Боги Гринвича Воннегут Норб
— Вы ее продали.
— Но я не вступил во владение.
— Вы ускорили решение, Сай. Она идеально подходит для коллекции другого участника торга.
— А я заработал на этой сделке миллион, — просиял Лизер, наслаждаясь сладостью быстрых денег. — Конечно, за вычетом ваших комиссионных.
— И да, и нет, — ответил Сигги.
Обычно он никогда не играл со своими клиентами. Но в этот раз просто не мог удержаться от соблазна.
— О чем вы? — спросил Лизер. — Какой-то подвох?
Его радость моментально испарилась. Он уже ругал себя за то, что расслабился.
— Никаких подвохов. Вы заработали миллион. Без вычетов на комиссию.
— Сигги, но никто же не работает бесплатно.
— Кто говорит про бесплатно? Я заработал на Гончаровой. Комиссию заплатит другая сторона.
Лизер поморгал, обдумывая слова Сигги. Осмотрел стены своего кабинета, где каждый сантиметр был занят работами одаренных художников. И, наконец, заговорил, но не литературным языком, а на жаргоне улиц его детства:
— Офигеть! Я так скажу — это просто офигенно!
— Для вашего мира не такие большие деньги, но…
— Это первый взнос на новый вертолет, — оборвал его Лизер, в предвкушении глотая слюну.
Он положил глаз на «Белл-430», полностью укомплектованный и сейчас принадлежащий одному швейцарскому промышленнику.
— Я сейчас занят кое-чем новым. Кое-чем большим.
— Я весь внимание.
— Мне нужно утрясти пару деталей, прежде чем мы сможем поговорить.
— Скажите, когда будете готовы, — ответил Лизер.
— Договорились. Куда мне перевести деньги?
— Я переключу вас на Никки. И, кстати, не прозевайте посылочку от меня.
Когда они закончили разговор, Олавюр заявил:
— Вот теперь, Сигги, он тебе доверяет. Пора выяснить, есть ли от этого какая-то польза.
В субботнее утро Джимми не помнил ни о рынках, ни о планах на будущую неделю. Его не заботила по-прежнему загадочная система хеджирования Сая. Он не вспоминал о Шэнноне, Викторе Ли и прочих подозрительных субъектах. Суббота — день, когда Джимми готовил, его черед кормить Эми и Яза, который рос уже четыре месяца. Его очередь творить фантастические завтраки.
Джимми готовил хрустящий бекон, хотя это и было рискованно. Беременность сильно повлияла на вкусовые рецепторы Эми. Она могла прийти в восторг. Или сказать «фуу». Но Кьюсак не боялся рисковать, даже в кулинарии. Он верил, что выходные требуют бекона. Так повелось со времен его детства в Сомервилле.
Джимми подал к столу пресное печенье, и вовсе не из той замороженной полуфабрикатной дряни, которую продавали в супермаркетах. Гвоздем программы служил омлет с карамельными яблоками, с сахаром, сметаной и брызгами «дульсе-де-лече», поскольку Эми все сильнее хотелось сладкого.
— Пахнет, как пончики, — сказала Эми, протягивая ему бизнес-разворот «Нью-Йорк таймс».
— Твоего завтрака, — притворился обиженным Кьюсак, — нет в меню «Данкин донатс».
— Господи, как вкусно, — промычала Эми, набив полный рот.
— Отлично, — пробормотал Джимми, делая вид, что тоже еле говорит.
Потом он заметил заголовок в нижней части страницы.
— Не могу поверить.
— Что случилось? — намного разборчивее произнесла Эми, проглотив первый кусок омлета.
— Калеб купил у «Хартфорда» одно из их подразделений за двести миллионов долларов. Прямой кассовый расчет.
— Он мне не говорил, — заметила Эми, набирая новую вилку омлета. — Интересно почему?
— Он не мог.
— Чего не мог, Джеймс?
— Обсуждать сделку, в которой участвует открытое акционерное общество. Слишком легко нарушить законодательство о рынке ценных бумаг.
Эми положила вилку на тарелку и несколько раз моргнула.
— Как ты думаешь, сколько времени отец вел переговоры?
— Зная Калеба, предположу, что девять месяцев. А то и дольше.
— Так я и думала, — согласилась Эми. — Скорее всего, уже в декабре он вел переговоры с «Хартфордом».
Оба одновременно пришли к единому заключению.
— Калебу были нужны деньги, — сказал Кьюсак. — Он закрыл мой бизнес, но не мог и слова вымолвить.
— Это меняет дело.
— Эм, это все равно отстой.
— Но теперь ты понимаешь.
— Да, — признал Кьюсак. — Теперь понимаю.
— Может, тебе пора объявить перемирие? — с надеждой предложила она.
— Может, — согласился Джимми. — И оно определенно обрадует Сая Лизера.
— При чем тут Лизер?
— Передай мне бекон, и я тебе все расскажу. Хочешь апельсинового сока?
На проводе снова был Эдди. Трейдер из команды, которая занималась связями между «Меррилом» и «ЛиУэлл Кэпитал». Он знал Лизера с тех пор, когда его теперешний клиент работал брокером в «Мерриле». В силу давнего знакомства Эдди помогал Саю, проталкивая его запросы о кредитовании по иерархической цепочке «Меррила».
Оба мужчины не испытывали друг к другу особой любви. Не были они и слишком вежливы. Однако связи работали. Эдди размещал свои сделки, а Сай — свои кредиты.
— Твоя остаточная задолженность больше двухсот шестидесяти миллионов.
— Какие-то трудности? — поначалу прохладно поинтересовался Лизер.
— Это куча денег.
— Во-первых, — начал Лизер, сжимая и разжимая правый кулак, — это двести шестьдесят три миллиона. Не звони мне, пока не соберешь все факты. Иначе ты просто тратишь мое время. Во-вторых, наша остаточная задолженность составляет тридцать четыре процента от стоимости активов. Когда я последний раз смотрел на вас, парни, вы давали кредиты до планки в шестьдесят пять процентов. И отсюда мы приходим к пункту три. Какого дьявола тебе нужно?
— «Бентвинг» упал на тринадцать процентов с середины мая, — спокойно ответил трейдер; его обязанности требовали умаслить клиента, как бы трудно это ни было. — Надеюсь, ничего страшного?
— Я сижу в совете. И как инсайдер, — подчеркивая паузой слова, произнес Лизер, — могу сказать прямо: мы ведем в счете. Я могу раскрыть все подробности о «Бентвинге», каждое число, каждый заказ, каждый сэкономленный доллар, все что угодно, вплоть до сокращения расходов на женские туалеты, когда мы выбрали дешевые освежители воздуха. — Обращая иронию в яд, Сай добавил: — А потом оба будем проводить лето в каком-нибудь Ливенуорте и мучиться несварением желудка после тамошних ресторанов.
— Ой, ладно тебе, Сай. Нас пугают рынки, — отступил трейдер и продолжил, словно предлагая мир: — Я просто спросил.
— Я хеджирую. Как и «Меррил Линч».
— Но мы не видим, как ты это делаешь. Мне нечего показать боссу.
— Покажи ему комиссионные, которые я плачу. Мой бизнес, Эдди, обеспечивает подтяжку лица его жене. И обучение его детей.
— Я только спросил…
— Мою компанию ждет «Морган Стэнли». «Голдман». Но ее получит «Ю-би-эс». Они отлично поработали над моим хеджированием. Так что, Эдди, ты просишь меня погасить кредиты?
— Ты слишком важный клиент. Я просто предупреждаю.
— Эдди, ты требуешь дополнительных гарантий? Да или нет?
— Нет.
— Тогда не занимай телефон, — рявкнул Лизер и бросил трубку, источая ядовитые миазмы. — Этот парень оправдывает детоубийства.
Кьюсак, пришедший в самый неподходящий момент, постучал в дверь и застал своего босса придавленным портфелем, который с начала года опустился на четыре процента.
— Есть минутка?
— Ну что? Что? Что? — огрызнулся Сай. — Не лезь ко мне, если только не договорился о встрече с тестем.
Глава 23
В кинотеатре было темно. Повсюду шум, не слишком громкий, но раздражающий. Шорохи, пересаживание с места на место и, конечно, сплошные мобильники. Но кого это волнует? Чистильщик закрыла глаза, тщетно пытаясь отгородиться от гомонящих стариков на вечернем свидании.
Рейчел думала над словами своего нанимателя. Она слабо разбиралась в фондовых рынках и финансах. Но в одном Рейчел была уверена: его анализ бил точно в цель.
— Рейчел, у тебя есть проблема. Твой бизнес не масштабируется.
— Что это значит?
— Какова средняя цена твоей работы? — поинтересовался он тоном профессора философии.
— Примерно пятьдесят тысяч, — насторожилась она, остро осознав, что он — ее единственный клиент. — Плюс расходы. Я всегда выношу расходы отдельно.
— И сколько у тебя заказов в год?
— Помимо вас, Кимосаби?
— Да-да.
— Четыре или пять, — ответила Рейчел, решив, что такое число прозвучит внушительно.
— Значит, миллион долларов ты собираешь года за четыре, — сказал он. — Не представляю, как тебе удастся отойти от дел и уехать во Францию, если только…
— Если только?
— Если мы не станем работать вместе, и как следует.
Гладко стелет, решила Рейчел. Ее наниматель — мистер Обаяние, вылитый Джордж Клуни, если постарается. Конечно, она знала, какой заразой он может быть. Но после Парижа Рейчел выделила ему кредит доверия.
В кинотеатре дул прохладный ветер, и Рейчел запахнула белый хлопковый кардиган, надетый поверх бежевого сарафана на бретельках. Свитер и затянутый пояс, решила она, ослабят соблазнительный вид ее декольте. Мягких цветов, поскольку вечер требует скромного вида. Рейчел даже надевала туфли без каблуков, чтобы другие женщины не замечали ее обуви.
И забывали о ней.
Сеанс на 18.45 привлекал бронксвилльских старичков, особенно по четвергам. Рейчел застолбила себе место в задних рядах кинотеатра, рассчитывая на мирную, даже немного скучную слежку. Но господи, какие же они все брюзгливые! И глухие. И черт знает что еще.
Женщина лет семидесяти с лишком кричала в свой мобильник:
— Херберт, мы сзади. Справа. Ты поторопишься? Ты поставил машину?
Через каждые несколько слов она делала паузу, то ли пытаясь отдышаться, то ли добавляя громкости.
— Херберт, я кладу трубку.
При таких децибелах, подумала Рейчел, этой старухе не нужен мобильник.
— Херберт, я кладу трубку, — повторила женщина, как будто собеседник мог ее не расслышать.
По кинотеатру расползались все новые старики. Мужчина за семьдесят — его седые волосы покинули голову и переселились в одну густую сросшуюся бровь — прошел мимо и сел вместе с женой несколькими рядами выше, у прохода. Он громко, на весь зал, осведомился:
— Мардж, хочешь что-нибудь съесть?
— Нет, Конрад. И ты тоже не хочешь.
— Я взял немного попкорна, — настаивал он, утверждая свою мужскую независимость посредством спекулятивной цены концессии.
— Ты только что поел.
— Подумать можно! В зоопарке Бронкса делают отличные хот-доги.
— Эй, потише, — шикнул кто-то спереди; эти старики вели себя как толпа фанатов Всемирной федерации рестлинга, а не кинозрителей.
Сидя в окружении такого гвалта, Рейчел сочла Конрада славным дедушкой. Она бы предпочла жену Херберта. Эта старуха портила настроение. Она заслуживала большего, нежели небрежного прикосновения судьбы — уснуть вечером в своей постели и не проснуться. Чего-нибудь творческого. Может, пары корок, засунутых ей в горло. Но контракт есть контракт. Даже если он вынуждает ездить в пригороды.
Конрад превращался в исключительный геморрой. С одной стороны, поездка на поезде из Нью-Йорка занимала полчаса. С другой стороны, удар, нанесенный слишком близко к Колониальному клубу, мог все испортить.
Рейчел, чистильщик божьей милостью, опасалась, что разрозненные частички и обрывки могут сойтись вместе. Какая-нибудь подсказка привлечет внимание горячих детективов, и они пойдут по следу, вынюхивая и задавая вопросы.
Ей требовался «операционный рычаг», чем бы он ни был. Она все еще не понимала, что означает это выражение Кимосаби.
Но главная проблема заключалась в миссис Конрад Барнс. При всех болях и недомоганиях семидесяти с чем-то лет, Мардж не оставляла мужа в покое, будто приклеенная. Она сопровождала мужа, когда тот отправлялся в магазин или по каким-то делам, а каждый четверг они вместе обходили зоопарк Бронкса.
«Ты стоишь на пути у моих сбережений», — подумала Рейчел.
Как только фильм начался, она задумалась, не выбраться ли тайком из маленького зала. Через несколько дверей, по другую сторону от винного магазина, располагалось бистро, которое рекламировало свои стейки. Люди в зале жевали и прихлебывали колу через соломинки, и от этих звуков она проголодалась. Кто-то все время шуршал оберткой.
Уходить слишком рискованно, решила Рейчел. Она на работе, следит за Конрадом и изучает его привычки. И, к сожалению, заодно смотрит дурацкий фильм вместе со старыми дураками, которые пасутся здесь, как коровы.
Сегодняшней ночью от нее требуется совершенство и безупречное исполнение, а не ошибки. Нельзя оставлять улики. Нельзя поддаться прожаренному стейку и красному вину — приятные минуты в бистро не стоят того, чтобы потом кто-нибудь опознал ее. Эта ночь посвящена разведке.
Рейчел, сама не замечая, потерла пухлый шрам. Она терла его всякий раз, когда задумывалась о еде. Она вспомнила тот вечер и шоколадный торт. Ее папочка орал: «Я выбью воск из твоих ушей!»
— Пошел он к черту, — прошептала Рейчел.
Кино, решила она, не подходит для инсулиновых уколов. Вокруг слишком много людей, не только Мардж, а любых кинозрителей на километр вокруг. И у них хватит сладостей, чтобы сто раз вывести Конрада Барнса из диабетической комы. Неудивительно, что все здесь такие ворчливые и громкие. Наверно, они страдают от высокого сахара.
После фильма Рейчел оставила Конрада и Мардж; на сегодня наблюдения хватит. Она миновала парковку, перешла улицу и направилась к туннелю, ведущему к южному краю железнодорожной станции Бронксвилля. Бродила по платформе, пока не нашла бетонную скамейку, потом села и подключила наушники. Она слушала Джозефину Бейкер, рожденную в Америке певицу, которая в двадцатых годах переехала в Париж и вскоре стала «Ла Бейкер» для всей Франции. Музыка была знойной, но Рейчел не вспоминала о влажных летних ночах. Она мысленно, во всех подробностях, обдумывала жизнь мистера и миссис Конрад Барнс. Чем они занимались. Куда ходили. Кого знали. Их привычки — кирпичики, кусочки, из которых Рейчел собирает свой успех. Рейчел заметила, что все время возвращается к одному и тому же месту, месту тусовки, и расплылась в улыбке до ушей. Ее папочка в таких случаях говорил: «Улыба».
Конрад Барнс регулярно посещал зоопарк Бронкса: бесконечный поток опьяняющих возможностей.
Глава 24
По утрам в понедельник шестнадцать сотрудников собирались в конференц-зале «ЛиУэлл» и боролись за одиннадцать стульев из двенадцати. Одно место оставалось священным. Никто не садился на трон Сая, который имел статус, сравнимый с немногими реликвиями Ватикана. Сай принимал решения. Он платил премии. Он решал, кто исключителен, а кто — исключен.
Во время этих собраний сотрудников переполняли избыток кофеина и хорошее настроение, вызванное прошедшими выходными. Лизер поощрял всю команду, от бухгалтера до секретарши, обмениваться идеями о рынках и офисе. Любыми идеями. Обсуждение было откровенным, без ограничений.
Сегодня все происходило иначе. В пятницу «Бентвинг» упал ниже пятидесяти долларов, в первый раз с января. И сегодня в конференц-зале за закрытыми дверями сидели только восемь человек. Эти восемь молчали и старались не встречаться друг с другом взглядами. Все, кроме Виктора, который, казалось, хотел кого-нибудь придушить. Утром Сай разослал письма остальным сотрудникам, попросив их не приходить на собрание.
Кьюсак, Виктор и три младших трейдера собрались у стола. В дальнем конце сидела Никки, держа наготове стенографический блокнот. Шэннон, скрестив руки, прислонился спиной к стене. Никто не произносил ни слова. Все взгляды упирались в Сайруса Лизера.
— С начала года, — произнес Лизер, — мы потеряли больше ста миллионов долларов.
Он выделял каждое слово и говорил в неторопливой, спокойной манере, наводящей тоску на всех собравшихся.
Ответом было молчание. В конференц-зале повисла тишина. Чернее лос-анджелесского смога и столь же полезная для здоровья. Болела голова. Колотилось сердце. Пересыхало в горле.
Лизер казался спокойным, но его угольно-черные глаза горели огнем, который уже давно здесь не видывали. Его костюм был непривычно мятым. И Кьюсаку показалось, что на рубашке Лизера виднеется травяное пятно.
— Виктор, — продолжил Сай, — приступай.
— «Бентвинг» идет вниз.
— Скажи мне что-нибудь новое, — отрезал Сай. — Что за хрень нас атакует?
Виктор отпрянул и поерзал на своем стуле, справа от трона. Его руки нервно дергались на столе, лишенные привычного молотка.
— Предполагаю, какая-то структура с Ближнего Востока или Европы. Возможны оба варианта.
— Я плачу не за догадки, — взревел Сай. — Найди их! Виктор, ты понял? Найди их и покажи мне.
— Уже работаю, — ответил старший трейдер.
Он говорил спокойным тоном, но глаза за стеклами очков моргали все чаще и чаще. Младшие трейдеры изучали комнату в поисках укрытия.
— Что с «Хафнарбанки»? — давил Лизер. — Мы теряем прибыли. Почему?
— Акции покупает королевская семья Катара, — вызвался Кьюсак.
Он видел пресс-релизы. Он тщательно изучал каждую позицию в портфеле «ЛиУэлл». Интенсивные исследования помогали на время забыть о навязчивом вопросе, на который он не мог ответить: как же «ЛиУэлл» хеджирует?
— У них больше пяти процентов акций «Хафнарбанки», — добавил Виктор, все еще успокаивая свое эго.
— Это гребаный бред, — фыркнул Лизер.
— А может, и нет, — возразил Кьюсак.
Все взгляды уперлись в главу отдела продаж. Сейчас на него смотрел даже Шэннон, который не выказывал особого интереса к обсуждению. Сай поднял брови и озвучил мысль, владевшую всеми:
— Что ты имеешь в виду?
Джимми еще не успел ответить, а Виктор уже опрокинул свой бочонок тестостерона:
— Думешь, «Хафнарбанки» пора покупать?
Никки оторвалась от блокнота. Шэннон, как обычно, нахмурился. Но хуже всего была реакция Лизера. Он молчал и ждал.
— Нет, — ответил Джимми Виктору. — Я бы бросил туда все деньги. Я бы продал все, что есть в нашем портфеле, и получил бы прибыль с «Хафнарбанки». Я бы обезопасил этот рынок.
Глаза Сая расширились.
— Все деньги, — издевался Виктор, у него на лбу тревожно пульсировала синяя вена. — Мы не инвестфонд чертовых краткосрочных обязательств.
— Сосредоточься, — рявкнул Лизер, утверждая свой контроль. — В чем смысл?
— Смотрите «кому выгодно», — пояснил Джимми. — Если катарцы покупают акции, сильнее всех выиграет председатель. У него акций больше, чем у остальных инвесторов.
— Ты думаешь, он договорился с королевской семьей о покупке? — спросил Виктор.
— Сколько еще раз мы должны сбрасывать, прежде чем этот гребаный банк пойдет вниз? — возбужденно спросил Лизер.
— Могу поспорить, директорат «Хафнарбанки» сделал катарцам очень симпатичное предложеньице, не подкопаться, — сказал Кьюсак. — У банкиров есть все рычаги. Низкие ставки. Отсутствие личных гарантий. Они могут организовать практически что угодно.
— Но зачем облегчать жизнь катарцам? — возразил Сай.
— Если мои чистые активы связаны с конкретными акциями, — ответил Джимми, — я бы придумал, как поддержать цену.
— Я тоже, — согласился Лизер. — Думаешь, они знают, что мы понижаем? — чуть помешкав, поинтересовался он.
Его вопрос выдавал классическую паранойю игроков на понижение. Ставки против компаний давали ограниченные возможности выиграть и безграничные — потерять. Если инвесторы сбивают цену десятидолларовых акций и она падает до нуля, они получают десять долларов. Если же эти акции вдруг вырастают до сотни, инвесторы теряют девяносто. А ведь акции могут расти и дальше.
— Они понимают, что кто-то играет на понижение, — заметил Кьюсак. — Но почему мы, Сай? Мы же не знаем, кто бьет по «Бентвингу», верно?
— Но когда я выясню, — заявил Виктор, напирая на прозвучавший ранее упрек Сая, — я зарою этих мерзавцев.
«Знает ли Виктор то, чего не знаю я?»
— И как же ты их зароешь? — спросил Лизер.
Он наклонился вперед, поставив локти на стол и упершись подбородком в большой палец, а носом — в костяшки остальных. Сейчас Лизер скрылся в ином мире, мире наивысшей сосредоточенности. А вся комната смотрела и ждала.
— Мы сдадим назад, — ответил Ли, — и начнем покупать, покупать и покупать, пока цена не взлетит. Пока мы не раздавим любого придурка, играющего против «Бентвинга». «ЛиУэлл» пора показать зубы… Вот тут-то и кроется проблема для Кьюсака, — неожиданно добавил он.
— Да кто ты такой? — повелся Джимми.
— Я парень, который зарабатывает деньги. А ты, Кьюсак, должно быть, совсем другой парень.
— Перестаньте, — бросил Лизер, откинулся на спинку трона и завел руки за голову.
— Нам без разницы, кто понижает, — настаивал Виктор. — Мы нападаем, увеличивая нашу долю в «Бентвинге».
— В точности мои мысли, — согласился Лизер.
Кьюсак удержался от соблазна закатить глаза. Он подавил свою кривую улыбку, которая слишком напоминала ухмылку и могла заново разжечь страсти в оперативном центре.
— Увеличение доли в «Бентвинге» потребует средств. Что у нас есть?
— На сорок миллионов и один пицца-ланч меньше, чем ты обещал, — поддразнил его Виктор. — «Нью-Джерси Шит Метал» пропустил гребаное закрытие июня.
Ли ссылался на распространенную практику. Большинство хедж-фондов, в том числе «ЛиУэлл Кэпитал», принимало новые инвестиции в конце каждого квартала. Это упрощало расчеты.
— Мы пропустили июнь из-за одной подписи, — объяснил Джимми. — Парень был в отпуске. Мы получим деньги.
— Тебе платят за закрытие, — зарычал трейдер, — а не за оправдания.
— «Нью-Джерси» — надежная контора, — внешне спокойно заметил Кьюсак, на этот раз не купившись на провокацию. — Деньги поступят к сентябрьскому закрытию.
— Виктор, прекрати, — прервал перепалку Сай.
Потом повернулся к Кьюсаку:
— Джимми, Виктор прав. Мы не станем уклоняться от боя.
У Кьюсака покраснели уши, но он промолчал.
— Когда вернешься на рабочее место, — инструктировал Сай Виктора, — покупай «Бентвинг» всерьез. Распусти слухи. Меня беспокоит, как мы будем финансировать эту войну… Что там с прочими перспективными клиентами? — обернулся он к Джимми.
— Уйма народу на подходе. Но половина из них сейчас на пляжах.
— Купи чертов солнцезащитный крем.
Теперь у Кьюсака покраснело все лицо, и не от ультрафиолета.
— Принято.
— Все знают, что делать, — заключил Сай. — За работу.
Восемь человек вышли из конференц-зала в коридор. Лизер подождал Кьюсака.
— Не заглянешь ко мне в кабинет, Джимми?
— Конечно, Сай. Когда?
— Как только подремлешь, или выпьешь таблетки, или чем ты там занимаешься по утрам.
— Сейчас буду.
Кьюсак сидел выпрямившись, словно аршин проглотил. Кожаное кресло для посетителей в кабинете Лизера сейчас казалось тесным и неудобным. Оно напоминало о средневековых позорных столбах — руки скованы, голова на виду.
— Ты временный работник? — с ходу нанес удар Сай.
— О чем вы говорите? — растерялся Джимми.
— Мы потеряли сто миллионов. И ты готов пойти на все деньги.
— Вы спросили мое мнение. Цены на нефть рушатся, и они потянут за собой альтернативные источники энергии. То есть «Бентвинг» и тридцать процентов нашего портфеля.
— Мы ни разу не съезжали вниз. Ты это помнишь? — заявил Сай.
— Вчерашние новости. Я понятия не имею, как мы хеджируем. Я вижу только деньги, которые уходят в трубу.
— Оставь инвестиции мне, — рявкнул Лизер, — и занимайся своим делом.