Записки средневековой домохозяйки Ковалевская Елена

Поэтому она хихикала с любовником, изображая хмель, при этом не забывая потихоньку подпаивать его.

Хохочущего графа Стоувер и обнимающего любовницу, гвардейцы задерживать не посмели и пропустили в личные апартаменты, которые полагались всем подданным, проживающим во дворце (по настоянию Вивьен Хольгрим с прошлого месяца переехал из родного дома). Там женщина, немного приласкав его, 'угостила' вином с подмешанным к нему снотворным, а после, убедила распаленного желанием любовника, пойти в его рабочий кабинет и продолжить начатое. Снотворное как раз должно будет подействовать, когда они окажутся на месте.

Отпуская шутки фривольного содержания, и беззастенчиво лобызаясь, они вошли в приемную, а после попали в кабинет Хольгрима. Там Вивьен изобразив страсть, оперлась на стол и уже начала игриво подбирать юбки, а раскрасневшийся и уже взмокший от вожделения Хольгрим уже стянул с себя сюртук с жилетом, и взялся развязывать кюлоты, как внезапный сон сморил прямо там, где он стоял. Вивьен мигом посерьезнев, ловко затянула шнуровку на платье, оправила фривольно задранные юбки, и брезгливо поддав на прощанье носком туфли храпящее на ковре тело, вышла из кабинета в приемную. Там она удобно расположилась на небольшом диванчике у стены и принялась терпеливо ждать, пока последние лакеи покинут коридоры, а оставшиеся на своих постах утомятся, и их смотрит в сон.

Она не боялась, что опостылевший любовник очнется не ко времени, снотворное должно действовать еще долго. Главным было, как можно тише и незаметней добраться до королевских бумаг.

И вот часы пробили три часа ночи, в галереях и переходах лампы давно были погашены, и лишь редкий лакей, бдительно дремлющий на удобной кушетке в коридоре, не гасил рядом с собой свечу. Осторожно крадучись вдоль стен, когда Вивьен натыкалась на них, она старалась обойти по другим коридорам, но пару раз, все же пришлось, предварительно разувшись и высоко задрав юбки, чтобы не шуметь, проскальзывать по стеночке прямо под носом у дворцовой челяди. Ей весьма упростило дело то, что леди Иннес ночевала сегодня в королевской спальне и вся дворня, следуя за монаршими особами, толпилась там.

Так Вивьен проскользнула почти до цели, но остановилась, не зная как быть дальше: рядом с дверями сидя на кушетке у небольшого столика с напитками бдели двое лакеев. Они оказались последней преградой между ней и вожделенной бумагой. Лихорадочно обдумав, что же сделать, женщина отошла за угол и начала готовиться. Растрепав волосы, и вновь расслабив шнуровку на платье, она спустила его на плечи так, чтобы выставить на всеобщее обозрение белоснежную грудь. Выдернув лямку нижней рубашки, чтобы создать еще более расхристанный вид и заткнув за пояс подол платья, чтобы было видно чулок и подвязку державшую его, она деланно пьяным зигзагом пошла на приступ.

Лакеи вскинулись на звук, но, увидев перед собой нетрезвую женщину, несколько расслабились. А Вивьен добредя до них, соблазнительно промурлыкала:

— Мальчики, какие же вы хорошенькие!.. Как я вас всех люблю… — и словно неосознанным жестом провела ладонью по обнаженной груди, поиграв при этом пальчиками с соском.

Лакеев бросило в пот. Стремясь закрепить результат, Вивьен потянулась к одному из них и, словно бы не удержавшись на ногах, оперлась о его грудь, но соскользнула по гладкому шелку камзола до талии, а потом и ниже, чтобы убедиться, что клиент движется в нужном направлении. Пока все выходило именно так, как она рассчитывала — мужчины повелись на ее уловку.

— Я хочу вас двух, сразу… — сладострастно продолжила шептать она.

Лакеи напряглись, но тут же расслабились.

— Эта блудница сейчас со Стоувером, а раньше с маркизом якшалась… — вспомнил один из них.

— Эта она с тремя гвардейцами разом? — уточнил другой.

Первый согласно кивнул.

Мужчины заулыбались, окончательно уяснив, кто перед ними. Один нетерпеливой рукой взялся расстегивать ливрею, другого Вивьен потянула к себе и, заставив наклонить голову, страстно поцеловала для затравки, а потом, опершись спиной о столик, запустила руку ему в штаны. Второй видя, какие ласки достаются его напарнику, постарался как можно скорее стянуть одежду, но застрял в узких рукавах. И тут Вивьен поняв, что это ее шанс, не переставая ласкать одного там, поманила пальчиком второго и через секунду, как он приблизился, впилась в губы поцелуем. А сама тут же за спиной на столике нащупала тяжелый хрустальный графин и неловко саданула по касательной в висок того, которого только что целовала, и уже посерьезней приложила второго с полуспущенными штанами по затылку, чтобы на следующем замахе вернуться к первому и оглоушить окончательно.

Когда мужчины упали на пол, Вивьен, нагнулась и на всякий случай щедро добавила еще раз по головам, и только после осмотрелась.

Во дворце было по-прежнему тихо. Женщина облегченно выдохнула и, стряхнув с платья винные капли, поставила графин обратно, едва ли не силой заставив себя разжать дрожащие пальцы на горлышке. Ее колотило с нервов. Просто невероятно, что ей удалось вытворить такое!

Но переживать было некогда: наскоро обтерев руки и вздернув платье обратно на плечи, Вивиен, торопливо вынула шпильку из волос и принялась копаться в дверном замке.

Томительно текли секунды, отсчитывающие бесполезные старания, но вот послышался тихий щелчок, потом другой и женщина поняла, что она добилась-таки своего. Тихонько скрипнув, дверь распахнулась, и она осторожно проскользнула внутрь.

Поиски были не слишком долгими. Планы с расположением потайных мест были точными, и Вивьен почти не копаясь в бумагах, обнаружила старые потертые листы с королевским вензелем сверху и с текстом и какими-то замысловатыми чертежами подписанными невероятно корявыми буквами. На всякий случай женщина сравнила подчерка и убедилась — ни один на остальных бумагах не напоминает те каракули. Но главное, при сравнении она обнаружила криво проставленную дату шестидесятилетней давности, означавшую, что именно эти листы она искала.

Быстренько придав себе более или менее пристойный вид, женщина запихала документы за корсаж и выскользнула обратно в коридор. Теперь оставалось лишь благополучно уйти из дворца, а завтра ее уже никто не найдет.

Однако этой мечте не суждено было сбыться. Едва она прошла галерею, и уже собиралась в соседнем коридоре нырнуть в потайную дверцу для прислуги, как на повороте наткнулась на своего бывшего любовника.

— Кларенс?! — потрясенная выдавила она кое-как. — Ты что здесь делаешь?

— Эт-то бы я у тебя х-хотел спрсить! — едва справившись с непослушными губами, выдал тот. — Я очнулся!.. А ты уехала… Ты же обещ-щ-щала!.. Я прследил за тобой!

Мужчина был в невменяемом состоянии. Даже находясь на расстоянии от него, ощущалось, как сильно от него разило спиртным. Похоже, все события вечера в его голове перепутались, и он, очнувшись после нокаута, поспешил за любовницей во дворец.

— Я… я… я забирала документы у Хольгрима. Да, я забирала компромат на тебя! — наконец-то нашлась женщина.

— В спальн… спальне любовницы кроля… короля… — с трудом проговорил тот. Иронией в его словах и не пахло. Наоборот, Кларенс был серьезен, как бывают серьезны лишь пьяные. — Я все видел! Ты ворвка! — он обличительно ткнул в нее пальцем. — Верни то, что взла!

— Кларенс, ты не понимаешь… — попыталась возразить Вивьен, но тот отмахнулся от ее слов.

— Ты шлюха и вровка! Я видел тебя! Видел тебя и тех… тех наглцов! Ты… Как ты мгла? Ты шлюха! Я сейчас позову всех и расскажу, что ты вровка! — и громко заголосил: — Эй кто-нбудь! Эй…

— Кларенс, Кларенс, прошу, — попыталась умилостивить его Вивьен. — Тише, тише… Ты же ничего не понял… Я должна была так поступить… Кларенс…

— Я все видел! Ты бла с ними! Ты вровка!.. Ты… ты испол… Исползовала мня! Да! Ты всех исползовала! Исползовала Хлгрима… Мня! Всех исползовала. Всех! Я видел! Хлгрим отравлен, лакеи мртвы! Это ты! Это все ты! Эй, кто-нибудь?!

— Кларенс я никого не убивала, все живы…

— Млчи! — рявкнул он и еще громче завопил: — Слуги!..

И тут нервы у Вивьен не выдержали. От осознания, что еще немного и ее схватят, не смея больше рисковать, она нащупала в потайном кармане клинок, так удачно прихваченный из герцогского дома и, метнувшись к бывшему любовнику, с отчаянным рыком всадила ему в грудь кортик по самую рукоять.

Кларес удивленно попытался что-то сказать, но раздался лишь булькающий звук. Изо рта полилась темная кровь, он зашатался, а затем изломанной куклой повалился на пол.

Женщину затрясло. Она несколько секунд с неверием смотрела на дело рук своих, а когда из-под головы упавшего начало растекаться пятно, показавшееся в лунном свете черной кляксой, она не выдержала и, не оглядываясь, со всех ног побежала к дверце для слуг.

Невероятно устав за кажущуюся бесконечной ночь, Себастьян кинул поводья какому-то лакею и кратчайшим путем, по лестнице для слуг поспешил в королевские апартаменты.

Крутая лестница, выделывая немыслимые спирали и повороты, оказалась настолько тяжела для подъема, что, утомившись на пожаре, мужчина вынужден был остановиться на широкой площадке перед очередным крутым витком и перевести дух. Но едва он отдышался и уже собрался двигаться дальше, как тишину вспорол дробный стук каблучков. Кто-то явно в спешке спускался по кованой лестнице. Себастьян отступил чуть назад, в темноту, куда не падал тусклый свет лампы, и затаился.

Он почти не удивился, когда на него вылетела взъерошенная Вивьен. Она, глядя лишь под ноги, чтобы не споткнуться, выскочила на площадку, и уже хотела было понестись дальше, как Себастьян схватил ее за кисть и, резко крутанув, развернул и прижал к себе спиной. Удерживая женщину поперек бурно вздымающейся от дыхания груди, он тихо задал вопрос на ушко:

— И куда мы так торопимся?

Вивьен тут же признала по голосу Себастьяна. Пытаясь освободиться, она рванулась, потом расслабилась, чтобы в следующее мгновение вновь дернулась в сторону. По метаниям было понятно, что она не ожидала встречи с мужчиной и явно не знала, что еще предпринять.

— Ну, так как? — поинтересовался Себастьян, по-прежнему прижимая ее к себе.

— Я… Я убегаю от Хольгрима, — попыталась отвертеться она.

— Правда? — с иронией протянул Себастьян и предложил. — А если еще подумать? — и для ускорения эффекта еще сильнее притиснул к себе одной рукой, а другой начал охлапывать, проверяя на предмет скрытого оружия или еще чего.

В тиши лестницы, наполненной лишь бурным женским дыханием, отчетливо послышался хруст бумаги. Вивьен обмерла от страха.

— Значит от Хольгрима, — как-то многозначительно протянул Себастьян. — А там тогда что? — и несколько не смущаясь, запустил руку за корсаж платья.

Женщина заметалась, силясь вырваться, но Себастьян держал ее крепко. Даже сквозь плотную ткань платья и корсет, он чувствовал, как в сумасшедшем ритме стучит ее сердце.

— Пусти! Пусти! — пыталась вырваться Вивьен, но, несмотря на все ее метания, мужчина уверенно вытянул из декольте сложенные вчетверо королевские документы.

Себастьян опознал их сразу и удивленно присвистнул.

— Ничего себе! Так вот оказывается, за чем охотилась наша госпожа-шпионка?! Интересно ты вытащила их все? — и, встряхнув, чтобы развернуть, попытался просмотреть все ли на месте.

Себастьян по-прежнему держал ее одной рукой, да к тому же еще отвлекся, и женщина не преминула этим воспользоваться. На мгновенье обмякнув, она соскользнула вниз, чтобы в следующую секунду вцепиться зубами ему в руку. Себастьян не отпуская ее запястья, оттолкнул, чтобы оторвать от себя. По руке, в которую вцепилась Вивьен, тонкими струйками текла кровь. Женщина ударилась спиной о перила, но словно не замечая боли на миг исказившей лицо, резко выбросила ногу вперед и вверх. Удар острым носком туфельки пришелся мужчине прямиком в пах. Себастьян, не ожидавший такого подлого приема, разжал от боли руку, а нахалка этим мгновенно воспользовалась. Даже на секунду не задерживаясь, чтобы подобрать бумаги, она козой перескочила скрючившегося от боли мужчину, и помчалась вниз.

Когда Себастьян обрел способность слышать, на лестнице давно воцарилась тишина. Поняв, что пускаться в погоню глупо, да и не сможет он в таком состоянии, сжав зубы от боли, на корточках, он подобрал рассыпавшиеся по площадке чертежи, а потом, по-прежнему не выпрямляясь, утиными шажками стал подниматься наверх, чтобы тихонечко известить его величество и охрану уже о двух происшествиях. Поднимать на дыбы сразу всех и устраивать переполох он не стал — во дворце так некстати находилось большое посольство из 'дружественного' Соувена. А поскольку Вивьен как раз работала на одного из советников этого государства (Себастьян уже знал на кого именно), им бы это доставило дополнительное удовольствие, а то и вызвало бы ненужные расспросы или того хуже подтолкнуло бы к нежелательным для его государя выводам.

Поэтому Себастьян стараясь не торопиться, перешел по коридору, ведущему с лестницы для слуг на другую лесенку, поднялся и, открыв дверцу, вышел в приемной его величества.

Там на страже стояли четверо гвардейцев. Они мгновенно вскинули оружие, беря Себастьяна на мушку, но тут же опустили револьверы, узнав его. Чтобы не уронить достоинства в глазах гвардейцев Себастьян, стиснув зубы, с трудом выпрямился и, стараясь не горбиться, прошел во внутренние королевские покои, где в предбаннике у стены на кушетке дремал один из камердинеров.

Себастьян разбудил его, осторожно коснувшись плеча. Мужчина вскинулся и со сна мутными глазами уставился на маркиза.

— Мне нужно срочно к королю, — тихо проговорил Себастьян.

— Но его величество… — попытался возразить тот, но маркиз лишь покачал головой.

— Утром уже будет поздно.

Тогда камердинер поднялся и, стараясь ступать как можно тише, прошел через кабинет в спальню его величества. А Себастьян едва тот скрылся за дверью, с облегчением согнулся пополам, приняв прежнюю позу, в которой передвигался по лестнице.

Вот в таком положении его и застал король.

— Что стряслось? — это были первые слова, что произнес его величество.

Он, кутаясь в длинный шелковый халат, сонно щурил глаза на свет свечей.

— Диверсия на фабрике. С пожаром уже справились и вот… — Себастьян лишь протянул бумаги королю.

Тот взял, но даже разглядывать не стал, поскольку сразу узнал документы, подписанные рукой его бабки.

— Кто? — хмуро спросил его величество.

Себастьян перед ответом попытался принять более приличествующую позу, на что государь лишь отмахнулся, мол, не стоит, и тот по-прежнему не выпрямляясь, начал рассказывать сперва о Вивьен, а после о пожаре.

— … А вот кто это провернул — пока установить не удалось. Но я там Фредерика оставил, надеюсь, он узнает. Так что посольству из Соувена нам показывать пока нечего. Не раньше чем через неделю им удастся довести до ума испорченную партию, и лишь только тогда, мы сможем провести показательные стрельбы.

— Послов придется еще помариновать… — скривился король. — А они мне и так все нервы вытрепали. Ладно, еще засветло завалю заботами нового канцлера, пусть голову поломает. Он верен нам, так что эту тайну ему знать можно. А по поводу девицы… Эм… Бенжамен, — обратился он замершему у стены камердинеру. — Так вот Бенжамен, ты девицу Вивьен Клерво — сводную сестру мужа моей дочери видел? — Тот утвердительно кивнул. — Хорошо помнишь? Описать сможешь? — Камердинер вновь кивнул. — Так вот бегом в тайную канцелярию и чтобы уже завтра утром ее нашли.

Мужчина поспешил прочь из приемной, чтобы выполнить приказ. А когда Себастьян и его величество остались одни, король сочувственно спросил:

— Это она тебя так?

Маркиз лишь скривился.

— Я думал ее просто завербовали. А оказывается она ученая: и как правильно из захвата выскальзывать, и как действовать в необычных для нормальной девицы случаях… Похоже вся ее любвеобильность и женская слабость лишь ширма, прикрытие. А на самом деле она опытная шпионка. Нужно спешно, но по по-тихому отправить людей осмотреть покои леди Иннес. Я ее бегло обыскал — при ней кроме этих бумаг ничего не было, но мало ли.

— Тогда распорядись, — приказал король, — а потом…

Но Себастьян вскинулся.

— Ваше величество, я хотел бы у вас попросить…

— Говори.

— Мой кузен Кларенс, муж Аннель, напился и избил ее. Его скрутили, но боюсь к утру, он протрезвеет, и как бы не случилось еще более страшного. Я…

— Да иди уж! — мгновенно все поняв, разрешил король и, спрятав улыбку, добавил. — Влюбленный! — Себастьян смутился. — Иди! Только… — маркиз вопросительно посмотрел на его величество. — Мы с леди Иннес и моя дочь с мужем, на неделю уедем в Шроп: как раз послов ожиданием помаем, и я обещание отдохнуть, данное моим девочкам, немного выполню. Так что обо всем докладывай новому первому канцлеру. А теперь иди уж, герой-любовник! Только перед уходом, вели кому-нибудь из гвардейцев зайти сюда.

Себастьян осторожно спустился по лесенке и, взяв жеребца под уздцы, пешком, отправился домой.

Уже светало, когда он, наконец, добрался до особняка. Самостоятельно поставив коня в стойло, он никем незамеченный поднялся к себе в комнату. Аннель все еще спала, свернувшись клубочком и уткнувшись носом в подушку. Скула у нее по-прежнему была припухшей, а на щеке еще виднелись следы до конца не оттертой крови. У Себастьяна защемило в груди. Господи, почему же он не успел вовремя, не защитил ее?!

Он было протянул руку, чтобы убрать от лица локон, но так и не коснулся, не хотел нечаянно разбудить. Ах, если бы он только мог быть с ней вместе?!

Только теперь до конца Себастьян понял, насколько же сильные чувства испытывал король к своей жене — Флоренс Пришедшей. До этого он симпатизировал женщинам, испытывал к ним привязанность, и даже считал что любил, но как оказалось — это не было любовью. Ради них он не был готов пойти на любые жертвы, он даже бы не подумал поступиться честью или рискнуть головой. А здесь?! Он был готов мир перевернуть, если б смог! Но он не мог. Не мог приказать принять закон о разводе, не мог вызвать на дуэль… Хотя нет, как раз на дуэль мог! И сделает это, несмотря на запрет его величества. Он больше не позволит Кларенсу истязать Аннель. То, что он увидел сегодня… Бешенство вновь застилало ему глаза, едва он только вспоминал произошедшее! Если бы не гости и слуги, он прибил бы его на месте. Хотя после случившегося, он это и так сделает!

Стараясь не шуметь, он потихонечку прошел в гардеробную, чтобы сменить грязную одежду. А когда вернулся, девушка уже сонно хлопала глазами, явно не понимая, где очутилась.

— Доброе утро, — первое, что услышала я, когда только что проснулась и начала озираться по сторонам.

Я вздрогнула, увидела выходящим из двеnbsp;На короткое мгновение Себастьян прижал мою ладошку к себе.

ри гардеробной Себастьяна и… и на меня нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере.

— Где?.. — в панике я едва не подскочила с кровати, но, увидев мягкую улыбку мужчины, успокоилась.

— Все хорошо и ты у меня в спальне, — меж тем поспешил добавить он, чтобы окончательно успокоить меня. — И не волнуйся, кроме нас о том, что ты здесь ночевала, никто не будет знать. Твоя репутация не пострадает.

— При чем здесь репутация? — не поняла я, приподнимаясь на кровати. — Я опасаюсь, что Кларенс прознает, где я и примчится…

Мало ли что могло еще взбрести в голову моему спятившему супругу?! Он мог ворваться сюда и начать… Хотя нет, Себастьян ему конечно же не позволит, но быть участницей даже словесной перепалки я не желала. Я бы этого просто не выдержала.

— Не примчится, — заверил меня Себастьян.

Он присел на краешек постели, осторожно отвел пряди волос от лица, одновременно очерчивая его овал, а потом наклонившись, едва ощутимо поцеловал меня в кончик носа.

— Все будет хорошо, — как заклинание повторил он, не отрывая от меня взгляда. — Я обещаю тебе, отныне все будет хорошо и никто и никогда не посмеет тебя коснуться.

— И даже ты? — попыталась поддеть я, улыбнувшись, но губу дернуло от боли так, что пришлось лишь криво ухмыльнуться.

— Я составлю исключение, — тихо, но чувственно, прошептал Себастьян. — И чтобы ты до конца поняла почему, мне кое-что нужно тебе рассказать.

Думая, что он продолжает любовную игру, я подняла полный нежности взгляд, но оказалось, что Себастьян был чрезвычайно серьезен.

— Мне необходимо так много рассказать: и о тебе, и о Кларенсе, и о легенде про повенчанных душами, из-за которой ты пострадала, — начал он, словно бы исповедуясь. — Но прежде чем я начну, мне хотелось попросить об одном: поверь все, что я сейчас расскажу — настоящая правда, а то что говорил мой отец или кто-либо еще — нет. Сама легенда иная, нежели чем все привыкли считать, и в твоем… нет, пожалуй, следует сказать в нашем случае…

Но ему не дали договорить. Послушался громкий стук в дверь — от неожиданности мы вздрогнули, а через несколько секунд послышались торопливые шаги в гардеробной, и в комнату влетел камердинер.

— Милорд, вашего кузена — маркиза Мейнмора, сегодня ночью нашли мертвым во дворце! — выпалил он на одном дыхании, не заметив меня в тени кроватного занавеса, а рассмотрев, тихо охнул и, опустив голову, отступил в гардеробную, а потом оттуда торопливо добавил: — Мои извинения и соболезнования миледи.

От такого известия Себастьян невольно стиснул мою руку, но тут же отпустил, в мгновения ока вернув себе самообладание.

— Отцу и вдовствующей маркизе об этом уже сообщили? — спросил он замершего вне моего поля видимости слугу.

— Думаю уже да, милорд, — ответил тот. — Бейкбор поспешил к его светлости. Но это еще не все.

Себастьян вопросительно посмотрел на него.

— Гвардейцы, что принесли тело, требуют вас. Они… Они имеют ордер, подписанный королевским прокурором о взятии вас под стражу. Вас обвиняют в убийстве маркиза Мейнмора.

Себастьян замер как громом пораженный, а я вздрогнула и выкрикнула лишь одно единственное слово:

— Нет!

Когда слуга удалился, маркиз начал было успокаивать меня, но я лишь отмахнулась от его тактичных заверений, что после смерти Кларенса жизнь не кончится. Можно сказать, что после его смерти она начиналась для меня заново!

Я пребывала в шоке от обвинения, которые выдвинуты против Себастьяна. Такое глупое, неимоверное, дурацкое, нелепое… Нет! Этого не может быть!

Вцепившись в его камзол, я боялась разжать руки, будто бы если сделаю это, то его отнимут у меня, что… Нет! Этого не может быть!

— Аннель, Аннель, прошу тебя, — попытался уверить меня Себастьян. — Я сейчас спущусь вниз и разберусь со всем. Поверь, в тот вечер больше я Кларенса не видел. Я не убивал его.

— Я вам верю!.. — кивала я в ответ, по-прежнему не разжимая рук.

Однако Себастьян все же сломив мое упрямство, сумел отцепить меня и, попросив остаться в комнате, уже собрался выйти, как я вскочила с кровати и собралась следом за ним.

— Аннель ваша репутация пострадает… — предостерегающе начал он, но я лишь отмахнулась.

— К черту репутацию!

Тогда Себастьян попытался достучаться до меня по-иному.

— А ваше платье?

Я спала одетой, и оно пребывало даже в более плачевном состоянии, нежели вчера. Придать ему пристойный вид было уже невозможно. Однако я лишь вновь мотнула растрепанной головой.

— К черту платье!

— Аннель…

— Нет, мы спускается вместе! И ни слова больше!

Видя мою непреклонность, мужчина лишь тяжело вздохнул и, открыв дверь, пропустил вперед.

Внизу, в холле нас ждали дворецкий, несколько людей из прислужников жались к стенам, а посреди на носилках, опущенных прямо на пол, лежал Кларенс. Сейчас его лицо было безмятежным и спокойным. Смерть стерла уродовавший его гнев. У его ног в черных одеждах в безмолвии оцепенела вдовствующая маркиза, герцог, прижав руки к груди, замер, словно бы не верил в то, что видел перед собой. У дверей застыли двое гвардейцев, с полагающимися по случаю скорбными выражениями на лицах. Видимо они принесли печальную весть и доставили тело в особняк.

Лишь одна фигура вызывала диссонанс со всеми остальными. У дверей с деловым видом расхаживал мужчина, одетый в штатское: одну руку он держал в кармане, а другой бодро отмахивал в такт шагам. Едва завидев меня с Себастьяном, он поспешил к лестнице, одновременно при этом запуская руку в карман и извлекая нечто продолговатое, обернутое в ткань.

— Вы узнаете это? — спросил он, подойдя почти вплотную и освобождая от ткани рукоять кортика.

— Да, это олений нож, подаренный мне его величеством, — ровным голосом ответил Себастьян, а я, бросив на него косой взгляд, поняла, он едва себя сдерживает — желваки так и ходили на скулах.

И я поняла, нас всех ждали неприятности.

А мужчина, ни слова не говоря, развернул клинок дальше, продемонстрировав кровавые пятна на ткани и засохшую кровь на лезвии.

— Этим оружием сегодня ночью ударом в грудь был заколот маркиз Мейнмор. Поскольку это оружие принадлежит вам, и похожего человека видели у королевских конюшен, верховный королевский прокурор лорд Брогерст приказал арестовать вас, по подозрению в убийстве кузена. Тем более что были свидетели видевшие, как накануне вы имели эм… вы подрались с маркизом Мейнмором из-за его супруги, и вас пришлось разнимать.

— Все не так… — попыталась влезть я, но была остановлена Себастьяном. Тот вскинул руку, призывая к молчанию.

— Позволите мне захватить с собой необходимые вещи, — с видимым спокойствием произнес он.

— Прошу, — широким жестом указал мужчина.

Себастьян кончиками пальцев как бы невзначай коснулся моей спины, мол, не вмешивайся и оставайся здесь, и только тогда поспешил подняться наверх.

Мы все так и остались внизу, не нарушая молчания.

Лишь когда гвардейцы с мужчиной в штатском увели Себастьяна, а дверь за ними закрыл дворецкий, тишину нарушила вдовствующая леди Мейнмор. Она подняла на меня тяжелый, полный холодного презрения взгляд и, словно выплевывая слова, произнесла:

— Я считала тебя умней. А ты оказалась обычной влюбленной дурой, поставившей не на того мужика. Теперь можешь начинать сожалеть об этом.

Но я смело встретила ее ненависть.

— Я бы сожалела, если бы приняла ваше предложение. А пока не о чем, — и гордо выпрямив спину, развернулась и начала подниматься по лестнице в свою комнату. Более в этом доме опасаться мне было некого.

Достав из шкафа первое попавшееся платье, я вызвала служанку и с ее помощью торопливо переоделась, кое-как прибрала голову, а после поспешила к его светлости. Нужно было что-то предпринять, чтобы спасти Себастьяна. Обвинение было абсурдным до невозможности! Я знала, что он не убивал Кларенса, чувствовала это всем сердцем.

Камердинер не хотел пускать меня и даже преградил дорогу, но достало одного взгляда, чтобы мужчина уступил и, отойдя на шаг в сторону, распахнул двери.

Его светлость и до этого выглядевший неважно, ныне лежал в постели, а возле него суетился доктор. Он тоже попытался возмутиться на мое вторжение, но герцог лишь махнул рукой, дозволяя и я присела на краешек кровати.

— Ваша светлость, скажите, что мне необходимо сделать, и я сделаю, — начала я с горячностью. — Может быть, обратиться к его величеству? Подать прошение или еще что? Если нужно, я сама отправлюсь во дворец и добьюсь аудиенции? Благо мне получить ее довольно просто.

— Я все уже сделал, — тихо проговорил, Коненталь, приободряюще похлопав меня по руке, — только его величество в отъезде и будет не раньше чем через неделю.

— Но?! — вскинулась я.

— Ты не волнуйся, его сможет осудить только суд королевской скамьи, а это долгий процесс…

— Он же не виноват! — едва не вскричала я.

А герцог лишь тепло по-отечески улыбнулся.

— Ты это уже знаешь, — утвердительно произнес он. — Значит, легенда сбывается…

— Ваша светлость, но нужно же!.. — попыталась достучаться до него я, мало что понимая из его невразумительных речей.

— Все будет хорошо. Поверь. Ты во многом не смыслишь, и как женщина не должна смыслить, это непосильный груз для твоей юной головки, — по-прежнему тихо заверил меня герцог, — А теперь ступай, мне нужно отдохнуть…

Раздосадованная на бездействие герцога и возмущенная его пренебрежением к женскому уму, я нехотя поднялась. Конечно же я понимала, что герцог Коненталь в таком состоянии не способен что-либо предпринять, но я-то была на ногах! Меня-то не стоило сбрасывать со счетов! Я могла пойти к королю, что-то сделать, главное сказать что именно. А герцог, как назло считал, что женщина ни на что не способна и ничего не поручил.

Напоследок я попыталась еще раз воззвать к его разуму, но доктор выгнал меня, закрыв перед носом дверь. В бессилии я стиснула кулаки и замерла в коридоре, пытаясь совладать с собой. И тут, словно холодный душ, в чувство привели раздавшиеся за спиной слова:

— Потаскуха! Хоть бы приличия поимела — оделась в траур! — я обернулась, невдалеке стояла свекровь и холодно взирала меня. Весь ее вид источал презрение, а страданий, убитой горем матери, не было и в помине. — Выкажи уважение к усопшему!

— Уважение? — выгнула я бровь — щека тут же отозвалась болезненным подергиванием. — Что-то ваш сын его мне весьма своеобразно выказывал! Или может быть пройти поближе к свету, чтобы синяки виднее было?

— Он мало тебя бил, раз ты под другого полезла! Науку послушания получше вколачивать надо было.

— Эту науку в сына вам тоже вколотить не удалось, — колкостью на колкость ответила я. Похоже, после смерти сына я для свекрови стала врагом номер один. — От такого мужа мне не в траур следует облачаться, а в карнавальные одежды.

— Шлюха и тварь неблагодарная! — от таких слов свекровь напрочь растеряла достоинство и самообладание.

— Зато не лицемерка, как некоторые, — дернула я плечом и, развернувшись, пошла прочь.

Нужно было что-то делать, как-то помочь Себастьяну оправдаться и я старалась изо всех сил. За два дня, я умудрилась прорваться во дворец, на прием к первому канцлеру, раза три трясла Ковали, подбивая, чтобы он отправил весточку королю, но все бестолку. Мне казалось, всем было все равно, что Себастьяна арестовали и посадили в тюрьму. Даже его отцу — герцогу Коненталю и то было наплевать.

На третий день мытарств, почти выбившись из сил и отчаявшись добиться хоть какого-нибудь результата (надо сказать в тюрьму к Себастьяну меня тоже не пустили), в полном отчаянии я засела в герцогской библиотеке с намерением проштудировать книги по юриспруденции, чтобы понять, отчего же все так спокойны. Но даже не успела толком начать читать, как, прервав мое сосредоточение в усилии продраться сквозь казуистические фразы, в комнату вплыла свекровь. Я решила проигнорировать ее появление, но та нимало не смущаясь, без приветствия довольно произнесла:

— Я дождалась. Завтра твоего полюбовника сам лорд Брогерст станет судить, — и более ничего не добавляя, словно одна фамилия лорда должна была все прояснить, как торжествующий победу над врагом, вышла с гордо поднятой головой.

Чтобы сдержать рвущийся из груди крик, я закусила губу и лишь отдышавшись, и придя в себя, поспешила к герцогу в комнату. Однако он вновь не сказал мне ничего вразумительного, лишь туманно ответил, что дело будет рассматривать суд королевской скамьи и попросил не волноваться понапрасну.

Но как я могла не волноваться?! Как не переживать?! Мир в очередной раз перевернулся с ног на голову, отняв все, что стало дорогим. Едва я поняла, что люблю Себастьяна всем сердцем, его забрали. Однако на сей раз я решила, что не сдамся, что буду бороться до конца.

И вот на следующий день, облачившись во все черное, чтобы не вызвать излишних кривотолков, нахлобучив на голову глубокий капор, и набросив на лицо плотную вуаль (припухлость с лица сошла, но синяки еще были видны, проступая на коже желто-зелеными уродливыми пятнами), я в сопровождении герцога и свекрови отправилась на первое судебное заседание.

Всю дорогу в карете до здания суда мы хранили напряженное молчание. Леди Мейнмор всем своим видом изливала холодное презрение. Герцог, откинувшись на спинку сиденья, от слабости прикрыл глаза и, игнорируя атмосферу царящую в салоне, уснул. А я, сжав пальцы крепко-крепко, что они даже занемели, старалась внешне сохранять невозмутимое спокойствие, хотя внутри тряслась от нервного напряжения.

Но, как все на свете, поездка подошла к концу, и мы прибыли. Я выглянула в окно — здание суда в пасмурный зимний день показалось мне особенно зловещим. Его высокие колонны из серого мрамора, державшие своды, и резные фигуры строгих судей на фризе, символизировали для меня грядущие беды. Сдерживая подступающие слезы, я едва ли не спотыкаясь, стала подниматься вслед за свекровью. Та черной гарпией возмездия ковыляла на пару шагов впереди. А герцога, чтобы не утомлять подъемом, по ступенькам наверх внесли лакеи.

Не поднимая головы, скрывая под вуалью лицо, я вошла в зал суда, и опустилась в первом ряду, опять-таки рядом с герцогом и вдовствующей маркизой. Правда, его светлость, ободряюще похлопал меня по руке, но…

В моей голове рисовались ужасы предстоящего суда. В этом мире не было ни дактилоскопии, ни приборов, способных установить точное время смерти. Думаю, даже о вскрытии в этом мире еще не шла речь! Я ожидала самого худшего.

Себастьян с особой тщательностью повязывал шейный платок, готовясь выйти в зал суда на предварительное слушанье. Сегодня ему зададут лишь основные вопросы, королевский прокурор, так ненавидящий отца, попытается отомстить, стараясь выдавить немедленное признание, но это мелочи. На такие глупости, он маркиз, досконально знакомый с судопроизводством не купится. Обвинение Брогерста шито белыми нитками, и развалится при детальном разбирательстве. В том, что оно так и будет, маркиз был убежден. Правда, после того, как начнется подробное слушанье, все заседания будут проходить закрытыми — ведь нельзя же вытаскивать на всеобщее обозрение шпионские игры и тщательно оберегаемую государственную тайну. А пока… Пока пусть Брогерс наслаждается моментом. Вернется его величество, будут озвучены факты диверсии на фабрике, кража документов Вивьен, вот тогда и посмотрим.

В том, что Кларенса скорее всего убила Вивьен — Себастьян не сомневался. Уж слишком она была взвинчена, слишком взволнована, когда сбегала из дворца. К тому же тем же вечером женщина была на ужине в доме, а при ее деятельности — шпионаже — можно было запросто стянуть оружие из кабинета. Да ей ничего не стоило подслушать разговор с Фредериком! Здесь все было просто и складывалось как дважды два.

Гораздо сильнее его интересовали два вопроса — кто подстроил диверсию на фабрике, и куда подевалась Вивьен? Сыскари из тайной канцелярии перевернули город вверх дном, но никаких следов шпионки не обнаружили. Она как в воду канула.

За отца Себастьян тоже не переживал: тот знал все нюансы и подводные камни в судейском деле. Герцог будет спокоен и станет терпеливо дожидаться, когда его заклятый враг — верховный королевский прокурор усядется в лужу. Только Аннель… Он надеялся, что отец все же сообразит, что она как пришедшая из другого мира не знает особенностей судопроизводства, и он расскажет ей все подробно.

Ему уже доложили, что девушка умудрилась поднять всех на ноги. Она добралась даже до первого канцлера, убеждая его немедленно начать действовать, и тот встревоженный, пожаловал к нему в камеру. Надо сказать согласно его положению и статусу в очень удобную камеру.

Когда Себастьян еще раз в подробностях пересказал все обстоятельства дела, лорд Эжен похлопал его по плечу и, ухмыльнувшись, фыркнул:

— Вижу, что все не настолько серьезно. И скорополит Брогерст решил отличиться и затеял показательный процесс, пока короля нет в городе. Если бы его величество не уехал, он не то, что не стал так спешно устраивать громкое и вдобавок открытое судебное дело, он даже не рискнул бы ордер об аресте подписать. Так что потерпи до возвращения его величества. Не стоит сейчас упирать на свою должность и требовать, чтобы тебя выпустили — это лишь распалит Брогерста, и тот еще больше привлечет внимание общественности к этому делу. А нам огласки не надо. Так что пусть этот мозгляк пока похваляется, все равно ему дадут укорот, едва король приедет. Тем более в деле шпионы замешаны… Сейчас главное с Соувеном разобраться — произошедшие взрывы явно их рук дело.

На том они тогда и порешили.

В двери повернулся ключ, и напрочь игнорируя протокол проведения дела, в комнатку, где обвиняемые находились до суда, зашел никто иной, как лорд Брогерст. Его водянистые глаза, больше похожие на рыбьи, с презрением взирали на мир поверх пенсне, а отвислые щеки, напоминавшие бульдожьи, делали выражение лица еще более презрительным и надменным.

Уже переодетый в мантию, и напяливший на лысину завитой судейский парик, он внимательным взглядом окинул маркиза, а потом отрывисто произнес:

— Рекомендую вам, молодой человек сознаться во всем сразу! У меня множество свидетелей, видевших вашу ссору, ваше оружие служит доказательством…

— Радуйтесь, пока можете, — ухмыльнувшись, посоветовал ему Себастьян, — ведь вы еще многого не знаете…

От сдерживаемой злости щека прокурора дернулась, а пенсне едва не съехало с мясистого носа.

— Вы тоже многого не знаете! — наклонившись поближе к сидевшему на скамье маркизу, он просипел эти слова в лицо. — Поэтому предупреждаю, если вы не сознаетесь, я придам огласке эту бумагу!

Но Себастьян лишь с издевкой изогнул бровь. Это подействовало на прокурора как красная тряпка на быка и он, брызгая слюной, продолжил угрожать:

— Вчера некто Стюарт Уинтроп — бывший камердинер барона Мейнмора. За сходную цену он предложил весьма интересную бумагу. Вот список с нее, — и сунул в руки удивленному маркизу записку.

Тот развернул ее и пробежался глазами по строчкам: 'Милорд, хочу уведомить вас, что знаю, кто именно виновен в непрозвучавшем деле с некими бумагами, которыми вы намеренно завладели, а потом имели возможность проиграть, сделав неудачную ставку в игорном доме в Чатстоуне. А так же еще желаю добавить, что мне известно, что ваш родственник, преступив границы своих должностных полномочий, не огласил вашу причастность к вышеуказанному инциденту. На основании всего вышеперечисленного, я прошу вас немедленно покинуть город, в противном случае я дам огласку данным сведениям'.

— Так вот, — с видимым удовольствием растягивая слова, произнес прокурор, едва Себастьян прочел написанное, — если вы не признаете свою вину в убийстве маркиза Мейнмора, я смешаю с грязью род Коненталь и вашего отца в частности!

Себастьян в негодовании было скрипнул зубами, но мигом овладев собой, урезонил лучащегося довольством обвинителя.

— Отец уже не канцлер, в случае чего переживет и это. Брогерст, вы в очередной раз двумя ногами вляпываетесь в навозную кучу, называемую политикой, так что не спешите радоваться. Когда мне разрешат рассказать, что я знаю — вам уже будет не так весело.

— За вас говорит ваша самонадеянность! — не поверил ему прокурор. — Максимум, я дам вам время на размышление до следующего слушания. Но все же рекомендую немедленно!..

— Рекомендовать вы своей жене будете, а не тайной канцелярии, — уже находясь в сильном раздражении, оборвал его Себастьян.

Он понятия не имел, что Кларенса шантажировали, и уж никак не ожидал, что сведения о пропажи бумаг из трастового фонда станут известны третьим лицам. Это несколько выбило его из колеи, однако ни в коей мере не заставило сдать свои позиции. Обвинение в убийстве Кларенса было нелепым, и лишь замедляло расследование. Но оставалось подождать еще три дня, и он выйдет на свободу. А пока…

— Идите в зал суда, — посоветовал маркиз взбешенному прокурору. Тот как рыба выброшенная на берег разевал рот, но так и не находил достойного ответа на грубость. — Вас уже заждались.

Сменив цвет лица с пунцового на бледный от нахлынувшей ярости, Брогерст, процедив лишь: 'Вы еще пожалеете!', - спешно удалился из комнатки.

А спустя какое-то время вошли два гвардейца и, встав по обеим сторонам, повели самого Себастьяна в зал заседаний.

Вивьен, вцепившись в борт корабля, так, что побелели пальцы, всматривалась в бирюзовую морскую даль. До последнего момента женщина опасалась, что ее узнают, настигнут в порту и арестуют. Но вот корабль отчалил к далеким берегам Новой Артионы. Вроде все обошлось и можно облегченно выдыхать.

Последние дни прошли как в тумане. После того как она выскочила из спальни с вожделенными документами, все запомнилось отдельными кусками и фрагментами. Вот Кларенс с перекошенным лицом зовет слуг, а уже в следующую минуту она пытается заставить его замолчать. Кровь… Какая-то сумасшедшая встреча с герцогским сынком, а потом бег, бег, бег…

На всякий случай у нее давно был готов план экстренного побега, но он не был рассчитан на то, что придется долго скрываться. Она предполагала бежать максимум до границы с Соувеном, а там пересечь ее и все — безопасность. Теперь же потеряв документы, она не могла вернуться к Герману, он бы ей этого никогда не простил. И тогда Вивьен решилась бежать ото всех.

Вернувшись к себе, женщина обрезала роскошные рыжие кудри, наскоро перекрасила их басмой, придав им тусклый каштановый цвет, подкладочками под щеки изменила овал лица, а после, схватив лишь один саквояж, навсегда покинула дом.

В спешном порядке, превратив себя в пугало, она выехала из столицы с балаганными артистами, а потом насколько быстро смогла, добралась в Оманию. Там, у какого-то подпольного менялы, женщина по грабительским расценкам обменяла украденные Кларенсом векселя на предъявителя, а после поспешила в порт.

И вот теперь еще раз, изменив внешность — волосы острижены еще короче и перекрашены в жгучий черный цвет — она под видом убитой горем вдовы покидала континент. В единственном саквояже лежали деньги, которых должно хватить на несколько лет жизни, а в вещах были зашиты надаренные любовниками драгоценности.

Не веря своему счастью, Вивьен еще раз вздохнула полной грудью и наконец-то осознала, что свободна. Больше не будет Германа и его заданий, не будет шпионских игр и противных любовников. Теперь не нужно изображать из себя прелестницу, когда от ухажера с души воротит. Все осталось позади, раз и навсегда! Теперь она Аделла, скромная вдова из Омании, отправляющаяся к новым берегам за лучшей долей. А прошлого с его угрюмыми пансионами, шпионажем и напоследок с убийством никогда не было.