Скандальная графиня Беверли Джо
Теперь, когда пришло понимание происходящего, он находил объяснение всему, что мельком слышал раньше. Весь вечер по углам шептались о Джорджии, но в последний час ситуация резко обострилась.
Дрессер вспомнил, как один из мужчин говорил: «Да, эта дама вполне под стать Вансу…» Другой же беспокоился, что общество леди Мейберри может скомпрометировать его супругу и дочь.
В компании мужчин Дрессер своими ушами слышал, как Тайтус Кавенхем утверждал, будто Ванс был любовником Джорджии еще задолго до дуэли. Кавенхем был известным ослом, но лживость не в его обычае. Правда, тогда же кто-то возразил, сказав, что словам Ванса нельзя верить, так что у Джорджии были и сторонники. Но, к сожалению, слова Кавенхема все запомнили.
Дрессер бросился бы на защиту Джорджии, даже будучи в полнейшем одиночестве, но дело было в том, что… он сам не был до конца уверен в ее невиновности. Да, он верил в ее природную добродетель, но такую наивную и своенравную особу совратить злодею вполне под силу. Ванс, похоже, не был ни умным, ни привлекательным, но Дрессер знал, что к таким женщины порой тянутся.
Теперь же он решительно отказывался верить в подобное. Их разговор развеял последние сомнения. Леди Мей чиста, глубоко уязвима, отважна и находилась в беде – и он будет плечо к плечу с ней отражать атаки врагов… даже без надежды на награду.
– Не вижу ни Херрингов, ни Торримондов. – Джорджия оглядывала сидящих. – На соседней террасе есть еще столы.
Над узким боковым пространством, освещенным лампами и по бокам уставленным цветочными горшками, был натянут тент. Как только они вышли на террасу, кто-то окликнул Джорджию. К ним спешили три леди. С одной из них Дрессер танцевал – с черноволосой полненькой леди Херринг, другой же, леди Торримонд, милой женщине с каштановыми кудрями и доброй улыбкой, он был представлен. А третья, миниатюрная и рыжеволосая, – это леди Брайт-Маллори. Не так давно он слышал, что любой из Маллори – сила, с которой нельзя не считаться, но эта леди выглядела вполне миролюбиво.
Усадив Джорджию за стол, Дрессер отправился за угощением, намеренный во что бы то ни стало урвать для нее лакомый кусочек жареного лобстера. Когда же он возвратился с добычей, то увидел, что рядом с леди расположились трое джентльменов. С Херрингом и Торримондом он уже был знаком, но лорда Брайта не знал. Высокий, темноволосый и грозный, как и его знаменитый брат, он странно смотрелся рядом со своей рыжеволосой женушкой. С маркизом Родгардом Дрессеру уже доводилось общаться – тот придирчиво выспрашивал, каковы его политические предпочтения. Дрессер тогда немного нервничал, потому что никакие пристрастия на тот момент у него еще не сформировались.
Его удивило отсутствие на балу маркиза Родгарда, известного любителя политических примирений. Возможно, лорд Брайт – его полномочный представитель? Но узнать это не представлялось возможным, ибо джентльмены в присутствии дам избегали разговоров о политике.
Неужели женщин этот предмет вовсе не занимает? Дрессеру доводилось встречать множество женщин, которые живо интересовались политикой, и даже таких, которые управляли целыми странами. В России это была царица Екатерина, а императрица Мария Терезия железной рукой правила Австрией и Венгрией. В Африке же он однажды попал в страну, которой управляла чернокожая королева.
Увы, без разговоров о политике их беседа превратилась в обычный скучный светский разговор, и Дрессер предоставил Джорджии право решать, когда именно поднять наболевший вопрос. Попутно он отметил, как Джорджия расслабилась, предаваясь светской болтовне, – сейчас он сравнил бы ее с русалкой, нырнувшей с берега в морскую пену. Она сияла, блистала остроумием и чувствовала себя как рыба в воде.
Именно озаренная лунным светом морская пена казалась ее стихией. Вырвать ее из привычной среды – это все равно что принудить русалку жить на суше. Но совершенно отказаться от надежды было не в его силах – особенно теперь, когда их со всех сторон окружали враги.
«Ей будет покойно в Дрессере, – нашептывал ему на ухо внутренний голос. – Она подружится с Томом и Энни, а я стану защищать и оберегать ее. Вместе мы превратим Дрессер в тихую гавань, где ей некого будет опасаться».
Глава 15
Когда ушли Маллори, Джорджия заговорила о том, что ее волновало. Да, скорее всего они с радостью помогли бы ей, и все же полной уверенности у нее не было – особенно в лорде Брайте. Маллори всегда преследовали прежде всего личные интересы. Поэтому не было серьезных оснований вовлекать чету в свои проблемы.
Херринги встали и уже собирались уйти, когда она попросила:
– Задержитесь ненадолго, будьте так добры. – Когда они вновь сели рядом, она продолжила: – Вы наверняка слышали сплетню о письме.
Бэбз и ее муж одновременно поморщились, Торримонд тоже скорчил гримасу, но Лиззи спросила:
– Что за письмо такое?
– Я не хотела расстраивать тебя, милая, – вздохнул ее супруг и тотчас выложил всю историю.
– Это омерзительно! В этом нет ни единого слова правды! – заявила Лиззи.
– Разумеется, нет! – воскликнул Торримонд. – Но чересчур многие готовы поверить любой сплетне «с душком».
– Гнусные кошки! – не сдержалась Лиззи.
– Не будем обижать милых животных, – сказала Джорджия. – Скорее крысы. Мы с лордом Дрессером уже подробно все это обсудили и намерены поймать крысу. Здесь и сегодня.
– Здесь? Сегодня? – забеспокоилась Лиззи.
Но Бэбз с горящими глазами подалась вперед:
– Прекрасная мысль! И как именно?
Тогда заговорил Дрессер. Он был очень спокоен:
– Джорджия вовсе не намерена учинять громких сцен. Она лишь собирается дать преступнику понять, что он изобличен.
– Мы хотим отследить, откуда взялся этот слух, – сказала Джорджия. – Если каждый из вас подойдет к тому, от кого услышал сплетню, и спросит, откуда тот узнал о письме, а затем задаст тот же вопрос тому, кого они назовут, то в итоге крыса будет обнаружена. А через час все мы соберемся на ступенях главной террасы и поделимся тем, что удастся разузнать.
– Но я не желаю говорить с людьми об этих гадостях! – воспротивилась Лиззи.
– Не изображай страуса – не прячь голову в песок! – одернула ее Бэбз. – Ты можешь изобразить праведный гнев и божиться, что все это гнусная ложь!
– Ну тогда… тогда я смогу это сделать, – сдалась Лиззи.
– Не переборщи с гневом! – предупредила Джорджия. – Я вовсе не желаю испортить бал Уинни. Ну что, договорились?
Все согласно закивали, но Дрессер предупредил Джорджию:
– Увы, вы не можете в этом участвовать. С вами на сей предмет никто беседовать не станет.
Джорджия вознамерилась было возразить, но ей пришлось признать его безоговорочную правоту.
– Тогда, может быть, кто-то со мной потанцует? – жалобно спросила она. – Нет, не вы, Дрессер. Два танца подряд – это уже слишком. Такое равносильно было бы объявлению о помолвке.
– Я был бы решительно счастлив, мадам, – сказал Дрессер, отвесив церемонный поклон.
Ясно было, что он шутит, и все рассмеялись. Но Джорджия опасалась, что это была не совсем шутка. Тут Торримонд вызвался быть ее партнером, и обстановка разрядилась. Херринг издал охотничий клич: «Таллихо-о-о!» – но Бэбз одернула его и потащила прочь, дабы не возбуждать у гостей излишнего любопытства. Джорджия вошла в дом, держась поближе к друзьям, – ей на самом деле страшно было вернуться к гостям. Как мог обычный бал обернуться таким жестоким испытанием?..
По пути Дрессер шепнул ей:
– Вы можете поговорить с Портерхаусом. Он не утаит от вас, от кого услышал о письме.
Джорджия улыбнулась ему:
– Вам понятно мое нетерпение. Я непременно сделаю это. – Но тут им пришлось разлучиться, и она поняла, что отчаянно скучает по своему якорю.
Дрессер издалека следил за тем, как Джорджия рука об руку с Торримондом направляются туда, где сидел Портерхаус в обществе двух леди. Нет, этот человек явно не сможет привести их к зачинщику – ему напрямик никто ни о чем не говорил, он лишь краем уха слышал сплетни. Дрессер отправился в курительную комнату – именно там собирались любители бесед о политике. Впрочем, кое-кто использовал эту комнату и по прямому ее назначению: в воздухе висело густое облако табачного дыма, несмотря на распахнутые настежь окна.
Снова табак, подумал с улыбкой Дрессер. Табак в разных своих ипостасях преследовал его все эти дни. Однако любители политики, оказывается, еще и сплетничают!
Когда Ньюкасл отошел от отца Джорджии, оставив графа на минуту в одиночестве, Дрессер воспользовался моментом.
– Можно вас на два слова, Эрнескрофт?
– Разумеется, Дрессер. Интересуетесь новым составом кабинета министров?
– Ни в малейшей степени, сэр. Я интересуюсь единственно вашей дочерью. Вы наверняка слышали свежую сплетню.
Граф побагровел.
– Проклятый скандал! Еще и на балу у моей старшей! Все это нелепые выдумки, разумеется…
– В этом я ни секунды не сомневаюсь. Однако было бы интересно выяснить, где берет начало эта мерзость. Не вспомните ли, от кого вы услышали об этом?
– От моей жены, – буркнул граф. – Так что вам лучше расспросить ее.
Дрессер поблагодарил графа и направился на поиски леди Эрнескрофт. Он нашел графиню в гостиной – она отдыхала в обществе других почтенных леди. Две из них даже дремали.
– Найти зачинщика? – хмыкнула графиня. – Блестящая мысль. Я услышала об этом от моей дочери, леди Треттфорд, а она – от мисс Кардус. Вы, верно, хотите попросить меня разузнать, откуда леди Кардус стало об этом известно?
– Буду вашим вечным должником, мадам.
– Я искренне рада, что вас заботит благополучие моей дочери, Дрессер, – улыбнулась графиня.
– Полагаю, я сделал бы это ради любой другой леди, мадам.
– Сердце обычно подсказывает иное.
– Я склонен прислушиваться более к тому, что подсказывает мне совесть.
Дрессер помолчал, потом заговорил о том, что его искренне волновало:
– Позвольте спросить, отчего вы поддерживаете идею моей женитьбы на леди Мейберри, мадам? Она куда лучше была бы защищена от возможных невзгод, выйди, скажем, за того же де Бофора.
– Я так вовсе не считаю, и потом… разве вы позабыли про Фэнси Фри?
– Странно, что вас заботит такая малость.
– Однако для лорда Эрнескрофта это совсем не малость, а его интересы я блюду прежде всех прочих.
С губ Дрессера готов был сорваться вопрос: «Не должны ли вас больше заботить интересы дочери?»
Наверное, графиня прочитала его мысли:
– Вы еще многому должны выучиться, Дрессер. В вопросах брака небольшие компромиссы всегда предпочтительнее существенных.
– Но если возникнут непримиримые противоречия?
– Это значит всего-навсего, что брак был худо спланирован. Вы всерьез полагаете, Дрессер, что компромисс между вами и Джорджией весьма существен?
– Более чем. Она – тепличное растение, а в Дрессере теплиц нет и в помине.
– Что ж, двенадцать тысяч фунтов могут в этом помочь. – Графиня улыбнулась. – Кстати, многие изнеженные растения прекрасно произрастают и в естественных условиях – если сначала их должным образом закалить.
– И каким же образом, позвольте спросить, следует закалять вашу дочь?
Леди Эрнескрофт не отреагировала на эту явную колкость.
– Постепенно, лорд Дрессер, постепенно. Но не затягивайте с этим, иначе благоприятное время может закончиться. Поверьте, я дока в садоводстве.
И леди Эрнескрофт величественно выплыла из гостиной, оставив Дрессера в бешенстве. Теперь он готов был жениться на Джорджии только ради того, чтобы спасти ее от гнета бессердечной родни. Но единственное, что он сейчас мог сделать, – это выследить ее недруга.
Он вернулся в курительную комнату и, как и рассчитывал, услышал, как сплетничают двое джентльменов.
– Это его собственные слова… его стиль… И письмо будет опубликовано или выставлено напоказ в витрине магазина гравюр и эстампов у Роупа.
Дрессер бесцеремонно вклинился в беседу:
– Вы говорите о письме, касающемся леди Мейберри, сэр? Должен предупредить, что все это чья-то злобная месть, не более того.
– В самом деле? А откуда вам это известно, Дрессер?
– Примерно оттуда же, откуда вам то, что это правда. Мне об этом рассказали. А кто, позвольте спросить, поведал вам о письме?
– Ну, только если это не приведет к кровопролитию…
Дрессер свято помнил, что улыбаться ему не стоит.
– Я в высшей степени миролюбив, Морган. Просто хочу выяснить, на какой почве вырос этот ядовитый сорняк.
Тут вмешался второй джентльмен, Дормер:
– На почве, щедро удобренной пороками той самой леди, о которой идет речь.
– Как бы я ни был миролюбив, – взглянул на него Дрессер, – но спокойно слушать клевету не стану.
Первый джентльмен поспешно сказал:
– Я услышал об этом от сэра Карлоса Корка.
Дрессер с поклоном ответил:
– Благодарю вас! – и тотчас же отправился на поиски сэра Карлоса, молодого толстощекого крепыша. Если он не напутал, то это один из ближайших соседей хозяев дома и к политике отношения не имеет.
Он нашел Карлоса за карточным столом и дождался окончания партии.
– Можно вас на пару слов, сэр Карлос?
Корк изумился, однако поднялся и послушно отошел в сторону.
– Я не отвлеку вас от игры надолго, сэр, но мне непременно нужно отыскать источник лжи об известном письме некоего Ванса.
– Так это ложь? Но меня клятвенно уверяли в том, что это правда. Но кто же мне об этом сказал? Погодите-ка… а-а-а, очаровательная мисс Пирс. Мне сначала показалось, что она была в восторге, но потом, разумеется, я понял, что бедняжка глубоко шокирована.
– Ну конечно, – сухо ответил Дрессер. – Примите мою искреннюю благодарность, сэр.
Мисс Пирс… Это имя было ему незнакомо, к тому же он плохо представлял, как станет допрашивать юную леди. И Дрессер двинулся на поиски Джорджии.
Она танцевала с лордом Брайтом – и это была хорошая стратегия, учитывая безупречную репутацию Маллори. Выглядела она совершенно безмятежной, и Дрессер оценил ее самообладание. Оглядевшись, он тотчас захотел безжалостно стереть с лиц большинства гостей брезгливое выражение. Он заметил лорда Селлерби в обществе двух пожилых леди – глаза молодого человека неотрывно следили за Джорджией. Селлерби уже вступился за нее однажды – значит, может стать союзником. Однако, вспомнив, что Джорджия отчего-то его всячески избегает, Дрессер отказался от этой идеи.
Хвала господу, он не так ослеплен этой леди, как бедный Селлерби, – у того за годы общения с Джорджией совсем разум отшибло. А вдруг прав Том Ноттон и лучше ему как можно скорее спасаться бегством к себе в поместье?
Танец закончился, и он направился было к Джорджии, чтобы разузнать про мисс Пирс, но его остановила леди Эрнескрофт.
– Элоиза Кардус утверждает, будто бы ей рассказала обо всем леди Уэйвени.
И графиня удалилась, а озадаченный Дрессер подошел к Джорджии. Поблагодарив Маллори, она улыбнулась Дрессеру. Глаза ее оставались печальными, но он видел, что она скорее обозлена, чем взволнована.
– Насколько мы продвинулись в нашем расследовании? – спросила она.
– Есть две ниточки, но кончиков покуда не видно. Вы знаете некую мисс Пирс?
– Разумеется. Какая-то знакомая Гранвиллов. Вон видите – брюнетка в бледно-голубом, стоит рядом со своей матерью.
– Чересчур молода – я не рискну приставать к ней с расспросами. Это она рассказала сказочку сэру Карлосу Корку.
– Пожалуй, меня она тоже может испугаться. Попрошу-ка Лиззи поболтать с ней.
– А вот вторая ниточка – на конце ее пока леди Уэйвени. А что Портерхаус?
– Ему рассказал Карлион, я пустила по его следу Херринга. Знаете, я почти уверена: крыса будет поймана!
– И это мысль греет ваше сердце.
– Конечно, – улыбнулась Джорджия. – Потанцуете со мной?
– Вновь решили рискнуть вашими ножками? – хмыкнул Дрессер.
Когда танец закончился, Джорджия вновь стала серьезной.
– А после этого танца все мы поделимся результатами расследования.
Глаза ее при этих словах блеснули столь угрожающе, что Дрессер сказал:
– Помните – никакого кровопролития!
– Увы, крови не будет. Но как бы мне хотелось ее увидеть…
Танцуя с Дрессером, Джорджия понимала, что, возможно, это их последний танец. До рассвета оставалось совсем немного времени, а после бала он вернется к своим обязанностям в Девоне. Разумеется, это к лучшему – и все же она будет скучать по своему… другу. Когда танец закончился и они вышли на террасу подышать воздухом, Джорджия спросила:
– Ну что, я спасла Фэнси Фри?
Дрессер вопросительно посмотрел на нее.
– Помните? Был уговор: если вам будет хорошо на балу, вы примете любые условия моего отца касательно замены вашего выигрыша.
– А-а-а, вы про это… Да, пожалуй, на балу я не слишком скучал, так что сделаю все, что смогу.
Слова его прозвучали сдержанно, да и лицо не выражало эмоций, но тому было объяснение – они приближались к остальным «охотникам».
– Элоиза Кардус! – объявила Лиззи. – Поверить не могу, что она пала так низко!
– Вы уверены? – Джорджия обвела взглядом друзей.
– Три ниточки привели именно к ней, – сказал Херринг.
– А возможно, даже четыре, – вмешался Дрессер. – Леди Эрнескрофт тоже услышала «новость» именно от нее. Да, мисс Кардус перекладывает вину на чужие плечи, клянясь, что услышала сплетню от леди Уэйвени, однако я помню, что леди Эрнескрофт сказала «она утверждает, будто бы». Стало быть, графиня ей не верит.
– Моя мать очень умна.
– И мисс Пирс узнала о письме от мисс Кардус, – сказала Лиззи. – Как, должно быть, бедняжка устала молоть языком! Я с превеликим наслаждением повыдирала бы ей волосы!
Джорджия помимо воли расхохоталась:
– Дорогая Лиззи, ты же всегда была из нас самой миролюбивой!
– Но всему есть предел! Итак, что теперь мы будем делать?
– Уличим ее во лжи, – ответила Джорджия. – Знаете, мне ее даже немного жалко.
– Вечно ты всех жалеешь! – возмутилась Бэбз. – Какое может быть оправдание подобной мерзости?
– Она надеялась провести весну в Лондоне, – вздохнула Джорджия, – однако Меллисент потребовала, чтобы сестричка безотлучно была с ней во время ее беременности. Так Элоиза оказалась заточена в Эрне – тут любого перекосит от злости. А там Меллисент вовсю скармливала сестричке гнусные байки обо мне.
– Но это ее не извиняет, – упрямилась Бэбз. – Итак, как мы с ней поступим?
– Мы – никак, – сказал благоразумный Торримонд. – Сразу шесть обвинителей перепугают ее до потери чувств. – Он взглянул на Джорджию. – Вы чувствуете себя в силах оказаться с ней один на один, дорогая?
– Более того, восстану против любой попытки меня от этого удержать! Но все же мне нужна поддержка.
– Я иду с вами, – сказал Дрессер.
Джорджия понимала, что должна возразить, – слишком уж властно он это произнес. Но ей так хотелось, чтобы Дрессер был рядом.
– Но нам и дамы пригодятся – на случай если Элоиза вздумает закатить истерику, – сказала Джорджия. – Бэбз? Лиззи?
– Конечно, – ответила за обеих Лиззи. – Где нам следует находиться?
– В этом есть проблема, – сказала Джорджия. – Весь первый этаж особняка отдан под увеселения, а публичной сцены я не желаю. Интересно, удастся ли заманить ее в спальню под предлогом… скажем, тайного свидания?
– О нет, она на такое не отважится, – запротестовала Лиззи.
– А я считаю, мисс Кардус может клюнуть на эту наживку, – сказала Бэбз. – Она пустится во все тяжкие, лишь бы заполучить титулованного воздыхателя. Так что, если приглашение будет от герцога…
Джорджия прижала ладонь ко рту:
– Это очень жестоко, однако Элоиза иного не заслужила. Отлично. Мы состряпаем любовное письмецо, а Джейн передаст его лакею, на которого можно положиться. А если она прошмыгнет наверх, тут мы ее и подстережем.
– А по какой лестнице она будет подниматься? – спросил Херринг.
– Не думаю, что она будет красться по черной лестнице, но есть еще две. – Джорджия посмотрела на окна второго этажа. – Мое окно – второе слева, а ее окно – четвертое. Она неминуемо пройдет мимо моей спальни. А там я буду ее поджидать, и если рыбка проглотит наживку, я махну из окошка платком.
– Да вы просто созданы плести заговоры! – поддразнил ее Дрессер. – А я буду поджидать ее вместе с вами?
Джорджия молила Бога, чтобы не покраснеть.
– В моей опочивальне, сэр? Разумеется, нет. Вы будете ждать снаружи, вместе с остальными.
Уже преодолев половину лестничного марша, Джорджия поняла вдруг, что у нее кончилась писчая бумага. Стремглав она понеслась в кабинет своего зятя, рискуя быть застигнутой на месте преступления, и переворошила ящики бюро в поисках бумаги. Поиски увенчались успехом, и Джорджия, чувствуя себя преступницей, поспешила к себе в комнату.
Там она зажгла свечу, что от волнения ей удалось не сразу. Когда пламя разгорелось, Джорджия села за столик, откинула крышку чернильницы, приготовила перо и… задумалась. Как выглядит типичный мужской почерк? Может, все-таки стоило взять с собой в помощь Дрессера?
Джорджия нечасто получала письма от мужчин. Она помнила каракули Дикона – когда они разлучались, он слал ей смешные послания. Для прочей переписки он держал секретаря. Были еще длинные письма от Селлерби. У него был изящный, почти дамский почерк. Также она получила несколько нежных посланий от сэра Гарри Шелдона – тот писал с нажимом, расходуя уйму чернил…
Попрактиковавшись на отдельном листочке, Джорджия выбрала нечто среднее. Придирчиво изучив свое творение, она удовлетворилась результатом и принялась сочинять:
«Дорогая леди, ярчайшая звезда на небосводе. Я сражен Вашей красотой, добродетелью и очарованием! Я не могу покинуть этот дом, не побеседовав с Вами с глазу на глаз – но где? Не окажете ли мне величайшую честь, милостиво позволив попасть в Вашу опочивальню – о, совсем ненадолго. Где она располагается, я уже разузнал. Прошу простить мне дерзость, о ангел моего сердца!»
Джорджия взглянула на часы. Было почти полтретьего ночи.
«Буду ждать Вас поблизости от Вашей опочивальни без четверти три. Если я из своего укрытия увижу, что Вы входите к себе, – значит, у меня есть надежда!
Ваш пока незнакомый, но пылкий обожатель, Б.»
Джорджия подождала, пока высохнут чернила, довольно глядя на свою работу, затем аккуратно сложила листочек. Потом расплавила на свече воск, запечатала послание собственной печатью, слегка размазав оттиск, – так письмо выглядело даже романтично. Затем позвонила в колокольчик, и тотчас явилась раскрасневшаяся Джейн.
– Вам что-то нужно, миледи?
– Нет. Однако ты выглядишь так, словно веселишься напропалую.
Джейн вспыхнула и поправила сползший на сторону чепец:
– Ничего дурного нет в том, чтобы повеселиться, если выпало время. Так чем могу быть полезна, миледи?
Джорджия вручила горничной письмо:
– Вот это должно попасть в руки мисс Кардус, но она ни в коем случае не должна знать, от кого письмо. Кому из лакеев можно довериться? Кто не проболтается ни под каким видом?
– Чарли прекрасно сгодится, миледи.
– Вели ему украдкой передать письмо мисс Кардус и предупреди, чтобы он соблюдал таинственность. Ну разве что он может признаться, что послание от весьма титулованной особы.
– Хорошо, миледи. Но позвольте спросить: вы затеяли шалость?
– Нет, дело более чем серьезное, так что не подведи меня. Я обо всем расскажу тебе позже.
Когда Джейн удалилась, Джорджия затушила свечку и подошла к окну. Освещенный огнями сад выглядел прелестно, а сверху плавучие огни на водной глади смотрелись особенно красиво. Надо будет непременно узнать, как это сделано.
Она видела своих пятерых друзей на террасе – они мирно беседовали, ожидая условного сигнала. На террасе, кроме них, было еще несколько человек, а из открытых окон бального зала все еще слышна была музыка. Бал уже заканчивался, но гости начнут разъезжаться лишь с рассветом.
Джорджия подошла к дверям и прислушалась, не зазвучат ли шаги. Она надеялась, что Элоиза придет, – сейчас ей необходим был враг, которого можно с наслаждением растоптать. Она понимала, что будет навечно опозорена, если не вынудит Элоизу публично признаться во лжи.
Кто-то идет! Шаги прошелестели мимо дверей ее комнаты, потом чуть дальше по коридору открылась и закрылась дверь. Джорджия поспешила к окну и замахала платком, затем опрометью кинулась отпирать дверь. Дождавшись Дрессера, она устремилась к дверям Элоизы Кардус и постучала.
Элоиза сразу отворила дверь, но тотчас раскрыла рот от изумления. Джорджия вошла, отстранив ее плечом.
– Нам надо поговорить, Элоиза.
– Но о чем? Я ничем не согрешила!
Джорджия удивилась, однако поняла, что Элоиза подумала, будто они каким-то образом разузнали о ее тайном воздыхателе.
– Не согрешила? – переспросила Джорджия. – У нас в руках доказательства того, что ты беззастенчиво распространяла гнусные слухи обо мне с самого начала бала.
– Что? – воскликнула Элоиза, однако новый поворот дела воодушевил ее, и она осмелела: – Так ты явилась, чтобы отстоять свою невиновность, Джорджия? Интересно, как у тебя это получится.
– Это я ничем не согрешила. Ничем. Знаю, Меллисент наговорила тебе всякого обо мне.
– Нет, никаких оправданий не может быть, – одернул ее Дрессер.
И вправду, Джорджия была уже готова выступить в роли адвоката Элоизы. Дрессер взял бразды правления в свои руки:
– Мисс Кардус, мы знаем, что вы намеренно распространяли гнусную ложь этой ночью, рассказывая всем о письме, содержащем доказательство вины леди Мейберри. Если это письмо вообще существует. И мы требуем, чтобы вы восстановили попранную справедливость, рассказав всем, кому только сможете, о том, что вы жестоко ошиблись.
Некоторое время Элоиза смотрела на него непонимающе – и вдруг расхохоталась.
– Значит, она и вас одурачила, лорд Дрессер? А ведь я ни единым словом не солгала! – Метнувшись к бюро, она выдвинула ящичек и достала оттуда распечатанное письмо. – Вот! Прочтите это! Это письмо неопровержимо доказывает, что леди Мейберри повинна в ужасном грехе.
Глава 16
Джорджия выхватила у нее письмо и принялась разбирать строчки, написанные отвратительным почерком:
«Мой дорогой Джеллико! Я совершенно уничтожен, сломлен, у меня нет в кармане ни пенни, я потерял всех друзей – и все это по вине женщины с жестоким сердцем. Ты знаешь, какие она давала мне обещания: что мы будем счастливы вместе, что на деньги, вырученные от продажи фамильных драгоценностей, сможем безбедно жить. Но когда я, по ее настоянию, избавил злодейку от супруга, она, смеясь над моими обманутыми надеждами, объявила, что теперь свободна и выйдет замуж за того, кого любит всем сердцем. Женщина с весенним именем, но с куском льда вместо сердца. Поэтому умоляю тебя выслать мне денег в банк Хартмана, в противном случае мне останется лишь застрелиться.
Ванс»
– Ложь! – воскликнула Джорджия, передавая письмо Дрессеру. – Каждое слово – гнусная, омерзительная ложь!
– А мне оно представляется вполне правдоподобным, – злобно ухмыльнулась Элоиза.
Джорджии пришлось это признать. Письмо было измято и потерто на сгибах – так, словно написано давно и долго переходило из рук в руки.
Дрессер перевернул листок, внимательно изучил адрес и имя получателя: «Колонь, майору Джеллико». Лицо его походило на бесстрастную маску.
– Ну вот видите? – восклицала Элоиза.
– Тут ни единого слова правды, – вновь запротестовала Джорджия. Ей казалось, что она погружается в пучину ночного кошмара. – Я не заключала никакого договора! Я Чарнли Вансу и двух слов не сказала!
– Мне это известно, – произнес Дрессер. – Либо Ванс написал это, руководимый своим злобным умыслом, либо письмо поддельное и призвано вам навредить.
– Поддельное? И кто, по-вашему, это сделал? Моя покойная свекровь? – Джорджия покачала головой. – Но это невозможно. Если бы письмо было у нее, она бы всем его давным-давно показала.