Истинная руна Пронин Игорь
— Если кого увидишь — говори громко! — пискнул он напоследок и исчез.
«Вот сейчас ваны заметят, и меня не станет… — Ник-Нику стало куда страшней, чем у Нечисти в лесу. — У них быстро: чик… А магия тут не работает, стою беззащитный, как младенец… Убьют из-за дурака гнома, а что меня потом ждет?»
Бухаил, подтрунивая над «бессмертием хозов», знал, куда бил. Посмертие оставалось для магов тайной, о которой и думать-то не хотелось. За столетия жизни нескольких тел на единственной душе накопилось много всякого. Ник-Ник машинально вытащил из кармана сигарный окурок, но вовремя опомнился: ваны курить в Архиве запрещали.
«А магия Нечисти действует даже здесь, — вспомнил Ник-Ник. — Обидно. Выходит, они сильнее нас? Но во всех войнах хозы победили… Надо будет с Феропонтом поговорить».
Ван появился неслышно, незаметно даже, и положил на шкафчик перед Ник-Ником стопку бумаг. Тот ничего не успел предпринять и только закашлялся запоздало. Вышло неестественно. Ван, совершенно не интересуясь отсутствующим гномом, снова оперся о швабру.
«Может, Агши для ванов и правда несуществующий?» — со слабой надеждой подумал Ник-Ник, хватая верхний листок.
Мелкие буквы рассказывали о судьбе Антония Малачкова, проживавшего на пятнадцатом плане, в Санкт-Петербурге. С трудом разбирая витиеватый почерк, Ник-Ник тем не менее совершенно не улавливал смысла написанного.
«Почему они печатными буквами не пользуются? И почему у них всегда досье на русском? Или это только мне кажется, что на русском?» — Ник-Нику очень хотелось оглянуться, поискать гнома, но он боялся вызвать у вана подозрение. Ваны не шутят.
— Здесь все, что мы… Я попросил? — нарочито громко спросил хоз.
— Все, — бесстрастно отозвался ван.
— Гхм… Хорошо! Мне надо все это внимательно просмотреть!
Покраснев, Ник-Ник вернулся к чтению. Антоний Малачков уже успел много чего натворить: целый список приговоров. Разные города, разные страны и… разные планы.
— Бродник! — наконец сообразил Ник-Ник и поудобнее перехватил толстыми пальцами тонкую бумагу. — Он же бродник, этот… Антоний!
— Тото, — подсказал ван. — Его последнее имя — Тото.
Как и любой хоз, добившийся существования на разных планах с помощью зеркала Грохашша, Ник-Ник ненавидел бродников. Обладая всего одним телом, они переносятся с плана на план целиком, и объяснить этого пока никто не смог. Такого просто не должно быть! И все же они это делают. Странная, врожденная способность. Зависть сдавила челюсти Ник-Ника до скрежета зубовного.
«Если бы я мог…»
Рвануться к верхним, самым верхним планам, взглянуть хоть одним глазком — как там? Куда ведет дорога мага, покупающего бессмертие и власть через новые отражения, новые тела? Но среди хозов ни одного бродника не было. Даже среди атлантов, которые первыми научились делать странное зеркало, создающее миры. Отразись в нем — и окажешься планом выше, и каждое твое действие там отзовется в нижнем мире. За тысячелетия придуманы миллионы заклинаний и пассов — заведя второе тело планом выше, человек превращался в мага, в хоза. А если отразиться еще раз… Бродникам все это было не нужно для путешествий, но и магия для имеющих лишь одно тело недоступна. Что лучше?
— Он в розыске? — срывающимся голосом спросил Ник-Ник и даже поморщился: ну что за глупость? Конечно, в розыске! Ваны всегда ловят бродников.
— Нет.
— Нет?!
— Тото в Спирали. Список его прегрешений оказался слишком длинным для прощения.
— Это хорошо, — перевел дух хоз. — Это правильно. Страшнее Спирали может быть только смерть.
Однако секундой позже Ник-Ник сообразил, что бродники редко удостаиваются такой чести. Как правило, ваны всего лишь «регистрируют» их, метят каким-то неизвестным хозам способом. После этого куда бы бродник не прыгал, его всегда можно найти. Случалось, что по жалобам хозов им выдавали врага, — если служители Архива считали основание достаточным.
— Видать, большой баловник был этот Тото, а?
— Он не скоро выйдет из Спирали, — сообщил ван.
«И на том спасибо. Хотя я бы просто отрывал им головы!»
— Можно я взгляну? — неслышно подкравшийся Агши оказался рядом. — Тото… Спроси у этого шваброносца: вся ли имеющаяся в распоряжении ванов информация о Тото изложена в досье?
— Нет, — только и сказал служитель.
— И чего же здесь не хватает? Что за зебру Белка Чуй помог ему выкрасть из зоопарка?
— Вам нельзя этого знать.
Ник-Ник и Агши переглянулись.
Манана сказала Паше: поиграй. Он не понял тогда, что имеется в виду, но уже через несколько минут пребывания в саркофаге догадался, что действительно находится в каком-то компьютерном зале, и во все его органы чувств постепенно входит реальность игры. Из темноты перед глазами постепенно проступали контуры деревьев, высокой ограды, беседки на берегу ручья. Звук прорезался как-то время от времени, и кусками: иногда было слышно лишь журчание воды, иногда только шелест листьев.
«Гришке бы понравилось, — вспомнил Павел пропавшего приятеля. — Графика хорошая…»
Саркофаг начал медленно наклоняться, голова закружилась, но деревья перед глазами не легли набок. От этого стало еще хуже, затошнило. Но тяжесть в ступнях помогла сориентироваться вестибулярному аппарату, принять новое положение вещей.
«А может, саркофаг и не наклонялся? Может, это тоже иллюзия?»
Ручей теперь журчал постоянно, а вот листья шумели время от времени. Шум совпадал с раскачиванием веток, правую щеку захолодило.
«Ветер, — понял Павел. — Я в саду. А что сзади?»
Он повернул голову и едва не упал с непривычки, когда картинка сада прокрутилась перед глазами. Однако виртуальность почти уже «всосала» его, дурнота прошла. За спиной оказалась каменная стена, высокая, сложенная из крупных блоков. Она уходила в обе стороны, а здрав голову, Павел рассмотрел и башню — тонкую и высокую, казалось, до самых облаков. Он снова повернулся к беседке.
«Хитрая тварь эта Манана…»
Для пробы Павел повторил вслух и услышал свой голос:
— Хитрая тварь эта Манана. Я в игре, в виртуальности, и даже если бы у меня было зеркало, ничего не смог бы сделать.
Он поднял руки, рассмотрел. Очень похоже. Да что там! Это были его руки. На левом рукаве пуговица оторвана — следствие ночной разгрузки у Абдулло. Ногти пора стричь. Паша посмотрел вниз и уже без удивления увидел свои ноги. Низ джинсов потемнел от росы, высокая трава скрывала кроссовки. Павел сделал шаг, другой. Все вокруг было совершенно реально. Он закрыл глаза, попытался представить себя лежащим в саркофаге, и не смог. Дернул рукой, надеясь ударить в крышку, и не ощутил ее.
— Делать нечего, придется тут побродить…
Если он правильно понимал, игроку сперва полагалось посетить беседку. Павел бодро дошагал до нее, удивляясь графике, и нашел меч. Довольно тяжелый, цельнометаллический, с грязным тупым лезвием.
— Первое оружие? — предположил Паша и протер лезвие травой. — Остальное, наверное, у врагов надо забирать. Стоп… Но если все так реально, может, я и боль могу испытывать?
Он с размаху стукнул вытянутым пальцем о столб беседки. Ушибленный сустав отозвался вполне привычным ощущением. Это Павлу совершенно не понравилось — выходит, виртуальный враг может подарить незабываемое ощущение перерезанного горла?
— Манана, гадина! — Павел завертелся на месте, оглядываясь. — Ох, не надо было меч трогать!
И верно: к нему уже бежали. Два невысоких, но крепких парня с короткими пиками в руках подбадривали друг друга гиканьем и вступать в переговоры явно не собирались.
— Эскейп! — жалобно простонал Павел, отступая в глубь сада. — Пауза! Эф-десять, еклмн! Выпустите меня!
Бежавший впереди опустил оружие, намереваясь воткнуть пику прямо в живот игроку поневоле. Павел прихватил меч обеими руками и отскочил в сторону, рубанул, что есть сил, целясь в голову. Первые враги, как и положено в порядочной игре, оказались слабаками: пикадор и не подумал уклониться, поэтому тут же рухнул, заливая траву кровью, — удар пришелся в заднюю часть шеи. Воодушевленный успехом Паша, не обращая внимания на боль в ладонях, сам шагнул навстречу второму противнику и мечом отбил пику. Этого делать, наверное, не следовало, потому что парень налетел на него, оба повалились в траву.
По счастью, душить Павла враг не стал, а вскочил и снова взялся за пику. Не имея даже сил вздохнуть после столкновения, игрок все же ударил мечом по ногам виртуального существа. Пикадор послушно рухнул, и Павел с каким-то ожесточением прикончил его несколькими ударами. Кровь выглядела вполне реально, насчет остального он сомневался: уж очень легкий вышел бой.
— Никуда больше не пойду!
Он быстро обшарил тела. Ничего, только две пики — вот и весь барыш. Павел вернулся в беседку, присел на лавочку, потирая грудь, и совсем загрустил. Вспомнил, что в пачке оставалась еще сигарета. Сунул руку в карман — вот она! И зажигалка на месте, и ключи.
— Дурацкая игра!
Докурить он не успел. С точно таким же гиканьем появились еще два парня с пиками. Все стало ясно: игра не даст ему покоя. В ожидании Мананы придется снова и снова убивать пикадоров — или позволить им убить себя, В том, что это будет очень больно, Павел уже не сомневался.
На этот раз он не отбивал удары, а только уклонялся. Все вышло гораздо быстрее и безопаснее. Воодушевленный этим опытом, игрок прихватил на всякий случай еще две пики и с ворохом трофеев пошел вдоль крепостной стены.
— Умирать, так с музыкой!
Еще два пикадора встретились ему по дороге к калитке, оружие этих Паша оставил валяться рядом с телами. Из калитки, хитро спрятанной в нише стены, враги и появлялись. Чтобы она открылась, Павлу пришлось дождаться следующей пары. Одного он зарубил, а потом проскочил внутрь — закрывшаяся калитка отрезала второго врага. Здесь пылали, отчаянно коптя, факелы, узкий проход вел куда-то в глубь стены.
«А ловушки?» — вспомнил Павел. — «Ямы с кольями, сходящиеся каменные блоки… Я обречен. Просто обречен. И ведь не выбросит из игры, наверняка заставят проходить с начала. Попробую не брать меч — может быть, тогда никто не придет».
Однако до лестницы ему удалось добраться живым. Тут попались еще два стражника, и Паша даже посетовал про себя на однообразие игры. Расправившись не без изящества с хорошо изученным противником, он осторожно стал подниматься. Азарт постепенно наполнял душу, и если бы только не помнить, что лежишь, беспомощный, в саркофаге, в ожидании страшной хозы… Если бы только не помнить. Когда прямо из стены шагнул рыцарь в черных латах, Павел забыл о Манане. Ненадолго.
Оказавшись на помойке, Гриша первым делом активировал ворованный кортик и замер на месте. Почему-то ему казалось, что кто-то обязательно должен напасть. Крупных хищников он в этом вонючем нагромождении неизвестных предметов обнаружить не ожидал, но вот мелочь должна была себя проявить. Если будет слишком опасно — еще не поздно попробовать вскарабкаться обратно к окну по связанной из простыней веревке. Хотя хватит ли у него на это сил, Гриша не знал.
Никто его не тронул, только между двумя блестящими цилиндрами в рост человека проползло нечто, напоминающее сороконожку величиной с кошку.
— Не хочу на консервный завод! — тихо сказал Гриша и резко оглянулся. Никого, только горы инопланетного барахла вокруг и вонь. — Должно же здесь быть место, где можно тихо отсидеться?..
Кортик он освоил не так чтобы очень хорошо, но вполне достаточно, чтобы справиться с любой неразумной жизнью. Лучи, вылетавшие с острия при нажатии на красный камушек в рукояти, резали все подряд — Гриша успел попрактиковаться в квартире Ийермуска. Вот только куда идти? Гриша осторожно шагнул на блестящую крышку какого-то испорченного аппарата, но кроссовок вдруг начал погружаться в нее, словно в жидкость.
— Ай-ай! — Гриша потянул ногу назад. — Не туда… А куда?
Шорох заставил его обернуться. У самой стены дома, в котором жил Ийермуск и к которому примыкала помойка, из-под мусора не спеша выбирался то ли паук, то ли краб. Многоногость никогда не вызывала у Гриши симпатии, поэтому он тут же навел на несимпатичного помойного жителя кортик и выпустил длинный луч. Против его ожиданий, сириусянскому пауку хуже от этого не стало. Рука стрелка дрогнула, луч скользнул по мусору и легко располосовал какую-то тяжелую железяку, мешавшую твари выбраться на поверхность.
— Это не годится, не годится! — Гриша, не глядя, поднял руку и попытался поймать свою веревку. Иногда нужно уметь вовремя отступить на исходные позиции. Рука поймала пустоту.
— Ты зачем мой кортик украл, млекопитающее?!
Гриша задрал голову и увидел высунувшегося из окна сириусянина, он деловито сматывал веревку.
— Господин Ийермуск, простите! Я вам потом расскажу! Тут паук, огромный!
— Конец твой приходит, Гришенька. И поделом, нечего вещи красть. Что у тебя за пазухой?
— Так, ерунда… — Гриша следил за пауком. Паук потирал лапы. — Блюдо со стены!
— Вор!
— Да вам какая теперь разница?! Господин Ийермуск, пожалуйста, верните веревку! Во имя торжества разума!
— В гробу мы с Императором видали такое торжество! — Сириусянин все еще находился под немалым градусом. — Пока я спал, ты воспользовался моей беззащитностью, обокрал, обезоружил, разрушил полдома и сбежал в нарушение законов мира, в который тебя так гостеприимно пригласили! Есть на твоей планете животное свинья, так вот лучше бы я свинью привез. Гриша… — Ийермуск всхлипнул. — А ведь я тебе доверял…
Паук все потирал лапки. Но, кажется, быстрее.
— Я за помощью побежал… — сделал Гриша слабую попытку. — Хотел найти каких-нибудь ваших друзей… Оппозиционные силы… Партизан…
— Ну нашел. Вон он, твой партизан, к трапезе готовится. Легче тебе стало?
— Да при чем здесь я!!! — взвыл Гриша, хотя сам подумывал о том, чтобы пальнуть из кортика прямо в Ийермуска. Вот только бы он моток веревки держал поудобнее — надо, чтобы она упала вниз. — Вы в беде, мой господин! Разве по совести так поступать с тиро в третьем поколении, с героем Вторжения?!
— Ну вообще-то, совесть тут ни при чем, мы на Сириусе. С другой стороны, ты не сириусянин и даже не полугражданин, поэтому вполне можешь иметь извращенное представление о вселенской этике… — Ийермуск нерешительно стал разматывать веревку. — Я бы даже больше сказал: ты мог бы обманывать меня сейчас. Прикрываясь вполне естественной заботой о существе высшей расы, ты на самом деле мог бы попробовать похитить меня. Это было бы ужасно, но что я могу сделать? Ты овладел моим оружием…
— Да! — взвыл Гриша, потому что паук тронулся с места. Бочком, не спеша, прямо к человеку. — Да, все может быть!
— Ты мог бы похитить меня прямо из-под коричневого ареста, наложенного на меня Семьей. Ужасное злодеяние! Однако я так доверчив… Хватайся, червь.
Зажав кортик зубами, Гриша повис на веревке. Все время, пока Ийермуск поднимал его, он боялся посмотреть вниз. Оставалось надеяться, что паук не умеет хорошо прыгать.
— Вообще-то, он питается неорганикой, — заржал Ийермуск, когда оба оказались в квартире. — Их разводят для уничтожения мусора… Только мусор у нас такой, что роботы дохнут. Фу, как ты воняешь.
— Простите… — Не в силах стоять на дрожащих ногах, Гриша опустился в кресло. — Простите, господин… Я пойду выпью воды.
— Нет, дружок. Ты собираешься меня похитить, вот и нечего тянуть! — Ийермуск уже улегся на диван, подтянул поближе баллон с газом. — Сейчас я допущу неосторожность — накачаюсь этой штукой до состояния полной невменяемости, тут меня и хватай. С ветеранами такое бывает… Император, прости меня, а лучше убей!
— Так что делать-то? — не понял Гриша.
— Вынь мою душу, Император… Вложи пустоту Сириуса, заставь меня забыть, кто я…
Ийермуск, как гуманоид, больной стихоложеством, и даже немало пострадавший за него, легко и постоянно переводил на русский величайшие достижения сириусянской культуры, от которых у Гриши уже раскалывалась голова. Человек посмотрел на кортик у себя в руке.
— До Земли не добраться, не мечтай, — сказал сириусянин, прервав псалмопение. — Уходить будем огородами.
— Как?..
— Иди сюда, ничтожество.
Ийермуск вытащил из кармана явно заранее приготовленный приборчик — совсем маленький, вроде калькулятора.
— Не постичь твоим пещерным умишком даже сотой доли наших достижений… — Сириусянин рыгнул, семь пальцев свободной руки шустро забегали по кнопкам. — Вот эта, какого для тебя цвета?
— Зеленого, — присмотрелся Гриша. — Или салатового, я не очень…
— Заткнись. Запомни ее, недосущество. Когда твой господин так надышится, что уже не сможет сохранять активную верность Императору, ты свяжешь его, а потом нажмешь эту кнопку. На некоторое время откроется окно. Не медли, предатель: хватай высокопоставленного пленника и бережно волоки его туда.
— А куда мы попадем? — встревожился Гриша. — На Землю нельзя такое окно открыть?
— Конечно нет, бестолочь. Куда попадем — будет видно, когда попадем. Кстати, тебе понадобится допросить похищенного, так вот: дай мне понюхать эту капсулу. Все… — Ийермуск опять сунул в рот трубочку. — Дерзай, подонок. Но помни: Сириус тебе не простит этой низости.
Почувствовав себя немного лучше, Гриша прошелся по комнате. Выглянул в окно — на помойке валялся кверху лапами паук-робот. Наверное, успел отравиться какой-то гадостью. Землянин передернул плечами: вляпаться там можно было во что угодно. Он попробовал выйти из комнаты, чтобы выпить воды, но дверь оказалась заперта. Ийермуск не собирался давать питомцу много свободы.
— А может, и не брать тебя? — негромко спросил рассерженный Гриша. — Пользы-то немного от такого трофея.
— Я носитель величайшего во вселенной разума… — сквозь пьяную пелену пробормотал Ийермуск.
— Заметно.
— Слава Императору!
Время пришло. Воспользовавшись заготовленной из простыней веревкой, Гриша связал бывшего хозяина, больше стараясь не обездвижить его, а облегчить транспортировку. В любой момент из Дворца мог явиться какой-нибудь Лориклаксоз, блэро в седьмом поколении, и медлить не стоило. Гриша набрал побольше воздуха и нажал зеленую кнопку. Окно появилось посреди комнаты — заключенное в черную, блестящую рамку, оно висело в воздухе. За окном гнулась под сильным ветром зеленая, совсем земная трава! В комнату, наполненную выхлопом Ийермуска, пахнуло свежестью. Гриша кортиком постучал по рамке, нашел ее вполне прочной и, не колеблясь, потащил к окну сириусянина.
Коля и Костя сидели на подоконнике, со всем возможным подобострастием глядя на командира. С улицы доносился скрип первых переполненных экипажей, едва слышный сквозь ругань пассажиров. Доставалось правительству, отменившему почти все достижения науки и техники как вредные для экологии. Миша, кель-фатх-шуршур двоедины, по имперскому регистру БЧР130163-65у, размышлял.
— Что-то вы не то натворили, мясо. Странный ход приобрели мои мысли, — сказал он наконец. — Впрочем, измены Сириусу не замечаю. Первый приказ: Костя, продавай эту халупу. Прямо сейчас.
— Кому?.. — изумился булочник.
— Не обсуждать! Продать дорого, к ужину, кому угодно, за золото. Расчет наличный, немедленно.
— Дорого не выйдет…
— Не обсуждать, мясо! Марш. Теперь ты, первый расходный.
Обладатель воинского звания, ниже которого стояли лишь киборги и прочая лишенная воли шелупонь, соскочил с подоконника и вытянулся.
— Ты, Коля, пойдешь искать гнома Агши. Помнишь такого? Зарекомендовал себя как сочувствующий делу Сириуса.
— Слава Императору!
— Безусловно. — Кель-фатх-шуршур вытянул из пачки одну из ужасных нынешних сигарет и дождался, пока подчиненный поднесет огня. — Поиски начнешь с района бывшей «Щукинской», помнишь парк? Там Нечисть может дислоцироваться и до сих пор, надо проверить. Осторожно опроси местное населения на предмет его знания о сорвавшемся Вторжении. При обнаружении объекта попытаешься его завербовать, в крайнем случае — бей несильно по башке и тащи сюда. Если до ужина не успеешь выполнить приказ, прибудешь на доклад и наказание. Марш.
— Слава Императору! — Уже в дверях Николай обернулся. — А когда ужин?
Командир сморщился.
— Дурацкие вопросы отставить! Исполняй.
Задача перед кель-фатх-шуршуром стояла сложная: остатки вверенного ему подразделения рисковали в самое ближайшее время погибнуть от голода. На первом плане власти совсем взбеленились, даже электричество собирались через месяц отключить окончательно.
«Хорошо, что я живу на третьем этаже, — некстати вспомнил Миша. — Впрочем, больше уже не живу. Квартиру тоже надо реализовать, таким образом обеспечить первичное финансирование условных семей личного состава и, используя легенду „командировка“, скрытно отвести часть в богатые сельскохозяйственными продуктами районы. В качестве таких Москва-0 представляется наиболее привлекательной в силу полученной во время Вторжения информации о…»
— О чем? — сам себя спросил Миша и постучал по левому виску, прогоняя звездочки. — О том, что в Москве-0, как на всем нулевом плане, цивилизация катится под откос. Однако жратвы пока хватает, и до подхода основных сил Сириуса можно продержаться. Местное население отличается низким уровнем развития и, как следствие, не замечает вторжения чужаков, не сопровождаемого боевыми действиями. Выделить следующее предложение… — Миша набрасывал в своем полимерном уме черновик будущего доклада высокому руководству. — Выделить и подчеркнуть: «Отсутствие ярко выраженной агрессивности — что это, как не признак величайшей культурной деградации? Что это, как не вопль к звездам тупиковой ветви первичного разума: приди и возьми меня, Сириус! Конец записи. Хорошо вышло, за это можно и очередное звание схлопотать!»
Довольный биорг прошелся по булочной, надеясь отыскать что-нибудь съедобное, но за завтраком, состоявшим из остатков ужина, сириусяне доели все. Теперь остался только слабый аромат свежего хлеба, много лет выпекавшегося здесь Костей.
— Идиотский мир. Да и вся планета идиотская! — Кель-фатх-шуршур вернулся за стол, потушил сигарету. — Надо бы в перспективе отсюда как-нибудь… Но ведь без старшего по званию нельзя. Приказа нет. От Армии Вторжения остались только мы.
Зазвонил телефон — в продуктовых магазинах связь еще работала до особого распоряжения правительства. Миша не отказал себе в удовольствии снять трубку.
— А булочной больше нет! — сладким голосом сказал он. — Ищите хлебушка в другом месте. Слава Императору!
— Слава Императору! — ответил сухой мужской голос и длинно выругался.
Этого языка Миша не знал, биоргам Вторжения он не требовался, но пахнуло родным. Сириш — великий язык, на котором иногда ругается сам Император! Кель-фатх-шуршур вскочил, опрокинув хлипкий стол.
— Я вас слушаю!
— Слушай, мясо, внимательно слушай! С тобой говорит Керменштекз, блэро в седьмом поколении, Командующий Армией Вторжения!
— Осмелюсь доложить, высокий господин Керменштекз, Армии Вторжения больше не существует, а Командующим был господин Ийермуск…
— Армия существует, пока у меня есть хоть один боец! Представиться кое-кто забыл, между прочим! А Ийермуска, грязную отрыжку цивилизации, ты при мне лучше не поминай. Я — новый Командующий.
— Слушаюсь! — Михаил даже замаршировал на месте. — Кель-фатх-шуршур БЧР130163-65у, личный состав доверенной мне двоедины: БЧР 170860-18к, БЧР150361-12с!
— Что, и все?.. — после паузы спросил Керменштекз.
— Точно так, слава Императору!
— Охренеть… И никаких контактов с выжившими?
— Ни единого! Полагаю, уничтожены все! Сириус покарает хозов!
— Охренеть… — повторил убитым голосом Керменштекз. — Слушай мою команду, мясо: я буду к ужину. Обеспечить довольствие Командующему. Избыток не возбраняется. Почистить оружие и амуницию. Марш!
— Осмелюсь доложить, у нас амуниции нет, а оружие… — Миша еще немного послушал гудки и вернул трубку на место. — А оружие в парке зарыто, я забыл Кольке сказать, чтобы он проверил. Однако пора подумать о снабжении.
Он вышел, не закрыв дверь, и отправился продавать первому встречному свою двушку на выгодном третьем этаже. Почти всю дорогу Миша расстроенно покачивал головой, вызывая подозрительные взгляды у прохожих.
«Надо же, — думал он, — господин Ийермуск не только жив, но даже успел попасть в опалу! А если Император его вовсе не смещал официально, если я не имею права выполнять приказы господина Керменштекза? То есть я, конечно, обязан выполнить все распоряжения благородного сириусянина, пока они не противоречат приказам Командующего, а кто Командующий — непонятно… Надо быть очень осторожным. И как можно убедительнее изложить Керменштекзу план передислокации части. То есть теперь уже Армии Вторжения. Мог бы и в звании повысить, если он в самом деле Командующий, а я единственный на Земле военачальник…»
Рыцарь в черных доспехах едва не снес Павлу голову. Игрок поневоле откинулся всем корпусом назад и, конечно же, загремел вниз по винтовой лестнице. Трофейные пики разлетелись по ступеням, и одну из них Паша сразу схватил. Как только из-за поворота, гремя железом, показался рыцарь — своим слишком длинным мечом он задевал за стены — Павел без колебаний ткнул оружием ему в забрало. Металлическая решетка поддалась сразу, все же игра есть игра.
— Вот тебе, сволочь! — После падения по каменным ступеням гуманизма у Павла не осталось ни на грош. — Умри!
Рыцарь выронил меч, попытался схватиться за пику, но игрок просовывал ее все глубже. Наконец враг содрогнулся всем телом и тяжело упал вперед. Павел едва успел отскочить в сторону, иначе пришлось бы опять катиться вниз, теперь вместе с закованным в броню мертвецом.
Он присел на ступень, немного отдохнул. Сигарет не осталось, идти дальше не хотелось совершенно. Злость, только что израсходованная, снова быстро накапливалась. Адресатов было два: Манана и, в гораздо большей степени, Белка Чуй.
— Идиот! Загнал меня черти куда, потом бросил… А теперь вообще не найдет!
Павел дотянулся до длинного меча рыцаря. Это было тяжелое, но ухоженное оружие, лезвие так и сверкало. В пляшущем свете факелов Павлу даже удалось рассмотреть свое отражение.
— И что?..
Он подошел к факелу ближе, поднял перед собой оружие. Довольно четкое отражение. На настоящем оружии такого быть не должно, наверное, но ведь это только игра… Павел прижал меч к стене, и на минуту зажмурился, пытаясь понять, что собирается сделать. Здесь ведь нельзя «прыгать». Или можно?
— Попытка не пытка, все равно делать нечего.
Павел постарался представить зеркало в прихожей своей или, точнее, Гришкиной квартиры в Москве-0, настоящей, обычной Москве. Однако в голову лезли совершенно ненужные мысли: зеркало-то не в прихожей теперь, а на плите в кухне. И вообще, как можно «прыгать» из игры, если его тело лежит себе в саркофаге на седьмом плане? Руки, удерживающие меч на уровне лица, начали дрожать — так не расслабишься… Да еще наверху послышался дробный топот, еще два пикадора спешили растормошить медлительного игрока.
— Никакого покоя!
С этими горе-стражниками Павел расправился почти шутя — новый меч оказался хоть и тяжелым, но чрезвычайно острым. Все бы ничего, да только из шеи того парня, которому Паша снес голову, хлынул такой фонтан крови, что забрызгал всю одежду героя. Пахло парным… Матерясь, Павел взбежал по ступеням, подальше от мест побоища. Вспомнив, как рыцарь вышел прямо из стены, потыкал острием в кирпичи. Вот и скрытая ниша.
Внутри оказалось тесно, но гораздо светлей — из стрельчатого окна ярко били солнечные лучи. Павел хотел снова полюбоваться на свое отражение, но меч был весь в крови. С раздражением опустив оружие, он высунул голову в окно. Внизу, насколько хватало глаз, тянулись чрезвычайно живописные луга, перемежаемые лесополосами. Кое-где паслись коровы, высмотрел Павел и одного пастушка. Пастушок, конечно же, играл на дудочке.
— Может, эти дураки с пиками меня тут не найдут?..
Преодолев брезгливость, Паша вытер меч рукавом. Кровь все-таки была не настоящей, уж очень легко стерлась, и лезвие сразу засияло на солнце. Он пристроил меч на узкий подоконник.
— Белка, какой же ты дурак! — с чувством сказал Павел, глядя своему отражению в глаза. — Итак…
Он зажал уши руками, приблизил лицо к «зеркалу». В нос все еще шибало мясным цехом, и Павел задержал дыхание. Представить свою квартиру, кухню за спиной, стол и табуретки, календарь на драных обоях… Теперь — прыгнуть! Он скакнул и тут же ткнулся головой о низкий потолок. Рыцари в этих краях не отличались статью, по крайней мере те, что прятались в стенных нишах.
— Уффф… — обхватив голову руками, Павел опустился на каменный пол, хотя перед глазами мелькнула давно не мытая электрическая плита. Слева что-то было, очень похожее на окно, большое современное окно, но было лишь короткий миг. Показалось?
Пока Павел тер макушку и смаргивал слезы, на лестнице снова раздались шаги. Он тихо встал, подхватил меч — это были не пикадоры, те топали нарочито громко. Новый персонаж, прыгая через ступеньку, проскочил мимо ниши и Паша рискнул высунуть голову сквозь кирпичную кладку. Лестница круто изгибалась, но он успел заметить, как мелькнули высокие сапоги из мягкой кожи, рюкзак.
— Белка.
— Вот ты где! — Бродник тут же вернулся, улыбаясь, будто их встреча — самое обычное дело. — У тебя изумительная способность пропадать, Пашка! Пригодится в нашем деле, со временем.
— Белка, ты как сюда попал?
— Максимович не дал отдохнуть, уткнулся опять в свои склянки… Ты бы вышел из стены, а то как-то неудобно с головой разговаривать. Кстати, это ты внизу народ искромсал? Лихо.
— Иди лучше ты сюда.
Павел потеснился, впуская в нишу бродника. Тот сразу сунул голову в окно, присвистнул.
— Поднялись всего ничего, а вид — как с небоскреба! Понарисовали черти что, а еще компьютерщики… Максимович говорит, что эти его петли Реальности тебя цапнули. А ты, оказывается, играть отправился! Кто из нас ребенок, а, дурень?
— Белка, ну что ты несешь! — Павел никак не мог очухаться. — Никуда я не пошел, меня Манана приволокла. Это такая старуха, жила у нас на первом этаже, недавно померла. Оказывается, она хоза…
— Оказывается! — передразнил Белка. — Манана не просто хоза, она там у них — о-го-го! Манану надо знать, если не хочешь в Спираль угодить. Постой, а почему она тебя в игровой салон завела? Почему не сдала ванам?
— Она тебя ищет. Когда вернется — будет со мной беседовать. Но как ты в игру-то попал? В другой саркофаг лег?
— Вот еще. Я не ребенок! — Белка погрозил пальцем. — Просто искал тебя, настроился, попал в салон… Я все же виртуоз с огромным опытом. Хотел открыть твой ящик, но там какой-то замок, не выходит. Прыгнул снова — попал сюда. Только и всего… — Белка Чуй склонил лохматую голову, задумался. — Как я попал в игру… Ну не знаю. Это надо у Максимовича спрашивать, только он так ответит, что не поймешь. Ему будет интересно! Может, я и в телевизор так могу попадать? Я не пробовал.
Павел вдруг почувствовал, что безумно устал.
— Белочка, вытащи меня из саркофага, разнеси его в куски! Ведь Манана из меня все вытрясет. Я домой хочу, Белка!
— Да уж, Манана тебя на лоскуты порежет, не сомневайся! — Бродник похлопал Пашу по плечу. — Не надо было ей попадаться. Хозы — они ведь не люди. И домой нельзя: все, спалено местечко, Манана туда уже сунулась. Но Галю мы перепрятали, и на первом уровне тоже будем другое место искать, там вообще не сладко. Нечисть лютует, народ голодает… Вот что, Пашка, пойду-ка я к Максимовичу. Ты сейчас выйди, оставь меня одного, иначе я прыгнуть не смогу.
— А мне что делать?..
— Поиграй! — предложил Белка. — У тебя хорошо получается, кровищи по лестнице натекло — до самого низа!
И все же Белка Чуй не был совсем уж бессердечным. Увидев, как вытянулось у подопечного лицо, он даже решил его подбодрить:
— Да ладно тебе, не куксись! Рассказывай Манане все, если мы не сможем тебя вытащить. Все равно она опоздала. И вот еще что… — Глаза бродника просияли. — Я что придумал, Пашка! Короче говоря, вот эта штука — очень ценная. Не знаю, зачем, но ее ищут, и Тотошка какой-то сигнал подавал через этот знак. — Белка стянул с пальца перстень и полюбовался еще раз. — Держи.
— Какой Тотошка?
— Для тебя, юноша, Тото. Супербродник, мой учитель. Ты его не знаешь, но это не важно, главное — припрячь тут перстень, найди хорошее местечко. Рисковать не хочу, вдруг меня сцапают! А перстня-то и нет, вот хозы в очередной раз умоются!
Павел ничего не понимал. Он принял на ладонь перстень, рассмотрел незатейливый значок Истинной Руны.
— Куда я его спрячу?
— Найди место, а мне некогда. Манане отсюда ничего не вытащить, это только я, оказывается, могу куда хочешь проникать. Талант не пропьешь! Кстати, чаю тебе оставить? Хотя ты заваривать все равно не умеешь по-человечески. Пока!
Белка Чуй выскочил из ниши и застучал каблуками вниз по лестнице. Минуту спустя Павел пошел за ним, но уже знал, что бродника не найдет — ему не нужны зеркала, чтобы прыгать по планам и, как выяснилось, виртуальным реальностям. Павел так пока не умел.
— Но что-то здесь в корне неправильно… — почесал он затылок и тут же услышал, что к нему торопятся еще два пикадора.
Архив един для всех планов и городов, но выходить ваны своих гостей заставляют через вход, не допуская пространственных перемещений. Ник-Нику всегда было интересно: а что если выйти на другой план? Наверное, удалось бы встретить своего двойника. Правда, толку мало, даже неудобно рулить двумя телами на одном плане.
— Ну что, гном, много толку вышло от путешествия?
— Ты же слышал, Ник-Ник, они не хотят рассказывать самого главного.
Ван, выведший их в грязный зал, снова занялся протиркой полов. Агши, не долго думая, направился к стойке. Из кармана он выудил пару золотых колечек — на первом плане бумажные деньги уже мало кого интересовали. Ник-Ник, не собираясь пить местную бурду, тут же создал в своих объемистых карманах десяток бутылочек приличного немецкого пойла. Куда приличнее, чем можно купить за деньги где бы то ни было.
— Пива, воблы, на все! — потребовал Агши.
Он не доставал до стойки и хоз с ухмылкой сотворил для него высокий табурет.
— Подсадить?
— Сам! — Гном и правда очень ловко вскарабкался на подарок. — Спасибо. Ну что зенки вылупил, чувырло?! Пива и воблы, сказано же.
Человек за стойкой, может быть, и обиделся бы на «чувырло», тем более не совсем к месту и совсем неправильно употребленное, но огромная, мрачная фигура Ник-Ника не способствовала выяснению отношений с его крошечным спутником. И все же появление лишней мебели из воздуха ему не понравилось, поэтому бейсбольную биту хозяин кабачка переложил поближе.
— Зачем тебе нужен этот Антоний? Твое дело — Белку найти!
— Для этого надо о нем знать как можно больше. Если я о человеке знаю все — я его всегда найду. Вот, помню, в прошлом году в Москве… Впрочем, это как раз не важно. — Гном в своей манере, широко распахнув огромную пасть, всосал первую кружку.
«Ага, — отметил Ник-Ник. — Не забыть Феропонту сказать: гном в Москве зачем-то бывал. Да вот сейчас и скажу».
Второй план, в отличие от первого, весьма техногенен. Там двойник Ник-Ника немедленно отправился к Адмиралтейству, традиционной ставке петербуржских хозов. Путешествие для мага заняло одно мгновение: в Купчино исчез, у дверей шефа появился. В Границах Власти города, да еще своего города, возможности хоза почти безграничны.
В Санкт-Петербурге-1 это никак не повлияло на разговор.
— Тогда рассказывай, где ты лазил со своим яблоком. Вообще, что за манера самоуправничать? — Ник-Ник сдвинул густые брови, намекая, что он в паре старший.
— Прости, не повторится, — небрежно ответил Агши, отбивая воблу о стол. — Яблоко меня в интересное место привело: к Спирали.
Хоз едва не подавился своим пивом.