно ответил Олег Михайлович, отец Павлика.

– Так что ты сразу не сказал? – всполошилась Диана. – Он все еще там?

– Где ж ему быть, – пожал плечами мужчина. – Да что ты психуешь? Он уже взрослый парень!

Елена Борисовна в ужасе смотрела на приближающуюся старуху.

Она придвинулась к воспитательнице еще на пару шагов, затем неожиданно выпрямила плечи и сорвала маску.

– Фу, запарилась… – выдохнула Маша, вытирая мокрый от пота лоб. Она положила нож на стол и стала снимать перчатки.

– Ты… дура ты эдакая, я чуть не умерла со страху! – воскликнула Елена Борисовна.

– Прости, Лен, – виновато посмотрела на нее девушка. – Не думала, что так в роль вживусь, и правда напугала тебя… Увлеклась немного. Наверное, мне нужно было в театральный поступать. А что, правда страшно?

– Не то слово, – призналась Елена Борисовна. Она все еще не могла прийти в себя. – А уж Кашин точно запомнит этот выпускной надолго.

– Вряд ли, – не согласилась Мария. – Такие говнюки, как он, – толстокожие. И в прямом, и в переносном смысле. Как и его предки.

– Где ты такую маску нашла? Кошмар.

– Это мне младшая сестра маску подогнала, они на Хэллоуин баловались, – ответила Маша. – Она ведь куда оригинальней, чем та, что Женя принесла, верно?

Женщины вышли из кухни.

– У меня шампанское есть. Отметим? – спросила молодая воспитательница.

– Я только «за».

Павлик выскочил из туалета. Перепачканные шоколадом губы мстительно искривились.

Он осмотрел помещение группы, выбежал в раздевалку.

Кто это был?!

Странный человек, пытавшийся пробраться к нему в кабинку, вдруг замолчал и быстро исчез. И только спустя несколько минут Паша отважился выйти наружу.

Он чувствовал страх, и это его пугало и раздражало одновременно. За свою короткую жизнь он очень редко испытывал подобные чувства. Папа всегда говорил, что настоящий мужчина никогда ничего не боится. И если что – всегда бей первым! Не ударишь – тебя затопчут. Сейчас такое время. Да.

Он быстро сбежал по ступенькам к выходу и толкнул перед собой дверь.

– О! А мы уж потеряли тебя, – облегченно вздохнула мама, стоя на крыльце. – Пойдем, там папа нас возле машины ждет.

Она зашагала к супругу, который деловито расставлял на капоте своего черного «Инфинити» закуску и пластиковые стаканы. Из пакета он достал вино и коньяк, после чего включил музыку, открыв все двери автомобиля. У иномарки уже собрались несколько взрослых, дети, смеясь, носились вокруг, пуская в небо воздушные шары.

Паша, уже намеревавшийся последовать за мамой, вдруг остановился. Он увидел, как у скамеечки остановилась бабушка Иры. Кряхтя и охая, она пыталась завязать на стоптанном кроссовке болтающийся шнурок. Ей было тяжело, и, присев на корточки, Ира стала ей помогать.

«Ябеда, – с нарастающей ненавистью подумал Павлик. – Сраная ябеда!»

Он быстрым шагом приблизился к девочке, и когда она, завязав шнурок, выпрямилась, с силой ударил ее в живот. Ира качнулась, согнувшись вдвое. Она судорожно хватала ртом воздух, к лицу прилила кровь.

– Ты что? – заголосила бабушка. – Что ты творишь, негодник?! Где твои родители?

– Катись колбаской, старая дура, – огрызнулся Павлик и опрометью кинулся к родителям. Если они придут и будут на него жаловаться папе с мамой, он скажет, что они первые начали. И вообще, они все навыдумывали, он тут ни при чем.

(так кто же стоял возле туалета?)

Отбежав на безопасное расстояние, он обернулся. Ира кашляла, держась за живот, бабушка что-то встревоженно говорила, гладя ее по голове.

Нет, это не они. Если бы это была эта старуха, он бы ее догнал на лестнице – она еле-еле ходит, самая настоящая развалина.

Ну и ладно. Наверное, это Мария Сергеевна, переодетая в Бабу-ягу, пошутила. Ничего, он папе на нее потом нажалуется, и ее выгонят с работы.

Уж он-то знает.

Дима потянул отца за рукав.

– Мы идем домой? – спросил он. Мальчик старался не смотреть в сторону огромного автомобиля папы Павлика, где уже полным ходом шел праздник.

– Да. Сейчас… Только одну вещь надо сделать.

Вид у отца был несколько отстраненный, и Дима задумался, что бы это значило. У него разболелась голова, одной ногой он нечаянно наступил в лужу и отчаянно хотел домой. Подальше от этого места, где за последнее время испытал столько унижений от Кашина.

Отец молча направился к празднующим.

Помешкав, Дима зашагал следом. Интересно, что сейчас будет?

– Можно вас на минутку? – поманил отец пальцем Олега Михайловича, который разливал коньяк. Он делал это быстро и ловко, каждый стаканчик наполняя ровно наполовину, ни больше, ни меньше. После вопроса папы Димы он бросил на мужчину короткий взгляд, в котором сквозило брезгливое презрение. Это не ускользнуло даже от Димы, и он с замиранием сердца ждал, что предпримет папа.

– Какие-то проблемы? – сухо поинтересовался Олег Михайлович.

– Нет. Пока, во всяком случае, – уточнил папа.

Толстяк нехотя подошел к нему. Он был в одной рубашке, под мышками расплывались темные полукружья пота. Павлик наблюдал за происходящим из-за спины матери.

– Вы неправильно воспитываете своего сына, – сказал отец. Олег Михайлович усмехнулся.

– Ты откуда вылезло, чучело? С какой помойки?

У папы нервно задергалось веко. Дима помнил, что так было всегда, когда папа испытывал сильные переживания.

– Я вас не оскорблял. Ваш сын…

– Да пошел ты, – равнодушно оборвал его Олег Михайлович. – От тебя воняет. Уползай, пожалуйста. Ладно?

Он повернулся, всем своим видом показывая, что разговор окончен, но папа положил ему руку на плечо. Резко развернувшись, Кашин-старший нанес папе короткий удар прямо в лицо, и он упал, не удержавшись на ногах. Кто-то из женщин испуганно ахнул.

Дима оцепенело смотрел, как папа поднимается. Его и без того чумазые брюки теперь были измазаны грязью, из носа струилась кровь, пятная рубашку.

«Сейчас он побьет папу Павлика!»

– Олежа, не надо. Тут дети, – подала голос Диана. В интонации не было и капли сочувствия, лишь констатация факта.

«Тут дети…»

Дима с горечью подумал, что если бы здесь были только взрослые, папа Павлика вообще мог бы избить его отца до полусмерти.

Между тем Олег Михайлович подошел вплотную к папе и отчеканил:

– Вали отсюда. Пока я не сделал из тебя отбивную. Не заставляй это делать на глазах у детей.

Пока он говорил, Дима совершенно случайно увидел, как на крышу автомобиля Кашиных бесшумно приземлился ворон. Он был черным, словно его окунули в деготь, и очень большим. Сложив крылья, птица уставилась прямо на него.

Тем временем Олег Михайлович подтолкнул папу, и тот, словно сомнамбула, нелепо перебирая ногами, двинулся к выходу. Дима засеменил следом за ним, крепко сжав его руку. Мальчика душили слезы, но он держался из последних сил.

Они вышли за пределы детского сада.

– Я убью его, – спокойно сказал папа. Он коснулся разбитого носа, вытер кровь о засаленную рубашку. Затем его лицо исказила ярость, и он заскрипел зубами. – Убью тварь.

Дима с трудом сглотнул вязкую слюну. Папа собрался убить этого толстого сильного дядьку? Папу Павлика?!

Что-то заставило его обернуться и посмотреть на черную машину. Ворона на ней уже не было.

Они пришли домой. Веры еще не было.

Шатаясь, отец побрел в ванную и умылся. Вытер небритое лицо полотенцем, оставив на нем пару розовых пятнышек – нос все еще немного кровоточил.

Дима молча следил за ним. Наверное, папа просто пошутил. Вряд ли он на самом деле решил убить папу Паши. Потому что еще неизвестно, кто сильнее. По крайней мере, этот короткий недавний бой (хотя один-единственный удар, которым отец Павлика сбил с ног его папу, назвать боем можно было только с большой натяжкой) значительно поколебал веру мальчика в физические возможности своего родителя.

И вообще, если папе удастся все же убить гадкого толстяка, то папу могут посадить в тюрьму!

Отец прошел на кухню. Вынул из холодильника бутылку водки и сделал длинный глоток. Сморщился, подцепил вилкой слипшиеся макароны из сковородки и, наспех закусив, поковылял на балкон.

Меньше чем через минуту он вышел, сжимая в руках небольшой топор. Большим пальцем руки попробовал лезвие. Снова приложился к водке, сел за стол, положив топор перед собой.

– Не прощу… Семейка уродов, – процедил он, глядя опухшими глазами в окно. – Я знаю, где вы живете. Зарублю. Как скотину.

Он с силой стукнул топором по столу, отчего бутылка подпрыгнула и упала, покатившись к краю стола. Она бы наверняка разбилась, но папа успел перехватить ее. После этого папа обхватил виски руками и долго сидел в полной неподвижности. Затем с трудом поднялся и, ругаясь вполголоса, сходил в спальню и вернулся с упаковкой таблеток. Закинул в рот несколько белых кругляшков. Снова сел, поглаживая топор.

Дима на цыпочках прошел на балкон. Там папа держал инструменты.

Мальчик открыл большой пластмассовый ящик. После недолгих раздумий он выбрал молоток.

Он пойдет вместе с папой. Он не оставит его одного и будет помогать ему.

Он убьет Павлика, а папа убьет его папу.

Мальчик почувствовал легкую дрожь в пальцах от накатившей волны адреналина. Страх был, но это был необычный страх. Сладковатый, приятный страх. Он отомстит этому придурку Паше. Накажет его за все.

Дима засунул молоток за ремешок в джинсах. Было неудобно, рукоятка упиралась в ногу, но это пустяки, он потерпит.

Он сел у подоконника, наблюдая, как солнце медленно скрывается за крышами домов, окрашивая их в золотой багрянец.

Наверное, они пойдут убивать ночью. Ночью их никто не увидит, надо только придумать, что сказать Вере, а то она, чего доброго, их не пустит.

Скоро в квартире стало темно, но папа не включал свет. Так они и сидели, каждый думая о своем.

Очередную ступень в жизни сына, то есть выпускной вечер Павлика, было решено отметить на даче Кашиных. Будучи начальником отдела полиции, Олег Михайлович Кашин принадлежал к той категории людей, которые к подобным событиям относятся с гипертрофированным чувством ответственности. Так же, к примеру, как и к очередному повышению по должности (или званию). Получил «звезду» – проставляйся. Получил «ксиву» – проставляйся. Уходишь в отпуск – проставляйся. У сына выпускной вечер – проставляйся. И так далее.

Примерно к десяти часам вечера на даче Кашиных собралось порядка десяти человек. Олег Михайлович вытащил на подоконник массивные колонки, открыл настежь окно и включил сборник блатных песен, после чего занялся шашлыком. Его жена Диана с подругами сидела на мягких подушках, женщины курили кальян. В воздухе плавала густая мешанина из дорогих духов, ананасовой табачной смеси и дымящегося на углях мяса.

Павлик сидел в гостиной, пялясь осоловелым взглядом в огромный экран телевизора, на котором шла ожесточенная битва трансформеров – Оптимус Прайм никак не мог одолеть главу расы десептиконов Мегатрона. Вокруг мальчика валялись обертки от конфет. Пухлыми, перемазанными шоколадом пальцами он рассеянно теребил подаренного родителями трансформера Бамблби. Перед ним стояла пластиковая миска с сырными чипсами, которые он время от времени грыз с вялым равнодушием, уже скорее рефлекторно, чем осознанно. Он уже давно наелся, но тем не менее с настойчивым упорством запихивал в себя соленые хрустящие ломтики, чередуя их с конфетами.

Зевая, Павлик раздраженно потер руками глаза. На веках и ресницах остались крошки от чипсов. Он взял еще одну конфету. Смятый фантик привычно полетел на пол.

В комнату заглянула мама.

– Павлуша, может, спать пойдешь? Уже поздно. Я тебе уже постелила.

– Щас. Досмотрю только, – ответил Паша, прожевывая конфету. – Мегатрон победит Оптимуса. Уж я-то знаю.

Он засунул в рот указательный палец. Сковырнув ногтем налипший комок шоколада, он слизнул его, продолжая сонно таращиться на экран. Глаза паренька то закрывались, то открывались, он начал клевать носом.

Когда Диана зашла в гостиную через пятнадцать минут, ее сын спал на диване, храпя в окружении конфетных оберток и рассыпанных чипсов. Она не без труда подняла его и бережно понесла наверх. Женщина аккуратно раздела сына, вытерла влажной салфеткой его пухлое лицо и руки.

– Спокойной ночи, роднуля, – улыбнулась она, поцеловав на прощание мальчика. Павлик повернулся лицом к стенке и засопел.

Мама на цыпочках вышла из комнаты.

Вера поднялась из подземного перехода и, проворно перебирая стройными ногами, заспешила в сторону дома. Уже давно стемнело, и девушка на все лады проклинала свою нелюбимую, но вынужденную работу, из-за которой ей сегодня пришлось пожертвовать выпускным вечером младшего брата. Но у нее не было выбора. Не подмени она сегодня свою сменщицу Лиду, на следующий день ее вышвырнули бы без каких-либо объяснений. Так что можно считать это неудачным стечением обстоятельств.

Куда больше девушку беспокоило то, что она не могла дозвониться домой. По городскому телефону звонить не было смысла – он был давно отключен за неуплату. Да и разговаривали по нему очень редко. А мобильник отца молчал. Впрочем, она надеялась, что папа, приняв очередную дозу спиртного, просто уже давно спит. Вот только успел он покормить Димку? Сполоснул в душе перед сном? Помог ли лечь спать?

Вера вздохнула. В последнее время отец становился неуправляемым. С тех пор как погибла мама, вся их размеренная жизнь словно сошла с рельсов и покатилась куда-то вниз под откос, больно раня всю их осиротевшую семью острыми камнями бытовой реальности. Отец не выходит из запоев, она пашет на нелюбимой работе, умудряясь при этом учиться, но денег все равно не хватало, а Димку еще к школе готовить надо…

Невидимая иголочка кольнула где-то глубоко внутри, и девушку охватило дурное предчувствие. Словно дома произошло что-то очень нехорошее. Да не просто нехорошее, а плохое, очень плохое. Она еще раз набрала номер отца, но тот не отвечал.

Вера прибавила шаг и вскоре перешла на бег.

До дома оставалось совсем немного.

Олег Михайлович снял с мангала шампуры и отнес их к столу. После чего ненадолго поднялся в дом, вынес оттуда стопку отпечатанных листов и швырнул ее прямо на тлеющие угли. Бумага стала быстро съеживаться, чернея и похрустывая.

– Теперь это уже не нужно, – хмыкнул он, глядя на поднимающийся в небо сизый дым. – Эти нищеброды с Павлом в одной школе точно учиться не будут.

– Что это? – спросила Диана. Она начала снимать мясо с шампуров и раскладывать его по пластиковым тарелочкам.

– Детсадовские приятели нашего сына, – объяснил муж. – Выпускники.

Женщина понятливо кивнула. Муж как-то говорил ей, что собрал досье на всех детей, которые были в одной группе с их Павлушей.

«Я должен знать, с кем общается Павел, – говорил он. – Вплоть до их дедов и бабок». Благодаря должности и необходимым связям Олегу удалось получить подробную информацию о родителях всех детей.

– Как ты думаешь, этот алкаш, которому ты сегодня врезал, не будет жаловаться? – поинтересовалась Диана, протягивая руку за кетчупом.

– Пусть жалуется, – беспечно отозвался Олег. Он подошел к колонкам и прибавил звук, после чего стал разливать водку. – Я даже могу тебе сказать, что будет с его заявлением.

– Ты вроде говорил, у этой семьи нет матери.

Олег кивнул.

– Ее убила собственная мамаша. То есть бабка пацана.

– Ого! – поразилась пухлая женщина, сидящая рядом с Дианой.

– Я читал уголовное дело. Мать с пацаном поехали в деревню к бабке. А она какой-то сектантской хрени начиталась. Короче, зарезала дочь и закопала прямо на огороде. А мальчишку на чердаке держала. Почти полгода. А ментам сказала, мол, дочь с внуком вообще к ней не приезжали, где-то по дороге потерялись. Ладно, все это в прошлом.

– Тост? – улыбнулась накрашенными губами Диана.

– За дальнейшие успехи Павла! – провозгласил Олег Михайлович. – Ну, вздрогнем!

Гости чокнулись стаканами, выпили и накинулись на мясо.

– Как все это вскрылось? – с набитым ртом спросил мужчина с намечающими залысинами, двоюродный брат Кашина-старшего. – Ну, то, что она собственную дочь мочканула?