Я Пилигрим Хейз Терри

Глава 60

Весь день я гнал свой «фиат» по бесконечным извивам шоссе, останавливаясь, только чтобы заправиться бензином. Днем я миновал отдаленные минареты Стамбула, а к вечеру подъехал к болгарской границе. Это каменистый, малопригодный для земледелия уголок мира, где Турция, Греция и Болгария встречаются на одном из самых оживленных перекрестков Европы. Покинув Турцию, я оказался на своего рода ничейной земле, окруженный длинными тягачами, медленно ползущими в сторону службы болгарского иммиграционного и таможенного контроля.

За сорок минут я продвинулся на сотню ярдов. Обратившись к водителю датского полуприцепа, стоявшего на обочине дороги, я спросил, как долго, по его мнению, придется ждать, чтобы пересечь границу.

– Часов восемь, – ответил он. – Это зависит от количества нелегальных иммигрантов, которые будут обнаружены.

Болгарии как-то удалось стать частью Евросоюза, и она очень быстро приобрела репутацию самого уязвимого звена этой организации. Границы этой страны как магнит привлекают всех, кто хочет нелегально проникнуть через Болгарию на другие, более тучные пастбища ЕС, такие как Германия и Франция. Судя по виду грузовиков и пассажирских автобусов, здесь не было недостатка в аферистах и незаконных перевозчиках рабочей силы.

Я уж хотел было показать таможенникам свой значок, но, подумав, отверг эту идею: всегда есть шанс нарваться на какого-нибудь болвана, который будет рад показать агенту ФБР, кто здесь хозяин. Вместо этого я принял подготовительные меры для пересечения границы: выехал на обочину дороги и сумел как-то пробраться внутрь бесконечной вереницы машин, ждущих своей очереди. Проехав под двумя надземными конструкциями с видеокамерами и дорожными знаками, я пришел к заключению, что скоро встречусь с пограничниками.

Спустя две минуты я увидел в сгустившихся сумерках синие вспыхивающие огни машины, приближающейся ко мне по грязной обочине. Она остановилась в десяти ярдах впереди, загородив мне путь. Мужчина приблизительно моего возраста, сидевший рядом с водителем, вероятно старший по званию, неуклюже вылез из машины и направился ко мне. Он имел избыточный вес, а его форма выглядела так, словно в ней спал некто еще больших размеров. Было похоже, что сейчас он начнет кричать и отправит меня назад, в самый конец очереди.

Я знал десяток слов по-болгарски: остались в памяти со времен давнего визита. К счастью, среди них было и «извините». Я быстро произнес это слово, прежде чем болгарин успел открыть рот, и увидел, что оно, по крайней мере, смягчило сердитое выражение его лица. Про глаза пограничника я ничего сказать не мог: несмотря на поздний час, он был в солнцезащитных очках.

Дальше я продолжил говорить на английском, еще несколько раз вставив в свою речь извинения по-болгарски. Сообщил, что уже бывал в его замечательной стране и всегда восхищался дружелюбием болгарского народа. Выразил надежду, что не буду разочарован и на этот раз, поскольку сейчас нуждаюсь в помощи: я опаздываю на самолет, вылетающий из Софии.

Он проворчал что-то и посмотрел так, словно хотел сказать: его это не волнует, но тут я вручил пограничнику паспорт. Как я уже говорил, болгары – люди дружелюбные. Он недоуменно посмотрел на меня, я спокойно встретил его взгляд. Офицер открыл мой паспорт на странице, где вписаны все данные о его владельце, и обнаружил там вложенные мною купюры: пятьсот левов, что равноценно тремстам долларам США – то есть средней месячной зарплате в этой восточноевропейской стране.

Настал самый опасный момент сделки: подкуп должностного лица – серьезное преступление в законодательстве любой страны, но именно на этой стадии человек в форме имеет возможность вымогать у вас деньги, если захочет. Пять сотен, чтобы переместить вас в начало очереди? А не хотите ли выложить двадцать тысяч и еще свои часы и фотоаппарат в придачу, чтобы вас не обвинили в попытке дать взятку?

Он попросил мое водительское удостоверение и отошел вместе с ним и паспортом к полицейскому автомобилю. Машины, которые мне удалось опередить, втершись в свой ряд без очереди, ползли мимо, приветствуя гудками торжество справедливости по-болгарски. Водители, проезжая, поднимали вверх большой палец, одобряя действия офицера. Я не сердился на них: в подобной ситуации я, наверное, испытывал бы схожие чувства.

Болгарин вернулся и приказал мне открыть дверцу со стороны водителя. Было похоже, что он собирается обыскать машину. Я постарался взять себя в руки и уже был готов предъявить ему свой значок, но тут офицер залез на подножку. Теперь он стоял рядом со мной, приоткрыв дверцу.

– Можете ехать, – сказал пограничник, – только жмите на гудок.

Я принял это к сведению, а он посигналил нескольким большим трейлерам, чтобы они остановились и дали мне дорогу.

– Проезжайте между ними, – распорядился болгарин, и я под аккомпанемент шипения мощных пневматических тормозов втиснулся в узкий коридор на середине дороги, который, как утверждалось на полудюжине языков, предназначался исключительно для служебного пользования.

– Быстрее! – сказал офицер.

Уговаривать меня не пришлось.

Полицейская машина со вспыхивающими фарами шла сзади, пограничник висел на подножке – мы быстро миновали множество тягачей и одноэтажных автобусов, добравшись до ряда стеклянных будок, украшенных разнообразными гербами и огромным болгарским флагом.

Офицер, ехавший на подножке, взял мой паспорт, вошел в одну из будок и проштамповал его, позаимствовав печать у своего коллеги. Вернувшись, он отдал мне паспорт и, наверное, собирался сказать, что его сослуживец тоже должен получить мзду. Но не успел он открыть рот, как я нажал на газ и вырвался в ночь.

Я ехал быстро, свет фар пронзал тьму, освещая бесконечный лес и – словно бы жизнь в новых странах – членах Евросоюза и без того недостаточно сюрреалистична – стайки женщин в мини-юбках и туфлях на высоченном каблуке, предлагающих свои услуги у обочины дороги в этом пустынном месте. В других странах на маршрутах грузовых автомобильных перевозок стоят многочисленные рекламные щиты, а в Восточной Европе – проститутки, особенно здесь, в Болгарии.

Я миновал, наверное, несколько сот этих женщин, похожих в основном на цыганок, – их бесприютные фигурки белели в ночи. Девчонки с холодными глазами, в кружевном белье и фальшивых мехах, чья жизнь крутится между кабиной трейлера и задним сиденьем автомобиля. Если они беременеют, их услуги продаются со скидкой, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: производство сирот – единственная растущая отрасль индустрии этой страны.

«Пораймос» – вспомнил я слово на цыганском языке, которое услышал много лет назад от Билла. Теперь я наблюдал еще одну форму истребления.

В конце концов этих юных женщин сменили автозаправочные станции и кафе быстрого питания. Я въезжал в городок Свиленград, поселение с двадцатью тысячами жителей, ничем не примечательное, если не считать главной улицы, превращенной в пешеходную зону, и разнообразных магазинчиков, открытых далеко за полночь, чтобы удовлетворить нужды многочисленных водителей грузовиков.

Припарковав машину в укромном месте, я нашел в одной точке все четыре магазина, которые мне были нужны. Выбрал самый бедный из них, где, по моим расчетам, отсутствовали система видеозаписи и камеры для наблюдения за посетителями. Здесь я купил два предмета, ради которых за двенадцать часов проехал семь сотен миль, с оконечности Азии до страны бывшего советского блока: дешевый мобильный телефон и заранее оплаченную анонимную сим-карту.

Вернувшись в свою машину в темном закутке безвестного болгарского городка, окруженного сельскохозяйственными угодьями и юными цыганскими проститутками, я под единственным на этой улице фонарем позвонил на номер с несуществующим кодом зоны.

Глава 61

Пользуясь мобильником, который не мог быть отслежен, поскольку звонок производился через болгарскую телефонную систему, пребывая почти в абсолютной уверенности, что турецкая контрразведка меня не подслушивает, я ждал соединения, чтобы поговорить с Шептуном напрямую.

Мне надо было сообщить ему настоящую фамилию Лейлы Кумали, сказать, что она арабка и именно та самая женщина, которая была в телефонной будке. Самая важная задача любого агента, который жив и находится вдали от дома, – сообщить добытые им сведения. Это единственная страховка в случае его ареста или смерти. Еще в годы учебы я твердо усвоил: информации не существует до тех пор, пока она не передана. Более того, мне нужно было обсудить с Шептуном проблему выдачи Кумали иностранному государству и опасность того, что ее подвергнут пытке.

Раздалось не меньше пяти гудков, пока наконец я не услышал голос Шептуна.

– Кто это? – спросил он.

В Вашингтоне день только начинался, и я был неприятно удивлен, слыша его усталый голос.

– Дэйв, это я.

Я намеренно назвал его мало кому известным крестным именем, на случай, если нас вдруг подслушивали. Я старался, чтобы, несмотря на сильное волнение, голос мой звучал легко и неспешно.

Хотя Шептун, конечно, был удивлен, услышав меня, но мгновенно подхватил заданный мною тон разговора.

– Привет, что случилось? – спросил он столь же беззаботно. Все-таки этот человек был мастером своего дела.

– Помните ту женщину, о которой мы говорили, Лейлу Кумали?

– Из полиции?

– Да. Ее девичья фамилия – аль-Нассури.

– Похоже на арабскую.

– Так и есть. Это она была в телефонной будке.

На другом конце провода наступила мертвая тишина. Несмотря на профессиональное спокойствие Шептуна, его многолетний опыт и незаурядный талант разведчика, я все-таки вывел его из равновесия.

Тогда я этого еще не знал, но эффект моих слов был усилен нашими многократными предыдущими неудачами. Сто тысяч шпионов, работающих на множество разведывательных управлений, – все они, как предполагалось, искали человека, пытавшегося создать самодельное бактериологическое оружие, – все это лишь накаляло обстановку, но не проливало на ситуацию абсолютно никакого света: было непонятно, как вообще решить эту задачу. В глубине души Шептун смирился с мыслью: мы имеем дело с человеком, нигде не засветившимся, и шансы поймать его уменьшаются с каждым часом.

– Ах да, в телефонной будке, – повторил Шептун, восстанавливая прежний тон разговора, стараясь, чтобы его голос звучал так, как будто не происходит ничего существенного. – Вы в этом уверены?

– На сто процентов. Я тут встретил одного человека, который играл на музыкальном инструменте – я даже не буду пытаться произнести его название, – сделанном из кости орлиного крыла. Он показал мне видеозапись.

– Звучит причудливо, – сказал Шептун таким тоном, словно услышал что-то весьма забавное. – А вы можете продиктовать мне его по буквам? Я имею в виду имя женщины, а не название инструмента.

Я выполнил его просьбу. Далее всякий нормальный резидент поинтересовался бы, откуда я звоню, но он наверняка и так уже знал это. Учитывая характер его деятельности, все звонки на мобильник Шептуна записывались. Думаю, он успел черкнуть пару слов своему помощнику, чтобы «Эшелон» отследил, откуда ему позвонили.

Пока он ждал ответа на свой запрос, я продолжал говорить:

– У меня возникло одно опасение, Дэйв, очень сильное. Вам надо действовать неспешно, проявлять осторожность в выборе собеседника.

– В чем причина? Думаете, кто-то, использовав сказанное мною, сумеет овладеть ситуацией и нанести вред людям?

– Именно так. Мы предполагаем, что женщина может вступить с ним в контакт, но я совершенно уверен: система имеет скрытые ловушки.

– Предумышленная ошибка в случае лишения свободы, вы это имеете в виду?

– Да.

Несколько секунд он обдумывал сказанное.

– Этот парень сделал бы большую глупость, если бы не предусмотрел нечто подобного.

– И тогда мы можем навсегда потерять его след.

– Понимаю, – сказал мой собеседник. – Наступила очередная пауза, пока он обдумывал, что делать дальше. – Мне нужно обсудить проблему по крайней мере еще с одним человеком. Вы меня слышите?

Шептун имел в виду президента.

– Вы можете убедить его воздержаться от поспешных действий?

– Думаю, да. Он умный человек и, надеюсь, поймет нас. Вы сумеете закрепить успех?

– Найти этого парня? Думаю, у меня появился хороший шанс.

Я услышал в трубке легкий вздох облегчения, – наверное, его кровяное давление начало приходить в норму.

– Что ж, будем заниматься и дальше этим строго секретным делом. Мои люди постараются разузнать что-нибудь новенькое об интересующей нас женщине.

– Вы видели результаты их предыдущих усилий?

– Да, к сожалению, они мало что нашли.

– По-моему, нет смысла вновь поручать это им. Придется нам нарушить заведенный порядок. Используйте других специалистов.

– Кого же?

Проехав половину Турции, следуя милю за милей вдоль белой полосы, я впал почти в гипнотическое состояние, думая про незадачливых экспертов ЦРУ: черт возьми, должен же быть какой-нибудь выход? И где-то южнее Стамбула понял, что надо делать.

«Hai, domo», – сказал я себе.

– Я знаю одного человека. Однажды упомянул в разговоре с ним, что, если окажусь в затруднительной ситуации и мне будет нужна помощь компьютерщика, обращусь к его услугам. Его зовут Бэттлбо.

– Повторите еще раз, – попросил Шептун.

– Бэттлбо.

– Значит, я правильно расслышал. Не Бэттлбой, а Бэттлбо.

– Именно так.

– Довольно странное имя.

– Вообще-то, на самом деле его зовут Лоренцо. Он был арестован за хищение данных о пятнадцати миллионов кредитных карт.

Я слышал, как Шептун стучит по клавиатуре компьютера, по-видимому, чтобы получить доступ к базе данных ФБР. Через мгновение он заговорил снова:

– Да, вы все верно сказали. Господи Исусе, да этот парень попал в зал хакерской славы. Два дня назад был суд, и он полностью признал свою вину.

– Сколько ему дали?

– Пятнадцать лет в Ливенворте.

– Пятнадцать лет! – воскликнул я, мысленно чертыхнувшись. Такой долгий срок в исправительной тюрьме за кредитные карты? – Вряд ли он выживет.

– Что вы сказали? – спросил Шептун, услышавший мое бормотание.

– Они законченные козлы. Не зря бедный парень им не верил. Он так и предчувствовал, что у него сначала выудят всю информацию, а потом обманут.

– Я ничего не знал об этом.

– Понимаю, но вы должны вытащить его оттуда на свободу – по крайней мере, пока мы не завершим это расследование. Скажите, что его приятелю Джуду Гарретту требуется помощь. Бьюсь об заклад, что Бэттлбо превзойдет всех наших экспертов, даже не имея их возможностей.

– Довериться какому-то Бэттлбо?! Боже правый! Вы в нем уверены?

– Конечно!

– Ладно-ладно, – примирительно сказал Шептун. – А как ему связаться с вами?

– Не знаю. Если уж он сумел украсть данные о пятнадцати миллионах кредитных карт, то наверняка найдет способ.

Мы покончили с делами, и тут я почувствовал жуткую усталость.

– Перед вашим отъездом… – произнес Шептун, и его голос вдруг смолк. Я подумал, что он сбился с мысли, но оказалось, что ему просто тяжело выговорить это. – Я сказал однажды, что завидую вам, – продолжал он еще тише. – Помните?

– Конечно, это было в машине.

– Теперь больше не завидую, но очень рад, что вы там, дружище. Думаю, никто другой не сделал бы этого. Выдающаяся работа. Примите мои поздравления.

Услышать такие слова от Дэйва Маккинли – это дорогого стоило.

– Спасибо, – сказал я.

На этом беседа была закончена, но я еще долго сидел, погрузившись в раздумья. Я никак не мог понять, что же за человек Лейла Кумали, урожденная аль-Нассури: эта женщина не вписывалась ни в одну мою теорию и не вмещалась абсолютно ни в какие рамки.

Глава 62

Для мальчика из Эль-Мины полоса удач, начавшаяся, когда ему неожиданно подарили сотовый телефон, продолжалась и дальше.

Когда в среду днем он шел домой из школы, зазвонил его мобильник. Это был человек, сделавший ему дорогой подарок. Сарацин сказал, что он в Германии, где ему повезло найти и мечеть, соответствующую его строгим принципам веры, и работу, которая обещает большие перспективы в будущем.

Мальчик начал было задавать вопросы, по-видимому надеясь, что когда-нибудь сможет присоединиться к этому щедрому человеку, которого он любил, как родного отца. Однако Сарацин оборвал его, сказав, что, к сожалению, сейчас идет на работу, у него мало времени и мальчик должен внимательно его выслушать.

– Достань ручку, я продиктую тебе адрес.

Пока мальчик, усевшись на низкую стену в тени дерева, шарил в своем рюкзаке, Сарацин объяснил, что послал ему по почте ключ от гаража, который находится неподалеку от его старой квартиры. В этом гараже хранятся коробки с медицинскими препаратами, о которых он ему говорил. Мальчику следует запомнить, что речь идет об утративших действие вакцинах с прикрепленными к ним рассылочными ярлыками. Получив ключ, мальчик должен открыть гараж и вписать следующий адрес: «Компания „Чирон кемикалз“, Карлсруэ, Германия».

– Отправь их на мое имя, ладно? – попросил саудовец. – Сейчас я продиктую тебе по буквам свою фамилию и название улицы.

Кончив диктовать, Сарацин заставил мальчика все повторить, сказав ему, что уже организовал доставку груза курьерской компанией из Бейрута. Автомобиль-рефрижератор подъедет в субботу утром. Не мог бы мальчик быть там утром, чтобы отпереть гараж?

– Конечно, – ответил тот.

Теперь оставалось самое последнее поручение. Сарацин попросил своего юного друга позвонить в бейрутскую компанию, в которой были куплены промышленные холодильники, и договориться, чтобы их забрали обратно.

– Вырученные деньги можешь оставить себе, – сказал Сарацин. – В качестве комиссионных, – добавил он, смеясь.

Когда собеседник назвал сумму, которую мальчик, по его расчетам, мог получить, тот с трудом поверил своим ушам: она равнялась заработной плате его матери, работавшей в местной прачечной, за полгода. Подросток стал благодарить щедрого доктора, но тот оборвал его, сказав, что уже должен бежать, чтобы вовремя успеть на работу. Сарацин дал отбой. Мальчик не знал, что они разговаривали в последний раз.

Саудовец вышел в Карлсруэ из телефонной будки рядом с рыночной площадью и присел на деревянную скамейку. Дело сделано: через несколько дней гараж будет пуст, а десять тысяч маленьких флаконов погрузят в рефрижератор перевозчика, специализирующегося на поставках медицинских препаратов.

Коробки с драгоценными пузырьками будут иметь подлинные рассылочные ярлыки бейрутской больницы, а место назначения хорошо известно: это продвинутая фармацевтическая компания, один из крупнейших в мире производителей вакцин. Да и адресованы они не абы кому, а человеку, который действительно работает на складе этой компании.

Глава 63

Коробки прибыли через пять дней.

Документы свидетельствовали, что курьерская компания доставила их в порт Триполи, где они были перегружены в снабженный рефрижератором контейнер. Небольшой грузовой корабль «Седарс лайн» перевез коробки через Средиземное море, и через несколько дней они попали на таможню Неаполя.

Надо ли пояснять, как все произошло далее? Даже в самые благополучные времена Италия не отличалась скрупулезностью и эффективностью бюрократических процедур. Коробки же были доставлены в Неаполь в разгар кризиса. Постоянные сокращения бюджета привели к значительному увеличению таможенного сбора, ресурсы этих служб вконец истощились из-за потока контейнеров с нелегальными иммигрантами, с риском для жизни совершавших короткое морское путешествие из Северной Африки.

В коробках, прибывших в Италию, тайно перевозилось высокоактивное вещество четвертого уровня биологической защиты. Тем не менее ни одна из них не была открыта для осмотра, не говоря уже про химический анализ. Загруженные работой таможенные чиновники приняли на веру то, что утверждалось в документации грузоперевозчика: мол, это утратившие действие вакцины, возвращаемые в Германию, на завод-производитель.

В Неаполе коробки погрузили в автофургон, который проследовал на север без всякой последующей инспекции и пересек неохраняемую границу с Австрией, откуда направился в Германию.

Коробки прибыли к воротам системы защиты объекта в 23.06, как было зафиксировано компьютером службы охраны. Один из ее сотрудников увидел в документации номер контактного телефона парня, работающего на складе, позвонил ему и сообщил, что партия груза доставлена.

Шлагбаум открылся, водителю дали сигнал проезжать, и через три минуты Сарацин вступил во владение десятью тысячами флаконов с жидким средством массового уничтожения. Путешествие, начавшееся давным-давно (как вы помните, отправным пунктом его стала некогда секретная информация, просочившаяся в Интернет), подходило к концу.

Сарацин немедленно поместил коробки в самый дальний, редко посещаемый угол склада, где хранились выброшенные упаковки, и вывесил объявление на турецком и немецком языках: «Не трогать вплоть до особого распоряжения!»

Первоначально он планировал припрятать партию пузырьков с лекарством, предназначенным для отправки в сорок крупнейших городов Соединенных Штатов, освободить их от содержимого и заменить продуктом собственного творчества. Но эта процедура явно оказалась бы медленной и очень опасной. В том, что она совсем не обязательна, Сарацин убедился уже в первый день своей работы на складе. Стеклянные флаконы, прибывшие из Ливана, были настолько похожи на пузырьки, используемые компанией «Чирон», что даже специалист с большим трудом заметил бы отличие. Поэтому все, что оставалось сделать Сарацину, – это наклеить этикетки.

Он незамедлительно начал экспериментировать с растворителями, при помощи которых мог бы отделить от легальных медикаментов этикетки, не повредив их. То, что он искал, Сарацин нашел в магазине канцтоваров – обычный раствор, нейтрализующий большинство промышленных клеев.

Десять емкостей этого раствора, по полгаллона каждая, хранились в его запирающемся шкафчике. Ему нужно было только снять этикетки с подлинных лекарств и переклеить их на маленькие пузырьки с вирусом оспы. Тогда они будут отправлены в сорок городов Америки надежно замаскированными, а уж далее система здравоохранения США довершит начатое.

Сарацин понимал, что замена этикеток будет долгим и трудоемким процессом, но ему повезло, что он выходил на службу один в ночную смену. Настоящей работы, которая могла бы отвлечь его, было мало. Сарацин столько раз прокрутил все в голове, специально потратив даже одну ночь на хронометраж своих действий, что знал: в намеченные сроки он уложится.

Оставалось девять дней.

Глава 64

Проехав семь сотен миль в обратном направлении, я прибыл в Бодрум поздним утром, все еще безуспешно пытаясь совместить то, что мне было известно о жизни Лейлы Кумали, с ее ролью в надвигающихся ужасных событиях.

По дороге я дважды останавливался, чтобы заправиться бензином и выпить кофе, оба раза проверяя мобильник и ноутбук в надежде получить свежую информацию от Бэттлбо. В электронной почте я обнаружил лишь спам: эти два ненужных сообщения были отфильтрованы и отправлены в корзину. Мое разочарование и беспокойство усилились: что, если хакер-самурай оказался ничуть не лучше спецов из ЦРУ? И тут я увидел, что ко мне спешит через весь холл управляющий отелем. Неужели на меня обрушилось еще какое-то несчастье?

Оказалось, что из-за сильной усталости чутье на этот раз мне изменило: турок просто-напросто торопился меня поприветствовать, потому что не верил в мое возвращение. Я быстро понял: мои слова про поездку в Болгарию он воспринял как выдумку, решив, что я убил Губку Боба и исчез навсегда.

– Вы человек многих больших неожиданностей, – заявил он, тепло тряся мою руку. – Это можно сказать про всех людей из ФБР?

– Что они красивые и умные? Про меня этого точно не скажешь.

Похлопав меня по спине, управляющий сообщил:

– Никто не приходил к вам с визитом. В газете написали: скорее всего, это был грабитель, который искал в доме деньги на наркотические цели.

Испытав облегчение, я поблагодарил его и отправился в свой номер. Первым делом проверил электронную почту в ноутбуке. От Бэттлбо по-прежнему ничего не было, и я понял, что, хоть и устал, заснуть не сумею: каждые несколько минут мне придется смотреть, не пришло ли сообщение.

Я вытащил папки с переданными мне Кумали бумагами, касающимися смерти Доджа. Чтобы не терять времени даром, пока посмотрю, нет ли в них следа американки, говорящей с характерным акцентом уроженки Среднего Запада.

Глава 65

И минут через сорок я таки нашел этот след: всего несколько слов в протоколе допроса, но мне этого было достаточно.

Кумали и ее коллеги просили друзей Доджа и Камерон рассказать, как они познакомились с этой богатой парочкой, и перечислить все встречи с ними в Бодруме. Это стандартный вопрос: копы хотели выяснить обстоятельства жизни супругов. К счастью, стенографирование в основном велось на английском.

Одна из бесед проводилась с неким молодым человеком по имени Натаниэль Клуниз-Росс, наследником богатейшей британской династии банкиров, знавшим Доджа много лет.

Англичанин приехал со своей подружкой из Сен-Тропе, чтобы провести неделю с Доджем и его молодой женой. В самом этом факте не было ничего примечательного. Ему было двадцать шесть лет, он совершал морское путешествие на круизной яхте стоимостью сто миллионов долларов. Среди пространных показаний Клуниз-Росса, занимавших с полдюжины страниц (англичанин в основном описывал, как богатые люди прожигали жизнь), попался эпизод, который показался мне интересным.

Молодой миллионер рассказывал о подогретой спиртным ночи, которую их компания провела в модном танцевальном клубе «Зулу» на побережье. Они прилетели туда вшестером на вертолете. В конце вечера Камерон случайно встретила знакомую молодую женщину по имени Ингрид, которая веселилась в другой компании.

Две группы молодых людей продолжили вечер вместе, сев за один стол. Самым интересным оказалось то, что в окружении Ингрид был некий парень, по-видимому итальянец, ее дружок, который описывал свои любовные приключения с дамами средних лет, приехавшими отдохнуть в Бодрум. Имени Клуниз-Росс не помнил, но, по его словам, парень этот работал массажистом на пляже.

Усталость мигом исчезла, я быстро и внимательно стал читать дальше. Просмотрев оставшуюся часть показаний англичанина, я не нашел больше упоминаний о Джанфранко, а также, что было для меня еще более важно, о женщине по имени Ингрид.

Зато я обнаружил в папке распечатку кадров, снятых камерами наружной системы видеонаблюдения, нечетких, на зернистом фоне. На одном снимке группа сильно подгулявших людей выходила из клуба «Зулу». Среди них были Додж с Камерон, молодой человек (по-видимому, Клуниз-Росс), сопровождаемый длинноногой подружкой в платье с глубоким декольте, а сзади – Джанфранко, почти незаметный на этом фоне.

Он обнимал привлекательную женщину с коротко подстриженными волосами, в мини-юбке, загорелую и гибкую, из числа тех красоток, кто всегда ведет себя и выглядит совершенно естественно. По какой-то странной прихоти судьбы девушка уставилась прямо в камеру своими большими, широко расставленными глазами, поэтому возникало впечатление, что она смотрит сквозь тебя. Моя интуиция, обостренная многочисленными трудными миссиями и бессонными ночами, сразу подсказала мне: это и есть Ингрид.

Я просмотрел другие папки: где-то должен быть основной список – указатель всех имен, всплывших в ходе расследования. Их было много, но Ингрид только одна.

Ингрид Коль.

Указатель давал ссылку на собранную о ней копами информацию. Обратившись к странице сорок шестой во втором томе, я убедился, что сведения об Ингрид практически отсутствуют: она показалась полицейским столь дальней знакомой, а ее связь с Доджем и Камерон – столь незначительной, что они даже не удосужились допросить эту свидетельницу. Однако ксерокопию ее паспорта все-таки сделали.

Взглянув на фото, я убедился, что это и есть та самая красотка с короткой стрижкой, что была снята у клуба «Зулу».

И хотя ее не допрашивали, можно было сказать определенно: во-первых, эта женщина знала Камерон; во-вторых, она являлась подругой, а может, даже и любовницей Джанфранко; и наконец, она была американкой. Паспорт свидетельствовал, что Ингрид Коль прибыла из Чикаго, самого сердца Среднего Запада.

Глава 66

Я порылся в других папках, надеясь разыскать еще что-нибудь об Ингрид, но не нашел ничего нового – только одно упоминание о ней заезжим английским банкиром и снимок плохого качества, сделанный камерой наблюдения.

Мои мысли несколько раз за день вновь возвращались к этому снимку, и, даже хорошенько порывшись в недрах памяти, я не смог вызвать из ее глубин образа более привлекательного, чем мисс (или миссис?) Коль. Как профессионал, я пытался сопоставить с ее обликом слышанный мною голос и, разумеется, вспомнил о гардениях…

Когда компьютер подал звуковой сигнал, означавший, что пришло письмо, я решил, что оно от Бэттлбо, но меня постигло разочарование. Это был очередной спам, который тоже отправился в соответствующую папку.

Помечая птичками ненужные сообщения, чтобы удалить их, я раздраженно спрашивал себя: куда же запропастился этот чертов самурай? Взглянув на спам, я увидел, что это какое-то очередное мошенничество с получением призов, и щелкнул кнопкой мыши, чтобы уничтожить его. Однако не тут-то было: сообщения не удалялись. Я щелкнул кнопкой еще раз с тем же результатом и только теперь понял, какой же я глупец. Эти письма, замаскированные под спам, пришли от Бэттлбо.

Когда я впервые повстречал этого парня и мы сидели с ним в «Старой Японии» – его логове, – уничтожая сведения об учебе Скотта Мердока, он рассказал мне, что недавно создал чрезвычайно вредоносный вирус, по виду идентичный бесчисленному спаму, циркулирующему в киберпространстве. Таковым его считал даже самый примитивный фильтр и тут же отправлял в папку нежелательной почты. Когда же ничего не подозревающий владелец компьютера пытался уничтожить это сообщение, он непреднамеренно активировал его. Мгновенно загружался вирус – троянская программа-шпион или любая другая, нужная Бэттлбо, например регистратор работы клавиатуры для записи информации о кредитных картах.

Поскольку вскоре его арестовало ФБР, Бэттлбо до сих пор не имел шанса взорвать свою спам-бомбу. Однако я знал, что он уже скачал обнаруженную им информацию о Лейле Кумали, урожденной аль-Нассури. Мне оставалось только ждать, когда он пришлет ее.

Открыв первое из спам-сообщений, я имел удовольствие прочитать, что стал счастливым победителем в онлайновом тотализаторе. Чтобы заявить права на свой выигрыш, составлявший 24 796 391 доллар и 81 цент, мне было достаточно отправить сообщение по электронной почте, а они в ответ пришлют код авторизации и перечень инструкций. Остальной спам был напоминанием, чтобы я не медлил, иначе рискую потерять свой неожиданный доход.

Я пытался щелкнуть по кнопке выплаты вознаграждения, не дожидаясь авторизации, но ничего не случилось. Я гадал, то ли мне надо искать код, чтобы открыть спрятанный файл, то ли ждать, пока Бэттлбо пришлет его отдельным письмом, но вдруг понял, что код у меня уже есть.

Скопировав сумму своего выигрыша, я ввел цифры в качестве кода авторизации и нажал кнопку выплаты. И это сработало.

Открылся документ, и я увидел фото Лейлы Кумали в возрасте примерно шестнадцати лет из ее водительского удостоверения. Под ним был перечень всего, что Бэттлбо обнаружил к настоящему моменту. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: он, как я и рассчитывал, вышел за флажки – нарушил заведенный порядок.

Бэттлбо писал, что Кумали, будучи копом, должна была получить образование, поэтому он решил проследить весь процесс, начиная со школы. Эта стратегия дала ему одно очень важное преимущество: она значительно сократила круг поисков. Возможно, вы сильно удивитесь, однако сорок пять процентов арабских женщин не умеют читать и писать.

Взяв шесть арабских государств, наш хакер стал изучать средние и высшие учебные заведения и нашел только одну Лейлу аль-Нассури интересующего нас возраста – в онлайновом архиве школы в Бахрейне, где она выиграла конкурс в написании эссе на английском языке.

Потом Бэттлбо на некоторое время потерял ее следы, но он выяснил, что по-арабски «Лейла» означает «рожденная ночью», и начал прочесывать блоги и социальные сети, используя несколько дюжин вариантов этого словосочетания. Таким образом он раскопал женщину, которая под ником Полночь разместила несколько сообщений на местном блоге, посвященном дайвингу в Бахрейне.

Бэттлбо сумел получить доступ к их базе данных и узнал, что ник Полночь действительно некогда принадлежал Лейле аль-Нассури. Благодаря этому он выяснил адрес электронной почты, которым она в то время пользовалась. Прикинув, что Лейле тогда было больше семнадцати лет, имея ее полное имя и электронный адрес, Бэттлбо попытался проникнуть в базу данных Службы регистрации транспортных средств Бахрейна в надежде разыскать там ее водительское удостоверение. Потребовалось более четырех часов грубой хакерской работы, чтобы попасть наконец в компьютерную сеть этой организации и найти там нужный ему документ. Там имелась фотография Лейлы, а также были зафиксированы дата и место ее рождения – Саудовская Аравия.

Бэттлбо писал, что следующее упоминание об этой женщине он обнаружил лишь в резюме, касавшемся ее обучения в стамбульском юридическом колледже двумя годами позже.

«Это все, что у меня есть на данный момент» – так заканчивалось сообщение от хакера.

Закрыв файл, я долго сидел, погрузившись в раздумья. Вновь видел, как она подходит к телефонной будке, беседует с террористом на Гиндукуше – самым разыскиваемым человеком в мире. Арабская женщина, уехавшая за тридевять земель от родного дома, чтобы получить образование в колледже, занимавшаяся дайвингом, умеющая водить машину.

Бэттлбо проделал огромную работу, но в результате мало что прояснилось. Пусть даже Лейла Кумали и родилась в Саудовской Аравии – пользы нам от этого не было.

Глава 67

Я отправился прогуляться. Шел ссутулившись, засунув руки в карманы, и в который уже раз пытался как-то совладать с противоречиями жизни и личности Лейлы Кумали.

Выйдя из отеля, я бродил по лабиринту улочек и, когда в сотый раз перебирал способы выйти из заколдованного круга, обнаружил, что оказался у моря. День клонился к закату, все еще было тепло – последний проблеск лета перед наступлением осени.

Усевшись на скамейку, я смотрел на это бирюзовое чужеземное море, сверкающее потусторонним блеском. Какой-то папаша плескался с тремя детьми у берега, в узкой полосе на границе воды и песка. Их смех далеко разносился в воздухе, и я вспомнил о маленьком мальчике, страдавшем синдромом Дауна и росшем без отца, с которым можно было бы вот так поплескаться в море.

Мать детишек ходила вдоль берега, фотографируя их, а я думал о Кумали, о том горе, которое пришло к ней, когда она увидела красноречивую единственную складку на ладони новорожденного малыша и все поняла: как утверждает статистика, лишь один из семи сотен ребятишек рождается с синдромом Дауна, и вот этот несчастливый шанс выпал именно ей.

И вдруг весь мир словно бы замер: пенистая вода, выплеснутая из ведерок детей, казалось, висела в воздухе; смеющееся лицо отца не меняло выражения; рука матери лежала на затворе фотообъектива. В голову мне пришла странная мысль.

За все то время, что я провел в доме Кумали, я не увидел ни одной ее фотографии, на которой был бы запечатлен малыш. Не было ни снимка новорожденного младенца на письменном столе, ни фото, где она играет с сыном, когда он начал ходить, ни его портрета на стене. Ни единой фотографии – ни в ящиках стола, ни в рамке над ее кроватью. Почему эта женщина хранила альбом со снимками свадьбы, закончившейся разводом, и не имела фотографий сына, когда тот был маленьким? Ведь матери всегда держат их в доме. Если только…

Он не был ее ребенком.

Брызги воды все еще висели в воздухе, мать держала фотоаппарат у лица, а отец продолжал смеяться. Ну как же я не догадался раньше: Лейла Кумали приехала с сыном в Бодрум три года назад, оставив мужа где-то далеко. Здесь у нее не было ни друзей, ни знакомых. Она могла рассказать людям все, что угодно.

Но если этот мальчик не ее сын, то кто тогда его родители?