Планета Вода (сборник с иллюстрациями) Акунин Борис
– Без сомнений. – Финч сосредоточенно сдвинул рыжие брови. – Что дальше?
– Когда нужно будет взять со склада очередную порцию взрывчатки (а это будет происходить постоянно, потому что Атлантис готовится к войне), вы добудете щепотку кранкита. Можете?
– Это будет легко, если я попаду на склад.
– Я определю химический состав кранкита. В лаборатории есть любые реактивы, препараты и вся потребная аппаратура, а я неплохо разбираюсь во взрывчатых веществах. Изготовлю смесь, которая сделает кранкит безвредным. Во время очередного посещения склада вы насыплете или нальете (я еще не знаю, порошок это будет или жидкость) мою добавку в каждый ящик. Их ведь, вы говорили, не так уж много?
– Не больше ста.
Агент облизнул губы и моргнул. Он начинал понимать, в чем состоит идея.
– Торпеды не взорвутся! – Возбужденно оглянулся на темные углы. – Меч Наполеона окажется картонным! Пока тут сообразят, в чем дело и приготовят новый запас, британский флот захватит остров!
– И никого не придется приносить в ж-жертву, – резюмировал Фандорин. – Все останутся живы. Мой план понятен?
Сзади – там, где во мраке посверкивали разноцветные огоньки, – донесся странный звук, будто кто-то хлопнул в ладоши. Фандорин резко обернулся.
Опять тот же звук. Это был именно что хлопок!
Третий хлопок, очень громкий, превратился во взрыв. В мозгу Эраста Петровича полыхнуло пламя, раздался оглушительный треск.
И стало темно.
Очнувшись, Эраст Петрович почувствовал тупую боль пониже затылка, хотел дотронуться – и не смог. Запястья были сзади скованы наручниками. Щиколотки тоже.
– Очнулись, мистер Фандорин?
Перевернувшись с живота на бок, Эраст Петрович увидел над собой Наполеона, который с любопытством его разглядывал. Больше в аппаратной никого не было. Финч исчез.
«Это был удар по шейным позвонкам, очень грамотный. И нанес его Финч, больше некому».
– Сейчас онемение конечностей пройдет, и я усажу вас на стул. Расковать, увы, не смогу. Я видел, с какой впечатляющей скоростью вы умеете двигаться.
– Мы перешли на «вы», ваше в-высочество? – скрипучим голосом спросил Эраст Петрович, сгибая ноги. Мышцы работали нормально. Сознание прояснилось. – Мне следовало сообразить, почему Финч всё поглядывает в сторону. Кстати где он?
– Скоро вернется. И да – мы теперь будем на «вы». Ведь мы, оказывается, не братья.
– Ни в коем с-случае.
Рывком Эраст Петрович прижал колени к подбородку, сжался наподобие пружины и с усилием, чертыхнувшись, просунул каблуки через кольцо скованных рук. Ох, давненько он не практиковался в этой эквилибристике.
Зато на ноги поднялся легко, с одной раскачки.
Наполеон проворно отскочил назад, выхватил из кармана маленький «браунинг», но Эраст Петрович стоял спокойно – разглядывал наручники. Они были необычные. Вместо замка отверстие какой-то хитрой конфигурации. И ножные кандалы такие же.
– Стул-то дайте. Сяду, – сказал Фандорин, поняв, что освободиться от оков невозможно.
– Стул вон он. Допрыгаете как-нибудь, а я к вам приближаться поостерегусь, – улыбнулся Наполеон своей славной, открытой улыбкой. – На акробатов лучше любоваться издали.
Одним скачком Эраст Петрович преодолел расстояние до стула. Повернулся, сел.
– Если Финч п-перевербован, зачем понадобилась эта… интермедия? Могли бы арестовать меня где угодно.
– Интересно было узнать, какое уязвимое место у нас найдет такой блестящий специалист. Я велел брату Финчу отвечать на все ваши вопросы правдиво, ничего не утаивая. И вы меня не разочаровали. Идея с «волшебным мечом» очень элегантна. Браво! Я распоряжусь запломбировать все ящики с кранкитом, чтобы никто не мог нахимичить с взрывчаткой.
Скрипнула и распахнулась дверь. Что-то лязгнуло. Появился Финч, вкатил за собой лежанку на колесиках – вроде тех, что используют в госпиталях.
Принц весело воскликнул:
– А вот и мой славный англичанин!
– Он не англичанин. Он предал свою страну, – презрительно сказал Фандорин и отвернулся. Предателю обязательно нужно сказать, что он предатель, а после этого разговаривать с ним незачем.
– Зачем вы так? – в голосе Наполеона прозвучала укоризна. – Финч – выдающийся мастер своего дела. Он первый, кому удалось нелегально проникнуть в Атлантис. При аресте он двоих убил и троих ранил. Я ценю таких людей, даже если это враги. Значение имеет качество личности, абсолютная цифра, а с каким она знаком – плюсом или минусом – несущественно. Знак можно и переменить. Всякий большой человек – сокровище. А из хорошего врага, если склонить его на свою сторону, может получиться хороший друг.
– Из п-предателя может получиться только предатель.
Судя по звуку, Финч был занят каким-то делом – пощелкивал металлом. Но после реплики Фандорина щелканье прервалось, раздалось угрожающее сопение. Эраст Петрович не повернул головы.
– О, вы не представляете, сколько накапливается у английского простолюдина ненависти к так называемым «джентльменам». Из-за того, что плебей вроде нашего Финча не по-джентльменски говорит, не учился в правильной школе, не умеет обращаться с двенадцатью вилками, он никогда не сделает карьеры, будь он хоть тысячу раз герой. В армии еще кое-как мог бы, но только не в Special Branch. Я рассказал Финчу, какой станет Англия, когда я установлю там свои порядки. Человеку талантливому и работоспособному на планете Вода будут открыты все пути. Финч – не карикатурный, а настоящий джентльмен. Он сделал свой выбор.
– Что такое «настоящий джентльмен»? – заинтересовался Эраст Петрович.
Это хорошо, что принцу так хочется поговорить. Нужно потянуть время, ибо ничего отрадного в ближайшем будущем явно не ожидается. Фандорин уже жалел о своей непреклонности, которая мешала ему оглянуться и посмотреть, чем это там занимается ренегат. Но подобная суетливость была бы недостойна благородного мужа.
И родилась новая максима, до которой не додумался древний Учитель: «Благородный муж – это дурак, который носится со своим благородством как с писаной торбой и поэтому всегда паршиво кончает».
Наполеон оживился. Кажется, он был не прочь пофилософствовать.
– Настоящий джентльмен – это свободный человек. А свободный человек – тот, у кого есть выбор. Качество жизни определяется не богатством и не статусом, но единственно лишь палитрой выбора. Чем многообразней выбор, который есть у человека на каждом этапе жизни, тем выше уровень его существования. Поэтому полуголодный бродяга живет лучше, чем сытый раб – в особенности, если раб не помышляет об освобождении. В моей империи выбор как жить будет у всех. Сменится одно-два поколения, и все человечество будет состоять из одних настоящих джентльменов. И настоящих леди, – подумав, прибавил Наполеон. – Да. И настоящих леди тоже. Несомненно. Если вам такая терминология ближе, можете заменить сочетание «настоящий джентльмен» на «благородный муж».
Эраст Петрович от неожиданности вздрогнул, а Наполеон подмигнул ему:
– Я знаю о вас больше, чем вы думаете, мистер Фандорин. На свете не так много людей очень высокого качества. Мой департамент «Глаза» собирает сведения об этом ценном материале. Нашел я в картотеке и вас… Ты, готов, брат? – спросил он, глядя Фандорину за спину.
– Готов, принц. Только дайте я сам, а то этот здорово брыкается.
Скрип. К стулу подкатилась тележка. К ней были прикреплены толстые ремни.
– Не беспокойтесь, – сказал Наполеон, видя, что пленник подобрался. – И не надо на меня кидаться. Никто не собирается вас пытать или что-то в этом роде. Это просто средство передвижения.
Если бы Фандорин и хотел наброситься на принца, было уже поздно. Финч сзади, профессиональным зажимом, стиснул Эрасту Петровичу шею, заставил подняться, потащил к каталке. Не чтобы освободиться, а просто ради удовольствия Фандорин двинул предателю затылком по носу. Попал хорошо, что-то там хрустнуло.
Финч выругался, захлюпал кровью, но затащил-таки пленника на тележку и быстро пристегнул ремни.
– Накрою простынкой… – уютно проговорил принц. Белая ткань опустилась на лицо и грудь Эраста Петровича. – …И немного покатаю. Что до тебя, Финч, то во-первых, н тебе носовой платок, вытри кровавые сопли. Во-вторых, вызови на центральный пост всех свободных от дежурства охранников. Через час состоится торжественная церемония. Я произведу тебя в офицеры.
– Благодарю, принц! – голос бывшего агента растроганно дрогнул.
– Не за что. Ты заслужил. Ты настоящий джентльмен. Ну, мы покатились. Оп-ля! – Тележка тронулась с места. – Гляди, Финч, не забудь заказать шампанского. Обмоем твой золотой кортик.
Развязка
Благородный муж и поражение
28 октября 1903 г. Атлантис
Судя по звукам, тележка катилась по оживленной улице. К принцу подходили, спрашивали, что стряслось. Он всем отвечал: беда, некто Пит Булль, из новеньких, стал жертвой несчастного случая. Был голодный, откусывал слишком большие куски и подавился. Не в то горло попало. Такая нелепая трагедия! Вот, хочу сам оказать бедняге последние почести.
Эраст Петрович лежал, стиснув зубы. Он был в этом чуждом мире один, побежденный и униженный. Тржествующий враг глумился над его еще живым, но недвижным телом.
Давно известная истина: на свете нет ничего хуже поражения. Особенно, если ты не пал, сражаясь, а угодил в плен и вынужден видеть, как ликует победоносное Зло.
На помощь, как обычно, пришла мудрость древних. Много веков назад, еще на заре мысли и самых первых представлений о человеческом достоинстве, была сформулирована, вероятно, самая лучшая из максим: «Благородный муж терпит поражение, только если перестает быть благородным мужем».
Значит, я не побежден, сказал себе Фандорин, и на душе стало спокойно. Эраст Петрович приказал телу расслабиться, рассудку отключиться, отдался мерному покачиванию каталки. В следующую минуту он уже крепко спал и видел приятный сон: будто Маса жив, и они рубятся бамбуковыми мечами.
Когда покачивание прекратилось, оборвался и сон – на самом обидном месте. Эраст Петрович как раз нанес оппоненту четвертый юко-датоцу, до победы оставалось совсем чуть-чуть. Обычно они бились до счета «пять».
Ничего, скоро продолжим, утешил себя Фандорин, пытаясь понять, куда его привезли. Вероятно, меня быстро отправят туда, где сейчас Маса.
Шум города исчез. Было тихо.
Звук шагов.
Простыня соскользнула с лица пленника.
– Это мой дом, – сказал Наполеон. – Мы в кабинете. Никто из посторонних попасть сюда не может.
Лицо его было серьезным – ни глумливости, ни торжества.
– Хочу вам кое-что показать. Смотрите.
Эраст Петрович повернул голову, чтобы взглядом проследить за принцем.
Кабинет как кабинет: письменный стол, полки с папками и книгами, два портрета – молодой Бонапарт надевает на голову императорскую корону, иссохший Бонапарт лежит в гробу. Потолок прозрачный, там мерцает черная ночная вода, какая-то морская тварь посверкивает фосфоресцирующими глазами – пялится вниз, на освещенное, недоступное пространство.
Принц взялся за картину с усопшим родственником, чуть нажал на нее. Картина оказалась закрепленной на толстой стальной дверце.
– Вы хотели узнать, как можно уничтожить Атлантис одним ударом? – Наполеон обернулся к Фандорину. – Взорвать город нельзя. Но один поворот вот этого красного рычага – и включится механизм разгерметизации, остановить которую уже невозможно. Эта мера предосторожности на случай, если мой город подвергнется внезапному нападению и возникнет угроза оккупации. Я не оставлю великим державам своих секретов. Тупоумные пигмеи, правящие миром, испоганят океан точно так же, как они испоганили землю. Смотрите: всего одно движение. Стеклянный купол начнет медленно расходиться по швам. Включится эвакуационная сирена. Хлынет вода. Через двадцать минут здесь будет царствовать море. Я, конечно, останусь в Атлантисе. У меня хватит времени выкурить сигару и выпить бокал вот этого вина. – Он показал пузатую бутылку темного стекла. – Урожай 1815 года – года, погубившего моего великого предка. Наполеон Первый умер на острове Святой Елены, Наполеон Четвертый окончит свой путь на острове Святого Константина. Вы знаете, что святая Елена – мать императора Константина?
– Зачем всё это? – спросил Эраст Петрович. – Зачем вы меня сюда привезли? Зачем показываете красный рычаг? Упиваетесь моим бессилием? «Близок локоть, да не укусишь»?
– Как плохо вы меня понимаете, – вздохнул принц, запирая сейф. – Хотя в досье написано, что вы сыщик психологической школы…
Он подошел к каталке, сел в ногах у Фандорина.
– Я раскрываю перед вами свой самый большой секрет. Я доверяюсь вам, подставляю свое незащищенное сердце. Потому что знаю вашу породу. Она – самая лучшая на свете. Вы не Финч. Вы никогда не предадите того, кто перед вами раскрылся. И если скажете: «Наполеон, я с тобой», от своего слова не отступитесь. Давайте сделаем это вместе, Фандорин. Давайте преобразим планету. Дадим людям шанс превратиться из жвачных животных – в людей. Я не маньяк, которому нужна власть над миром. Я действительно хочу сделать его лучше. И знаю как. Нужно всего лишь устранить необязательные и вредные трения между народами, чтобы энергия человечества не расходовалась попусту. Пришло время собирать камни, хватит их разбрасывать. Если мир станет единым, он начнет развиваться с удвоенной, нет – удесятеренной скоростью… Я вычитал в вашем досье, что это, оказывается, вы когда-то разрушили организацию «Азазель», ставившую перед собой примерно такую же цель. Но вы тогда были совсем молоды. Скажите, неужто за минувшие годы вы не пожалели о том, что помешали тому великому замыслу осуществиться? Разве вы не задавали себе этот вопрос: «Не ошибся ли я?»
– Задавал, – неохотно признал Эраст Петрович, для которого эти воспоминания были мучительны.
– Вот видите! Судьба дает вам второй шанс. Это редко бывает! Мой путь прямее и короче, чем был у «Азазеля». До победы всего несколько месяцев – это все равно что одно мгновение. Я бы доверил вам руководство департаментом «Глаза». В моей империи важность этого ведомства возрастет необычайно. Генерал для этой роли не подходит – он прекрасный исполнитель, но не более. Сам ведь я буду находится в Атлантисе, но наверху мне нужен соратник, который сможет вовремя увидеть и предотвратить любую угрозу. Я долго искал такого человека и вот наконец нашел. Просто скажите «да», мне будет этого достаточно. Я немедленно освобожу вас, мы пожмем друг другу руки и снова перейдем на «ты».
– А если я скажу «нет», вы меня прикончите, так? – мрачно усмехнулся Фандорин.
Принц нетерпеливо дернул плечом:
– Какое это имеет значение? Вы ведь не боитесь. Угроза смерти никак не повлияла бы на ваше решение. Если вы, большой человек, хотите совершить большое дело, ваше место рядом со мной. Итак одно слово: да или нет?
– Нет.
– Но почему?! – воскликнул принц, по-видимому, никак не ожидавший такого ответа. – Я не понимаю. Объясните!
– Мир не должен быть единым. Он не может управляться одной волей, из единого центра. Он живой, понимаете? Противоречия и разнонаправленные движения, конфликты интересов необходимы для роста и развития. Вы в своем океаническом б-бонапартизме ничем не отличаетесь от коммунистов, которые тоже хотят всем управлять и всё планировать. Ничего из этого не выйдет. Помогать всему полезному и мешать всему опасному можно. Но всё контролировать нельзя. Разве что при помощи тотального принуждения и страха. Однако это конструкция непрочная и недолговечная. Вы разгромите великие державы, подчините себе правительства всего мира, а потом будете сидеть под водой, в столице своей «планеты Вода», а планета Земля будет вас бояться и ненавидеть. Никого нельзя облагодетельствовать насильно. Такие дары будут восприниматься как агрессия и отторгаться. Возникнет сопротивление, появятся смелые люди, еще предприимчивей и изобретательнее вас. Они скинут ваше п-подводное иго. Это раз.
– Мне есть что на это возразить, но продолжайте, – молвил Наполеон. Он глядел исподлобья, сложив руки на груди, и был сейчас поразительно похож на Корсиканца.
– Кроме того, вы ничего не понимаете в людях. Не вам решать, кто большой человек, а кто маленький. Сама такая постановка вопроса – ужасная пошлость.
– Пошлость? – не обиделся, а удивился принц. – Вы находите меня пошлым?
– Да. Вся ваша философия, все ваши фантазии – набор пошлостей и штампов. Какие-то объедки ницшеанства. Но герра Ницше стошнило бы от вашей риторики. Чего стоят одни названия! «Атлантис», «Амфибия», «Глаза-Руки», «братья», квартал «Сан-Суси» с борделем «Афродита». Просто букет банальностей. Представляю, каким кошмаром безвкусия станет ваша империя. Это вторая причина, по которой я говорю «нет». Эстетическая.
– Я понимаю: вы хотите меня оскорбить. Но не понимаю почему, – сказал Наполеон. Кажется, он действительно был задет.
– Потому что вы убили моего единственного д-друга, – тихо, уже не сдерживая ярости, произнес Эраст Петрович. – И это третья причина, самая главная из всех, потому что главные причины всегда личные.
– Я убил вашего друга? Когда? – Принц наморщил лоб. – Погодите-погодите… В досье написано, что у вас есть постоянный помощник, японец… Не помню имени… Так вот оно что! Субмарина интересной формы, которую несколько дней назад потопила патрульная лодка, была ваша? И косоглазый, что находился в ней – ваш помощник?
– Он не косоглазый! Это вы косоумный! Весь ваш ум сикось-накось!
Эраст Петрович задыхался от бешенства. Вести себя с благородной сдержанностью, как предписывает кодекс благородного мужа, никак не получалось. Тяжелая все-таки штука – поражение.
– Как вы можете пользоваться услугами гнусного маньяка? Англичане хотя бы делали вид, что не замечают милых шалостей Кранка, что, конечно, тоже г-гнусно. Но вы – вы поставляете ему жертв. И кого! Больных детей? Если вы думали, что я могу иметь с вами что-то общее, вы просто сумасшедший!
– Да, тут вы правы, – вздохнул Наполеон. – Профессор Кранк безусловно урод. Однако на людей вы смотрите через розовые очки. В этом ваша главная ошибка. Для вас Человек – это фетиш, некая безусловная ценность. Да только глупости это. Чепуха, выдуманная гуманистами. Человек рождается на свет никчемным сгустком материи. Станет этот кусок мяса личностью или нет, определит жизнь. Подавляющее большинство не становится. А Кранк – как цирковой тигр. Для того чтобы он прыгал через огненные кольца, приходится кормить его кусками сырого мясом с кровью. Когда профессор сталкивается с какой-нибудь неразрешимой проблемой, он начинает сходить с ума. Ему нужен эмоциональный толчок. И тогда он выпускает кровь из очередной фарфорово-хрустальной девочки. Глядя, как ее сон переходит в смерть, Кранк заряжается творческой энергией. Такое уж у него топливо, и ничего с этим не поделаешь. Он – чудовище, но очень полезное.
– Вы хуже Кранка, – устало сказал Эраст Петрович, сам понимая бессмысленность беседы. – И все вы таковы, спасители мира. Вы спросили, жалею ли я, что помог разрушить тайную организацию «Азазель», которая, по вашим словам, стремилась к великой цели? Нет, не жалею. Великая цель меняет знак с плюса на минус, когда для ее осуществления требуются полезные чудовища. И хватит этих прописей. Катитесь к черту, Наполеон номер четыре.
Он закрыл глаза и стал мысленно перебирать нефритовые четки, чтобы вернуть поколебленную гармонию.
– Очень печально, – вздохнул принц. Вздох действительно был печален. – На свете так мало настоящих людей, что гибель каждого из них – огромная трагедия. Но если враг не хочет становиться другом, ничего не поделаешь. Вы слишком опасны, я не могу оставить вас в живых. Мой великий пращур очень уважал сильных врагов и горевал, когда ему пришлось предать смерти храброго генерала Пишегрю или непримиримого Кадудаля. Первого пришлось удавить в темнице, второго – отправить на эшафот. Но я поступлю с вами вежливее. Можете сами выбрать. Револьвер с одной пулей? Мгновенный яд?
Кадудаль дорого продает свою жизнь
Услышав про револьвер, Эраст Петрович оставил гармонию в покое и приподнял голову. Но принц с сожалением покачал головой:
– Нет, оружие исключается. Вас, пожалуй, вообще отстегивать и тем более расковывать не стоит… Что же с вами делать? Не сам же я должен… Мне это как-то и не к лицу. – И принял решение. – Поручу Финчу. Он в таких делах мастер. Скажу, чтобы быстро и без лишних мучений. Прощайте, мистер Фандорин. У вас есть время приготовиться к неизбежному – минут сорок. Я проведу торжественную церемонию и вернусь сюда с новоиспеченным офицером Финчем. Посмотрите на потолок, попрощайтесь с морем. Пусть эта прекрасная картина станет последним, что вы видите в жизни. Посмотрели? Прощайте.
С этими словами он накрыл лежащего простыней.
– Я оставляю вас одного еще и потому, что продолжаю надеяться. Вдруг вы передумаете? Разумеется не ради спасения жизни. Подумайте еще раз. Может быть, проблема не в том, что мир не может быть единым, а в том, что миром до сих неправильно управляли?
Удаляющиеся шаги. Скрип и металлический щелчок. Тишина.
Для очистки совести Эраст Петрович проверил, возможно ли ослабить ремни. Но Финч хорошо знал свое дело. Ремней было три – для груди, для талии и для ног. Держали крепко, не шелохнешься.
Что ж, сорок минут покоя перед уходом – щедрый подарок. Мало кому так везет перед финальным занавесом. Можно приготовиться. Даже сочинить предсмертное стихотворение.
Не сказать, чтобы мысль о расставании с жизнью так уж сильно огорчала Фандорина. Ничего особенно дорогого он в этом мире не оставлял. Конечно, жаль, что не удалось остановить мегаломаньяка. Будет война, будут потрясения. Что ж, от благородного мужа не требуется, чтобы он спас всё сущее. Он лишь обязан сделать то, что мог, а там уж как получится.
Ничего, мир как-нибудь спасет себя сам, он переживал и не такое.
Снова металлический щелчок. Его высочество вернулся?
Но нет. Шагов было не слышно.
Вдруг простыня, словно сама собой, соскользнула с лица Эраста Петровича. Он открыл глаза и увидел перед собой принцессу Кагуяхимэ. Ее хрустальное личико было искажено, в ясных глазах стояли слезы.
– Он не морской король и не принц! Он чудовище! – плача воскликнула девочка. Она была в ночной рубашке, светлые волосы заплетены в две небрежные косы. – А его волшебник – гнусная гадина! Волшебник – ладно, но принц, принц…
Она горько, безутешно зарыдала, склонившись над Эрастом Петровичем.
– Беллинда? – пробормотал Фандорин. – Ты ж-жива?
Мысль о том, что он уже находится в царстве мертвых, мелькнула и была изгнана. У покойников не может чесаться нос.
– Мне не спалось… Я услышала странные звуки… – Девочка зашмыгала носом. – Я подслушивала…
– Отодвинься, пожалуйста, – попросил он. – Твоя коса щекочет мне лицо. И объясни, как ты сюда попала?
– Сейчас. Только сначала…
Беллинда стала расстегивать ремни.
– Не имеет смысла. Я все равно скован по рукам и ногам.
– У меня есть ключ, который подходит ко всем замкам. Он дал.
– Принц Наполеон? Но почему? Ты живешь у него? Ничего не п-понимаю.
Не слушая, девочка всё повторяла, всхлипывая:
– Он мне так нравился, так нравился… А он чудовище! Не волшебный принц, а чудовище…
Закончив возиться с наручниками, Беллинда закрыла лицо руками и заревела уже всерьез, ни на что больше не отвлекаясь.
Фандорин с наслаждением растер запястья. Рассеянно погладил девочку по затылку.
Это потом. Сначала главное: красный рычаг.
Нет. Времени достаточно, чтобы нанести небольшой визит соседу принца, чудесному профессору Кранку. Иначе, как только включится сирена, «лилиевый маньяк» пустится наутек и ищи его потом свищи.
– Не могла бы ты мне одолжить твой ч-чудесный ключ?
Беллинда безразлично сунула ему тонкую стальную трубочку и зарыдала еще пуще:
– У-у-у…
– Всё, хватит. Иди оденься и обуйся. Если хочешь что-то взять, бери. Жди меня здесь. Я скоро вернусь.
Заплаканные глаза смотрели на него с тревогой.
– Куда вы уходите? Что вы хотите сделать?
– То, что должно быть сделано. А потом я вернусь, включу механизм з-затопления Атлантиса, и мы с тобой покинем это проклятое место. Собирайся!
– Вы уничтожите морское королевство? – ахнула Беллинда. – Оно такое красивое!
– Акула тоже красивая. Но она убийца.
Девочка больше не плакала, но ее губы дрожали, а личико сделалось совсем белым.
– Всё, я пошел. Где тут у них замочные с-скважины? И как попасть во двор?
Времени разглядывать апартаменты принца особенно не было. Эраст Петрович лишь запомнил путь: из кабинета по коридору налево, поворот, еще один поворот.
В небольшом дворе (сверху – черное море, справа – запертые ворота, слева – склад, напротив – дверь, ведущая в дом профессора) было пусто. Высаженные в каре декоративные деревца безжизненно поблескивали листвой в свете электрических ламп. Как они тут, бедные, выживают без живого солнца?
Ровно половина третьего. Наполеон ушел примерно десять минут назад. Значит, времени – примерно полчаса. Должно хватить.
Поворот чудо-ключа.
Вот и логово любителя белых лилий.
Воздух здесь был буквально пропитан сладким, настырным ароматом этих цветов. Эраст Петрович двинулся вперед, прислушиваясь. Должно быть, Кранк спал – в доме было тихо.
Жилище странного существа было странным. Голые белые стены, белый потолок – никакого моря над головой. Вход в каждое следующее помещение приходилось искать, потому что двери были спрятаны. Довольно скоро Фандорин научился это делать: нужно наскоро простучать стены и там, где гулкий звук, поискать нажимной механизм. Но переход в каждое следующее помещение занимал несколько минут, и Эрасту Петровичу уже не казалось, что времени достаточно.
Он оказался в галерее, свод которой наконец был не глухим, а прозрачным. Слабый электрический свет, лившийся сверху, лишь подчеркивал антрацитную черноту ночного моря. Дверь в дальнем конце оказалась хитрой. Фандорин потерял три с половиной минуты, прежде чем сумел открыть ее, нажав ногой на плинтус.
Два часа сорок пять минут.
Это была спальня. Тоже сплошь белая. Посередине – маленькая кровать, у стены полка, на ней несколько кукол с золотыми волосами. И повсюду вазы с цветами. Запах лилий такой сильный, что хоть нос зажимай. Даже самый дивный аромат, если он слишком густ, вызывает отвращение.
Кранка нет. Постель несмята.
Эраст Петрович чертыхнулся и зарысил в обратном направлении. Очевидно, замаскированных дверей было больше и главную он пропустил.
Вернувшись в большую комнату со столом посередине (время: два часа сорок семь минут), Фандорин побежал вдоль стены, колотя по ней кулаком.
И вдруг услышал дребезжащий голос, сердито воскликнувший по-немецки:
– Опять вы! И опять без спроса! На этот раз даже не позвонили! Сначала полоумная директриса чуть все не испортила – где только ваш доктор Ласт нашел такую идиотку? Пришлось брать первую попавшуюся куклу, даже без осмотра! А теперь вы решили отравить мне наслаждение? Убирайтесь к черту!
Дверца была маленькая, близко от угла. Эраст Петрович нашел шов, стал его ощупывать.
– …Но на этот раз вы опоздали, принц. Так что уходите, не мешайте работе вдохновения.
Щелчок. Дверца открылась.
Эраст Петрович увидел ослепительно белую кафельную комнату, посередине которой, в окружении цветочных ваз, стояла ванна на фигурных ножках. Рядом стоял человечек со вздыбленными, словно от электричества, седыми волосами и неестественно багровым лицом. Он глядел на Фандорина, разинув рот.
– Кто вы?! Какого дьявола… – пролепетал Кранк, пятясь.
Эраст Петрович не собирался пачкать руки убийством существа, не способного к сопротивлению. Однажды, много лет назад, в похожей ситуации он поступил подобным образом – и много лет потом испытывал мучительное ощущение, что никак не отмоет палец, нажавший на спусковой крючок. Довольно было бы запереть «лилиевого маньяка» в этой комнате, чтобы не мог убежать, когда включится сирена. Пусть монстр останется на дне море, подальше от земной поверхности.
Но сделав несколько шагов вперед, Фандорин увидел, что вода в ванне вся розовая. Внутри лежала девочка, белое личико которой было окружено нимбом плавающих золотистых локонов. Глаза девочки, обрамленные длинными пушистыми ресницами, были скорбно сомкнуты.
Мертва…
И Фандорин забыл о гигиене. Подлетев к перепуганному человечку, он ударил его ребром ладони по шее, вложив в это движение всю энергию Ки, а заодно всю ненависть к жестокой и злобной стихии, уродующей гармонию мира.
Голова Кранка скособочилась, будто одуванчик на сломанном стебле. «Лилиевый маньяк» не заслуживал такой легкой смерти. Лучше бы он колотился в запертую дверь, воя от ужаса в унисон аварийной сирене. Но сожалеть и раскаиваться было поздно.
«Будем надеяться, что на том свете есть и суд, и возмездие. А впрочем, не наше дело. Мы что могли – сделали», – сказал себе в утешение Эраст Петрович и посмотрел на часы.
Два часа сорок девять минут.
Маленькое дело сделано. Теперь – большое.
Обратная дорога не заняла и минуты.
– Беллинда! – крикнул Эраст Петрович, быстро идя по коридору. – Ты г-готова? Где ты?
– Я здесь, – откликнулась девочка из кабинета.
Она стояла посреди комнаты с несчастным лицом, кусая губы, и по-прежнему была в ночной рубашке.
– Так и не оделась? – недовольно сказал Фандорин, переступая порог. – Давай быстрее! Время еще есть, но его м-мало…
По его позвоночнику сверху вниз пробежала обжигающая огненная молния, забрав с собой всю силу и отключив сознание. Эраст Петрович нырнул в непроницаемо черный омут, прокрутился там в бешеном водовороте, рванулся назад, к свету, и вынырнул обратно на белый свет. Но на белом свете всё успело перемениться. Теперь Фандорин не стоял, а сидел. Запястья его были скованы за спиной, щиколотки прицеплены к ножкам стула.
Тряхнув головой, чтоб прояснилось зрение, Эраст Петрович увидел перед собой принца. Тот прижимал к себе и гладил по волосам горько плачущую Беллинду. А Фандорину подмигнул:
– Становится похоже на ярмарочную комедию, да? Капитан Фракасс получает очередную плюху. Только на сей раз ультрасовременную – разрядом тока. – Он держал в руке какой-то черный брусок – точно такой же был у Финча. – Одно из полезных изобретений моей лаборатории. Называется «электрический шокер».
– Простите меня, Пит, простите! – всхлипнула Беллинда, умоляюще глядя на Эраста Петровича. – Но вы бы всё здесь уничтожили, и он бы умер. Он не смог бы жить без своего морского королевства! Я не могла его предать!
«Здесь есть телефон или какая-то иная система внутренней связи, по которой девочка вызвала Наполеона, – сказал себе Фандорин, на миг прикрыв глаза. – Худшее из поражений то, которое было без пяти минут победой. Вывод на будущее: когда есть два дела, большое и маленькое, начинать нужно с главного дела, а второстепенное оставлять на потом».
Он посмотрел на Беллинду.
– Что ж, ты сделала свой выбор. Он будет жить, а умру я.
– Нет, нет! – закричала она. – Вы не умрете, он пообещал! Пусти меня, Наполеон!
Она высвободилась, подбежала к Эрасту Петровичу, опустилась на колени и снизу вверх заглянула в глаза.
– Я хочу вам объяснить… Хочу, чтобы вы поняли и не смотрели на меня так… Он – чудовище. Но он не настоящее чудовище. Он на самом деле принц. Просто его заколдовали и превратили в чудовище. И вот он жил в своем заколдованном дворце, делал всякие страшные вещи. И наделал бы еще больше ужасов. Он ведь заколдован! Но появилась я, и я его расколдую. Только я одна могу это сделать! Я одна могу снова превратить чудовище в прекрасного принца! Вы мне нравитесь, вы мне очень-очень нравитесь. Но я вам не нужна. Вас никто не заколдовывал и не заколдует. Вы можете жить и без меня. А он не может. Он без меня пропадет. Он совершит много зла, погубит много людей и погибнет сам. Простите меня за то, что я вас предала. Пожалуйста!
– Ты меня не п-предавала, и прощать тебя не за что, – устало сказал Эраст Петрович. – Ты ведь мне ничего не обещала.
– Она обещала, что вы останетесь жить. – Наполеон взял девочку за руку, поднял с пола и обхватил за плечо. – Так и будет. Я помещу вас в изолятор. Убежать оттуда невозможно. После победы я вас отпущу. Вы увидите, как преобразится мир, когда им будут управлять единый разум и единая воля. И, может быть, мы еще подружимся.
Эраст Петрович скрипнул зубами. Он только что сделал новое открытие в науке о поражении, которую постигал сегодня этап за этапом. Оказывается, поражение легче переносить, если знаешь, что сейчас умрешь. Гораздо тяжелее, если выясняется, что с поражением придется жить…
– Вы считаете, что вам есть за что меня ненавидеть, – продолжал принц. – Но это не так. История с мистером Кранком, насколько я понимаю, закончена. Честно говоря, я испытываю по этому поводу двойственное чувство. С одной стороны, безумно жалко гениального ученого. С другой… – Он дернул плечом. – Ладно. Эта неприятная страница перевернута. Но есть еще одно обстоятельство, благодаря которому ваше отношение ко мне переменится. Я не стал вам говорить про это, когда намеревался вас убить. Но раз принцессе угодно, чтобы вы жили, скажу. У меня есть известие, которое вас обрадует.
– Это н-навряд ли, – хмуро сказал Фандорин. На этом свете не оставалось ничего такого, что могло бы его обрадовать. А значит, нечего терзаться из-за поражения. В конце концов всякая жизнь обречена закончиться поражением и победой смер…
– Оооо!!! – раздался вдруг за дверью вопль. – Масака?!
Благородный муж и победа
28 октября 1903 года. Атлантис
Последнее, что увидел Маса в момент взрыва – разлетающийся на мелкие осколки иллюминатор. Соленая вода ударила в лицо, будто из брандспойта, отшвырнула к борту, после чего карада и рэйкон на время разлучились.
Вновь они соединились в очень странном месте. Оно было сплошь серое.
Маса похлопал ресницами, повел одеревеневшей шеей и ничегошеньки не понял. Только что жив, потому что карада ныла, рэйкон же был спокоен. На том свете – хоть по-буддийски, хоть по-христиански – полагалось бы наоборот.
Сел, пощупал себя. Кости вроде целы. Шумит в ушах, но не сильно.
Тогда стал осматриваться: почему всё серое?
Скоро уяснил, что находиться в замкнутом, довольно тесном пространстве. Пол, стены, потолок тусклого серого, то есть вообще никакого цвета. Двери не видно. На полу кружок, диаметром примерно в два сяку. Другой кружок поменьше на стене. Судя по швам, это были отверстия или какие-то окошки, но открыть их не получилось.
Еще на одной стене были металлические скобы, числом четыре: две наверху, две внизу.
Что-то это всё напоминало. Из далекого-предалекого прошлого.
Маса энергично потер себе уши, чтобы лучше заработала голова (она была пустая и гулкая, как барабан).
Вспомнил.
Таким же мир был в раннем-раннем детстве, когда еще не умеешь ходить и ничего не знаешь. Мир был никакой, серый. Его еще требовалось наполнить предметами и смыслом.