Боги Гринвича Воннегут Норб
Олавюр тупо смотрел на него.
— Вы когда-нибудь слышали о Международном институте финансовой прозрачности? — спросил председатель.
— Нет, сэр.
— Я плачу вам за то, чтобы вы знали такие вещи, — заметил пожилой мужчина, покачав головой. — Но поскольку вы не знаете, я объясню. Этот институт — фирма, которая обслуживает финансовую сферу и публикует аналитические отчеты, в том числе о «Хафнарбанки».
— Как «Меррил Линч».
— В минувшую пятницу институт выпустил очередной отчет, — продолжал председатель, — и он лег на столы главных редакторов «Моргунбладид», «Фреттабладид» и «ДиВи».
— Это хорошо?
Олавюр был немногословен. Любые слова могут позже обернуться против него. Он подавил желание сказать: «Никому не известные аналитические конторы рассылают свои отчеты всем, в том числе исландским газетам».
— Институт отправил свой отчет каждому члену парламента.
— И что в нем говорится?
— Все, как обычно, Олавюр. Пятнадцать страниц коэффициентов платежеспособности и анализа портфелей. Не удивлюсь, если они скопировали текст из отчетов «Меррил Линч». За исключением одного пункта.
— Какого, сэр?
— На седьмой странице рассматриваются наши отношения с шейхом Фахадом бин Талифой.
У Олавюра подогнулись ноги.
— В отчете говорится, что его инвестиции в «Хафнарбанки» бессмысленны. Что наша связь с ним слишком тесна. Что сроки вызывают подозрение.
Олавюр сжал кулаки и пнул ногой бордюр, раздраженный нехваткой слов.
— Международный институт финансовой прозрачности, — продолжал Гвюдйонсен, — спрашивает, не договорились ли мы о закулисной сделке за счет наших вкладчиков. И сегодня эту страницу читает каждый член парламента.
— Ансвити! — воскликнул Олавюр, исландское слово обозначало некую помесь «черт возьми» с «мерзавцем». — И кто эти люди?
— Вряд ли вы их знаете. По моим сведениям, Институт принадлежит одному из хедж-фондов ваших «гринвичских крыс». Через него фонд выдает скверные отчеты об акциях, против которых играет.
— Мы их раскроем, — начал младший банкир, — и уничтожим.
— Я говорил вам, — поморщился Гвюдйонсен, — вы уже уничтожили нас.
— В каком смысле, сэр?
— У меня разрывается телефон — журналисты и друзья из парламента. Я в любой момент жду начала уголовного расследования.
Впервые за свою карьеру Олавюр в полной мере понял значение слова «огрести». Он молчал, пытаясь собраться с силами и припомнить советы Сунь Цзы для такого случая.
— Разберитесь со своей проблемой, — зарычал председатель. — Мы предоставили катарцам в общей сложности тридцать восемь миллиардов крон.
— С моей проблемой?
— Должен ли я напомнить вам, — громко и сердито продолжал Гвюдйонсен, — что это заем с освобождением от ответственности. Шейх может объявить дефолт, и мы останемся у разбитого корыта.
— Сэр, вы одобрили этот заем.
— Я считаю иначе.
Гвюдйонсен ждал, потирая руки, пока мимо не пройдут несколько бизнесменов и он не сможет продолжать разбираться со своим подчиненным.
— Если генеральный прокурор закричит о мошенничестве, вы не потянете меня за собой.
— Катарцы будут работать с нами, — ответил Олавюр, подавляя искушение как следует врезать кулаком стоящему рядом старику.
— Они уже работают с вами.
— В каком смысле? — выпалил Олавюр. — Сэр.
— Шейх заплатил вашему троюродному брату пять миллионов долларов за картину.
— Это была часть плана. Нам нужно было завоевать доверие Лизера и получить информацию.
— Или набить ваши карманы?
— Ничего подобного, — запротестовал банкир.
— Я скажу вам, на что это все похоже. Ваше предупреждение хедж-фондам — дерьмо. Наша рыночная стоимость упала с января на четыре миллиарда евро. А вы продали одному из наших самых важных клиентов картину за пять миллионов долларов.
— Я все могу объяснить.
— Не трудитесь. Я хочу знать только одно.
Сейчас мужчины стояли перед отелем на Хвервисгата, 101. Тем местом, откуда все началось. Спустя несколько минут немого тенниса младший банкир наконец спросил:
— Что именно, сэр? Что вы хотите знать?
— Как вы собираетесь разгребать ваш бардак?
Глава 45
— Закрой дверь, — приказал Сай Виктору.
С тех пор, как рухнули рынки, слова «встреча» и «раздача» стали в «ЛиУэлл Кэпитал» синонимами. Лизер вернулся во вторник утром и первым делом вызвал Джимми и Виктора в конференц-зал. Он пил кофе из кружки с картинками Андовера, стискивая ручку так, что побелели костяшки пальцев. Лизер запасся словами с мягким наконечником, которые раскрывались при попадании, причиняя максимальный ущерб слабозащищенным целям — эго и гордости.
Сай, предполагал Кьюсак, взял понедельник ради присутствия на похоронах Конрада Барнса. Или чтобы найти общий язык с Бьянкой, превратившей их газон в гардеробную. Но поведение Сая не свидетельствовало ни о скрытой грусти, ни о домашних проблемах. Он не был ни счастлив, ни удручен. Только спокойствие и деловитость. Появившись, он не обращал внимания на падение «Бентвинга», будто за прошедшие три дня отыскал какие-то новые ресурсы.
— Ладно, девочки, — заявил Лизер, преобразившись в руководителя. — Я плачу вам, чтобы вы думали. А не просиживали короткие штанишки, надеясь на личностный рост.
Ли поморщился. Кьюсак поежился.
— Джимми, сделай еще один подход к «Нью-Джерси Шит Метал».
— Они поставили нас на паузу. Вы же знаете.
— Хватит этого дерьма. Именно у тебя проблемы с наличностью. Вот и зарабатывай. Сделай пару звонков. Назначай встречи. На людях, которые выходят из себя, можно заработать хорошие деньги. Тащи к нам каждый доллар и вывернись наизнанку ради Даркина.
— Принято.
У Кьюсака порозовели уши.
— Встреча с Калебом уже назначена?
— В процессе. Мы уже отменили две даты, потому что у него все время меняется расписание.
— Работай, Джимми, работай. У меня не должно быть проблем с февральским погашением выданных кредитов.
Теперь у Кьюсака покраснели не только уши, но и лицо.
— Твоя очередь, — объявил Лизер, поворачиваясь к своему ведущему трейдеру. — Какая-нибудь утренняя активность на планете Виктор?
Ли пожал плечами: скорее «какая-то есть», чем «да пошел ты». А потом он потряс обоих коллег.
— Ну, по одному пункту я в лагере Кьюсака. Пора продавать весь портфель и уходить в наличные.
Удивленный Джимми резко обернулся.
— А как же «Бентвинг»? — спросил Сай.
— Вы в совете директоров. Мы не можем продавать его до середины октября, иначе налетим на Комиссию по ценным бумагам. Но когда придет время, когда окно откроется, я бы сбросил и весь «Бентвинг». Сай, что скажете?
— Что ты спешишь слиться.
Глаза Ли расширились. Замечание застало его врасплох. Он молчал, только руки нащупывали молоток, который остался на столе.
— Когда Эдди или Придурок хотят заключить сделку, предлагают инсайдерскую информацию или скулят о своих женах и детишках, — продолжал Лизер, — ты куражишься. Ты нападаешь. Ты сыплешь оскорблениями, пока они не начнут рыдать на мягкой кушетке о своих маленьких никчемных жизнях, проведенных в этой насмешке над инвестбанком, бывшем «Меррил Линч». То же самое с «Голдманом» и прочими кретинами. Мы здесь не работаем. Мы владеем этим гребаным Гринвичем.
Оба мужчины уставились на своего босса. Его лицо было ярко-красным. Вена на шее пульсировала с такой частотой, что могло не хватить и десятка медиков.
— Но почему? — спросил Джимми. — Какой в этом смысл?
— Если ты ведешь себя как проигравший, — пояснил Лизер, — тебя трахнут первым. Я знаю. Я уже видел такое. Давайте, парни, будьте мужиками. Мы ни хрена не продаем.
— Приятно видеть такую уверенность, — надулся Виктор. — Не объясните, откуда она?
— Думаешь, Вик, это общедоступные сведения?
— Просто спросил, — ответил он.
В голосе ведущего трейдера слышалась легкая дрожь.
— Если уж тебе так хочется знать, — закричал Лизер, — я решил нашу проблему с хеджированием. А теперь валите отсюда и зарабатывайте мне деньги.
На обратном пути к своим кабинетам Кьюсак обратился к боссу:
— Соболезную насчет Конрада Барнса.
Сай помолчал и ответил:
— Зайди ко мне в кабинет.
— О чем вы хотите поговорить?
— Ты знаешь Конрада? — спросил Лизер.
— Нет. Я был здесь вчера поздно вечером и увидел свидетельство о его смерти. Решил, вы друзья.
— А как ты увидел мой факс?
Факс-машина скрывалась в недрах стола Никки, и Лизер прекрасно это знал.
— Листы выпали. Я подобрал их с пола, — ответил Кьюсак, решив, что такая ложь достойна исповедальни.
— У меня иногда случались совместные дела с Конрадом.
— Сожалею о вашей потере. Эми сказала, он был хорошим парнем.
— Она его знает?
На секунду Кьюсаку показалось, что из Лизера вытек весь заряд бодрости, которую он демонстрировал в конференц-зале.
— Нет. Но он помог Эми поймать такси вечером перед МСИ. Она узнала его по фотографии в «Сатердей таймс». — Кьюсак рассеянно потер свой значок. — Возможно, моя жена последней видела его живым.
— Жуткое дело, — заметил Лизер.
— Именно так Эми и сказала.
— А где она его видела?
— В зоопарке Бронкса. Она там работает.
— Ясно, — произнес Лизер.
— Похоже, у него была ужасная смерть.
— Семья совсем потеряла голову. Я помогаю его жене уладить кое-какие вопросы с имуществом.
— Это очень любезно с вашей стороны.
Мистер Лёд, сидя в кафе «Оливер» на Лёйгавеги, осушил стопку «Рейки».
— Забирай свои деньги из «Хафнарбанки».
Сигги молчал. Никаких признаков удивления или страха. Взгляд обычно тревожных голубых глаз не изменился. Он даже не спросил: «Почему, брат?»
Олавюр заказал следующую порцию, хотя его брат все еще нянчил первую.
— У меня неприятности. Я могу в любой день потерять работу.
Сигги моргнул, глядя, как его двоюродный брат разбивается вдребезги.
— Что случилось?
— Ничего не выходит. Ничего.
— Твой план с Саем?
— Уже неважно, Сигги.
— А твои акции «Хафнарбанки»?
— Продавал их вчера и сегодня.
Во вторник акции дошли до пятисот восьмидесяти, упав еще на сорок пять крон.
— Сочувствую, — сказал Сигги.
— Каждый исландский банк на грани коллапса. «Хафнарбанки» больше не может обеспечить безопасность твоим деньгам.
Банкир в секунду осушил вторую стопку. Он заказал и третью, но Сигги махнул рукой, и бармен, пожав плечами, отошел к другим клиентам.
— Что с тобой? — спросил Олавюр. — Я даю тебе прекрасный деловой совет. А ты мешаешь мне выпить.
Сигги никогда не видел Мистера Лёд таким беззащитным.
— Я закрыл свой счет в «Хафнарбанки» на прошлой неделе.
Олавюр дважды взглянул на брата и только потом сказал:
— Ты не шутишь? Почему?
— Меня напугали мои лондонские приятели-дилеры.
— Что они сказали?
— Крона — дерьмо, и они ее больше не берут. В прошлом году мы покупали один евро за восемьдесят восемь крон. Сейчас за евро дают сто тридцать.
— Сигги, а что ты сделал с деньгами?
— Перевел их в безопасное место.
— Куда?
— В «Бэнк оф Америка».
Рейчел Витье, стоя под янтарным светом фонаря, взглянула на часы. 20.15. Она перешла Гэнзвурт-стрит в квартале Митпэкинг, районе Нью-Йорка, который иногда называли «МиПэ», и скользнула в вечерние тени. Рейчел следила, как Эми Кьюсак вышла из здания со стайкой друзей, все с коробками в руках.
Старики — легкая цель. Они жили одиноко, ужинали каждый вечер ровно в шесть и редко сталкивались с другими людьми. Многие говорили слишком громко, их децибелы обеспечивали своего рода систему обнаружения для себе подобных. Отслеживать перемещения Эми Кьюсак было намного сложнее. Она то работала в зоопарке Бронкса, то встречалась с мужем, то болтала с друзьями.
Вдобавок ей везло. И вечер вряд ли оправдывал риск. Эми Кьюсак в общественном месте. Эми Кьюсак сопровождает куча женщин. Эми Кьюсак посреди вечеринки в честь будущего рождения ребенка.
— Как же мне тебя подловить? — шептала в темноте Рейчел.
Она набрала своего нанимателя и сказала:
— Я смотрю в ствол дилеммы.
— И что теперь?
— Она на вечеринке, Кимосаби.
— Это не мои проблемы, — ответил он и отключился.
Виктор сидел на своем рабочем месте и размышлял. На него глядели три новых ЖК-монитора, под ними располагался тайник с таблетками. Примечательным было отсутствие молотка. Молоток лежал в безопасном месте — в ящике, погребенный под слоем проводов, банкой увлажняющего крема и полупустой коробкой зерновых хлебцев.
— Черт, — пробормотал Виктор. — Сай, ты упустил свой шанс.
После вчерашнего короткого подъема Доу снова упал ниже 11 000. Выбираться из задницы нужно было в четверг.
Но нет, не будет никаких денег. Не будет сокращения потерь. Будет только одно — хвастовство на всю Уолл-стрит.
— Уверенность, — проповедовал Сай. — Мы на вершине мира. Стоит выдать свой страх, и кто-нибудь прибьет твои яйца к полу.
Виктор позвонил Придурку в «Меррил Линч».
— Что слышно на рынках?
— Мощное движение, — ответил трейдер. — Похоже, Конгресс собирается вбросить в финансовые учреждения уйму денег. Можно сказать, нас оживила надежда.
— Продолжай.
Виктор наклонился вперед, не вставая с кресла, и медленно покрутил головой, готовясь поддерживать своих парней и источать уверенность, как требовал Сай.
— А больше и добавить особо нечего. Но тебе стоит как можно скорее продавать и рассчитываться с долгами.
Представитель «Меррила» замолчал, ожидая ответа Ли.
Виктор понял намек и воспользовался возможностью, собрав всю браваду и наглость, какую только мог. Он схватил свои таблетки и сказал:
— Давай-ка пообедаем, Придурок.
У Виктора была одна идея. Он сомневался, что кто-нибудь прибьет к полу части его тела. Если, конечно, Сай о ней не узнает.
Глава 46
За пределами Хеджистана тоже водилось немало альфа-самцов. Эми отпила воды из бутылки и уставилась на травянистые склоны Заповедника бабуинов. Она считала Theropithecus gelada изумительным видом, ее любимым из всех представленных в зоопарке Бронкса.
Гелады достигали примерно семидесяти сантиметров роста и весили пятнадцать-двадцать килограмм. Густые черные гривы стояли торчком, будто после разряда дефибриллятора. Словно по ним все еще бежит ток.
Самцы были особенно яркими. На груди у них виднелись пятна ярко-красной кожи, напоминающие по форме песочные часы и окруженные снежно-белой шерстью. Когда самцы злились, они выглядели просто пугающе.
Эми нравилось обедать в «Сомба Виллидж», сидеть на воздухе и отдыхать от работы с рептилиями. Для двадцать девятого сентября было необычайно тепло, отличный день для ловли солнечных лучей.
Название «герпетология» происходило от греческого слова «герпетон», обозначающего пресмыкающихся. Во время учебы в колледже изучение рептилий казалось очень разумным выбором карьеры. Эми всегда с легкостью различала их бесчисленные формы и цвета. Однако в последние несколько месяцев она устала от змей и крокодилов. Ее голова больше не годилась для работы.
Эми посмотрела в свой блокнот и осознала, что рисует Яза. Толстенькие щечки. Прядки волос. Глаза закрыты: счастливый сон младенца. Эми напомнила себе — через какие-то два месяца она станет матерью. От этого ей стало хорошо.
Мысленно она давно избавилась от своей работы, рептилий и всего, что отвлекало ее от Яза. Почти инстинктивно она подняла глаза. Тремя столами дальше сидела блондинка, которая смотрела прямо в ее сторону. У женщины были зеленые глаза и красный лак на ногтях. Она поглядела сквозь Эми, а может, и притворилась, и перевела взгляд на холмистые просторы с другой стороны дворика.
Интересно, подумала Эми, смотрела ли женщина на нее.
Рейчел потерла руку, наблюдая, как Эми Кьюсак жует ветчину с бри на пшеничном хлебе. «Почему люди едят такую дрянь, — подумала она, — когда здесь так вкусно пахнет хот-догами?»
Она понимала, что зоопарк Бронкса создает для нее особые трудности. В любую секунду посетитель может завернуть за угол и застать ее на середине инъекции инсулина. Снайперский выстрел с большой дистанции намного проще, но это отвратительно. Выстрел в голову и разбрызганные по стене мозги вызывали у Рейчел тошноту.
Существует искусство заказного убийства. Рейчел представляла себя Энди Уорхолом ассасинов, чистильщиком с избранными клиентами, который избегает пистолетов и прочих плебейских методов, слишком распространенных в этом бизнесе. У нее есть свои стандарты.
Намного сложнее, хотя и полезнее для карьерного роста, представить смерть естественной. Или результатом несчастного случая. То обезглавливание, две недели назад, конечно, было незапланированным, но полиция никогда не заподозрит убийство. «Бедняга Барнс потерял голову», — прошептала Рейчел.
Разумеется, зоопарк Бронкса предоставлял уникальные возможности. Несложно столкнуть беременную женщину в вольеру с животными. Вопрос только в какую. Самыми надежными из всех хищников Рейчел считала белых медведей. Им не требуется особое поощрение, чтобы разорвать Эми на кусочки. Ursus maritimus достигали двух с половиной метров и весили около четырехсот пятидесяти килограмм. Медведи выглядели очень симпатичными, белая шерсть отвлекала внимание от острых когтей. И что еще лучше, они питались тюленями.
— А Эми Кьюсак сейчас очень похожа на тюленя, — тихо хихикнула Рейчел.
Еще один вариант — африканские гиеновые собаки. Их еще называли «расписными» из-за коричневых и черных пятен на шкуре. В дикой природе гиеновые собаки, охотящиеся стаями, достигали скорости шестьдесят пять километров в час и были способны бежать в течение часа. Стая без труда поймает беременную женщину, ковыляющую по травянистым лужайкам. А Эми Кьюсак, похоже, регулярно посещала вольеры гиеновых собак.
Погоня — одна беременная женщина и стая рычащих собак — выглядела лучше гонок NASCAR. Но Рейчел решила отказаться от собак. Они издавали на редкость противные звуки. Не лаяли, а визжали, как свиньи. Да и потом, размеры… Каждая собака весила в лучшем случае двадцать пять килограмм. А ей нужно что-нибудь большое и серьезное, вроде белых медведей.
К своему ужасу, Рейчел осознала: она смотрит прямо на свою цель. А ведь сейчас Эми Кьюсак смотрела на нее. Беременная женщина встала, скатала свой бумажный пакет из-под ланча в комок и пошла к Рейчел с явным намерением заговорить.
«Слишком рано», — проклинала себя Рейчел, прячась за широкой приветственной улыбкой.
— Какой приятный день, — заметила Эми.
Она говорила с благородным произношением коренного обитателя Бикон-Хилл. Дружелюбные интонации годились и для друга, и для незнакомца. Рейчел неоткуда было знать это. Но Эми потратила годы на освоение такого тона, идеального способа скрыть прозопагнозию и вытянуть из собеседника ответ.
— Вы выбрались на пикник?
— Конечно, — рассмеялась Эми, излучая тепло и внутренний свет, присущий женщинам на третьем триместре беременности. — Я работаю в зоопарке. Может, вам помочь найти какую-то экспозицию?
— Нильских крокодилов.
— Какое совпадение, — отозвалась Эми. — Я как раз туда иду.
— Я могу присоединиться?
— Конечно.
— А правда, — спросила Рейчел, — что их челюсти создают давление в сто сорок килограмм на квадратный сантиметр?
— О, вы хорошо подготовились.
— Да, — сказала Рейчел. — Я горжусь своей подготовкой.
Кьюсак боролся с другим видом хищников. Его противник не был стариком, астматиком или дамой из Колониального клуба. Он никогда не организовывал потрясающую автокатастрофу для семидесятидвухлетнего мужчины, которого потянуло на приключения. Однако его хищник ужасен. И беспощаден. Он рвется вперед, раздирая все на своем пути.
Страх — серийный убийца денег. Белый дом отклонил спасательный пакет Буша в семьсот миллиардов, и Доу упал на 778 пунктов. Мир потерял голову и продавал все, что только можно. Никто уже не заботился о потерях, а просто пытался сохранить остатки. Любым способом. Инвесторы гадали, устоит ли хоть одна финансовая организация.
Кьюсак оторвался от работы, от безумия непрерывных телефонных звонков, и отправил сообщение на мобильник жены: «Буду поздно».
Он не знал о хищниках, крадущихся за Эми. Не подозревал, что битва между «Хафнарбанки» на севере и «ЛиУэлл Кэпитал» на юге вывела его жену под перекрестный огонь. Война стала личной с момента появления видеозаписи Шэннона. Теперь она стала смертельной.
Глава 47
— Джимми, я в панике.
Семь тридцать утра. Рановато, чтобы расклеиться, особенно для Сидни. Обычно бывшая ассистентка Кьюсака была пуленепробиваемой, сама надежность и решительность. Сегодня она заикалась. Сидни говорила, как чудом уцелевший солдат разбитой армии. Будто ждала победителей, которые сотрут с лица земли оставшихся.
— Сид, что случилось?
— Мне нужна помощь.
— Ты не можешь просто сказать мне? При таких рынках все близки к нервному срыву.
— Я тоже.
У Кьюсака перехватило дыхание, он подумал о Жане Бертране Бувье и его субаренде офиса в Эмпайр-стейт-билдинг. Он молчал, пока Сидни не взмолилась:
— Пожалуйста!
— Уже еду.
— Хорошо. Когда люди придут на работу, тут будет ад.
— Что все это значит?
— Просто приезжай, — торопила Сидни.
Кьюсак не обратил внимания на вид с шестьдесят первого этажа Эмпайр-стейт-билдинг. Ничто не сравнится с внезапным фиаско ценой в один и два миллиона долларов. Джимми осмотрел свой старый офис и место, где раньше стояла кабинка Сидни. Потом заглянул в конференц-зал, из которого исчезли дубовый стол, все десять кресел и даже огромный плоский телевизор.
Исчезли телефоны. Компьютеры. Остался только «Мистер Кофе», купленный Эми на распродаже в «Уолмарт». Свежеиспеченный хедж-фонд Жана Бертрана Бувье спекся и исчез в ночи.