Я Пилигрим Хейз Терри

Глава 9

Поскольку дело происходило в Германии, грузовики прибыли точно в назначенное время, ровно в шесть утра. Моросил мелкий дождь, когда они проехали тщательно охраняемые ворота фирмы «Чирон».

Как и тысячу раз прежде, машины миновали стеклянный фронтон административного здания и направились к погрузочным платформам. Парень, работающий на складе, высокий араб, чье имя ни один из водителей толком не помнил, ждал их за рулем вильчатого автопогрузчика, чтобы заполнить машины коробками с медикаментами для отправки в Америку. Араб ничего не сказал им, этот парень вообще говорил мало, но шоферам он нравился: работал быстро и казался гораздо умнее большинства своих коллег.

Партия отправляемого товара была крупной: она включала паллеты с вакцинами, клети с антибиотиками, миллионы доз различных медикаментов, но даже в этих условиях Сарацину потребовалось не более пяти минут, чтобы поместить все это в грузовики. Сопроводительная документация была уже готова. Водители знали, что проверять его не нужно: все правильно.

Захватив бумаги, они пробежали сквозь дождь, сели в кабины и достигли автострады А5 в рекордно короткое время.

Если бы водители посмотрели в зеркала заднего вида – а никто из них этого не сделал, – они увидели бы, что Сарацин даже не сошел с вильчатого погрузчика. Он размышлял о чем-то, пока машины не скрылись из виду. Сарацин спешил еще и потому, что знал: мокрый асфальт и дорожные работы, которые постоянно велись на автостраде А5, замедлят продвижение грузовиков, но не настолько, чтобы опоздать на рейс.

Наконец он опустил голову на руки и уплыл куда-то далеко, в некое пространство между молитвой и смертельной усталостью. Дело сделано, дальнейшее уже не в его власти. Чувство облегчения было таким сильным, что глаза саудовца обожгли слезы. Тяжелая ответственность последних трех лет, огромное бремя работы во имя Аллаха были теперь с него сняты. Снаряды летели в цель, и судьба его миссии, благосостояние мусульманских наций, сама возможность выживания всего чистого, что еще оставалось в мире, зависели теперь от системы охраны границ, которая, как считал Сарацин, была такой слабой, что ее фактически не существовало. Но тут уже в любом случае от него ничего не зависело: то, что мог, он сделал, все теперь в руках Всевышнего.

С растущим чувством освобождения Сарацин поднял голову и слез с водительского места. Он вернулся на склад, прошел к своему запирающемуся шкафчику и полностью опустошил его. В первый и единственный раз с начала своей работы в «Чироне» он не стал ждать конца смены: закинул рюкзак на плечо, прошел незамеченным через ворота и с легким сердцем вышел на пустую дорогу под моросящий дождь.

Сарацин вернулся в свою маленькую квартирку, где имелись только кровать, стол и умывальник в углу. Он вытащил еду из буфета, уложил в рюкзак запасную одежду, оставил ключи на столе и вышел, хлопнув дверью. Он не стал ни получать причитающийся ему заработок, ни возвращать себе деньги, уплаченные вперед за квартиру по страховому депозиту. Даже не попрощался с людьми из мечети на Вильгельмштрассе, которые сделали ему столько добра. Исчезновение Сарацина было столь же таинственным, как и его появление.

Он быстро прошел через утренний город к железнодорожному вокзалу, купил билет, и несколько минут спустя к перрону подошел скорый поезд до Франкфурта. Добравшись до места назначения, Сарацин забрал из арендованной на длительный срок ячейки в камере хранения свой багаж и набор медицинских инструментов. Потом уединился в кабинке туалета, где переоделся в обычную одежду, вновь превратившись в ливанского врача, приехавшего на конференцию в выставочном центре «Мессе Франкфурт».

В последние недели, когда его миссия двигалась к завершению, саудовец часто думал о том, что делать дальше. У него не было желания оставаться в Германии, как, впрочем, и причины возвращаться в Ливан. Сарацин знал: нужно подождать немного, и черная оспа, эта чума двадцать первого века, словно бомба, взорвет общественное сознание. Она начнет проявлять себя медленно, как горящая спичка в соломе, но быстро станет, как говорят ученые, саморазвивающимся процессом, и вскоре весь амбар запылает.

Америка, этот великий неверный, станет эпицентром взрыва: уровень смертности там достигнет астрономических масштабов. Лишившись защитника, Израиль откроет свое брюхо, оказавшись во власти ближних врагов. Когда резко уменьшится экономическая активность и рухнет цена на нефть, правящая саудовская элита не сможет больше откупаться от собственного народа, уповая на поддержку Соединенных Штатов, и развернет устрашающие репрессии. Однако этим она только посеет семена своей будущей гибели.

Вскоре мир станет закрытым, и путешествия окажутся невозможны. Государства будут искать безопасности в карантине и изоляции, некоторые преуспеют в этом больше других. И пусть даже миллиард человек умерло от оспы за сто лет, предшествовавших ее искоренению, ничего подобного созданному им вирусу, включая ВИЧ, в современном мире просто не было. Никто не в силах предсказать, куда потекут реки инфекции и во что все это выльется.

Поскольку «время умирания», как он сам определил его, неуклонно приближалось, Сарацин все больше испытывал желание быть рядом с любимым сыном, и не важно, что там произойдет с миром. Если кто-то лишится жизни, значит такова воля Аллаха. Все, чего у Него просит Сарацин: держать в объятиях своего ребенка, иметь возможность сказать ему, что им нечего бояться – ни в этом мире, ни в будущем. Если Аллаху будет угодно, чтобы они остались живы, Сарацин увезет сына в Афганистан, когда это станет осуществимо. Вместе они станут гулять по тенистым берегам рек, и, может быть, Сарацин покажет мальчику горные склоны, где его отец когда-то сбивал смертоносные вражеские вертолеты «хайнд». Лето сменится осенью, и они отправятся в путь через далекие долины в крепость Мохаммеда Абдул-хана. Разве есть на земле место лучше, чтобы воспитать сына среди храбрых и набожных людей? А когда придет время, они вернутся в Саудовскую Аравию, чтобы вместе радоваться жизни в краю, где он оставил свое сердце, и тут Сарацин встретит свою старость.

Быть рядом с любимым сыном. Эта мысль укрепляла дух Сарацина, пока он жил в Карлсруэ. Однажды вечером саудовец отправился в интернет-кафе, порылся в Сети и подыскал в Миласе домик, подходящий для благочестивого мусульманина. Его можно будет снять в аренду.

Решено: он вновь появится во Франкфурте в обличье доктора, а потом сядет на самолет и полетит в Бодрум.

Глава 10

На частном реактивном самолете, если лететь с максимально допустимой скоростью, расстояние между Джиддой и сектором Газа можно преодолеть очень быстро. Всего-навсего каких-то два часа, и вот уже вы попадаете на эту территорию, врезавшуюся клином между Израилем и Египтом, землю крайней, просто невероятной нищеты, ставшую убежищем для полутора миллионов не имеющих гражданства арабов и по меньшей мере двадцати групп, признанных Государственным департаментом США террористическими организациями.

Бейрутская резидентура распорядилась, чтобы «гольфстрим» торговца оружием был заменен принадлежащим ЦРУ «лирджетом». В отличие от пупрурно-золотой безвкусной роскоши, салон этого самолета был скромно расцвечен тремя оттенками бежевого. Такой интерьер, по крайней мере, не вызывал у меня мигрени. Несомненно, это было преимуществом «лирджета», недостатком же его, причем весьма существенным, оказалось отсутствие спальных мест. Я был вынужден всю дорогу сидеть, да и полюбоваться через иллюминатор было нечем, кроме бесконечных нефтяных вышек. Меня развлекали лишь собственные мысли.

И признаться, они оказались неважными компаньонами. Нельзя сказать, что я тщеславен, но умеренной дозой профессиональной гордости, несомненно, обладаю. И вот сейчас, когда я находился в самолете на высоте тридцать тысяч футов, спрятаться от себя было некуда. Приходилось взглянуть правде в глаза: я сошелся в схватке с Захарией аль-Нассури и он одержал надо мной верх.

Наверное, у меня с самого начала не имелось шансов: он был слишком умен и ловок, чтобы я мог поймать его. Шутка ли сказать, человек, который пять сотен миль вез негашеную известь в горы Гиндукуша на вьючных лошадях, пробираясь через едва ли не самую труднопроходимую местность на земле! Сарацин тщательно планировал каждый свой шаг, каждую мельчайшую подробность.

Безусловно, этот тип предвидел и то, что люди моей профессии попытаются разыскать его. Подобно беглецу, спасающемуся от погони по свежевыпавшему снегу, Сарацин заметал следы: еще четырнадцать лет назад купил свидетельство о смерти и с тех пор жил по фальшивому паспорту. Он слишком сильно опережал меня, чтобы его можно было поймать.

Однако нас вряд ли можно упрекнуть в некомпетентности: разве была у нас возможность хоть в чем-то действовать иначе? Из десяти человек, знавших страшный секрет, восемь были правительственными чиновниками, которые не только хранили молчание, но и действовали с поразительным проворством. Без риска впасть в хвастовство, скажу, что два других члена группы, Шептун и я, были одними из лучших в мире спецслужб, да к тому же вооружены всеми ресурсами и технологиями, которые только могла предложить самая могущественная страна на свете. Мы, как хищники высшего порядка, были жестко запрограммированы на охоту…

И тут мне кое-что пришло в голову. А ведь далеко не всякий высокоорганизованный хищник охотится. Акула, например, преследует добычу, однако крокодил лежит себе тихо в тростнике и ждет, пока жертва сама не придет к нему.

В этот момент я понял, в чем заключалась наша ошибка: мы охотились, вместо того чтобы ставить капканы. У нас не было шансов в прямолинейной погоне: преступник намного опережал нас. Но когда устраиваешь ловушки, стартовый рывок не столь важен.

Осталось ли у нас время? Возможно, у нас есть еще карта в запасе, еще один бросок кости, последний патрон. Нам необходимо как-то извлечь Сарацина из тени, заставить его выйти к водопою.

Не замечая ни облаков, ни нефтяных вышек, я глядел в иллюминатор так долго, что казалось, прошло полжизни, и в конце концов поверил, что у нас есть шанс. Эта надежда основывалась только на одном – уроке, полученном много лет назад в офисе женевского банкира: любовь – не слабость, а источник силы.

Отстегнув ремень безопасности, я встал. Не сразу сообразил, что из-за турбулентности реактивный самолет раскачивается даже в ясную погоду. Беспокоиться об этом было некогда. Я прошел в переднюю часть салона, едва не пробив крышу, когда самолет совершил внезапный нырок, схватился за спинку сиденья и не то заполз, не то влетел в маленькую кабинку, где был установлен защищенный от прослушки телефон ЦРУ.

Схватив трубку, я набрал номер.

Глава 11

Шептун ответил почти сразу же. Его голос звучал хоть и мягче, чем обычно, но все равно был таким хриплым, словно кислота лилась по гравию. Слишком много стрессов и разочарований пришлось на долю этого человека. Ну и разумеется, сказывался хронический недосып.

Я объяснил ему, какую мы совершили ошибку, пытаясь настигнуть Сарацина, и обрисовал в общих чертах, не вдаваясь в подробности, как собираюсь действовать дальше. К счастью, он был так опытен, что понял меня с полуслова.

Я также сказал Шептуну, что надо повременить с арестом Кумали, и попросил убедить президента отложить свое обращение к народу.

– Мне нужно время, чтобы мой план сработал, Дэйв.

– Вы просите о том, чего у нас нет, – возразил он, и вновь я почувствовал груз прожитых лет в его голосе. – Это невозможно. Мы не можем медлить. Я говорил с ним двадцать минут назад.

Я всячески упрашивал, буквально умолял начальника разведки пойти мне навстречу и, когда это не дало результата, выпалил в гневе, что ему все же лучше прислушаться ко мне. Как-никак я лучший агент своего поколения и, черт возьми, настаиваю, что у нас есть шанс! Мгновение Шептун молчал, и я понял, что его шокировало прозвучавшее в моих словах неприкрытое тщеславие, обычно вовсе мне не свойственное. Он попросил меня подождать.

Вцепившись мертвой хваткой и в него, и в телефонную трубку, кренясь и ныряя вместе с самолетом, попавшим в зону турбулентности, я ждал, пока он не позвонит президенту по другому телефону. Через несколько минут я услышал шаги Шептуна по деревянному полу его кабинета.

– Я только что говорил с Гросвенором, – сообщил он. – Президент не думает, что ваш план сработает, совсем не верит в это…

– Господи Исусе! – прервал его я. – Вы объяснили ему, в чем заключалась наша ошибка?

– Конечно, – коротко ответил Шептун. – Сказал, что мы пытались решить свои проблемы как представители законной власти, а надо было действовать словно головорезы, которые ждут поезда, чтобы ограбить его. Надеюсь, я доходчиво изложил ситуацию?

– Неужели он даже после этого ничего не понял?

– Вы не дали мне закончить. Президент сказал, что не верит в эту затею, но целиком полагается на вас. Он дал вам тридцать шесть часов.

Я испытал огромное облегчение. Еще один шанс на спасение, еще одна возможность искупления.

– Спасибо, – от души поблагодарил я.

– Звоните нам в любом случае: добьетесь успеха или нет. Если поймете, что план не срабатывает, президент должен узнать об этом незамедлительно. Обращение к народу уже готово. Гросвенор сказал, что не надо никаких ложных надежд, не стоит выдавать желаемое за действительное. Не нужно лепить из дерьма конфетку.

– Хорошо, – ответил я.

– Мой номер у вас есть, а вот еще один – на случай, если возникнут проблемы. Это телефон Гросвенора.

Как ни хороша моя память, мне не хотелось зависеть от нее, поэтому я вытащил свой мобильник и внес этот номер в список для быстрого набора под кодом 911. Я не успел еще до конца сделать это, когда вновь заговорил Шептун:

– Итак, у нас есть тридцать шесть часов. Приступаем к осуществлению альтернативного плана. Каким будет первый шаг?

– Телефонный звонок, – ответил я. – Мы не можем сделать его сами, все должно выглядеть естественно. Кто наш самый высокопоставленный агент в Турецкой разведывательной службе?

Я, конечно, знал, что, исходя из стратегических интересов страны, ЦРУ, как и любая другая серьезная разведывательная организация, долгие годы внедряло своих людей в турецкие секретные службы.

Шептун молчал: еще бы, я хотел, чтобы он раскрыл одну из самых важных государственных тайн.

– Дэйв? – напомнил я о себе.

– Ну… есть кое-кто, кого мы можем использовать, – неохотно выдавил он.

– Кто именно? – Я знал, что оказываю на него чрезмерное давление, но должен был знать, устроит ли меня этот человек.

– Ну и вопросы вы задаете, черт подери!

– Кто?

– Два заместителя директора Турецкой разведывательной службы, – наконец сказал он. – Один из них взращен «Уол-мартом», но предпочитает Гуччи. Этого вам хватит?

– Черт… заместитель директора! – Я был ошеломлен. Несмотря на годы, проведенные в «Дивизии», меня до сих пор шокировал масштаб предательства внутри мира спецслужб. – Он, наверное, не захочет делать этого.

– У него не будет выбора. Побоится, что я обращусь в правительство Турции. Кажется, в этой стране изменников до сих пор вешают. Сообщите подробности.

Я услышал шелест бумаги: начальник разведки взял ручку, чтобы записать.

Когда я закончил, он повторил ключевые моменты. Шептун не просто писал под мою диктовку, он сразу ухватил суть и изложил все в сжатой форме и необычайно четко. Я в который уже раз возблагодарил Бога за такого замечательного руководителя.

– И что теперь? – спросил он. – Набрать его номер и заставить сделать это?

– Да, ему надо позвонить очень быстро, если мы не хотим упустить свой шанс.

Я прервал разговор, и, пока Шептун закладывал бомбу под заместителя директора Турецкой разведывательной службы, я постучал в кабину пилота и услышал по внутренней связи голос бывшего летчика американских ВВС:

– В чем дело?

– Планы изменились. Сектор Газа отменяется, мы летим в Бодрум.

Дверь распахнулась.

– Где этот Бодрум?

Выкрикнув ответ, я уже бежал назад к кабинке с телефоном. Нужно было сделать еще один срочный звонок.

Глава 12

Когда в мобильнике Брэдли раздался гудок, он сидел в одном из баров Нижнего Ист-Сайда. Это было не заведение для любителей джаза с острыми закусками и «меню для дегустации», а настоящий паб с пропахшими табаком стенами и напитками, достаточно крепкими, чтобы сбить с ног. Последний островок старого Нью-Йорка, иными словами, полицейский бар.

Бен присутствовал на прощальном вечере: один старый вояка выходил в отставку. Народу было много, а шум в заведении стоял такой, что нормально поговорить по телефону можно было только на улице. В результате Бен услышал, что ему пора отправляться на передовую, когда стоял под моросящим дождем с бутылкой пива в руке.

– Где вы сейчас? – спросил он.

– В реактивном самолете ЦРУ над Иорданией.

Не было нужды скрывать это от Бена: я хотел, чтобы звонок встряхнул его и был воспринят как призыв к действию. И велел:

– Сразу же по окончании нашего разговора позвоните человеку, которому вы передавали сообщения. Его зовут Дэйвид Маккинли, он директор Национальной разведывательной службы США.

Я слышал, как Бен втянул воздух.

– Проклятие, а я думал…

– Забудьте, что вы думали. Дело очень важное. Скажите Дэйву, что мне срочно нужен помощник. Он распорядится, чтобы вертолет доставил вас в аэропорт, где вас посадят на правительственный реактивный самолет.

– Куда я лечу? – спросил Бен.

– В Бодрум. Маккинли подготовит все документы. Вы – детектив полицейского управления Нью-Йорка, расследующий убийство Ингрид Коль.

– Кто это?

– Та женщина, труп которой нашли в «Истсайд инн».

– Но как?…

– Позже, – сказал я, возблагодарив Провидение, что повстречал Камерон и ту женщину, которая скрывалась под именем Ингрид. Их темные делишки привели меня в Турцию, и у нас появился шанс.

– Я встречу вас в аэропорту. Не забудьте прихватить свое личное оружие.

Высота – шесть миль, резкий разворот на Бодрум, турбулентность наконец уменьшилась. Я подумал, что если мы опоздали, то оружие Бену не понадобится.

Глава 13

Хотя поначалу заместитель директора Турецкой разведывательной службы и попробовал сопротивляться, он все же позвонил Лейле Кумали уже через двадцать минут после моей беседы с Шептуном.

Этого разговора я, конечно, не слышал, но некоторое время спустя прочитал его запись в переводе на английский. Даже на основании этого сухого текста, лишенного не только всяких эмоций, но и интонации, легко сделать вывод о том, насколько преуспел турецкий разведчик в своем ремесле. Он велел одному из своих ассистентов связаться с Кумали и назначить время, чтобы та позвонила ему. Женщине-копу дали номер коммутатора Турецкой разведывательной службы, и когда ее через нескольких помощников наконец-то соединили с заместителем директора, у Кумали уже не было сомнений, что она беседует с очень влиятельным человеком.

Очень вежливо он сообщил, что нуждается в ее помощи по сугубо конфиденциальному вопросу, касающемуся одного иностранного гостя. Господи, какое облегчение почувствовала, наверное, Кумали, узнав, что речь идет вовсе не о начатом в отношении ее расследовании!

– Насколько хорошо вы знакомы с Броуди Дэйвидом Уилсоном? – спросил замдиректора.

Здесь запись фиксирует паузу: очевидно, Кумали не сразу справилась с удивлением. Шпион ее подбодрил.

– Просто ваши впечатления, детектив, мы не просим вас дать показания, – сказал он, смеясь. Разговор турок вел чертовски хорошо.

Он терпеливо выслушал отчет Кумали обо мне, вставляя незначительные реплики лишь для того, чтобы напомнить о себе.

– Спасибо, очень хорошо, – сказал он, когда женщина замолчала. – Не возникло ли у вас в какой-то момент ощущения, что этот парень вовсе не из ФБР? – Разведчик решил брать быка за рога.

– Нет… не возникло, – ответила Кумали. Но, подумав, засомневалась. – Он, конечно, умен и чрезвычайно осмотрителен во всем, что делает. Помню, мне даже пришло в голову: неужели все агенты ФБР настолько хороши?

– Да, очень важно, что он столь умелый профессионал, – как-то уклончиво заметил заместитель директора. – Скажите, а он звонил кому-нибудь в вашем присутствии? Вел ли по телефону какие-то подозрительные разговоры, которые вас чем-либо смутили?

– Нет… Хотя у него была одна странная привычка, ее заметила не я, а секретарша. В его мобильнике никогда не было аккумулятора. Он вставлял аккумулятор лишь перед тем, как позвонить кому-нибудь.

Надо же, подумал я: несмотря на обилие косметики и высокие каблуки, Хайрюнниса оказалась умной и наблюдательной.

– А зачем, по-вашему, он вытаскивал аккумулятор? – спросил турецкий шпион.

– Понятия не имею.

– Тогда разрешите вам помочь. Если человек носит мобильник в кармане, его можно включить дистанционно, так что хозяин даже не узнает. Когда телефон заряжен, встроенный в него микрофон можно активировать. Тот, кто внедряется в мобильник, имеет в этом случае возможность подслушать все, о чем говорится в комнате. Если же аккумулятор извлечен, такой риск отсутствует.

– Я и не знала об этом.

– Неужели никогда не слышали, что так всегда делают разведчики?

– Разведчики? Объясните, пожалуйста, к чему вы все это говорите?

В соответствии с инструкциями Шептуна, именно этого вопроса и следовало добиваться от Кумали. Замдиректора использовал его, как и надлежало профессионалу.

– Детектив Кумали, вы офицер полиции, могу добавить, очень уважаемый коллегами. Вы давали присягу и, конечно, понимаете: информация, которую я сейчас сообщу вам, совершенно секретная.

– Разумеется.

– У нас установлены на болгарской границе камеры, которые фиксируют всех, кто ее пересекает. Благодаря используемой нами компьютерной программе известен номер машины, взятой напрокат Броуди Уилсоном. Мы располагаем информацией, что он въезжал на территорию Болгарии. Зачем ему это понадобилось, вы не в курсе?

Это был явный блеф. Система распознавания номерных знаков, конечно, существует, но Турции далеко до ее внедрения. Но Кумали, разумеется, этого не знала.

– Нет, – ответила она.

– Два наших агента, работающие вблизи границы, обнаружили Уилсона в городке под названием Свиленград. Он купил там дешевый сотовый телефон, сим-карту и сделал один телефонный звонок. Американец не упоминал при вас этот город?

– Никогда.

– В результате агент Уилсон стал предметом нашего пристального внимания. По причинам, которые я не могу вам раскрыть, у нас есть основания считать, что этот человек пользуется фальшивыми документами. Мы полагаем, что в действительности его зовут Майкл Джон Спитц. Это имя вам о чем-нибудь говорит?

– Оно мне незнакомо.

– Спитц входит в элитную группу ЦРУ, – продолжал заместитель директора турецкой разведки. – Это объясняет его высочайший профессионализм. Их подразделение занимается охотой на террористов.

Представляю, какой страх испытала Кумали, сидя в своем беленом домике вблизи старого порта. Ее мысли, должно быть, сразу перекинулись на зашифрованные телефонные разговоры с Гиндукушем.

«Их подразделение занимается охотой на террористов».

Во имя Аллаха, наверное, подумала Лейла: кого же разыскивает ЦРУ? Ее или брата? Кумали знала, что его ищут, но во что он втянул ее?

– Мы полагаем, что расследование убийства – всего лишь прикрытие. Что-то привело этого человека в Бодрум. Как вы думаете, что он здесь хочет разузнать?

– Понятия не имею, – солгала Кумали. В записи беседы было отмечено, что она «с трудом выдавила» эти слова.

– Тем не менее большое спасибо. Вы очень помогли нам, – сказал высокопоставленный шпион. – В данный момент мы не собираемся ничего предпринимать. Будем прослушивать телефонные звонки Спитца, вести за ним наблюдение и ждать. Но я дам вам телефонный номер, это прямая линия. Если что-то узнаете, немедленно звоните мне. Вы меня хорошо поняли? – спросил он, прежде чем продиктовать ей телефон и повесить трубку.

Мы с Шептуном нарушили все правила, сделав так, что объект наблюдения узнал правду о нашей миссии. Однако благодаря этому мы устроили ловушку: ведь Кумали – детектив, и я готов был биться об заклад, что она чисто инстинктивно попытается докопаться до истины. Захочет знать больше: страх подтолкнет ее к этому. А где она сможет раздобыть какие-либо сведения? Только в моем номере в отеле, больше негде.

Сама Кумали этим, разумеется, заниматься не станет, но, учитывая ее профессию, она наверняка знает преступников, способных такое проделать. И моя забота теперь – подготовить все необходимое к их приходу.

Глава 14

В первый раз за всю мою шпионскую карьеру я оказался «на холоде»: должен был выполнять миссию, не имея легенды и прикрытия.

Небольшой реактивный самолет пролетел над Иорданией и поздним утром приземлился в аэропорту Милас. Без всяких задержек я прошел турецкий иммиграционный контроль, сел в свою машину и, вместо того чтобы отправиться в Бодрум, быстро поехал в Милас. За зданием мэрии я обнаружил магазин фототоваров, и молодая женщина, взяв мой сотовый телефон, распечатала фото, на котором был запечатлен деревянный дом в Джидде, тот самый, где прошло детство Кумали. В этом магазине также продавались аксессуары к мобильникам, и я приобрел еще один аккумулятор для того хлама, что купил в Болгарии.

Потом я зашел в магазин, обслуживающий окрестных ремесленников, где выбрал ручную дрель, маленький паяльник, флакон с универсальным клеем и еще с полдюжины всяких мелочей. Бросив их в машину, я помчался в сторону Бодрума. В отель я приехал в обеденное время и, пользуясь тем, что управляющий отсутствует, без промедления направился в свой номер.

Сняв потрепанный чемодан «Самсонайт» с верхней полки шкафа, я аккуратно разрезал тканевую прокладку, скрывавшую внутренние части двух замков. Высверлил в одном из них крошечное отверстие и переключил свое внимание на болгарский мобильник. С помощью паяльника я сумел подсоединить новый аккумулятор последовательно, вдвое увеличив время работы мобильника, и открыл меню. Я потратил двадцать минут, настраивая фотокамеру таким образом, чтобы она делала снимки каждые две секунды.

Затем прикрепил бечевкой свой оснащенный на скорую руку мобильник внутри «Самсонайта». Линзы фотокамеры плотно прилегали к высверленному отверстию, что обеспечивало хороший обзор комнаты. Теперь мне оставалось только включить мобильник, склеить прокладку и, вернув чемодан на верхнюю полку шкафа, выйти из номера. Я рассчитывал, что камера будет надежно спрятана. Ее расположение давало еще одно большое преимущество: если люди что-то ищут, они обязательно заглянут внутрь коробки или чемодана, но вряд ли станут внимательно обследовать эти предметы.

Теперь у меня имелась собственная система наблюдения: хоть и собранная наспех с помощью провода и бечевки, но в рабочем состоянии. Мне нужно было знать наверняка, что взломщики найдут то, что я им подложу. От этого зависел успех всей операции.

Я взял только что напечатанное фото старого дома Кумали и добавил к нему компьютерный диск, включавший копию ее бахрейнского водительского удостоверения, текст сообщений с блога, посвященного дайвингу, и резюме ее учебы в стамбульском колледже. Сунув все это в пластиковую папку, я положил ее внутрь находящегося в номере примитивного сейфа с работающей от аккумулятора электронной наборной панелью, с которой, несомненно, сумеет без труда справиться любой уважающий себя взломщик. Ему придется лишь выключить питание, подобрать код и открыть сейф.

Фотография и документы были нужны, чтобы убедить Кумали: Майкл Спитц охотится именно за ней. Ну а так называемый эффект ореола[25] довершит работу. Я также рассчитывал, что мерзавцы, которые залезут сюда, непременно украдут мой ноутбук. Включив его, Кумали обнаружит в электронной почте два фальшивых письма, которые я набросал во время полета над Иорданией. Проверив текст еще раз, я поместил их в папку «Входящие», снабдив соответствующими датами. И тут зазвонил гостиничный телефон.

Женщина на том конце провода назвалась секретарем убойного отдела нью-йоркской полиции, но я ей не поверил: почти наверняка она занималась обработкой документации при Шептуне.

– Я по поводу самолета из Рима, который вы ждете: рейс триста сорок девять компании «Турецкие авиалинии», прибывает в международный аэропорт Милас сегодня, в пятнадцать часов двадцать восемь минут.

Я не ждал никого из Рима, но догадывался, что случилось: Шептун решил, что правительственный реактивный самолет вызовет слишком много вопросов, и заказал Брэдли билет на коммерческий рейс.

Взглянул на часы: если я хотел попасть в Милас вовремя, надо было выходить через десять минут. Я закончил проверку электронной почты, но не стал удалять какие-либо файлы из компьютера: по-настоящему секретный материал был защищен стадвадцативосьмибитовым шифром, который невозможно взломать. Его наличие придавало достоверность всем остальным ухищрениям. Сам компьютер был снабжен паролем, имелся и какой-то нехитрый код, но Шептун сказал, что при желании его можно быстро разгадать.

Поместив ноутбук в сейф рядом с остальными материалами, я включил купленный в Болгарии мобильник, склеил разрезанную прокладку чемодана и, положив его на прежнее место в шкафу, быстро вышел из номера.

Коридорный, а также молодой человек, сидевший за конторкой портье, и женщина у телефонного коммутатора видели, как я выходил из лифта. Я положил ключ от номера на стол и сказал женщине достаточно громко, чтобы все слышали:

– Я поехал в аэропорт. Если кто-нибудь позвонит, скажите, что я вернусь в половине шестого.

Я знал: если Кумали захочет обыскать мою комнату, она прежде всего попытается выяснить, чту я собираюсь делать дальше. Теперь у нее и у мерзавцев, которых она привлечет к работе, будет меньше хлопот.

По пути к машине я прикинул в уме, что ко времени моего возвращения они успеют войти через аппарель в задней части отеля, подняться на служебном лифте, подобрать отмычку к замку, выяснить все необходимое, а чтобы все выглядело как банальное гостиничное ограбление, устроить напоследок беспорядок в моем номере.

Как же я ошибался!

Глава 15

В аэропорт я приехал как раз вовремя: через две минуты Брэдли вышел из таможенной зоны.

Я вывел его из здания на парковку: мы прошли мимо мужчин с массивными электрическими самоварами на спине, продающих яблочный чай, мимо бесконечных толп нищих и жуликов и симпатичной славянской пары – почти наверняка воров-карманников.

На улице ветер, казалось, дул откуда-то из глубин Азии, неся с собой множество экзотических запахов, а в громкоговорителях звучал голос муэдзина, зовущего мусульман на молитву. Я видел, с каким удивлением смотрел Брэдли на хаотически движущийся транспорт, далекие холмы, покрытые соснами, минареты близлежащей мечети. Похоже, он несколько растерялся.

– Мы рядом с границами Ирака и Сирии, – сказал я. – Мало похоже на Париж, правда?

Он кивнул.

– Люди моей профессии привычны к чужеземным краям, – продолжал я, – вот только с одиночеством трудно смириться. Рад видеть вас.

– Я тоже. Надеюсь, вы подробно расскажете мне, зачем мы здесь?

– Нет, – ответил я. – Вы узнаете только самое необходимое.

Мы сели в мой «фиат», и, исполняя обычные пляски смерти в потоке турецкого транспорта, я попросил Бена вытащить аккумуляторы из наших мобильников. Пока я объяснял ему, зачем это нужно, мы выехали на автостраду.

– Спецслужбы по заданию правительства США охотятся на одного человека. Это длится уже много недель…

– Это тот парень с ядерным зарядом, о котором все говорят?

– Такого человека в действительности не существует. Это история, выдуманная для прикрытия.

На лице Брэдли отразилось неподдельное удивление: еще бы, он ведь много раз слышал, как президент рассказывает об этом по телевизору. У меня не было времени объяснять ему, в чем тут дело, поэтому я продолжил:

– Пару дней назад мы думали, что вот-вот схватим его, но просчитались. Мы не знаем ни его имени, ни гражданства, ни местонахождения. Единственная ниточка, которая у нас есть, – его сестра.

– Лейла Кумали, – сказал Бен. Глаза его загорелись, когда он понял это.

– Да. За прошедшие полдня ей должны были сообщить, что якобы я агент ЦРУ и приехал сюда вовсе не затем, чтобы расследовать убийство.

– А на самом деле это не так?

– На самом деле мои полномочия гораздо шире. Когда мы приедем в Бодрум, она, как я предполагаю, организует кражу со взломом в моем гостиничном номере. Воры заберут много всего, включая и мой ноутбук. Там имеется несколько функций защиты, но Кумали сможет получить доступ к информации без особых проблем. В почте есть два письма, которые женщина-коп сочтет важными. Из первого она узнает, что мы перехватили ее шифрованные телефонные разговоры с человеком в горах Гиндукуша…

– Где это? – спросил Брэдли.

– В Афганистане. Кумали прочтет, что мы не поняли смысла этих звонков, поскольку все было закодировано. Однако мы знаем, что она родилась в Саудовской Аравии, ее отец был публично казнен, а телефонный собеседник несет ответственность за похищение троих исчезнувших иностранцев. Она сообразит, что мы считаем ее участницей террористического заговора.

– Это так?

– Не думаю. Но в документе говорится, что ей грозит отправка в Яркий Свет.

– Что такое Яркий Свет?

– Она пороется в Интернете и найдет множество ссылок, где сказано, что это секретная тюрьма ЦРУ в Таиланде, одна из целой системы таких заведений.

– Это правда?

– Да.

– Что происходит в Ярком Свете?

– Там пытают людей.

– Неужели наша страна творит подобное с женщинами?

– С кем угодно.

Проведя в Турции всего каких-то тридцать минут, Бен успел пройти небольшой курс обучения. Мой друг погрузился в мрачные раздумья, благо я ненадолго оставил его в покое, сосредоточившись на том, чтобы обогнать турецкий военный конвой, направлявшийся в сторону сирийской границы.

– Кумали – единственный опекун шестилетнего мальчика, – продолжил я, когда тягачи для перевозки танков исчезли из зеркала заднего вида. – Понятно, что ребенка нельзя бросить: ознакомившись с этим документом, она постарается как-то пристроить его.

Я вытащил мобильник, поставил на место аккумулятор, открыл файл с фотографией и показал ее Бену. Это был один из снимков мальчика, который я сделал на кухне у Кумали.

– Он же страдает синдромом Дауна, – сказал Брэдли, подняв на меня глаза.

– Да, – кивнул я. – В документе говорится, что наши люди отвезут мальчика в сиротский приют на территории Болгарии, одной из самых бедных стран в Европе. Из-за царящей там нищеты ничего не будет сделано, чтобы обеспечить ему особый уход. К тому же он иностранец.

Брэдли не сводил с меня глаз: наверное, его уже тошнило от всего этого.

– Цель документа – вызвать у Кумали панику, – пояснил я.

– Думаю, вы достигнете поставленной цели. Зачем все это нужно?

– Мы знаем, что у нее есть способ связаться с разыскиваемым нами объектом. Проблема в том, что, если мы пустим в ход силу, Кумали сделает это так, чтобы предупредить его. Объект затаится, и мы его окончательно потеряем. Однако, если женщина решит, что читает секретную информацию, она перепугается и добровольно пойдет на контакт с братом. Не будет никаких намеренных ошибок и хитроумных предупреждений. Он единственный, кто может ей помочь, объяснить, что происходит. Даже если вдруг и захочет проигнорировать сестру – не сможет, у арабов так не принято: ведь он ее старший брат – глава семьи.

Брэдли немного подумал и вновь взглянул на фотографию. Мальчик на ней смеялся – ребенок был лишь пешкой в большой игре.

– Вы сами придумали этот план? – спросил Бен. Восхищения в его голосе я не заметил.

– В основном да.

– Вам всегда приходится делать работу подобного сорта?

– Нет, – ответил я, думая о двух маленьких девочках из Москвы. – Иногда еще хуже.

Брэдли тяжело вздохнул:

– Ладно. Итак, Кумали вступит в контакт с братом. Что дальше?

– Она расскажет ему о втором письме, обнаруженном в электронной почте.