Вечный сдвиг. Повести и рассказы Макарова Елена

– Я гуляка, я– гуляю!– отозвалось эхо.

20. Немецкий шпион в Хмелеве. Федот стоял на пригорке, за его спиной было Ивоново, а впереди– Хмелево, где, судя по словам ивоновской старушки, жизнь била ключом.

Окна хмелевских домов пускали солнечные зайчики, призывно мычали в хлеву коровы, и Федот вспомнил про отел из Кланиного письма.

«Теляток посмотрю,– умилился Федот,– с детства их не видывал. Чего ж я, дурак, в свою деревню не поехал?– подумал он и вздохнул. Деревни его и в помине не было, смела ее коллективизация, и семьи не осталось: кого немцы убили, кого Сталин.– Ничего, отыщу Петю с Нюрой, и будут у меня новые родственники».

Федот постучался в первый от края дом. Открыл ему мужичонка в поддевке.

– Чё нады?

– Белозеровых,– ответил Федот и прибавил:– Петю и Нюру.

– Кем будете?

Федот представился.

– Нет, кем им будете?

– Родственник.

– Нет у них никаких родственников.– Мужичонка с явным недоверием глядел на Федота сквозь кустистые брови.– Вали отседа, шпиён немецкай,– сплюнул он сквозь зубы и закрыл перед Федотовым носом дверь.

«От горшка два вершка, а такой злобный,– подумал Федот, присаживаясь на узкую скамью у соседнего дома.– С другой стороны, я– чужак, а значит, иностранец. Иностранец– значит, немец. Немец– значит, шпион».

– Явился, шпионская морда!– Огромная баба, уперев руки в боки, нависла над Федотом.– На кой ляд мы тебе, фашистское отродье? Тряпками нас брать решил!– сказала баба и покосилась на пустые руки Федота.– Мы тебе Паланьку не покажем. Ростила твоих детей, голодовала, а ты тут и явилси не запылилси. Езжай в свою Германию, сучий потрох. Ишь, заездили– креста на вас нет!

Вскоре вокруг Федота собралась вся деревня.

– Забить его нады, вот что!– мудрил народ над Федотовой головой.

– Сперва разберемся,– сквозь толпу протискивался парень с обожженной бровью.– Кем будешь, отвечай.

Федот снова представился, спросил Белозеровых.

– Не по адресу явился,– сказал парень и дернул обожженной бровью.– Белозеровы давным-давно в Пестово перебравши.

– Вот и есть, что шпион,– подхватили бабы,– раз по старому адресу явился, значит, подослан.

– Не гундеть, бабы,– шикнул на них парень и велел Федоту следовать за ним.– Яша,– представился он, плотно прикрыв за собой дверь,– местное начальство.

В сенях они уселись на лавку и Яша предложил Федоту сложиться, чё резину тянуть!

– Не пью,– отказался Федот по причине отсутствия денег.

– Разговор всухую не состоится,– дернул бровью Яша.– Ты мне народом доверен. У нас на Октябрьские немец к Паланьке приезжал, разведчик. Муж якобы бывший. В плен попал, там и остался. С целым чемоданом подарков явился, на подкуп рассчитывал, мы его всей деревней взашей выперли. Бабы до сих пор в страхе ходят.

– Какой же я немец! Ты посмотри на меня,– сказал Федот и закурил «Родопи».

– Обычный, замаскированный! Нам старшина случаи рассказывал.

– Ты Белозеровых знаешь?– перебил его Федот.

– Откуль мне их знать…

Стало ясно– без бутылки не обойтись. Федот снял часы и протянул Яше.

– Немецкие?– испытывал его Яша.

– Какая тебе разница, чьи пропивать,– буркнул Федот.

– Верно,– согласился Яша и вернул часы. Он принес откуда-то бутылку, сковырнул алюминиевую пробку зубами.– Пей,– указал он ему на стакан с мутной жидкостью,– а я посмотрю. Выпьешь– значит, наш, задохнешся– ихний.

Федот «задохнулся», такой гадости он давно не пил.

– Шпионская морда,– дернул бровью Яша,– фашист недорезанный.

– Где тут у вас сортир?– спросил Федот.

– Во дворе, за околицей!– заржал Яша.– Иди, а то обоссышься!

Покачиваясь, Федот вышел во двор. В хлеву мычал теленок, хрюкали свиньи, и это уже не радовало Федота, как поначалу.

21. У ивоновской старухи. Мальчишки провожали камнями до самого Ивонова, и Федот дорогой вспомнил Иисуса и всей душой пожалел его.

– Что, милок, разузнал про Белозеровых?– участливо спросила старуха.

И Федот, неожиданно для самого себя, приподнял ее и поцеловал в дряблые щеки.

– Печь уж не истопить, чайник грею на керосинке.– А так я печечку любила, все думала– собраться ивоновским старухам вместе, лечь на печку и помереть в одночасье. Я ить поболевши, гной из костей тек. Одна присоветовала конфетные бумажки к болячкам приладить. Приладила, дак знаешь как помогло. Все отсосало. Ить жизнь наша несклепистая…– Старушка со свистом втягивала в себя чай.– Все колготисси и колготисси. А был бы человек надувной, утром встал, надулси, пошел на фирмы. Вечером раздулси и лег спать.

– У меня, бабушка, тоже жизнь не сахар,– пожалился Федот.– Сидел я смолоду при Сталине в тюрьме,– Федот подыскивал понятные слова,– и была у меня там жена– Маша Белозерова. Жили мы с ней душа в душу, а председатель тюрьмы осерчал на Машу и перевел ее в другую тюрьму. Так мы с ней и потерялись.

– Ить за что ж так?– пожала старуха костлявыми плечами, бугорками выступившими из-под мужского пиджака.

– Ты про Сталина слыхала?

– Может и слыхала, память-то у меня теперь короткая, потому как годы мои глыбокие.

– Мне тоже без году шестьдесят,– сказал Федот, помешивая ложкой мутную жидкость.

– Эт еще поживешь,– утешила старуха,– ить ты вон как шибко баранок хрупаешь, значит, еще поживешь.

– А как тут, бабушка, до Пестова добраться?

– Не подскажу. К магазину иди, там подскажут. А ты веруешь?– вдруг спросила старуха.– У вас в городи церьквы есть?

– Есть,– оказал Федот, оставив первый вопрос без ответа, поскольку вопрос этот, по выражению Машеньки, был альфой и омегой его жизни.

Зверье у вас водится?– спросил Федот.

– Водицы, еще как водицы, ить мы со всех сторон в лесу. Недале, как на Великий пост Ваня Беляков трех волков на Хмелеве подстрелил.

«Ваня Беляков, Ваня Беляков… Неужто тот самый Ваня Беляков из Кланиного письма, который холодильник “уставил”?»

– А где он живет?

– В Хмелеве, в крайней избе у леса.

22. Из Хмелева в Пестово. Завидев шпиона, бабы выставили заслон, но Федот одолел и это препятствие и без стука вошел в указанную старушкой избу.

– Ты Ваня Беляков?– спросил он у молодого парня.

– Ну я.

– Ты Вере холодильник устанавливал?

– Ну я, а че? Я все путем уставил. На них снижение было. А ты кто такой? Контроль?

– Никакой я не контроль. Я– Кланин знакомый.

– Погодь, погодь,– остановил его Ваня.– Сначала под Белозеровых копал, теперь до Клани добрался!

После долгих разъяснений Федот из шпиона превратился в званого гостя. В честь Федота в Ваниной избе гуляла вся деревня. Бабы наперебой угощали его парным молоком и творогом, Яша от стыда не знал, куда глаза девать, поскольку Хмелевский народ, приняв Федота, как дорогого гостя, теперь окрысился на дурака Яшку.

– Ить как там в городе живецы, хоть одним бы глазком взглянуть, а Кланя што– в лихте работает?

Ваня жарил на гармошке, бабы, не стыдясь детский ушей, в полный голос распевали похабщину, некормленый скот мычал и бился в закрытые ворота.

Спать Федота уложили на теплую печку, и наутро Ваня повез его в Пестово.

Федот сидел на прицепе, дорога дрожала под трактором, деревни Мосейково, Куземкино, Манаково неожиданно возникали в густом ельнике и терялись в лесу. Все словно вымерло. Федот тщетно искал признаки жизни, только раз он приметил белье на веревке. В лесу у деревни Поземы Ваня остановил трактор, спрыгнул с прицепа, навел ружье и выстрелил.

Что-то взвыло и взвизгнуло. Окровавленный волк со стеклянными глазами лежал в десяти метрах от трактора.

– Зачем ты его?– вырвалось у Федота.

– Пусть не ходит, где не попадя,– ответил Ваня изалез в кабину.

За Поземками лес расступился, дав место просторам брошенных полей. Прошмыгнул заяц, и Федот замер. Но зайца Ваня не тронул: или не заметил, или поленился браться за ружье.

23. Два Ивана. Оставив трактор на автостанции, Федот с Ваней Беляковым вышли в город, застроенный двухэтажными коробками.

– Тьфу, нечисть, никак памятник гуляет,– осклабился Ваня.

– Кого я вижу!– Иван Филиппович в кепочке, надвинутой на лоб известным способом, шел навстречу Федоту.– Какими путями?

– А ты какими?– спросил Федот, поддерживая перепуганного Ваню под руку.

– Триптих устанавливаю на Пестовской свиноферме,– сощурился Иван Филиппович.

Находясь меж двух Иванов, Федот загадал желание. А желание было одно– найти Машиных детей.

– Ить как живой,– пялился Ваня Беляков на Ивана Филипповича,– вот те крест, у нас такой на площади стоит!

– Ленин всегда живой,– сказал Иван Филиппович и проследовал своим путем.

– Оборотень!– закричал Ваня Беляков и дал деру.

24. Федот долго плутал по Пестову. Лишь к вечеру нашел он дом Нюры Белозеровой, теперь она звалась Аней Пековой. Она была беременна и строчила пеленки. А Федот сидел на софе и пил из бутылки напиток «Здоровье».

– Вы маму не помните?– спросил он.

– Помню,– Аня склонилась над машиной и зубами перегрызла натку.– Но очень плохо. Она умерла, когда мы были совсем маленькими.

– Умерла?

– Кажется,– Аня остановила колесо.– Или под поезд попала.

– А Петя?

– Петя в детдоме умер.

– Печально!– вздохнул Федот и решил больше вопросов не задавать. Женщину в таком положении волновать нельзя.

Федот всматривался в Аню, пытаясь узреть в ней Машины черты.

– Подурнела,– сказала Аня,– в зеркало глядеть тошно. Вот мама всегда была красивой,– указала она на пустую стену.

– Ласковый ты мой, родненький,– сказала Маша, мелькнув за цветастыми обоями,– выполнил просьбу.

– Видели?– спросила Аня, положив руки на острый живот.

– Да,– ответил Федот и увидел другое– Аня как две капли воды походила на мать.

«Зачем, ну зачем разлучил нас мерзавец Терехов!– вздохнул он, представив Машу с таким вот острым животом.– Родила бы она, и зажили бы мы с ней душа в душу».

– Вы, верно, мать мою знали?

– Знал,– сказал Федот, застегивая плащ.

– И отца?

– Отца не довелось.

– Он у нас тоже куда-то подевался. Мы в детском доме росли,– сказала Аня и сняла одежную щетку с крючка из-под зеркала.– Извините, я вас почищу, вы где-то сели неудачно.

Движения у Ани были точно материнские, неторопливые, четкие, пальцы не топырились в разные стороны, а плотно прилегали друг к другу. Продолговатое лицо с ясными неяркими глазами, нос с небольшой горбинкой, мягкие губы. Тихая улыбка мерцала в каждой черточке простоватого лица, и Федот подумал, что такой, наверное, и Маша была до всего.

– Разбойник,– улыбнулась Аня потрескавшийся губами,– прямо в бок лягается!

«Я потеряла облик женщины-матери»,– проговорил он про себя строку из Машиного письма.

– Что с вами?– спросила Аня, вешая щетку на место.

– С дороги устал,– ответил Федот.

– Так прилягте да вздремните,– сказала Аня и расстегнула пуговицы на Федотовом пальто.

Федот лег на софу и уставился в пустую стену. Стрекотала швейная машинка, громко тикал будильник.

25. Идейно-художественный уровень. Очнувшись, Федот первым делом кликнул Ивана.

– Чего тебе?– отозвался Иван.– С ума, что ль, спятил? Чего ты зовешь меня каждую минуту?

Федот сел. Голова гудела, тело ломило. Он подошел к зеркалу, расчесал на косой пробор жидкие сизые пряди, отер щетину.

Нацепив очки на нос, Иван читал журнал «Художник».

– Тут про нас,– сказал он.– Про тебя что ль?

– Нет, про всех нас,– пояснил Иван,– внимай, батенька.

«Союз художников берет на себя социалистическое обязательство повышать действенность всех организуемых мероприятий, направляя их на обеспечение надлежащих условий для создания произведений высокого идейно-художественного уровня».

Иван уважал печать. За чтением газет он расслаблялся душой и телом и терял бдительность. В такой момент он мог одолжить двадцать копеек и угостить пивом.

– Иван, взглянул бы ты еще разок на мою бабу? Что-то я с ней запутался.

И Иван Филиппович безо всякого ворчания направился к Федоту. Вооружившись железякой, он принялся соскребать сухую глину, а дойдя до мякоти, взял доску и стал лупить ею по бесформенным ляжкам богини. Иван с удовольствием лупил ее, можно даже сказать, со страстью.

– Не знаешь ты, Федот, своего счастья,– вздыхал Иван, шлепая доской по глиняным телесам богини,– молодость лепить– это, Федот, радость неизъяснимая. Сходи-ка ты домой, приведи себя в порядок! Побрейся, переоденься. Жену не любишь, бабу заведи! Я вот без своей не могу.

– А как же Инесса Арманд?

– Я на глупые шутки не обижаюсь,– надулся Иван, но все же не ушел к Лениным.

– Я еще полеплю,– сказал он, добавляя глины к обеим грудям.– А то сделал ей козьи сиськи!

Иван вошел во вкус, и Федоту ничего не оставалось, как оставить его наедине с богиней.

26. Уркаганчик и Красногрудочка. Федот не узнал Клотильду. На ней был капор с атласным бантом под подбородком, от драпового пальто за версту несло нафталином и одеколоном.

– Кристальненький, еле вас отыскала! Миша в опасности, едем. Нас ждет такси, вопросов не задавайте.– Клотильда зажала Федоту рот красной перчаткой.

В дверях появился Иван.

– Уркаганчик,– воскликнула она, и Иван Филиппович заключил Клотильду в объятия.

– Как ты меня узнала, Красногрудочка? Неужели я не изменился?

– Ты стал еще лучше! Теперь ты– вылитый Ленин!

С этими словами Клотильда схватила Федота под руку и выволокла из мастерской. В машине она написала: «Мишу взяли по делу Соколова, мы едем к его бедной мамочке, это наш гражданский долг. Она живет на 9 этаже. Доедем до 9-го, поднимемся на 10-й и спустимся на 9-й».

Федот согласно кивнул.

– Нож при мне,– сказала она, и шофер вздрогнул.

– Езжайте,– Клотильда кулаком двинула его в спину,– не оборачивайтесь.

27. Мать героя. Их долго рассматривали в глазок.

– Штейнман, боевой товарищ Миши,– отрекомендовалась Клотильда, когда «бедная мамочка» открыла им дверь.– Я сочувствию вам, как мать матери.

– Низко кланяюсь,– ответила она,– но видеть вас не желаю. Вы втянули моего сына в грязное дело!

– Я?– Клотильда вплотную подступила к матери Миши.– Я?!

– Вы, вы!– вторила перепуганная мать.– То запрещенную литературу вымогали, то с подозрительными людьми знакомили. Вот это кто, например, такой?– указала она на Федота.

Клотильда сунула руку за пазуху.

– Не горячитесь,– остановил ее Федот.

– Не знала я, что у героев матери– суки!– произнесла Клотильда, и ее подбородок врезался в нижнюю губу.– Фонд поручил мне передать это вам,– сказала она и вынула из сумочки конверт.– Я выполняю свой долг.

– Шантажистка,– закричала женщина,– я милицию вызову.

Клотильда разорвала конверт на мелкие части, из дрожащих рук посыпались красные кусочки.

– Едем, солнечный!– скомандовала она.

Они вышли из квартиры и подошли к лифту.

– На какой нажимать?– спросил Федот.

– На двенадцатый, потом на первый. Пусть теперь денежки склеивает! На «Аэропорт»,– скомандовала Клотильда шоферу и, тяжело дыша, влезла в машину.– Теперь вы понимаете, зачем вы мне понадобились? Мне нужен был живой свидетель, и вы стали им.

28. Лифт подымает троих, а опускает двоих. У сигаретного киоска Федот нос к носу столкнулся со старым приятелем Клячкиным, недавно попавшим в опалу.

– Привет, старик!– сказал Клячкин так, словно поджидал его.– Дело есть,– Клячкин был на голову выше Федота, и, чтобы сказать то, что не должно быть услышанным никем, кроме Федота, ему приходилось пригибаться.– Ты от Виктора что-нибудь имеешь?

– Имею. Пачку писем с описанием Пизанской башни.