Нейронный трип Вавикин Виталий

40

Глори очнулась в больнице, увидела Чипера и первые несколько мгновений думала, что это Мерло. Настоящий Мерло, реальный. Не брат Чипера из нейронного трипа, а человек, за которым Глори готова была пойти хоть на край света – так, по крайней мере, ей казалось, когда они были вместе… «Но времена эти давно прошли», – подумала Глори, и видение рассыпалось. Чипер был бледным и смотрел на нее так, словно это из-за него она оказалась здесь.

– Я не специально, – спешно сказала Глори. – Я приняла сначала одну таблетку, собиралась включить модулятор, но тут позвонил доктор Ситна…

Она говорила много и сбивчиво, стараясь не упустить деталей, потому что после того, что случилось с Парси Лейн, Чипер не мог позволить себе потерять еще одну женщину. Увлеченная рассказом о случайной передозировке, Глори не заметила, как начала рассказывать о нейронном трипе, а потом отступать было уже поздно.

– Прости меня, – сказала она в конце этой истории.

– Простить? – растерялся Чипер. – За что я должен тебя простить?

– Я продалась за горсть а-лиса, забыл?

– Это был всего лишь трип.

– Но ведь это было у меня в голове.

– Это всего лишь фантазия.

– У меня это уже не первая фантазия.

– Главное, что ты жива.

Они замолчали. Глори закрыла глаза и долго лежала, притворяясь, что спит, зная, что Чипер наблюдает за ней. Ближе к вечеру пришел доктор Ситна. Он долго обижался, что она не позвонила ему, не рассказала о случившемся.

– Все уже в прошлом, – сказала Глори.

– А-лис убивает синоптические связи. Еще одна передозировка – и ты превратишься в Парси Лейн. Нужно пройти восстановительный курс. Не в этой больнице.

– Чем плоха эта больница?

– Она бесплатная.

– У меня нет денег, чтобы платить за реабилитацию.

– Оставь заботу об этом мне.

– Не хочу. Просто не хочу – и все.

– Потому что ты живешь с Чипером?

– И это тоже.

– Я не ревную.

– Вот как? – Глори кисло улыбнулась, вспоминая недавний разговор с Чипером. – А должен ревновать.

– Что?

– Ревность – это естественно. Я рассказала Чиперу о своем трипе, где была проституткой, зарабатывавшей на пригоршню а-лиса, и он сказал, что это ничего не значит. Теперь ты говоришь, что не ревнуешь меня. Почему? Вам плевать? Когда я была замужем, то Клод ревновал меня. Когда я завела любовника, то ревновала его. Ревность – это естественно. Это страх потерять близкого тебе человека. Не безумная ревность и уж тем более ничего из психоанализа, когда людям нужно лечиться, а не любить, а простая, чистая, можно сказать, невинная ревность. – Глори попыталась подняться с кровати, выдернула из вены иглу капельницы. – Ревность – это хорошо. А если нет ревности, то нет и любви – так, всего лишь посредственность. Тишина и покой. Просто жизнь. Ночь в одной кровати. Ужин за одним столом. Быт. Планы. Возможно, дети. Но не любовь. Я говорю о любви между мужчиной и женщиной. Потому что это стихия, буря, шторм, но не штиль, не покой. Это столкновение двух стихий. Всплеск, взрыв. Любовь – это безумие. Любовь заставляет нас делать глупости, плевать на общество. Слезы и смех. Секс и поцелуи. Просто взгляд. Вздох. Прикосновение. И когда ты кого-то любишь, по-настоящему любишь, то невозможно насытиться этим. Тебе всегда мало. Мало слов, мало объятий, мало поцелуев, мало секса. Любовь заставляет тело и мозг стать одним целым… – Глори скинула больничный халат и, не стесняясь наготы, начала натягивать одежду, в которой ее привезли в больницу. – И если кто-то думает, что можно любить тихо и спокойно, то этот человек не знает, что такое любовь. – Она прошла к выходу из палаты, остановилась напротив Догара Ситны. – Вот ты, например… Ты кого-нибудь любил? Ты был безумным? Хоть раз? А?

– Думаю, у тебя начинается депрессия после передозировки, – хмуро сказал он, решив не отвечать на вызов, провокацию.

– Верно, – кивнула Глори, и на губах ее появилась холодная, уродливая улыбка. – Всего лишь депрессия, – она рассмеялась и вышла в коридор, захлопнув за собой дверь раньше, чем Догар Ситна успел последовать за ней.

41

Задержка. Закрывшись в грязной ванной Чипера, Глори считала дни и материлась на чем свет стоит. Со дня передозировки прошло три месяца. За это время она не написала ни одной статьи, стала принимать больше а-лиса, особенно когда Чипера не было рядом, потратила почти все оставшиеся после развода деньги и вот теперь, кажется, ко всем своим несчастьям еще и забеременела.

– Твою мать! – шипела Глори, загибая пальцы.

Две недели. Две чертовых недели. Нет смысла покупать тест. Такой большой задержки у нее никогда не было. Глори снова выругалась. Нет, от Мерло, возможно, она и готова была родить ребенка. Не сейчас, а когда они встречались втайне от ее мужа и мир вращался в безумном танце. Но вот Чипер… От Чипера рожать Глори не хотела. Не было здесь ни любви, ни кризиса, когда хочется воплотить в ребенке все то, что не удалось самому. Когда начинаешь надеяться, что ребенок вырастет и станет кем-то, добьется чего-то, заполнит ту пустоту и разочарование, которое неудачи оставили в твоем собственном сердце.

– Твою мать!

Глори выкурила шесть сигарет подряд. Хорошо, что Чипера сейчас не было дома, в этой убогой квартире, где совершенно не хочется растить своего ребенка. Глори не думала о том, кто это будет: мальчик или девочка. Неважно. Она живет с Чипером, потому что чувствует себя виноватой в смерти Парси Лейн. Она отняла у Чипера его любовь и пыталась вернуть долг, деля с ним стол и постель. Но вот дети… Дети были уже перебором.

Глори заставила себя собраться. Теперь прихорошиться, натянуть лучшее платье и отправиться к доктору Ситне.

– Ты должен мне помочь избавиться от ребенка, – сказала Глори с порога.

– От твоего ребенка? – растерянно спросил Догар Ситна.

– Конечно, от моего! – всплеснула руками Глори и снова выругалась.

Она прошла в гостиную и по-хозяйски налила себе выпить. Коньяк был дорогим и сильно обжигал рот. Глори выпила залпом, налила еще, закурила.

– Тебе сделать выпить? – спросила она Догара Ситну, словно это не она, а он был гостем.

Доктор кивнул, неодобрительно покосился на зажатую в зубах Глори сигарету.

– Если ты ждешь ребенка, то лучше отказаться от никотина, алкоголя и а-лиса, – начал было он, но Глори жестом велела ему заткнуться.

– Я не собираюсь оставлять этого ребенка, – сказала она.

– Но…

– Никаких «но»!

– Но…

– Хватит! – Глори буквально упала в кожаный диван. – Это мое решение, и оно не обсуждается, – устало сказала она.

Какое-то время они молчали. Догар Ситна пил коньяк и смотрел, как Глори курит сигарету за сигаретой.

– Могу я узнать, кто отец?

– Чипер.

– Тогда почему ты не хочешь рожать?

– Что значит «почему»?

– Ты ведь живешь с Чипером. Если бы отцом был кто-то другой, то я мог бы понять, а так…

– У нас с Чипером нет будущего.

– Зачем же тогда ты живешь с ним?

– Из жалости. Из чувства вины. Я отняла у него Парси Лейн. Моя статья отняла, но ведь это я написала ее. Если бы не статья, то Чиперу хватило бы денег, чтобы содержать Парси в больнице. А так появилось слишком много других людей, способных общаться с коматозниками.

– Никогда бы не подумал, что ты станешь жить с кем-то из жалости, – признался доктор Ситна.

Глори покосилась на него и раздраженно фыркнула.

– Может быть, у вас с Чипером все-таки есть шанс? – осторожно спросил Ситна.

– Ты переживаешь за ребенка или мстишь мне за то, что я выбрала Чипера, а не тебя?

– За ребенка. Если Чипер отец, то… Вы бы могли завязать с а-лисом. Ты будешь работать журналистом, я помогу Чиперу с нормальной работой… Все может наладиться…

– Ничего не наладится. Знаешь, как говорят – какое первое впечатление о человеке при знакомстве, таков человек и есть. Так вот, к совместной жизни это тоже можно применить. Потом можно взвесить все за и против, но все это уже будет предвзятость.

– Мне кажется, ты неправа.

– Неважно, что кажется тебе. Не тебе рожать от Чипера ребенка и жить в убогой квартире, с трудом сводя концы с концами… – Глори закурила еще одну сигарету. – И не спорь. Это просто логика. Понимаешь? Когда есть любовь, тогда можно послать все к черту и переть вперед на чистом энтузиазме, а когда любви нет… когда ты лишь чувствуешь за собой вину… когда все так запутано и так кристально ясно одновременно… – Глори сделала большой глоток, едва не подавившись коньяком, прокашлялась, долго молчала, глядя куда-то в пустоту. – Последнее время я очень часто принимаю а-лис в одиночку. Мне совсем не нравится то, что я вижу, но… Но эти трипы такие реальные.

– Так ты хочешь избавиться от ребенка, потому что думаешь, что не сможешь отказаться от а-лиса?

– Не цепляйся к словам! Я сказала тебе об одиночных трипах не потому, что боюсь стать плохой матерью, а потому, что в этих трипах я всегда вижу себя проституткой. Это как целый мир, целая жизнь. Мой бывший муж становится моим сутенером. Бывший любовник – одним из клиентов, а Чипер – младшим братом этого клиента. Я видела, как мы познакомились с ним, как стали жить вместе. У нас нет дома, нет работы. Иногда я снова занимаюсь проституцией, чтобы заработать на а-лис, – Глори криво улыбнулась. – Как-то раз я рассказала об этом Чиперу. Не знаю, чего ждала, но… В общем, он сказал мне, что все это ничего не значит, что это просто одиночный нейронный трип, но… Но будь я проклята, если это ничего не значит. Это кривое зеркало нашей с ним жизни. И как бы я ни пыталась что-то изменить, ничего не выходит. В последние недели я даже нашла работу в этих трипах. У нас с Чипером была квартира. И он готов был мириться с тем, что я сплю со своим работодателем. И все это время я чувствую вину перед Чипером, но не перед собой. И когда Чипер закатывает мне скандал в этих трипах, я понимаю, что никуда он не денется. Никуда не денемся мы оба. Мы увязли в этой жизни, в этом болоте.

42

– Ты не беременна, – сказал доктор Гайвенс, когда Глори пришла к нему делать аборт.

– Как это не беременна?! – возмутилась она.

Они долго и на повышенных тонах говорили о задержке, о приеме а-лиса и случайностях. Вернее, на повышенных тонах говорила в основном Глори, доктор Гайвенс старался сдерживаться, помня о том, что Глори – женщина Догара Ситны, его друга и коллеги. Особенно странным ему казалось, что обычно женщины откладывают аборт до последнего – тянут, ждут, надеются, затем, склонив голову, идут за разрешением и уже со справкой в больницу, где все заканчивается спустя час. «Наверное, дело в том, что она давно принимает а-лис», – думал доктор Гайвенс, стараясь не замечать колкостей этой сумбурной, вспыльчивой женщины, которая, несмотря на все обоснованные доводы, продолжала доказывать, что просто обязана ждать ребенка.

– Какого черта на тебя нашло? – спросил вечером Догар Ситна.

Глори молчала, словно весь запал ушел у нее на бесцельные споры с доктором Гайвенсом. Ситна взял ее под руку, попытался отвести к своей машине. Глори вырвалась, шагнула назад.

– Что не так? – растерялся Ситна.

Вместо ответа Глори растерянно уставилась на него.

– Я всего лишь хотел отвезти тебя к Чиперу.

– Не хочу к Чиперу.

– Но я думал…

– Я тоже думала, что беременна… Думала, что это позволит мне злиться на него, обвинять, а так… – она достала сигарету, долго пыталась прикурить, борясь с порывистым ветром. – Твою мать! – Глори выбросила сигарету.

– Если не хочешь ехать к Чиперу, то можем поехать ко мне, – предложил Ситна.

– Не с кем играть в свои нейронные программы?

– Я не использую тебя.

– Угу…

– Если хочешь, то я могу отвезти тебя в гостиницу.

– У меня нет денег на гостиницу.

– Я оплачу.

– Не хочу, чтобы за меня кто-то платил.

– Понятно. – Ситна озадаченно почесал щетинистый подбородок. – А если как выход я предложу тебе жить у меня в комнате для гостей. Будешь готовить и прибираться по дому – это тебе как плата за проживание подойдет?

– Мне нужна хорошая статья, а не работа прислуги.

– Все еще мечтаешь стать журналистом?

– Я и так журналист. К тому же быть домохозяйкой я уже пробовала. Ничего хорошего не вышло. – Глори пытливо заглянула Ситне в глаза. – У тебя случаем нет пары статей на миллион?

– Я врач, а не журналист.

– Но ведь с моей звездной статьей помог мне ты. Без тебя я не нашла бы таких, как Чипер… Без тебя Парси Лейн была бы жива.

– Теперь ты обвиняешь в смерти Парси меня?

– Нет, просто пытаюсь выжать из тебя пару хороших статей… Хотя бы одну статью… – Глори мрачно улыбнулась. – Извини. Ты хороший человек. Лучше, чем я. – Она осторожно протянула к нему руку, коснулась его щеки, затем развернулась и пошла прочь.

– Куда ты? – крикнул Ситна.

Глори пожала плечами.

– Подожди!

– Я не буду работать твоей горничной! – ответила она не оборачиваясь.

– У меня есть тема для твоей статьи.

– Не уговаривай, – машинально сказала Глори, затем вздрогнула, замерла, медленно обернулась. – Что ты сказал?

– Если хорошая статья – это все, что тебе нужно, то я могу помочь тебе с этим еще раз.

43

Глори и Ситна разговаривали до позднего вечера. В квартире доктора. На кожаном диване, выпив две бутылки дорогого вина и заказав ужин из местного ресторана. Разговаривали об а-лисе и его легальных версиях, узаконенных правительством, которые иногда поставлялись в клинику, где работал Ситна, для тестирования.

– Никогда бы не подумала, что были узаконенные варианты наркотика до истории Чипера, – призналась Глори.

– А ты думаешь, почему Чипер и другие, кто разговаривает с коматозниками, все еще на свободе? – грустно улыбнулся Ситна. – Не знаю, помнишь ты или нет, но когда только появились нейронные модуляторы, довольно часто поднимался вопрос о том, чтобы запретить их. Все было на грани. Потом вместо запрета в массах появился а-лис. Забавно, что на фоне роста акцизов на табачные и алкогольные изделия а-лис и нейронные модуляторы остаются в стороне. Если так пойдет и дальше, то скоро доза а-лиса и бар, где можно воспользоваться модулятором, будут стоить дешевле, чем пачка сигарет или бутылка вина.

– Так ты думаешь, что это заговор?

– Я ни о чем не думаю. Я доктор, которому предлагали провести ряд тестов а-лиса. Это все. Остальное зависит от тебя.

– И какого рода были эти тесты?

– Изучение мозга. Мы ведь нейронная клиника. Забыла?

– Парси Лейн была частью эксперимента?

– Парси? Нет! Парси – это уже настоящее. Предложения были в прошлом. Когда нейронные модуляторы только набирали популярность, а об а-лисе никто не слышал.

– Мне казалось, а-лис – это результат разработок черного рынка, а если послушать тебя, то за всем стоит правительство.

– Не знаю, кто за этим стоит, но что именно правительство впервые показало нам а-лис – это факт.

– Может быть, это были первые изъятые партии с черного рынка?

– Возможно.

– А эти эксперименты? Что именно вы делали? Просто наблюдали и собирали информацию?

– Да.

– Куда сдавалась отчетность?

– Я врач, а не посыльный.

– Вы продолжаете тесты сейчас?

– Сейчас, думаю, у них уже появились свои клиники и научные центры.

44

Догар Ситна хорошо помнил тот день, когда впервые увидел нейронный модулятор своими глазами, хотя прежде читал об этом чуде техники в научных журналах, но относился к нему как к очередной фантастической идее, которая никогда не станет частью повседневной жизни. Но молодой доктор ошибся. Очень молодой и очень талантливый, сумевший устроиться на практику в одну из самых элитных клиник, а когда практика закончилась, остаться там, став одним из ведущих специалистов. Тогда ему было двадцать семь и на его безымянном пальце не было и намека на обручальное кольцо. Да что там кольцо! Он еще звонил матери, которая резко сдала в последние годы, похоронив супруга. Ее последний муж не был биологическим отцом Догару Ситне, но молодой доктор относился к Натану Брэму как к родителю и шел по следам Брэма, решив стать врачом.

Брэм появился в жизни матери Ситны, когда мальчику было семь лет. Невысокий, с густыми, сильно вьющимися волосами медного цвета. Мать Догара, Дана, трижды пыталась родить новому супругу ребенка, но после очередного выкидыша, едва не убившего ее, обсудив затею с супругом, решила отказаться от нее. Маленький Догар слышал разговор – стоял в дверях и смотрел на отчима. Мать сидела к нему спиной. Отчим продолжал разговор, словно специально хотел, чтобы Догар слышал. Потом он взял Догара в развлекательный парк и спросил, что мальчик думает обо всем этом.

– Очень жаль, что у меня не будет брата, – честно сказал Догар.

Натан Брэм кивнул и долго молчал, что-то взвешивая и перебирая губами, словно читал молитву или был сильно увлечен своими мыслями.

– Ты тоже уйдешь? – спросил Догар.

– Что? – растерялся Натан Брэм.

– Если ты уйдешь, как и мой отец, то это убьет мать, – сказал мальчик.

Брэм снова долго молчал, затем пообещал пасынку, что будет рядом с его матерью так долго, как только сможет. Тогда маленькому Догару это показалось целой вечностью. Но вечность закончилась пятнадцать лет спустя. Натан Брэм заболел, и мать снова осталась одна. Догар звонил ей так часто, как только мог, но женщина угасала на глазах. В пятьдесят три она умерла. Ее похоронили рядом с могилой Натана Брэма.

Догар Ситна не появился на похоронах. Не смог. Надеялся, что сможет, но операция на мозг пострадавшего в аварии мужчины длилась более шестнадцати часов. Ситна был ассистентом, которому пришлось продолжить операцию, когда старый доктор, не выдержав нагрузки, попросил сменить его. Страха не было. Свою первую операцию Ситна провел грамотно и с холодным сердцем. Он работал как машина – смерть матери стерла все чувства. Особенную пустоту приносила мысль, что в то время как ее тело опускают в могилу, в то время как он может попрощаться с ней, его нет рядом, потому что он должен спасать жизнь совершенно незнакомому человеку.

– Хорошая работа, – похвалил его на следующий день старый доктор.

– Я пропустил похороны матери, – хмуро сказал Ситна.

– Зато спас человеку жизнь.

Ситна кивнул, но настроение это ему не улучшило. Даже когда старый доктор отвел его в палату и познакомил с мужчиной, которому Ситна делал операцию, он остался хмур. Нужно было сдать затянувшуюся смену, переодеться и отправляться с опозданием в город детства. Именно об этом думал Ситна, когда его вызвал к себе директор клиники. Чтобы уйти, не хватило пары минут.

Агента в сером костюме звали Доран Торш, и он имел отталкивающий неприятный вид. Особенно его лицо со следами оспы. И глаза – большие, синие, которые вылезали из орбит так сильно, что Ситна невольно отвернулся, не желая встречаться взглядом с агентом.

– Что-то не так? – спросил директор клиники.

– У меня умерла мать, – сказал Ситна. – Вчера, когда я делал операцию, ее похоронили.

– Сожалею, – директор состроил кислую мину.

– Мне нужно быть там, пусть и с опозданием, – сказал Ситна, не особенно заботясь об учтивости.

– Я вас подвезу, – неожиданно подал голос агент Торш.

– Спасибо, но у меня есть машина, – Ситна не хотел, но начинал злиться. – К тому же я работал без сна больше суток и…

– Вы не любите свою работу?

– Что? Конечно, люблю. Зачем, по-вашему, я учился на врача?

– Не знаю, зачем вы учились, но именно сейчас ведете себя так, словно хотите распрощаться навсегда с карьерой.

– Вы угрожаете мне? – растерялся Ситна, впервые серьезно взглянув на агента.

– Я всего лишь предлагаю подвезти вас. Сейчас в городе пробки. У меня правительственный пропуск. Поверьте, то время, которое вы потратите на разговор со мной, мы компенсируем, когда будем выбираться из города, – агент не то улыбнулся, не то просто поджал губы. – Как вам такое предложение, доктор Ситна?

45

Строительство нового больничного крыла длилось чуть меньше двух месяцев. В качестве застройщика выступала коммерческая организация «Крисси», в качестве спонсороа – администрация города. В новом крыле на первых этажах должно было расположиться детское отделение клиники, чуть выше – административный центр. Ни педиатрия, ни управление клиникой не интересовали Ситну. Впрочем, не интересовало его и новое крыло, как не интересовало и агента Торша. Проект, который он курировал, занял помещения, где ранее находился детский центр клиники. Все кабинеты и палаты были перестроены, повышена охрана, на дверях электронные замки с уровнем доступа, а аппаратура… О, Ситна просто с ума сошел, когда увидел дорогостоящее оборудование. Он словно попал в будущее. Причем подобное преображение произошло за те несколько дней, пока Ситна находился в родном городе, отдавая дань памяти умершей матери…

Но все это было после – началом стал двухчасовой разговор с агентом Торшем и диковинный нейронный модулятор, в реальность которого Ситна не верил, пока не увидел воочию, не подключился к нему. Это случилось в кабинете старого доктора, которому пару часов назад ассистировал Ситна. Кожаная кушетка была старой и протертой. Кожа на подлокотниках давно потрескалась. Повсюду пыль, потому что старый врач не пускал в свой кабинет уборщицу, жалуясь, что она перекладывает его бумаги и он не может найти после ее визита нужные ему записи.

– Удивлен, что он пустил сюда нас, – сказал Ситна агенту Торшу. – Уборщице он не позволяет даже заглянуть в свой кабинет.

– Я не уборщица. Мне не нужно его разрешение.

– Понятно. – Тон не понравился Ситне, как не нравился и сам агент. Не нравился с первого слова, первого взгляда. Не нравился, казалось, еще раньше, чем Ситна увидел его – словно врожденная антипатия, когда один тип людей не может ни при каких условиях поладить с другим типом. Но потом агент заговорил о нейронных модуляторах. – Думаю, этот проект никогда не станет реальностью, – честно сказал Ситна. – Неважно, сколько денег на него потратят, но это будет еще один тупик, как программа звездных войн в двадцатом веке – всего лишь очередная страница в жанре фантастики… – Ситна собирался еще что-то сказать, но агент уже не слушал его, устремив взгляд на стол для дополнительного оборудования старого доктора, где впервые за последние годы не было пыли.

Новое оборудование резало глаз, дисгармонируя с обстановкой стеллажей и бумажных книг, которыми пользовался старый доктор.

– Это что? – растерянно спросил Ситна. – Это нейронный модулятор?

– Рабочий прототип, – уточнил агент Торш.

– Рабочий прототип? – Ситна тряхнул головой, стараясь избавиться от растерянности. – Но я думал…

– Хотите испытать его?

– Что?

Вместо ответа агент подошел к столу.

– Садитесь на кушетку, доктор, – сказал он Ситне.

Программа для модулятора была всего одна – океанский пляж, где белый песок был таким горячим, что обжигал ступни ног. Ситна чувствовал морскую свежесть, слышал крик чаек. Теплый ветер качал высокие пальмы. Других людей не было, словно программа давала ему возможность освоиться, привыкнуть. Потом появился агент Торш. В отличие от Ситны, которого программа облачила в пляжный костюм из длинных шорт и гавайской рубашки, на агенте по-прежнему был надет серый костюм, дисгармонирующий с окружением так же, как нейронный модулятор дисгармонировал с обстановкой кабинета старого врача.

– Впечатляет, правда? – спросил агент.

– Правда, – сказал Ситна, оглядываясь по сторонам.