Скандальная графиня Беверли Джо

Глава 17

Дрессер продолжал придерживать Джорджию за талию – он понимал, что ее смех слишком близок к горьким слезам, и от всего сердца желал одним мощным усилием освободить ее от всех бед и горестей.

Но жизнь чересчур часто бывает жестока, и приходится долго нести бремя горестей. Впрочем, не столь несправедливое бремя. И ему неминуемо надлежит вернуть этой леди доброе имя – пусть даже после этого она по праву сделается герцогиней.

Тем временем Джорджия опамятовалась и утерла выступившие слезинки.

– То, что вы избрали меня жилеткой для смеха пополам со слезами, считаю великой честью, – улыбнулся он.

– О, не надо! Иначе со мной вновь сделается истерика. Послушайте, нам пора возвратиться к гостям, но я не могу предстать перед ними заплаканной. Как я выгляжу?

Она подставила лицо свету, и Дрессер внимательно его изучил.

– С вашим лицом все в полнейшем порядке. Но уже занимается заря, и кто-то из гостей наверняка выйдет, чтобы ею полюбоваться. Мы можем остаться здесь, с ними, чтобы вам не пришлось заходить в дом.

Джорджия окинула взглядом террасу:

– Что ж, прекрасно. Ой, кажется, я вижу Херрингов!

Парочка и впрямь обнаружилась в уголке террасы, скрытая за объемистой урной с пышными цветами. Подойдя поближе, Джорджия и ее спутник заметили, что чета пылко целуется.

– Они без ума друг от друга, – вздохнула Джорджия.

– Это благословение Божье.

– Полно, так ли это? Если они вовсе не хотят разлучаться?

– В браке такое – величайшее счастье, – сказал Дрессер. – Если привязанность не превращается в одержимость.

Наконец Херринги отстранились друг от друга, лица их сияли – они вовсе не были обескуражены тем, что их застали «на месте преступления».

– Что может быть лучше, чтобы встретить новый день? – улыбнулась Бэбз, однако тотчас спросила серьезно: – Как ты, дорогая моя?

– Готова встретить новый день, – сказала Джорджия. – Даже с тем условием, что не возлагаю на него радужных надежд.

Бэбз сердечно обняла подругу.

– Все обойдется! Но что именно ты намерена предпринять? Мисс Кардус останется здесь, как полагаешь?

– О господи! От души надеюсь, что нет. Я просто не смогу оставаться с ней под одной крышей!

– Так приезжай в Лондон, – сказала Бэбз. – Ты сможешь пожить у нас.

Дрессер наблюдал внутреннюю борьбу Джорджии, зная, что никак не может сейчас предложить ей убежище у себя в Девоне. Неужели она предпочтет угодить в львиный капкан? Нет, в крысоловку, тотчас поправился он. Ну разумеется, предпочтет.

– Замечательно, – сказала она. – Ведь я уже пообещала Порции Маллори приглядывать за «Приютом Данаи». Но мне лучше остаться в доме отца.

– Наверное, это и к лучшему, – поддержала это решение Бэбз. – Но мы часто будем видеться. В Лондоне на лето остаются Олбрайты, так что друзей у тебя будет не так уж мало. – Бэбз прикусила пухлую губу, осознав, сколь двусмысленны ее слова, но все же предпочла избежать извинений, дабы не ухудшить положение. – Торримонды уже отбыли. Лиззи перед отъездом искала тебя.

– А мы любовались плавучими огнями в пруду, – сказала Джорджия. – Прекрасно придумано.

– Да что ты? Пойдем скорее, дорогой, мы должны это увидеть!

И Бэбз, схватив мужа за руку, потащила его в парк, а Джорджия жалобно улыбнулась Дрессеру. Не в силах противиться, он взял ее за руку, пальцы их переплелись – и оба они повернулись туда, где робкий жемчужный рассвет уже кое-где расцвечивался розовыми и оранжевыми сполохами.

Джорджия понимала, что должна высвободить руку, но ей недоставало мужества сделать это именно сейчас. Она благодарила рассвет за то, что ей есть на чем сосредоточиться, иначе соприкосновение их рук сделалось бы угрожающим.

Да, мужчины не раз держали ее за руку в танце, или просто так, или даже брали ее руку для поцелуя, однако никогда пальцы так не переплетались, никогда еще от мужского прикосновения она не ощущала прилива сил…

Вспомнив, что вскоре он уедет, Джорджия почувствовала, что готова зарыдать от одиночества и страха. Ей вдруг так захотелось спрятаться где-нибудь – возможно, даже укрыться в Эрне, – но она понимала: ничто так не изобличит ее вину, как бегство. И ей оставалось только быть сильной и сражаться, и, видит Бог, она сумеет это сделать!

– Ну вот ночь и закончилась, – произнес Дрессер.

– И это всегда радостно…

– Однако ночь может быть исполнена наслаждений, вы же знаете.

Джорджия искоса взглянула на Дрессера:

– О нет, этой ночью более не будет никаких… сомнительных выходок, милорд.

– Уверяю, я могу и при свете дня совершить нечто не менее… сомнительное.

Джорджия осуждающе покачала головой.

– Разве не сказано в Библии, что дьявол бесчинствует в полдень? – спросил Дрессер.

– Нет, там сказано, что дьявол никогда не дремлет.

– Как и светлые ангелы…

Джорджия закусила губу, пытаясь сдержать смех.

– Что тут смешного? – изумился Дрессер.

– Просто я вспомнила дурацкую шутку про архангела Гавриила и Благовещение. О-о-о, – воскликнула она, указывая на занимающуюся зарю, – поглядите! На восходе ангелы исполняют дивный танец!

– Возможно, – согласился Дрессер, и Джорджия ощутила нежный поцелуй – мужские губы коснулись ее волос легко, словно крыло ангела.

Когда солнце наконец встало, они вошли в дом и застали последних отъезжающих – чего, собственно, и хотелось Джорджии. Самого худшего ей удалось избежать. К крыльцу дома один за другим подъезжали экипажи, а гости, позевывая, садились в них. Кое-кто шел к пристани в надежде успеть на последний паром до города.

– А как вы поедете? – спросила Джорджия у Дрессера.

– Сюда я прибыл на лодке, однако обратный путь мне предложили проделать в одном из экипажей. И сейчас мне надлежит отыскать моего благодетеля.

Джорджия уже готовилась сдержанно проститься с Дрессером, однако непрерывно думала о том, когда сможет вновь увидеть его. Он обещал во что бы то ни стало вызнать все, что касается злосчастной дуэли, но ведь у него есть и важные обязанности в поместье… И, по-видимому, дело, касающееся Фэнси Фри, уже улажено.

– Ах вот ты где! – Ее мать графиня Эрнескрофт подошла к ним. – Можно тебя на два слова? Приватно.

Джорджия бросила на Дрессера извиняющийся взгляд, однако мать несказанно изумила ее:

– И вас также, Дрессер.

Озадаченная Джорджия последовала за графиней в дом.

– Как это ты ухитрилась при всем том, что уже болтают, возбудить новые слухи, я понятия не имею, – желчно произнесла мать. – У тебя к этому бесспорный талант. Вдобавок к идиотским разговорам о письме тебя видели в парке. Ты целовалась!

Джорджия вспыхнула от стыда, словно шестнадцатилетняя девочка, но тотчас пошла в наступление:

– И кто же, интересно знать, меня видел?

– Элоиза Кардус. Которая не упустит случая посплетничать.

– О-о-о… Опять она! – Джорджии чудом удалось не выбраниться вслух – она понимала, что уж теперь-то Элоиза не упустит случая отомстить.

– Леди Эрнескрофт, – начал было Дрессер, однако графиня жестом оборвала его.

– И даже не пытайтесь взять всю вину на себя, Дрессер! Я неплохо знаю свою дочь. Выход у нас единственный: обставить случившееся как негласную помолвку.

– Что-о? – изумленно воскликнула Джорджия, оборотившись к Дрессеру. Неужели он намеренно скомпрометировал ее? Неужели он такой же, как и Селлерби?

Однако Дрессер, похоже, был ошеломлен не меньше, чем она сама.

– Леди Эрнескрофт… – начал он вновь.

– Разумеется, вам нет надобности тотчас бежать под венец, но мы объявим во всеуслышание, что возможность такого союза рассматривается.

– Тогда вскоре меня ославят как обманщицу! – запротестовала Джорджия.

– Не беспокойся. Если не было твердой договоренности о вашей женитьбе, тебе нечего опасаться. Надеюсь, вы согласны сыграть свою роль, Дрессер?

– Я готов служить леди Мей и выполнить любую ее просьбу, мадам. – Дрессер склонил голову.

Слова его успокоили Джорджию. Теперь совершенно ясно, что ничего подобного он не замышлял. Ведь это она просила его о поцелуе… и никого другого просто нельзя винить!

– Будь по-твоему, мама. Хотя, думаю, мало кто в это поверит.

– Вовсе наоборот, – мрачно сказала леди Эрнескрофт.

Разумеется, мать подразумевает именно то, чего боялась сама Джорджия: что она, уличенная в злодействе и опозоренная, примет первое подвернувшееся предложение. Ей захотелось схватить стоявшую поблизости вазу и изо всех сил запустить ею в зеркало. Дрессер крепко взял ее за руку, словно пытался от чего-то предостеречь, но тотчас поднес к губам ее дрожащие пальцы.

– Это отменный отвлекающий маневр, леди Мейберри.

– И на вас лежит большая ответственность за этот спектакль, милорд.

Дрессер улыбнулся:

– Но вы же знаете, что это не так.

– А должно быть именно так!

– Джорджия! – одернула ее мать.

Джорджия развела руками:

– Похоже, мне не оставили выбора. И нам надлежит немедленно подлить маслица в огонь, милорд. Позвольте мне проводить вас до экипажа. – Как только леди Эрнескрофт удалилась, Джорджия заломила руки: – О, это невыносимо!

– И все же нам следовало ожидать ответного удара со стороны мисс Кардус.

– Увы, да. Но я терпеть не могу оставаться в дурах. Однако не вздумайте ради этой ерунды задерживаться в городе. А уж я талантливо разыграю тоску по «возлюбленному».

– Помните: вы совсем не умеете лгать. Я вполне могу слегка задержаться: мне не терпится разобраться с письмом, а еще любопытнее истинная причина пресловутой дуэли. Я полагаю, именно в дуэли корень зла.

– Ну разумеется, – нетерпеливо промолвила Джорджия, – однако вряд ли удастся разузнать нечто новое.

– Вот и посмотрим. Надеюсь, вы расскажете мне обо всем, что узнаете.

Джорджия ненавидела разговоры о дуэли, потому что она выставляла Дикона в дурном свете – ведь тогда он явно был нетрезв и плохо соображал.

– Мой брат Перри знает все, что только возможно, – он тщательно расследовал все обстоятельства происшедшего. Уверяю вас, не может быть ничего такого, чего бы он не обнаружил.

– И все же свежий глаз порой замечает не замеченное прежде, и сторонний наблюдатель может увидеть то, что упустили остальные.

– Тогда от всего сердца желаю вам удачи. Ибо искренне хочу, чтобы меня объявили невиновной.

Она поняла вдруг, что вертит на запястье траурный браслет, и отдернула руку.

– Если есть любая, хоть самая призрачная возможность, я докажу, что письмо – фальшивка, а вы – самая добродетельная жена. И всегда буду на вашей стороне, – пообещал Дрессер.

– Но вы не обязаны…

Тут лакей объявил, что экипаж для мистера Дрессера подан.

Дрессер вновь поцеловал ей руку:

– До новой встречи, леди Мей!

Джорджия посмотрела ему вслед. Ее прелестное прозвище нравилось ей все меньше и меньше.

Дрессер вернулся в таверну «Корона и кошка», где они делили комнату с Томом Ноттоном, и тотчас лег в постель. Когда он проснулся, уже отзвонили к обедне, и Том вернулся, закончив свои дела в городе. Увидев Дрессера, поглощавшего свой завтрак в эдакое время, Ноттон покачал головой:

– Ты погубишь себя.

– Я крайне редко позволяю себе подобные вольности, уверяю тебя, Том. А ты уладил все свои дела?

– Все просто замечательно, – ответил Ноттон.

Однако Дрессер полагал, что главной целью путешествия Ноттона был неусыпный надзор за ним – ведь юристы, ведущие дела Тома, все как один квартировали в Эксетере.

– Как прошел бал? – спросил Том, усаживаясь поудобнее.

– Да, собственно, бал как бал, – солгал Дрессер, надеясь втайне, что Том еще не успел пронюхать про новый скандал, связанный с графиней Мейберри. Было бы совсем хорошо, если бы Том возвратился в Девон, не узнав об их ложном обручении с Джорджией. – Элегантный уютный домик, иллюминация в парке, вполне сносное угощение.

– А что леди Мейберри?

– Она была великолепна в «павлиньем наряде». Впрочем, всю ночь только и говорили, что о политике.

У Тома были типично провинциальные политические воззрения – его волновала лишь неразбериха, царящая в Вестминстере, и разговор сам собой перешел на вполне безопасную для Дрессера почву. Покончив с завтраком, Дрессер в компании Тома отправился прогуляться в Сент-Джеймс – посмотреть дворец, площадь и парк. А пообедать друзья решили в недорогой, но симпатичной закусочной за общим столом.

Дрессеру не терпелось тотчас же начать расследование, призванное доказать невиновность Джорджии, и все же он наслаждался простыми радостями и обществом надежного и степенного Тома Ноттона. И в какой-то момент настолько позабыл о своей миссии, что вздрогнул, заслышав имя Мейберри.

Дрессер взглянул на краснолицего человека в потрепанной одежде. Тот вещал:

– Она вновь взялась за свое. Или, если угодно, ее прошлые прегрешения неотступно следуют за ней.

«Твое-то какое дело, паршивец?»

– Она изумительная красотка, я слыхал, – робко сказал какой-то юноша.

– Далила тоже была ничего себе.

И они затеяли спор о женской красоте и добродетели.

Дрессер опомнился лишь тогда, когда увидел, что Том вопросительно на него смотрит.

– Позже я все тебе расскажу, – пообещал Дрессер и тотчас заговорил о новых лодках, ходящих по Темзе.

Когда они уже направлялись в гостиницу, Дрессер хмуро сказал:

– Просто кто-то раздувает уже остывшие угли, не более того.

Том хмуро смолчал.

– Послушай, это все неправда! Я точно знаю. Ты можешь мне верить.

– А мой брат едва не женился на цыганке, совершенно уверенный, что из нее выйдет добродетельная жена.

– Вполне возможно, так бы оно и вышло.

– Если бы она не стащила столовое серебро перед самым венчанием!

– Я понял твой намек. Однако до той самой злополучной дуэли леди Мейберри была всеми почитаема. Да, возможно, слегка легкомысленна и склонна к разного рода розыгрышам, но никто и никогда не обвинял ее в измене. Всему положила начало та самая дуэль. Если бы граф Мейберри просто расшибся на тех проклятых скачках, она тоже потеряла бы все, но сохранила бы доброе имя. Была бы страдалицей, а вовсе не Скандальной графиней!

– Но Бог судил иначе, – вздохнул Том. – И пал он от руки человека, которого многие считают любовником его жены.

– С какой стати верить в эту дикость? Вот если бы… – Он чуть было не ляпнул «Энни», но тогда ход его мыслей был бы слишком понятен, и он выбрал иное имя – леди Суонсон, добродетельной девонской жены. – …если бы сэр Джеймс Суонсон был убит на дуэли – понимаю, такое трудно даже вообразить, – поверил бы хоть кто-нибудь, что поединок разгорелся из-за леди Суонсон? А поверили бы, что она блудила с победителем?

– Но леди Суонсон не выступала на театральных подмостках в мужском платье!

– Так леди Мейберри… Впрочем, не важно. Это совершенно различные материи.

– Возможно, ты и прав. А как насчет того, что она продавала свои поцелуи по гинее за штуку? А вдруг те, кто верит слухам, знают ее лучше, чем ты?

Дрессер был в бешенстве и сдерживался с превеликим трудом. В мужском костюме – на сцене! Поцелуи – по гинее штука! Да, ее стоит взять в ежовые рукавицы. Но он вовсе не желал становиться ее тюремщиком. Он хотел сделаться ее любовником, возлюбленным.

Следуя по Крок-лейн, он вспомнил вдруг собственные слова: «…свежий глаз порой замечает не замеченное прежде».

– Послушай, Том, та самая дуэль – дело в высшей степени странное. Ведь покойный Дикон Мейберри по характеру точь-в-точь наш сэр Джеймс. Говорили, что причиной ссоры послужили насмешки над неуклюжим управлением коляской, однако вскоре после происшедшего все стали шушукаться, что виной всему леди Мейберри. И мне предстоит выяснить почему.

Том удрученно покачал головой:

– Она тебя приворожила, обольстила, очаровала! Давай поскорее вернемся в Девон. Возможно, на свежем воздухе ты опомнишься.

– Нет, я вовсе не очарован ею, – солгал Дрессер. – У меня на самом деле есть дела в городе, но я скоро вернусь – максимум недели через две.

– Я взял бы с тебя честное слово, если бы видел в этом прок.

Еще две недели… а ведь уже столько прошло! Он никогда так надолго не оставлял поместье. Он не имел права столь беззастенчиво пренебрегать своими обязанностями!

– Я даю тебе обещание. Торжественно клянусь возвратиться в Дрессер по истечении двух недель.

– Хороший ты парень.

Дрессер расхохотался:

– Ты говоришь со мной так, словно берешь зарок не брать в рот ни капли джина! Поверь, я вполне контролирую и свой разум, и свои аппетиты. – И тут у него возник новый вопрос. Люди горячатся обычно, будучи в подпитии, но отчего пресловутая дуэль состоялась, когда все уже успели протрезветь? Не желая расстраивать добряка Тома, Дрессер сказал: – Не стыдно ли тебе сидеть у камелька в свою последнюю ночь в Лондоне? В таверне «Митра» нынче дают представление акробаты, и вдобавок там отменный эль!

Завтра в Лондон приедет Джорджия, и Дрессер от души радовался, что Том уезжает.

Глава 18

Джорджия ступила на борт суденышка, идущего в Лондон, думая о том, как была от этого счастлива еще несколько дней назад. Теперь же настало время испытания ее мужества.

Мать ее уехала в город накануне, чтобы заблаговременно начать борьбу с новым скандалом, поэтому Джорджию сопровождали лишь Джейн да один из лакеев сестры. Дрессер должен был встретить их у пристани Йорк-Гейт, так что она вполне могла чувствовать себя в безопасности. Нападения толпы можно было не бояться. Впрочем, бомонд был в ее положении ничем не лучше взволнованной черни.

У нее нет выбора, в который раз говорила она себе. Оставаться в доме Уинни она не могла, даже если бы захотела, – ведь там гостила Элоиза Кардус и Джорджия рисковала дать волю своему гневу.

Впрочем, некоторым образом она уже ей отомстила.

Элоиза попыталась увязаться за ними в Лондон, однако на этот счет Джорджия с матерью были совершенно единодушны. Ехать Элоизе, разумеется, никто бы не запретил, однако о том, чтобы дать ей приют в фамильной резиденции Эрнескрофтов на Пиккадилли, и речи быть не могло. И теперь Элоиза, разумеется, начнет слать жалобные письма Меллисент в Эрне, а та в ответ станет осыпать проклятиями злобных Эрнескрофтов. Но ведь на это вполне можно не обращать внимания.

А вот известное письмо из Колони, увы, нельзя было так легко сбрасывать со счетов. Кто, в который раз спрашивала себя Джорджия, может так ее ненавидеть, чтобы оклеветать? И чего от этого человека еще можно ждать?

Однако, невзирая на нависшую над ней скрытую угрозу, Джорджии непременно надо было оказаться в Лондоне – в противном случае ей следовало признать свое поражение и скрываться до конца своих дней. Ни за что! Справедливость должна восторжествовать, но река нынче текла лениво, словно не торопясь. Неужели и Темза ополчилась против нее?

Какая чепуха! Она знала, что все дело в отливе. Река порой почти пересыхала, превращаясь в грязный поток, так что нечего винить ее в человеческих слабостях! Рано или поздно Джорджия причалит к Йорк-Гейт, откуда тотчас направится в отцовский дом. А оттуда – в город, где станет весело проводить время в компании друзей, которые у нее еще остались. А потом, Бог даст, все уладится…

В конце концов, проклятое письмо в руках Дрессера. И никто его не опубликует, не выставит в витрине типографии. Плану Элоизы не суждено осуществиться, скандал угаснет сам собой. Злодейка явно не посмеет упорствовать – ведь она единственный человек, который знает о существовании грязного послания.

И все же Джорджия отчаянно нервничала – ровно до тех самых пор, пока не увидела Дрессера на причале. Ее надежный якорь в штормовом море. Опираясь на его руку, она сошла на берег:

– Благодарю вас.

Дрессер поцеловал ей руку:

– Ваш верный рыцарь. Пойдемте, портшез ждет.

Он заботливо усадил Джорджию в кресло – все так походило на их прошлую встречу в Лондоне и все же было совсем иначе. На улицах скверно пахло, тем более что нынешнее лето выдалось на редкость жарким. По мере того как они удалялись от реки, запах речной гнили слабел, но возникали иные миазмы, не менее отвратительные. Повсюду стоял запах канализации, конского навоза, возможно, даже дохлых кошек и крыс. Наверняка дело в том, что она слишком много времени провела в деревне, на свежем воздухе, и обоняние у нее обострилось.

Но вот слуги остановились, и Джорджия, опираясь на руку Дрессера, вышла из портшеза. В доме было даже прохладно, но лишь по контрасту с уличной жарой, а герб Эрнескрофтов вселял в нее силы и уверенность. Она была из рода Перриманов, ей всегда об этом напоминали, и потому не имела права на постыдные слабости.

Джорджия повернулась к Дрессеру:

– Благодарю, что встретили меня. Вы вернетесь к ужину?

– Мне вовсе незачем уезжать. Леди Эрнескрофт любезно пригласила меня тут пожить.

– Пожить? Здесь? – удивленно воскликнула Джорджия.

– Полагаю, свободных комнат тут более чем достаточно.

Джорджия тотчас устыдилась своей реакции на это известие – ведь это видела прислуга.

– Ну да, разумеется… и я искренне счастлива, милорд. А вот и домоправительница, она проводит меня в мою спальню. Тогда увидимся за ужином, Дрессер!

И Джорджия с улыбкой удалилась, однако в ее душе восторг боролся с волнением. А волнение происходило от восторга. Ей слишком нравился этот человек, и ей предстояло видеть его утром, днем и вечером, что никоим образом не будет способствовать ее спокойствию.

– Видит Бог, – сказала она горничной, как только они вошли в опочивальню, – я знаю много женщин, поспешивших с замужеством и потом отчаянно сожалевших об этом.

– О чем это вы, миледи? – изумилась Джейн.

Джорджия не ответила, озирая комнату.

– Как же тут мрачно. Нет, в моем доме такого никогда не будет. У меня стены непременно будут обиты шелками, все будет в светлых тонах и с позолотой. – Она провела ладонью по коричневому бархату. – И портьеры только в цветочек!

Джейн ничего не сказала, но Джорджия знала, что горничную не проведешь: волнение госпожи от нее не укрылось. И тому были веские причины: Джорджия снова в Лондоне. Первый шаг сделан.

Джорджия подняла оконную раму и выглянула на улицу. Не видно зелени – лишь маленький садик, огороженный каменными стенами, а еще различимы крыши домов, церковные шпили и люди, множество людей, снующих по улице, съехавшихся сюда, казалось, со всех уголков земли. О да, это целый мир, завораживающий и прекрасный, и он принадлежит ей!

Джорджия присела, чтобы написать Бэбз о своем прибытии. И уже через полчаса Бэбз сердечно обнимала ее – слава Создателю, подруга вела себя так, словно ровным счетом ничего не случилось.

– Как же это замечательно, милая! Херринг, похоже, обо мне совсем позабыл – шляется по клубам, кофейням, занимается всласть своей любимой политикой. А внизу я встретила Дрессера. Так вы будете жить под одной крышей? Это великолепно! В вашу помолвку тотчас все поверят.

– Это всего лишь уловка, – напомнила подруге Джорджия. – Джейн, подай нам чаю.

– Тогда прошу, позволь помочь тебе развлечь «жениха». Он такой приятный!

– Он всего лишь морской офицер в отставке, притом со шрамом, куда более привычный к войне, нежели к досугу в гостиной.

– Возможно, это и объясняет его неповторимое очарование. У меня от него мурашки бегут по спине. И… по некоторым иным местам.

– Бэбз! – воскликнула Джорджия, залившись румянцем. – А Херрингу об этом известно?

Бэбз улыбнулась, и на щеках ее тотчас образовались дивные ямочки:

– Херринг прекрасно знает меня. Если рядом со мной появляется обворожительный кавалер, мужа это тотчас тонизирует, что весьма благотворно сказывается на климате в нашей спальне.

– Бэбз!

– Дорогая Джорджия, ты на самом деле удивительно наивна. Словом, если понадобится мудрый совет в амурных делах – милости прошу ко мне.

– Я видела у тебя как-то омерзительную книжку.

– О-о-о, в высшей степени омерзительную, – захохотала Бэбз. – Мы с Херрингом с ее помощью осваивали неизведанные возможности.

Помня картинки, в подробностях живописующие совокупляющиеся пары, Джорджия покраснела до ушей.

– Ах, прости, дорогая, – опомнилась Бэбз. – Я не подумала, насколько больно может быть молодой вдове обсуждать подобные вещи. Давай-ка лучше поговорим о новом светском скандале. Ты уже слышала, что госпожа Бенем сбежала с лакеем? О господи… видимо, и о скандалах с тобой не стоило бы говорить.

– Ну, это не самая любимая моя тема, но если упомянутая леди на самом деле сбежала с любовником, то это совсем иной случай, нежели мой.