Боги Гринвича Воннегут Норб

Глава 17

— Я боюсь.

Не так Кьюсак предполагал проснуться. В большинство рабочих дней верещал будильник, и Джимми тупо шлепал по нему рукой. Потом бормотал что-то невнятное и скверное, обычно по букве за каждый час сна. Не очень здорово, когда ты валишься в час ночи как мешок с картошкой, в пять утра уже орет будильник, и перепуганная спросонья жена интересуется, какого черта случилось; в слове «блин», конечно, четыре буквы, но изо рта вылетает совсем другое. Но сегодня именно Эми разбудила своего Джеймса.

Кьюсак вошел в ритм долгих дней в «ЛиУэлл» и коротких ночей с женой. Супруги не разговаривали со вчерашнего утра. В понедельник, когда он вернулся с ужина, на котором они с Саем и Виктором разрабатывали стратегию, Эми уже спала. Что-то грызло его босса тем вечером, пока они втроем ели бифштекс «Акаси Кобо» в гринвичском ресторане «Польпо».

А сейчас что-то грызло Эми. Она лежала на их желто-белой кровати и боролась со своими страхами. Эми толкнула Кьюсака во второй раз, потом еще. Он подскочил: пришедшая в голову мысль прояснила мозги, как нашатырь.

«Неужели Эми узнала про наши финансовые проблемы?»

— Милая, что случилось? — спросил Кьюсак, моргая и готовясь к неприятностям.

— А вдруг я не узнаю нашего ребенка?

Кьюсак облегченно вздохнул. Он протянул руку и погладил живот жены. Еще ничего не видно, но он чувствовал под рукой плотность живота. Когда Эми перешла трехмесячный рубеж без всяких неприятностей, они оба успокоились.

— Поверь, ты узнаешь Яза.

Кьюсак прозвал их еще не рожденного ребенка в честь Карла Ястржемского, бейсболиста из «Ред сокс».

— Ты будешь узнавать его по запаху, по манере двигаться и искать тебя своими голубыми глазами. Материнство всегда разносит прозопагнозию вдребезги.

— Почему ты так уверен?

— Я просто знаю, — ответил Джимми, уже полностью проснувшись, уверенный и обнадеживающий, с той самой кривой улыбкой, которую иногда принимали за ухмылку. — Да и потом, если все же возникнут проблемы, мы всегда можем сделать Язу татуировку над пупком — скажем, пару красных носков.[28]

Эми взвизгнула и ударила его пуховой подушкой:

— У нас будет девочка. И никаких татуировок!

Шутки насчет девочки или мальчика успокаивали Эми и уменьшали ее страхи по поводу прозопагнозии. Обычно после этих шуточных споров жена снова засыпала. В рабочие дни она вставала в семь тридцать и ехала в зоопарк Бронкса, к своим рептилиям — кормить, присматривать, заниматься исследованиями.

Но со временем страхи Эми усиливались. Бессонница была новым симптомом. И Кьюсак, несмотря на все свои заверения, понятия не имел, станет ли узнавание проблемой.

В прежние годы, работая в «Голдмане», Кьюсак купил бы детский браслетик от «Тиффани» и заказал бы на нем гравировку «Яз». Браслет стал бы такой же табличкой, как двухзвездочный значок Джимми. Но сейчас он поклялся отказаться от любых вольностей в расходах. Он собирал каждый свободный доллар на случай, если «ЛиУэлл» не удастся дотянуть до десяти процентов. «Бентвинг» сейчас шел по $61,61, чуть выше, чем в начале года, когда за него давали 59,09. Акции все дальше уходили от заветной цели 78,79, приклеенной к монитору Кьюсака.

Против обыкновения Эми не стала отворачиваться и засыпать.

— Нам нужно поговорить еще кое о чем.

— Какие-то дела?

— Мои родители приглашают нас на эти выходные.

— Ох.

— Я знаю про «ох», и мне он не нравится. Тебе пора помириться с папой.

Кьюсак молчал.

— Мы с мамой не можем придумать, как заставить вас поговорить. Ты же знаешь, папа никогда не возьмет на себя инициативу.

— Это все равно что просить Дарта Калеба отказаться от «Звезды Смерти».[29]

— Не смешно, Джеймс.

Олавюр устал от нерешительности. У него есть чем заняться. Для него терпение — эвфемизм для трусости. Со времени одобрения Гвюдйонсеном плана атаки на «ЛиУэлл Кэпитал» прошел месяц. И до сих пор никаких действий.

В некоторые дни банкир представлял, как загоняет Лизера в угол. Удар в селезенку, потом в пах. Прижать шею коленом к полу. И это только начало. Исландец ненавидел Лизера за падение акций «Хафнарбанки». С тех пор, как катарцы начали покупать, акции поднялись всего на семьдесят шесть крон.

Олавюр набрал Снорассона, главного экономиста «Хафнарбанки»:

— Когда упадут цены на энергию?

— Скоро, — ответил тот. — Скоро.

— Я слышу этот ответ каждую неделю.

Олавюр отключил телефон, бросил трубку на место и проворчал: «К черту».

Он соблюдал осторожность. И эта осторожность раздражала. В финансах всегда есть риск. В любой войне есть потери. Может, Вергилий и был пацифистом, однако кто, как не он, спросил: «Что от страха дрожим до того, как трубы пропели?».[30] На финансовых рынках брали верх агрессоры, парни, которые набрасывались на неопределенность.

Олавюр нахмурился, представив, как злорадствует Сайрус Лизер. А вдруг он хвастался перед другими хедж-фондами? Поощрял их валить «Хафнарбанки»? И тогда покупок катарцев просто не хватит, чтобы вернуть акциям прежний уровень.

Хватит, решил банкир. Первым делом он позвонил катарцу:

— Пора начинать.

— Брат, ты уверен?

— Пришло время защитить ваши инвестиции в наш банк. Пришло время отправить послание всем хедж-фондам.

Когда разговор закончился, банкир набрал по мобильнику Сигги. Он переключился на голосовую почту. Неважно — атака уже началась. И как только Сигги вытянет из Сая достаточно информации, Олавюр и его катарские союзники потопят этого типа.

— Одно личное одолжение.

— Одолжение на халяву? — зевнула Рейчел, раздраженная звонком нанимателя в обеденный перерыв.

— Все будет компенсировано. Как обычно.

— Плевать, — равнодушно ответила Рейчел.

Она плохо спала и паршиво себя чувствовала.

— Что значит «плевать»? — растерянно переспросил абонент. — Это же ты все время требуешь новой работы.

— Мне нужен перерыв.

— Возьми отпуск.

— Вам легко говорить, Кимосаби. Я работаю на двух работах. Коплю деньги, — и добавила после маленькой паузы: — Но вы и так все это знаете.

— Я могу отправить тебя куда-нибудь и оплатить расходы. А о задании поговорим, когда вернешься.

— Нет, спасибо.

Такая щедрость удивляла. Рейчел никогда в нее не верила. Полная чушь, за которой кроется расчет и манипуляции. Чего он хочет?

— Наверняка есть место, куда ты захотела бы поехать.

— Я неравнодушна к Парижу, — призналась Рейчел, чувствуя, как ее решимость слабеет.

— Ты когда-нибудь останавливалась в «Георге Пятом»?

Спустя пять минут они обо всем договорились. Рейчел оставила сообщение — чистая формальность — Доку. Он всегда соглашался со всем, о чем бы она ни попросила.

Кимосаби — совсем другое дело. Временами он непостижим. Вот как сегодня. За пять секунд с изумительной ловкостью раскопал, что ей нужно, и преподнес на блюдечке поездку в Париж. Очень умно. Когда Рейчел вернется, она будет работать на него в два раза старательнее. Возможно, именно этого он и добивается.

Но иногда Кимосаби казался парнем, который грохнулся головой о бортик генного пула. Не все то золото, что…

Глава 18

К концу мая напряжение распространилось по всему «ЛиУэлл Кэпитал». Неуловимо, как ядовитый плющ, который появляется в одном месте и оплетает все, куда дотянется. Девятнадцатого мая акции «Бентвинга» подскочили до $66,30. С того дня они упали до 61,98. Еще не катастрофа. Пока еще. Но нисходящая динамика питала кислое настроение и непреодолимое желание с кем-нибудь сцепиться.

В эпицентре находился Виктор Ли. Ведущий трейдер, известный изяществом покупки и продажи акций компаний стоимостью до двух миллиардов. Большинство хедж-фондов строило бизнес вокруг трейдеров, их особых умений. И его настроение заражало всю маленькую компанию, все шестнадцать человек.

Проблема была в деньгах, которые Виктор пожирал по три нуля за раз. Ему принадлежал холостяцкий коттедж — сто сорок квадратных метров — в гринвичском районе Белль Хейвен. Он круглый год снимал дом в Хэмптонсе, за семьдесят пять тысяч в месяц, где поставил аудиосистему и плоский телевизор за сто двадцать пять тысяч, поскольку в доме, на его вкус, не хватало техники. На парковке у «Гринвич Плаза» стоял его «Феррари» за двести пятьдесят тысяч. На курорты и спа-салоны Виктор тратил триста тысяч в год, что находил разумным, учитывая легкое отношение к одежде. Он никогда не тратил больше пятнадцати тысяч на моду и аксессуары, хотя регулярно баловал себя часами с шестизначными ценниками и оценивал свою коллекцию минимум в два миллиона.

Подобно прочим обитателям Хеджистана, зависящим от огромных премий, Виктор 364 дня в году жил не по средствам. Он давным-давно решил: планировать расходы — занятие для пенсионеров. Тратить деньги — все равно что трогать руками колебания рынка.

— Какой гребаный урод давит на «Бентвинг»? — бушевал Виктор.

Сегодня была последняя среда мая. Он понимал, что кто-то продает акции, сбрасывает их и снижает рыночную цену. Младшие трейдеры не удосуживались поднять глаза. Они привыкли к ругани своего начальника.

Виктор перестал бурчать вслух и проверил почту. Приятель из «САК Кэпитал» переслал ему статью под названием «Рыночная волатильность привязана к тестостерону».

Вечно любопытный Ли прочитал, что уровень тестостерона побуждает человека идти на риск. Парни, которых захлестывают гормональные волны, удваивают ставку, когда разум подсказывает обратное. Женщины оказываются лучшими долгосрочными инвесторами. Эстроген разумнее тестостерона. Женские гормоны не толкают на безрассудные поступки.

— Люди изучают такое дерьмо?

— Какое? — спросил Кьюсак, случайно проходивший мимо.

— Иди на хер, новичок. Не разговаривай со мной, пока не принесешь какие-нибудь активы, — рявкнул Ли. — Понял, о чем я, неженка?

— Эй, Виктор…

— Чего?

— Могу я поменять тебя на дверь номер три?

Виктор оторвался от трех ЖК-панелей и несколько раз моргнул за стеклами своих очков в роговой оправе. Потом снял очки и сказал:

— Беру свои слова обратно, Кьюсак. Не ходи на хер.

Вернувшись в кабинет, Джимми ответил на несколько писем. Он старался забыть фразу Виктора: «Не разговаривай со мной, пока не принесешь какие-нибудь активы». Но ведущий трейдер прав. Кьюсак вошел в команду чистокровок, легко возбудимых, однако талантливых и способных. Эта конюшня никогда не теряла деньги. Чтобы заработать десять процентов, у них есть время до 31 декабря. Семь месяцев на «Бентвинг» по $78,79. Семь месяцев — срок доставки.

Кьюсак, держа фоном барабанную дробь премий, сосредоточился на сборе средств. Он назначал презентации для инвесторов на десять утра и попросил Сая держать это время свободным. Вдвоем они сортировали потенциальных клиентов и разбивали их на три основные категории: пенсионные фонды, университетские фонды пожертвований и слоны, как в их бизнесе называли людей с уймой денег.

В результате Кьюсак погрузился в рутину работы хедж-фонда. Он работал за обедом, отвечал на телефонные звонки, писал письма, изучал позиции портфеля, отвечал на электронную почту и ужинал с клиентами или потенциальными инвесторами. Потому что всегда могла найтись какая-то зацепка. С понедельника по пятницу Кьюсак редко возвращался домой раньше десяти вечера.

Долгие рабочие дни казались небольшой платой за возрождение карьеры. Повседневные заботы обнадеживали, но одна деталь не давала покоя. Джимми по-прежнему не представлял, как Сай хеджирует.

Акции «Бентвинга» усиливали беспокойство. Цене следовало бы расти. Двадцать второго мая нефть дошла до ста тридцати пяти за баррель. «Голдман Сакс» прогнозировал двести за баррель и дальнейший рост. «Бентвинг» же разрабатывала ветряные электростанции, горячий сектор в мире, жаждущем энергии. Однако акции шли вниз.

Когда Кьюсак в очередной раз размышлял, как же «ЛиУэлл» снижает риски, зазвонил телефон.

— Хочу обсудить с тобой одну мысль, — сказал Лизер.

— Я как раз собирался позвонить вам.

Кьюсак сидел в кабинете Лизера. Массивный стол разделял двух мужчин, как тридцать восьмая параллель — Северную и Южную Корею. Время от времени писк компьютера предупреждал о получении новой почты.

— В чем дело? — спросил Сай.

— Через полчаса мы встречаемся с пенсионным фондом «Нью-Джерси Шит Метал Уокерс». Что мне следует сказать им о «Бентвинге»?

— Что сказать? Наша крупнейшая позиция. Мы уже заработали на них втрое.

— Это старые новости, — ответил Кьюсак. — Акции «Бентвинга» торгуются, как дерьмо, а энергия с марта взлетела на пятнадцать процентов.

— Люди фиксируют прибыль, — возразил Лизер.

— Вы должны рассказать, как хеджируете тридцатипроцентную позицию.

Лизер нахмурился. Потом спросил:

— Думаешь, пенсионный фонд хочет услышать о моем вторжении в фильмы про зомби категории B?

— О чем вы?

— Я продюсировал «Ночь оживших голов»[31] в 2003-м. Культовая классика. Про рок-группу зомби. Нас выручили продажи билетов.

— Так вы управляете рисками посредством денежных потоков? — уточнил Кьюсак.

Хедж-фонды часто баловались с Голливудом. Они частично финансировали «В погоне за счастьем», «Кровавый алмаз» и «Бората». Но несмотря на прецеденты, Кьюсак не мог поверить своим ушам.

— Нет, но фильм был очень кстати, пока я не усовершенствовал свой алгоритм. И это все, что я скажу. Мне нужно защищать торговые секреты.

— Пожалуйста, не упоминайте зомби, — без тени веселья сказал Кьюсак.

— Дело вот в чем, — наклонился к нему Лизер; сейчас он говорил уверенно и внушительно. — Эти ребята не хотят слушать про числа. У них сразу мутнеет взгляд. От их вопросов можно отбиться получше.

— Да?

— Я в совете директоров «Бентвинга». Если я не могу успокоить «Нью-Джерси Шит Метал», то кто сможет?

— Справедливо, — признал Кьюсак.

Железная уверенность в инсайдерской информации всегда играла на руку.

— Значит, с этим мы разобрались? У нас мало времени, Джимми, а мне нужно обсудить с тобой еще одну тему.

— Какую?

— Твой тесть — Калеб Фелпс?

«Ага, тесть… Скорее, кадавр».

— Кто вам сказал?

— Один из наших партнеров, — ответил Лизер. — Я бы с удовольствием встретился с Калебом.

— У него своеобразные взгляды насчет инвестирования в родственников, — сказал Кьюсак. — Кроме того, у меня с Калебом сложные отношения.

— Меня не волнует, даже если он для тебя мертв, — заявил Лизер. — Проводить время с успешными людьми полезно для бизнеса.

— Пришли парни из «Нью-Джерси», — прервала их Никки, ассистент Сая.

— Подумай об этом, — продолжил Лизер. — Вот и все, о чем я прошу. Просто подумай.

Джимми меньше всего хотелось «подумать об этом». Однако он припомнил совет Гика о том, как войти в круг доверенных лиц: «Как только ты принесешь ему пару толстых клиентов, он расскажет тебе о хеджировании».

— Ладно, — ответил Кьюсак. — Но сейчас давайте растрясем ребят из «Нью-Джерси Шит Метал».

Глава 19

— Нет, нет и нет. Забудь об этом.

— Сигги, послушай меня…

— Ответ — нет. Я не обсуждаю Сая Лизера.

Олавюр опешил. Сигги никогда не спорил, ни разу в жизни никого не ударил. Сигги был семейным посланником, несущим оливковую ветвь. Он всегда искал мирное решение конфликта, даже если в результате ему приходилось говорить «да» вместо желанного «нет».

Они сидели на красных табуретках в баре «Хвервисбаринн». Оба пили «Ред Булл» и «Тури», густую водку по старинному эстонскому рецепту. Сигги снял черные очки и откинул назад волнистые волосы. Он допил содержимое стакана, дважды звякнул по стойке, давая сигнал повторить, и собрался перед следующей фразой.

— Олавюр, ты зациклился.

Когда Сигги напивался, что случалось часто, он становился добродушным увальнем. Но этим вечером он напирал на Олавюра, как опухоль размером с наковальню.

— На чем?

— На Сае. А если не на нем, то на «Хафнарбанки». Или на цене акций. Или на портфеле. Почему ты не съедешь на какой-нибудь подружке?

Сигги остановился. Ему хотелось сказать: «Прежде чем ты пропьешь весь свой вид. Ты дерьмово выглядишь». Но он сдержал порыв, хотя банкиру не повредил бы сеанс в клинике. На его носу, как у запойного пьяницы, прорезались все капилляры.

Олавюр превратился в Мистера Лёд. В полевого генерала, который успокаивал соратников. В бойца, который сохраняет спокойствие и методичность в пылу битвы. В человека, который пробудил трясущего старого председателя и потребовал голову Сайруса Лизера. Сейчас он был хладнокровным и безжалостным воителем. Он мог пожать врагу руку, а в следующий миг снести ему голову с плеч.

Но у этого солдата есть скрытые опасения. Карьера Олавюра зависит от взлета «Хафнарбанки» и падения «Бентвинга». Он знал, как поступить со своим банком. Катарцы покупали акции. Однако он не представлял, сможет ли «ЛиУэлл Кэпитал» поднять цену «Бентвинга». Если да, то Лизер просто распнет инвесторов, которые ставят против его акций. А Олавюр знал, что не стоит недооценивать врага.

Он обнял Сигги, связав арт-дилера тяжестью своего тела, и спросил:

— В чем проблема? Мне-то ты можешь сказать.

— Забудь, что я когда-либо упоминал имя Сая Лизера, ладно?

— Брат, мне нужна твоя помощь.

— Олавюр, ты просишь меня перерезать себе глотку. Сай — мой лучший покупатель.

— Был.

— Он может купить другую картину, — добавил Сигги, не уловив значимости короткой реплики Олавюра.

Банкир неожиданно полностью повернулся к троюродному брату и ободряюще наклонился ближе:

— Расскажи об этом.

— А почему ты спрашиваешь? — спросил Сигги, с подозрением взглянув на брата.

— Сколько стоит картина? — проигнорировал вопрос Олавюр.

— Четыре миллиона американских долларов.

— Это справедливая цена?

— Нет, — выпалил арт-дилер тоном недовольного авторитета. — Справедливая цена — шесть миллионов.

— Тогда зачем продавать так дешево?

— Шуточки рынка.

Возможно, помог «Ред Булл» с «Тури». Возможно, тема. Сигги расслабился — они обсуждали искусство. В разговорах с братом ему редко доводилось играть на своем поле. У Олавюра всегда было преимущество.

— Лизер хочет именно эту картину? — уточнил Олавюр.

— Возможно. Но он добивается лучшей цены.

— Братик, твой корабль только что вошел в гавань.

Олавюр сиял алкогольным энтузиазмом такой мощности, что мог бы осветить «Лёйгардалсвёллур», национальный стадион Исландии.

— Тебе легко говорить. Акции «Хафнарбанки» снова идут по девятьсот с лишним крон.

— Забудь про мои акции, — рявкнул Олавюр.

Кроткий арт-дилер вздрогнул от резкой фразы, раздосадованный потерей бдительности.

— Сигги, у меня есть предложение.

— Ответ — нет.

Олавюр, ветеран финансовых поединков, упорствовал, отметая слабые возражения брата.

— Владелец картины заработает деньги. Сайрус Лизер заработает деньги. Ты заработаешь деньги, и это еще не все.

— Брат, у тебя уши заложены? Я же сказал — нет.

— Твой новейший клиент может сто раз купить Сая Лизера, — заявил банкир и после паузы добавил: — По крайней мере, сто раз.

— И кто же он такой? — скептически поднял бровь Сигги.

— Завтра мы вместе позвоним в Катар. И ты познакомишься по телефону с шейхом Фахадом бин Талифой.

— Это тот, который купил пять процентов акций «Хафнарбанки»? — спросил Сигги.

— Он самый.

Сигги начал улыбаться, стресс выходил из него, как пар из предохранительного клапана. Но потом прищурился, и его взгляд стал слишком хитрым для владельца картинной галереи.

— А что ты с этого получишь, братик?

— Я же говорил. Мне нужна информация.

— И почему ты думаешь, что я смогу ее добыть?

— О, ты сможешь.

— Олавюр, ты слишком уверен.

— Сай даже не сообразит, что именно он тебе рассказывает.

— Ты меня запутал. Ты же говорил, он заработает деньги.

— Он заработает, — заверил Олавюр. — Ты завоюешь его доверие, а потом…

— Что потом?

— Я закопаю эту асни, — ответил Олавюр, воспользовавшись исландским выражением, означающим «жопа».

— Я не могу.

— Успокойся, Сигги. Сайрус Лизер никогда тебя не заподозрит.

Глава 20

— Мы начнем с сорока миллионов.

— Спасибо, — ответил в микрофон беспроводной гарнитуры Кьюсак.

Ответил спокойно, неторопливо. Профессионал до глубины души. Его внутренняя эйфория не касалась микрофона. Джимми говорил без эмоций, как служащий пункта приема платежей на автодороге, лишенный кофе, радио, уставший от духоты и высиживающий последние тридцать минут восьмичасовой смены.

Собеседник не мог видеть кабинет Кьюсака, где тот вскочил со стула, опрокинув чашку латте, недавно принесенного из кухни. Джимми отплясывал победный твист, как Джон Траволта в «Криминальном чтиве», не обращая внимания на молочную пену, вытекавшую из чашки. Джимми слышал музыку. Он только что обрел клиента в лице «Нью-Джерси Шит Метал».

— Бадди, я отправлю договор «Федэксом».

— Отлично, Джимми. И помните, — произнес представитель фонда с оклахомским акцентом, странным для парня из Нью-Джерси, — за этими сорока миллионами есть еще много денег.

— Мы ценим ваше доверие.

— Не подведите, — ответил Бадди и отключился.

Кьюсак направился к кабинету Сая, но передумал, заметив кофе. Он схватил несколько бумажных полотенец и набросился на лужу. Джимми все еще приплясывал под внутренний ритм C’est La Vie, когда зазвонил телефон. Это был Робби, его агент по недвижимости.

— Только не говори, — возбужденно закричал в трубку Кьюсак, — что ты продал нашу квартиру.

По его опыту, хорошие новости всегда шли тройками, а значит, впереди еще две.

— Увы, — сухо ответил агент. — Нужно снижать цену.

Хорошее настроение Кьюсака улетучилось, как воздух из пробитого легкого. Несколько секунд он молчал и наконец ответил:

— Нет. Я сказал, мы будем держать начальную цену.

Пока Джимми говорил, он набирал письмо Саю: «Нью-Джерси Шит Метал» вошли на сорок. Сейчас на телефоне. Подробности в пять».

— Ты спятил? — отозвался Робби. — У нас нет ни одного покупателя.

Символ BEG стоял на 59,80. Кьюсак криво улыбнулся и вздохнул, думая, сколько времени потребуется Лизеру на ответ.

— Продолжай искать, — ответил Джимми агенту. — Кто-нибудь наверняка мечтает об этой квартире.

— Я же говорю тебе. Она не идет.