Боги Гринвича Воннегут Норб
Сидни смотрела на Кьюсака. Потрясенный взгляд, растрепанные волосы, на лице следы волнений последних часов, скорее даже, последних дней.
— Я не знаю, что делать, — сказала она.
— Давай начнем с Жана Бертрана. Ты ему звонила?
— Его мобильник не отвечает.
— Сид, а ты спрашивала у работников здания?
— Они говорят, Жан Бертран сбежал прошлым вечером.
— Но кто-то же его видел.
— Конечно, Джимми. Но ты же его знаешь. Этот парень может выманить яд у гремучей змеи.
— Черт, ты уже говоришь, как он, — сказал Кьюсак.
— Извини.
— И что, от Бувье ничего не слышно? Есть какие-то номера, куда можно звонить?
— Нет. И мы ничего не услышим, — ответила Сидни с абсолютной убежденностью.
— Почему?
— Он не выплатил зарплату в прошлую пятницу, — доложила она.
— Ты смеешься? Почему ты не позвонила мне раньше?
— Жан Бертран сказал, произошел сбой компьютера, и на неделе он все уладит.
— Ты ему поверила? — спросил Кьюсак.
— Он пригласил весь офис на ужин в стейк-хаус и заказал вина на семь сотен, как будто деньги вообще ничего не стоят.
— Похоже на Тайную вечерю.
— Джимми, это не смешно.
— И не должно быть.
— Что мне теперь делать?
У Кьюсака начались спазмы в желудке, как будто ему в любую минуту может понадобиться туалет. Но он посмотрел на Сидни, которая была ему верной опорой долгие годы, и сказал:
— Ну, поехали. Позвони со своего мобильного в обслуживание здания. Пусть поставят кого-нибудь перед входом в офис. Никто не входит и не выходит, пока не прибудет полиция.
— Принято.
— Где Бувье держал активы клиентов?
— «Бэнк оф Нью-Йорк», — ответила Сидни.
— Скажи их представителю, что возникла проблема, — продолжал Джимми. — Никаких переводов и сделок вплоть до последующего уведомления. О’кей?
— Принято.
— Сид, позвони в полицию. Скажи, пусть приезжают сюда.
— Думаешь, с Жаном Бертраном что-то случилось?
— Нет, — ответил Кьюсак. — Я думаю, этот креольский кретин пробрался сюда ночью и вывез все, не прибитое гвоздями.
— Козел.
— Ты знаешь, — спросил Джимми, — его бухгалтеров или юристов?
— Мой компьютер исчез. Все номера были в нем.
«Хуже не придумаешь».
Луи Армстронг посмел не согласиться. Он прервал разговор исполнением «La Vie en Rose». Рингтон, который Кьюсак зарезервировал для Эми.
— Джеймс, ты можешь говорить?
— Не сейчас, — ответил он. — Я с Сид в Эмпайр-стейт-билдинг.
— А почему ты не в Гринвиче? — спросила Эми.
— Долго рассказывать. Милая, ты не против, если я перезвоню тебе попозже?
— Меня кто-то преследует.
Кьюсак позабыл о Бувье. Его лицо окаменело.
— Ты в порядке?
— Скорее жутко напугана.
— Эм, что случилось?
— Какая-то женщина пялилась на меня вчера во время обеда.
— Она что-нибудь сказала? — спросил Кьюсак.
— Нет. Но она смотрела так, словно забавлялась, что я ее не узнаю.
— Ты ее знаешь?
— Я сначала так и подумала, — ответила Эми. — Я заговорила с ней, и она была вполне любезна.
— Но?..
— Назови это женской интуицией. От нее у меня мурашки по коже пробежали.
Кьюсак сдержал раздражение:
— Я пока не вижу никакого преследования.
— Поначалу я тоже. Мы с ней пошли к нильским крокодилам. И знаешь, как иногда люди подходят к тебе слишком близко, нарушая личное пространство?
— Она касалась тебя? — спросил Кьюсак, уже не раздраженный, а озабоченный.
— Нет.
— Но?..
— Это трудно объяснить.
— Она схватила твою сумку? Что она сделала, Эм?
— У нас тут викторина? Я не знаю, что она сделала. Она была жуткая, как некоторые парни бывают потными. О’кей, Джеймс? Я не вспоминала о ней до сегодняшнего утра.
— А сегодня утром?
— Я поговорила с Тиной.
— Кто такая Тина?
— Она продает билеты, — пояснила Эми. — Тина сказала: «Я рада, что вы встретились со своей подругой».
— Преследователем?
— Именно, — ответила Эми. — Эта женщина заходила в зоопарк на прошлой неделе и задавала всякие вопросы. По словам Тины, она назвала себя «давно потерянной подругой, которая хочет сделать мне сюрприз, подарок ребенку от «Тиффани».
— И что Тина ей рассказала?
— Все, что знала о моем рабочем распорядке.
— А с чего она решила, что все получилось?
— Она видела нас вместе вчера.
— Господи, Эм. Ужас какой. Дай мне десять минут, и я помчусь в зоопарк.
— А почему ты не возвращаешься в офис?
— Боюсь сломать стул о морду Шэннона.
— Смитти, привет, — сказал Кьюсак. — У меня большие неприятности.
— Что на этот раз, Джимми?
— Вчера вечером Бувье сбежал из города. И прихватил с собой все, что смог оторвать от пола.
— Кто-нибудь знает, куда он делся?
— Пока нет, — ответил Кьюсак своему юристу.
— Это беда, — заявил Смитти. — Помнишь «Обслуживание кредитов Литтона»?
— Конечно, — сказал Джимми. — Ближе к делу.
— Приятель, у тебя нет сорока пяти дней. Твоя квартира пропала.
— О чем ты, Смитти? Мы говорим о моей аренде в Эмпайр-стейт-билдинг. Платить за квартиру не нужно до февраля.
— Вряд ли она останется в твоей собственности еще на месяц, особенно если ты не найдешь Бувье.
— Почему?
— Помнишь условия своей ипотеки? — спросил Смитти.
— Конечно нет, — рявкнул Кьюсак.
— Начнем с Эмпайр-стейт-билдинг. Ты лично гарантировал выплату аренды. Могу поспорить, Бувье просрочил два платежа. Технически вся аренда снова на тебе.
— У меня проблема на миллион долларов. Я в курсе.
— Нет, Джимми. У тебя проблема на четыре миллиона долларов. Ты подписал пункт о перекрестном неисполнении обязательств на свою квартиру. И если ты не выполнишь обязательства по аренде, то автоматически объявишь о невыполнении обязательств перед Саем.
— Почему я согласился на этот пункт? — раздраженно спросил Кьюсак.
— С одной стороны, у тебя не было выбора. С другой стороны, Сай настаивал на средствах раннего предупреждения. Ты делаешь один годовой платеж в феврале. Он хотел заблаговременно получать сообщения о возможных проблемах. А вот и проблема.
— Но Саю придется проходить через те же процедуры выкупа, — возразил Кьюсак, — что и «Литтону».
— Очень сомневаюсь, Джимми. Он не банк. Думаю, он просто заберет ключи от твоего дома.
— Квартира достанется ему? — Кьюсака внезапно затошнило.
— Ты еще можешь потянуть какое-то время. Но не сорок пять дней. Договаривайся со своим нанимателем. Но в конечном счете ты будешь платить аренду Саю Лизеру.
Кьюсак осел на стул. Потеря лица. Потеря денег. Нехватка наличных. И кто-то преследует Эми. Лизер тянул за все ниточки в офисе. А теперь он протягивает их к дому Джимми.
— Смитти, какие у меня варианты?
Глава 48
— Нет, Грэм. Вложите деньги сейчас — и получите рояль на голову.
Упав в понедельник на 778 пунктов, Доу восстановил 485 во вторник, к концу квартала. В среду утром, когда Кьюсак и Даркин говорили по телефону, рынки рушились, будто вторничный батут оказался рваным. Та же история, только день другой.
Кьюсак больше не беспокоился. Дверь его кабинета была широко открыта. Он хотел уйти из «ЛиУэлл Кэпитал». Хотел поскорее избавиться от этого шоу уродов. Он плевать хотел на указания Лизера: «Именно у тебя проблемы с наличностью. Так что зарабатывай». Пришло время двигаться.
— Что-то не так? — спросил Даркин.
— Рынки, — ответил Джимми, разглядывая сонограмму Яза. — Мы сможем встретиться ближе к концу месяца?
— Я переключу вас на секретаршу. Подберите какое-нибудь время.
— Хорошо, Грэм.
Через тридцать секунд Кьюсак повесил трубку. Пусть Лизер поцелует его в задницу. А заодно Шэннон, преследователь и все остальные. Заложив руки за голову — классическая поза военнопленного времен Второй мировой войны, — Джимми выглянул наружу. Никки возвращалась на свое рабочее место, неся в руке сумочку.
Он долго смотрел на ее сумочку. Кожаная, ничего блестящего. Никки купила ее в «Саксе», заплатив пару тысяч. А может, у уличного торговца, за десятку. Когда Никки уселась и исчезла за своими стеллажами и папками, Кьюсак уже точно знал, что ему нужно. Пора воспользоваться страничкой из пьесы Лизера, той, где сказано: «Мы владеем гребаным Гринвичем».
— Эй, Никки, — сказал Джимми через десять минут. — Скажи всем. Ланч с меня.
— По какому случаю?
— Весь мир теряет деньги. Хедж-фонды рушатся направо и налево. Но я сегодня договорился о важной встрече и хочу это отметить.
Вряд ли Кьюсак был когда-нибудь обаятельнее, чем сейчас.
— «Планета Пицца»? — спросила она, имея в виду заведение рядом с «Гринвич Плаза».
— Ни в коем случае. Я уже сделал заказ в «Гленвилль Пицца». Две с фрикадельками. Две с пеперони и дополнительным сыром. Одна ассорти. Две с овощами. И с сардинами. И куча лимонада, хватит, чтобы смыть всю соль и жир обратно в Манхэттен. Но есть одна проблема.
— Я так и знала, — ответила Никки, подняв бровь.
Она смотрела с подозрением, но выглядела игриво и модно со своим рубиновым гвоздиком.
— У меня в полдень переговоры. Можешь съездить за едой?
— На твоей машине? — спросила она.
— Вот уж нет. Там одна хитрость с зажиганием, и я не хочу, чтобы ты застряла в Гленвилле с нашим обедом. Кроме того, это же праздник. Поговори с Шэнноном и возьми «Бентли» Сая.
— А если он скажет «нет»?
— Ты смеешься? Ты единственный человек на всей земле, который в силах заставить Шэннона улыбнуться. Все зависит от тебя, — ответил Кьюсак. — Твоя миссия — спасение мировых финансовых рынков: одна машина, два человека и восемь пицц вовремя.
— Я поговорю с Шэнноном. Но тебе нужно вздремнуть. Или что-то в этом роде.
— Привези мне «Маунтин Дью» и тонну кофеина.
— Ты уверен? — озадаченно спросила Никки, качая головой и широко улыбаясь.
— Я заплатил за все, включая напитки. Даже чаевые. Отказывайся от любых попыток познакомиться с твоим бумажником.
— Что-нибудь еще, Джимми?
«Забудь свою сумочку».
В Рейкьявике было на пять часов больше. Сигги закрылся рано и встретился с Олавюром в баре.
— Что? — воскликнул тихий владелец галереи.
— Ты слышал, — вяло ответил Олавюр и осушил рюмку текилы, своей новой симпатии. — «Хафнарбанки» выгнал меня. — Он махнул бармену и распорядился: — Еще одну.
— Выгнали после всех твоих трудов…
— Это все уже неважно. «Хафнарбанки» не протянет и недели. Вчера Гвюдйонсен просидел весь день за закрытой дверью со следователями.
Сигги понизил голос и оглядел бар. Никто их не слушал.
— Кто навел их на вас?
— Сай Лизер.
— А его проблемы с «Бентвингом»?
— А что с ними? Я заработал деньги на понижении «Бентвинга», но потерял задницу на «Хафнарбанки». — Олавюр осушил вторую рюмку.
— Ты отправил послание в Гринвич.
— Я чихнул в ураган. И теперь у меня нет работы.
Сигги оценивающе посмотрел на двоюродного брата: скорчившийся, пьяный, раздавленный. Кожа пожелтела от выпивки, нехватки солнечного света или просто от стресса; Олавюр походил на побитую собаку, которая скулит с поджатым хвостом. Это зрелище что-то перевернуло внутри кроткого арт-дилера. За всю свою тихую жизнь на тихом острове, далекую от игр «убей — или будешь убит» торговых площадок, Сигги ни разу не испытывал такого прилива адреналина.
— Олавюр, ты мудак!
Безработный банкир поднял взгляд с кислой гримасой человека, которому заехали ногой в пах.
— Как ты сказал?
— Ты же Мистер Лёд. Это ты всегда говорил: «Важна только последняя победа».
— Сигги, что тебе от меня нужно? Я, скорее всего, сяду в тюрьму.
— Брат, я не смогу изменить то, что ты сделал. Я не могу вернуть твои деньги или уберечь тебя от тюрьмы. Но в одном я уверен. Я не стану сидеть и смотреть, как ты хнычешь над рюмкой текилы. Ты будешь работать на меня. И начнешь сейчас. Прямо сейчас, — заорал Сигги, — начнешь поступать как мужчина!
По привычке Олавюр едва не поднял его на смех. Сигги был человеком со вкусом. Он никогда не демонстрировал ни властность, ни силу. Но во время той аферы с Рафаэлем его троюродный брат был холоден как лед.
— О чем ты говоришь?
— Мне нужна твоя помощь.
— Какая?
— Я получу счет, — ответил Сигги, — и потом мы купим тебе билет.
— Куда?
— В аэропорт Кеннеди, — заявил арт-дилер. — Мы собираемся в Нью-Йорк.
— Зачем?
— Встретиться с моим клиентом, — сказал Сигги, изучая покрытое пятнами лицо брата. — Ты не поверишь, чем она занимается.
— И в чем заключается наша работа?
— Поразить Сая Лизера в ахиллесову пяту.
Пораженный Олавюр смотрел на троюродного брата с трепетом и значительной долей новообретенного восхищения.
В 11.59 Кьюсак надел гарнитуру: она выглядела убедительнее обычного телефона. Затем нажал кнопку и прошелся по кабинету. Он собирал силы для самого странного звонка за всю свою карьеру. Разговор начался с вопроса:
— Бадди, кто будет представлять «Нью-Джерси Шит Метал»?
В следующие пятнадцать минут Кьюсак кивал и жестикулировал. Он ходил взад-вперед по своему кабинету, опуская руки в отчаянии и поднимая кулаки в честь успехов. Он бушевал. Выплясывал. Произносил каждую фразу, которая приходила на ум, всевозможные штампы и бессмысленные выражения из лексикона богов:
— Я говорю, «Элиот Уэйв Файв». Реальный шанс.
— Вам понравится рынок в двенадцать тысяч. Это просто кража десяти восьмисот.
— Когда Гринвичу нужны лидеры, хедж-фонды смотрят на нас.
Кьюсак приседал и делал наклоны, останавливаясь, чтобы послушать и перевести дыхание. Взять передышку. На другом конце линии никого не было. Непросто одновременно изображать непрерывный разговор и следить за перемещениями Никки, как трехглазый ястреб.
Шэннон появился ровно в 12.15. Никки надела куртку. Кьюсак для порядка покачал правым кулаком, и она помахала ему в ответ. Здоровяк нахмурился, когда Кьюсак показал им два больших пальца. Сумки не было. Никки ее не взяла.
Тридцать секунд пронеслись, как вечность. Джимми ждал, все еще разговаривая, продавая и продолжая укреплять свою заявку на «Оскар». В это мгновение материализовались его худшие страхи. Никки вернулась. Она забралась под стол, достала сумочку и вытащила кошелек. Подняв кверху ладони и сделав недоуменное лицо, просигналила: «Как идут дела?»
Кьюсак с блеском в глазах опустил руки и, изобразив весы, покачался из стороны в сторону: «Все висит на волоске».
«До их возвращения максимум двадцать минут».
Из осторожности Кьюсак выждал пять. Он небрежной походкой подошел к столу Никки, посмотрел, не следит ли кто, и засунул руку в ее сумочку. Сделал то, что ни разу не делал с сумочкой Эми. И в эту секунду с ужасом услышал за спиной голос:
— Эй, Джимми…
— Что случилось? — спросил Кьюсак, оборачиваясь и стараясь не покраснеть.
— Слышал твой разговор, — сказал Лизер. — Именно такое нахальство нам и нужно. С кем ты говорил?
— «Нью-Джерси Шит Метал».
— Есть прогресс?
— Продолжим после обеда. — Кьюсак стиснул кулак, демонстрируя непреклонную решимость.
— Отличная работа. И я слышал, ты платишь за ланч.
— Я боялся, — признался Джимми, — что вы рассердитесь. Я знаю, ланчи — не ваш профиль.
— Мне надо было самому это сделать.
«Тринадцать минут».
Кьюсак направился к стойке секретарши. Лифта не было целую вечность. Он ждал. Ждал. Ждал. Наконец лифт приехал. Он останавливался на каждом этаже. Кто-то сказал: «Покатаемся». Никто не рассмеялся.
Двери открылись. Кьюсак прошел через вестибюль здания, посмотрел направо и налево, ища «Бентли» Лизера, и двинулся к Гринвич-авеню.
«Одиннадцать минут».
Джимми последний раз обернулся и рванул к «Гринвич Хардвер». На полпути к цели он нырнул за няню с коляской, за которой следовала женщина постарше — наверное, мать.
Спустя пару секунд он уже стоял в очереди, дожидаясь, пока мясистый плотник закажет упаковку гвоздей. Фланелевая рубашка. Двадцать лишних кило жира.
— У вас есть сотки со шляпкой под тройку?
— Они идут только со шляпкой под три с четвертью, — ответил продавец.
Седые волосы. Лысина. Широкая улыбка и деловитость.
— Не, мужик. Мне нужно тройку.
«Семь минут».
— Под тройку есть полтинники. Если тебе нужна тройка, у меня есть три варианта полтинников.
— Мне нужна сотка.
— Тогда бери со шляпкой на три с четвертью.
Фланелевая Рубашка нахмурился, и Кьюсак сказал:
— Эй, парни, мне нужно срочно сделать ключи.
Продавец и плотник раздраженно обернулись.
— А мне какое дело? — спросил Фланелевая Рубашка.
— Дело на двадцать долларов, — ответил Кьюсак, подняв хрустящего Джексона.
— Тут ты прав. — Фланелевая Рубашка схватил банкноту и сказал продавцу: — Помоги-ка моему новому другу, Горди.