Скандальная графиня Беверли Джо
– Стало быть, его у нее никогда не было, – невозмутимо сказал Дрессер.
– Письмо настоящее, – злобно прошипела Элоиза, – и хоть имя в нем не называется, каждому понятно, что речь идет о тебе, Джорджия! Сколько можно притворяться? Боже праведный, ведь это ты прислала мне записку, заманив сюда! Это ты лгунья, ты фальшива и порочна до мозга костей!
Джорджии мучительно захотелось ударить Элоизу, но та, похоже, искренне верила в правоту своих слов, а письмо… письмо означало катастрофу. Вот теперь она окончательно погибла.
– Будьте благоразумны и попридержите язык, мисс Кардус, – вмешался Дрессер. – Письмо – подделка, а вы, распространяя гнусную ложь, становитесь сообщницей злодеев.
Выражение торжества на лице Элоизы сменилось растерянностью:
– Но я не… Она…
– Вы пособница злодеев, – повторил Дрессер. – Кто дал вам это письмо?
– Я не знаю! – побледнев, вскричала Элоиза. – Его принес мне лакей.
– Дайте конверт, – властно приказал Дрессер.
Элоиза принялась судорожно рыться в ящичке и вскоре нашла смятый листок. Испуг Элоизы ничуть не удивил Джорджию – Дрессер был суров, почти страшен в своем гневе.
Осмотрев листок, он передал его Джорджии:
– Вам знаком этот почерк?
Она взглянула на имя адресата и прочла единственную фразу: «Используйте это на свое усмотрение, дабы восстановить попранную справедливость».
– Как аккуратно написано, – сказала она, – словно в тетрадке отличника.
– Это один из способов изменить почерк. – Дрессер взглянул на Элоизу, которая сморкалась в платок. – Вам наверняка не терпится узнать, как отреагируют родные Джорджии на ваш поступок?
– О, вы не скажете им. Джорджия, прошу тебя!
– Пойдемте, леди Мейберри!
И Дрессер едва не вытолкал Джорджию в коридор. Она услышала, как за закрытой дверью истерически разрыдалась Элоиза, но это ее нисколько не утешило.
– Я совершенно беззащитна! Я знаю, что письмо – фальшивка, но другие свято поверят в его подлинность. Все станут считать меня мужеубийцей.
Дрессер стиснул ее плечи:
– Вы не имеете права сдаваться. Только не теперь. Мы спустимся вниз, к гостям, и леди Мей вновь предстанет перед ними во всем блеске. Вы выше всех подозрений!
– Я не могу…
– Если человек достаточно отважен, его возможности безграничны. А вы отважны. И помните: вы невиновны!
– Так вы верите мне? – Джорджия изумленно взглянула на него.
– Как самому себе.
– Но почему? Ведь вы меня едва знаете.
– Ну, для этого я знаю вас достаточно хорошо, – улыбнулся Дрессер. – Когда мы с вами встретились впервые, вы были предельно честны.
– Да, тогда, в Эрне, – вспомнила она. – Тогда честность придавала мне сил, но и угроза была ничтожной.
– Так будьте сильной и теперь. Тот, кто знает вас, знает также, что все эти слухи – гнусное вранье.
– Тогда меня мало кто знает, – печально улыбнулась она.
– Одна мудрая женщина сказала как-то, что человеческое сердце может вместить лишь немногих. Чем шире пруд, тем он мельче, сказала мне она.
– Ну, тогда весь английский бомонд просто грязная лужица. – Джорджия глубоко вздохнула. – Хорошо. Я взяла себя в руки. Вряд ли теперь львы смогут меня растерзать.
– Крысы, – поправил ее Дрессер. – В худшем случае они могут вас покусать.
– Однако я слышала о людях, которых крысы закусали до смерти. Что ж, пойдемте!
Лиззи и Бэбз поджидали их за углом.
– Что стряслось? – спросила Бэбз. – Мы слышали какие-то вопли. Ты ужасно выглядишь, милая!
– Все на самом деле ужасно. Элоиза не придумала письмо. Оно существует и выглядит удручающе правдоподобно.
– Разумеется, оно фальшивое, – сказал Дрессер, передавая листок Бэбз.
Джорджия хотела воспротивиться, но не успела.
– Фальшивое? – ахнула Лиззи. – Но за такое можно угодить на виселицу.
– Полагаю, виселица грозит лишь фальшивомонетчикам, – уточнила Бэбз, читая письмо.
– Интересно, почему Элоиза не показывала всем подряд это письмо, а лишь рассказывала о нем? – задумчиво произнесла Джорджия.
– Это вполне в ее стиле – она трусиха, – ответил Дрессер. – Она, как крыса, не отваживается выйти из норы. Вы видели выражение ее лица, когда я пригрозил, что ваши родные узнают о ее проделке?
Джорджия лишь вздохнула – она даже пожалела Элоизу, но лишь чуть-чуть.
Лиззи тоже прочитала письмо.
– О-о-о, Джорджи, что ты теперь будешь делать?
По ее лицу видно было яснее ясного: она думает о бегстве за границу или, на худой конец, в Эрне.
– Я намерена выяснить, кто за всем этим стоит, – твердо сказала Джорджия, – и растоптать эту крысу безжалостно, чтобы и следа не осталось!
– Тебе следует как можно скорее сжечь письмо, – сказала Бэбз.
– Доверьте его мне, – сказал Дрессер. – Это вещественное доказательство. Из моих рук оно никуда не денется.
Джорджии больше всего на свете хотелось дотла спалить проклятый листок, однако спорить она не рискнула.
– Хорошо. А теперь мы должны спуститься вниз, но не все вместе.
– Ты уверена? – спросила Лиззи.
– А что еще я могу сейчас сделать? Идите.
Лиззи и Бэбз ушли, а Джорджия повернулась к Дрессеру:
– Мы с вами не можем идти вниз вместе.
– Согласен. Дождитесь меня на террасе.
– Но мне не следует…
– Вы должны быть у всех на виду. Танцевать нам больше нельзя, однако обсудить дальнейшие действия мы непременно должны. К тому же я не могу оставить вас на растерзание крысам.
Джорджия поневоле поежилась:
– Ладно. Тогда до скорой встречи на террасе.
Теперь, когда она знала, в чем дело, Джорджия ожидала, что ее и впрямь растерзают, но такое было не в обычае бомонда. Она прошла по всему дому и вышла на террасу – никто не попытался остановить ее, заговорить с ней, ее как бы вовсе не существовало. Сейчас даже косые и гневные взгляды принесли бы облегчение. Джорджии вдруг захотелось поплотнее закутаться в теплую шерстяную шаль – и плевать, что это испортило бы весь вид платья.
Подойдя к уже ожидавшему ее Дрессеру, она пожаловалась:
– Я будто стала невидимкой.
– Однако я вижу вас, и друзья ваши – тоже.
– Но этот круг чересчур узок.
– Чума на голову того, кто за всем этим стоит!
– Элоиза?
– Нет, это не она. Я говорю о том, кто прислал ей сюда это письмо, заранее зная, что она не сдержится и начнет мести языком направо и налево.
– О, а об этом я не подумала! – Джорджия взглянула на красивый, сияющий огнями дом. – Тут есть еще кто-то, и он всем сердцем ненавидит меня. Но за что? – Она повернулась к Дрессеру: – В чем я повинна? Клянусь, я никогда никого не обидела… намеренно. Впрочем, насколько знаю, и не намеренно тоже!
– Я верю вам. У вас доброе сердце. Могу ли я сражаться за вас?
– На дуэли? Никогда!
– Нет-нет, я неловко выразился. Сражаться за ваше доброе имя. Мы непременно должны разыскать отправителя и того, кто смастерил гнусную подделку. – А помимо этого, нам непременно нужно найти самого Чарнли Ванса. И я вытрясу из него правду!
Джорджия улыбнулась, но улыбка вышла печальной.
– Дорогой Дрессер, многие пытались его отыскать, однако он всегда ускользал. Может быть, он и в самом деле застрелился тогда, в Колони…
– Но должно было остаться мертвое тело, а известие о его смерти – достичь Англии! Скажите лучше, кому знаком почерк Ванса?
– Думаете, с помощью такого человека удастся доказать, что письмо поддельное? – В душе Джорджии затеплился робкий лучик надежды.
– Но ведь оно поддельное – так что это вполне возможно.
– Но оно же прислано из Колони.
– Адрес тоже поддельный.
– Есть у меня одна мысль, – сказала Джорджия. – Впрочем, я слишком хочу, чтобы нам все удалось…
– Говорите.
– Почерк корявый, однако стиль письма отличается известным изяществом. Я плохо знаю Ванса, но, как мне кажется, подобная стилистика не в его духе.
– Ах вот вы о чем… Это вполне логичное предположение. Тогда нам следует найти этого майора Джеллико и выяснить, писал ли ему Ванс. Вы знакомы?
– Нет. Он был тогда секундантом Ванса, но его полк месяц назад отбыл в Индию.
– В июле… – Дрессер достал из кармана письмо и поднес его к свету. – Так я и думал. Письмо датировано девятнадцатым декабря.
– Ванс покинул Англию сразу же после гибели моего мужа, так что никак не мог знать, что Джеллико в Лондоне больше нет.
– И это обстоятельство чрезвычайно на руку махинатору. А кому еще может быть знаком почерк Ванса?
Этот спокойный деловой разговор успокаивал Джорджию, и она напрягла память.
– Сэр Гарри Шелдон был близок к компании, к которой принадлежали мой муж и Ванс.
– Тогда я найду этого Шелдона, а если и он не поможет, то душу вытряхну из всей компании!
– Дрессер, у вас неотложные дела в поместье, и я полагаю, они куда важнее этой охоты за призраком. Ну почему вы уверены, что я этого заслуживаю?
– Потому что я был знаком с множеством развратниц и блудниц, а вы совсем из другого теста.
– А вдруг я искусная притворщица?
– Моя дорогая Джорджия, вы вся словно открытая книга.
– Вы говорите искренне?
– Даже ваш папенька утверждает, что вы честны.
– Мой отец? Когда он такое говорил?
Дрессер слегка смутился:
– Ну… однажды мы беседовали с ним о ваших неисчислимых достоинствах.
– Странно. Мне казалось, он полагает, что их у меня вовсе нет. Впрочем, довольно, – прервала Джорджия сама себя. – Мне пора возвращаться к гостям, но там холодно, словно в ледяной пустыне. Давайте еще немного побудем на террасе. Огни на воде из окна моей комнаты смотрелись восхитительно.
– Мне предстоит также разузнать все детали, касающиеся дуэли, – сказал Дрессер, шагая рядом с ней.
Джорджия коснулась траурного браслета – никогда прежде ей так не хотелось, чтобы Дикон воскрес из мертвых! Какая глупость, ведь если бы он был сейчас с ней, всего этого кошмара просто не могло произойти! Но о дуэли она не могла сейчас говорить – впрочем, не уверена была, что когда-нибудь сможет.
Подойдя к балюстраде, откуда открывался вид на пруд, Джорджия замерла:
– Отсюда огни смотрятся совсем не так эффектно.
– Но они все равно прекрасны.
Дрессер стоял позади нее, высокий, сильный. Он словно преграждал путь злу, сочащемуся изо всех щелей дома. Давящее напряжение постепенно покидало Джорджию, но она все еще ощущала опустошенность. Они должны доказать, что письмо – фальшивка. Что она невиновна. Она просто не перенесет, если лишится всего, что так любит.
– На воде плавают свечи, – сказал Дрессер. – Интересно, к чему они прикреплены? Мы могли бы спуститься в парк и выяснить это.
Как? Уйти с освещенной террасы в темноту парка?
– Но днем прошел дождик, и трава еще мокрая.
– К тому времени, как вы проснетесь завтра, слуги уже успеют все убрать. Неужели вымокший подол пугает вас больше, нежели неутоленное любопытство?
Это был прямой вызов. Раньше она ни секунды не колебалась бы. Значит, и сейчас не станет! Тем более что до пруда всего каких-нибудь дюжина футов.
– Хотя вряд ли я еще когда-нибудь надену это платье, – беспечно сказала она, направляясь к лестнице, ведущей в парк. – Надень я его в третий раз, это было бы чересчур!
– Печальное расточительство.
– Нынче вечером оно не принесло мне счастья… К тому же оно слишком приметное.
– Оно потрясающе красивое, а шлейф искусно отделан. Такие вещи следует ценить по достоинству.
Да он, похоже, порицает ее за излишнюю экстравагантность! Что ж, очередное доказательство того, что они не подходят друг другу.
– Вы могли бы повесить его на стену, словно картину, – невозмутимо продолжал Дрессер.
– Вот странное было бы зрелище.
– Но вешают же на стены гобелены.
– Уговорили: именно так я с платьем и поступлю. – Джорджия подобрала юбки и стала спускаться по ступенькам. – Как только у меня появится дом, который нужно будет украшать. А трава и вправду мокрая – туфли промокнут насквозь и потеряют вид.
– Стало быть, вы надеваете туфельки не по одному разу?
– Что-то вы нынче в странном настроении, Дрессер. Туфли из темно-серого шелка подходят к разным нарядам. Стоит сменить пряжки – и вид уже другой.
– А какие пряжки на них сегодня?
Джорджия приподняла подол и вытянула ножку, чтобы туфелька попала в свет фонаря.
– Сапфировые? – спросил Дрессер.
– Ну… камушки совсем мелкие…
– И оправлены в золото?
– Нет, оно фальшивое! – огрызнулась Джорджия, едва сдерживая слезы и быстро шагая по направлению к пруду. Она нуждалась в нем как в надежном друге – а он смеет издеваться над ее платьем и пряжками на туфлях! И она сосредоточилась на рассматривании плавающих огней.
– Как хитро придумано – маленькие деревянные лодочки. Как полагаете, свечечки приклеены к дереву?
– Ну, их можно насадить на шипы или привязать.
– Наверное, я когда-нибудь разыграю целое морское сражение! – «Когда у меня будет прелестный собственный дом, где я смогу устраивать балы!»
– Возможно, у вас получится все, что вы задумали.
Джорджия повернулась к нему:
– Как считаете, что мне для этого надобно делать?
– Просто будьте собой. Прекрасной Еленой.
– Вы, наверное, имеете в виду Елену Троянскую? Но мне вовсе не нравится такое сравнение. По ее вине полегли тысячи ни в чем не повинных людей. Меня же пока обвиняют в одной-единственной смерти.
– Джорджия… – Дрессер взял ее за руку, но она рывком ее высвободила – и тотчас пожалела об этом.
– Простите, я не в настроении. – Она нервно сглотнула комок в горле. – Это была утомительная ночь. Давайте-ка лучше поговорим о морской битве.
В какой-то момент ей почудилось, что Дрессер вновь сделал попытку завладеть ее рукой, однако он взглянул на пруд:
– Пожалуй, не выйдет. Кораблям нужна возможность для маневра, а эти деревянные лодочки стоят на месте. Похоже, привязаны к якорям.
– Но их можно не привязывать.
– Тогда они будут беспорядочно плавать по воде, сталкиваться и тонуть. Вряд ли это похоже на битву.
Джорджия наморщила лоб:
– Тогда потребуются слуги с длинными черными шестами. По одному на кораблик. Понадобится всего около двадцати слуг. Все они должны быть одеты с ног до головы в черное, чтобы оставаться почти невидимыми.
– Двадцать слуг, – задумчиво произнес Дрессер. – Но тогда шесты неминуемо будут пересекаться.
– Чума их возьми! А если… подталкивать лодочку шестом и тотчас его убирать?
– Да вы выдумщица!
– Мне нравится придумывать подобные штуки. Лодочки будут в форме настоящих кораблей, с оснасткой, с парусами! А еще нам понадобятся пушки… Вот! Придумала! Устроим фейерверк!
Дрессер схватил Джорджию за руку и повел прочь от пруда.
– А кончится все тем, что вы спалите и дом, и все соседские усадьбы, безумная миледи!
– Это могло бы быть потрясающе… Вы готовы стать моим военно-морским советником? – Джорджия осеклась, но было уже поздно. – Нам пора возвращаться, – быстро переменила она тему. – Наверняка гости уже вовсю судачат о том, что я исчезла, и строят самые нелестные для меня предположения. Я буквально притягиваю сплетни. Это достойно сострадания, не находите?
– А вам кто-нибудь когда-нибудь сострадал?
– Нет.
Подобрав промокшие юбки, Джорджия направилась в сторону террасы, но вдруг замешкалась.
Прямо перед ней во всей красе сиял огнями Треттфорд-Хаус, из окон зазывно звучала музыка. Кто-то еще, наверное, танцует, а кто-то беседует. Сплетничает. О ней…
– А вот и табак… – прозвучал за ее спиной мужской глубокий голос.
Обернувшись, Джорджия увидела Дрессера, неотступно следовавшего за ней, так, словно он ее оберегал. Свет фонаря освещал сейчас левую сторону его лица, не изуродованную шрамом.
Джорджия кончиками пальцев легонько коснулась щеки Дрессера:
– Это так трагично…
Он накрыл ладонью нежные пальцы:
– Могло быть куда хуже. – И тут он увидел выражение ее глаз: – Что с вами, Джорджия?
– Наверное, теряю рассудок от аромата табака. Поцелуйте меня!
– Но почему?
– Да вы, как я погляжу, заглядываете в зубы дареному коню! – Увидев, что Дрессер мешкает, она шепнула: – Потому что я так хочу!
– И это достаточно веский довод?
– Да.
– А со сколькими мужчинами вы целовались?
Джорджия задумалась:
– Ну… может, с десятью…
– А сколько из этого десятка поцелуев доставили вам удовольствие?
– К чему эти вопросы? Ну, если вы не хотите, то я…
Дрессер обвил рукой ее талию и притянул ближе – так, что она ощутила сквозь одежду все его сильное горячее тело. Не отрывая взгляда от ее глаз, он провел рукой по нежной шее, пальцы его запутались в ее кудрях, и приблизил губы к ее губам.
Возможно, именно касание его пальцев испугало Джорджию, и она попыталась отпрянуть, но он уже целовал ее, и сопротивление как-то само собой угасло. Чувствуя его всем телом, ощущая его жаркие требовательные губы, она могла только сдаться. И раствориться в поцелуе.
Никто никогда прежде не целовал ее так, вкладывая в поцелуй всего себя целиком… Никто никогда не делал этого столь искусно…
И, сдавшись, она начала вдруг отвечать – губами, и языком, и ладонями, которые неведомо как оказались под его сюртуком, они скользили по шелку его жилета, наслаждаясь прикосновениями к могучему трепещущему телу. И собственное ее тело охватил трепет, но она дрожала уже вовсе не от страха, а от наслаждения.
Она могла целоваться так вечно, и даже еще более пылко, более страстно, не отрываясь от его губ.
Однако Дрессер прервал поцелуй, но не выпустил ее из объятий. Он глубоко дышал, прильнув щекой к ее волосам. Джорджия отстранилась, но лишь затем, чтобы взглянуть на него.
– Ни с кем.
– О чем вы?
– Я ни с кем не целовалась… до этих пор.
– А ваш муж?..
– Нет, это было совсем по-иному.
Дрессер нежно погладил кончиками пальцев ее щеку:
– Бедная Цирцея… и бедный ее супруг.
– Так вы думаете… Нет!
– Что – нет?
Джорджия высвободилась из объятий Дрессера, хотя тотчас ощутила себя беззащитной и поежилась.
– Меня посетила странная мысль, – сказала она, торопливо оправляя измятое платье и избегая встретиться с ним взглядом. – Я подумала, что такие вот поцелуи… что, возможно, они надобны для зачатия…
– Для зачатия вообще-то мало что нужно. На такое способно любое животное. – Он взял Джорджию за подбородок, принудив взглянуть ему в глаза. – Я никогда не упрекнул бы вас в бесплодии.
– Дрессер, не нужно! Мы с вами никогда…
– Я с этим не смирюсь.
Вырвавшись из кольца его рук, Джорджия торопливо стала подниматься по ступеням, отчаянно упрекая себя за то, что нарушила данное себе обещание не ранить сердце этого человека.
Поднявшись на террасу, она отважилась взглянуть Дрессеру в лицо:
– Это был дивный, волшебный поцелуй, и я благодарю вас… потому что теперь знаю, чего мне непременно нужно ожидать от будущего супруга. Но… вы никогда не сможете стать им.
– Отчего же? – Теперь свет фонаря не скрывал шрама на его щеке.
– У нас нет решительно ничего общего.
– У нас слишком много общего – такие вот поцелуи это неопровержимо доказывают, можете мне верить.
– Однако для вас такие поцелуи наверняка не великая редкость! – запротестовала она. – И я могу найти кого-то другого, кто сможет… – Она сконфузилась и умолкла.
– Так, стало быть, нет? Подумайте хорошенько, попытайтесь понять, что вы отвергаете, Джорджия.