Дети войны. Народная книга памяти Коллектив авторов
Мне удалось спасти сестру
Холтобин Александр Сергеевич, 1929 г. р
Я родился в Обояни Курской области, на войну меня не призывали, мне тогда было всего двенадцать лет, но награжден медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». Будучи школьником, оказывал различную помощь в колхозе, принимал участие в полевых работах, помогал в уборке урожая.
В период оккупации (1941–1943 годы) вместе с моим двоюродным братом Евгением и другими подростками много работал не только в поле, но и рыл окопы, траншеи; в дальнейшем, с весны 1943 года, работал за станком токарем, день и ночь изготавливал, вытачивал детали сначала для ремонта танков в период Курской битвы, потом тракторов, чтобы в поле выходила исправная техника.
Когда началась война, в тылу пацаны пережили много горя, узнали и про злодейства фашистов. Оказывается, в городке Обояни фашисты пребывали долгое время. Ребята невольно наблюдали за тем, как они хозяйничали. Гоняли всех пожилых людей, женщин, детей на работу. Подростков тоже заставляли много работать. Дети ухаживали за лошадьми, работали по хозяйству.
Тяжело пришлось в годы оккупации. Каждый день подросткам стала угрожать опасность. Люди боялись выходить из домов. А дело вот в чём. На железнодорожной станции «Обоянь» склады были полны снарядами. И очень часто немцы прилетали их бомбить. Иногда они не попадали в цель, и бомбы разрывались прямо на обоянских улицах. Один раз было семь промахов, и все эти бомбы попали в наш сад. Когда люди услышали зловещий звук фашистских самолётов, они бросились бежать в укрытие. Так спасалась и сестра Валентина. Невдалеке от неё взорвалась бомба, и её засыпало землёй. К счастью, мне удалось тут же спасти сестру. В этот день осколком бомбы убило соседку, которая кормила грудного ребёнка, лёжа спиной к стене. Осколок пробил стену дома и убил мать, а грудной ребенок Гена чудом остался жив.
На всю жизнь в памяти осталось, как на центральной улице Обояни на трассе увидел очень много виселиц с мёртвыми людьми и дощечками на груди: «Партизан». После этого случая так разозлились подростки на фашистов, начали мстить, как могли. То в бензобак подсыпали песок, то посуду, котлы недомывали, то в телегу что-нибудь подбрасывали. Однажды в котел с едой бросил кто-то валенок… Фашисты испугались и кричали: «Партизан! Партизан!»
На всю жизнь в памяти осталось, как на центральной улице Обояни на трассе увидел очень много виселиц с мёртвыми людьми и дощечками на груди: «Партизан». После этого случая так разозлились подростки на фашистов, начали мстить, как могли. То в бензобак подсыпали песок, то посуду, котлы недомывали, то в телегу что-нибудь набросывали. Однажды в котел с едой бросил кто-то валенок… Фашисты испугались и кричали: «Партизан! Партизан!»
После изгнания немцев устроился на работу учеником токаря. Необходимо было изготовлять много деталей для боевой техники, которая ремонтировалась, а затем сразу же направлялась на передовую южного направления Курской битвы в сторону Яковлево, Прохоровки.
Пять лет (с 1949 по 1954 г.) служил мичманом на Северном флоте ВМФ СССР на крейсере «Быстрый». Много раз выполнял боевые операции по обнаружению и уничтожению невзорвавшихся во время Великой Отечественной войны мин, минных заграждений в Баренцевом море, чтобы обеспечить безопасность плавания кораблей. Демобилизовался, вернулся в родной город.
Мы наградили фрицев березовыми крестами
Подшиваленко Николай Иванович, 1925 г. р
С ноября 1941 по июль 1944 г. – участник ВОВ; с ноября 1941 г. по январь 1942 г. – оборона Москвы. Партизан отряда специального назначения «Боевой».
Награжден орденом Красной Звезды, медалями 3-х степеней: «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За победу над Германией», «За отвагу» и др. Юбилейными и трудовыми наградами. Полковник.
В годы Великой Отечественной войны на территории Белоруссии, в Витебской, Минской и бывшей Вилейской областях, успешно действовал специальный партизанский отряд «Боевой», возглавляемый Героем Советского Союза чекистом Валентином Леонидовичем Неклюдовым. На базе небольшой группы, перешедшей в марте 1942 года на лыжах линию фронта, вскоре вырос крупный и грозный для врага отряд. Его бойцы пустили под откос 125 эшелонов противника с живой силой и техникой, вывели из строя 113 автомашин и мотоциклов, три бронепоезда, восемь танков, четыре бронемашины, один самолет, взорвали и сожгли 78 железнодорожных и шоссейных мостов, 16 складов с продовольствием и боеприпасами, разрушили несколько километров железнодорожного полотна и телеграфно-телефонной линии. Немало оккупантов погибло от рук народных мстителей из отряда «Боевой».
Я предстал перед командиром, когда отряд был почти полностью сформирован. Здесь были участники боев с гитлеровцами и белофиннами, имевшие разные специальности, столь необходимые теперь в тылу врага. Добрую половину отряда составляли спортсмены – мастера спорта, перворазрядники. Народ в отряде подобрался бывалый и боевой. Поэтому и получил отряд такое грозное и такое обязывающее название.
Мне исполнилось только 16 лет, и успел я окончить всего лишь семь классов. В отряд меня, разумеется, взяли не сразу: мальчишка, да и только. Но вскоре командованию стало известно, что, рано осиротев, я успел поработать в леспромхозе, продавцом в гастрономе. Несколько недель рыл окопы под Москвой. И везде отзывались хорошо.
– Надо взять Колю в отряд, – сказал решающее слово начальник разведки отряда, бывалый охотник Василий Хартулари. – Еще какой боец из него выйдет! Видите, как просится парень в отряд, как рвется в бой, – убеждал он командира.
И меня приняли в отряд. В десятках боевых операций я участвовал, но особенно памятным был бой с гитлеровцами у деревни Половинники в Россонском районе.
Это произошло 4 июля 1942 года. Накануне разведка сообщила: специальный отряд гитлеровцев – примерно сто солдат и офицеров – заночевал в деревне Половинники. С вечера подвыпивший офицер стал бахвалиться, что завтра, мол, они расправятся с «лесными бандитами». Разведчики сообщили также о том, как вооружены фашисты: пулеметы, автоматы и минометы.
– Отряд вдвое больше нашего и вооружен отлично, – выругался капитан Неклюдов. Помолчал, а затем добавил: – Что ж, будем принимать «гостей».
Встречу карателям «назначили» у Сивошинского моста. Вместе с бойцами притаился в засаде и я. Ждали час, второй. Фашисты все не показывались, я стал оглядываться по сторонам.
Стоял погожий летний день. Воздух заполнен беззаботным птичьим разноголосьем. Шурша листвой, по верхушкам деревьев изредка пробегал слабый ветерок.
– Что, заждался «гостей», Коля? – спросил командир. – Не горюй, никуда они не денутся. – И напомнил: – Стрелять только после взрыва моста.
И вот показался отряд карателей. Он все ближе и ближе. Уже различимы сытые, самодовольные загорелые лица. У многих закатаны рукава. В конце колонны – несколько подвод. На первой – тучный солдат наигрывает какой-то мотивчик на губной гармошке. А вот там двое офицеров с серебристыми погонами о чем-то разговаривают между собой.
Едва голова колонны вступила на мост, сильный взрыв потряс все вокруг, и сразу же на карателей обрушился град пуль.
Я видел, как взметнул руками очкастый гитлеровец, все стрелял и стрелял…
«Скоро мы вам поиграем! Скоро вы услышите настоящую музыку!» – охватило меня волнение.
Едва голова колонны вступила на мост, сильный взрыв потряс все вокруг, и сразу же на карателей обрушился град пуль. Я видел, как взметнул руками очкастый гитлеровец, все стрелял и стрелял…
Засада была для гитлеровцев полной неожиданностью. Те из них, кто остался в живых, не принимая боя, пытались спастись бегством, но это удалось не многим.
Богатые трофеи захватили народные мстители: автоматы, пулеметы, штабные документы.
Построив отряд, капитан Неклюдов поздравил бойцов с победой, объявил благодарность отличившимся и тут же спросил:
– А знаете, кого мы разгромили? Особый карательный отряд, сформированный гитлеровцами из спортсменов. Они прошли специальную подготовку для борьбы с патриотами оккупированных фашистами стран. – Подняв трофейные документы, Неклюдов продолжал: – Вот тут говорится, что они были во Франции, Чехославакии, Польше. Почти все имеют награды, Железные кресты, да еще с дубовыми листьями…
– Ну что же, мы их тоже наградили последними крестами – березовыми, – вставил свое слово начальник разведки Василий Хартулари. – Не топтать им больше нашей земли.
Октябрьской ночью под прикрытием темноты отряд, разделившись на несколько групп, приблизился к мосту и занял заранее намеченные позиции. Теперь нужно было подползти к часовым и снять их. Но тут вдали послышался шум приближающегося поезда. Он шел в сторону Себежа. И командир неожиданно изменил план операции.
Бойцы были довольны. Ликовал и я, получив благодарность за отличные действия в бою.
Когда было решено взорвать железнодорожный мост у станции Себеж, я, уже опытный партизан, был одним из добровольцев, вызвавшихся принять участие в дерзкой операции: мост охраняла большая группа гитлеровцев, а неподалеку, всего в нескольких сотнях метров, в поселке располагался крупный гарнизон противника.
Октябрьской ночью под прикрытием темноты отряд, разделившись на несколько групп, приблизился к мосту и занял заранее намеченные позиции. Теперь нужно было подползти к часовым и снять их. Но тут вдали послышался шум приближающегося поезда. Он шел в сторону Себежа. И командир неожиданно изменил план операции.
Под прикрытием товарняка бойцы незаметно подкрались к охране и без единого выстрела расправились с ней. Мы вместе с Евгением Ивановым, Александром Прокофьевым и Николаем Ивановым быстро скользнули под мост, ловкими натренированными движениями заложили заряд. И вот по команде Неклюдова я поджег бикфордов шнур.
Теперь нужно было спешить. Когда партизаны отошли метров на триста, мощный взрыв расколол ночную тишину.
Железная дорога вышла из строя на целую неделю. В ответ на сообщение об этой операции Центр прислал телеграмму с благодарностью. Группа партизан была удостоена наград, в том числе и мне вручили медаль «За боевые заслуги».
Немецкий приспешник расстреливал меня в грудь
Музалев Владимир Федорович, 1931 г. р
Родился я 22 сентября 1931 года в п. Георгиевском Хомутовского района Курской области в семье колхозника. С ноября 1942 года по март 1943 года вместе с отцом находился в партизанском отряде им. Ф. Дзержинского Второй партизанской бригады. После войны окончил школу, Воронежский зооветеринарный институт, проработал более сорока лет ветеринаром.
Осенью 1941 года Хомутовский район Курской области оказался в зоне оккупации немецких войск. Наши солдаты вынуждены были отступать, часто шли ночами и выходили с тяжелыми боями из окружения. Так в октябре месяце через хомутовские села с тяжелыми боями выходили войска 13-й армии Брянского фронта. Тяжелые бои с фашистами проходили в селе Калиновка и Хомутовка, где погибло много красноармейцев, а раненые оставались на излечении у местного населения. Мальчишки ходили по полям, собирали винтовки, патроны, гранаты, прятали их в кустах или в водоемы – копоня, где до войны колхозники замачивали пеньку. Я собрал 10 винтовок. Зимой 1941 года повсеместно создавались партизанские отряды. Бойцы Красной армии, выздоровевшие солдаты вступали в партизанские отряды. Вот и юные селяне достали свои военные запасы, очистили их от ила, ржавчины и передали партизанам.
Мальчишки ходили по полям, собирали винтовки, патроны, гранаты, прятали их в кустах или в водоемы – копоня, где до войны колхозники замачивали пеньку. Я собрал 10 винтовок.
Немцы очень жестоко обращались с мирным населением. Они забирали у крестьян продукты питания, скот, одежду и всех называли «русская свинья». Такое отношение вызывало у наших людей возмущение и недовольство немецким «порядком». Подавляющее большинство населения было явно настроено враждебно к фашистам, всячески помогало партизанам.
Владимир Мурзалев
Мы с отцом выполняли разные поручения партизанского отряда им. Дзержинского, ходили в разведку, передавали продукты, распространяли листовки. Однажды осенью 1942 года, выполняя задание, полученное от партизан, в селе Дубовица были арестованы полицаями, вынуждены были бежать в Хинельский лес к партизанам. После побега приехали полицаи, сожгли наш дом и всё поместье. Так я оказался в партизанском отряде им. Дзержинского 2-й Курской партизанской бригады, которая дислоцировалась в Хинельских лесах Брянской области. Партизанские отряды совершали множественные налеты на малочисленные фашистские гарнизоны, на проходящие по дорогам обозы, автотранспорт, нанося значительный урон. Только за три месяца (к январю 1942 года) были разгромлены все мелкие гарнизоны – более тысячи фашистских солдат и офицеров, пущено под откос четыре эшелона противника с войсками и грузами.
Для срочной помощи раненым мне поручили из села, оккупированного фашистами, привести сельскую медсестру. Дело было зимой, опасно.
Будучи 12-летним мальчишкой, пережил все лишения и невзгоды партизанской жизни вместе со взрослыми. Зима 1942–1943 годов была очень суровой, при 20—25-градусном морозе жили в лесу в землянках, не было ни теплой одежды, ни продуктов питания, соли и других жизненно важных предметов быта, воду добывали, растапливая снег. Я хотел как можно больше помочь взрослым партизанам, ежедневно ходил в хозвзвод, кормил лошадей, водил их на водопой на опушку леса, где протекала небольшая речушка, и зимой она не замерзала. Заготовка дров стала для подростков партизанского отряда святым делом. Дрова необходимы были для отапливания землянок. Дрова заготавливали как можно дальше от наших землянок, чтобы их не оголять от маскировки. Дровами топили железные печи, которые изготавливали из бочек из-под бензина. Такие печи топили круглые сутки, иначе в землянках замерзала вода. Юные партизаны ухаживали за ранеными, помогали по хозяйству, ходили в разведку.
Все население партизанского отряда часто ходило на опушку леса, где расчищали большую площадку от снега для приема наших самолетов, которые прилетали к нам. Как мы были рады, когда в партизанский отряд прилетали самолеты, которые привозили оружие, боеприпасы, взрывчатку, медикаменты, а от нас увозили раненых партизан, малых детей и стариков. Лес часто бомбили. Однажды аэродром разбомбили, мы лишились помощи, не было врачей. Для срочной помощи раненым мне поручили из села, оккупированного фашистами, привести сельскую медсестру. Дело было зимой, опасно, но задание было выполнено.
Самый трагический момент для меня случился, когда немецкий приспешник расстреливал меня в грудь, это было в марте 1943 года, когда я находился на опушке леса и не заметил, как ко мне подошел человек с немецкой винтовкой на плече. Он снял винтовку и начал целиться в меня, я понял, что он хочет убить меня, и только успел крикнуть: «Не стреляй», – как раздался оглушительный выстрел, меня обожгло огнем, и из груди захлестала горячая кровь.
Помню, рядом с нашей землянкой располагалась еще большая просторная землянка, в которой два ружейных мастера хранили отремонтированное оружие, которое они привели в боевое состояние. Я часто ходил к ним и помогал разбирать винтовки, очищал затворы от грязи и ржавчины. Я хорошо освоил разборку и сборку винтовочных затворов, которые в первый день смазывал щелочью, на второй день тщательно очищал от ржавчины, смазывал ружейным маслом и передавал мастерам на осмотр, за это мне давали патроны для моего иностранного карабина, с которым я в лесу никогда не расставался.
Много было интересных моментов в жизни партизан, которые жили очень дружно и последний кусок хлеба всегда делили поровну. Мы, подростки, находившиеся в отряде, как и все взрослые партизаны, учились стрелять, правильно обращаться с гранатами и минами.
В лесу нас часто бомбили немецкие самолеты, которые прилетали по 10–15 штук и безнаказанно засыпали бомбами.
Самый трагический момент для меня случился, когда немецкий приспешник расстреливал меня в грудь, это было в марте 1943 года, когда я находился на опушке леса и не заметил, как ко мне подошел человек с немецкой винтовкой на плече. Он снял винтовку и начал целиться в меня, я понял, что он хочет убить меня, и только успел крикнуть: «Не стреляй», – как раздался оглушительный выстрел, меня обожгло огнем, и из груди захлестала горячая кровь, мне хотелось убежать, но ноги не двигались с места, я потерял сознание. Меня нашли и отвезли в местную больницу, где долго лечили. Наверное, молодость победила смерть…
Как я стал народным мстителем
Конченков Иван Иванович, 1926 г. р
В нашем селе Звенячка первые партизаны появились летом 1942 года. Конная группа из одиннадцати человек проехала через восточную окраину села с юга, со стороны села Кирилловка, в северном направлении. При этом партизаны застрелили двух полицейских и одного ранили.
Иван Конченков
За лето и осень 1942 года действия партизан в Хомутовском и соседних районах становились все более активными. Они нападали на местную немецкую администрацию (волостные управы, комендатуры), полицейские гарнизоны, немецкие воинские подразделения и штабы воинских частей. Действовали в ночное время.
В начале зимы 1942 года в Звенячку открыто днем приехали на санях партизаны. Это событие повлияло на крутой поворот в моей личной жизни. Партизанам было передано оружие, оставленное мне на хранение воинами Красной армии, выходившими из окружения осенью 1941 года. А в декабре 1942 года меня добровольцем приняли в ряды народных мстителей, в партизанский отряд имени Чкалова 2-й Курской партизанской бригады им. Дзержинского. Так в шестнадцать мальчишеских лет я стал юным защитником Родины.
Партизанский отряд, бойцом которого я стал, был создан коммунистом села Мухино Хомутовского района Курской области Родивиловым Анисимом Степановичем в марте 1942 года по заданию курского обкома КПСС, полученному в октябре 1941 года.
С первоначальной численности в девять человек отряд увеличился к октябрю 1942 года до 182 человек. Пополнялся он за счет местных жителей, а также за счет бывших воинов Красной армии, попавших в окружение, но не вышедших к фронту и проживавших в селах и хуторах Курской области. В октябре 1942 года решили назвать отряд именем Чкалова.
В ноябре 1942 года приказом орловского областного штаба партизанского движения была создана 2-я Курская партизанская бригада им. Дзержинского из семи отрядов.
Зоной действия отрядов нашей бригады были районы Курской области: Хомутовский, Конышевский, Рыльский, Льговский, Глушковский, Суджанский, Дмитриевский, Крупецкой, а также – Брянской и Сумской областей.
Основная база расположения бригады находилась в Хинельском лесу. Но часть бойцов отрядов занимала посты в деревнях. На многие километры от леса распространялась партизанская зона. Разведка имела в селах связников, которые сообщали в отряды о передвижениях немцев и их подготовке к карательным действиям против партизан.
Вот некоторые эпизоды боевых действий нашего отряда им. Чкалова в 1942–1943 годах.
В хуторе Богомолов житель Годун Иван указал на три дома полицаев. Напали на них, забрали три винтовки и патроны к ним.
В селе Чубаровка обезоружили шестерых полицейских, забрали 6 винтовок и 80 патронов.
На дороге из села Петровское в село Меньшиково напали на восьмерых полицейских, ехавших на двух телегах. Захватили ручной пулемет, 6 гранат и 7 винтовок с патронами, 2-х лошадей с телегами, принадлежавших полицейским.
В деревне Хатуша обезоружили девять полицейских и забрали их лошадей в упряжках. Так добывали оружие и боеприпасы. После этого совершили нападения: на полицейский гарнизон в пос. Посадка Дубовицкого сельсовета, на волостные управления в с. Романово, с. Гламаздино, в Шустово. Разбили полицейский гарнизон в Беляевской волости.
Оккупанты проводили жестокие репрессии против населения за связь с партизанами.
В декабре 1942 года они сожгли 45 домов в селе Барановка Сумской области, в селе Хинель – 29 домов.
Эффективными по ущербу врагу были рейды на железную дорогу Конышевка – Льгов. На поставленных 4-х минах подорвался и свалился под откос поезд из 12-ти платформ с артиллерией и 2-х вагонов с живой силой врага. Уходя от погони, сделали засаду, поставили на дороге мину, на которой подорвалась вражеская автомашина. В бою уничтожили 16 солдат и одного офицера, на станцию Крупец, где готовился к отправке в Германию эшелон с молодежью и отобранным у населения скотом, разгромили гарнизон численностью около 60 немцев и полицаев. Сожгли документацию, а молодежь отпустили по домам. Из 123 голов крупного скота 85 коров раздали жителям, а остальных отправили на базу, в лес на питание отрядов; на железную дорогу Колонтаевка – Коренево, где подожгли 5 автомашин, в которых изъяли 5 тюков топографических военных карт. Но здесь 12 партизан были ранены. На обратном пути в селе Петровском напали на волостное управление, сожгли документацию; в селе Павловка напали на дом начальника хомутовской полицейской роты Гущена и 6-х полицейских. Гущин и 3-е полицейских были убиты в перестрелке.
Оккупанты проводили жестокие репрессии против населения за связь с партизанами. В декабре 1942 года они сожгли 45 домов в селе Барановка Сумской области, в селе Хинель – 29 домов. В бою за село Барановка наш отряд им. Чкалова, применив обходной маневр разведвзводом, который вышел в тыл вражеской цепи, разгромил карательную группу. Бросив убитых, гитлеровцы отступили к хутору Михайловскому. Наши трофеи: 5 минометов, 2 ручных пулемета, 3 автомата, 20 винтовок, 13 карабинов, 13 сабель и 13 седел.
Гитлеровцы неоднократно пытались уничтожить партизан, применяя танки, артиллерию. А в первые две недели 1943 года ежедневно бомбили лес авиацией. Но эти попытки были безрезультатны. Партизаны выстояли и продолжали боевые действия.
В конце января 1943 года проведен глубокий рейд нашей бригады на железную дорогу Коренево – Глушково. Подорвали 2,5 км полотна дороги. Подожгли состав из 15-ти вагонов. Взят нашим отрядом трофей – 13 ящиков патронов. Потери отряда: 4 убитых и 7 раненых партизан.
Тяжелым для нашего отряда оказался бой при нападении бригады на хомутовский гарнизон численностью до 400 карателей и полицейских. Отряд был в засаде, но оказался в полуокружении. Только с наступлением темноты немцы ушли, и это спасло нас многих от гибели. Были ранены бойцы Башмаков, Косенков, Щербинин. Немцы оставили на поле боя 17 убитых, 1 миномет, 3 пулемета, 27 винтовок, 4 мины, 280 патронов.
В феврале 1943 года отряд совершил рейд по Дмитриевскому и Конышевскому районам. В с. Береза разгромили волостное управление – сожгли документацию. В с. Нижнее Песочное разгромили полицейский гарнизон, забрали приготовленное для отправки в Германию зерно. В д. Хатуша взяли в плен 4-х полицейских, у них забрали 4 центнера соли.
Тяжелую утрату понес отряд в середине февраля 1943 года. На хуторе Пчелка Меньшиковского сельсовета Хомутовского района полностью погибла группа минеров-подрывников из 7 человек, направленная командованием отряда на подрыв дороги Арбузово – Конышевка. Это командир взвода Лазарев Василий, отважные бойцы Афонин Михаил, Ветров Михаил, Голопупкин Н., Евдокимов А. И., Евдокимов А. Т и Кострубов И.
Мне довелось участвовать в нескольких операциях. Но больше приходилось охранять базу, нести караульную и патрульную службу при стоянках в населенных пунктах. В конце февраля отряд остановился на ночь в одном из сел партизанской зоны. Я находился в парном патруле (старшим патруля). Произошла очень радостная встреча: по паролю, данному нам начальником штаба отряда, мы встретили разведчика Центрального фронта Красной армии. Он сообщил командованию отряда весть о славной победе Красной армии под Сталинградом.
В конце февраля 1943 года командование бригады приняло решение идти на восток, навстречу войскам Центрального фронта, наступавшим из Курска, для помощи в освобождении города Дмитриева и сел Хомутовского и Дмитриевского районов. При движении через село Бреховку Дмитриевского района нас бомбили немецкие самолеты. Потерь не было. В селе Фатеевка заняли оборону против наступающих из села Кузнецовка немцев. Противник имел огромное преимущество в численности войска, и нашим отрядам пришлось раздвинуться в стороны от дороги, по которой на юг шла мощная колонна немцев. У нас в это время осталось по 15–20 патронов на винтовку, поэтому серьезного сопротивления мы оказать не могли. В этом бою были ранены три наших партизана отряда им. Чкалова. Затем отряду была поставлена задача наступать на станцию Дмитриев-Льговский и «старый» город. В этом бою было трое убитых и семь раненых наших товарищей. Большие потери в бою за Дмитриев были в отряде имени Боженко – 42 убитых и 35 раненых.
Севернее села Чернь мы вынуждены были перейти к обороне. Заняли оборону в мелких одиночных окопах, вырытых в снегу. Метель заметала снегом лежащих в окопах солдат. Для замены надо было сначала откопать сменяемого, а затем занять его место. Немцы пошли в наступление. Более трех десятков пикирующих бомбардировщиков, выстроившись по кругу, безнаказанно обрабатывали нашу оборону. Затем пошли их танки и автоматчики.
После этого боя мы соединились с Красной армией. То были минуты неописуемой радости и восторга. Нам выдали солдатский сухой паек на трое суток, боеприпасы, и походным маршем нас перебросили под Тросну на орловское направление.
Я попал в 605-й стрелковый полк 132-й стрелковой дивизии 13-й армии, наступавшей на орловском направлении образующейся Курской дуги. В начале марта 1943 года там сложилась тяжелая обстановка со снабжением. Метель занесла снегом дороги. Тыловые подразделения далеко отстали от наступавших частей. Не хватало боеприпасов, горючего для боевой техники. Нас, партизан, даже не обмундировали, мы так и вступили в бой в партизанской одежде с партизанским оружием. Бои были очень тяжелыми. У нас не было поддержки ни танками, ни самолетами из-за отсутствия горючего. Поэтому наше наступление не имело успеха. Севернее села Чернь мы вынуждены были перейти к обороне. Заняли оборону в мелких одиночных окопах, вырытых в снегу. Метель заметала снегом лежащих в окопах солдат. Для замены надо было сначала откопать сменяемого, а затем занять его место. Немцы пошли в наступление. Более трех десятков пикирующих бомбардировщиков, выстроившись по кругу, безнаказанно обрабатывали нашу оборону. Затем пошли их танки и автоматчики. Нам пришлось отступить. Мы несли большие потери. Только за двое суток боев погибли или получили ранения более 120 человек, то есть почти полный состав роты. В том числе командир роты лейтенант Беляев, замполит роты лейтенант Вольфсон, командир батальона старший лейтенант Веселов. Но мы остановили врага.
В одном из боев я получил тяжелую травму ног и надолго выбыл из строя – до конца 1943 года. Этим закончилось мое участие в войне с фашистской Германией. Но тогда я и не предполагал, что мне придется еще воевать.
Лето 1943 года. Я – инвалид войны. Победа Красной армии на Курской дуге стала переломной в Великой Отечественной войне. Но впереди предстояли еще многие кровопролитные бои. Боевые потери личного состава требовали постоянного пополнения армии новыми бойцами. Важным источником пополнения резервов для фронта на западе СССР была группировка наших войск на Дальнем Востоке. Отправленных на фронт подготовленных бойцов заменяли призывниками.
На освобожденной от оккупации курской земле комиссия военкомата через девять месяцев – 31.12.1943 года сняла меня с инвалидности и вместе со сверстниками 1926 года рождения призвала на срочную службу. 2 января 1944 года нас, призывников из Курска, направили на Дальний Восток.
Сначала я служил вблизи границы с Маньчжурией в 58-м стрелковом полку 190-й стрелковой дивизии пулеметчиком станкового пулемета «максим». С нами вели ускоренную боевую подготовку. Но использовали и на строительстве оборонительных сооружений на границе. Мои успехи в боевой подготовке были отмечены присвоением к 7 ноября 1944 года звания ефрейтора.
Япония, подписав с СССР в апреле 1941 года пакт о нейтралитете, готовилась к нападению на нашу страну. Поэтому советское командование вынуждено было держать на восточных рубежах крупную группировку войск (до 40 дивизий, так необходимых на западе, в войне с Германией). Японцы постоянно совершали провокации против наших войск. Например, за 1944 год они 144 раза нарушили нашу границу.
В ноябре 1944 года меня перевели на службу в авиационную часть, в 315-й военный склад. Служил рядовым технической команды. Мы снабжали авиабомбами самолеты-штурмовики ИЛ-10 и другие. В составе 10-й воздушной армии 2-го Дальневосточного фронта наша воинская часть приняла участие в войне против империалистической Японии в августе-сентябре 1945 года. Так я стал участником двух войн.
Будь прокляты навеки те, кто готовит и развязывает войны!
Мне и моим сверстникам пришлось после окончания Второй мировой войны шесть лет (1945–1951) нести срочную службу в Советской армии. С 1946 года шла демобилизация старших возрастов, призванных в годы войны, а младшие возраста продолжали службу. Кроме того, с 1944 по 1948 год не проводился призыв на срочную службу. Да и в 1948 году юношей 1928 года рождения призвали не в армию, а в угольную промышленность для работы в шахтах. Вот и пришлось после войны отслужить три нынешних срока. По окончании срочной службы в 1951 году командование воинской части уговорило остаться на сверхсрочную службу – на два года. Таким образом, я прослужил в Советской армии более 10 лет.
После победы над Японией в 1945 году Советскому Союзу были возвращены южная часть о. Сахалин и Курильские острова. Воинская часть, в которой я служил, в 1946 году была передислоцирована из Хабаровского края на Южный Сахалин, где я прослужил 7 лет. В июне 1953 года уволен в запас Вооруженных сил СССР в звании «старшина».
После увольнения из армии приехал в Копейск Челябинской области, который стал местом моего постоянного жительства.
Фашисты трижды имитировали мою смерть
Печененко Николай Фомич (1930–1987)
Партизан-разведчик отряда им. И. В. Сталина леса Холодный Яр Черкасской области, с марта по август 1944 года разведчик 32-го гв. артполка 13-й гв. дивизии 5-й гв. армии 2-го Украинского фронта.
С августа 1944 по июнь 1945 года воспитанник 155-й армейской артиллерийской бригады. С боями прошел от Днепра до реки Влтава в 30 км от Праги в городе Кралупа на Влтаве. Победу встретил в мае 1945 года в Австрии. Вернулся домой с орденами и медалями. Ему в тот год исполнилось пятнадцать лет.
Он писал книги ручкой, зажатой зубами, так как у него была полная парализация конечностей. Собирая материал для книги, Николай Фомич исписал шестьсот ученических тетрадей.
В 1970 году, в 40 лет, его парализовало, Николай Фомич стал инвалидом 1-й группы.
Рабочие завода смонтировали для Николая Печененко специальное кресло, письменный стол с пультом управления, на котором было более пятидесяти различных переключателей. Он писал книги ручкой, зажатой зубами, так как у него была полная парализация конечностей. Собирая материал для книги, Николай Фомич исписал шестьсот ученических тетрадей. По его воспоминаниям вышла книга «Опаленная судьба», (Киев, 1984 год). Спустя три года после выхода книги Николая Фомича не стало.
Отрывок из воспоминаний:
«Мы, трое юных партизан, находились на связи в украинском городе Смела. Они разведали, что гитлеровцы готовят временный склад боеприпасов и в ночь на шестое ноября 1943 года его взорвали, однако уйти не успели. Толю Ткачука часовой застрелил. Я и Вася Хильченко попали в лапы гестаповцев…
После первых вопросов Вася решил: „Лучше погибну от пули, чем от пыток“. И согласился показать врагу базу партизан. Он завел гитлеровцев в глубокий лес, где на них напали партизаны. Во время боя Васе удалось скрыться…
Фашисты трижды имитировали мою смерть через повешение. Последний раз, снятый с виселицы, я оказался в полной власти паралича.
А озверевшие фашисты всю ненависть вымещали на мне. Придумывали изощренные пытки: прищемляли в дверях пальцы, загоняли под ногти заостренные спички, выбили передние зубы, повредили слух… Я молчал и, облитый ледяной водой, приходил в сознание в каземате гестапо. Наутро пытки продолжались: с плеч срывали одежду, босого выталкивали на мороз. Однажды, как выстрел в ночи, прозвучала команда: „Повесить!“
Обреченных штыками подталкивали к виселице… Сзади, едва переставляя распухшие ноги, шел я, последним поднялся на эшафот. Ощутил петлю, перехватило горло, увидел нацеленные на меня пистолеты и потерял сознание… Я не слышал самодовольного хохота палачей, что означало конец пытки. Я очутился в каземате.
В то же мгновение произошло чудо – стресс вернул подвижность. Я выполз из землянки, увидел, как по косогору поднимались гитлеровцы. Перестрелка продолжалась, рядом упал смертельно раненный партизан. Слабыми руками дотянулся до гранаты, зубами потянул чеку, ощутил первый щелчок – жить осталось ровно четыре секунды…
Фашисты трижды имитировали мою смерть через повешение. Последний раз снятый с виселицы, я оказался в полной власти паралича.
На рассвете 5 января 44 года (в тот самый день при отражении атаки карательной дивизии войск СС погиб Вася Хильченко) немецкие антифашисты Курт Рейгольц и Отто Роговски по заданию партизанского комиссара Петра Яковлевича Хижнякова похитили меня.
Виталий Чижиков и Николай Печененко
В лазарете я, полностью парализованный, жалел об одном: не успел отомстить фашистам за гибель близких и сверстников. От дум отвлек шум. Услышал спокойный голос начальника медсанбата:
– Кто может держать в руках оружие, ложись в оборону. Гитлеровцы в лагере.
В то же мгновение произошло чудо – стресс вернул подвижность. Я выполз из землянки, увидел, как по косогору поднимались гитлеровцы. Перестрелка продолжалась, рядом упал смертельно раненный партизан.
Слабыми руками дотянулся до гранаты, зубами потянул чеку, ощутил первый щелчок – жить осталось ровно четыре секунды…
Неожиданно с противоположной стороны донеслось громкое „Ура!“, на выручку нашим пришло две роты партизан. И я швырнул гранату вслед удирающим фашистам…»
Нас повезли в сторону оврага. у меня мелькнула мысль: «на расстрел!»
Чижиков Виталий Кузьмич, 1927 г. р
«Я чудом спасся». Я – глухонемой юный партизан Великой Отечественной войны. В силу такого физического недостатка в моих воспоминаниях встречаются многие участники событий без имен и фамилий, так как я не слышал их.
Есть события без дат. Такие мемуары многим покажутся скудными, но правдивыми из пера очевидца. Жаль только, я не смог написать этого раньше, когда еще были живы боевые товарищи, бывшие партизаны, которые могли бы дополнить мою историю событиями из их жизни, подтвердить правдивость написанных мною строк, да и легче бы мне писалось. Все написанное мною далось нелегко, так как к немоте прибавилась слепота; пишу в очках плюс три лупы, годы дают о себе знать. Все, написанное мною, – правда, увиденная собственными глазами и мною испытанная. Не позволю приписать себе чужой подвиг. Я не совершил ничего героического, хотя имею почетный знак «Сын полка», которым горжусь и дорожу.
Виталий Чижиков
В мемуарах встречаются и строки на языке того времени, с местным диалектом, чтобы, читая, вы чувствовали себя в духе того времени и чтобы мемуары дышали духом того времени.
Написано и с пословицами, и с поговорками, с Богом, без которого неинтересно писать. Написано с суровой правдой войны, особенно партизанской.
Я родился в мае 1927 года в селе Черновка Дмитриевского района Курской области. Учился в школе глухонемых. Был единственным отличником. Выполнял общественные поручения. Был редактором и художником стенгазеты, пионервожатым.
Однажды мне в руки попался учебник немецкого языка. Я заинтересовался и в свободное время начал изучать этот язык. Это мне пригодилось во время немецкой оккупации.
В нашей школе была дикая дедовщина, от которой мы все страдали. Но на моей учебе это не сказалось.
В школе мы поняли, что такое враг, по кинофильмам, где показывали царских солдат и офицеров, белогвардейцев. Мы устраивали детские игры в войну.
Мы знали о войне в Испании и о падении республиканцев, о трагедии города Герника, о его разрушении от бомбежки и о гибели почти всех жителей города. Мы также видели помещенные в газетах снимки советских воинов, участвовавших в разгроме японских агрессоров на озере Хасан, а затем на реке Халхин-Гол. В школе мы узнали о войне с белофиннами и об ее тяжелых зимних условиях. Многие работницы школы плакали по погибшим мужьям.
Однажды мне в руки попался учебник немецкого языка.
Я заинтересовался и в свободное время начал изучать этот язык. Это мне пригодилось во время немецкой оккупации.
Наша учительница рассказывала, что наша страна окружена капиталистическими странами. Среди них оказалась такая опасная и агрессивная страна, как фашистская Германия. Мы не знали этого и считали основными нашими врагами Францию и Англию.
Мы не знали, что Франция и Польша уже пали под ударом немецких войск и что над нашей родиной висит серьезная угроза неизбежной войны.
В школе нас пугали таким опасным врагом, как фашист со свастикой на рукаве, изображенный на карикатуре. Это был главный враг народа.
Все же, не ожидая приближения войны, мы спокойно сдали экзамены и разъехались на летние каникулы незадолго до начала войны.
Так в четырнадцатилетнем возрасте я встретил Великую Отечественную войну. К тому времени я был круглым сиротой и жил с семьей брата, который в первый день войны был мобилизован в армию. Со мной осталось три души: невестка Анна, племянник Саша и племянница Зина. Так мы жили в ветхой хате вчетвером.
Я тянулся к знаниям, читал все, что попадалось на глаза, в том числе и учебник немецкого языка, который впоследствии невестка изорвала на розжиг печи.
В школе нам не объясняли, кто такой коммунист, а кто – большевик. В одном из учебников я заметил слово «коммунист». С вопросом, кто такой коммунист, я обратился к своей учительнице, но ответа не получил.
Только во время немецкой оккупации мы разобрались в этом.
Говорили, что немецкие оккупанты преследуют только коммунистов. В действительности все было не так. В оккупацию были грабежи, расстрелы мирных людей, поджог жилищ и многое другое.
Нас воспитали в патриотическом духе, в любви к Родине, в преданности родной стране и в презрении к изменникам Родины, в ненависти к врагу.
Утро пасмурного дня 31 августа 1942 года. Ничто не предвещало угрозы опасности.
Пара зловещих немецких бронемашин совершила разведывательный рейс вокруг леса, называвшегося Воскресная дача, где находился наш партизанский отряд. Немцы своим неожиданным появлением спугнули с поста дежурных, включая и меня. На всякий случай была устроена запоздалая партизанская засада. Среди участников засады был мой близкий боевой друг, начальник партизанского штаба Иван Банных.
Партизаны знали о моем желании вступить в отряд. По их просьбе я бегал в разведку и обратно, выполняя поручения.
Благодаря Ивану Банных я получил возможность участвовать в засаде. Среди бойцов засады был Вася Чижиков, мой сосед. Он был известен в селе Черновке своим скверным характером. Он был зачинщиком неоднократных драк, в том числе и со мной. А вот в партизанском отряде он был одним из лучших бойцов и смелым разведчиком.
В одной конной разведке при перестрелке с полицаями Вася Чижиков был ранен в левое плечо, но он бросил правой рукой фляжку в полицаев, которые приняли ее за гранату, полегли на землю. Вася с трудом взобрался на лошадь и был таков. Только после прихода Красной армии Вася Чижиков вернулся в родное село.
В засаде мне было скучно. Я решил пойти в сторону поселка Веселый и посмотреть, что там, за лесом. Во время моего пути мне навстречу со стороны поселка в панике бежали трое ребят, среди которых был мой одноклассник, глухонемой Вова Гусев. Жестикулируя руками, он торопливо сообщил о какой-то лошади и побежал дальше. Я не понял и даже недоумевал, что за лошадь, о которой сообщил Гусев. По-видимому, он говорил, что ищет свою лошадь, хотя уже давно у населения отобрали почти всех лошадей.
Однако я продолжил идти своей дорогой в сторону поселка, вдоль леса. Вдруг я подвергся прямому пулеметному обстрелу с поля. На третьем выстреле я рванулся бежать обратно в лес. Там я столкнулся с двумя знакомыми партизанами-разведчиками и жестом сжатых рук, словно держащих оружие, сообщил, что там в меня стреляли, и побрел вдоль опушки.
По пути я думал о минувшем. «Славу Богу, я дважды чудом спасся». Я благодарил Бога за то, что ни одна пуля из пулемета не попала в меня. Также я думал о сумасбродном Васе Гусеве, который ввел меня в заблуждение своей лошадью. Понятно, враг открыл пулеметный огонь по мне, приняв меня за партизана.
Так, вчетвером, в сопровождении двух мадьяр, мы шли в сторону поселка Веселый. Я волновался. Однако было лучше попасть к мадьярам, чем к немцам или полицаям. Они были менее жестокими, чем другие.
Нужно было выходить из леса. Я с осторожностью вышел на дорогу и по ней вышел к засаде. На мое сообщение о том, что я подвергся обстрелу, не обратили внимания. Хотя Вася Чижиков, с которым я раньше был в компании, это подтвердил. Вскоре, сняв засаду, бойцы стали уходить в глубь леса, не обратив на меня внимания. Мне было обидно, что Носевич – командир роты – не позвал меня с собой. Я пожалел, что не попросил его взять меня. Я подумал о моем боевом друге Иване Банных. Ведь он неоднократно брал меня с собой, дав винтовку. Мне в изорванной одежде деваться было некуда. Я был в затруднительном положении. Решил отправиться в поселок Веселый, чтобы переждать. Но здесь, во мгле, на параллельной дороге увидел четверых ребят. Я направился к ним. Оказалось, троих ребят сопровождал мадьярский солдат-разведчик. Они были из поселка Веселый. Мадьяр, светлорусый, как северный европеец, с добрым на вид, красивым лицом, спокойно шагал с винтовкой, которую я сослепу не заметил. Винтовка была направлена на ребят.
Кроме того, позади меня оказался еще один мадьяр, который совсем близко находился от того места, где была засада. Он хотел меня поймать, но я оказался в руках другого мадьяра. Так, вчетвером, в сопровождении двух мадьяр, мы шли в сторону поселка Веселый. Я волновался. Однако было лучше попасть к мадьярам, чем к немцам или полицаям. Они были менее жестокими, чем другие.
Во время оккупации мы употребляли слово «мадьяр» и изредка «венгры».
Пройдя некоторое расстояние, увидели воз, запряженный лошадьми-тяжеловозами. Как я понял, это были те лошади, о которых мне говорил Вова Гусев. При следующей встрече он мне объяснил, что он меня хотел предупредить о том, чтобы я не шел в ту сторону, так как там немцы. Вова Гусев был тоже схвачен.
Рядом с возом стоял пулемет. Именно из этого пулемета я подвергся обстрелу. Этот станковый пулемет по внешнему виду был похож на наш пулемет «максим», но только с раструбом на торце ствола. Поэтому я, тугоухий, смог расслышать на значительном расстоянии звук выстрела. Этот раструб, находящийся на торце ствола венгерского пулемета, имеет форму рупора, который служит для усиления звука.
Внезапно хлынул сильный дождь. Мадьяры кутались в воротники. Мы вчетвером прижались к копне, и, так как снопы нас плохо прикрывали, мы вымокли.
Один из солдат сделал контрольный выстрел в воздух. Мы вчетвером, в сопровождении двух солдат прошли вдоль ряда сап, вырытых на сжатом поле. В каждой из них лежал солдат, целясь в лес. Навстречу нам из последней сапы поднялся с винтовкой в руке офицер в пилотке с петушиным пером на правом боку, сияя золотым зубом и золоченым орденом в виде восьмиконечной звезды. Судя по петушиному перу, не охотник ли он, офицер? Винтовка была устаревшая. Это говорило о том, что мадьяры вооружены хуже, чем немцы. Нигде у мадьяр я не видел автомата.
Я был старше всех ребят. Нас отвели в лог, заросший вековыми дубами. Здесь нас стали допрашивать. Жаль только, я не слышал речи на допросе, а потому не могу изложить их в своих мемуарах. Офицер показал на меня. Я понял, что он спрашивал обо мне у ребят. Старший ответил, что я глухонемой. Офицер оставил меня в покое.
Вдруг он с поднятой винтовкой прижался ко дну лога и попятился к нам. По противоположному склону, между деревьями, в сопровождении двух мадьярских солдат, показались дед с внучком. Они приближались к нам.
Дед был высокого роста, скуластый, с пышной, чуть рыжеватой бородой, в зимней кожаной с козырьком кепке и босой.
Кстати, климат на земле Курской в то время был теплым и мягким. В черноземной Курской области земля жирная, плодородная, такая нежная, что приятно по ней ходить босиком. В то время и мал и велик ходили босиком.
Офицер стал допрашивать деда. Недовольный ответом, он схватил его за бороду и стал трепать. Малыш от испуга заплакал, хватаясь за брюки деда.
Нас повели в сторону оврага.
У меня промелькнула мысль:
«На расстрел». Я не ощутил страха. Сразу вспомнился страшный мартовский день, когда во время расстрела мирных жителей села Черновка сестра Наташа помешала карателю, который целился в меня:
«Не трогай! Он немой и глухой!»
Обозленный и неудовлетворенный ответом, офицер ударил его по щеке и стал опять трепать за бороду. Малыш, прячась за деда, плакал еще громче. Дед успокаивал внука и мужественно переносил побои. Он что-то говорил, говорил, а затем бросил свою кожаную кепку на землю и перекрестился. Покраснев от злости, офицер продолжал бить деда то по спине прикладом, то трепал за бороду, опираясь на винтовку, ударял в бедро сапогами. А дед устоял, как тот дуб, что рос рядом.
Любимый русским народом дуб. Дуб-богатырь. Вспоминается былинный богатырь – Илья Муромец, который по пути в Киев пленил Соловья-разбойника, убивавшего из дупла старого дуба всех, проходивших мимо, своим разбойничьим свистом.
Я очень любил читать сказки, былины. Поэтому не мог не восхищаться подвигом дуба-богатыря на допросе, не мог не уважать русского деда, в дальнейшем оказывая ему почтение. Очень жаль, что, к своему стыду, я не знаю его имени, фамилии.
Наконец или устав, или тронувшись стойкостью деда, офицер брезгливо поднял с земли дедову кепку и подал ему.
Затем один из мадьярских солдат сделал контрольный выстрел в воздух. Нас повели в сторону оврага. У меня промелькнула мысль: «На расстрел». Я не ощутил страха. Сразу вспомнился страшный мартовский день, когда во время расстрела мирных жителей села Черновка сестра Наташа помешала карателю, который целился в меня: «Не трогай! Он немой и глухой!»
А сегодня опять возможен расстрел. Куда же идем, как не в овраг? Подходящее место для расстрела. Нет смысла просить пощады, тяжело расставаться со своей молодой жизнью.
Однако мы прошли мимо оврага и вышли на свежевспаханное, ждущее посева поле.
Мы пришли в поселок. Точно не знаю его название, но, кажется, Северный. Там под наблюдением немецких офицеров находилось мадьярское войско. Нас встретил мадьярский офицер с короткими, пышными, черными, как смола, усами и с висящим на боку трофейным автоматом. По-видимому, мадьярское войско было свежим, только что прибывшим из Венгрии, с устаревшим вооружением. Нас отвели в одну из хат на допрос. Меня опять не тронули, узнав о моей глухонемоте. Снова мне повезло.
Кстати, как мадьярские, так и немецкие оккупанты не трогали глухих.
После допроса нас вывели к погребу для заключения. У входа нас обыскали, причем вынули из кармана пальто кресало, кремень и фитиль, которые, к счастью, не намокли от дождя. Нас шестерых закрыли в погребе. Намокший и озябший, я провел ночь с невеселой мыслью. Я жалел о том, что не принимаю участия в бою, о том, что не рядом со своим боевым другом, начальником штаба. Вместо него рядом со мной находился командир засады Носович, который не очень жаловал меня.
Вспоминался глухонемой Вова Гусев, который своими жестами сбил меня с пути. Однако, может быть, лошадь здесь ни при чем. Я не понял того, что сказал Вова.
Ясное утро 1 сентября 1942 года. Я проснулся в погребе. Никого не было, все вышли, не разбудив меня.
Я вышел из погреба. Неподалеку стояло артиллерийское орудие малого калибра, стволом в лес. Вблизи от погреба разложили костер, у которого сидели трое ребят. Я подошел к ним. Мы обогрелись у костра. Передо мной на тлеющем угле стоял котелок с молоком, оставленный кем-то из солдат. Порывом утреннего ветра туда занесло мелкий уголек. Это увидел хозяин котелка, подняв на меня свой взор, и, показывая на котелок, толкнул меня в ногу ботинком. Я отошел под сдержанный смех ребят.
Затем нас, четверых ребят, перевели в другой поселок, где заставили пасти скот, отобранный у мирного населения. Сюда же стекались люди со всех сторон. В толпе я увидел и старого деда, которого потом в селе Черновке заживо сожгли. Впоследствии небольшой город Брянской области был назван – Стародуб.
Неизвестность тяготила меня. Ребята со мной не общались, были ко мне безразличны. Их бездушие угнетало меня, давила обида. Я понимал, что в них друзей мне не найти. Они видели во мне чужака, так как я был из другой деревни.
Здесь был и вчерашний рыжий офицер с петушиным пером, и пузатый офицер с короткими черными усами. Забавно было наблюдать, как он проглатывал очищенные яйца: не жуя, целиком. Мое внимание привлек еще один офицер, русый, невзрачный. Крича до покраснения, он спорил с группой офицеров. Я понял, что он был главным, так как к нему прислушивались. Многие мадьярские солдаты с интересом смотрели на нас, словно только что увидели в первый раз русских, пытались с нами заговорить.
Оказалось, многие мадьяры могли говорить по-русски. Судя по всему, они прибыли для борьбы с партизанами, называя их бандитами. Узнав, что я глухонемой, заулыбались.
В операции против партизан приняли участие четыре батальона и полицейский отряд.
Мадьяры несли потери в людях и технике. Партизаны мужественно отстаивали свои позиции. Мадьяры предприняли попытку проникнуть в глубь леса Воскресная дача, чтобы разгромить отряд партизан, но безуспешно.
В толпе оказались и глухие жители поселков. Я видел пастуха Федю Кучеряева с матерью, здесь же я встретил и одноклассника Степу Левых. Мы молча смотрели друг на друга, покачивая головами, понимая все без слов.
Скот пасли в огородах местных жителей. Как только картофельная ботва была съедена, мадьяры заставляли приносить сено из сарая. Сено было там очень туго набито. Мне было очень тяжело его вытаскивать, а иногда и не получалось. За это я получал удары прутом по бедрам. Если я, выдыхаясь, садился передохнуть, получал удары по щекам.
Когда сена было уже достаточно на ночь, мы уходили в сарай, чтобы переночевать на душистом сене. А на проселке согнанное население готовилось ко сну прямо на грунтовой земле. Ах, Земля-матушка, покровитель несчастных людей. Теплая, нежная, Курская, на ней можно спать, не боясь простуды.
Утро 2 сентября 1942 года. Последний, третий день карательной операции против партизан и моего пребывания в плену.
В сарае я проснулся и снова, как и в прошлый раз, обнаружил отсутствие ребят.
Если бы я проснулся немножко позже, то мог бы сгореть. Уже горели соседние хаты. Негодуя на троих ребят, я вышел из сарая. Тут в нос ударил горький запах дыма от пожара. На проселке согнанные жители двинулись на запад. Один мадьярский солдат, увидев меня, отхлестал ивовым прутом в тот момент, когда я пристал к толпе. В толпе были и остальные ребята, которые покинули меня в сарае. Забыв обиду, я спросил у них о том, куда мы направляемся. Никто не ответил, только старший развел руками.
Я очень волновался о родном селе Черновка, решил туда вернуться. Я туда бежал почти без остановки. Я до боли напрягал свои близорукие глаза, чтобы увидеть родное уцелевшее село.
А в это время в одном из логов, известном под названием «Свиной лог», происходило крупное сражение. Умелым маневром партизаны наносили противнику серьезный урон. Жаль только, мне не пришлось там участвовать, находясь в трехдневном плену.
К вечеру мадьяры сняли охрану и покинули толпу. Толпа людей, оставшаяся без крова, направилась в село Невара переночевать до утра.
Я остался на проселке один. Одна женщина взяла меня в хату, угостила кружкой молока с хлебом. Я лег спать на наброшенный сеном земляной пол.
Ранним утром хозяйка разбудила меня. За окном уже было светло. Я покинул добрую хозяйку и пристал к той же тройке ребят. С ними я вернулся в поселок Веселый, где мы увидели сожженные дотла, дымящиеся остатки деревянных хат. Мы заплакали.
Я очень волновался о родном селе Черновка, решил туда вернуться. Я туда бежал почти без остановки. Я до боли напрягал свои близорукие глаза, чтобы увидеть родное уцелевшее село.
Дома меня с радостью встретили родные: невестка Анна, племянник Шура и племянница Зина. Они рассказали, как за меня волновались. Я им рассказал о том, как попал в руки врага. Моя одежда была вся изорванная. Невестка сразу починила ее.