Медовый месяц в улье Сэйерс Дороти
– А, понимаю. Что ж, Крачли, про это я ничего сказать не могу. Вам нужно говорить с его светлостью лично.
– Да, миледи. Если б вы замолвили за меня словечко…
– Я подумаю.
Хоть убей, она не могла вложить в голос хоть толику участия, ее так и подмывало сказать: “А сбережения мисс Твиттертон мы тоже должны вам возместить?” С другой стороны, в просьбе не было ничего странного, ведь Крачли не мог знать, что ей известно. Разговор был окончен, но молодой человек медлил, и Гарриет с облегчением услышала, как к воротам подъехала машина.
– Они вернулись. Много времени это не заняло.
– Да, миледи, это дело недолгое.
Секунду поколебавшись, Крачли вышел. Вошла большая компания – если все они приехали в “даймлере”, то выглядели как компания гробовщиков. Но нет, с ними был викарий, а он, вероятно, подвез кого-нибудь на своем автомобильчике. На викарии была сутана, в одной руке он нес стихарь и оксфордский капюшон, а другой отечески поддерживал мисс Твиттертон. Настроение у нее, как сразу заметила Гарриет, было куда лучше, чем накануне вечером. Хотя глаза ее покраснели от погребального плача, а рукой в черной лайковой перчатке она комкала носовой платочек с траурной каймой, статус главной плакальщицы над столь солидным гробом, очевидно, укрепил ее самомнение. За ней следовала миссис Раддл. На ней был плащ несуразного старомодного покроя, блестевший черным бисером, а гагатовые украшения на шляпке подпрыгивали еще веселее, чем на дознании. Она сияла. Ей на пятки наступал Бантер, груженный стопкой молитвенников и строгим котелком. Он мог по контрасту сойти за самого близкого и любящего родственника усопшего – настолько был погружен в приличествующую скорбь. Следом, как ни странно, шел мистер Паффет в забавной иззелена-черной визитке, не поддающейся датировке. Он застегнул ее поверх всех свитеров – с риском для пуговиц. Костюм дополняли рабочие брюки. Гарриет подумала, что венчался он, несомненно, в этой же визитке. Котелок был не тот, что в среду утром, но являл собой модель с загнутыми полями, столь любимую золотой молодежью 90-х годов.
– Ну вот и вы! – воскликнула Гарриет.
Она поспешила было к мисс Твиттертон, но остановилась на полпути из-за появления мужа, который задержался, чтобы накрыть радиатор ковриком. Сейчас вид у него был слегка бравурный, возможно от застенчивости. Впечатление от темного костюма и шарфа, черного пальто строгого покроя и туго свернутого шелкового зонта немного смазывал цилиндр, легкомысленно сдвинутый набекрень.
– Алло-алло-алло! – сердечно сказал его светлость. Он поставил зонт, скромно улыбнулся и эффектным движением снял цилиндр.
– Входи и садись, – сказала Гарриет, приходя в себя. Она подвела мисс Твиттертон к креслу и сочувственно пожала руку в черной лайке.
Его светлость обвел взглядом свои владения и обратился к ним с чувством:
– Иерусалим, счастливый дом![298] Это ли город, который называли совершенством красоты?[299] Горе тебе, опустошитель![300] Колесница Израиля и конница его![301]
Судя по всему, он пребывал в том неустойчивом настроении, которое нередко настигает людей после посещения похорон и других торжественных церемоний.
– Питер, веди себя прилично! – прошипела Гарриет и быстро повернулась к мистеру Гудакру с вопросом: – Много ли людей было на похоронах?
– Очень много посетителей, – ответил викарий. – Выдающееся количество.
– Как отрадно, – вскричала мисс Твиттертон, – что дядю так уважают! – По ее щекам разлился розовый румянец, она казалась почти хорошенькой. – Такое море цветов! Шестнадцать венков – включая ваш прекрасный дар, милая леди Питер.
– Шестнадцать! Подумать только! – сказала Гарриет, которую будто ударили в солнечное сплетение.
– И полный хор! – продолжала мисс Твиттертон. – Такие трогательные гимны. И дорогой мистер Гудакр…
– Слова его преподобия, – сообщил мистер Паффет, – прямо за душу брали, так сказать.
Он достал большой красный платок в белый горошек и трубно высморкался.
– Просто красота, – согласилась миссис Раддл. – Не видала похорон лучше, а я ведь сорок с лишним лет хожу на все похороны в Пэгглхэме.
Она обратилась к мистеру Паффету за подтверждением, и Гарриет, воспользовавшись возможностью, спросила Питера:
– Мы посылали венок?
– Бог его знает. Бантер, мы посылали венок?
– Да, милорд. Тепличные лилии и белые гиацинты.
– Строго, просто и подобает случаю. Бантер сказал, что очень признателен.
– Там были все, – сказала мисс Твиттертон. – И доктор Крэйвен пришел, и старые мистер и миссис Соуэртон, и Дженкинсы из Броксфорда, и тот странный молодой человек, который приходил сообщить нам о дядиных несчастьях, а мисс Грант привела школьников, и все они принесли цветы.
– И Флит-стрит[302] в полном составе, – добавил Питер. – Бантер, я вижу стаканы на радиоприемнике. Нам бы не помешало выпить.
– Очень хорошо, милорд.
– Боюсь, пивную бочку конфисковали, – сказала Гарриет, глядя на мистера Паффета.
– Вот незадача, – сказал Питер. Он снял пальто, а вместе с ним – последние остатки степенности. – Что ж, Паффет, придется вам разок снизойти до бутылочного. Говорят, его изобрел Исаак Уолтон[303]. Однажды на рыбалке он…
Его разглагольствование было неожиданно прервано Биллом и Джорджем, сошедшими со второго этажа. Один из них нес трюмо и умывальник, а другой – кувшин и небольшой букет ночных ваз. Обоим, похоже, нравилось, что в комнате собралась такая большая компания. Джордж радостно подошел к Питеру.
– Извиняюсь, шеф, – проговорил он, помавая вазами в сторону мисс Твиттертон, сидевшей возле лестницы. – Там наверху всякие бритвы и серебряные помазки…
– Фу! – серьезно сказал его светлость. – Грубостью вы ничего не добьетесь. – Он стыдливо набросил пальто на непристойный фаянс, добавил шарф, увенчал кувшин цилиндром и завершил картину, повесив зонтик на протянутую руку Джорджа. – Вальсируйте отсюда через другую дверь и попросите моего слугу объяснить, что тут к чему.
– Будет сделано, шеф, – отвечал Джордж и удалился, неуклюже переступая ногами, потому что цилиндр норовил перевесить всю конструкцию.
Викарий, ко всеобщему удивлению, разрядил обстановку, заметив с мечтательной улыбкой:
– Можете мне не верить, но в Оксфорде я как-то раз водрузил этот предмет на Памятник мученикам[304].
– Правда? – отозвался Питер. – А я был в числе тех, кто привязал по зонтику над каждым из цезарей[305]. Зонтики принадлежали членам колледжа. А! Вот и выпивка.
– Спасибо, – сказала мисс Твиттертон. Она грустно покачала головой, глядя в стакан. – Как вспомню, что в прошлый раз, когда мы угощались хересом лорда Питера…
– И не говорите, и не говорите! – подхватил мистер Гудакр. – Спасибо. А! Вот это я понимаю.
Он задумчиво подержал вино во рту, явно сравнивая его букет с букетом лучшего пэгфордского хереса – не в пользу последнего.
– Бантер, в кухне есть пиво для Паффета.
– Да, милорд.
Мистер Паффет, которому напомнили, что он находится, некоторым образом, не на своем месте, подхватил свой изогнутый котелок и сердечно произнес:
– Очень любезно со стороны вашей светлости. Пойдем, Марта. Снимай шляпку, шаль и давай подсобим тем юношам снаружи.
– Да, – сказала Гарриет. – Миссис Раддл, вы понадобитесь Бантеру – нужно будет приготовить какой-то обед. Мисс Твиттертон, вы останетесь? Поешьте с нами!
– Ой, нет, нет. Мне надо домой. Вы очень добры.
– Только не спешите уходить, – добавила Гарриет, когда Паффет и миссис Раддл исчезли. – Я так сказала только из-за миссис Раддл, которую иногда нужно поторопить, хотя по-своему она великолепная прислуга. Мистер Гудакр, не хотите ли еще капельку хереса?
– Нет-нет. Мне уже нужно бы домой.
– Не забудьте ваши растения, – сказал Питер. – Гарриет, мистер Гудакр убедил мистера Макбрайда отдать кактусы в хорошие руки.
– За вознаграждение, несомненно?
– Конечно, конечно, – сказал викарий. – Я ему заплатил. Это только справедливо. Он должен блюсти интересы своих клиентов. С другим человеком – кажется, его фамилия Соломонс – пришлось потруднее, но нам удалось договориться.
– Как же вам это удалось?
– Ну… я заплатил и ему тоже, – признался викарий. – Но совсем немного. Незначительную сумму. Меньше, чем они стоят. Не хотелось думать, что их отвезут на склад, где о них некому заботиться. Крачли за ними так хорошо ухаживал. Он прекрасно разбирается в кактусах.
– В самом деле? – спросила мисс Твиттертон так резко, что викарий уставился на нее в замешательстве. – Рада слышать, что Фрэнк Крачли выполнил какие-то из своих обязательств.
– Что ж, падре, – сказал Питер, – лучше вы, чем я. Мне они не нравятся.
– Они, может быть, не всем по вкусу. Но этот вот, например, – вы должны признать, что это в своем роде выдающийся экземпляр.
Шаркая ногами, он подошел к висящему кактусу и близоруко воззрился на него с преждевременной гордостью обладателя.
– Дядя Уильям, – проговорила мисс Твиттертон дрожащим голосом, – очень гордился этим кактусом.
Ее глаза наполнились слезами, и викарий быстро обернулся к ней:
– Я знаю. Поверьте, мисс Твиттертон, у меня ему будет хорошо и спокойно.
Мисс Твиттертон молча кивнула, но дальнейшему проявлению чувств помешал Бантер, который подошел к ней и сказал:
– Извините. Грузчики собираются очистить чердак и пожелали, чтобы я осведомился, что следует сделать с различными сундуками и предметами с ярлыком “Твиттертон”.
– О боже мой! Конечно же. Господи… Пожалуйста, скажите им, что мне лучше самой подняться и посмотреть… Понимаете, – боже, как же я забыла? – там хранится множество моих вещей. – Она обернулась к Гарриет и затрепетала. – Надеюсь, вы не будете против… Я не отниму у вас много времени… Но лучше бы мне самой взглянуть, что там мое, а что нет. Видите ли, мой домик так мал, и дядюшка любезно разрешал мне держать некоторое имущество… кое-что из вещей дорогой мамочки…
– Ну разумеется, – сказала Гарриет. – Вы можете ходить где хотите, а если нужна помощь…
– О, спасибо вам большое. О, мистер Гудакр, спасибо.
Викарий, учтиво распахнув дверь на лестницу, протянул руку.
– Поскольку я через несколько минут уже уйду, то попрощаюсь сейчас. Ненадолго. Я конечно же зайду вас проведать. А пока не позволяйте себе раскисать. На самом деле я хочу попросить вас быть храброй и разумной и прийти играть нам на органе в воскресенье, как обычно. Придете? Мы все на вас очень рассчитываем.
– Ах да… в воскресенье. Конечно, мистер Гудакр, если вы хотите, то я очень постараюсь…
– Буду очень рад.
– О, спасибо. Я… вы… все ко мне так добры.
Мисс Твиттертон унеслась вверх по лестнице в вихре благодарности и смущения.
– Бедная женщина! Бедная душа! – сказал викарий. – Чрезвычайно огорчает эта нераскрытая тайна, нависшая над нами…
– Да, не слишком приятно, – рассеянно ответил Питер.
Гарриет поразил его холодный задумчивый взгляд, обращенный к двери, за которой скрылась мисс Твиттертон. Она подумала про чердачный люк – и про ящики. Обыскал ли Кирк ящики? А если нет, тогда что? Может ли в одном из них что-нибудь лежать? Тупой предмет, возможно, слегка в крови, с прилипшими волосами? Ей казалось, что они уже очень долго стоят и молчат, когда мистер Гудакр, который вернулся к любовному созерцанию кактуса, вдруг произнес:
– Нет, это очень странно – действительно странно!
Питер вздрогнул, словно выходя из транса, и пересек комнату, чтобы посмотреть на странность. Викарий с глубоко озадаченным видом вглядывался в кошмарное растение над головой. Питер тоже вгляделся, однако мало что увидел, так как дно горшка находилось в трех-четырех дюймах выше его роста.
– Только взгляните! – Голос мистера Гудакра определенно дрожал. – Видите, что это?
Нащупав в кармане карандаш, он в волнении указывал им на что-то в середине кактуса.
– Отсюда, – сказал Питер, отступая назад, – похоже на пятно мучнистой росы, хотя издалека плохо видно. Но для кактуса это, возможно, просто здоровый румянец.
– Это мучнистая роса, – проворчал викарий. Гарриет, почувствовав, что здесь не помешает вдумчивое сочувствие, забралась на диван, чтобы оказаться вровень с растением.
– Тут есть еще, на верхней стороне листьев, если только это листья, а не стебли.
– Кто-то заливал его водой. – Викарий переводил обличающий взгляд с мужа на жену.
– Никто из нас его не трогал, – сказала Гарриет. Вдруг она вспомнила, что с кактусом возились Кирк и Бантер. Впрочем, едва ли они его поливали.
– Я гуманный человек, – начал Питер, – и хотя мне это колючее страшилище не нравится…
Тут он тоже осекся, и Гарриет увидела, что он переменился в лице. Это ее испугало. Такое лицо могло быть у того утреннего измученного сновидца.
– Что случилось, Питер? Он ответил полушепотом:
– Ах какой колючий плод, колючий плод, колючий плод. Здесь мы водим хоровод…[306]
– По окончании лета, – не унимался викарий, – воду следует расходовать крайне экономно, крайне!
– Это, разумеется, не мог быть Крачли: он разбирается в кактусах, – сказала Гарриет.
– Думаю, это он и был, – сказал Питер, словно возвращаясь откуда-то издалека. – Гарриет, ты слышала, как Крачли говорил Кирку, что в прошлую среду полил его и завел часы, а потом пошел к Ноуксу за жалованьем.
– Да.
– А позавчера ты видела, как он его снова поливал.
– Конечно, мы все это видели. Мистер Гудакр пришел в ужас:
– Но, дорогая леди Питер, он не мог так сделать. Кактус – пустынное растение. В холодное время его надо поливать всего один раз в месяц.
Питер, вынырнув на миг, чтобы разрешить эту маленькую загадку, казалось, вернулся в свой кошмар. Он бормотал: “Не могу вспомнить…”
Но викарий не обращал внимания.
– Его недавно кто-то трогал. Вижу, вы удлинили цепь.
Питер судорожно вздохнул:
– Вот оно. Цепь. Мы были скованы друг с другом. Напряжение ушло с его лица, оно стало пустым, как маска.
– Что там с цепью, падре?
Глава XX
Знаешь Как – знаешь и Кто
Уильям Шекспир “Два веронца”[307]
- А вот и лестница, что мне нужна!
Гарриет привыкла, что в Толбойз их все время прерывают в неподходящий момент, и совсем не удивилась, когда на этих словах появился Бантер, словно услышав выходную реплику. За ним маячили Паффет и Крачли.
– Если это не слишком побеспокоит вашу светлость, эти люди очень хотели бы вынести мебель.
– Понимаете, – добавил мистер Паффет, выходя вперед, – они ж на контракте. И кабы мы тихонько перекинули им кое-что отсюда… – Он красноречиво махнул пухлой рукой в сторону невероятно тяжелого буфета с массивными верхними полками.
– Хорошо, – сказал Питер. – Но побыстрее. Берите и уходите.
Бантер и Паффет взялись за ближний край буфета, который, покачиваясь, отошел от стены, демонстрируя украшенную паутиной заднюю поверхность. Крачли приподнял дальний край и попятился с ним к двери.
– Да, – продолжил мистер Гудакр, чей ум, ухватившись за что-нибудь, держался предмета с цепкостью морского анемона. – Да. Видимо, старая цепь истерлась. Эта лучше. Так кактус гораздо проще разглядеть.
Буфет медленно преодолевал порог, но грузчики-любители чего-то не учли. И он застрял. Питер с внезапным нетерпением стянул с себя пиджак.
“Как он ненавидит плохую работу”, – подумала Гарриет.
– Полегоньку, полегоньку, – сказал Паффет. Благодаря то ли везению, то ли высшему руководству неподъемное чудище сдвинулось с места и плавно прошло в дверь, как только Питер приложил к нему руки.
– Вот и все! – сказал Питер, закрыв дверь и став к ней спиной с красным от напряжения лицом. – Да, падре, вы говорили про цепь. Она была короче?
– А как же. Уверен в этом. Совершенно уверен. Дайте-ка подумать… Дно горшка раньше было вот здесь. – Он поднял руку чуть выше своего – весьма высокого – роста.
Питер подошел ближе.
– Дюйма на четыре выше. Уверены?
– Да, вполне. Да, и еще…
В оставшуюся без охраны дверь снова вошел Бантер, вооруженный платяной щеткой. Он направился к Питеру, схватил его сзади и принялся чистить ему брюки. Мистер Гудакр с большим интересом наблюдал за этой сценой.
– А! – сказал он, пропуская Паффета и Крачли к дивану, стоявшему у окна. – Вот что хуже всего в этих старых тяжелых буфетах. За ними очень сложно подметать. Жена на наш все время ворчит.
– Бантер, хватит. Можно я останусь пыльным? Бантер мягко улыбнулся и приступил к другой ноге.
– Боюсь, я доставил бы вашему великолепному слуге много мучений, будь я его нанимателем, – продолжал викарий. – Меня всегда ругают за не опрятность.
Краем глаза он заметил, что за двумя мужчинами закрылась дверь, и, хоть ум его и не поспевал за увиденным, сделал попытку это увиденное осмыслить:
– Это ведь Крачли? Надо было спросить его…
– Бантер, вы слышали, что я сказал. Если мистеру Гудакру нравится, можете почистить его. Я не дамся. Я отказываюсь.
Несмотря на легкомысленный тон, его голос прозвучал жестче, чем Гарриет доводилось когда-либо слышать. Она подумала: “Впервые после женитьбы он забыл о моем существовании”. Она подобрала брошенный им пиджак и стала искать в нем сигареты, однако от нее не ускользнул ни быстрый взгляд Бантера – снизу вверх, – ни то, что Питер едва заметно дернул головой.
Бантер безмолвно переключился на викария, а Питер, освободившись, направился прямо к камину. Там он остановился и обвел комнату взглядом.
– И действительно! – сказал мистер Гудакр с явным удовольствием. – Впервые в жизни меня обслуживает камердинер.
– Цепь, – сказал Питер. – Так где же?..
– Ах да, – вернулся мистер Гудакр к своим баранам. – Я собирался сказать, что это определенно новая цепь. Старая была латунной, под стать горшку, тогда как эта…
– Питер! – вырвалось у Гарриет.
– Да. Теперь я понял.
Он схватил декоративную водосточную трубу, выбросил из нее сухую траву и поднял ее кверху. Как раз в этот момент вошел Крачли, на этот раз в сопровождении Билла, и двинулся к оставшемуся дивану.
– Если вы не против, шеф.
Питер быстро вернул трубу на место и сел на нее.
– Против, – сказал он. – Мы тут не закончили. Выйдите. Нам надо на чем-то сидеть. Я улажу это с вашим нанимателем.
– А-а, – протянул Билл. – Ну, как скажете, шеф. Но учтите, эту работу надо закончить сегодня.
– Закончите, – ответил Питер.
Джордж мог и возразить, но Билл, очевидно, обладал более уравновешенным темпераментом, а может, думал прежде всего о себе. Он покорно сказал: “Ладно, шеф”, – и вышел, уведя Крачли.
Когда дверь закрылась, Питер поднял трубу. На ее дне лежала латунная цепь, свернутая кольцами, как спящая змея.
– Цепь, выпавшая из дымохода, – сказала Гарриет. Питер скользнул по жене взглядом, будто они не знакомы:
– Новую цепь повесили, а старую спрятали в дымоход. Зачем?
Он раскачивал цепь, глядя на кактус, висящий над радиоприемником. Мистер Гудакр был глубоко заинтригован.
– А вот это, – произнес он, берясь за конец цепи, – весьма похоже на прежнюю цепь. Смотрите. Она почернела от сажи, но если потереть, то видно, что она светлая.
Питер отпустил свой конец цепи, и та со звоном повисла в руке викария. Затем он остановил взгляд на Гарриет и обратился к ней, словно к самому сообразительному на вид ученику в отстающем классе:
– Крачли поливал кактус, который полил за неделю до того и который нужно поливать раз в месяц…
– В холодное время года, – вставил мистер Гудакр.
– Он стоял вот тут на стремянке. Он вытер горшок. Спустился. Поставил стремянку вот сюда, к часам. Вернулся сюда, к приемнику. Можешь вспомнить, что он сделал потом?
Гарриет закрыла глаза, представив себе комнату такой, какой она была в то странное утро.
– Кажется…
И снова их открыла. Питер нежно положил руки на края радиоприемника.
– Да. Именно так. Я знаю. Он выдвинул приемник вперед, чтобы он стоял точно под горшком. Я сидел близко к нему, на краю дивана, поэтому и запомнил.
– Я тоже это заметила. Но вспомнить не смогла. Он тихо придвинул радио к стене и сам шагнул вперед. Теперь горшок висел точно над его головой – на три дюйма выше ее.
– Надо же, – сказал мистер Гудакр, с удивлением обнаружив, что происходит нечто важное, – как это все загадочно.
Питер не ответил – он стоял, тихо поднимая и опуская крышку радиоприемника.
– Вот так, – шептал он. – Вот так… Говорит Лондон.
– Боюсь, я слишком бестолков, – снова вступил викарий.
На сей раз Питер посмотрел на него и улыбнулся.
– Глядите! – Он слегка тронул горшок, и тот плавно закачался на восьмифутовой цепи. – Это возможно. Господи! Это возможно. Мистер Ноукс ведь был примерно с вас ростом, так, падре?
– Около того. Около того. Я был, может быть, на дюйм его выше, но не более.
– Будь я повыше, – с сожалением сказал Питер, который нервно относился к своему росту, – у меня было бы побольше мозгов. Но лучше поздно, чем никогда.
Он снова оглядел комнату, скользнул взглядом по Гарриет и викарию и остановился на Бантере.
– Видите, – сказал он, – у нас есть первый и последний член последовательности – надо только вставить средние члены.
– Да, милорд, – бесцветным голосом согласился Бантер. Сердце его забилось. На этот раз обратились не к молодой жене, а к нему, к старому испытанному товарищу, с которым раскрыта сотня дел. Он откашлялся. – Если позволите внести предложение, то лучше сначала удостовериться, что цепи отличаются по длине.
– Совершенно верно, Бантер. Так держать. Берите стремянку.
Гарриет смотрела, как Бантер залезает на стремянку и берет латунную цепь, машинально протянутую викарием. Но шаги на лестнице услышал Питер. Не успела мисс Твиттертон войти, как он бросился ей наперерез, а когда она повернулась, закрыв дверь за собой, он уже стоял рядом.
– Ну вот, все в порядке, – радостно сказала мисс Твиттертон. – Ой, мистер Гудакр, я думала, вас уже не застану. Хорошо, что кактус дяди Уильяма достанется вам.
– Бантер как раз этим занимается, – сказал Питер. Он стоял между ней и стремянкой, надежно закрывая ее четырем футам восьми дюймам обзор своими пятью футами девятью дюймами. – Мисс Твиттертон, если вы правда закончили, то не могли бы сделать кое-что для меня?
– Ну конечно – если только я справлюсь!
– Кажется, я выронил где-то в спальне свою авторучку, и опасаюсь, что кто-то из этих ребят на нее наступит. Если вас не затруднит…
– Что вы, я с удовольствием! – вскричала мисс Твиттертон, радуясь простому заданию. – Сию минуту побегу искать. Всегда говорю, что у меня талант находить вещи.
– Вы невероятно добры, – сказал Питер, мягко подвел ее к выходу, открыл дверь и закрыл за ней. Гарриет ничего не сказала. Она знала, где Питерова ручка, потому что видела ее во внутреннем кармане пиджака, когда искала сигареты. У нее похолодело под ложечкой. Бантер, быстро спустившись со стремянки, стоял с цепью в руке, словно готовился по сигналу заковать преступника в кандалы.
– Разница четыре дюйма, милорд. Хозяин кивнул.
– Бантер… нет, давай ты, – увидев Гарриет, он за говорил с ней, как с лакеем. – Поднимись по черной лестнице и запри там дверь. И сделай так, чтобы она тебя не услышала, если получится. Вот ключи от дома. Запри двери – переднюю и заднюю. Убедись, что Раддл, Паффет и Крачли в доме. Если кто-нибудь что-нибудь скажет – это я приказал. И верни ключи мне – ты поняла?.. Бантер, возьмите стремянку и посмотрите, нет ли в стене или потолке с той стороны камина какого-нибудь крюка или гвоздя.
Выйдя из комнаты, Гарриет пошла по коридору на цыпочках. По доносившимся из кухни голосам и приглушенному звону она поняла, что обед готовят – а может быть, уже и едят. В открытую дверь она увидела затылок Крачли, подносившего кружку ко рту. За ним стоял мистер Паффет. Его широкие челюсти мерно двигались. Миссис Раддл она не увидела, но тут из судомойни раздался ее голос: “Джо это был, он самый, торчал, как нос у него на лице, а нос-то у него дай бог, сами видели, но куда там! Он только о женушке своей и печется…” Кто-то засмеялся. Гарриет показалось, что это Джордж. Она торопливо миновала кухню, взбежала по туалетной лестнице, заперев по пути заднюю дверь, и очутилась, задыхаясь скорее от волнения, чем от спешки, под дверью собственной комнаты. Ключ был внутри. Она тихо повернула ручку и вошла. Там было пусто, за исключением ее собственных коробок и деталей кровати, приготовленных к выносу. Из другой комнаты слышалось негромкое шуршание, затем мисс Твиттертон взволнованно защебетала себе под нос (совсем как Белый кролик, подумала Гарриет): “О боже, боже! Куда же она пропала?” (или, может быть, “я же совсем пропала”?) Несколько мгновений Гарриет стояла с ключом в руке. Войти и сказать: “Мисс Твиттертон, он знает, кто убил вашего дядю, и…” Как Белый кролик – белый кролик в клетке…
Она вышла и заперла за собой дверь.
Теперь обратно в коридор… и незаметно пройти мимо открытой двери. Никто не обратил на нее внимания. Она заперла входную дверь, и дом оказался закупорен, так же как и в ночь убийства.
Она вернулась в гостиную. Прошло так мало времени, что Бантер все еще стоял у камина на стремянке, обшаривая темные балки при свете карманного фонарика.
– Крюк с винтом, милорд. Выкрашен в черный цвет и ввинчен в балку.
– А! – Питер на глаз прикинул расстояние от крюка до радиоприемника. Гарриет подала ему ключи, и он рассеянно сунул их в карман, даже не кивнув.
– Доказательство, – сказал он. – Наконец хоть какое-то доказательство. Но где же…
Викарий, который, казалось, вдумчиво складывал в голове два и два, прочистил горло.
– Правильно ли я понимаю, – спросил он, – что вы обнаружили, что называется, ключ к разгадке?
– Нет. Мы его ищем. Ключ. Ариаднину ключевую нить. Маленький клубок бечевки, чтобы пройти лабиринт – да, бечевки… Кто сказал “бечевка”? Паффет это был! Вот кто нам нужен!
– Том Паффет! – воскликнул викарий. – Не хо телось бы думать, что Паффет…
– Приведите его, – велел Питер. Бантер уже сошел со стремянки.
– Да, милорд, – отозвался он и стремительно вышел. Взгляд Гарриет упал на цепь, которая лежала там, где Бантер ее оставил, – на крышке приемника. Она взяла ее, и звяканье привлекло Питера.
– Это убрать. Дай мне.
Оглядев комнату в поисках укрытия, он хихикнул и двинулся к камину.
– Вернем ее туда же, где была, – сказал он, нырнув под колпак дымохода. – Подальше положишь – поближе возьмешь, как любит говорить Паффет. – Он снова вынырнул, отряхивая руки.
– Там, видимо, есть выступ, – заметила Гарриет.
– Да. Цепь сдвинуло выстрелом. Если бы Ноукс чистил свои дымоходы, его убийцу вряд ли бы нашли. Что, падре, не делать ли нам зло, чтобы вышло добро?[308]
От богословской дискуссии мистера Гудакра спасло появление мистера Паффета в сопровождении Бантера.
– Вы меня спрашивали, м’лорд?
– Да, Паффет. Когда вы наводили тут порядок в среду – после того, как мы обрушили сажу, – помните, вы подобрали с пола веревку?
– Веревку? – переспросил мистер Паффет. – Ежели вам веревка нужна, милорд, так вы по адресу обратились. Я как вижу веревочку, милорд, так сразу подбираю да сматываю, глядишь пригодится. – Он, кряхтя, задрал свои свитера и принялся вытаскивать из карманов мотки веревки, как фокусник достает цветные бумажки. – Тут у меня какие хотите, выбирайте. Как я сказал Фрэнку Крачли, подальше положишь – поближе возьмешь, так и…
– Вы сказали это про веревку, так ведь?
– Верно, – отвечал мистер Паффет, с трудом извлекая на свет толстый шнур. – Я подобрал тут с полу веревочку и говорю ему – намекая на те его сорок фунтов, – говорю ему…
– Я же помнил, что вы что-то подобрали. Наверное, сейчас вы уже не сможете сказать, какая это веревка?
– А-а! – просиял мистер Паффет. – Теперь понял, милорд. Вам надо ту самую веревку. Ну не знаю. Не скажу, которая тут та. Не смогу. Но веревка была хорошая – хороший толстый кусок, с ярд[309] примерно, и без единого узла. Но какой это кусок – тот или этот, – не скажу, не буду врать.
Читать бесплатно другие книги:
