Дети войны. Народная книга памяти Коллектив авторов

Еще на фронте я решил: «если не убьют – буду артистом»

Суржиков Иван Николаевич (09.11.1928—8.03.2000)

В пять лет я остался без матери, а отцу, Николаю Тимофеевичу, трудно было прокормить пятерых детей. Ему много приходилось работать, но русская песня звучала в доме каждый вечер. Самой любимой его песней была «Коробейники».

Иван Суржиков

Известие о начале войны застало нашу семью в Донбассе, куда мы перебрались из курской деревни Романовки в 1934 году после смерти матери. Я учился в седьмом классе. Когда началась война, оставаться на оккупированной территории было небезопасно. Мы отправились в обратный путь пешком до Романовки…

В 1943 году, в 14 лет, я впервые примерил солдатскую гимнастерку, познакомился с уставом армейской службы, став воспитанником 105-го стрелкового полка 65-й армии, а снял ее лишь в 49 году.

Выполнял различные задания во время войны, но самыми любимыми и радостными были выступления перед солдатами в минуты отдыха и в тяжелые дни перед боем. Во время сражений на Курской дуге «курского соловья», то есть меня, слушали генерал 65-й армии, дважды Герой Советского Союза П. И. Батов, командующий войсками 2-го Белорусского фронта К. К. Рокоссовский, который в творчестве для меня был крестным отцом. Еще на фронте я решил: «Если не убьют – буду артистом».

Я решил: «Если не убьют – буду артистом».

Русская народная песня была надежным другом и оружием, я выступал перед бойцами в разных русских расшитых костюмах, нарядных рубашках, в мягких красных сапожках, как положено русскому молодцу. А теперь, когда выхожу в зал к ветеранам, – всегда надеваю строгий костюм с фронтовыми наградами. Самым дорогим считаю орден Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги».

Ещё одна дорогая сердцу награда – реликвия «Благодарственное письмо Суржикову И. Н. от 21 июля 1945 года». Видные военачальники нашли время, чтобы высказать мне, юному бойцу, слова признательности:

«Вам, доблестному воину Красной армии, участнику боев с немецко-фашистскими захватчиками, сражавшемуся в рядах войск 2-го Белорусского фронта, неоднократно отмеченных благодарственными приказами Верховного командующего генералиссимуса Советского Союза тов. Сталина, Военный совет фронта вручает это благодарственное письмо как память о Великой Отечественной войне. Желаем Вам доброго здоровья и новых успехов в Вашей дальнейшей трудовой жизни на благо нашей великой социалистической Родины.

Командующий войсками 2-го Бел. фронта маршал Советского Союза К. Рокоссовский. Член Военного совета 2-го Бел. фронта генерал-лейтенант Н. Субботин. Начальник штаба 2-го Бел. фронта генерал-полковник А. Боголюбов».

С мая 1943 года по май 1945 года я был ординарцем, певцом, артистом ансамбля 65-й армии. В моём хозяйственном ведомстве была собака и лошадь с настоящей тачанкой. Я кормил, чистил и запрягал лошадь, перевозил продукты питания, обмундирование и др., а так как был хорошим наездником, верхом на лошади доставлял в штаб 65-й армии, находившийся в Романовке, важные документы. Прошел Курской и Брянской областями, освобождал Украину, Белоруссию, Польшу, Германию. Награжден орденом Красной Звезды, более 20 медалями, в том числе «За боевые заслуги».

Не детское это дело – война. Однако юный солдат с полной ответственностью и ясным пониманием шел в бой наравне со взрослыми. В той жесточайшей войне на детский возраст скидок не было.

Иван Суржиков стал артистом, как и мечталось. С большим успехом гастролировал в Австралии, Алжире, Англии, Болгарии, Бразилии, Венгрии, Египте, Непале, ЧССР, Шри-Ланке, Югославии. Пластинки с записями песен в исполнении Ивана Суржикова выходили миллионными тиражами (в 1979 году пластинка «Поет Иван Суржиков» вышла тиражом 6 миллионов экземпляров.

Суржиков скончался в 2000 году.

Я спасла шестерых раненых солдат

Селезнёва Валентина Васильевна, 1927 г. р

Когда началась война, я жила во Льгове вместе со своими родителями. Мне было только 14 лет. Отца мобилизовали в армию, а мы с мамой ушли на фронт добровольцами.

За какую только работу не пришлось браться в суровые годы войны! И за ранеными вместе с мамой ухаживала, связисткой была, и ещё успевала на пишущей машинке приказы печатать, иногда сбивая пальцы до крови.

Раз вызвал меня генерал медицинской службы. Начал диктовать: «Москва. Кремль. Сталину…» До четырёх утра печатала.

Раз вызвал меня генерал медицинской службы. Начал диктовать: «Москва. Кремль. Сталину…» До четырёх утра печатала.

А ещё помню, как всю ночь стояла с винтовкой, охраняла склад с оружием. Утром вхожу в землянку, промокшая с головы до ног. Мама из моих ботинок воду выливала. И ничего, не болела. И даже ранена ни разу не была, хоть столько раз под бомбёжку попадала. Бог миловал.

В военные годы, будучи несовершеннолетней, волею судьбы я спасла на Кавказе шестерых раненых солдат, сумела провезти их сквозь огонь. Лошади хрипели с пеной у рта, и, казалось, уже ничто не заставит их сдвинуться с места. Людей, окружённых кольцом пожара, охватило отчаяние, и никто не ожидал такой решительности и отваги от бойкой девчонки. Каким-то чудом я заставила лошадей, вёзших раненых, повиноваться своему кнуту, и люди, и животные были спасены.

В. Селезнева, К. Рябова

У меня пятнадцать медалей и один орден.

А первую получила в 1942 году – значок отличника санитарной службы. Довелось мне повидать и самого Ворошилова, когда он приезжал на Керченский полуостров.

– Что это у тебя за награда? – заинтересовался Ворошилов, увидев у меня на груди значок отличника.

День Победы я встретила в Крыму на высоком кургане, усеянном снарядами, осколками бомб, разбитыми танками. Все мы, воевавшие вместе, плакали от счастья, потому что наступил День Победы, и ещё от того, что нужно расставаться.

Защищал небо Москвы

Сараев Анатолий Фролович, 1926 г. р

Я родился 8 сентября 1926 года в многодетной крестьянской семье. С раннего детства начал трудиться. Родители воспитывали в нас трудолюбие, уважение к старшим. Трудился в хозяйстве родителей, пас скот, ухаживал за огородом, полол, собирал урожай фруктов в домашнем саду.

В семь лет пошёл учиться в сараевскую начальную школу. После её окончания продолжил учёбу в детевской неполной средней школе. Активно занимался общественной работой, был командиром пионерской дружины, играл в струнном оркестре.

Закончил семилетнюю школу в 1938 году. Педагогический совет принял решение направить меня для дальнейшей учёбы в никольскую среднюю школу. Учился увлечённо. Занимался в военно-спортивных кружках, сдал зачёты, получил удостоверения и значки – БГТО, БГСО, ПВХО, сдал зачёт по стендовой стрельбе, был награждён знаком «Ворошиловский стрелок». Занимался общественной работой, был членом редколлегии стенной газеты, играл в струнном школьном оркестре.

Анатолий Фролович Сараев

До войны я окончил восемь классов никольской средней школы Солнцевского района Курской области.

Началась Великая Отечественная война. Учёба прервалась. Старшеклассники ушли добровольцами на сооружение линии обороны. Руководили ими военные специалисты, они сооружали доты, дзоты, траншеи, противотанковые рвы, ходы сообщений, окопы.

В феврале 1943 года после освобождения из оккупации добровольцем ушёл на фронт. После трехмесячной подготовки в запасном полку, который располагался в Чувашской АССР, был направлен в войска противовоздушной обороны Москвы в части аэростатов заграждения. Период защиты неба Москвы был очень напряжённым.

Учился увлечённо. Занимался в военно-спортивных кружках, получил удостоверения и значки – БГТО, БГСО, ПВХО, сдал зачёт по стендовой стрельбе, был награждён знаком «Ворошиловский стрелок».

После разгрома немцев под Москвой и по мере продвижения Советской армии на запад, был переброшен для продолжения службы в 512-й зенитноартиллерийский полк, связистом полевой линейной службы на Калининский фронт. Участвовал в боях за Ржев, Зубков, Калинин, Вязьму,

Смоленск, в освобождении Калининской, Смоленской областей, северозападных областей Белоруссии, Латвии и Литвы. Свой боевой путь закончил штурмом Кенигсберга.

В семнадцать командовал взводом

Пылёв Николай Николаевич, 1929 г. р

Война застала меня в пионерском лагере под Брянском. Еще вчера запускал бумажного змея, а сегодня в небе увидел самолеты с крестами. Подростки в начале войны много работали и после работы обязательно учились.

Я восхищённо смотрел на Славкину солдатскую шинель и гимнастёрку, на груди которой сверкала медаль «За боевые заслуги», – Слава к тому времени уже служил в артиллерийском полку. Это и решило мою дальнейшую судьбу.

В самом начале Великой Отечественной войны двенадцатилетним парнишкой вместе со своими друзьями-однополчанами Славой Ивановым и Валей Крохиным рыл окопы, в которых прятались люди от вражеских бомб. По ночам патрулировали улицы посёлка и наблюдали за светомаскировкой, ухаживали за ранеными в военном госпитале.

Объектом особого внимания была школа, где мы несли караульную службу по её охране, изучали стрелковое оружие, занимались военно-спортивной подготовкой.

Когда посёлок заняли немецко-фашистские оккупанты, меня вместе с матерью и двумя малолетними сёстрами эвакуировали в Тамбовскую область. В марте 1943 года с родными вернулся в освобождённый посёлок Коренево. Здесь повстречал приехавшего в отпуск друга Славу Иванова, восхищённо смотрел на Славкину солдатскую шинель и гимнастёрку, на груди которой сверкала медаль «За боевые заслуги», – Слава к тому времени уже служил в артиллерийском полку. Это и решило мою дальнейшую судьбу. Тайком от матери вместе с другом уехал в его часть. Определили меня в расчёт батареи 45-миллиметровых орудий, той самой, что 400 суток воевала на Курской земле.

Приходилось чистить снаряды, ходить за почтой, таскать тяжёлые ящики с оружием. В то же время учился в школе младших командиров, откуда вышел старшим сержантом. В 17 лет уже командовал взводом.

Однажды на границе Польши и Чехословакии взрывом снаряда я был ранен в бедро и ногу. Ранение впоследствии сказалось частичной парализацией.

Письмо Николая Пылёва

Пять месяцев находился я в госпитале. Затем служил в 56-м запасном полку, откуда вновь попал на фронт – в этапно-заградительную комендатуру, которая занималась проверкой поездов и следила за порядком на вокзалах.

Первую свою награду получил, когда не было 16 лет, – это медаль «За отвагу» за захват в плен немецкого связного с важными документами.

С августа 1943 года по февраль 1945 года воевал в составе 1-го и 4-го Украинских фронтов, 121-й СД, в противотанковой батарее 45-миллиметровых пушек. Участвовал в освобождении Украины, Польши, Чехословакии. После окончания курсов стал старшим сержантом, а после одного из боев стал командиром стрелкового взвода 687-го стрелкового полка, 141-й стрелковой дивизии. Был ранен в Польше 13 сентября 1944 года, пять месяцев врачи боролись за жизнь в госпитале, потом меня отправили в 56-й запасной полк, а после победы меня признали инвалидом. Мне было тогда восемнадцать.

После войны добровольцем работал на Сахалине и в Донбассе проходчиком на шахте. На Сахалине встретил Екатерину Волкову, которая стала моей женой. В 1950 году родился сын. А потом потребовались шахтёры-добровольцы на остров Шпицберген в Норвегию, я поехал туда, несмотря на запреты врачей. Выдержал весь договорный срок, проработав в невероятно суровых климатических условиях.

Внезапно случилось обострение болезни, которая с войны не давала о себе знать, – почти полная неподвижность, паралич. Именно тогда впервые взялся за перо. Оно оказалось тяжелее отбойного молотка. Не имея возможности из-за парализации писать правой рукой, свои произведения печатал на пишущей машинке левой.

Хирурги не выходили из операционной сутками

Сергей Пятовский (1935–2010)

Историк, художник, журналист, контрразведчик, подполковник в отставке, ветеран органов госбезопасности, член Союза журналистов с 1964 г.

С ноября 1943 года по 12 августа 1945-го моя жизнь была связана с фронтовым эвакуационным госпиталем № 1394. Ранее он был военно-полевым и формировался в Курске. Госпиталь продвигался вместе с фронтом. Здесь оперировали поступивших с передовой бойцов. Оказался я в госпитале потому, что вся моя семья находилась на фронте. Отец, заместитель начальника госпиталя, рассудил так: как бы военная судьба ни распорядилась, примем ее вдвоем. Так и прошагал я с отцом по фронтовым дорогам сначала на Волховском, потом Ленинградском, Третьем Прибалтийском, а затем на Втором Белорусском фронтах до Берлина. В госпитале я оказывал посильную помощь раненым, санитаркам, читал бойцам письма от родных, исполнял поручения при штабе, трудился на хоздворе.

Помню, госпиталь дислоцировался в Тихвине Ленинградской области. Бомбили нас немцы жестоко и днем и ночью. От взрывов фугасов вылетали окна и двери. Раненые при этом паниковали, кричали, пытались бежать, ползти – спасаться… Все это представляло страшную картину. Отец нередко при обходе палат во время бомбежек брал меня с собой. Присутствие мальчишки, видимо, дисциплинировало и успокаивающе действовало на раненых. Мне было очень страшно, но я чувствовал крепкую ладонь отца и даже пытался петь популярную тогда песню «Гибель „Варяга“».

Отец нередко при обходе палат во время бомбежек брал меня с собой. Присутствие мальчишки, видимо, дисциплинировало и успокаивающе действовало на раненых. Мне было очень страшно, но я чувствовал крепкую ладонь отца и даже пытался петь популярную тогда песню «Гибель „Варяга“».

У меня был приятель Генка – мой ровесник из местных жителей. Во время ночных бомбежек мы с ним не прятались в бомбоубежище, а убегали в огород, бросались в междурядье капусты и оттуда наблюдали, как лучи прожекторов ловят в черном небе вражеские самолеты. И когда в скрещении лучей появлялся вражеский самолет, кричали: «Огонь!» Мы представляли, что руководим зенитной батареей. Однажды мы «попали»: гитлеровский стервятник вспыхнул и, оставляя огненный шлейф, повалился в ближайший лес. От восторга мы орали как сумасшедшие.

Помню страшную бомбежку тихвинской железнодорожной станции, по соседству с которой размещался госпиталь. Тогда на путях были взорваны скопившиеся железнодорожные составы с боеприпасами, ранеными и беженцами из блокадного Ленинграда.

Весной 1944 года госпиталь передислоцировался из Тихвина в Лугу Ленинградской области. Путь лежал через Ленинград, только что освободившийся от блокады. Запомнились закопченные стены, голые проемы окон, завалы и противотанковые надолбы на перекрестках, серые, изможденные голодом лица людей.

Бои тогда шли за освобождение Пскова. Поступал большой поток раненых. Чтобы их принять, госпиталю надо было подготовить помещение. В Луге это была бывшая школа, которую немцы приспособили под конюшню. Казалось невозможным очистить ее от грязи, навоза, мусора и превратить в стерильно чистое помещение, где разместились бы и хирургическое отделение, и перевязочная, и палаты для раненых. За трое суток это было сделано. Люди валились с ног от усталости.

Из-под Пскова поступали обгоревшие танкисты. Их было так много, что хирурги не выходили из операционной сутками.

Однажды через окно увидел в пустом дворике странную фигуру. Это был высокий человек, ссутулившийся под накидкой из клетчатого одеяла. Незнакомец наклонился, чтобы открыть дверцу хозяйственной постройки, и я увидел показавшиеся из-под накидки сапоги… Примчавшись в военную комендатуру, я сообщил об увиденном. Комендантский взвод обнаружил в погребе группу спрятавшихся гитлеровцев.

Видел я разрушенную Варшаву, но запомнился мне пограничный немецкий город Бромберг. Чистенький, уютный и совершенно целый. Немцы оставили его без боя. Дома были брошены. Меня интересовали красочные иллюстрации в книгах и журналах, которые я находил в пустующих квартирах. Я с удовольствием их рассматривал и однажды за этим занятием через окно увидел в пустом дворике странную фигуру. Это был высокий человек, ссутулившийся под накидкой из клетчатого одеяла. Незнакомец наклонился, чтобы открыть дверцу хозяйственной постройки, и я увидел показавшиеся из-под накидки сапоги… Примчавшись в военную комендатуру, я сообщил об увиденном. Комендантский взвод обнаружил в погребе группу спрятавшихся гитлеровцев.

Сергей Пятовский

Однажды ночью я проснулся от грохота залпов расположенной неподалеку зенитной батареи. Слышалась беспорядочная стрельба. Прямо под окном кто-то палил из пистолета. Выскочив на крыльцо, я увидел наших офицеров и солдат. Многие были полуодеты. Они стреляли в небо, кричали и обнимались. Так в госпиталь пришла весть о Победе.

В обгоревшем Рейхстаге я поднялся в рыцарский зал и там, послюнявив химический карандаш, написал на стене: «Сережа из Курска. 10 лет».

Утром следующего дня состоялся митинг. Начальник госпиталя поздравил всех с долгожданным праздником. Выступил отец. Люди обнимались и целовали друг друга. У многих на глазах были слезы.

В мае с офицерами госпиталя я побывал в Берлине. Германская столица была сильно разрушена. На площадях и улицах – нагромождения из разбитой военной техники. На ступенях метро плещется вода. Бранденбургские ворота «изранены» снарядами. В обгоревшем Рейхстаге я поднялся в рыцарский зал и там, послюнявив химический карандаш, написал на стене: «Сережа из Курска. 10 лет».

Лошадь ласточка спасла мне жизнь

Малыхин Василий Тимофеевич, 1927 г. р

Воспитанник полевого госпиталя № 3564.

После освобождения Воронежа 60-й армией от оккупации госпиталь готовился в путь – путь лежал в сторону Курска. В полевом госпитале была своя библиотека. В ней было немногим более двухсот книг: потрепанных, обгоревших, порой без обложек. Большая их часть была собрана работниками госпиталя в местах, где хозяйничали оккупанты. Библиотекой ведала Зина Болдырева. Это занятие девушке было не по душе. Она хотела быть медсестрой. Вот её-то я и заменил. Не все больные могли читать самостоятельно – мешали раны.

А потом произошла радостная встреча. Как-то майским днем ехал с завхозом госпиталя на грузовой машине. Они только что получили постельное белье и другие вещи и возвращались обратно. Я ехал в кузове на тюках. Ехали медленно, часто останавливались. Впереди вереницей шли машины. Беспрерывным потоком шли они навстречу. «Васька!» – вдруг раздалось с одной из поравнявшихся встречных машин с бойцами. Вглядевшись в махавшего рукой солдата, я узнал в нем родного брата Тихона.

«Жди меня в 177-м запасном», – успел прокричать брат. В этот же день я бросился искать полк, в котором служил брат. Нашел его быстро. Он стоял в городе. Быстро пролетели часы встречи, первой и последней. Когда я пришел на следующий день, то ни полка, ни брата уже не застал на месте. Их, оказывается, ночью срочно отправили на фронт. Лишь много лет спустя я узнал, что Тихон погиб в 1943 году на Курской дуге.

Следом за фронтом двигался и наш госпиталь. На одном месте долго не задерживался. И я снова укладывал свои книги в ящики. Их количество заметно возросло, я собирал их в освобожденных поселках и городах, в разграбленных и разрушенных библиотеках. Приводил их в порядок: подклеивал листы, ремонтировал обложки.

«Васька!» – вдруг раздалось с одной из поравнявшихся встречных машин с бойцами. Вглядевшись в махавшего рукой солдата, я узнал в нем родного брата Тихона.

Лично участвовать в боях мне не пришлось, но тягот фронтовой жизни на долю выпало немало: грязь, бездорожье, зимняя стужа, осенние дожди – все это пришлось пережить. По нескольку раз в день приходилось прятаться от воздушных полетов стервятников.

Потом замполит поручил мне брать у связистов свежие сводки. Ежедневно, по два раза, появлялся в блиндаже у связистов. «По тебе можно часы сверять», – шутил дежурный, когда я за несколько минут до передачи Совинформбюро вбегал в землянку. Я усаживался у приемника, доставал бумаги, карандаш и, когда Левитан начинал говорить, старался все записать, боясь пропустить хоть одно слово. Уже в госпитале еще несколько раз переписывал текст на отдельные листочки и разносил раненым.

Ежедневно, по два раза, появлялся в блиндаже у связистов.

«По тебе можно часы сверять», – шутил дежурный, когда я за несколько минут до передачи Совинформбюро вбегал в землянку.

Так что и раненые, и весь медперсонал всегда знали свежие новости из Москвы. Трудность была только одна: приходилось до связистов 5–6 км идти пешком. Вскоре мне повезло. Это произошло в Тернопольской области. Накануне было освобождено небольшое село, в нем размещался госпиталь. Само село было разбросано в лощине, а госпиталь занял просторный дом на возвышенности. Здесь же, в сарае, я расположил и свою библиотеку из тысячи книг. К тому же у меня имелось несколько гитар, мандолин, две гармошки, один баян, настольные игры: шашки, шахматы, домино, которые я добыл в пути. Здесь же я оборудовал и свое рабочее место – стол, два стула и походную кровать. Время было весеннее, на дворе стоял теплый май. Однажды на рассвете сквозь сон услышал совсем рядом тихое ржание. Оно доносилось откуда-то снизу. Оказывается, ночью доставали лошадей из ямы. После многомесячного пребывания в темноте животные отвыкли от дневного света и сразу могли бы ослепнуть. Надо было постепенно приучить их к свету, этим я и занялся. Несколько дней не снимали повязок с лошадиных морд, пока те не привыкли видеть. Породистых рысаков крестьяне прятали от оккупантов, которые отбирали в селе всех имеющихся лошадей.

Сокола и Ласточку жители подарили госпиталю. Я выбрал Ласточку. Сержант обучил меня верховой езде. И мне теперь нестрашны были никакие расстояния. Ласточка признавала только меня одного.

Однажды Ласточка спасла мне жизнь. Это случилось у польского города Сандомир. Здесь образовался плацдарм, где наши войска вели ожесточенные бои с гитлеровцами. Госпиталь расположился недалеко от линии фронта, в бывшем фашистском военном лагере.

Рано утром я, оседлав Ласточку, отправился в штаб тыла армии, где надо было получить свежую почту и сдать пакет со сведениями. Поручение было ответственное, путь предстоял долгий, и я на этот раз прихватил с собой автомат. Оружием владеть умел. Поездка прошла благополучно. Сдав пакет и получив почту, я не спеша ехал по лесной дороге обратно. Этот день был счастливым. Я получил письмо из Воронежа. Задумавшись, не заметил, как приблизился к лагерю. До него оставалось всего несколько метров. Вдруг раздался пронзительный свист, и впереди, в нескольких метрах, подорвался тяжелый вражеский снаряд. Фашисты открыли стрельбу из дальнобойных орудий. Ласточка круто отпрянула в сторону, а я, оглушенный, вылетел из седла и потерял сознание. Очнулся на больничной койке. Левая ступня была забинтована. Ласточка спасла.

Вдруг раздался пронзительный свист, и впереди, в нескольких метрах, подорвался тяжелый вражеский снаряд. Фашисты открыли стрельбу из дальнобойных орудий. Ласточка круто отпрянула в сторону, а я, оглушенный, вылетел из седла и потерял сознание. Очнулся на больничной койке. Левая ступня была забинтована.

Ласточка спасла.

Оказывается, когда меня выбросило и я упал, Ласточка тревожно и громко начала ржать. Её услышали сослуживцы и прибежали на помощь. Несколько дней пришлось проваляться на больничной койке. Ранение оказалось легким.

Осколок не дошел до кости. Вскоре мне пришлось распрощаться со своими однополчанами. Они решили отправить меня домой. Не помогли ни уговоры, ни просьбы.

Пройдя от Воронежа до Синдомира, домой вернулся в 1946 году. И снова сел за школьную парту, в шестой класс.

Записала Лариса Холтобина, заведующая военно-историческим музеем «Юные защитники Родины»

Я лежал, а немцы стояли с поднятыми руками

Бобовников Виктор Васильевич, 1929 г. р

Курская дуга, 1943 год. Я был включен в состав оперативной группы второго артиллерийского заградотряда 6-й гв. армии. Стояла задача – обезвредить и взять в плен немцев, находящихся на нейтральной полосе немецких и советских войск. У меня был автомат ППШ и браунинг.

Начался поиск, мне повезло: первому удалось заметить 24 лежавших немца у ручья в лесу, рядом с ними лежали гранаты, автоматы. Я бросился вперед, зацепился за куст и уже при падении дал очередь из ППШ примерно в 3–4 метрах от немцев. Я еще лежал, а немцы стояли с поднятыми руками. Они оказались эсэсовцами, через несколько минут их окружили мои боевые товарищи во главе со ст. лейтенантом Сазоновым.

Майор относился ко мне как к сыну

Овчинников Яков Петрович, 1931 г. р

Я родился в 1931 году 31 марта в городе Курске. Отец был военным, мать начальником почты. У меня были брат Толя и сестры Елена и Тамара. Я был младшим ребёнком в семье. В 1936 году родители развелись, и мы со старшим братом Толей остались с отцом, а сёстры с матерью. Вскоре мать, забрав сестёр, уехала в Ташкент.

В 1941 году я закончил третий класс школы № 2 (улица Бебеля). Это совпало с началом войны. Так начинается самая страшная страница в книге жизни.

Я попросился на фронт у капитана Захарова, так как отец погиб, а брата Толю немцы отправили в Германию. В полку Захарова уже были двое мальчишек: Виталий и Володя – они были в разведгруппе. Так я остался в полку.

В этом же году немцы оккупировали Курск. Увиденное повергло меня, десятилетнего мальчишку, в шок – это и расстрелы, и бомбёжки, и многочисленные издевательства. Многих детей, пойманных немцами, отправляли насильно в Германию в рабство. Понимая угрозу попасть в руки фашистских захватчиков, я убежал за город в село Щуклинка, где до 1943 года скрывался, перебиваясь на бахчах.

В 1943 году город Курск был освобождён. Войска Центрального фронта находились близ Курска в селе Щуклинка, где я попросился на фронт у капитана Захарова, так как отец погиб, а брата Толю немцы отправили в Германию. В полку Захарова уже были двое мальчишек: Виталий и Володя – они были в разведгруппе. Так я остался в полку.

Через 10 дней вместе с полком подошёл к селу Прохоровка, где и состоялось великое Прохоровское сражение. Во время этой битвы разведгруппа, в составе которой были мои товарищи-мальчишки Виталий и Володя, попала в засаду. Они сражались как могли, но Володя был убит, а Виталий тяжело ранен – ему оторвало пятку на правой ноге.

Захаров относился ко мне как к сыну, так как своих двух сыновей он потерял во время войны.

По окончании битвы наши войска направлялись на запад, где взяли Бахмач и другие малые города и селения. Затем в составе Первого Украинского фронта (командующий Н. В. Ватутин) я принимал участие в форсировании Днепра, где в последующем с боями взяли город Киев и многие другие важные укреплённые районы, например район Белая Церковь. В последующих боях был взят город Коростень, в дальнейшем продвижении был освобождён Ковель. Бои продолжались до приближения к польской границе и, как итог, к Варшаве. Именно здесь, в Варшаве, в 1944 году я, являясь связным по батареям, выполнял задание командования и попал под обстрел миномёта. В тот момент я был верхом на лошади, когда миномёт засёк лошадь, я был отброшен в сторону, но осколками мне посекло левую руку и левую ногу. До сих пор шесть мелких осколков находятся в ноге. В дальнейшем я был подобран солдатами Красной армии. При разговоре с командиром батареи я попросил найти мой автомат, в затыльнике которого находилось донесение для командования. Затем меня отправляют в санбат, через некоторое время о ранении узнаёт майор Захаров. Он прибывает в санбат и просит санитаров сделать все для того, чтобы мне не удалили ногу. Захаров относился ко мне как к сыну, так как своих двух сыновей он потерял во время войны.

Спустя некоторое время я был направлен в госпиталь на лечение. В конце 1944 года, пройдя курс лечения, попросился домой в город Курск, так как из писем близких узнал о возвращении матери в Курск из Ташкента. Имел при себе документы сына полка и литер для пребывания в Курске на срок около десяти дней. По истечении этого срока майор Захаров просил вернуться. Приехав в Курск, встретился с матерью и рассказал ей о ранении и что я только после госпиталя. Узнав об этом, мать не отпустила меня назад на фронт и уничтожила все мои документы. Я остался в Курске, именно здесь спустя почти год узнал о победе и об окончании войны.

Я подбил вражеский самолет

Букин Николай Фролович, 1929 г. р

Я уже носил пионерский галстук и учился в 5 классе курской школы № 4, когда к родному городу подступили оккупанты. Курск переживал тревожные дни. Жители, заслышав гул фашистских самолетов, бежали в наспех вырытые укрытия. Воздух стонал, свистел и охал от разрывающихся бомб. Меня вызвали в райком комсомола и поручили подобрать из одноклассников команду по уничтожению зажигательных бомб.

За борьбу с пожарами от «зажигалок» мы с Витей Дубровиным были награждены директором школы новыми портфелями и комплектами учебников для 6-го класса.

Наша команда – десять шестиклассников – сбрасывала с крыш зажигательные бомбы. С конца августа 1941 года немцы стали бомбить Курск, сбрасывая на город, в том числе, и тысячи зажигательных бомб. Вместе с другом Витей Дубровиным и другими мальчишкми наряду со взрослыми дежурили на крыше дома и, когда на него падали «зажигалки», специальными клещами хватали их и совали в ящики с песком, установленными на крыше. За борьбу с пожарами от «зажигалок» мы с Витей Дубровиным были награждены директором школы новыми портфелями и комплектами учебников для 6-го класса.

Фронт все ближе подходил к Курску. Потеряв при эвакуации мать, я с отступающими бойцами доехал до станции Ржава. Фронт остановился, заняв прочную оборону. Я стал сыном полка, солдатом знаменитой 65-й армии генерала П. И. Батова. В годы войны я был разведчиком. В одном из боев на прохоровском направлении, метко бросив в дзот две гранаты, повредил вражеский пулемет и тем самым обеспечил продвижение пехоты, в которой находились боевые танки. За время пребывания на фронте перенес восемь ранений. Однажды, после очередного ранения, меня везли в медсанбат. В это время в небе метнулась зловещая тень «мессершмитта». Заметив телегу, в которой я находился, летчик стал низко кружить над дорогой. Тогда я не выдержал и выпустил по нему очередь из автомата… Вражеский самолет качнулся и врезался в землю. Два месяца пролежал я в госпитале и снова вернулся в свою часть на фронт. Теперь на моей гимнастерке рядом с медалью «За отвагу» поблескивал и орден Красного Знамени.

Затем прошёл Польшу, Венгрию, дошел до Германии. 9 мая 1945 года встретил в Германии. В этот день у меня был двойной праздник. В День Победы мне исполнилось 16 лет.

Записала Лариса Холтобина, заведующая военно-историческим музеем «Юные защитники Родины»

Саперам смерть в глаза дышит

Псурцев Виталий Иосифович, 1928 г. р

Участник Курской битвы, сапер

В 1944 году постановлением Государственного комитета обороны в районах, освобожденных от фашистских оккупантов, формировались особые команды для разминирования и очистки от боеприпасов. Они состояли из местного населения (рабочих, служащих, колхозников и учащихся), преимущественно членов Осоавиахима обоего пола в возрасте не моложе 15 лет.

После считаных дней учебы, уже в первых числах апреля 1944 года, местом проверки наших знаний о разминировании стало село Плоское Орловской области. Так начались наши будни, открылся счет первым обезвреженным минам. Поначалу робко ходили со щупом, оглядывая каждую пядь земли, боясь совершить ошибку и поплатиться жизнью. Но там, где риск, поневоле в тонкости вникаешь быстро. Глаз скоро становится наметанным. Все подмечаешь. Но без пострадавших не обошлось. Через неделю появились первые раненые. Разминировали мы тогда балку, заросшую негустым орешником. На минном поле нас было двое. Я внизу лога, где трава была погуще и надо быть повнимательнее, Федор Митрохин – наверху. И вдруг – взрыв. И тут же крик Федора: ему оторвало кисть правой руки и опалило глаза.

На минном поле нас было двое. Я внизу лога, где трава была погуще и надо быть повнимательнее, Федор Митрохин – наверху. И вдруг – взрыв.

С подоспевшим минером Быстровым мы вынесли Федора с минного поля и стали помогать санитарке Шуре Силюковой. Затем его доставили в дмитриевскую райбольницу. Неделю спустя легкие ранения получили еще шестеро минеров, а седьмой, Василий Чертов, помощник командира команды, погиб. Сплоховал Василий у немецкого блиндажа из нескольких накатов бревен, вокруг которого вся земля была нашпигована множеством «шпринг-мин» SТЛ, или, как их еще называли, «мин с усиками». Эти подпрыгивающие мины были начинены шрапнелью. Разваливались на сотни смертельных кусочков на уровне груди человека, стоило лишь неосторожно задеть усик. Эти мины ребята невзлюбили особенно, поскольку с ними было связано большинство неудач. Затем нашей команде пришлось передислоцироваться в родную Курскую область, в Хомутовский район; и здесь тоже не обошлось без происшествий: были ранены многие наши товарищи. В саперном деле можно надеяться только на себя. На свою зоркость, внимание и на собственную везучесть. Мне сопутствовала удача.

Был такой случай. Мне было поручено проверить место взрыва, где погиб минер. Я нашел противотанковую мину, стал ее разминировать, а боек-ударник начал выползать из моих пальцев. Потом чека стала под углом, и боек задержался, предохранителя чеки не было. Когда я рассказал обо всем сержанту, он заметил: «Ты родился в рубашке или в это время за тебя молились. Еще мгновение – и от тебя осталось бы то же, что от того погибшего минера…»

Никто не имел права приказывать мальчишкам идти на минное поле, идти, проще говоря, на смерть. Но мы шли, выполняя задания, случалось – подрывались, получали ранения, гибли. Фронтовики знают, легко ли оно, саперное дело. И тем, кто не воевал, тоже приходилось видеть в кино, как проводят разминирование. Смерть в глаза дышит. У сапера сердце замирает и пот холодный на лице от напряжения, руки выверяют каждое движение. Каждая секунда при этом, как долгая нота, в ушах звенит. Говорят, что сапер ошибается только раз. Верно говорят. Такие моменты не забыть никогда.

Никто не имел права приказывать мальчишкам идти на минное поле, идти, проще говоря, на смерть. Но мы шли, выполняя задания, случалось – подрывались, получали ранения, гибли.

Позже, осенью 1944 года, когда меня призвали в армию, пришла благодарность за саперную деятельность, перед строем мне вручили премию 500 рублей. Мне посчастливилось видеть и 23 раза приветствовать маршала Г. Жукова, когда тот командовал Уральским военным округом. Награжден медалью «За победу над Германией» и юбилейными медалями.

Я твердо решил: «погибну, но в плен не пойду»

Тадеуш Орловский (Польша), 1924 г.р

Поляк по национальности, родился в Житомирской обл.

В 1935 году, когда мне было 11 лет, приехал погостить к старшему брату в Курск, да так и остался здесь. Учился в школе, потом поступил в ФЗУ при обувной фабрике. После его окончания стал работать на этом предприятии. В 1941 году окончил курсы Осоавиахима, получил два значка: «Готов к противовоздушной и химической обороне» и «Готов к санитарной обороне».

Когда началась Великая Отечественная война, стал инструктором на курсах и обучал рабочих обувной фабрики программе ПВХО. В октябре фронт приближался к Курску, фабрику эвакуировали, я остался. Мне было 17 лет, когда я пошел добровольцем в отряд народного ополчения пулеметчиком.

Ополченцы охраняли мосты, железную дорогу и другие важные объекты. Когда фашисты вплотную подошли к городу, бойцы заняли огневые позиции в окрестностях Курска. Окопавшись, всю дождливую ноябрьскую ночь провели в ячейках.

Утром медленно, очень медленно, начали приближаться к нам фашистские танки. Но у нас не было никакого противотанкового оружия, за исключением связок гранат и огромного количества бутылок с горючей жидкостью. Кое у кого были винтовки, берданки, охотничьи ружья.

Утром медленно, очень медленно, начали приближаться к нам фашистские танки. Но у нас не было никакого противотанкового оружия, за исключением

У связок гранат и огромного количества бутылок с горючей жидкостью. Кое у кого были винтовки, берданки, охотничьи ружья. Поэтому, задерживаясь на безопасном расстоянии от наших позиций, танки могли вести по нам пулеметный и орудийный огонь беспрепятственно. По приказу командира под пулеметным огнем мы отступили на новые оборонительные позиции.

Тадеуш Орловский, 1941 год

По полученным ополченцами сведениям, фашисты замыкали кольцо окружения города. Ополченцы оставили последний рубеж обороны и организованно, прихватив с собой боеприпасы, направлялись к штабу батальона. Местные жители одной из улиц предупредили ополченцев, что на улице Дзержинского прохода нет, поскольку там уже немцы. Ополченцы стали отступать вниз, параллельно улице Дзержинского, в направлении Барнышевской площади (теперь площадь Добролюбова). Но, когда они приблизились к находящейся на перекрестке улиц баррикаде, ранее возведенной здесь, оказалось что она уже захвачена немцами. Гитлеровцы приказали им сдаться. Однако никому из оставшихся в живых ополченцев это даже не приходило в голову. Тогда фашисты открыли ураганный автоматный и пулеметный огонь. Я твердо решил для себя: «Погибну, но в плен не пойду». Вдвоем с товарищем нам чудом удалось спастись, спрятавшись в одном из сараев.

Сколько потом пришлось пережить, пробираясь на родину, в Житомирскую область! Я был схвачен фашистами и брошен в камеру смертников, как заложник. Дважды меня угоняли в Германию, и дважды я совершал побеги из товарного поезда. Участвовал в партизанской борьбе в Западной Украине в составе 16-го кавалерийского эскадрона разведки при 1-м Воронежском партизанском соединении под командованием М. И. Шукаева. В марте 1944 года наша часть вышла к границам Польши. В составе своего соединения форсировал реку Буг. Затем были ожесточенные бои за Варшаву, в которых я был ранен осколком снаряда. Участник штурма Берлина.

За участие в Великой Отечественной войне был награжден советскими наградами: «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», многими польскими наградами. После войны я переехал в Польшу, стал кадровым польским офицером, дослужился до звания подполковника. Многие годы возглавлял комитет польско-советской дружбы в Кросненском воеводстве.

Боевое крещение в четырнадцать лет

Онищук Василий Михайлович, 1930 г. р

Герой Орловского подполья.

Ребенком я остался без родителей и попал в детский дом. Документов при мне не было, и возраст определили на глаз – шесть лет. В отроческие годы сменил несколько детских домов. А перед самой войной воспитывался в интернате военного типа в Краснодарском крае.

На фронт мы рвались с первых дней войны. Еще бы, ведь к тому времени мы освоили многие военные специальности. Знали подрывное, связное, снайперское дело. У нас даже «звания» были введены в детдоме.

В один из дней 1942 года я с другими ребятами побежал к железнодорожной станции. В это время там как раз остановился военный эшелон. Мы уговорили одного из офицеров взять нас на поезд. «Сколько же тебе лет?» – спросил офицер. «Семнадцать», – соврал я, прибавив себе несколько лет. Так и стал молодым солдатом.

Сколько раз ходил за линию фронта и брал «языков»! Специального учета тогда не вел. В составе разведгруппы и самостоятельно приходилось добывать сведения о перемещении и расположении немецких частей. Приводили в штаб и высоких чинов вермахта, обладающих ценной информацией. Таких оберегали, словно детей малых. Буквально закрывали их своими телами, когда тащили через нейтральную полосу под ураганным огнем немцев. Нередко командир перед переходом разведчиками нейтральной полосы говорил: «Первым пойдет Василек», – так как я обладал хорошей реакцией и легко проскальзывал под проволочным заграждением, иногда при этом выполнял и обязанности сапера.

На фронт мы рвались с первых дней войны. Еще бы, ведь к тому времени мы освоили многие военные специальности. Знали подрывное, связное, снайперское дело. У нас даже «звания» были введены в детдоме.

Боевое крещение принял в четырнадцать лет. На станции Дебельцево немецкие самолеты в щепки разнесли эшелон только что сформированной части. Горящие вагоны, бегущие и кричащие люди, стоны раненых, окровавленные тела убитых.

Оставшихся вывели на окраину поселка и приказали окапываться. Вскоре на склоне холма показались идущие под прикрытием танков немецкие автоматчики. Я впервые стрелял не по мишеням, а по живым людям. Скажу честно: это, брат, не так просто…

– Василек! – прокричал мне на ухо командир отделения. Что-то пэтээровцы замолчали. Давай туда, узнай, в чем дело.

Окопа, из которого вел огонь расчет ПТР, практически не было. Из земли торчал исковерканный ствол противотанкового ружья, валялась расплющенная каска.

– Уходи, сынок! Балкой уходи, – прохрипел раненый боец, из ушей которого текла кровь.

Группами и поодиночке красноармейцы отходили в направлении Ростова. За город на Дону шли ожесточенные бои. Он несколько раз переходил из рук в руки. 23 июня в Ростов снова вошли немцы.

Нас оттеснили к реке. На тот берег переправлялись кто как мог. В качестве простейшего плавсредства использовали пустые бочки. На одной из них поплыл и я. Налетели «Юнкерсы». Пробитая в нескольких местах бочка быстро наполнилась водой. Каждый раз при появлении на поверхности реки водяных фонтанчиков от пулеметной очереди приходилось нырять. Хорошо было видно, как пуля, гася скорость, оставляет за собой шлейф пузырьков. Что произошло со мной потом, не помню. Очнулся на песке без гимнастерки, ботинок. Выплюнул набившийся в рот ил, зачерпнул ладонями из реки воду, чтобы обмыться, глядь – а она красная от крови.

Взрывом снаряда меня засыпало. Почти пятнадцать часов был заживо погребен. С трудом высвободился из земляного плена. К полудню вышел на железную дорогу, а по ней, к своим.

Однажды случилось так, что во время боя в районе станицы Кущевская мне пришлось заменить погибшего пулеметчика. Немцы шли уже в полный рост. А тут «дегтярев» ожил, пулеметные очереди отбросили противника назад. Расстреляв один боекомплект, я стал снаряжать второй магазин.

Вдруг вижу: впереди из кустарника медленно высовывается ствол пушки.

«Будут бить прямой наводкой», – промелькнуло в голове. Успел скатиться вниз, за тело убитого красноармейца, и сразу же наступила темнота…

В себя пришел на рассвете следующего дня. Было очень холодно. Не мог шевелить ни руками, ни ногами. Во рту, в ушах, под одеждой – земля. Взрывом снаряда меня засыпало. Почти пятнадцать часов был заживо погребен. С трудом высвободился из земляного плена. К полудню вышел на железную дорогу, а по ней к своим.

Стать бойцом полковой разведки, а затем и военной контрразведки Смерш помог случай.

Август 1942 года. Более сотни вышедших из боя солдат вечером подошли к какому-то населенному пункту, крыши домов которого просматривались через кукурузное поле. Послали трех человек узнать, что за селение и есть ли в нем немцы. В эту группу разведчиков включили и меня. Руководитель группы приказал мне залечь у дороги и вести наблюдение. Остальные вернулись довольно быстро: «Немцев в селе нет». То же самое доложили и командиру – молоденькому младшему лейтенанту, единственному офицеру нашего разношерстного отряда. Неожиданно для всех тот спросил и мое мнение. «Оно, может быть, и так, – говорю я. – Но, с другой стороны, почему не встретили людей? Время-то еще не очень позднее. И почему не лаяли собаки, когда чужие вошли в село? Даже в сожженных дотла населенных пунктах их можно увидеть…» Надо мной посмеялись: малолетка, мол, и не такое наговорит. И двинули прямо через кукурузное поле. Когда до ближайшего сарая оставалось метров сорок, из его стены неожиданно вывалилось бревно, и нас встретил шквал автоматно-пулеметного огня. Многие тогда остались лежать на кукурузном поле. Среди них – один из разведчиков. Второго по решению военного трибунала расстреляли. Со временем меня откомандировали в распоряжение отдела военной контрразведки дивизии.

Вася Онищук справа, госпиталь, Ростов-на-Дону, 1943 год

Дорогами войны прошел до самой Праги. Был ранен в ногу, несколько раз контужен. Попадал в такие переделки, из которых выбраться было невозможно. Смерть меня побаивалась. Всегда кружила поблизости, но не трогала. Не ценен я был для нее. Обо мне и всплакнуть было некому. Сирота. А вот был бы дом, где меня ждали, туда бы точно пришла похоронка.

Записала Зоя Худякова, сотрудник военно-исторического музея «Юные защитники Родины»

Девушка, подбившая танк

Луценко (Букреева) Нина Сергеевна, 1927 г. р

Война – это всегда страшно… Когда слышишь это слово, сразу представляется поле, гул, дым, взрывы, стоны, окопы с солдатами – молодыми ребятами, пламя, сквозь которое видны надвигающиеся громадой танки… Сколько мужества, откуда брались силы?

Мои предки прославили древнюю фамилию Букреевых еще на кровавых фронтах 1-й Мировой войны.

Человек рождается – с ним судьба. Разве думала я, деревенская девчонка из многодетной семьи, ежедневно маршируя по пять километров до школы и обратно, что стану плечом к плечу с опытными офицерами и бывалыми бойцами к противотанковому 45-миллиметровому орудию, буду наводчицей пушки, а за отвагу получу ордена и медали?!

После освобождения села от фашистов пришла к комиссару дивизиона майору Б. Г. Рудницкому, протянула комсомольский билет и попросила зачислить меня в бойцы, сказала, что мое место на фронте. Мне тогда едва исполнилось 16 лет. Непросто, но стала санинструктором. Никогда еще не было в дивизионе девчонок. Но санинструктор батареи был нужен. Взяли. В боях при освобождении Курска пригодились знания, которые получила, окончив до войны первый курс фармацевтической школы во Льгове Курской области.

Таскала ящики со снарядами, а каждый весил по тридцать килограммов.

С 6 февраля 1943 года у меня – бойца-добровольца Красной армии – началась взрослая жизнь, ежеминутно испытывающая на прочность, тогда я узнала, что такое настоящее фронтовое братство. Я получила первые военные уроки – лечилась от «танкобоязни» во время учений по «танковой обкатке».

С войной шутки плохи; чтобы стать настоящим бойцом, нужно усердно учиться военному делу.

С самого начала меня тянуло к пушкам, украдкой изучала я материальную часть, хорошо освоила устройство автомата и пулемета. Комсомольцы дивизиона избрали меня своим комсоргом. В короткий срок стала опытным артиллеристом 209-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона 121-й стрелковой дивизии. Кроме меня, много курян-подростков, были сыновьями полков 121-й стрелковой дивизии: Валя Пономарёва, Вова Карачевцев, Коля Алфёров, Гриша Сидоренко, Хмелевой, Юрий Аникеев, Слава Иванов, Коля Пылёв и другие.

Воевала наравне с мужчинами, была наводчиком орудия. Никакого послабления, таскала ящики со снарядами, а каждый весил по тридцать килограммов, вместе с другими тянула лямку, чтобы выдвинуть пушку на новую позицию.

Было это страшно. Танки фашистские шли тяжело и «устало». Я, получив приказ, открыла огонь. Вот один вздрогнул, попятился назад и застыл на месте. Бросило в жар, не верила, что попала, да и некогда было думать. Кто-то крикнул: «Наводчик Букреева танк подбила, молодчина!» Бой продолжался. Сержант Яшин ползком со связкой гранат пополз вперед. Бросил связку. Танк закружился волчком, артиллеристы поддержали огнем. Бой закончился. Почувствовала страшную усталость. От шума, воя и грохота голова разрывалась, ломило все тело. Ранило командира батареи осколком в грудь. Именно он поверил в меня и доверил орудие.

Танки фашистские шли тяжело и «устало». Я, получив приказ, открыла огонь. Вот один вздрогнул, попятился назад и застыл на месте. Бросило в жар, не верила, что попала, да и некогда было думать. Кто-то крикнул: «Наводчик Букреева танк подбила, молодчина!»

Комиссар Б. Г. Рудницкий отправил письмо моей маме: «…Нина посылала снаряды в немецкие танки. Она первая девушка, подбившая танк. Благодарю Вас за Вашу дочь – патриотку нашей Родины…»

Москвичи в бескозырках на деле доказали, чего они стоят

Миляев Владимир Михайлович, 1927 г. р

Часто вспоминаю детство – самое счастливое время для многих моих ровесников. Московский двор, дружных соседей по коммуналке, свою школу на Кожуховской.

…А потом началась война. И мы трудились на военных заводах, ездили на лесозаготовки, рыли окопы и мечтали во что бы то ни стало попасть на фронт. В мае 1943 года на Ярославском шоссе создается Московская объединенная школа военно-морского флота, и туда набирают добровольцев, 16-летних мальчишек, еще не подлежащих призыву в армию. Пятьсот человек, разных по характеру, объединяет общее желание – поскорее попасть на флот, на войну. В коллективе из двух рот не существовало понятий «не могу», «не буду». Караулы, наряды, учебные вахты и напряженная учеба без скидок на возраст – все это и сегодня помню. Помню и своих товарищей: радистов, штурманских электриков, минеров, сигнальщиков. В их числе – Николай Ермаков, Михаил Шапошников, Вячеслав Федоров, Владимир

Корнеев, Леонид Евстигнеев, Николай Борисов, Саша Бардин и ставший после войны известным актером Георгий Юматов…

Мы трудились на военных заводах, ездили на лесозаготовки, рыли окопы и мечтали во что бы то ни стало попасть на фронт.

Жорка стал сигнальщиком потому, что курс обучения там был короче, а он рвался на фронт. И в конце 1943 года он уже воевал в Керченской бригаде бронекатеров. Поначалу моряки называли выпускников МОШ ВМФ салагами, но москвичи в бескозырках на деле доказали, чего они стоят.

Уже после войны (после окончания МОШ ВМФ я воевал на Балтике) встретился со своим однокашником Георгием Юматовым. Мы часто вспоминали месяцы учебы в школе, свои боевые выходы в море, погибших друзей и то, как мечтали о долгожданной Победе.

Георгий рассказывал: «Я пошел в сигнальщики не случайно, мне казалось, что их работа на корабле – одна из самых важных. Сигнальщик – глаза и уши командира, и, даже когда от пуль и снарядов не было спасения, стоя на мостике, ты должен видеть все на море и на суше…» Юматов мог подробно разбирать, анализировать боевые операции, в которых участвовал, он помнил детали каждой из них до мельчайших подробностей… Но не любил рассказывать о том, как был неоднократно ранен, контужен, но ни разу не сошел на берег, не отправился в госпиталь, а лечился прямо на корабле… Кстати, именно из-за того, что в его военном билете не было отметок о ранениях, Георгий Юматов, награжденный многими орденами и медалями, а среди них и самая престижная морская награда – медаль Ушакова, после ухода на заслуженный отдых получал мизерную пенсию, которой иногда не хватало даже на лекарства…

Георгий Юматов мечтал стать артистом и пришел на киностудию «Мосфильм» в 1945-м, сразу получив небольшую роль в фильме «Александр Матросов». А потом были большие и малые роли более чем в 150 картинах, среди которых «Они были первыми», «Баллада о солдате», «Петровка, 38», «Огарева, 6», «ТАСС уполномочен заявить…», «Москва слезам не верит», и, конечно, звездная роль Алексея Трофимова в любимом многими фильме «Офицеры» (1971 год). Почти полвека артист служил в Театре-студии киноактера.

Но, несмотря на все награды и звания, Георгий Юматов был скромным человеком. Многие годы, когда не было ролей, он практически бедствовал, но за себя хлопотать не мог.

Жорка стал сигнальщиком потому, что курс обучения там был короче, а он рвался на фронт.

И тогда я, его боевой товарищ, исходил немало чиновничьих кабинетов, чтобы добиться для Юматова пересмотра пенсии. И нам это удалось.

Народный артист России Георгий Юматов, всеми забытый, ушел из жизни в 1997 году. Больше всего на свете он любил жизнь и собак.

Я, старшина второй статьи, флагманский радист. Тоже был награжден медалью Ушакова, уже в мирное время окончил два вуза, нашел себя в профессии педагога. Сейчас в архивах разыскиваю сведения о своих боевых товарищах-моряках, выпускниках Московской объединенной школы военно-морского флота.

На переднем крае

Страницы: «« « ... 2324252627282930 » »»